Книга: Толстая тетрадь - Агота Кристоф

Вы, как только война кончится, — все герои. Умер — герой. Выжил — герой. Калека — герой. Оттого вы, мужчины, ее и выдумали. Это ваша война.

Время страшное, жестокое, и особенно трудно в такие моменты детям. Особенно, если мать привезла и оставила их у бабушки - вроде там безопаснее. НО:

Мы зовем ее Бабушкой. Люди зовут ее Ведьмой. Она нас зовет «сукиными детьми».

Первая часть книги - вроде как записи в толстой тетради двух близнецов, настолько близких, что они - просто "они", без имён и уточнений. Им лет по 9-10. Естественно, что их дневник стилистическими тонкостями не блещет. Зато он просто перенасыщен жестокими сценами, свидетелями или участниками которых пришлось быть детям, в том числе разнообразнейших сексуальных извращений, включая зоофилию. После войны ребята оказываются разлучёнными: один перешёл границу, второй остался в бабушкином доме. И я лично довольно долго не чувствовала подвоха: а было ли их двое или это из детских фантазий - выдуманный брат, навроде Карлсона? Так и не выяснилось, во всяком случае, по моему мнению.

Так я смог купить бумагу, карандаш, резинку и толстую тетрадь, в которую я записывал свою первую ложь.

Лукас, который, возможно, вовсе и не Лукас, Клаус, который, вероятно, не Клаус - имеем ли мы дело с душевной болезнью? С раздвоением личности? С буйной фантазией? Как бы то ни было, читать книгу сложно из-за её нарочито топорного языка. Чтобы не быть голословной - пример диалога:

Лукас говорит: — Ты мой сын. Я не хочу других детей. Он показывает свою забинтованную руку: — Знаешь, ты сделал мне больно? Мальчик говорит: — Ты тоже сделал мне больно, только ты этого не знаешь. Лукас говорит: — Я не хотел делать тебе больно. Я хочу, чтобы ты понял одну вещь, Матиас: единственный, кто мне дорог на свете, — это ты. Мальчик говорит: — Я тебе не верю. Одна Ясмина любила меня по-настоящему, и она умерла. Я тебе много раз это говорил.

Постоянное настоящее время, не безграмотные, но какие-то эмоционально ровные, рубленые фразы - всё сложно. И при этом книга не отпускает, вызывая подспудное желание понять, что вообще происходит, а когда понять не получается - некий душевный ступор... Однако вопрос "что это было?", часто задаваемый в конце непонятых книг, у меня не возник. Мне показалось, что я поняла, что хотела сказать писательница, и вот квинтэссенция смысла:

Слово «любить» — это не надежное слово, ему не хватает точности и объективности.

Кто как может, то так и любит. Кто как умеет, так и живёт. Или выживает...

Основанные на реальных событиях, все три произведения повествуют о жизни двух братьев близнецов во время Второй мировой войны. Простым, но не блеклым, языком братья описывают лишения, столкновение с жестокостью и болью, испытания, которые им приходится пройти, и которые они устраивают сами себе. Основное отличие от других книг, посвящённых теме войны, состоит в том, что читатель в определённый момент теряет веру в правдивость рассказчика. Погружаясь в описанный мир, однажды перестаёшь критически мыслить, доверяя каждому слову и именно тогда автор переворачивает всё содержимое, поменяв всё представление о сказанном ранее, вызывая тем самым неописуемый восторг.  Показывая факты и цинизм войны, глазами беспомощных детей, можно ощутить бесконечные толпы мурашек и промозглого ужаса. Некоторые эпизоды, что указаны в книге выглядят, как попытка шокировать и через зародившуюся негативную эмоцию, вызвать отторжение к любому виду насилия. Стилизация языка под повествование детей не выглядит скучной. Он остаётся достаточно литературным и способен выполнять весь список необходимых функций, увлекая в рассказ и оставляя десятки эмоций. Какой бы грустной ни была книга, она не может быть такой же грустной, как жизнь... Трогают её описания местности, отношения с бабушкой, тяготы и лишения и эпизоды, которые внушают ужас, впитав в себя дух отвращения к происходящим картинам. Но больше всего интересует запутанность. С течением времени прочтения, становится непонятно, где Лукас, а где Клаус и читателю предоставляется возможность самому решать загадки собственного и авторского интеллекта, пробираясь сквозь написанный текст. Книга по праву считается одним из самых безжалостных романов ушедшего столетия, где с самого первого слога берёт читателя, своим построением предложений, цинизмом, сложностью и простотой, вписавшись в единое целое повествование, которое для многих становится трудновыполнимой задачей в виде цели прочесть до конца... Но это обязательно стоит начать и пытаться закончить...

"Мы приезжаем из Большого Города. Мы ехали всю ночь. У мамы красные глаза. Она несет большую коробку, а мы, два мальчика, несем по маленькому чемодану, в которых лежат наши вещи, и еще мы несем папин толстый словарь. Словарь мы несем по очереди, потому что у нас устают руки. Мы идем долго. Дом бабушки далеко от станции, на другом конце Городка. Тут нет трамваев, автобусов или машин. Ездят только несколько военных грузовиков.

На улицах совсем немного людей. Городок очень тихий. От наших шагов по мостовой отдается эхо; мы идем молча, мама идет между нами. Когда мы подходим к калитке бабушкиного сада, мама говорит:
- Подождите меня здесь.

Мы ждем немного, а потом входим в сад, обходим дом и приседаем под окном, из которого слышны голоса. Мама говорит:
- Дома стало совсем нечего есть, там нет ни хлеба, ни мяса, ни овощей, ни молока. Ничего. Я больше не могу кормить их.
Другой голос отвечает:
- И ты, понятно, тут же вспомнила обо мне. Десять лет ты обо мне и не думала. Не приезжала. Не писала.
Мама говорит:
- Вы знаете почему. Я любила отца.
Другой голос говорит:
- Да-да. А вот теперь ты вдруг припомнила, что у тебя и мать есть. Приехала вот и просишь помочь.
Мама говорит:
- Для себя я ничего не прошу. Я хочу только, чтобы мои мальчики пережили эту войну. Большой Город бомбят день и ночь, продуктов нет. Всех детей эвакуируют в деревню, к родственникам или даже к чужим людям - куда-нибудь.
Другой голос говорит:
- Так что ж и ты не отправила их к чужим людям, куда-нибудь?
Мама говорит:
- Это ваши внуки.
- Внуки? Да я их и не знаю. Сколько их?
- Двое. Два мальчика. Близнецы, двойня.
Другой голос спрашивает:
- А куда ты дела остальных? Что ты с ними сделала?
Мама спрашивает:
- Каких остальных?
- Суки приносят в одном помете по четыре или пять щенков. Обычно одного-двух оставляют, а остальных топят." (с) Агота Кристоф

О книге сложно говорить, потому что пересказ содержания или даже самый тонкий намёк, несмотря на в некоторой степени, известную сущность происходящих событий — в корне испортит впечатление от прочтения произведения и осознания текста. Содержание порой является мерзким, отвратительным и неоднозначным, но именно это содержимое определённо вызовет спектр эмоций и не заставит скучать. Здесь есть, что цитировать и над чем размышлять. Книга частично даёт понять собственную степень восприятия цинизма, насилия и прочих непотребных вещей. Война это ведь не только когда кричат: "За Родину!" и бегут с гратами под тяжёлые танки. Книги об этих событиях это не только перестрелки, стон раненых солдат, но и часто что-то другое. Дружба, предательство, моральные принципы, совесть... Здесь тоже о чем-то другом вперемешку с войной. Взросление, отношения, поиски себя и способы убежать от детства, что впитало в себя взрывы взорвавшихся бомбардировок. Данный роман представитель нетипичной постмодернистской литературы, где по-разному говорят о войне. Иногда напрямую, порой через призму метафор или сквозь мерзость. А о войне точно не стоит молчать, как и не допускать появление новых причин, чтобы о ней говорить. Лучше, как всегда...

"Читайте хорошие книги!" (с)

Но вдвойне удивительны утверждения по типу "это сложная книга, вы просто её не поняли". Нет уж, сложно — это метафизика и Dasein Хайдеггера, "Улисс" Джойса... да хоть "Роза Мира" Андреева :)

В "Толстой тетради" же ничего сложного нет, прям совсем. Это довольно переоцененная треш-литература, местами еще и бездарно написанная, причем как стилистически, так и структурно.

Не хочу тут много букв писать, пересказывать сюжет и т.д. Пусть лучше подытожит вместо меня эксперт Олежа:

1-я часть: сомнительно... но окээээй.
2-я часть: ну это п****ц какой-то просто! Ну сколько можно?
3-я часть: я не хочу с этим говном жить просто, я хочу это забыть.

Любимая мама отвозит мальчиков-близнецов в деревню к бабушке. К этому предложению стоит добавить то, что война, мама отвозит детей из города, где нечего есть и бомбят; мама сбежала от бабушки, и та проклинает и ее, и ее отродье. Справедливости ради, Бабушка таки берет их к себе, правда еду придется зарабатывать, мыться и чистить зубы не придется, письма и передачи от мамы они не увидят. В такиз условиях они тренируют силу воли, и это ужасающе - ведь это действительно то, как должна быть изуродована психика, чтобы выжить.

Вторую часть я абсолютно не поняла, но продолжала читать, чтобы понять "что это было". Ну или хотя бы спросить у кого. Прорвавшись через нее, правда, я была рада третьей части - и на самом деле лично для меня как раз третья часть перевернула книгу в лучшую сторону.

В каждый момент времени кажется, что вот сейчас ты все понял и худо-бедно принял, а на следующей странице снова тонешь в недоумении, пытаешься нащупать дно. Но дна нет, и ты ныряешь все глубже и глубже в пучины чьего-то, непонятно чьего страдающего и травмированного сознания.

Если вы не любите «ненадежных рассказчиков», даже не смотрите в сторону этой книге. Это ненадежность в первосходной степени. Даже после окончания книги невольно ловишь себя на мысли «Это точно все? Или ждать очередной зигзаг?».

Трилогия проходит хитроизломанный путь от ницшеанской юности в духе Сверхчеловека до дряхлеющего кафкианского абсурда. Наверное, она сама по себе законченная и закономерная именно в виде триптиха, но для меня первая часть осталась максимально законченной и кристальной, не требующей никаких дополнений. Стылый и абсолютно безэмоциональный ужас войны как он есть, где никто больше не способен реагировать на происходящее, чтобы не сойти с ума.

А вот нагруженная взбрыками и рокировками второй и третьей она начала создавать обидное ощущение фокуса, который ты принимаешь за чистую монету. А это ощущение обманутости в книгах я не очень ценю. Даже несмотря на то, что каждая следующая глаза, словно карта, которая выкладывается во все расширяющийся сложный пасьянс, правил которого ты не знаешь. Да и есть ли правила?

Никогда не взяла бы в руки книгу после прочтения такой аннотации, но многие книгоблогеры прям под сильным впечатлением от неё, от треща внутрипроисходящего. По мне как раз его то тут и не хватило, а я так надеялась

В каких-то моментах в книге было тошно и противно, в каких-то жалость затмевала глаза, а в каких-то меня раздирали непонятки и вечно крутился вопрос: узнаю ли я правду и когда же это наконец произойдет?! Но это было в начале на первых 150 страниц, меня прям зацепило, интрига. Автор рассказывает про выживание в военное время двух братьев-близнецов. Как мать их отвезла к бабушке, как бабушка заставляла их работать, как они пытались выжить в голодное время. Следующие 150 страниц повествуют нам о том, как братья разлучились и как жили друг без друга. А вот все остальные страницы дикого бреда: сон, явь, ложь, правда. Я настолько запуталась, что так в конце и не поняла: а были ли близнецы или это бред сумасшеднего?

Ведь обычно, читая любое произведение, вы погружаетесь в него, как в историю жизни, а тут какая-то жизнь, но чья?? И вроде не фантастика, но все так сказочно.

Сильно задела меня чёрствость близнецов к насилию и смерти, вот прям как роботы бесчувственные и ведь не война тому виной и не равнодушие окружающих, видимо, сбой в психологической составляющей и винить за это некого. Финал книги вообще не поняла, будто автор вообще не хотел заканчивать книгу.

Итог: я не оценила сего произведения, не осталось у меня послевкусия, хотя читалось легко и быстро из-за множества диалогов. Но язык повествования слишком резок, может это и перевод, но что-то мне подсказывает, что это стиль написания такой резкий и рваный.

Я затрудняюсь даже оценку поставить и не буду.