Текст книги "Обратная сторона радуги"

Глава 1

Утро понедельника началось громко шумно и до безобразия рано. Крики и звон разбитого стекла ворвались в мой беспокойный сон, разнося волны оглушительной головной боли. Я подняла глаза на бессовестно тикающий будильник. Пять тридцать! Черт возьми, у меня отняли целый час сна!

Вопли за стеной сменились плачем и неясным до боли знакомым бормотанием. И все сразу стало ясно – мой нерадивый папаша в очередной раз решил навестить меня, свою любимую кровиночку, после очередных бурно проведенных выходных. Но вот беда, на его пути попалась бывшая жена, по совместительству являющаяся моей мамой. И, конечно же, в нетрезвом мозгу папеньки не нашлось идеи лучше, чем начать ругаться с мамой.

Каждый пьяный стон отца, как, впрочем, и всегда, поднимал внутри чувство отвращения и злости. Да какое право он имеет на то, чтобы постоянно врываться в мою тихую жизнь, принося одну головную боль?! Ноги сами собой подняли меня со старенького скрипучего дивана, и я яростно распахнула дверь.

Отец в крови и осколках зеркала полулежал на еще вчера чистеньком бежевом линолеуме, а мать, сжав руки в кулаки, грозно нависла над ним. Вообще моя мама всегда походила на дюймовочку, маленькую изящную куколку с большими карими наивными глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Сейчас же она нависла над отцом, будто Гингема над Элли. Ее каштановые волосы торчали в разные стороны, а глаза готовы были метать молнии. Хотя нет, сравнение моего отца с Элли это нелепо, скорее уж он походил на Страшилу, который вечно искал свои мозги.

– Ева! Закрой дверь с обратной стороны! – голос матери дрожал от бушевавших внутри нее эмоций, и я бы последовала ее приказу, если бы в этот момент отец не завалился на бок, размазывая кровавые следы по синим цветочкам на обоях, а затем застонал, нет, завыл!, от боли. Мамино внимание переключилось на него.

– Замолчи! Ничтожество! Пошел вон из моей квартиры! Ты бессовестный, отвратительный…

Внутри меня что–то щелкнуло, и я непроизвольно кинулась к отцу, пытаясь параллельно найти взглядом что–то хоть отдаленно напоминающее бинт. Меня сразу обдало тошнотворной волной перегара, табака, затхлости и грязи.

– Мама, пожалуйста…! – я присела на пол и попробовала оттащить папашу из груды осколков, но его пьяное сознание не намерено было мне помогать. Он просто сидел и стонал.

– Прекрати сейчас же! – мать схватила меня за плечи, – Не смей прикасаться к этому! Он наверняка болен чем–то заразным!

– Но он истекает кровью! – мне все же удалось вытащить руки отца из осколков, – Помоги мне!

– Что–о? – мама встала в позу «руки в боки», а ее голос задрожал от возмущения, – Он пьет дни напролет, кочует от женщины к женщине, ворует наши с тобой деньги, да еще и разбил мое любимое зеркало! Помочь ему? Такого как он спасет только могила!

Мать развернулась и с высоко поднятой головой скрылась за дверью кухни.

– И чтобы к твоему уходу ноги его в нашем доме не было! – донесся до меня гневный возглас матери.

Меня это совершенно не напугало. Слишком хорошо я изучила мать. Сейчас она накалена до предела, но пару часов спустя она остынет и, может быть, даже мысленно пожалеет отца. Но это произойдет уже на работе, поэтому сейчас необходимо как можно быстрее оттащить нерадивого папашу в комнату и попытаться хоть немного обработать его раны. Если конечно я не грохнусь в обморок от витающего вокруг него амбре.

– Пап, – я заговорила шепотом, – Если ты сейчас мне не поможешь, то мама выкинет на улицу нас обоих, – я предприняла усилие, и отец немного приподнялся с грязного пола, – Ну же!

Путь до нашей небольшой спальни равный двум нормальным человеческим шагам мы преодолевали невыносимо долго, и это практически отбило у меня желание помочь этому когда–то родному человеку. Но взяв свою волю в кулак, я все же усадила папашу на пол, облокотив на стену и найдя полотенце, поплелась в ванную, чтобы предпринять меры по очистке рук отца от крови и грязи.

К тому времени как хлопнула входная дверь, а хлопнула она довольно грозно, потому как мама по–прежнему была все в том же яростном настроении, так вот, к тому времени я уже успела мало–мальски обработать раны нерадивого родителя и даже замотать его ладони бинтом. Решив, что этого будет достаточно, я собрала все осколки в прихожей, а затем достала свою потрепанную школьную форму и направилась переодеваться в единственную комнату с уцелевшим зеркалом – в ванную.

Ничто не может испортить сегодняшний день. (Интересно, если повторить эту фразу раз пятьдесят, я поверю в это?) Сегодня должно было случиться мое самое–самое первое свидание. Свидание с настоящим парнем. В настоящем кинотеатре. Эта мысль заставляла мой живот скручиваться в узел, а сердце биться в три раза быстрее.

Нет, правда, в мои неполные шестнадцать лет в моей жизни не было ни одного свидания с парнем. А для моего поколения – это не что иное, как проявление странности и дикости. Хотя мне это понятно – у меня нет новой модной одежды, я не хожу на все эти шумные вечеринки, совсем не пользуюсь косметикой, в общем, веду себя довольно скромно. Кому–то это может показаться странным, но на самом деле все просто: мама ставит меня на ноги совсем одна, поэтому приходится помогать по мере возможностей. Тут уж не до развлечений.

И в то время как другие гуляют и развлекаются я много работаю. Вот примерный перечень моих начинаний: промоутер, официант, посудомойка и даже расклеиватель объявлений. К слову сказать, мама категорически против того, чтобы я зарабатывала деньги, по этой причине иногда приходится кривить душой. Либо усердно готовлюсь к поступлению в университет. Мама с раннего детства втолковывала мне в голову, что самое главное получить профессию, чтобы не таскать ведра и швабры в школе, как она, нужно учиться, учиться и еще раз учиться. Вот я и учусь не покладая рук, головы и не отрывая попу от стула. Не скрою, жизнь моя конечно не сахар, но жаловаться некогда, некому, да и незачем.

Так вот, о свидании. Не всякий парень хотел бы встречаться (не все поймут, о чем я) с девушкой, которая выглядит как моль, одевается как моль, да еще и воспитывается уборщицей в своей же школе. Мать уборщица всегда вызывала множество насмешек и издевок. Стойко воспринимать все выливающееся на меня г…о я научилась лишь в этом году. Секрет прост – если начать игнорировать шутников, то и шутки закончатся.

Здесь, наверное, нужно упомянуть о том, что место, где я получаю знания не совсем обыкновенное. Все дело в том, что моя школа – особенная, и дети в ней учатся соответственно не обычные. Я же попала туда благодаря знакомству двоюродной тети моей бабушки с одной из завучей. Нет, из-за этих связей меня просто согласились протестировать и, к большому удивлению комиссии, мой детский разум оценили, как «выше среднего» и все же запихнули меня в среду обитания детей из высшего общества, где нищета моей семьи расценивалась как уродство. Поэтому с первого по восьмой класс самыми безобидными моими прозвищами были «свинарка», «нищенка» и «поломойка». В начале девятого класса я открыла тот самый «секрет», и наступило затишье. На мою персону просто перестали обращать внимание.

Возможно, конечно, все эти унижения прекратились, потому что на меня вдруг обратил внимание выпускник Роман Вульф. Красавец, спортсмен, и сын мэра нашего города – это все про Рому.

Как вообще наши жизненные пути могли пересечься? Элементарно. Успехи Ромы в школе заканчиваются ровно там, где заканчиваются стены нашего спортзала. Поэтому по всем предметам кроме физкультуры, Роме стандартно проставляли троечки. Если бы не принципиальная учительница английского языка. Дело в том, что Рому от школы посылают на соревнования в Лондон, тот самый, что is a capital of Great Brittan. И вот меня, вместо занятий по английскому как ученицу, занявшую первое место по областной олимпиаде, просят подтянуть Романа в знаниях.

Поначалу этот блондин с тонкими чересчур правильными чертами лица, накаченным торсом и вечной обаятельной ухмылкой показался мне полным, как бы помягче выразиться, идиотом. Нет, правда, никогда не встречала людей, которые делают по пять ошибок в простом слове «Hello» умудряясь написать это как «Xaloy». Но с другой стороны, не может же человек быть совершенен во всем. Возможно, Рома станет звездой волейбола или баскетбола. Для того, чтобы бить руками и ногами по мячику особых знаний не нужно.

В общем, спустя три месяца наших занятий я сумела добиться от Романа безошибочного рассказа на тему «о себе» на английском, а он сумел прочно поселиться в моих мыслях благодаря его шуткам, улыбкам и забавным ямочкам на щеках. Поэтому когда он позавчера позвал меня «сходить куда–нибудь на неделе» я чуть не упала на месте и даже переспросила о том, серьезно ли он это предлагает, вызвав тем самым милые ямочки на щеках от его улыбки и ответ «я же должен тебя отблагодарить». Затем Рома выбрал фильм (какую–то очередную пошлую американскую комедию, но вообще это было не важно) и решил, что мы пойдем на него в день премьеры первого декабря, то есть сегодня сразу после занятий.

И вот сейчас стоя перед зеркалом в старой заношенной темно синей школьной форме с растрепанными серыми волосами (хоть мама с бабушкой и называют их нитями серебра, для меня они все равно остаются серыми), синими подглазинами и слишком бледной кожей, я пытаюсь понять, могла ли моя серость зацепить Рому? Могла ли я рассчитывать на то, что такие парни как он действительно умеют смотреть не на оболочку, а на то, что находится внутри?

Моя рука нерешительно взялась за мамину тушь. В одном из журналов Лизы (это моя единственная подруга) я читала, что косметика помогает избавиться от комплексов и неуверенности в себе… Что ж, решив, что этот факт необходимо проверить, я аккуратно накрасила оба глаза, ну а затем решила проявить совсем уж не свойственную мне дерзость – взяла перламутрово–розовую помаду и провела по губам, а затем вновь перевела взгляд на зеркало. Что ж, стало немного лучше, а точнее немного менее серо. Теперь настал черед волос. Их я привычно заплела в колосок, решив, что на сегодня хватит экспериментов, и вышла из ванной, больше не оборачиваясь на зеркало. Потому что лучше, чем сейчас я выглядеть все равно не буду. Чувство уверенности, увы, так и не поселилось в моей голове, и зачем я читала эту дурацкую статью про косметику? Хотя, была возможность того, что мои комплексы настолько велики, что их не замажешь даже тонной помады.

Отец успел перебраться с пола на кресло и рассматривал свои руки с долей пьяного удивления, когда я уже одетая в пальто вошла в комнату за портфелем.

– Ева, – голос папаши оказался сиплым и дрожащим, как у дряхлого старика. Хотя ему вообще–то не так давно исполнилось тридцать девять лет.

– Пап, – я давно решила не вести никаких диалогов с алкоголиками, – Нам нужно выметаться отсюда. Мама будет в бешенстве, если увидит тебя дважды за сегодняшний день.

– Постой, – серые глаза отца (точ–в–точь мои) смотрели на меня умоляюще, – Воды. Принеси.

Успокаивая себя, я вздохнула и направилась на кухню, где раздобыла чайник с кипяченой водой и стакан.

– Ты мой ангел! – отец заговорил бодрее после третьего стакана, но его речь была невнятной. «Тзы мвой анзел» – вот что на самом деле сказал папаша.

– Твоему ангелу крылышки пообрывают, если он опоздает в школу, – с ним надо быть строже, когда он в таком состоянии. Это я уяснила из многолетнего опыта.

– Ева, – отец схватился за мои руки ладонями в бинтах, – За что она так со мной? Я люблю ее, тебя люблю…всех люблю…

Глаза папаши наполнились пьяными слезами. Мне стало неприятно.

– Пап! – я добавила жесткости в голос, – Нам нужно идти! Ты меня слышишь?

– А помнишь, я купил тебе сладкую вату и шарики в парке? – отец меня не слышал, – У тебя тогда были хвостики, как у белочки…ты смеялась…и мама смеялась…

– Мне тогда было три года! Хватит, – я оборвала слезливые воспоминания и стащила папу с кресла, а затем направилась к двери.

– Ты как она! – у отца в голосе поселилась обида, – Такая же… жесткая, грубая… Я твой отец! Помни это!

– Я помню, это ты забываешься! – не хватало мне еще сегодняшний день испортить пьяными выходками папаши.

– Ты не понимаешь…Ты моя дочь, мой ангел… А она нас разлучила! Из–за нее я такой! – папа вцепился в дверной косяк.

– Мама нас не разлучала, – я разжала его слабые пальцы, – Это ты ушел.

И зачем я с ним разговариваю?

– Она меня выгнала! А я вас любил! Ты – мое солнышко, мое светлое…

– Прекрати! Ты знаешь, как было на самом деле, – я начинала терять терпение.

– Да! Да, доча! – отец начал кричать, – Я плохой человек! Но я вас всегда любил! Твоя мать – вот кто сволочь!

– Не смей…!

– Да! – папаша, наконец, вывалился за входную дверь, я сразу же захлопнула ее, – Твоя мать могла бы простить меня! Сейчас бы катались…как сыр…ик…в масле! На мерседесе! У нас…ик…была бы семья! Ты … должна это понимать! Я не виноват…

Я замолчала и злобно пихнула пьяного родителя в кабину подошедшего лифта. Хоть он и не трезв, а знает, в какое место бить больнее всего. Конечно же, я помнила. Все помнила. Как нам втроем было хорошо, как папа с мамой любили друг друга, как меня водили в парк на карусели и покупали сахарную вату. Всю жизнь я думала о том, а что было бы, если наша семья не распалась. Если бы моя мама вместо того чтобы судорожно броситься на любую работу лишь бы прокормить ребенка, закончила бы университет. Если бы папа вместо того, чтобы спускаться все ниже по социальной лестнице смог бы и дальше работать инженером, добиваться успехов в своей профессии. Как бы все сложилось? Было бы всем от этого лучше?

– … и доча, я тебе одно скажу! – отец навалился на меня всем своим весом пытаясь обнять, – Я люблю тебя! Ты мой ангел!

Я кое–как вырвалась из пьяного захвата, взяла папашу под руку и мы выбрались из лифта. Вот он заладил со своим ангелом! До состояния «ангела» папаша на моей памяти еще не напивался. Что ж, Осталось забросить отца к его новой жене, (огромной женщине неопределенного возраста с таким же нетрезвым взглядом на жизнь) и можно отправляться в школу.

– Ева, – отца тянуло на разговоры, – Поговори со мной! Ты думаешь, я алкоголик? Я не алкоголик!

– А кто же ты? – я невесело усмехнулась.

– Я залечиваю душевные травмы! Твоя мать! Она меня искалечи–ила… забрала мою кровиночку–у…

– Папа успокойся, кровиночка рядом, – мы, наконец, добрались до нужного подъезда и, прислонив отца к стене, я набрала номер квартиры на домофоне.

– Ева! – отец испуганно и узнавающе рассматривал дверь, – Ты хочешь сдать меня этой женщине?! Ева!

– Папа, эта женщина – твоя законная жена, – в этот момент из домофона прохрипело грозное: «Володя?!», поэтому пришлось протараторить, – Галина Григорьевна, спуститесь, пожалуйста.

Из динамика полетела брань и какие–то непонятные звуки. Я решила не встревать в разборку между отцом и его очередной новой, на этот раз законной, женой, поэтому убедившись, что отец не в состоянии куда–либо сбежать, поспешила удалиться от подъезда.

Около школьных ворот я увидела знакомый упитанный силуэт Елизаветы в пуховике, которая нетерпеливо расхаживала взад–вперед и при этом, я уверена, ругалась и обзывала меня множеством разнообразных ругательств.

Елизавета Антонова была моей первой и единственной подругой за всю мою школьную жизнь, да и вообще единственной моей подругой. В первом классе только она не стала на меня кидаться и вела себя дружелюбно, хоть я и считала, что эта девчонка тоже из стайки «с богатыми родителями». И действительно, родители Лизы были более чем обеспечены, но это не сделало ее черствой и жестокой. Хотя, может это случилось потому, что подруга прекрасно понимала, каково находиться в моей шкуре. Лиза всю жизнь была…скажем, крупноватой. А дети – жестокие существа. И каких только кличек ей не придумывали, самой безобидной оказалась «свиное рыло». Ну а стоило нам подрасти, подруге начало доставаться из–за того, что она общается со мной. «Спонсор поломойки» – вот такая вот была ее последняя кличка. Приятного мало, но Лиза не была такой робкой, как я. В детстве могла и подраться с обидчиком, а сейчас отвечала колкостью на колкость.

– Ты… опоздальщица! – Лиза, наконец, заметила меня и улыбнулась, – Что на этот раз?

– Отец решил украсить мое утро легким ароматом перегара и речами о вечной любви, – коротко ответила я, зная, что подруга поймет. Лиза была в курсе моих семейных драм.

– Это же надо так сказать, – Лиза захохотала, – В тебе погибает писательница.

– Мечтательница, – поправила я подругу, – И медсестра. Знаешь ли ты, каково это – перемотать изрезанные руки невменяемому человеку. Я вот не знала

Мы направились к школе.

– Не принимай близко к сердцу. Когда–нибудь все это д…о закончится, – Лиза накинула на меня руку и хитро подмигнула, – Надеюсь, это не испортило твоего приятного предвкушения свидания?

Лиза действительно была в курсе всего, что со мной происходило. А еще, я уже упоминала о том, что она – одна из самых любопытнейших особ, которых я когда–либо знала?

– Да нет у меня никакого предвкушения! – я была убедительна, как актер, идущий на «Оскар», – Да и свидания никакого не будет. Просто два человека идут в кино. Вот и все. Мы же с тобой ходим в кино.

– Ага, – подруга хихикнула, – На «Ржачные каникулы». Ты бы ни за что не пошла на этот фильм, не будь это свиданием.

– А что, хороший фильм. Ржачный, наверное, – я улыбалась.

– Ага, для людей, у которых мозг с горошину. И…стоп–стоп–стоп, – Лиза остановилась и приблизилась к моему лицу на максимально близкое расстояние, – Ты накрасила ресницы! Ой–ой, берегись Ромочка, у тебя же еще и помада на губах! Это будет самое настоящее свидание! Ты готова, чтобы эта помада оказалась у Вульфа на губах?

Подруга состроила ехидную морду.

– Ли–иза, – кажется, я начала краснеть, – Прекрати! Я просто решила проверить ту статью про косметику в твоем журнале.

– В моем журнале? – Лиза захихикала, – Ты же не читаешь эту чушь, или перед свиданием можно? Искала статью о том, как соблазнить парня на первом свидании? Или пыталась понять, как правильно целоваться? Я надеюсь, ты не начала целоваться с помидорами?

– Тише–тише, – я шикнула сквозь смех, потому что мы вошли в школу, где было предостаточно посторонних ушей, – Не надо это при всех обсуждать!

– А я что? Я – ничего! Ладно–ладно, – Лиза заговорила шепотом, снимая пуховик и все еще хихикая, – Я готова молчать за домашку по геометрии.

– Это шантаж! Самый настоящий! – я хихикала и тоже начала приводить себя в порядок, – Только умоляю, ни слова, пожалуйста.

Подруга показала, что запирает рот на ключ и выбрасывает ключ за спину. Все как в детстве. Я рассмеялась и принялась искать тетрадь с домашкой в обмен на молчание.

– Ты знала, что мелкие дети те еще хитрюги? – мы шли в сторону сорок восьмого кабинета, и Лиза как всегда, решила нажаловаться мне на свою сестру.

– Что Алиса опять натворила? – я улыбнулась.

– Она заперлась от меня в ванной! И утащила айпад! Представляешь! Я в ее возрасте строила куличики в песочнице и в носу ковырялась, а она, видите ли, свинку пеппу решила посмотреть.

– И что в этом такого?

– Да то, что влетело от родаков то мне. Я же не уследила.

Я рассмеялась.

– Тебя обхитрил трехлетний ребенок. Из этой девчонки вырастет как минимум нобелевский лауреат.

Я искренне любила эту хитрюшку Алиску. Интересно, была бы у меня сестра, если бы родители не развелись? Или может, был бы братик похожий на маму – кареглазый малыш с каштановыми кудряшками.

– Ты так говоришь, потому что у тебя нету мелких. Будь ты на моем месте, ты бы с ума сошла за вечер от Алискиных выходок.

– Ты преувеличиваешь. Твоя сестра – маленький ангелочек.

– Она просто хитрая, вот и маскируется. Ладно, мне сегодня опять весь вечер с ней сидеть. Надо хоть в школе про нее не думать.

После первых трех уроков наступила большая двадцатиминутная перемена, которую Лиза очень любила, потому что открывали столовую. И это было больше, чем место для приема пищи, это было место сплетен и обсуждений. Я, конечно, сплетни не любила, но Лизу, рассказывающую очередную байку про одноклассников, слушала с упоением. Но Сегодня я с особенным нетерпением ждала эту перемену, потому что мой желудок упорно напоминал мне, что сегодня в нем ничего кроме холодного чая не побывало. Я даже решила, что внутри меня завелся кит, поющий грустные голодные песенки.

Мы заняли очередь в буфет, и Лиза как всегда принялась рассуждать о меню.

– Что мне взять? Суп или картошку с мясом? – лицо подруги стало таким, будто она решает теорему Ландау, – Я опять поправилась на восемьсот грамм. Надо садиться на диету.

– А смысл? – я хмыкнула, пересчитывая свои сбережения, – Твой вес как–то сказывается на твоем умении шевелить мозгами? А вот если ты будешь ходить голодная, то опять схватишь трояк и поругаешься с отцом. Оно тебе надо?

– Ты умеешь поддержать! Я придумала тебе новую кличку – Ева–антидиета, – Лиза рассмеялась, – А вообще, ты права. Нужно подкрепление мозга! И, пожалуй, я возьму еще вон тот пирожок. А ты что будешь?

– Пирожок с чаем, – я насчитала ровно двадцать рублей, которых хватало ровно на пирог с яблоком и чай.

– Ты серьезно? – Лиза округлила глаза, – Ты хоть завтракала?

Я не умела врать, поэтому просто передернула плечами.

– Нет, ты будешь еще картошку с мясом, – подруга зашептала, – И убери свои деньги! Сегодня моя очередь платить.

– Прекрати, – я шикнула на подругу, краснея от стыда, – Моя очередь платить никогда не наступит. Лиза, прекрати…

– Поздно, – подруга улыбнулась и, выставив поднос перед кассой, затараторила, – Нам две порции картошки, одну порцию супа, два пирожка с яблоком и два чая. Спасибо.

По–моему вся кровь моего организма прилила к моим щекам, пришлось отойти к столу, который был фиктивно закреплен за нами. Почему фиктивно? Потому что в нашей столовой каждый садился туда, где ему больше нравилось. Здесь учителя не распределяли места. Но, тем не менее, все самые модные и звездные ребята знали свои любимые места, остальные могли довольствоваться лишь немодными столиками, никому не хотелось портить отношения с нашей «элитой». Наш, наверное, самый «немодный» столик был вдали ото всей суеты старшеклассников и от шустрой малышни, был лишь один существенный минус – близкое расположение мусорных контейнеров.

– Ты на себя в зеркало вообще в полный рост смотришься? – Лиза уселась на свое место. В ее голосе чувствовалось раздражение.

– Бывает, – я принялась себя рассматривать, – А что не так?

– А то не так, что ты похожа на скелет обтянутый кожей. Ты что, вообще ничего не ешь?

– Лиз, не начинай. Я не фанат еды… – я взялась за горячую кружку и утопила свой пристыженный взгляд в чае.

– Я знаю тебя! – Лиза принялась уплетать суп, и продолжила с набитым ртом, – Прекрати экономить на том, что ты ешь. Иначе поступать в вуз будет некому. Усохнешь. Или ветром сдует. Ты же не Мэри Попинс, чтобы летать на зонтике.

Переживания подруги были оправданы. Я питалась крайне скверно. Продукты из холодильника старалась брать как можно реже, пытаясь таким способом сократить расходы мамы на еду. А все свои карманные и заработанные деньги откладывала на ноутбук. Правда, накопление проходило неважно, деньги постоянно требовались на сапоги маме, на пальто мне, следующим в очереди покупок стоял пуховик. Хотя возможно если эта зима будет не такой уж и холодной…

– И еще, – возмущение в тоне голоса подруги никуда не делось, – Ты на термометр уличный смотрела? В курсе вообще, что отрицательная температура?

– Да в курсе я, в курсе… – к горлу вдруг подступил стыдливый комок. Я знала, куда клонит Елизавета.

– Красота красотой, но в осеннем пальто ты загнешься еще раньше, чем загнешься от голода. Я просто в шоке, ты сама себе вбила в голову, что надо на всем экономить. Да, возможно, денег вашей семье и не хватает, но ты сама довела до абсурда свою экономию.

– Тебе не понять…

– Ой, эту песню я слышала уже, – Лиза фыркнула, – Я знаю твою маму, она явно не морит тебя голодом, и ты прекрати морить. Работай, работай вилкой!

Лиза временами напоминала мне мать – наседку. Она все время знала, как будет лучше и постоянно следила за мной. Если бы на месте подруги был любой другой человек, я бы, наверное, послала его куда подальше с его советами. Но Лиза, искренне желая мне добра, делала это так непосредственно и открыто, что попытка упрекнуть ее в чрезмерной заботливости была бы самым постыдным поступком в моей жизни.

Я нехотя взялась за вилку, подцепила котлетку и отправила ее в рот. Божественный вкус мяса заставил меня на время забыть о теме нашего разговора, и я принялась быстро поглощать содержимое тарелки.

– Одиночка опять на тебя смотрит, – заговорщицкий шепот Лизы отвлек меня.

У нашего класса есть одна дурацкая особенность постоянно делиться на группки по интересам, но из–за вечной борьбы за лидерство эти группки распадаются с незавидной регулярностью. Так вот, в нашем классе имеется три ненавидящие друг друга группки, есть мы с Лизой и есть одиночка.

Одиночка, он же «капитан молчун» – Алексей Дорошенко, появился в нашем классе два года назад. Свою кличку он заработал благодаря тому, что постоянно держался в стороне от всех происходящих событий. Старался быть незаметным, а его голос мы слышали только при ответе у доски. Единственное место где он сильно выделялся на фоне остального класса это урок информатики. Одиночка с компьютером общался намного больше, чем с людьми, за что заслужил неимоверную любовь нашего учителя по информатике. И, конечно же, ему посчастливилось быть моим соседом по парте, потому как место рядом со мной пустовало, из–за того, что классная руководительница считала, что за партой должны сидеть разнополые ученики.

Одиночка действительно смотрел на меня, смотрел изучающе, скорее как на подопытного кролика, чем как на девушку. Его короткие каштановые волосы торчали сейчас в разные стороны, а и без того тонкие губы были поджаты.

– Я обещала ему отдать свою тетрадь по геометрии, но ты ее наглым образом отобрала, – я улыбнулась и легонько кивнула соседу по парте, он сразу же отвел свои большущие темные глаза, – И он не одиночка. Его зовут Алексей.

– Ах, он уже стал Алексеем, – Лиза захихикала, поедая свою порцию котлет, – Нет, правда, он слишком много на тебя глазеет. Кого бы ты выбрала, его или Вульфа?

– Лиза! – я возмутилась, – Тихо. Хватит говорить глупости. Никто бы из них меня не выбрал.

– НЕ говори глупостей! Я же теоретически спрашивая? – Лиза подмигнула ухмыляясь.

– Чисто теоретически я бы выбрала Брэда Пита. Или Лео ДиКаприо. Еще не определилась, – я фыркнула и тоже захихикала.

– Фу–у, они же старые! – Лиза смеялась в голос, – Мне больше нравится Дэн Рэдклифф или Том Фелтон…

– Гуд монинг, ледиз, – голос раздавшийся справа заставил нас с Лизаветой вздрогнуть, – Сорри, что нарушаю вашу беседу, но мне нужно поспикать с Евой.

Роман обдал нас своей самой милой улыбкой, продемонстрировав идеально ровные белые зубы контрастирующие с его пухлыми розовыми губами. Его внешность сильно контрастировала с умственными способностями, наводя меня на мысль о том, что природа коварна и не может дать человеку все и сразу. А вообще Роман действовал на меня гипнотически, заставляя терять последние крупинки смелости.

Я замерла, глупо улыбаясь и не зная, что ответить, потому что где–то внутри будто что–то оборвалось, выпуская мне в кровь приятное тепло и согревая изнутри.

– У кого–то открылся талант к языкам, – Лиза реагировала лучше меня, – Ева, я пойду в класс. У меня там … эээ… дела.

Я кивнула немного заторможено, подруга встала, и ее место тут же занял Роман. Он даже садился грациозно, держа осанку и немного наклонив голову в мою сторону. Осознание того, что неприлично так долго пялиться на человека пришло вместе с уходом Лизы, поэтому я непроизвольно ссутулилась и опять опустила глаза в свою кружку.

– Мне нужно поговорить с тобой насчет нашего…эээ…похода в кино, – Рома слегка коснулся моей руки своими тонкими длинными пальцами, я опять вздрогнула. Да что со мной такое? Я набрала побольше воздуха в легкие, будто это могло прибавить мне уверенности.

– Ты не сможешь сегодня? – мой голос безнадежно дрожал, – Ну что ж, в другой раз?

Я закусила нижнюю губу и исподлобья взглянула на собеседника. По его лицу по–прежнему гуляло приятное выражение говорящее «я так рад тебя видеть».

– Нет, что ты! – на щеках Ромы опять появились ямочки, – Я хотел сказать, что немного задержусь. Отец попросил помочь ему после занятий. Ты бы смогла меня немного подождать возле кинотеатра?

– О, – это предложение сбило меня с толку и добавило еще больше дрожи в голос, – Хорошо.

– Номер твоего сотового не изменился? – Рома опять предпринял попытку взять меня за руку, но это было для меня чересчур. Итак, половина столовой уже была занята обсуждением плотного общения «поломойки» и самого Романа Вульфа. По этой причине я расправила плечи, спрятала руки под столом и постаралась расслабиться, чтобы не выглядеть уж совсем забитой замухрышкой.

– Нет, номер тот же.

Менять сим–карты и телефоны было мне совсем не по карману.

– Отлично! Тогда я…

– Эй, Ева! – рядом со мной каким–то неимоверным образом очутилась Марина Колосова.

Я ее на дух не переносила. Эта пероксидная блондинка с кукольным маленьким личиком на первый взгляд может показаться совсем безобидной и даже милой, но только на первый взгляд. У этой дамочки стальная хватка, острый ум и все ее существо пропитано коварством. Ее с самого первого класса боялись все, даже учителя. И появление этой фурии здесь и сейчас не предвещало ничего хорошего.

– Ты онемела? – мелодичный голос одноклассницы был наполнен почти искренним удивлением. Рома в этот момент перевел озадаченный взгляд с меня на нее и обратно.

– Я тебя слушаю, – я старалась говорить как можно тише. Может фурия действительно решит, что я онемела и уйдет?

– Слышала, ты занимаешься английским с ребятами? – Марина мило улыбалась, но всем было прекрасно известно, что сейчас последует какая–то издевка.

– Больше не занимаюсь, – буркнула я в ответ.

– Как жаль, – девушка вздохнула, – Я хотела нанять тебя репетитором моему братику. Сколько ты берешь?

Я молчала.

– Марин, пошли отсюда, – рядом появилась Виктория Травкина, высокая брюнетка с надменным взглядом. Ее я тоже тихо ненавидела, – Свинарка берет не деньгами!

– Вика! Следи за языком! – Марина возмутилась вроде бы искренно, но усмешка выдавала ее злорадство.

– То есть Ева. Ева похищает сердца, – Вика наиграно рассмеялась, – Ты же не хочешь, чтобы твой брат таскал в дом такую.