Текст книги "Обратная сторона радуги"

Глава 2

В пятнадцать ноль–ноль, спустя ровно полтора часа после окончания шестого последнего урока, я, пританцовывавая от холода, стояла возле киноафиши Центрального кинотеатра, пытаясь понять на какой сеанс мы все же сможем успеть. «Ржачные каникулы» начинались через десять минут, а следующий сеанс значился в табло через два с половиной часа. Но от Ромы пару минут назад пришла смс–ка «Ева я опАздаю» (видимо, у этого парня были проблемы не только с английским языком). На сколько, почему и пойдем ли мы в кино, он не уточнял, а мой небольшой баланс не позволял отправить ответа.

Поэтому обойдя все ближайшие магазины по два раза, мне ничего не оставалось, как вернуться в исходное место и дожидаться своего спутника или хотя бы каких–то вестей от него. И вот дрожащее внутренне предвкушение предстоящего свидания понемногу сменялось легким беспокойством.

Десяти минут мне хватило на изучение пяти фильмов, идущих сейчас в кинопрокате, но я по–прежнему оставалась в одиночестве на морозе в тонком осеннем пальто. И пританцовывание уже мало помогало спасаться от холода, пробравшегося, по–моему, в каждую частичку моего тела. Порядком обледеневшие ноги понесли меня на тротуар, и я решила обойти здание кинотеатра пять раз. Если за это время мое положение не изменится, придется признать, что меня молодой человек меня бросил еще до начала нашего первого свидания. Это определенно могло сойти бы за рекорд. Хорошо хоть Лиза торопилась в музыкалку и не видит сейчас моих метаний на морозе.

Но, даже не смотря на мороз и на первое декабря, снег не торопился полностью окутать наш город, лишь кое–где можно было разглядеть остатки сугробов, превратившихся в коричневые глыбы изо льда. Небо покрывало серое одеяло из низких облаков, готовых вот–вот разразиться ледяным дождем. По проезжей части весело бежали грязевые потоки никак не вписывавшиеся в атмосферу предновогоднего ожидания. В такую погоду единственным желанием было закутаться в плед и пить горячий чай, посмеиваясь из окна над неудачливыми прохожими.

В кармане тренькнул телефон, и я остановилась, выуживая непослушными пальцами аппарат. И стоило мне взглянуть на экран, как сразу на меня обрушился поток чего–то холодного, липкого и грязного. От неожиданности у меня перехватило дыхание, а на глазах сами собой навернулись слезы. Тот самый грязевой поток, который недавно покрывал все пространство проезжей части теперь очутился на моем новом любимом бежевом пальто.

Глаза застилали слезы, из–за этого окружающий мир стал казаться мне разноцветной расплывающейся картинкой. Люди все так же продолжали брести куда–то по своим делам и, конечно же, никому не было никакого дела до девочки с испорченным пальто и потерянным настроением. Ноги понесли меня подальше от дороги и от этой бездушной толпы.

Видимо, не суждено мне ощутить хоть немного счастья на своей шкуре. Стоило мне на секунду размечтаться о свидании, как судьба четко дала понять мне кто я и где мое место. Глазами я наткнулась на экран телефона с открытым смс–сообщением от Ромы «Уже еду».

Едет? Сюда? Я опять и опять перечитывала сообщение, пытаясь понять, что же делать. Неужели Рома сейчас будет здесь и увидит меня в таком виде? Нужно срочно идти домой, пока этот день не стал еще хуже. Сбежать, спрятаться от усмешек. Все равно свиданию сегодня не суждено было состояться.

Сильный толчок в плечо, от которого по телу по какой–то непонятной причине разлился холод, еще более леденящий, обрушился на меня так внезапно, что я чуть было не упала.

– Смотри куда идешь! – злобно гаркнула девушка чуть постарше меня, обладательница густых черных волос и небольшого аквариума с рыбкой в руках. Девушка хотела добавить что–то еще, не менее злобное, судя по выражению ее лица, но внезапно она пошатнулась, и стеклянный шар с водой грохнулся о тротуарную плитку, обдав меня новой порцией воды. Девица на мгновение остолбенела, а затем кинулась к осколкам.

– Дура! – ее лицо не выражало ничего хорошего, – Ты убила Федю!

Я тоже наклонилась над осколками, поняв, что незнакомка ищет обитательницу развитого аквариума. Толпа вокруг нас расступилась, но некоторые кидали на нас гневные взгляды в духе «Чего проход заслоняете! Не видите, Я иду!».

– Извините… – мой замороженный разум не смог придумать другого ответа.

– Кривоногая овца! – девушка бросила гневный взгляд в мою сторону, – Лучше бы вас, бомжей, переловили и отправили по приютам!

Бомжей? Она приняла меня за бездомную? Слезы вновь застлали глаза, а из груди вырвался всхлип. Наверное, я и правда выглядела сейчас грязной оборванкой, которой место только на помойке…

– Извините… Я не хотела…

– Не хотела она… – девушка фыркнула, – Вали отсюда! Вот черт, Федя!

Хозяйка, наконец, нашла своего, увы, бездыханного питомца среди осколков и прочего мусора. Всхлипывая, я приблизилась к ней.

– Давайте я… куплю вам новую рыбку… – я с жалостью вглядывалась в маленькое тельце в руках у девушки.

– А ну отвали! – незнакомка шарахнулась от меня, – Лю–юди! Она хочет меня ограбить!!!

Что? Что за глупости? Я протестующее замотала головой, пытаясь одновременно руками очистить лицо от слез и грязи.

– Это не то…о чем вы подумали. Я убила вашу рыбку… Вам нужна новая…

Мне на плечо легла чья–то тяжелая рука.

– Что здесь произошло? – сразу же раздался глубокий бас над моим левым ухом. Обернувшись, я увидела молодого представителя охраны правопорядка – полицейского. Он тоже смотрел на меня сверху вниз и видимо пытался оценить произошедшую ситуацию.

– Она! – бойко отозвалась брюнетка, – Она сначала налетела на меня! Убила Федю! А сейчас пыталась стянуть мой кошелек!

– Это не правда… – попыталась я запротестовать, все еще всхлипывая.

– Убийство?! – не заметил моей попытки полицейский, – Когда это произошло? Где тело?!

– Вот! – девушка вытянула вперед руки с мертвой рыбкой. На лице парня в форме мелькнула ухмылка, сразу сменившаяся непроницаемым выражением лица.

– Убийства животных не в моей компетенции, – кивнул мужчина, все еще крепко держа мое плечо, – А вот воровство…

– Да не хотела я ничего воровать! – у меня, наконец, прорезался голос, заставивший обернуться множество прохожих. Наша «разборка» привлекала все больше внимания.

– А это мы в отделении разберемся! – грозно заявил представитель охраны правопорядка, – Родители есть? Или из приюта сбежала и теперь живешь за счет наворованного? Документы при себе имеешь?

Документы? Я судорожно принялась обхлопывать карманы, конечно же, не обнаружив там ничего. Паспорт лежал дома, в серванте, в безопасности от потерь.

– Нет… – я всхлипнула, – Есть дневник… из школы…

– Вот! Поймали–таки воровку! – загундел новый голос откуда–то справа, – Она у меня неделю назад телефон сперла! На этом же самом месте!

– Так то, вроде пацан был! – возразил гнусавый голос.

– Да не, она, точно она! – завопил первый голос, – Или пацан! Одна у них шайка!

– Вот что, – заявил мент, беря меня под руку, – В отделении разберемся.

– Уж разберитесь, пожалуйста! – залюбезничала брюнетка, – А то по улицам страшно ходить из–за таких!

– Что за шум, а др–раки нет? – закричал из толпы до боли знакомый пьяный голос, – Ева?!

Глаза папаши немигающее уставились сначала на меня, а потом на полицейского.

– Твой напарник? – хмуро поинтересовался мужчина.

Блин! Только папаши здесь не хватало! Я содрогнулась от стыда и отпрянула в сторону, что было воспринято как попытка к бегству.

– Всем стоя–ять! – скомандовал мент, – Кто вы, мужчина? Вор? Пьяница? Мошенник?

– Что вы себе поз–зволя–яете? – отец подошел ближе, – Что вам н–надо от моей доч–чери?!

– Все ясно! – полицейский попятился, выхватывая свободной рукой рацию, – Подкрепление к кинотеатру! А ты, – мужчина ткнул в папашу, – Стой на месте!

– А ну убр–рал руки от моего ангела! – папаша рванулся на мента, видимо почуяв, что мне что–то угрожает.

Отовсюду понеслись вздохи и ахи, кто–то даже вскрикнул в тот момент, когда папаша со всего размаха заехал менту по лицу. Мужчина, не ожидавший такой прыти от алкоголика, на секунду остолбенел, дав возможность мне вывернуться из захвата. Первой мыслью оказавшись на свободе у меня было бежать. Я дернулась в сторону, породив кучу возгласов.

– Маленькая воровка сбегает!

– Держите ее!

Это и нецензурный возглас отца, раздавшийся сзади, заставило меня остановиться. Я развернулась, увидев, что представитель охраны правопорядка вышел из оцепенения и теперь с остервенением закручивал руки моего непутевого папаши за спиной, параллельно доставая наручники. Папаша вопил что–то маловразумительное. Я вся сжалась в комок, пытаясь сообразить каким образом можно прекратить все здесь происходящее.

– Постойте! – мой голос дрожал и срывался, – Отпустите его. Он не хотел…

– Маленькая нахалка! – мент вновь обратил на меня внимание, – Стой, где стоишь, если не хочешь еще больших неприятностей!

Я судорожно пробежалась по лицам в толпе, ища поддержку, но наткнулась лишь на презрение и неприязнь к моей персоне. Краем глаза я заметила, что кто–то бесцеремонно раздвигая толпу пробирается к нам, в гущу событий. И этот кто–то был Рома. Неотразимый Рома в темно синем пуховике, копной непослушных светлых волос и с искренним удивлением в глазах. Он тоже меня заметил. Вот черт, а я думала, этот день уже не может быть хуже.

– Что здесь произошло? – парень обращался ко мне и к полицейскому.

Я не хотела отвечать и лишь вжалась поглубже в свое пальто, надеясь стать более незаметной.

– Какое тебе дело? – зло огрызнулся мужчина, толкая папашу вперед.

– Я сын Аркадия Вульфа! – представился Рома, – Почему моя подруга здесь вся мокрая и в грязи? Этот на нее напал?

– Рома… – я замотала головой.

– Этот, между прочим, ее отец! А она уличная воровка! – едко заметил мент, – Не знал, что сын нашего любимого мэра водится с бездомными маргиналами.

– Это какая–то ошибка, – Рома подошел ближе ко мне, пристально вглядываясь в лицо которое я старательно прятала от стыда, – Ева учится в одной школе со мной. Ева, это твой папа?

Я застыла. Такого унижения, наверное, никто никогда в жизни не испытывал. Вот ты стоишь перед человеком, который тебе безумно нравится, но ты – нищенка с отцом алкоголиком, которого хотят забрать в отделение за разбой, а твой принц никогда не сможет быть рядом, потому что для него ты – просто неудачная ошибка природы.

– Ева! – папаша заорал на всю улицу, – Твой отец не вор–р!

А затем он, пользуясь тем, что мент отвлекся на Романа, рванул в сторону, прорываясь сквозь толпу. Мужчина в форме разрывался между мной и сбежавшим папашей.

– Бегите за ним! Отпустите Еву под мою ответственность! – кивнул Рома.

Представитель органов охраны порядка коротко кивнул в ответ и бросился в погоню, оставив нас вдвоем с Ромой среди толпы зевак.

– Ева, с тобой все в порядке? – тон голоса Ромы заставил мое сердце сжаться.

– Да, – я кивнула, обняв себя руками, – Из–звини…

Холод пробрался в каждый сантиметр моего тела, в то время пока я стояла без движения, и теперь каждое движение отдавало болью. Но это ничто по сравнению с тем стыдом, что съедало меня изнутри. Радовало лишь то, что толпа из зевак потихоньку начинала редеть из–за прекратившегося зрелища.

– Это ты меня извини, – парень подошел ближе, – Если бы я не опоздал, то ничего этого не случилось бы. Ты вся дрожишь.

Роман положил руки мне на плечи и неспешно принялся водить вверх–вниз.

– Все н–нормально… – мой взгляд по–прежнему был нацелен на тротуар, – Жалко, что кино на сегодня отм–меняется.

– А давай хотя бы в кафе зайдем, ты согреешься! – Рома видимо пытался меня приободрить.

– В таком–то виде? – я несмело подняла взгляд вверх, наткнувшись на сочувственную улыбку.

– Да какая разница?

– Большая, – я вздохнула, – Пожалуй, мне лучше отправиться домой.

– Где ты живешь? – внезапно поинтересовался парень.

– На Георгиевской. А что?

– До туда же добираться полчаса! Ты замерзнешь! Я могу вызвать водителя…

– Не надо, – я довольно резко оборвала Рому, – Чтобы отец тебя потом тыкал тем, что ты общаешься с такими, как я?

Помимо воли я всхлипнула.

– Что ты! – Рома всплеснул руками, – Ты чудесная девушка! Да и к тому же, с какими «такими»? Все будет нормально…

– Я так не думаю. Извини, но… – закончить фразу я не успела, потому, как какая–то черная тень резко метнулась к Роману, и в следующее мгновение его отбросило от меня на метр, прямо на тротуар. Я тоже машинально отпрянула в противоположную сторону, заметив, что тень – высокий парень в черной куртке и с длинными руками.

– Не надоело вам издеваться над девчонкой?! – закричал парень знакомым голосом, – Что, совести совсем нету? Продал в обмен на новый айфон?!

Я бросилась к парню, вцепившись ему в руку, занесенную для нового удара.

– Стой! Что ты делаешь?! Прекрати!

Парень обернулся, заставив меня подавиться словами. Передо мной стоял Одиночка, лицо которого было искажено от злости.

– Ева, мой тебе совет, иди домой, – голос Леши был спокоен и тверд.

– Ты в порядке? – я бросилась к Роме, державшемуся за подбитую скулу, и принялась отряхивать его куртку от грязи. Парень казалось, был удивлен и сбит с толку, – Дорошенко, какого хрена ты здесь делаешь?

– Ева, лучше тебе этого не знать, – Леша приблизился ко мне и оттянул меня за руку от Ромы.

– Чего не знать?! – я яростно оттолкнула руку Одиночки, – Того, что ты маньяк?!

– Того, что он – лживый придурок! – Леша уперся взглядом в Романа, – Или я не прав?

– Ева, он псих, – в голосе Ромы звучала неуверенность, – Пошли отсюда.

– Никуда ты с ней не пойдешь! – Леша достал из сумки планшетник.

– И о чем же Рома врал? – я нахмурилась, но заинтересовалась, за что же все–таки Одиночка врезал старшекласснику, а тот все еще не ответил на удар.

– Это я и собирался показать, – Леша ткнул в экран своего гаджета, и оттуда послышалась музыка из старого мини–сериала «Деревня дураков».

– Не смей…! – Рома попытался вырвать планшетник, но Алексей кинул его мне в руки, а сам резко толкнул Романа в сторону. И я бы заступилась за своего нового друга, если бы мои глаза не зацепили знакомую фигуру на видео на экране электронного устройства.

Под балалайку из деревни дураков на экране мелькали фото с моим участием. Вот я на школьном празднике в третьем классе в костюме поросенка Нуф–нуфа. Да, не самое удачное фото. А вот – я танцую глупый победный танец после контрольной по алгебре – дурацкий момент. Дальше повтор–перемотка того момента, как я рву старые трико на физкультуре. И – коронный номер – я показываю Роме, как ставить язык в звуке «зэ» под громкое блеяние козы. В горле появился противный комок, а руки задрожали от подступающих рыданий. Следующее видео – меня обдает гоночная тачка из лужи. И снова повтор–перемотка, и снова мою фигурку накрывает волной липкой грязи из лужи. Последнее, что успел зацепить мой глаз, перед тем, как я выронила планшет – надпись под видео «Колос продакшн by Вульф энд Ко».

– Ну, ты и дибил… – злостно прошипел Рома, в глаза которому мне стало просто противно смотреть.

– Если кто и дибилы, так это ты и твоя компания, – Леша схватил свой упавший планшетник как раз перед тем, как я рванула что есть мочи с этого проклятого места на площади перед кинотеатром.

Ноги несли меня неведомо куда, в то время как голова просто отказывалась работать, а перед глазами не видно было ничего кроме пелены из слез.

– Тебе не место среди нас, свинарка! – долетел до меня когда–то любимый голос.

Но я не остановилась. Я бежала вперед, бежала подальше от позора, от гнусности и от лицемерия этого мерзавца, который каким–то невиданным мне образом смог обмануть мою интуицию и занять место в моем сердце.

Как? Как такое могло произойти со мной?! Как можно было так ошибаться в человеке? Имея искреннее желание помочь, я нарвалась на издевку и предательство. А всего–то лишь потому, что поверила, что могу быть счастлива, что моя школа не так плоха, как казалась поначалу, что в мире богатых и знаменитых найдется местечко с краю и для меня. Но все это было лишь иллюзией, самообманом. Будь я умнее, все могло бы быть по–другому. Если бы я не проявила желания помочь, если бы я не была такой наивной, если бы моя голова работала лишь холодно и расчетливо… Если бы, если бы, если бы…

Все началось в первом классе, все издевательства и насмешки. В ноябре, когда маленькие мозги Марины Колосовой и ее подружек сложили все факты обо мне воедино, эти мегеры начали придумывать шутки посмешнее для того, чтобы указать мне мое место. Я ненавидела вспоминать тот день, тот день, с которого все началось. На моей памяти это был худший день моего тогда еще в меру беззаботного детства. Но именно сейчас мозг услужливо подсовывал только это воспоминание.

В первом классе до двадцать третьего ноября я любила свою школу, любила свой взбалмошный класс и тогда мне, ребенку, не было видно никакой дифференциации между мной и другими ребятами. Все мы, девочки, носили одинаковую форму, участвовали в школьных шалостях и, конечно же, воевали с мальчишками. С первого дня знакомства Марина Колосова казалась мне идеалом, самой красивой девчонкой, достойной того, чтобы ее копировать. Страшно признаться, но мы дружили. Тогда я была наивна и глупа, впрочем, как оказалось, сейчас мало что изменилось.

Двадцать третьего ноября я как всегда встретила Марину на первом этаже школы, и мы поздоровались, традиционно обняв друг друга и трижды хлопнув в ладоши. В моем детстве было модно придумывать приветствия, тайные знаки как символ проявления дружбы. Странно, что в тот момент я не почувствовала того, что мне на школьную форму пролилось отвратительное нечто.

Войдя в класс, я сразу ощутила запах, от которого засвербело в носу. И это почувствовала не только я. Все стали принюхиваться и корчить рожи в знак того, что никто не хочет заниматься в классе в такой вонючей атмосфере. Наша классная руководительница Антонина Геннадьевна сразу поняла, какое химическое вещество выделяет такой запах и, строго сдвинув брови, поинтересовалась:

– Кто принес с собой дихлофос? Вы думаете это смешно?

Все начали переглядываться и хихикать. Таинственное слово «дихлофос» было знакомо далеко не всем, и многие восприняли это как ругательство.

– Вы в курсе, что так можно отравиться? – классный руководитель открыл все окна, – Мне что, вынюхивать причину запаха?

– Антонина Геннадьевна, – Марина как всегда встряла в разговор с преподавателем, – По–моему, так пахло у хрюшек в зоопарке.

Эта реплика вызвала еще более громкие смешки.

– Не говори глупостей, Марина, – Антонина Геннадьевна внимательно принюхиваясь не спеша пошла вдоль рядов, – Сейчас же прекратите вести себя неподобающе юным дарованиям! И…Ева!

Фигура учительницы возвышалась надо мной. В тот момент мне показалось, что классная руководительница стала просто огромных размеров, а я наоборот превратилась в дюймовочку и вжала голову в плечи, чтобы стать еще меньше и незаметнее. Антонина Геннадьевна наклонилась еще ближе и зашептала:

– Ева, скажи, твоя мама недавно травила тараканов? – при слове «тараканы» преподавательница поморщилась.

– Д–да, – пробормотала я, не понимая, куда клонит эта женщина.

– Что ж, – учитель выпрямилась, – Мне все ясно. Ева, покинь, пожалуйста, класс и навести свою маму на первом этаже.

Затем женщина опять поморщилась и уже тихим голосом добавила:

– И будь добра, смени форму.

Я встала, не совсем осознавая, что произошло и при чем тут тараканы, но просьбу учительницы выполнила и, собрав свои скромные пожитки, направилась к двери, провожаемая гулким шушуканьем одноклассников. На выходе меня настигла фраза, которая преследует мой разум по сей день.

– …А что вы хотели, – громкий ехидный голос Марины не прятался даже за шепотом, – Ева свинарка и живет в свинарнике. Травит тараканов, а мы должны страдать! Мои родители буду разбираться…

С того дня желающие со мной общаться сократились до одного человека – Елизаветы, которая единственная увидела всю нелепость ситуации и сочувственно таскала мне духи из дома, потому что как выяснилось дихлофос оказалось не так просто отстирать, а школьная форма у меня была одна единственная, доставшаяся по наследству от дочери маминой знакомой.

После двух дней бойкота и издевок, я пришла домой и в слезах впервые в жизни умоляла маму перевести меня в другую школу. Реакция мамы на тот момент показалась мне очень странной, она грустно улыбнулась и, крепко обняв меня, заговорила печальным голосом:

– Ева, ты золотая девочка, знай это. Ты думаешь, почему ребята так себя ведут по отношению к тебе?

– Ну, – я надула губы, – Я хуже них.

– Ты правда так считаешь? – мама удивленно вскинула брови.

– Нет, но кому какое дело…

– Тебе. Мне. Бабушке. Ты просто не такая как они. У тебя есть то, чего нет у многих, то, чем нужно гордиться.

– И что же это? – я недоверчиво смотрела на грустную маму, решительно не понимая, о чем она вообще говорит.

– Сердце, – мама нежно коснулась моей груди, – Ты не испорчена деньгами и меркантильностью, твое сердце умеет любить, сострадать и прощать, а это дано далеко не каждому. Ты так не думаешь? – я протестующее замотала головой, – Что ж, подрастешь, поймешь. А сейчас, попробуй простить свой класс. Ты должна справиться с этим, потому что недоброжелатели везде найдутся. И что же ты тогда будешь делать? Менять школу раз в месяц? Нет, тебе нужно получить достойное образование. Будь сильной.

И я старалась, правда, изо всех сил старалась быть сильной. Я исправно посещала все занятия, и даже записывалась на факультативы, стоически воспринимая все шутки и подколки, в надежде, что когда–нибудь одноклассникам все же надоест меня гнобить. И действительно, бывали промежутки, когда мне жилось спокойно. Например, когда учительница по биологии, которую вся школа на дух не переносила, сломала ногу из–за подножки одного из ребят нашего класса, или когда девчонок поймали за курением на территории школы… В общем, когда находились темы для разговоров поинтереснее, чем подтрунивание над нищенкой.

Но то, что произошло сегодня, а точнее то, что было спланировано еще в сентябре, стало для меня чертой, через которую я не могла переступить. Мне не место в их обществе. Они – короли по жизни, а я – ничтожество, на чувства которого вполне можно наплевать. Ну и зачем спрашивается мне сердце?! То самое сердце, которое моя мама считает главным богатством!

– Зачем мне сердце?! – я закричала сипящим голосом, прислонившись к стене одного из ближайших зданий.

Лучше жить с меркантильным расчетом, переступая через чужие чувства и жизни ради собственных интересов. Разве мое сострадание к тупости Ромы или нередкая помощь с домашними заданиями другим ребятам помогли мне стать лучше?! Да нет же! Эти дурацкие чувства, это бьющиеся всепрощающее сердце сделали все только хуже!

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – только это слово крутилось у меня на языке сопровождаемое потоком из слез, – Ненавижу свою жизнь!