Текст книги "Назад дороги нет. Часть 2"

Глава 8

Лето 1964

Эмма пришла домой в крайне удручающем состоянии. Ей нужно было рассказать маме о том, что случилось. Девушку грызла изнутри мысль, что она должна ради своей семьи выйти за Питера. Но если так будет лучше – она сделает это. «Но об этом никому пока не нужно знать, никому, разве что, кроме Калеба». Сейчас перед разговором с Рейчел Эмма ощутила острую потребность в своём лучшем друге: «Если бы только он был здесь, мне бы было куда легче. Калеб смог бы быстро успокоить маму, которая непременно удариться в слёзы, а может, и закатит истерику». Но Калеб пропадал на работе, на изнуряющей жаре под солнцем он занимался тяжёлым физическим трудом, отчего часто после рабочего дня падал без сил. «Он не должен так гробить себя из-за нас. Я знаю – Калеб создан для чего-то большего. Так продолжаться не может. Благодаря Маршам, я смогу всё поправить».

«И принести себя в жертву» – раздался голос в голове Эммы.

«Это стоит того, – убеждала себя девушка. – Я выйду за него, но это не значит, что я буду примерной женой». Эмма открыла дверь родительского дома, прошла на кухню, села за стол и, подперев руками голову, уставилась в одну точку. «Я не могу допустить, чтобы Эван сел. Родители, особенно отец, не перенесут этого. Он такой ранимый. Я должна сделать всё возможное, чтобы не допустить этого, по крайней мере, попытаться».

– Доча, ты чё'-то сама не своя, – вывела Эмму из тягостных мыслей миссис Беннет.

– Мам, мне нужно те рассказать… Ты ток не заезжай (диал. Кин-Дин – переживай) сильно. И пока не гри' ничё' папулите.

Эмма набрала побольше воздуха в грудь и принялась рассказывать матери то, что случилось с Эваном, что его из участка может забрать только один из родителей, и то, что она ездила к семейству Марш, и Фанни пообещала, что поможет ему.

Миссис Беннет пошатнулась, перед глазами потемнело, и девушка, поддержав мать за талию, усадила её на стул. Рейчел хранила молчание, её обычно живые смеющиеся глаза остекленели, в них читалась невыносимая мука и страх, и это было самое тягостное. «Уж лучше бы она, как обычно, причитала и обливалась слезами, чем это» – подумала Эмма. По прошествии нескольких минут женщина обрела дар речи:

– Фанни действительно поможет моему мальчику?

– Она сказала, что сделает всё возможное, – сдавленно отозвалась девушка.

– Поедем же шустрее (диал. Кин-Дин – скорее) отобьём (диал. Кин-Дин – заберём) его, – миссис Беннет встала, и стремительно зашагала к двери. – Сядем на сто двадцать пятый, он нас мигом бренчит (диал. Кин-Дин – домчит) до отделения, а после я съезжу к Фанни и отблагодарю её.

– Ток' мам, не гри' ничё' папе, не надо его пока волновать, – повторила девушка ещё раз.

– Ты права, пускай до поры до времени остаётся в неведении.

Мать с дочерью как можно скорее помчались на автобусную остановку, и уже через пятнадцать минут они в полном молчании ехали в забитом битком руте[2]2
  Рут – двухэтажный автобус.


[Закрыть]. Сорок минут спустя они уже стояли в отделении. На удивление Рейчел держалась молодцом, ей разрешили забрать сына и сказали ожидать повестки в суд. И только, когда женщина увидела Эвана за решёткой, она дала волю слезам.

Когда они вышли из холодных стен участка, Эван принялся извиняться перед матерью, она же гладила его по голове и говорила, что его вины здесь нет.

– Я подвёл тебя, всю семью. Что скажет отец, когда узнает?

– Послушай Эв. Всё будет в порядке. Я была у Фанни, и она готова помочь вам с Ником. Она наймёт хорошего адвоката.

– Она просто святая. Какая же она хорошая подруга! – восторженно воскликнула миссис Беннет.

Эмма едва удержалась от того, чтобы не фыркнуть: «Знала бы мама о предстоящей сделке, она бы забрала свои слова назад».

– Ты в курсе, что Мэг и Бет подтвердили версию Рона.

– Что? – видно было, что его ошеломила эта новость, привела в какой-то ступор. – Вот змеи! – сказал он даже не со злостью, а с чувством полного разочарования.

– Выкинь из головы эту девку, – ворчливо произнесла Рейчел, – нечего было шашни крутить с кем ни попадя. Нашёл бы себе под стать, из Нордсайда, тогда и не влип бы в эту передрягу. Ты даж’ не рассказывал, что крутишь (диал. Кин-Дин – встречаешься) с кем-то.

– Мам, пожалуйста, мы всего-то ничего встречались, – меньшее, что сейчас хотел слышать Эван так это упрёки матери. В момент, когда он узнал, что девчонка, в которую он был влюблён, предала его, что-то в нём надломилось. «Неужели она так легко переметнулась, и я ничего не значил для неё? Да пошла она к чёрту!»

Сухой горячий воздух обдавал лёгкие жаром так, что находиться на улице было просто невыносимо, а ехать в автобусе с кучей народа представлялось страшной пыткой. Лето выдалось на редкость жарким, и люди выбирались из своих квартир ближе к вечеру, молодёжь, как правило, зависала на квартирах, баловалась травкой, бензедрином и пила чересчур много кофе. Вдалеке показался рут.

– Давайте сё' дома обсудим, – Эмма умаялась, этот день был до того тяжёлым и полным потрясений, что девушке, как и брату не хотелось сейчас выслушивать причитания матери, хоть она и имела на это полное право. Ей хотелось побыть одной, запереться у себя в комнате и хотя бы на минуту представить, что всё это дурной сон, но она была нужна своей семье.

Они добрались до дома только к восьми вечера, автобус долго стоял в пробке, люди ехали с работы домой, и только в Нордсайде, движение стало свободным, потому что на его улицах редко можно было встретить проезжающую машину. Эмма уговорила Рейчел не ездить на ночь глядя к Маршам, а выразить свою благодарность по телефону, и после некоторых колебаний миссис Беннет согласилась. Она позвонила Фанни и полчаса рассыпалась в благодарностях, говорила, что они выплатят ей всю сумму, которая уйдёт на адвоката, а Эмма сидела как на иголках и надеялась, что миссис Марш благоразумно умолчит об их соглашении. И надежды девушки оправдались – женщина ни словом не обмолвилась о предстоящем браке. Эмме и самой нужно было позвонить Фанни и спросить, когда они пойдут к нотариусу, чтобы заверить договор займа.

Близнецы, как заведённые носились по дому, и Эмма, у которой уже сдавали нервы, пытаясь их успокоить, начала кричать на младших братьев, но безрезультатно – они корчили ей рожи и наслаждались тем, что смогли выбесить старшую сестру. Урезонить Фреда и Майка удавалась только Рейчел – она прикрикнула на них и велела идти в свою комнату, и только тогда близнецы послушно поднялись наверх, а Эмма, Эван и миссис Беннет смогли спокойно поговорить.

– Сынок, – миссис Беннет взяла Эвана за руку, – я верю, что ты ни в чём не виноват, как и верю, что тя’ оправдают, но даже, – голос женщины задрожал, – даже если ты сядешь… – Рейчел было трудно говорить, она хотела поддержать сына, но стоило ей только представить своего ребёнка в колонии для несовершеннолетних, мурашки отчаяния пробегали по всему телу, звук застревал в горле, и она не могла из себя выдавить больше и слова.

– Мама хочет сказать, что мы не перестанем любить тебя, даже окажись ты в тюрьме. Мы сможем это пережить, и ты сможешь, – она также взяла брата за руку. – Просто к этому тоже нужно быть готовым.

– Я не буду храбриться, эт’ не имеет никого смысла. Ма, – он сжал руку Рейчел в своей, – мне страшно.

Миссис Беннет прижала сына к груди, ей тоже было страшно, но сейчас это всё, что она могла сделать для него.

– Папа пока не знает, но рано или поздно придётся ему рассказать, – осторожно начала Эмма, немного помолчала и добавила, – я считаю, что нужно сделать это завтра.

Эван нахмурился и кивнул. Его мысли наскакивали одна на другую, перед лицом вставала рожа Рона, потешавшегося над Эваном и обзывавшего его отбросом, затем Мэг, которая бросила его тогда и предала, приняв сторону этого хлыща. И самое главное он переживал, что его заключение сильно подкосит родителей. Парень мысленно проклинал тот день, когда в магазине музыкальных пластинок и инструментов познакомился с Мэгги. Он хотел создать группу, и если адвокат не вытащит его, три года просто улетят в никуда. «А Ник? Он вообще ни в чём не виноват. Эт' я втянул его в это, и из-за меня его могут также посадить или дать условку. Ник грезит художественной академией, а его попросту не возьмут туда с условным сроком, и тем более не возьмут, если он отсидит» – Эван схватился за голову, он подумал, о том, что если бы он не так сильно распалился, то этого можно было избежать: «Они бы не отстали от нас, драки всё равно было не избежать. Что я должен был делать? Сбежать как трус? Я не из такого теста». Он подумал, сколько горя принесёт своей семье, и всё из-за того, что ему понравилась девчонка из Кенингтона.

– Ты права Эмма, надо рассказать отцу, и… Простите меня. Я и подумать не мог, что встреча с Пташками может закончиться тюрьмой.

– Эт’ йшо' не конец сынок, – Рейчел взял лицо сына в ладони. – Посмори’ на меня. Ты не сядешь в тюрьму, сё' будет хорошо.

– Я пойду к се', – упавшим голосом произнёс Эв, ему почему-то не верилось, что всё образуется, и он начал готовиться к самому худшему. Он во что бы то ни стало, хотел встретиться с Ником, и узнать останутся они друзьями после этого, винит ли друг во всём его. «А перед этим предстоит ещё тяжёлый разговор с отцом, – подумал парень, пока поднимался на второй этаж, его ноги подкосились, он потерял равновесие и чуть было не упал. – Если па будет бить меня – то и поделом, я не буду сопротивляться». Он зашёл в комнату, которую делил с близнецами, зарылся лицом в подушку и беззвучно заорал. Фред и Майк к тому времени уже успели уснуть и не видели, как сотрясается тело старшего брата от чувства вины, злости и бессилия.

Внизу остались мать с дочерью. Рейчел выглядела уставшей и как будто постаревшей на несколько лет, и Эмма, отправив её спать, сказала, что посидит в гостиной ещё какое-то время. Как только девушка услышала, как дверь в спальню родителей захлопнулась, она набрала номер. Разговор с миссис Марш был коротким. Женщина назвала адрес нотариальной конторы – сто вторая улица в сторону от центральной рыночной площади, где они будут заключать договор займа и заверять его, и время, когда нужно подойти.

На следующий день Эмма, предварительно предупредив начальника и Джеки о том, что она якобы отравилась, девушка вышла из дома в восемь тридцать утра. Рейчел она сказала, что ей нужно съездить по делам, и при других обстоятельствах миссис Беннет обязательно расспросила бы дочь, куда она собралась, но ей было совершенно не до этого. Эмма попросила без неё пока ничего не рассказывать Джону потому, что девушка знала, что при ней отец в такой ситуации не будет так буйствовать. Сделав две пересадки на Эй-Ти и дома культуры, Эмма добралась до центральной рыночной площади, откуда до сто второй было рукой подать. Расспросив прохожих, она легко нашла контору. Девушка боялась опоздать, но в итоге пришла на полчаса раньше, контора была ещё закрыта, а на горизонте не было видно ни Питера, ни его мамаши.

Эмма решила прогуляться вдоль сто второй, поглазеть на витрины дорогих магазинов, которые только начали открываться. Она видела чистоту стен зданий, порядок, царящий вокруг, и ей претило это. В порядке она чувствовала какую-то неправильность, безликость и искусственность, её передёргивало от самого слово порядок. Эмма представляла, как она могла бы разрисовать все эти стены граффити, сделать эту улицу живой, чтобы она дышала воздухом свободы. «В этом плане меня может понять только Ник. Я даже не видела его эскизов, набросков, рисунков, но, думаю, он разделил бы со мной чувство свободы. Ник… И почему я подумала сейчас о нём?» Эмма спохватилась, время было десять минут одиннадцатого, она круто развернулась и чуть ли не бегом побежала в сторону конторы. Миссис Марш уже ждала её, она была одна потому, что для договора займа Питер и не нужен был.

Консультация, составление договора и разъяснение прав и обязанностей сторон заняло около двух часов. По договору заимодавец, Фанни Марш, предоставляла заёмщику, Эмме Беннет, n-ную сумму денег, которая способна покрыть судебные расходы – плату за адвоката, а также в случае вынесения приговора о денежной компенсации, и её тоже. В случае если Эвана/Ника (Эмма настояла на том, чтобы адвокат в суде защищал также и Ника, и если ему понадобится компенсация, то она также будет выплачена) посадят, семья Эммы возвращает деньги заимодавцу без процентов в рассрочку в течение нескольких лет. Если же тюрьма обойдёт парней стороной, и судья выносит вердикт об условном сроке, либо исправительных работах Эмма должна будет выплатить всю сумму целиком, причём с процентами в течение месяца. Договор о займе денежных средств вступит в силу с момента начала судебного процесса. Также была чётко прописана ответственность, которую Эмма понесёт, если не выплатит сумму – это была уголовная ответственность, сначала в виде штрафов, после этого девушке давался ещё месяц на погашение задолженности. Если по окончании этого срока Эмма не выплачивала сумму, ей грозило либо тюремное заключение, либо продажа имущества. Так Фанни перестраховалась и обезопасила себя и свои сбережения от мошенничества со стороны девушки. Миссис Марш ей объяснила так: «Я дала тебе месяц на выплату потому, что брачная церемония проводится только спустя двадцать восемь дней с подачи заявления. При хорошем раскладе, сразу после окончания судебного процесса и вынесения приговора, вы идёте с Питером подавать заявление в регистрационный офис. Затем мы заранее составляем брачный договор, в котором будет прописано, что Питер тебе якобы дарит ту сумму денег, которые ты должна нам заплатить. Из этого выходит, что, когда вы поженитесь и брачный договор будет действителен, ты не будешь нам ничего должна по договору займа. Естественно, брачный договор мы будем заверять у другого нотариуса».

Девушка приняла такие условия и подписала договор займа, после чего нотариус его заверил и выдал каждой по экземпляру. На сердце у Эммы было тяжело и, когда они вышли из конторы, первым её порывом было убежать как можно дальше, но Фанни потащила девушку в кафе перекусить. Как же ей сейчас хотелось послать её куда подальше, но от женщины зависело будущее Эвана, да и к тому же разрушать отношения с будущей претенденткой на место своей свекрови Эмма хотела меньше всего, поэтому девушке ничего не оставалось, как сидеть в кафе, мило улыбаться и судорожно искать в голове более-менее вразумительный предлог, по которому она может уйти. Эмма и Фанни договорились, что семья девушки ничего не узнает про договор займа, она хотела сохранить это в секрете. Всё, что они будут знать – Эмма выходит замуж за Питера. И, конечно, все сильно удивятся этому, и это ещё слабо сказано, но им придётся принять это, как факт.

Сидя в кафе, у Эммы сосало под ложечкой от нестерпимого предвкушения того, как она выкурит дурь, которая помогла бы ей хоть немного расслабиться. Она теребила край футболки и нервно озиралась по сторонам, выбирая, в какую сторону ей лучше пойти. Под предлогом того, что её отпустили с работы лишь на полдня и ей всё равно придётся выйти во вторую смену, девушка поспешила скорее избавиться от общества Фанни. Она прошла пешком несколько улиц для того, чтобы найти неприметный дворик, где она смогла бы выкурить заранее приготовленный косячок. Всё это время девушку согревала мысль о том, что когда она подпишет договор, то пошлёт всё к чёрту, дунет, и словит кайф. Наконец случай ей представился. Эмма увидела небольшую арку, пройдя сквозь которую она оказалась во дворике, по левую сторону от домов усеянном гаражами. Туда-то она и направилась, и сев на кирпичи, наваленные возле одного такого гаража, девушка достала свою заначку и медленно с удовольствием раскурила косяк. Ей стало легче, она испытывала некое состояние эйфории. Захотелось сладкого, и ноги сами понесли Эмму в ближайшую закусочную, где она перехватила колу и несколько сладких булочек с фруктовой начинкой. В сумочке у неё лежали чёрные солнцезащитные очки, но она про них начисто забыла и удивлялась, почему это продавец так странно на неё поглядывает, и уже, когда она выпила колу и съела две булочки, до неё дошло, что всё это время она ходила с огромными зрачками практически полностью скрывающих цвет глаз, и даже не удосужилась надеть очки. Безудержный смех накатил на неё, и её приметили два молодых человека толкавших, как пить дать, на треть разбавленный молочным сахаром джанк. Девушка отказалась, но толкачи не сдавались и хотели ей всучить пакетик с полграновой дозой бесплатно, просто попробовать (барыги, как правило, подогревали намеченных клиентов, и уже потом начинали брать с них деньги), но Эмма отделалась от них и как можно быстрее зашагала к автобусной остановке. Теперь предстоящий разговор с отцом не казался ей таким уж страшным, и она уверилась в том, что без травки всё выпавшее на её долю дерьмо ей просто не вынести. «Выходить замуж лучше тоже под кайфом. Я буду стоять в церкви со свадебным букетом, в белом платье и клясться в вечной любви, при этом глупо улыбаться и все будут думать, что это от счастья, а не из-за пары косяков» – сидя в автобусе, подумалось девушке. Эмму развеселила эта мысль и она прикрыла ладонями рот, чтобы не разразиться смехом на весь салон.

Когда она приехала домой, Джон сидел на диване перед телевизором с банкой портера. Эван торчал в своей комнате, боясь светиться перед отцом – выглядел он не очень, разбитая губа, синяки и кровоподтёки по всему телу, хорошо хоть кости целы. Он не мог спокойно разговаривать с ним, как ни в чём не бывало, Рейчел же стряпала на кухне. Эмма заранее закапала в глаза капли для сужения зрачков. Она была в приподнятом настроении, и дико проголодавшись, проследовала на кухню, где под удивлённые взгляды матери, съела две тарелки риса с томатным соусом, пикули и запила это всё двумя кружками чая с мясным пирогом. Эмма сказала Рейчел, что она сейчас позовёт Эвана, и они всё расскажут Джону. Она поднялась и постучала в комнату и спустя несколько секунд Эван открыл дверь.

– Пора, – сказала девушка, сочувственно взглянув на брата.

Эван кивнул и, понурив голову, поплёлся вслед за сестрой. Когда они спустились, Рейчел сразу же к ним подошла, а Джон, почуяв неладное, подозрительно уставился на всех троих.

– Ну чё' таки и будете молчать? Чё стряслося? – впился он глазами в своих детей. – Ну грите' же!

– Пап тут… – начала было Эмма.

– Не надо, – остановил её брат. – Я сам.

И Эван принялся рассказывать всё с самого начала. Голос его дрожал, он боялся реакции отца, но отец ничего не говорил и не перебивал сына, но по мере рассказа его взгляд становился всё тяжелее. И когда парень закончил, Рейчел с Эммой наперебой принялись оправдывать Эвана, чем создавали вокруг себя такой гул, отчего слушать их было практически невозможно.

– Замолкните сейчас же женщины! – прикрикнул на них мистер Беннет, и те, как по команде, затихли, и искоса глядя друг на друга, приготовились к худшему. – Поди сюды', – позвал он сына, и тот боязливо встал напротив отца. Джон точным ударом в солнечное сплетение заставил согнуться парня пополам под визги жены и дочери.

– Папа!

– Джон!

Крикнули одновременно Эмма и Рейчел, но мистер Беннет велел им сейчас же убраться из гостиной: «да куда угодно, – взревел Джон, – но чтобы вас здесь уже через минуту не было».

– Пожалуйста, Джон, держи себя в руках, он ведь твой сын, – Рейчел первый раз за все те года, что они прожили вместе, видела его таким разъярённым. Она опешила – раньше муж никогда не позволял себе так разговаривать с женой, женщина впервые видела его в таком состоянии. Она испугалась за сына, испугалась того, что он может наговорить ему или сделать, и знала, что Эван не будет защищаться или противится его гневу.

– Сё' будет в порядке Рейчел. Я просто погрю' с ним, – выдохнул Джон.

– Пойдём ма, – Эмма взяла мать за руку и повела на улицу на свежий воздух, надеясь, что отец действительно будет держать себя в руках и они «просто поговорят».

Джон кивком головы указал Эвану на диван. Мистер Беннет несколько минут молчал, как бы обдумывая то, что он собирается сказать, и парень, прокрутив в голове все возможные варианты, стиснув зубы, терпеливо ждал вердикта отца. Тот достал из кармана брюк самокрутку и прикурил, чего он никогда дома не делал.

– Ещё до знакомства с твоей матерью, – начал уставшим голосом мужчина, – я отсидел в Пелметской тюрьме (тюрьма в округе Пелмет), мне тогда только исполнилось шестнадцать лет.

– Что? – Эван, вытаращив глаза, воззрился на Джона. Он ушам не мог поверить. Его отец мотал срок! Мистер Беннет продолжил своё повествование, не обращая внимание на удивлённый возглас сына.

– Я крутил с Пегги Долсон, это было в тысячу девятьсот восемнадцатом году, – отец грустно улыбнулся и выпустил дым. – Как эт' давно было… – он помолчал, глотнул портера и сделал глубокую затяжку. – Одному вояке, только что пришедшему с войны, приглянулась Пег. Они все вернулись с фронта голодные до одури, и я не смог её защитить. Он здорово отделал меня и увёл её. Позже я узнал, что она покончила с собой.

Даже сейчас, спустя столько лет у Джона Беннета выступили слёзы на глазах, он глотнул ещё пива, а Эван ждал продолжения истории. Ни разу ещё отец не изливал перед ним душу, и парню казалось, что так близки, как в этот момент, они не были никогда.

– Я поклялся отомстить. Этого ублюдка звали Джим Нэшл. Спустя время я нашёл его и убил. Правда, выискался свидетель, меня задержали. Не буду в подробностях эт' рассказывать потому, что не хочу эт' вспоминать. Меня судили по сто пятой статье, и дали срок десять лет. – Джон протянул сыну портер, и тот в ступоре взял банку и глотнул уже тёплого пива. До этого мистер Беннет не разрешал сыну пить, хоть и знал, что за пределами дома парень употребляет спиртное.

«Чёрт! Это невозможно! Я сижу в гостиной и пью пиво со своим стариком, пока он мне рассказывает о том, что сидел по молодости в тюрьме. Твою мать!»

– А как же твои родители?

– А чё родители? Они отказались от меня. За хорошее поведение мне скосили срок, отобрали у меня семь годков, а возвратили три. Вышел я в двадцать три года после отсидки – меня и не встретил никто. Даже не знаю, живы они йшо' иль нет.

– А как же друзья?

– Первый год они навещали меня, затем начали приходить всё реже, а затем перестали совсем. Домой я не пошёл, добрался до Гретни, решил докером подрядиться и начать сё' сначала. Но это оказалось не так просто. Все держались за свои места, клещами никого не вынешь. Я слонялся без дела долго, бывало, и воровал, зарабатывал случайными заработками. Мне и жить то негде было, да и не на что.

– И как же ты выжил? Ты начал заниматься чем-то криминальным или…

– Нет. От этого я старался держаться подальше. Мне и семи лет хватило. Как-то ночевал я в ночлежке, везде шум, гам, – пьяные Кин-Дин хуже дьяволов. И вижу на одного старика двое отморозков налетело, оказалось, хотели херес у него отжать. Ну я их и шуганул, чему-чему, а тюрьма научила меня стоять за себя, они и дали дёру. Старик поблагодарил меня, сказал, что его зовут Пол Беннет.

– В смысле? – Эван, понемногу цедивший пиво, по мере рассказа отца подавился и закашлялся. – Однофамилец?

Джон покачал головой, достал ещё одну самокрутку и закурил.

– Ты не из здешних мест, – заметил Пол. – Как тя' звать?

– Джонни Хьюз, – ответил я.

– Так Беннет – это не твоя настоящая фамилия? Но… но почему? – Эван растерялся, весь этот разговор с отцом казался ему чем-то нереальным. «Уж не бредит ли он?» – подумалось парню, но взгляд отца был серьёзным, ясным, и это давало понять, что он говорит чистую правду.

– Почему я сменил фамилию? Мои родители отказались от меня, а я, в свою очередь, отказался от фамилии, последнего, что меня соединяло с ними.

– А кем были твои родители, мои бабушка и дедушка?

– У них был небольшой паб – «Чёрная лисица». А мы жили прямо над пабом. Всем заправлял твой дед – Ошин Хьюз. Моя мама, Эйва, помогала разносить выпивку и еду. Местечко то ещё было. По ночам не обходилось без драк, мужики надирались и драли глотку до двух, а то и до трёх часов ночи. Я часто бегал вниз, и мужики меня угощали пивом и чем покрепче, но если мамка меня ловила на этом – задавала хорошую трёпку. – Джон с сожалением улыбнулся, ему было приятно вспомнить своё детство, беззаботное время, когда он был свободен как ветер, крутил с Пег, и ему было всё нипочём. Это была жизнь до того, как Джим Нэшл отнял у него всё.

– А что теперь стало с этим пабом?

– Не знаю, – пожал плечами Джон, – может быть, здание давным-давно снесли, а может, на его месте сейчас стоит другой паб. Я не интересовался.

– А где он находился, где это место?

– Пелмет, ирландский квартал, на углу сорокового дома на парковой улице. По-моему, бомбёжки сорок третьего обошли это место стороной.

– А что с этим стариком Полом?

– Пол мне здорово помог, он жил в маленькой квартире на две комнатушки и кухню. Семьи у него не было. Сыновья погибли на войне, жена умерла, так и не оправившись от горя. Ему было ужасно одиноко, и он разрешил мне пожить у него. Вскоре мы сошлись, он был бывшим докером и по своим каналам устроил меня на работу. Мы отлично ладили – Пол видел во мне сына, а он был для меня точно отец. И когда я сказал ему, что хочу взять его фамилию – старик хлопнул меня по плечу и весь вечер мы пили за Джона Беннета. – Отец ещё отпил портера и продолжил:

– Он тяжело умирал – рак печени. Всё это время я был с ним, и, под конец он нёс такую околёсицу, что еле хватало сил держаться, и не поплыть (диал. Кин-Дин – расплакаться). Пол взял с меня обещание, что я также, когда придёт время, возьму под крыло юнца или девчонку, который или которая будут нуждаться в этом. И я пообещал. И пока я не повстречал Калеба, то и не вспоминал об этом.

– Вот почему ты так яро настаивал на том, чтобы Калеб жил с нами, теперь я понимаю почему.

– И не зря же настаивал, – мистер Беннет пнул сына в бок локтем – он мне стал, как сын, и думаю для тебя он, как брат.

– Не зря, – улыбнулся Эван, – он смог стать частью нашей семьи.

– Когда я познакомился с Рейчел, мне было тридцать четыре, а ей восемнадцать. Я и не думал, что такая красавица обратит на меня внимание, – мужчина задумался с минуту и снова заговорил. – Она ничего не знает Эв. Я всегда боялся потерять её, думал, если расскажу правду, твоя мать не захочет связываться с бывшим уголовником. Так что об этом знаешь ток' ты.

– Клянусь па – я ничего не скажу.

– Спасибо сын, – он обнял парня и добавил. – Прости, что ударил тебя, я сегда' боялся, что кто-нибудь из моих детей окажется в тюрьме, как и я в своё время. А терь' принеси-ка мне йшо' баночку портера.

Эван встал и пошёл к холодильнику, но тут входная дверь приоткрылась, и в дом просунулась две рыжих головы, глаза на которых испытующе смотрели на своих мужчин.

– Мы ещё не закончили, – покачал головой мистер Беннет.

– Сё' в порядке, мам правда. Нам нужно ещё время.

– Да вы уже полчаса грите' тут непонятно о чём, – взорвалась Рейчел и упёрла руки в бока.

– Душа моя, – обратился он к жене и улыбнулся, – успокойся. Я не трогал мальца и больше не собираюсь. Ну что вам заняться нечем? Схаживайте на рынок, прикупите себе чё-нить.

Мать с дочерью переглянулись, Рейчел взяла из тумбочки деньги, сказала Фреду и Майку, которые прибежали с улицы домой, что они все вместе пойдут на рынок. И в итоге сын с отцом остались вдвоём. Эван притащил отцу банку холодного портера и сел рядом.

– Расскажи про тюрьму па, как там было? Я просто… Если я всё-таки попаду туда…

– Это дыра, кишащая пидарасами, торчками, которым дозняки проносили их жёны и дети, чаще всего в еде, и такими ублюдками, что тебе и не снилось сынок, – сразу же отозвался мистер Беннет, как будто только и ждал этого вопроса. – Я сразу показал себя – не блеял перед ними как овца, ни перед легавыми, ни перед заключёнными, хоть и был юнцом, смотрел в глаза и не показывал своего страха, но было страшно до усрачки. Несколько раз меня хотели нагнуть, моё ещё тогда смазливое лицо, сделало свою грязную работу. Но ни хрена у них не вышло, может, дрался я и плохо, зато стоять на ногах в драке мог долго и это изнуряло их. И в итоге, как обычно, под конец прибегали смотрящие и прекращали мордобой.

– Чёрт! – Эван опустил голову и уставился в пол. «Неужели и мне придётся через всё это проходить?»

– А ты что думал, тюрьма – курортное местечко? – фыркнул Джон. – Ты правильно боишься, ток’ никому этого не показывай. Но и сам не нарывайся. Первое время даж’ не пытайся сойтись с кем-нить'. Изучай, присматривайся к сокамерникам, охранникам – они, в свою очередь, будут делать то же самое.

– И как же ты протянул там?

– После нескольких таких налётов они отстали от меня, правда пришлось провести какое-то время в лазарете. Я не был стукачом, хотя смотрящие и подначивали меня, обещая взамен сигареты. Чёрт! Даже некоторые сокамерники подначивали рассказать им, но я отказался грить', кто меня отделал. Больше меня не трогал никто. Я держался особняком, и никого к себе не подпускал, и эт’ было ошибкой. В таком месте без пары тройки корешей, которые впрягутся за тебя, если понадобиться, не обойтись.

– И что? Ты сошёлся с кем-то? – Эван взял из протянутой руки отца пиво и сделал несколько глотков.

– Да. Я видел, что ко мне присматривается мужик на вид лет пятидесяти, думал, он хочет пристроить ко мне свой хрен. И как-то он подошёл ко мне и заговорил. Я отнёсся к нему настороженно, а он угостил меня сигаретой, сказал, что я ему ничего не должен за неё. Я спросил, чё он хочет. На это мужик ответил, что хотит' просто объяснить мне, как здеся' сё' устроено. Хороший был мужик этот Айк, так его звали, любил травить тюремные байки, рассказывал о своей жизни на свободе. – Джон улыбнулся, припоминая одну из таких баек. – Я тож' про себя ему сё' рассказал. И знаешь, он похвалил меня, – фыркнул Джон. – «И правильно сделал, что пришил ублюдка» – сказал Айк и хлопнул меня по спине. Он свёл меня со своими корешами. Когда нас выводили на улицу, мы устраивали настоящие бои. Джоуи, Айк, Хьюстон и Тим загорелись идеей научить меня драться как следует. «Этому мальцу нужна такая выборовка, чтоб смог постоять за себя» – констатировал Тим. Поначалу мне здорово доставалось, но я не жаловался. А потом и сам начал их поколачивать. – Мистер Беннет прокашлялся, и глаза его сделались хитрющими, ну точно, как у лисицы.

– Па, так ты простишь меня? – Эван глянул исподлобья на отца. – Я понимаю, что разочаровал тя' и я сильно боялся…

– Так за чё тя' прощать-то? Ты правильно сё' сделал. Пусть этот говнюк сидит с переломанными рёбрами, ты отстоял и свою честь, и честь Кин-Дин. Я знаю, что нынешняя молодёжь стесняется своего происхождения, нашего рисованного (диал. Кин-Дин – рифмованного) сленга, но мы уж такие. И если кто-то нас пытается унизить, попрекая нас тем, что мы Кин-Дин, пусть получает леща.