Текст книги "Пропасть Искупления"

Хела, год 2727-й

Рашмика смотрела только вперед. Она уже почти добралась до соседней машины. На ее крыше виднелись люди в скафандрах, занятые какими-то делами, переходящие с одного эксплуатационного мостика на другой. Ворочались краны, нагруженные палетами с тяжелым оборудованием. По сверхъестественной механической точности движений угадывались сервороботы. Огромный караван, составленный из множества разнообразных машин, требовал постоянного ухода и ремонта. Точно собор в миниатюре, подумала Рашмика.

Наконец под ее ногами оказалась относительно прочная поверхность – соседняя крыша. Эта машина передвигалась не на колесах, а на механических ногах, поэтому вместо монотонного хруста льда и камня снизу доносился мерный топот железных ступней, ритмично поднимаемых и опускаемых поршнями. Проем между машинами, через который Рашмика только что перебралась, выглядел совсем не страшно – всего несколько метров, – но она не сомневалась, что возвращение назад тоже дастся ей нелегко.

А пока можно осмотреться. Эта крыша устроена немного по-другому, здесь больше порядка, от прикосновений ничто не шатается и не лязгает. По краям расставлены несколько ящиков с оборудованием, между ними, тоже с краю, аккуратно проложены кабели и шлейфы.

На середине крыши, занимая ее бо́льшую часть, находилась наклонная плита, приподнятая под углом поршнями. Рашмика заметила ее, еще когда ледокат Крозета подъезжал к каравану, и в своем поселке ей тоже случалось видеть такие солнечные батареи, страховка на случай поломки главного генератора. Солнечные батареи состояли из точно подогнанных друг к другу миниатюрных квадратных фотоэлектрических элементов, поблескивающих на солнце зеленью и синевой. Но на этот раз никаких солнечных батарей не оказалось; вместо этого на наклонных поверхностях рядами лежали темные, словно распятые фигуры. Рашмика пересчитала распятых: их было тридцать шесть, расположенных квадратом: шесть в длину, шесть в ширину; каждая фигура размером с человека.

С некоторым трепетом она подошла ближе. На наклонной плите действительно лежали люди, их руки и щиколотки удерживались ремешками, пятки упирались в маленькие подножки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все одеты одинаково, в шоколадного цвета рясу по колено, с капюшоном, подпоясанную белым витым шнуром с кистями. Под капюшонами зеркально блестели визоры скафандров. Лиц Рашмика не видела, только отражение медленно движущейся местности и саму себя, как незначительную деталь этого ландшафта.

Все распятые смотрели на Халдору. Теперь стало ясно: наклон плиты обеспечивал наиболее удобное наблюдение за поднимающейся над горизонтом планетой. По мере приближения каравана к Пути и движущимся по нему соборам платформа опускалась все ниже, чтобы на Пути лечь горизонтально, дав возможность тридцати шести наблюдателям глядеть точно в зенит.

Паломники, поняла Рашмика. Караван подобрал их, проходя мимо поселков вблизи экватора. Очень может быть, что кое-кто прибыл сюда с Равнины Вигрид, возможно, даже из ее поселка.

Рашмика смотрела на визоры скафандров и думала, обнаружили ли паломники каким-нибудь образом ее присутствие? Скорее всего, нет: наблюдатели стараются не отрывать взгляда от Халдоры и ждут чуда, поэтому они вряд ли замечают происходящее вокруг.

Ее очень беспокоила та быстрота, с которой паломники в своей вере дошли до крайности. Скорее всего, они покинули родной кров считаные недели назад, а до той поры вели себя как нормальные члены поселковой коммуны. Наверняка и раньше были верующими, но в пустошах много дел, там невозможно отдаться религии со всей страстью. Эти люди должны были как-то уживаться в семьях и на работе, им приходилось шутить и смеяться при общении с другими. А здесь они свободны, ничто не ограничивает их религиозных устремлений. Очевидно, этому способствовала кровь Куэйхи, впрыснутая им в вены.

Рашмика снова взглянула на извилистую линию каравана. Тут и там на крышах виднелись наклонные платформы. Если предположить, что на каждой находится одинаковое число паломников, получается, что всего их здесь более двухсот. Кроме этого, на Хеле много других караванов. Выходит, к сияющему Пути сейчас едут несколько тысяч паломников, а еще тысячи и тысячи бредут пешком, преодолевая немыслимые трудности.

Мысль о тщетности этого паломничества, о пустой трате драгоценных человеческих жизней наполнила Рашмику возмущением и даже праведным гневом. Хотелось забраться на платформу и стащить с нее наблюдателя, заставив отвернуться от приворожившей планеты, смахнуть капюшон с его головы, прижаться шлемом к пустому зеркалу его визора – вдруг получится докричаться, пока не стало слишком поздно, до огарка человеческой сущности, который еще тлеет там? Вот бы швырнуть камень в лицевой щиток: один кратчайший миг убийственной декомпрессии – и нет больше твоей веры!

Но при этом она понимала, что злится вовсе не на тех, кто действительно этого достоин. Рашмика просто боится за Харбина, ничего не ведая о его судьбе, – спрашивается, при чем тут паломники? Не в ее силах уничтожить церкви, и поэтому хочется отыграться на несчастных богомольцах, которые тянутся к этим церквям.

Только отдав себе в этом отчет, Рашмика снова испытала гнев и отвращение – но теперь уже к собственной персоне. И не припомнить, когда еще она так себя ненавидела. Словно внутри у нее закрутилась стрелка компаса, выискивая новое стабильное направление. И мысль о том, что Рашмика способна испытывать отрицательные эмоции такой силы, не на шутку удивила и испугала ее.

Усилием воли Рашмика заставила себя успокоиться. За все то время, что она смотрела на паломников, ни одна из привязанных к плите фигур не пошевелилась. В молитвенном покое застыла на скафандрах многочисленными и разнообразными складками шоколадная ткань ряс, словно вырезанная из твердейшего камня умелыми скульпторами. В зеркальных визорах продолжал скользить ландшафт. Может, это и к лучшему, что она ничего не увидела за лицевыми щитками.

Рашмика повернулась и зашагала обратно к мостику.

Глава шестнадцатая

Арарат, год 2675-й

Шаттл завис в нескольких метрах над водой. Спасательная команда собралась в заднем ангаре, дожидаясь, когда первая лодка будет освобождена от креплений и осторожно спущена на воду. Во все стороны простиралось темное бескрайнее море, тихое и гладкое, за исключением участка, на который падало тепловое излучение летательного аппарата. Ни ветерка, ни малейших признаков необычной активности жонглеров образами; и на течениях в этой части океана сказалось сезонное замедление. Судя по обновленным картографическим данным, айсберг за это время практически не сместился.

Как только лодка оказалась на воде, в нее по очереди перебрались трое. Первым спустился Скорпион, потом офицер Сил безопасности Жакоте, последней была Хоури. За ними последовали герметичные металлические ящики с провизией, оружием и оборудованием; все это было спешно укрыто в водонепроницаемых отсеках по бортам лодки. И наконец, сверху передали инкубатор – прозрачную капсулу с днищем из молочного пластика и ручками для переноски. Это устройство спасатели принимали с особой осторожностью, словно внутри уже находился ребенок.

После этого разомкнулись замки на концах швартовочных тросов, и Скорпион отвел лодку в сторону от шаттла. Шипение тепловых элементов летательного аппарата ослабло, зато вырос стон работающего на аккумуляторах лодочного мотора. Затем на воду была спущена вторая лодка. Васко проследил за снижением еще одного офицера СБ, женщины по фамилии Эртон. За ней последовал Клавэйн. Опустившись в лодку, старик едва удержался на ногах, но быстро восстановил равновесие. Потом Кровь помог Васко. Юноша полагал, что друг Скорпиона примет участие в операции, но Скорпион приказал Крови вернуться в Первый Лагерь и принять обязанности заместителя начальника колонии. Он с большой неохотой позволил Крови лететь к айсбергу, чтобы помочь с выгрузкой плавсредств.

Во вторую лодку переправили груз, и она сильно просела, вода подступила пугающе близко к бортам. Еще через секунду были отданы концы, и женщина, запустив мотор, направилась к Скорпиону. После недолгого совещания часть груза перенесли со второй лодки на первую, чтобы уменьшить осадку.

– Ну, ты готов? – обратилась Эртон к Васко. – Еще не поздно вернуться.

Эртон начала задирать парня еще на борту «Ностальгии по бесконечности», на совещании по планированию операции. До того момента они почти не виделись: как и Жакоте, эта женщина была для Васко просто одним из офицеров Сил безопасности – старше его по званию и прослужившая на несколько лет дольше.

– Считаешь, не стоило меня брать? – Он постарался, чтобы голос звучал спокойно. – Я тебе не нравлюсь?

– Некоторые из нас заслужили право здесь находиться, – ответила Эртон. – Только и всего.

– А я не заслужил?

– Ты помог свинье, – негромко ответила женщина, – и он взял тебя сюда. До таких задач, как эта, ты не дорос, и до моего уважения тоже.

– Без твоего уважения как-нибудь обойдусь, – ответил Васко. – Достаточно профессиональной этики.

– Ну, на этот счет не беспокойся, – хмыкнула Эртон.

Васко хотел что-то ответить, но она уже повернулась к тяжелой пушке Брейтенбаха, которую надо было закрепить на бортовой стойке.

Малинин не знал, чем вызвана такая враждебность. Лишь тем, что он моложе и у него меньше опыта? Вздохнув, Васко принял участие в проверке и укладке снаряжения. Работа была не из легких и приятных: все самые хрупкие и сложные части – оружие, навигационное оборудование и средства связи – были покрыты серой водоотталкивающей смазкой. Она противно липла к рукам, вытягивалась длинными нитями.

Приглушенно ругаясь, он вытер руки о штаны и едва успел заметить, как шаттл развернулся и улетел, оставив лодки в открытом море.

Они прошли несколько километров по зеркальной воде. Порой над головами расходились облака, открывая темно-синие, с неровными краями, колодцы неба. Еще проглядывали звезды, но ни одного из спутников Арарата над горизонтом не было – довольно редкое зрелище. И никаких иных источников света, кроме пары прожекторов.

Лодки шли в нескольких метрах друг от друга, почти борт в борт; моторы достаточно шумели, чтобы мешать разговорам. Еще в начале операции Васко решил, что самое для него лучшее – как можно реже открывать рот. Похоже, Клавэйн оценил его молчаливость, судя по одобрительному взгляду.

Кроме того, парню нужно было многое обдумать. Он сидел в корме второй лодки, на планшире, и все заряжал и разряжал свое оружие, закреплял движения в мышечной памяти на тот случай, если однажды надо будет действовать не рассуждая. В сотый раз он задался вопросом, дойдет ли до стрельбы? Возможно, окажется, что кто-то кого-то просто не понял, и на этом все уладится.

Но Васко чувствовал, что вероятность такого благополучного исхода крайне невелика.

Они все ознакомились с историей Хоури и присутствовали на совещании, когда ей устроили перекрестный допрос. Бо́льшая часть услышанного осталась для Васко непонятной, но в ходе дискуссии общая картина начала выстраиваться в его голове.

Ясно было следующее: Ана Хоури вернулась из нейтронной звезды Гадес с телом погибшего Торна на руках и плодом в утробе. И это не просто нерожденный ребенок Хоури и Торна, но агент древнего разума – человеческого или инопланетного, – который скрывается в компьютерной матрице Гадеса. Аура является даром человечеству, в ее мозгу содержится информация, способная перетянуть чашу весов в войне с ингибиторами. Вполне возможно, она несет в себе и часть воспоминаний Силвеста, и саму отправку Ауры следует расценивать как его попытку искупления вины.

Хоури была уверена, что содержимое мозга Ауры следует добыть и изучить как можно быстрее. Нет времени дожидаться, когда она родится на свет и тем более когда подрастет и научится говорить.

Для этого с разрешения Хоури Ремонтуар использовал дронов-хирургов для помещения имплантатов в головы матери и дочери, пока Аура еще находилась в утробе. При помощи этих устройств женщина и ее ребенок могли обмениваться мыслями и делиться опытом. Хоури стала глазами и ртом Ауры, ей даже снились сны младенца, и порой она не могла различить, где заканчивается дочь и начинается она сама. Мысли чада проникали ей в мозг и самым прихотливым образом смешивались с ее собственными мыслями.

Но интерпретировать телепатические послания и опыт Ауры было очень сложно. Дочь находилась в утробе, ее когнитивные структуры толком не сформировались, представления об окружающем мире были крайне расплывчатыми. Хоури изо всех сил старалась улавливать адресованные ей мысли дочери, но лишь немногие из них поддавались толкованию; это все равно что просеивать горы пустой породы в поисках крошечных драгоценных камней. Однако добытые крупицы осмысленной информации были исключительно важны. Следуя намекам Ауры, Ремонтуар сумел значительно усовершенствовать свою технику и вооружение. Уже одно это делало сотрудничество с ребенком в высшей степени полезным.

А потом вмешалась Скади.

Она появилась в системе Дельты Павлина после того, как ингибиторы закончили обжигать Ресургем и другие планеты системы, и очень быстро установила торговые связи с людьми, оставшимися после отлета «Ностальгии по бесконечности». В первую очередь она стремилась найти запас созданного сочленителями оружия класса «Ад» и завладеть им. Но корабли Скади были повреждены, а ингибиторы к тому времени скопились в огромном количестве: не та ситуация, когда можно получить желаемое исключительно благодаря грубой силе.

«Свет Зодиака» закончил саморемонт, изучение небесного тела по имени Гадес подошло к логическому завершению. Ремонтуар и его союзники покинули систему Дельты Павлина, и Скади тенью последовала за ними. Проведя осторожные переговоры, Скади задействовала собственные ресурсы для защиты беженцев от преследующих их ингибиторов. Это был рассчитанный риск, но жест доброй воли сыграл свою роль: Ремонтуар решил, что Скади можно доверять.

А ей ничего, кроме доверия, и не требовалось. Присматриваясь к техническим новинкам Ремонтуара, она ясно сознавала свои тактические недостатки. Скади явилась в эту систему, чтобы добыть пушку класса «Ад», однако новые боевые системы оказались ничем не хуже.

Больше всего ее теперь интересовала Аура.

За прошедшие месяцы бортового времени, пока «Свет Зодиака» и два других сочленительских корабля летели к Арарату, Скади вела тонкую политическую игру. Делая уступки тут и там, передавая Ремонтуару сведения и ресурсы, она усыпила его подозрения. Ставка делалась на давнюю верность Ремонтуара Материнскому Гнезду. Этого сочленителя удалось убедить, что сотрудничество – в их общих интересах. Когда наконец Ремонтуар согласился принять на своем корабле группу соратников Скади, это выглядело последним формальным шагом к установлению теплых отношений.

Но гости оказались группой захвата. Они разыскали Хоури, убив по пути десятки людей Ремонтуара, и под наркозом доставили ее на корабль Скади. Там хирурги прооперировали Ану и извлекли из нее Ауру. Ребенка на шестом месяце развития перенесли в новую утробу. В свою очередь эта утроба – биокибернетическая конструкция из живой ткани – была помещена в новое тело, которым обзавелась Скади после того, как ее прежнее тело погибло в аварии на Материнском Гнезде. Имплантаты Ауры могли общаться только с имплантатами Хоури, но Скади быстро справилась с установленной Ремонтуаром защитой. Аура теперь росла и развивалась внутри тела Скади, и та получала весь поток технологической информации, прежде достававшейся Хоури и Ремонтуару.

Скади получила вожделенную добычу, но не потеряла голову от радости. Пожалуй, она даже перемудрила. Следовало немедленно умертвить Хоури, но она не сделала этого, решив, что пленница послужит дополнительным рычагом давления на Ремонтуара. Даже после того, как ребенка вырвали из утробы Хоури, та оставалась полезной заложницей. Последовали переговоры, и Скади добилась от Ремонтуара согласия обменять Хоури на различные технологические новинки. Рано или поздно Скади получила бы эти сведения от Ауры, но она была не расположена ждать.

К тому времени ингибиторы уже почти настигли их.

Когда наконец корабли прибыли к Арарату, война приняла позиционный характер. Люди пошли на эскалацию конфликта, применяя новое, почти непостижимое для ингибиторов оружие, а те в ответ прибегли к зловещей стратегии. Враждующие стороны стремились к максимальной скрытности своих действий; любые виды энергии преобразовывались в не поддающиеся обнаружению волны. Специальные проекторы вводили противника в заблуждение, создавая фантомные образы массированных атак. Убойная материя и антиматерия разбрасывалась почти вслепую. В зависимости от расстановки сил и результатов боевых столкновений человеческие группировки заключали между собой союзы или расторгали их, причем положение менялось не только ежедневно, но и ежечасно. Скади соглашалась действовать совместно с Ремонтуаром только в критических ситуациях, когда альтернативой было полное уничтожение ее войск. Аналогичными соображениями руководствовался и Ремонтуар.

Но примерно неделю назад Скади изменила тактику. Она покинула главный корабль и вылетела на легком корвете. Ремонтуар заметил скоростное судно, проскользнувшее между фронтами враждующих сторон. Расчет пределов ускорения корабля позволил сделать вывод, что на его борту как минимум один человек. Небольшая группа ингибиторов пустилась в погоню за корветом, подойдя к планете ближе обычного. Казалось, машины понимают: на его борту находится нечто важное и оно ни в коем случае не должно добраться до цели.

Ингибиторы не догнали корвет, но сумели его повредить. Ремонтуар и его товарищи проследили траекторию корабля, так как его маскировочные системы теперь работали с перебоями. Отметили, как он вошел в атмосферу Арарата и произвел почти неуправляемую посадку на море. Не было никаких признаков того, что на планете кто-то заметил появление корвета.

Через несколько дней на Арарат отправилась Хоури. Ремонтуар отказался послать большой отряд, считая, что его шансы проскочить к планете мимо ингибиторов ничтожны. Допускалось, что лишь крошечной капсуле удастся пройти незамеченной. Ана не только попытается вернуть Ауру, но и найдет способ сообщить о происходящем людям на Арарате.

Васко подумал о том, с какой решительностью Хоури отправилась на чужую планету в одиночку, без надежды на помощь, без уверенности, что удастся спасти дочь. Что же движет ею на самом деле – любовь к Ауре или ненависть к Скади?

Чем больше Васко размышлял об этом, тем меньше сложившиеся обстоятельства казались ему результатом какого-то недоразумения. И он все больше склонялся к мысли, что выйти из ситуации можно путем переговоров. Скади похитила Ауру, но на ее стороне был элемент внезапности, и в случае смерти ребенка или матери она ничего не теряла. Однако теперь обстоятельства изменились. И Скади – если она еще жива и жив ребенок внутри ее – наверняка ждет «гостей».

Как добиться, чтобы она рассталась с Аурой?

В свете кормового прожектора что-то серебристо блеснуло, и Васко, приглядевшись, понял, что сочленитель рассматривает нож, который захватил на своем острове.

Хела, год 2727-й

Рашмика попросила квестора Джонса принять ее по личному делу. Они встретились сразу после торга из-за очередного артефакта в той самой комнате без окон, где она уже бывала с Крозетом. Квестор ждал, сидя за обширным письменным столом, держа сцепленные кисти рук на внушительном животе, выпячивая губы и глядя на нее с подозрением, но и с большим интересом. Время от времени он подносил щепотку корма своему питомцу. Восседая на столе, Мята походила на абстрактную скульптуру из ярко-зеленой пластмассы.

Глядя на квестора, Рашмика гадала, удастся ли в разговоре с ним отличить правду от лжи. С некоторыми людьми это непросто.

– А наша девица настойчива, верно, Мята? – сказал квестор. – Я запретил ей ходить на крышу, но не прошло и двух часов, как она там оказалась. Что же нам с ней, по-твоему, делать?

– Если не хотите, чтобы люди ходили на крышу, покрепче запирайте двери, – сказала Рашмика. – А что касается вашей девицы, то она не любит, когда за ней следят.

– У меня есть обязанности, например беречь пассажиров, – объяснил квестор. – Если вам это не нравится, вы вольны вернуться на Равнину Вигрид вместе с мистером Крозетом.

– Мне хотелось бы остаться на борту, – ответила Рашмика.

– Решили совершить паломничество к Пути?

– Нет.

Рашмика с отвращением вспомнила о привязанных к платформе людях. Она узнала, что эти верующие зовутся наблюдателями.

– Я хочу добраться до Пути, чтобы получить работу. При чем тут паломничество?

– Гм. Мы уже обсудили ваши способности, мисс Эльс.

Джонс запомнил ее фамилию, и это ей совсем не понравилось.

– Да мы почти не затрагивали эту тему. Вряд ли на основании такого короткого общения можно дать мне правильную оценку.

– Вы сообщили, что занимаетесь научными исследованиями.

– Верно.

– Тогда возвращайтесь в родную глушь и исследуйте дальше. – Квестор очень старался придать голосу и выражению лица убедительность. – Если вы действительно интересуетесь вертунами, вам не найти места лучше, чем раскопки их культурных пластов.

– Научная работа там невозможна, – проворчала Рашмика. – Никого не интересует, что представляет собой артефакт и насколько он важен, пока не выяснится, какую цену можно за него запросить.

– Но это интересует вас, я правильно понимаю?

– У меня есть гипотеза насчет вертунов, – объяснила она, отдавая себе отчет, что поступает опрометчиво. – Но для того, чтобы работать над ней, нужны дополнительные материалы, которые наверняка есть у спонсируемых церквями археологических экспедиций.

– Да, всем известно о таких экспедициях. А вы не подумали, что эти археологи могут заниматься проверкой собственных гипотез? Способны ли вы – в семнадцать-то лет – привнести что-то новое и полезное в их деятельность?

– Способна, потому что у меня нет личной заинтересованности в пропаганде куэйхизма, – ответила Рашмика.

– И что же за гипотеза у вас?

– Вертуны оказались на Хеле случайно, они никак не связаны с исчезновениями. И конечно же, их судьба не является предупреждением о том, что нас ждет, если мы не пойдем указанным Куэйхи путем спасения.

– Идти путем спасения вертуны отказались, в этом нет сомнений, – проговорил квестор, – и точно так же поступили еще восемь или девять известных на сегодняшний день инопланетных культур, не помню точную цифру. Определенно, тут нет никакой тайны. Обстоятельства исчезновения вертунов, их история и социальное устройство, безусловно, достойны изучения, но постигшая их судьба известна. Мы все, мисс Эльс, слышали рассказы паломников об эвакуации целых систем, жуткие истории о машинах, выныривающих из межзвездной тьмы. Похоже, теперь наша очередь.

– Вы хотите сказать, что вертунов уничтожили ингибиторы? – спросила Рашмика.

Квестор поднес семечко к сложному рту любимца.

– Делайте выводы сами.

– Я давно сделала вывод, – сказала девушка, – и считаю, что на Хеле случилось нечто иное.

– Какая-то сила уничтожила вертунов, – сказал квестор. – Этого вам мало?

– Я думаю, что вертуны и амарантийцы, да и все остальные известные культуры, погибли по разным причинам. Если виноваты ингибиторы, почему они не уничтожили эту луну целиком? Можно испытывать угрызения совести, атакуя миры со сбалансированной биосферой, но Хела начисто лишена воздуха… Легко представить, как ингибиторы разрушают эту планету, превращая ее в пояс обломков вокруг Халдоры или в облако радиоактивной пыли. Но то, что уничтожило вертунов, действовало гораздо аккуратнее.

Рашмика замолчала, смущенная тем, с каким жаром излагает свои детские теории.

– Здесь не торопились, – заключила она после паузы, – и здорово наследили. Похоже, кто-то хотел оставить послание, предостеречь.

– Вы ведете к тому, что существует иное, совершенно неизвестное космическое зло?

Рашмика пожала плечами:

– Об этом говорят факты.

– И вам несвойственны сомнения в собственной правоте, мисс Эльс?

– Я уверена, что исчезновения и вертуны как-то связаны. Да и все остальные не могут этого не замечать. Они просто слишком запуганы, чтобы признаться.

– Тогда как вы никого не боитесь?

– Я появилась на Хеле не просто так, – сказала она, с ужасом ощутив, что эти слова как будто вложены в ее уста кем-то посторонним.

Квестор долго вглядывался в лицо девушки, и ее ощущения при этом были не из приятных.

– И эта ваша миссия, – наконец заговорил он, – этот ваш крестовый поход к правде и готовность приобрести множество врагов… Вы поэтому стремитесь к Вечному Пути?

– Есть и другая причина, – тихо ответила она.

Но квестор словно не слышал:

– И особый интерес у вас вызывают первые адвентисты, я прав? Заметил это, когда упомянул при вас о своей роли представителя церкви.

– Эта церковь – одна из старейших, – ответила Рашмика. – И из крупнейших, как я понимаю.

– Крупнейшая. Орден первых адвентистов имеет три собора, в том числе самый большой и тяжелый на Пути.

– Я знаю, что у них есть своя археологическая экспедиция, – сказала Рашмика. – Несколько раз писала туда, просила найти для меня работу.

– Чтобы вы развили свою теорию и соблазнили всех свернуть с Вечного Пути?

Рашмика покачала головой:

– Я собираюсь добросовестно трудиться, делать, что прикажут. Но одновременно буду вести исследования. Хочу зарабатывать деньги, отсылать немного домой – и разбираться с вертунами.

Квестор вздохнул с таким видом, словно весь мир со своими бедами лежал на его плечах:

– Вам известно, мисс Эльс, что такое соборы? Я имею в виду, в физическом отношении?

Рашмика поняла, что на сей раз вопрос продиктован искренним интересом.

– Это движущиеся здания. Они значительно больше караванов, но все равно это машины. Соборы едут вокруг Хелы по дороге, которая называется Вечный Путь, и полностью огибают спутник за триста двадцать стандартных дней.

– И в чем смысл этого кругосветного путешествия?

– Чтобы Халдора всегда висела над головой, как можно ближе к зениту. Хела движется под колесами, но соборы компенсируют это движение.

На губах квестора пробилась улыбка.

– А что вы знаете о том, как движутся соборы?

– Они движутся медленно, – ответила Рашмика. – Чтобы обогнуть Хелу за триста двадцать дней, достаточно ползти со скоростью младенца. В среднем треть метра в секунду.

– По-вашему, это медленно?

– Еще как.

– Вы измените мнение, когда будете работать перед движущимся собором. Представьте, на вас наезжает металлическая стена высотой несколько сот метров, и, если не отступите в последний момент, угодите под гусеницы. – Квестор Джонс подался вперед, навалившись животом на стол и сцепив перед собой пальцы. – Вечный Путь – это дорога из укатанного льда. Она идет точно по экватору, словно проведена по линейке, и лишь один-два раза чуть-чуть отклоняется. Ширина Пути примерно двести метров. Притом что ширина самого маленького собора – пятьдесят метров. Крупные, например «Пресвятая Морвенна», вдвое шире. И поскольку все соборы стремятся попасть в математически определенную точку Пути, соответствующую положению Халдоры в зените, идет непрестанное… – в голосе квестора зазвучала насмешка, – состязание за свободное место. И соперничество между церквями, пусть даже связанными экуменическими договорами, бывает исключительно острым. Нередки диверсии и прочее вредительство. Даже соборы одной церкви постоянно задирают друг друга.

– Я не совсем понимаю вас, квестор.

– Речь о том, что в результате целенаправленных действий на Пути довольно часто появляются труднопреодолимые участки. Прошедший собор может оставить после себя завал или разрушить поверхность дороги. Да и сама Хела тоже нередко преподносит сюрпризы, портит Путь. Сход оползня, движение ледника, извержение вулкана – возможных причин задержки не счесть. По этой причине у каждого собора имеется бригада по расчистке трассы. – Говоря, Квестор смотрел девушке в глаза. – Эта бригада работает перед собором. Причем недалеко, иначе уже сделанная работа может пойти насмарку из-за козней соперников. Но и не слишком близко: с расчисткой надо справиться до того, как собор подойдет вплотную. Не стану обманывать: это трудное и опасное занятие. Но для него нужны некоторые навыки из тех, о которых вы упоминали. – Квестор побарабанил толстыми пальцами по столу. – Работа ведется в вакууме, на льду, с применением резаков и взрывчатки. В самых опасных случаях посылают запрограммированных роботов.

– Я имела в виду другую работу, – проговорила Рашмика.

– Какую?

– Сказала же: что-нибудь конторское. Или по части археологии.

– Понимаю… но такие вакансии крайне редки. Зато в бригадах по расчистке Пути свободных мест всегда хватает.

– Из-за высокой смертности?

– Это очень тяжелая работа. Но тем не менее это всего лишь работа. Даже в чистке Пути есть разные степени риска. Несложно подыскать для вас что-нибудь попроще, чем закладка взрывчатки. А на некоторых должностях не требуется целый день таскать скафандр. Там можно подождать, когда появится место в научном отделе.

Рашмика всмотрелась в лицо квестора. До сих пор он ей не лгал.

– Я не этого хотела, – ответила она. – Но коль скоро там можно найти только такую работу, я согласна. Поможете мне устроиться?

– Да… Хотя не знаю, смогу ли я после этого спать с чистой совестью.

– За ваш сон, квестор, я совершенно спокойна.

– А вы уверены, что делаете правильный выбор?

Рашмика кивнула, спеша опередить сомнения:

– Если поможете, буду весьма благодарна.

– Что ж, благодарность – вещь приятная, тем более благодарность от вас, – проговорил квестор. – Но хочу напоследок сказать еще кое-что. Вас ищут власти Равнины Вигрид. Пока вы в караване, полиция вас не тронет, но ей уже известно ваше местонахождение.

– Меня это не удивляет.

– Ваш поступок породил немало слухов. Говорят, он как-то связан с вашим братом.

Зеленый зверек на столе поднял голову, словно вдруг заинтересовался разговором. Рашмика убедилась, что у Мяты не хватает передней лапы.

– Харбин Эльс, – продолжал квестор. – Это ваш брат?

Отпираться не было смысла.

– Мой брат нашел себе работу на Пути, – ответила она. – Его обманули, когда рассказывали, что это за профессия, и обещали не впрыскивать кровь настоятеля. Больше мы Харбина не видели.

– И вы решили, что должны узнать о его судьбе?

– Он мой брат, – ответила Рашмика.

– Возможно, вот это вас заинтересует.

Квестор пошарил в ящике стола и достал сложенный лист. Зверек проводил глазами скользнувшую через стол бумагу.

Рашмика взяла письмо, погладила пальцем скреплявшую его красную печать. На воске красовался скафандр с раскинутыми, словно у распятого, руками и исходящими во все стороны лучами света. Печать была сломана – половинки едва держались на бумаге.