Текст книги "Порочная месть"

13

Остаток вечера проходит в манере классического светского раута: к Кейну то и дело подходят представительные мужчины с обязательным атрибутом в лице изысканно одетых партнерш и заводят разговор о бизнесе. И хотя никто из них не упоминает о возникших у Кейна проблемах, слова Крофта плотно осели у меня в голове, и я думаю о том, что, возможно, Артур послужил им причиной. Что могли не поделить два человека, вращающиеся на разных полюсах успеха? Несмотря на то, что за несколько лет, проведенных в Нью-Йорке, брат открыл свое дело, его достижения не годятся в подметки тем вершинам, которых добился Кейн ровно за то же время. Наверное, причина в том, что не каждому суждено быть лидером, а Кейн именно тот, кто принадлежит к этому выдающемуся меньшинству. Его мощную энергетику просто невозможно игнорировать: в переполненном зале он будет тем, чье присутствие замечают первым, и ему не нужно повышать голос, чтобы заставить себя слушать – достаточно просто начать говорить, чтобы завладеть вниманием окружающих. Это чувствуется и в его общении с собеседниками на вечеринке: многие мужчины, заговаривающие с Кейном, намного старше, но это ничуть не умаляет уважения и порой ноток заискивания в их голосах.

После того как мы покинули комнату, ладонь Кейна ни на секунду не отпускает мою поясницу, и это действует на меня удивительно успокаивающе, что я почти забываю о своем неподобающем наряде: никто из собеседников не позволяет скабрезного взгляда в мою сторону, и все их внимание при знакомстве сосредоточено на моем лице. Чего, к сожалению, нельзя сказать об их спутницах, но этого мне вряд ли удалось бы избежать, будь я одета даже в монашескую робу – с женской ревностью и любопытством я знакома еще со времен университета.

– В подробности тебя посвятит Седрик, Рой, – произносит Кейн, пожимая руку очередному собеседнику. – Мы оставим тебя: нам с Эрикой нужно ехать домой.

Мое глупое сердце, подпитываемое теплом его руки на позвоночнике, наивно екает от последней фразы. Нам. Словно мы с Кейном и впрямь обычная пара, которая после приема поедет домой, чтобы разделить общую постель.

Взываю к чувству собственного достоинства, напоминая, что этот человек шантажом перевез меня к себе, принуждает заниматься с ним сексом и даже привел меня полураздетой на публичный прием, но как ни стараюсь, не могу наскрести ненависти к нему. Гораздо проще было подпитывать ее, находясь вдали все эти годы. А рядом с ним я становлюсь слабой. Кейн подавляет меня, подчиняет, заставляет верить, что он и правда имеет на меня какие-то права. Что это? Неизлечимая болезнь? Отсутствие гордости? Неосознанный инстинкт самосохранения, не позволяющий мне презирать мужчину, с которым я занимаюсь сексом, чтобы не перевести происходящее в плоскость изнасилования? Пока у меня нет на это точного ответа.

По-прежнему придерживая меня за талию, Кейн выводит нас из здания клуба к дороге, где нас ожидает машина с водителем. Прохладный ночной воздух обдувает лицо и грудь, отчего кожа покрывается мурашками, и я быстро провожу ладонями по предплечьям, чтобы их стереть. Кейн бросает на меня короткий взгляд, после чего снимает с себя пиджак и набрасывает его мне на плечи. Теплая ткань, пахнущая дорогим парфюмом и им самим, мгновенно согревает, а от неожиданной заботы перехватывает дыхание.

– Спасибо, – говорю тихо и покрепче задергиваю полы пиджака на своих плечах, не зная, как еще показать, что я ценю его жест.

Кейн ничего не отвечает и, вернув руку на талию, продолжает уверенно вести нас в сторону ожидающего автомобиля.

– Кто такой Крофт? – улучаю момент, когда Кейн откладывает мобильный и переключает взгляд за окно. – Мне показалось, вы не слишком ладите.

– Последний, с кем тебе стоило пытаться заигрывать, – тихо произносит он, не делая попытки обернуться.

Я смотрю на его жесткий профиль с правильными чертами лица и плотно сжатыми губами и понимаю, что не чувствую страха по отношению к нему, позволяя себе поверить, что мужчина, который вежливо представлял меня своим знакомым и который позаботился о том, чтобы я не замерзла, не может быть настолько плохим.

– Ты ведь не был серьезен, когда угрожал моему брату. Я имею в виду, вы были друзьями, и ты…

– Кажется, ты переоцениваешь значение пиджака на своих плечах, – негромко обрывает Кейн и на короткую секунду встречается со мной глазами в подкрепление своих слов. В них нет ни тепла, ни заботы: лишь знакомый штиль, от которого под кожу вновь забирается холод, несмотря на комфортную температуру в салоне и то, что его пиджак все еще на мне.

В молчании мы доходим до дома, и он, не сказав ни слова, скрывается в своей комнате, которая, как оказалось, располагается напротив моей. Я провожаю его взглядом, после чего снимаю с плеч пиджак и кладу ему под дверь. Пусть знает, что я не переоценила.

На следующий день я просыпаюсь около десяти, что совершенно мне не свойственно: обычно я встаю в семь без будильника. Порывшись в сумке, которую так и не распаковала, чтобы напомнить себе, что я не должна мириться со своим нынешним положением, влезаю в леггинсы и толстовку и, почистив зубы, выхожу в коридор. С опаской смотрю на то место, где оставила пиджак Кейна, но его там нет.

Едва завидев меня, спускающуюся с лестницы, сидящий на диване Прайд откладывает газету и встает.

– Доброе утро, мисс Соулман. Завтрак ждет вас на кухне.

Несмотря на то, что тон мужчины вежлив, я улавливаю едва ощутимые волны настороженности, словно он готовит себя к тому, что придется меня уговаривать. Догадываюсь, Кейн дал Прайду четкие инструкции по поводу того, где я должна есть, и он намерен их выполнить.

– Спасибо, – посылаю ему короткую улыбку и замечаю, как черты лица разглаживаются. – Не составите мне компанию? Не люблю есть одна.

Я и правда ненавижу есть в одиночестве из-за того, что мне приходилось часто делать это после того, как Артур уехал из дома. Это напоминало мне о храпящем на диване отце, источающем пары алкоголя, и о том, как быстро не стало нашей некогда дружной семьи.

– Я посижу с вами, мисс Соулман, – согласно кивает Прайд, следуя за мной в кухню, где на злополучном обеденном столе стоит круглый поднос, накрытый пузатой крышкой, графин с яблочным соком и тарелка с круассанами.

Заметив, как я оглядываю кухню, и в очередной раз правильно расценив мой молчаливый запрос, мужчина шагает к большой зеркальной коробке, громоздящейся на столешнице, в которой я через несколько секунд признаю кофемашину.

– Я приготовлю для вас кофе.

Поблагодарив, поднимаю металлическую крышку и обнаруживаю там тарелку с яйцами пашот на поджаренных тостах и горку свежего авокадо.

– Прайд, вы голодны? Я бы хотела поделиться с вами.

– Нет, я не голоден, мисс Соулман, – мужчина ставит передо мной чашку с черным кофе и, бесшумно придвинув молочник, через пару минут возвращается с точно такой же чашкой кофе для себя.

– Кейн… То есть мистер Колдфилд, он уже уехал на работу? – спрашиваю, аккуратно надрезая яйцо, отчего насыщенного цвета желток расплывается по тосту. Прайд мне симпатичен, и если уж я на неопределенное время застряла в этом доме, то хочу постараться наладить наш с ним контакт.

– Мистер Колдфилд рано утром улетел в Канзас. Рабочая необходимость.

– Надолго?

– Не располагаю такой информацией, мисс Соулман, – вежливо отзывается Прайд, делая бесшумный глоток кофе.

Очевидно, что он не слишком настроен на общение, но, в силу манер или возможных распоряжений Кейна, собирается отвечать, поэтому я решаю прощупать почву:

– Могу я увидеться со своей подругой?

– Разумеется, вы можете, мисс Соулман.

Это новость становится для меня настолько неожиданной, что вилка выпадает из рук.

– То есть я сейчас могу позвонить Кристин и поехать увидеться с ней?

– У меня есть распоряжение не выпускать вас из виду, поэтому вы можете увидеться с вашей подругой в моем присутствии. Но сначала я должен отвезти вас в магазин, чтобы купить одежду.

– У меня достаточно одежды в квартире… – чувствую, как руки начинают холодеть от мысли о том, что это очередное испытание гардеробом от Кейна.

– У меня распоряжение от мистера Колдфилда, – повторяет Прайд, очевидно, чтобы осечь все дальнейшие уговоры.

– Тогда я бы хотела, чтобы со мной поехала моя подруга.

Прайд несколько секунд оценивающе разглядывает мое лицо, застыв с кружкой с кофе в руке, после чего ставит ее на стол и, достав из кармана телефон, прикладывает его к уху. Обменявшись с собеседником несколькими короткими фразами, возвращает мобильный в карман и сдержанно кивает:

– Можно.

Воодушевленная таким поворотом, я быстро расправляюсь с завтраком и набираю номер подруги.

– Голос бодрый, не дрожит, – удовлетворенно констатирует Кристин вместо приветствия. – Как твои дела, узница Азкабана?

– Кейн отправляет меня по магазинам. Составишь мне компанию?

– Ого! Сдается, тебе следует послать смс Артуру с благодарностями в обустройстве твоей жизни. Умирала бы от жары в нашем клоповнике так же, как я сейчас, а вместо этого тебе предстоит шопинг. А у вас не все так уж и плохо, а?

Вспоминаю холодный взгляд и хлесткие слова и вздыхаю. Кейн отнюдь не преследует желание сделать мне приятно, отправляя за новой порцией одежды: скорее всего, он хочет, чтобы я не портила безукоризненный интерьер его дома дешевыми вещами.

– Я бы предпочла никуда не ходить, но это отличная возможность увидеться с тобой. Так ты присоединишься?

– Дай подумать… – задумчиво тянет подруга. – Умирать от жары в четырех стенах либо пить шампанское в бутике «Армани» на Пятой? Конечно, я в теме!

14

– Так какие у вас отношения? – Кристин деловито перебирает вешалки в бельевом отделе, в который затащила меня с молчаливого согласия Прайда. Выуживает самый провокационный белый комплект, состоящий из полупрозрачного бюстгальтера и пояса для чулок, и впихивает его мне в руки. – Держи это. Кейн слюной захлебнется.

– У нас нет отношений, – озвучиваю неприглядную правду, надеясь, что, сказанная вслух, она сможет лишить меня пробивающихся ростков розовых иллюзий на этот счет. – Уверена, когда вопрос с Артуром решится, он вышвырнет меня из своего дома и больше не вспомнит.

– Не верю. С чего бы тогда он стал покупать для тебя одежду и таскать на эту пафосную вечеринку?

– Ему нужна была партнерша, которая бы привлекала внимание, – вспоминаю слова Кейна, – а одежда… Думаю, ему не по душе запах Индианы в его дорогих комнатах, и он стремится от него избавиться.

– Эй, я что, тоже пахну Индианой? – обиженно бурчит Кристин, замерев с очередным кружевным комплектом в руках. – Что это вообще значит?

– Я всего лишь имею в виду, что то, что он оплачивает мою одежду, не означает, что он делает это для меня. Он делает это для личного комфорта.

– Похоже на того Кейна, которого я помню. Словно он солнце, а весь мир вращается вокруг него.

Это сравнение и правда как нельзя лучше ему подходит: планеты могут переживать голод, атаки астероидов и инопланетных существ, а Кейн Колдфилд так и останется неприступным самодостаточным светилом, которого не трогают мирские катаклизмы.

– Я не возьму его, – возвращаю развратное кружево в стиле Мулен Руж на вешалку, – не стану соблазнять дьявола за его же деньги.

– Конечно, ты возьмешь его, и еще спасибо мне скажешь. Кейн не обеднеет от лишней тысячи баксов.

– Тысяча долларов?! – взвизгиваю, с суеверным ужасом косясь на скудный кусок ткани. – Я точно его не возьму.

Однако в последний момент на кассе Кристин все же удается просунуть это соблазнительное непотребство в небольшую горку моих покупок, состоящих из пары скромных, по меркам здешнего бутика, бюстгальтеров, трусиков и шелкового домашнего комплекта.

– Ну а как ты сама? – подруга пытливо заглядывает мне в лицо, пока мы семеним за Прайдом, несущим ворох бумажных пакетов к припаркованному автомобилю. – Что чувствуешь к нему?

Я делаю большие глаза, указывая на нашего спутника, но, очевидно, непосредственная Кристин списала Прайда в разряд бездушной мебели, неспособной осмысливать и анализировать услышанное, потому что она беззаботно взмахивает рукой и повторяет свой вопрос:

– Ну так что? Ты уже призналась себе, что все еще сохнешь по нему?

– Я не сохну по нему, – шиплю, дергая ее за руку. – Я нахожусь в его доме не по своей воле, ты это знаешь.

– Так, возможно, стоит воспользоваться моментом, который представила тебе судьба и твой шалопай брат? Половина женщин Нью-Йорка удавилась бы за шанс трахать Кейна Колдфилда и жить в его доме.

– Не называй Артура шалопаем…

– А как мне его назвать? Я знаю, ты любишь брата, и он твой единственный родственник, но где он сейчас, черт побери? Почему не катается с Кейном по полу и не разбивает его физиономию за то, что посмел принудить его сестру жить с ним?

На этот вопрос у меня нет ответа, но я очень надеюсь, что появится, когда Артур свяжется со мной в следующий раз. Тому, что этого до сих пор не произошло, должно быть разумное объяснение.

– Прайд, а можно Кристин поедет с нами? – спрашиваю, когда мы с ней располагаемся на заднем сиденье БМВ. – Мы только выпьем кофе и немного поболтаем.

– Боюсь, это невозможно, – спокойно отвечает тот, встречая мой просительный взгляд в зеркале заднего вида.

Сделав выводы, что сегодня Кейн, скорее всего, вернется домой, я понимающе киваю, после чего мы отвозим подругу в нашу скромную квартиру и возвращаемся в молчаливый храм холодной английской роскоши.

Вопреки моим предположениям, Кейн не приезжает в этот же день, и на следующий тоже. Я сутки слоняюсь по дому без дела и даже пробую звонить Артуру, но его телефон знакомо безмолвствует. Мои мысли постоянно возвращаются к Кейну: чем он занят сейчас, и связана ли как-то его поездка с теми проблемами, о которых говорил Крофт, и что означают эти самые проблемы на языке его нынешнего мира. Думаю о нем слишком много, совсем не так, как должна думать невольница, и чтобы отогнать накатывающие воспоминания о нашей близости, нахожу в интернете любимых «Унесенных ветром» и, завалившись на кровать, начинаю читать, воодушевляясь силой и неординарностью героини Скарлетт.

Ночью я просыпаюсь от того, что старая футболка брата, которую я привыкла использовать для сна, насквозь промокла, поэтому я сбрасываю ее на пол и вновь зарываюсь лицом в подушку. Мне снится наша семья: улыбающаяся мама, накрывающая стол на заднем дворе, отец, который возится с грилем, Артур и Кейн, смеющиеся какой-то шутке брата. В этом сне я чувствую себя спокойной и счастливой.

Я открываю глаза от стойкого ощущения, что на меня кто-то смотрит. Словно чья-то энергия вторгается в мою, продираясь сквозь оковы сна. Несколько раз моргаю и едва не подскакиваю на кровати, увидев темный силуэт, освещаемый лишь тонким лучом лунного света, пробивающегося в неплотно задернутую штору.

– Кейн? – шепчу, машинально подтягивая сползшее одеяло к груди. Он явно вернулся домой недавно: глаза постепенно привыкают к темноте, и я могу различить черный костюм, в который он облачен, и сияющую белизной сердцевину рубашки.

Не удостоив меня ответом, Кейн наклоняется и, подцепив рукой одеяло, отбрасывает его в сторону, обнажая мою сонную наготу. Я предпринимаю машинальную попытку прикрыться, прижимая ладони к груди и сводя ноги, и мгновенно слышу тихий, но твердый приказ:

– Встань.

Последние следы сна улетучиваются, когда я вижу, как его ладони ложатся на пояс брюк, и раздается звон открывающейся пряжки ремня. Игнорируя усиливающийся стук сердца и дрожь в руках, осторожно поднимаюсь на колени и придвигаюсь к краю кровати. Взгляд Кейна покрывает мои грудь и плечи горячими волнами, отчего соски мгновенно твердеют, а кожа начинает нагреваться.

– Ты давно вернулся? – смачиваю языком пересохшие от волнения губы.

Ответом служит уверенное прикосновение ладони к затылку, подталкивающее меня вперед, к расстегнутой ширинке брюк. Не переставая за мной наблюдать, Кейн освобождает эрегированный член из-под резинки боксеров и, несколько раз проведя по нему рукой, усиливает захват на моей шее.

Я поднимаю глаза, чтобы убедиться, что правильно поняла, и, дав себе секунду, чтобы осмыслить его желание, набираю в легкие побольше воздуха и обхватываю губами тугую солоноватую вершину. Член дергается у меня во рту и будто становится крупнее, и ободренная тем, что все делаю правильно, скольжу ртом увереннее, пытаясь вобрать его как можно глубже. Его массивный размер ударяется в небо, отчего дышать становится сложнее, и я закашливаюсь.

– Никогда не делала минет? – голос Кейна не звучит удивленно, скорее это констатация факта. В университете у меня были отношения, но до такой интимности, как оральные ласки, дело не доходило, потому что мне всегда казалось, что между партнерами должна быть высшая степень доверия для такого рода близости. И вот сейчас я с легкостью готова попробовать это с ним, с последним человеком, которому мне следует доверять.

Жесткая ладонь покидает мой затылок и перемещается на шею, слегка сжимает ее пальцами и несколько раз проводит ими вверх и вниз.

– Расслабь горло, – тихо наставляет Кейн, не переставая массировать шею. Я сглатываю усиливающееся волнение и собравшуюся слюну, подчиняясь успокаивающим прикосновениям, и в ту же секунду тяжелая плоть толкается мне в рот, ударяясь в заднюю стенку.

Я закашливаюсь от подступившего спазма тошноты и смаргиваю слезы с ресниц, позволяя им катиться по щекам.

– Глубоко дыши носом, – раздается сверху, – и не напрягай горло.

Я втягиваю воздух носом, принимая повторное вторжение, и хотя тошнота вновь дает о себе знать, она ощущается намного слабее. Несколько толчков спустя пальцы Кейна обхватывают мой подбородок и тянут его вверх, заставляя встретиться с ним глазами, пока сам он продолжает ритмично вбиваться мне в горло.

– Работай языком.

Я, изо всех сил стараясь не перестать дышать и не дать тошноте взять вверх, прижимаю язык к твердости, двигающейся во мне подобно поршню. Челюсть Кейна напрягается, и его пальцы стискивают мой подбородок, отчего по телу прокатывается волна триумфа того, что я смогла пошатнуть его невозмутимость, поэтому сильнее сжимаю его ртом и намеренно царапаю нежную кожу зубами. Его глаза на долю секунды расширяются, а с губ срывается тихое шипение, после чего Кейн резким рывком выходит из меня и, сжав горло, толкает на кровать, наваливаясь сверху. Его член врывается в меня, заставляя громко вскрикнуть и обхватить его ногами; большой палец проникает мне в рот, оттягивая верхнюю губу.

– Соси, – хрипло приказывает Кейн, приближая лицо так, что я способна увидеть лишь его расширенные зрачки.

Сознание покидает меня вместе с рывками воздуха и стонами, которые выбивает из меня каждый новый толчок члена, но тем не менее обхватываю палец губами и вбираю его в себя в такт суровым движениям. Я перестаю понимать, откуда расцветает источник наслаждения, от которого тело нагревается с каждой секундой и голова идет кругом: является ли причиной концентрированный запах Кейна, проникающий мне в мозг под тяжестью его тела, либо дело в его учащенном дыхании на моих губах, либо же причина в удвоенной дозе его проникновения, а возможно, и в том, что я по нему соскучилась. Меня разрывает на части меньше чем через минуту: я закрываю глаза, прикусывая его палец зубами, и вонзаюсь ногтями ему в спину.

– Твою мать, Эрика, – глухой рык опаляет шею.

Ладонь Кейна вновь смыкается на моем горле, и он, не переставая двигаться, продолжительно извергается в меня.

Пульс грохочет в ушах, а по телу распространяется сладкое щемящее чувство, рожденное близостью, поэтому я позволяю себе не думать и запускаю пальцы в густые волосы Кейна и крепче обнимаю его ногами. Мы лежим так в течение минуты, после чего Кейн отталкивается от кровати и, выпрямившись, приводит в порядок молнию брюк.

Я испытываю слабовольное желание попросить его остаться со мной, но вместо этого подтягиваю одеяло к груди, наблюдая, как он молча выходит из спальни.

15

В отличие от предыдущих дней, проведенных в доме Кейна, сегодня я просыпаюсь около семи, бодрая и полная энергии. Сходив в душ, облачаюсь в новый домашний комплект, состоящий из кремовых штанов и шелковой майки с кружевной оторочкой, и спускаюсь в гостиную. Прайда на привычном месте нет: очевидно, он счел меня совой и потому приступит к обязанностям личной тени чуть позже. Собираюсь пойти на кухню, чтобы сделать себе кофе, когда слышу посторонний шум позади себя и, развернувшись, упираюсь взглядом в Кейна, одетого в спортивные шорты. Он явно тренировался, судя по стекающим дорожкам пота и тому, как вздулись вены на его предплечьях и бицепсах.

Последний раз я видела его без рубашки пять лет назад, и сейчас не могу перестать разглядывать, оценивая произошедшие изменения: крепкие мышцы груди, поблескивающую влагой волну пресса и выраженные косые мышцы, спускающиеся за промокший пояс шорт. Определенно, дьявол.

Кейн быстро пробегается взглядом по моей фигуре, отчего я привычно краснею, и указывает глазами на кухню:

– Иди завтракать, я сейчас подойду.

Небрежным жестом стерев капли пота перекинутым через плечо полотенцем, обходит меня, обдавая запахом разгоряченной кожи и легким ароматом одеколона, от которых сердце начинает учащенно колотиться. Усилием воли заставляю себя не оборачиваться, чтобы не разглядывать его спину, и, дождавшись, пока звуки шагов стихнут, семеню на кухню.

Повозившись с кофемашиной, я, наконец, делаю чашку американо, после чего быстро наполняю вторую и ставлю ее на стол, туда, где предположительно будет сидеть Кейн.

Подняв металлическую крышку, обнаруживаю под ней двойной объем уже привычного завтрака и выкладываю на тарелку одно яйцо пашот и нарезанное авокадо, но без Кейна к трапезе решаю не приступать и вместо этого делаю глоток бодрящей горечи.

Кейн появляется на кухне через двадцать минут, облаченный в голубую рубашку и брюки, быстро пробегается глазами по стоящей на столе чашке с кофе и, ничего не сказав, идет к кофемашине и наливает себе новую порцию.

Я наблюдаю, как он садится с чашкой напротив, и испытываю горький укол обиды от того, что он так демонстративно отверг мое проявление заботы. Отчего каждый раз, когда я пытаюсь поверить, что ему не чужды здоровые человеческие эмоции, Кейну необходимо с треском спустить меня на землю? Я наивно полагала, что то, что он пришел ко мне в комнату этой ночью сразу по возвращении, что-то значило.

– Ты не имел ничего против сделанного мной кофе пять лет назад, – не удерживаюсь от пропитанной обидой ремарки. – Сейчас он не слишком для тебя хорош?

Не переставая отпиливать тост ножом, Кейн одаривает меня беглым, ничего не выражающим взглядом и негромко произносит:

– Он остыл. Я люблю горячий.

Мне моментально становится стыдно за свою вспышку обиды, и я прячу глаза за белизной фарфора. Может, и правда нужно перестать искать в его действиях и словах скрытый подтекст? Перестать додумывать то, чего нет?

– Кто все это готовил? – предпринимаю попытку завязать беседу, чтобы воссоздать атмосферу непринужденного завтрака. – Я имею в виду, я ни разу не замечала, чтобы на кухне находился кто-то из персонала.

– Это потому что я не люблю посторонних людей вокруг себя.

Я замираю с вилкой в руке, не донеся ее до рта. Не любит посторонних людей? Это и правда многое объясняет в нем. Например, почему, сколько мы знакомы, Кейн смотрит на окружающих, словно они его раздражают. Очевидно, потому что они его действительно раздражают. В нашем общем прошлом на моей памяти был лишь один человек, на которого он смотрел с теплотой, Артур, и вот теперь и он в черном списке. Но при всей нелюбви к посторонним он привел меня в свой дом… Чем это объяснить? Возможные варианты начинают вспыхивать у меня в голове, и от того бриза надежды, которую они несут, я невольно улыбаюсь.

– Я собираюсь сделать себе еще кофе, – поднимаюсь со стула, беря в руку чашку. – Тебе повторить?

Оторвавшись от экрана телефона, Кейн вновь цепко обводит мое лицо глазами и кивает.

Я по очереди наполняю чашки новыми порциями ароматного напитка и, не донеся до стола, невольно замираю за его плечом, ослепленная внезапным приступом ностальгии. Перед глазами вдруг живо встает наша тесная кухня в Нью-Олбани, залитая солнечным светом, сидящий за столом брат и молодой Кейн, и я, несущая кофе в подрагивающих руках, предвкушая, как ненароком задену его плечо и поймаю на себе взгляд.

Тепло безоблачных воспоминаний накрывает меня с головой, и я, наклонившись через его плечо, осторожно ставлю обе чашки на стол и, подчиняясь порыву, мягко провожу ладонью по его волосам. Густые и немного влажные.

Кейн не подает ни малейшего признака того, что ему приятно или неприятно мое прикосновение, оставаясь сидеть прямо и продолжая щелкать пальцем по экрану телефона, поэтому я повторяю это движение, испытывая трепетный восторг от того, что так просто закрываю гештальт пятилетней давности: дарю Кейну свою ласку, а он ее принимает.

Но моей радости не суждено продлиться долго, потому что через пару секунд Кейн перехватывает мою руку и, отведя ее в сторону, встает. На короткое мгновение его взгляд останавливается на моих губах и спускается вниз, к груди, рождая горячую сухость в горле, после чего быстро падает на экран телефона, зажатый в руке, и вновь становится беспристрастным.

– Сегодня в пять вечера мы выезжаем в Джерси. Будь готова к этому времени.

– В Джерси? – новость приводит меня в волнение. – Но…

– Платье и обувь тебе привезут. Собери необходимые вещи. Мы проведем там пару дней.

Упоминание платья, которое вновь выберут за меня, вызывает во мне всплеск неприятия, и мне стоит огромных трудов сдержать громкое возмущение.

– Я не хочу, чтобы наряд выбирали за меня, – вкладываю в голос все свои убедительность и настойчивость. – Я способна сама его выбрать.

– У тебя была такая возможность, но ты ей не воспользовалась.

С этими словами Кейн выходит из кухни, а я, глядя ему вслед, думаю, что если уж он так отнесся к моему небольшому гардеробному восстанию, то нет ни малейшего шанса, что произошедшее между ним и братом когда-нибудь забудется, и о том, что если мне и нужно пытаться устраивать восстания, то с умом.