Текст книги "Они под запретом"

17

Когда я, переодетая в красивую домашнюю пижаму, выхожу из душа, моя злая решимость немного гаснет. Пригладив ладонями влажные волосы, я смотрю на себя в зеркало. Распаренная кожа полностью скрыла следы того, что я плакала, и даже губы порозовели. Готова ли я к тому, что задумала? Ведь это будет означать точку невозврата. Та последняя ниточка, что связывает меня с Арсением, окончательно разорвется. И с Луизой тоже, если она узнает.

Раздавший звонок в дверь не дает мне шанса и дальше истязать себя сомнениями. Быстро ощупав пуговицы на сорочке и убедившись, что с моим внешним видом все в порядке, я иду в прихожую.

– Привет, – Данил не спешит переступать порог, как наверняка бы сделал на его месте Арсений. Ждет моего приглашения.

– Входи, – я киваю ему и, убрав за ухо мокрую прядь, приглашающе отхожу в сторону.

А почему собственно нет? Данил очень красивый. Вряд ли можно будет сказать, что в близости с ним я уроню планку или наступлю себе на горло. Может быть, новый опыт поможет мне вычеркнуть секс с Арсением из памяти. Может быть, снова даст мне увлечься Данилом. Неважно, сложится у нас в дальнейшем или нет. Больнее, чем сейчас, все равно же не будет.

– Вино, – Данил демонстрирует мне бумажный пакет, покачивающийся на двух пальцах.

Я молча забираю его, и так же молча смотрю, как он снимает обувь. Нервничать не получается. Помню, когда я пришла в спальню Арсения, то волновалась до тряски. Даню я, оказывается, совсем не боюсь.

Я нарочно не иду на кухню и показываю Данилу следовать за мной в гостиную. Там есть диван и журнальный столик. Можно включить телевизор, чтобы немного разрядить обстановку. Кажется, Даня напряжен.

– Как дела на работе? – летит мне в спину, когда я наклоняюсь за пультом.

– Все в порядке, – произношу я с деланным спокойствием.

У меня есть определенная цель и жалобы на тему рабочих неурядиц в нее не входят. Тогда появится риск, что моя наспех отстроенная плотина пошатнется, и я начну думать совсем не о том. А мне пока нельзя, иначе я окончательно сломаюсь. Сейчас мне нужен наркоз, месть, мой, пусть и временный, ключ к спасению.

Я сажусь на диван и, заметив, что Данил остается стоять, игриво похлопываю ладонью рядом с собой.

– Кино посмотрим?

Если раньше я привыкла прятать от него взгляд, то сейчас напротив, пристально разглядываю. Сомнения никуда не ушли, и мне нужно себя убедить, что я все делаю правильно. Я внимательно скольжу взглядом по его фигуре, лишний раз отмечая, что Даня прекрасно сложен, и одежда сидит на нем, так как надо. Тело у него не такое, как у Арсения, но это совсем не минус. Просто Арсений выглядит как мужчина и энергетика у него ярко-мужская, а Данил, скорее, парень. Красивый, невероятно притягательный парень. Разве такой вариант мне не больше подходит? Мне ведь всего двадцать один.

– Давай бокалы принесу, – предлагает он в ответ на мое приглашение. – Верхний ящик или нижний?

На правах хозяйки квартиры я с деланной небрежностью отмахиваюсь..

– Садись, я сама.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Данил сидит на диване. Явно чувствует себя скованно, судя по его позе: ноги расставлены, локти упираются в колени. Смотрит в экран.

– Откроешь? – указав глазами на бутылку, я протягиваю ему штопор.

Данил откупоривает пробку с изящностью заправского официанта и разливает вино по бокалам. Кажется, ему не в новинку, – замечаю я про себя. – Прошлое главного ловеласа компании не прошло даром. Но сейчас это даже все упрощает.

– Так мало? – я вопросительно смотрю на его фужер, едва ли наполненный на полпальца.

– Я же за рулем, – Данил легко соприкасается со мной стеклом, и мы наконец садимся. Не так далеко, но и не совсем близко. – Я удивился, когда ты мне позвонила. Есть какая-то определенная причина?

Первый же винный глоток разливает по телу теплое опьянение и тем самым маскирует мучительное нытье в груди. Я с жадностью отпиваю еще и, отставив почти пустой бокал на подлокотник, смотрю Данилу в глаза. Если у него еще остаются сомнения о цели нашей встречи, то сейчас мой взгляд дает ему финальный подсказки.

– А ты как думаешь?

Опустить ладонь на диван между нами, немного поддаться вперед. Взгляд Данила как по сигналу опускается на мои губы, зрачки расширяются. Я достаточно близко, чтобы он смог пройти свою часть пути. Я не хочу все делать сама.

Наши рты соприкасаются, сливаясь в осторожном поцелуе. Кажется, ни один из нас ни в чем не уверен, а это плохо… Потому что мне нужна его помощь, чтобы переступить точку невозврата. Пусть он не оставит мне выбора.

Ладонь Данила плавно скользит мне в волосы, мягко их гладит. Он дышит чаще, тяжелее, целует настойчивее. Нужно пододвинуться, чтобы почувствовать наш контакт, чтобы смочь себе преодолеть… Я неловко перекидываю через него ногу, забираясь ему на колени, и Данил незамедлительно кладет руки мне на бедра. Подо мной твердо. Он возбужден.

Я ведь все знаю… Как действовать дальше. С Арсением даже думать не приходилось. Обнять его плечи, царапать шею, ерзать на его члене, запустить руки под футболку, чтобы потрогать его кожу и постанывать. Сейчас обо всем этом нужно себе напоминать, а это отвлекает от поцелуя. Возбуждение есть, но его немного. Оно теплое, невесомое.

Мои веки закрыты и изображение под ними начинает предательски фонить. Дрожит, дергается, а потом внезапно сменяется кадрами того, как то же самое сейчас делает Арсений. Сажает Инессу себе на колени, сдавливает ее затылок, жадно обхватывает губами ее губы и запускает в ее рот свою слюну.

Я упираюсь в грудь Данилу руками, хриплю «не надо». Легкие горят, а из глаз вытекают новые слезы. Не получается… У меня никак не получается, как я не стараюсь…

– Аин, – голос Данила звучит тихо, пальцы задевают мою щеку, стирая мокрую дорожку. – Все нормально. Не плачь, ладно?

Лучше бы он этого не говорил, потому что от его заботливых интонаций меня начинает трясти еще сильнее. Всхлипнув, я утыкаюсь лбом в его плечо, пахнущее туалетной водой, и начинаю рыдать. Потому что Арсений может, а я, выясняется, не могу. Потому что без него все плохо настолько, что грудь выворачивает наизнанку. Потому что невыносимо смириться с тем, что я его навсегда потеряла. Потому что только сегодня я поняла, что мне придется.

Данил молча терпит мою истерику и осторожно поглаживает меня по спине.

– Прости, – прерывисто выдыхаю я, мотая головой. – Прости… Я просто не могу.

Спустя десять минут мы сидим на разных краях дивана. Мое вино так и стоит недопитым, а Данил, напротив, пьет свое.

– Думаю, это был последняя попытка для нас обоих, да? – он шутливо улыбается мне поверх бокала. – Нашей дружбе много лет, так что лучше все так и оставить.

– Прости, я не знаю, что на меня нашло.

– Могу догадаться. Арс?

Я киваю. Перед Данилом мне не стыдно признать правду. Он друг.

– Улетел на отдых с Инессой. Я увидела фотографии, – слезы так сильно меня ослабили, что говорить получается с трудом. Зато боль в груди растворилась, оставив после себя только сухую пустоту. – А ты? Как тебе без Луизы?

Данил тихо усмехается, снова подносит бокал к губам.

– Иногда мне кажется, что все отлично, но потом обязательно наступает момент, когда хочется наплевать на все, рвануть в Одинцово и умолять ее вернуться.

– Почему не сделаешь?

– Потому что иногда мне действительно отлично, а это нечестно по отношению к ней. К тому же, Лу не примет меня обратно. В таких вещах она сильнее меня.

– Ты замечательный, Данил, – из глаз почему-то снова катятся слезы. Он ведь и правда замечательный. Хороший друг. – Прости меня… За многое.

Он салютует мне пустым бокалом, грустно улыбается.

– И ты.

Данил уезжает от меня спустя получаса бесед обо всем и ни о чем. Боль едва ли меня отпустила, но на душе стало спокойнее. Проще принимать жизнь, когда видишь, что люди вокруг далеко не роботы, и они переживают боль не меньше тебя. Просто каждый справляется, как умеет.

Время на часах показывает начало десятого, поэтому из прихожей я прямиком плетусь в кровать. Завтра мне предстоит длинный день. Ликвидировать последствия своей рабочей ошибки, возможно, выслушать упреки руководства, а после поехать с Мариной, риэлтором, смотреть две квартиры на Полянке.

Я ставлю телефон на зарядку, но потом, не выдержав, снова подношу его к глазам. Не могу, снова не могу. Знаю, что он не ответит, но сейчас мне нужно хотя бы что-то. Страшно, что в этой поездке он окончательно обо мне забудет.

«Я чуть не совершила глупость, потому что сильно по тебе скучала. Желаю отличного отдыха».

Жму отправить и гашу свет. В Израиле на час меньше или больше? Хотя какая разница? Мне нужно поскорее уснуть, чтобы завтра продолжить жить с новыми силами. Может быть, пройдет время, и я смогу даже с кем-нибудь сходить на свидание.

Короткое пиликанье входящего сообщения заставляет меня резко вскинуть голову. Я обшариваю тумбочку и нетвердой рукой снимаю блокировку с экрана. Сердце колотится так, что вибрирует позвоночник. В окне мессенджера развернута фотография голубого Мини-купера, на дверях которого будто набиты татуировки. Это большие розовые цветы, переплетенные друг между другом стеблями.

«Увидел сегодня. Аэрография на нем смотрится хорошо».

18

Вот так, оказывается, бывает. Жизнь опрокидывает тебя на лопатки, и когда ты уверяешься в том, что уже не сможешь встать, вдруг милосердно протягивает тебе руку.

Стоило мне подумать, что Аверины вознамерились окончательно вычеркнуть меня из своей жизни, отчим объявил о покупке квартиры, а едва я позволила себе распрощаться с мыслью об Арсении, он ответил на мое сообщение.

Я не верю, что это ничего не значит. Значит, и еще как. Он сам говорил, что не пишет СМС. И он помнит о наших разговорах. Помнит, что я мечтаю о Мини-купере и даже сфотографировал его на свой телефон! На отдыхе в другой стране в компании своей семьи и идеальной Инессы он все равно думает обо мне.

Как перестать об этом улыбаться? И как убедить себя в том, что одно сообщение – это слишком незначительный знак, чтобы реанимировать надежду? Никак. Потому что она уже цветет во мне в полную силу, отчего каждое утро я просыпаюсь бодрая и в отличном настроении. Как оказывается мало нужно для счастья. Если бы речь шла не об Арсении, все было воспринималось иначе. Но он… Я ведь тоже успела его узнать. Сообщение в его случае – не дань вежливости и не случайность, так же как и фото машины моей мечты в его телефоне. Он обо мне не забыл.

В тот день я конечно не удержалась и ответила ему. Написала, что мне нравится цвет машины, и что если я когда-нибудь обзаведусь собственным транспортным средством, то ему придется помочь мне с поиском места, где можно нанести похожие рисунки. Пожалуй, сообщение получилось слишком длинным, но это потому что меня распирало от радости. Арсений мне ответил.

Вчера я написала сестре. Спросила, как отдыхается и поинтересовалась, когда они прилетят обратно. Мысленно я тысячу раз поблагодарила себя за то, что смогла вовремя остановиться с Данилом. Потому что в противном случае все действительно было бы кончено: и с Арсением и скорее всего с Луизой. Я бы не смогла смотреть ей в глаза, а уж тем более – пытаться откровенно поговорить. Когда я звонила Данилу, я мало думала о ней. Моя собственная боль выжгла все.

«Вернемся во вторник после обеда. Если ты захочешь приехать в Одинцово, то лучше после семи. По дороге из аэропорта могут быть пробки».

Следом Луиза прислала фотографию Петра, разговаривающего по телефону за столом уличного кафе. Одет в темно-синюю тенниску, волосы цвета соли с перцем непривычно падают на лоб. Загорел. В силу возраста мне всегда было сложно оценивать его как мужчину, но, глядя на этот снимок, я готова признать: женщинам постарше Петр Аверин наверняка кажется привлекательным.

Пожалуй, сейчас я впервые задумалась о роли Луизы в семье и о том, что она выполняет не только обязанности дочери, но и хозяйки дома. Организация празднований, встреча гостей, приглашения и много других важных мелочей. Ни Петр ни Арсений не напомнили бы мне об отъезде, если бы не она.

Так со вчерашнего дня я стала ждать вторника. Приезжать в Одинцово в день прилета Авериных я конечно не планировала, чтобы не выглядеть совсем навязчивой. Я прекрасно помню, какими томительными бывают перелеты. Приеду к ним в среду или в четверг, и буду очень надеяться, что Арсений тоже будет там.

********

Тот самый четверг.

– «Вино и сыр»? – голова Кати втискивается в дверной проем моего кабинета, глаза весело поблескивают. – Кому-то выдали отпускные, и этот кто-то хочет гульнуть!

Вот уже неделю, не замолкая, Катя говорит о предстоящем отпуске. Она сначала полетит в Абхазию, потом заглянет на пару дней в Сочи к подруге, а по возвращению обязательно запишется на курсы живописи.

– И ты решила их пропить? – шутливо уточняю я.

– Мы только по бокальчику за мой отдых, а потом разойдемся. Ну так что?

Я мешкаю с ответом, потому что как раз сейчас собиралась предупредить Луизу о своем приезде. Вчера поехать в Одинцово не получилось из-за очередного рабочего форс-мажора. Нужно было заселить в отель делегацию из восьми человек при наличии семи свободных номеров. К счастью, все решилось. Семье, забронировавшей два смежных номера, было предложено без доплат заселиться в двухкомнатный люкс, и они согласились.

– Ладно, давай на часок.

В нашем излюбленном винном баре мы сидим часа полтора, после чего Катя уезжает домой паковать чемоданы. Ее вылет в шесть утра.

Часы показывают начало восьмого, и ни о какой поездке в Одинцово речи уже не идет. Поеду завтра, – решаю я. – Тем более, что в пятницу гораздо больше шансов застать в сборе всю семью Авериных.

Не могу не думать о нашей с ним встрече.

Допив вино, я расплачиваюсь по счету и выхожу на улицу. Холодный ветер, вырвавшийся из-за свинцовых туч, моментально забивается за воротник пальто. Я расправляю горловину свитера и лезу за шапкой. Такси вызывать не хочется, тем более что до дома всего минут пятнадцать-двадцать ходьбы. Перед сном хочется прогуляться.

Оживленная вечерняя суета, подсвеченная витринами кафе и диодными вывесками, наполняют столицу атмосферой праздника, и даже остывающий в преддверии зимы воздух ее нисколько не портит. Возле небольшого окошка с надписью «Кофейная радость» я останавливаюсь. С недавнего времени это стало моей традицией – покупать здесь сливочный раф.

Парень-бариста улыбается мне в знак приветствия и без лишних вопросов начинает готовить мой заказ. Я вежливо отхожу в сторону, чтобы не загораживать меню для остальных покупателей, и рассеянно оглядываюсь. На противоположной стороне улицы собралась пробка – как раз в сторону моей работы. Если в будущем я перееду отсюда и мне придется добираться до офиса на машине, то мне нужно будет иметь это в виду. Возможно, все же целесообразнее будет ездить на метро.

Не знаю, почему автомобиль, остановившийся метрах в пяти от меня, привлекает мое внимание. За мою десятиминутную прогулку машины у обочины парковались не меньше десятка раз, и половина из них были длинными черными седанами. Это же центр Москвы, в конце концов.

Разглядев эмблему четырех колец на радиаторной решетке, я перевожу взгляд на мужчину, выходящего из-за руля. В груди поднимается самый настоящий ураган. Это Арсений. Даже сгустившийся полумрак не в силах скрыть его загар. В костюме и без куртки, несмотря на холод.

Голова поворачивается правее, туда, где ощущается еще одно движение. Разогнавшееся сердце с грохотом влетает в бетонную стену. Из пассажирской двери выходит Инесса. В элегантном белом пальто и тоже загорелая. Безукоризненная как и всегда.

Арсений подходит к ней, и теперь они идут рядом. Мой взгляд как приклеенный следует за ними. Они направляются к стеклянному входу, украшенному светящейся вывеской. Это «Марио», ресторан морской кухни.

Арсений открывает для нее дверь, но Инесса не спешит в нее войти. Что-то с улыбкой говорит ему, а потом перекидывает руку через его плечо и…

Почему я все еще смотрю? Почему не отвернулась и не ушла?

Она его целует. Но это не самое ужасное. Ужасно то, что Арсений ее не отталкивает, а целует в ответ. Мне хочется испариться, лишиться зрения и возможности чувствовать. Потому что то, что чувствую сейчас я – этого не нужно испытывать никому. Я снова попалась в ту же ловушку. Знала, что Инесса никуда не делась, но… Это ведь даже не фотография. Все происходит здесь, всего в нескольких метрах от меня.

Дверь за ними закрывается. Ее глухой хлопок перерубает меня пополам. Ноги разгоняются в бег, изо рта вылетает визгливое всхлипывание. Я успеваю заметить ошарашенное лицо баристы, который, должно быть, закончил готовить мой раф, перед тем как мир заволакивается мутной пеленой. Неужели теперь так будет всегда? Я буду натыкаться на доказательства того, что он переступил? Придумывать себе надежду, чтобы спустя время вдребезги ее разбить? Так же больно… Разве можно такое вынести? Что может быть хуже? Только увидеть, как они занимаются сексом… Или их свадьбу.

Силы покидают меня спустя пару минут. Легкие горят от бега, дыхание сбилось, и конечности такие слабые, что приходится прислониться к первой попавшейся стене.

Сжав веки, я выдавливаю из них остатки слез и лезу в сумку за телефоном.

– Привет, – хриплю я, услышав сдержанное «алло». – Ты в Одинцово?

– Да.

– Можно я тебе приеду? Пожалуйста… Больше мне просто не к кому.

Повисает короткая пауза. Конечно, она может мне отказать. Луиза не обязана… Но, пожалуйста, пусть сейчас она этого не сделает… Потому что мне действительно больше не к кому.

– Что-то случилось? – голос сестры теряет свою пластмассовую невозмутимость, становясь живым и озабоченным.

Я закрываю рот рукой, но справиться с собой не могу. Снова плачу.

– Просто… Не могу сейчас быть одна.

– Конечно, – спешно раздается в динамике. – Приезжай.

19

Дорога до Одинцово по пробкам занимает полтора часа. За это время я успела дважды поплакать на заднем сидении такси, побороть в себе желание попросить водителя развернуться и к концу пути впала в состояние оглушенного транса.

На крыльцо дома отчима я ступаю как сомнамбула, параллельно задаваясь вопросом, о чем мне говорить с сестрой. Первая истерика миновала и фонтан эмоций иссяк. Плакать и изливать душу больше не хочется.

Все меняется, когда Луиза открывает дверь и настороженно всматривается в мое лицо. Стихшая буря вновь оживает, поднимается к горлу, давит на грудь, скручивает легкие. Тело стремительно слабеет, а из глаз вновь брызжут слезы. Даже удивительно, что их во мне до сих пор так много. Честное беспокойство в ее взгляде – то, к чему я оказалась не готова.

Всхлипнув, я переступаю порог. Опускаю голову, чтобы спрятать трясущиеся губы, скидываю обувь. Хочется повиснуть на ее шее, чтобы ощутить такое необходимое мне человеческое тепло. Но сейчас нельзя – я об этом прекрасно помню. Между нами все сложно.

– Пойдем в гостиную, – слышится голос Луизы. Он звучит немного растерянно. – Или можем на кухню. Хочешь чай?

– В гостиную, – глухо сиплю я в ответ и, поежившись, обнимаю себя руками. Смотреть на нее не могу, и заставить себя уйти – тоже. Луиза – семья, а я не могу быть одна.

– Ты иди, а я сейчас подойду. Чай все-таки сделаю.

Я забиваюсь в самый дальний угол дивана и промакиваю катящиеся слезы рукавом свитера. Пытаюсь заблокировать мучительную картину их поцелуя, но ей все равно удается продираться в сознание. Белое пальто, изящная кисть… Снова и снова. Надо как-то прекратить, а иначе меня попросту стошнит.

Луиза появляется в гостиной спустя пару минут. Выставляет на стол заварочник и разливает по чашкам жидкость янтарного цвета с выраженным мятным ароматом. Наверное, какой-то очередной полезный сбор, купленный для отчима.

– Выпей, – с нажимом произносит она, придвигая ко мне блюдце.

Я подношу напиток к губам и, так и не сделав глотка, возвращаю на стол. Мне не нужно успокаиваться. Я хочу выговориться… Невыносимо столько времени держать все в себе.

– Арсений… – проглотив немое всхлипывание, я фокусируюсь на надписи ее домашней толстовки. – Я увидела их с Инессой у входа в «Марио»… Думала, что смогу… Все ждала… Я в него влюбилась. Только поздно это поняла, и он сказал, что у нас ничего не будет…

– Ты любишь Арса? – выше подбородка Луизы я смотреть не осмеливаюсь, но по ее голосу становится ясно, что она ошарашена.

– Если это не любовь, тогда я не знаю что… Потому что… Раньше все было не так… А с ним… У нас все было по-настоящему. Ты наверное считаешь меня ужасной… – я лишь на долю секунды встречаюсь с ней глазами и снова быстро их опускаю. Не могу на нее смотреть, потому что не знаю, как оставаться честной без упоминания Дани. – Но я тогда так запуталась… Из-за всего. Ты ведь знаешь про Данила… Я так понимаю, все о нем знали… Я и боролась, хотела забыть. А потом Арсений…

Даже хорошо, что слезы продолжают катиться, помогая мне не видеть лица Луизы, и не стыдиться своих признаний. Мне нужно, чтобы хотя бы один человек меня понял.

– Арсений стал моим первым. Я сама к нему пришла, потому что хотела забыть Данила. А потом все как-то само собой… Он стал заезжать за мной на работу, мы ходили в рестораны и один раз я была у него дома. Но я боялась.. Ни в чем не была уверена… И наверное не всегда вела себя правильно. Часто злилась на него… Со мной он не чувствовал себя особенным, потому что… – я обрываюсь, потому что не знаю, как сказать то, что должна

– Из-за Данила, – натянуто заканчивает Луиза.

Мне остается только кивнуть.

– На поминках мамы я вспылила. Мне казалось, что вы все ее забыли… Данил поднялся, чтобы меня утешить… Не потому что… А потому что он хороший друг. У нас с ним никогда ничего не было, не думай… И в сердцах я сказала ему не то… – я умоляюще смотрю на Луизу, надеясь, что она мне поверит. – Это было недопонимание… Данил меня неправильно понял, поэтому в ваш разговор сказал, что дело во мне… А оно было совсем не во мне… – я обрываюсь, понимая, что ступаю на запретную территорию и после секундной запинки заканчиваю: – Я и Данил – лишь друзья. Просто тогда мы все очень запутались.

– Что ты ему сказала? – голос Луизы натянут и дрожит, лицо напряженное. Ей важно знать. Наверное, она как и я, ищет способ примириться с действительностью.

– Сказала, что если тянет к другому, то нужно уходить, – шепотом отвечаю я. Если в момент нашего с Данилом разговора мне казалось, что я говорю правильные вещи, то сейчас, глядя в побелевшее лицо сестры, вдруг ощущаю острую вину за сказанное. – Я совсем ничего такого не имела в виду… Я была расстроена, и сказала, не подумав.

Я выжидаю паузу. Мне кажется, что Луиза захочет что-то сказать. Возможно, накричать на меня или даже заплакать. Но ничего из этого она не делает и просто продолжает смотреть на меня.

– А потом я поехала к Арсению. Я была зла на него за то, что он не приехал меня поддержать. Не понимала, почему он хочет видеться со мной, но отказывается приехать на поминки моей мамы.

– Потому что он никогда не любил Людмилу, – тихо замечает Луиза.

– Да, – соглашаюсь я, с удивлением замечая, что этот факт меня больше так сильно не трогает. – Тогда я не могла с этим смириться. Мне казалось, что если он проявляет знаки внимания ко мне, то он должен… Разговор вышел ужасным, и я уехала домой. А утром приехал Данил… – подойдя к самой сложной части разговора, я поднимаю глаза на сестру. Она должна увидеть мое раскаяние. Я просто не могу ей врать. – Мы разговаривали, а потом… случился поцелуй. Он был первым, клянусь. Это был порыв, слабость… Я была расстроена из-за разговора с Арсением, и я ведь столько лет… Ты ведь знаешь… Арсений это увидел и сказал, что теперь мы порознь.

Воспоминания о том дне вновь накрывают меня, грудную клетку распирает от учащенных вздохом.

– А ты чего ожидала? – глухо спрашивает Луиза.

– Я надеялась, что он поймет… Что простит мне мою ошибку, потому что тогда я сама себя обманывала. Не заметила, как влюбилась в него. И у него были ко мне чувства… В тот день он сказал, что со мной попробовал жить сердцем и у него не получилось.

Луиза ставит пустую чашку на стол, и долго льет в нее чай. Когда она наконец выпрямляется, я задерживаю дыхание. По ее щекам текут слезы.

– А от меня теперь что требуется?

Сглотнув, я мотаю головой.

– Ничего. Совсем ничего. Когда мне плохо, я всегда думаю о тебе, потому что привыкла считать тебя семьей… Прости меня… Если бы это было в моих силах, я бы никогда не посмотрела на Данила. Но чувствам не прикажешь, и я отчаянно с ними боролась… А ты будто назло просила его меня подвозить… Это было мучительно.

– Да, это моя ошибка, – глубоко вздохнув, Луиза вытирает слезы и смотрит на меня. Теперь в ее тоне сквозит вызов. – Надо было быть умнее и не пытаться заботится о тебе в ущерб собственным интересам. Но тогда я считала это своей обязанностью, потому что у тебя никого не было.

– Прости, пожалуйста… Тогда я оказалась между двух огней и так сильно запуталась… Я ведь не виновата, что когда-то мое сердце тоже выбрало Данила… Ты так все преподносила, будто для тебя он просто развлечение…

Сестра резко щурит глаза, совсем так как то делает Арсений.

– А я когда-то давала понять, что воспринимаю наши с ним отношения несерьезно?

– Нет… Я скорее про то, как вы стали встречаться.

– А это разве имеет какое-то значение?

Я мотаю головой, глядя себе на колени. Для чего я вообще завела об этом речь? Конечно, не имеет.

– А теперь представь, что мужчина, которого ты любишь, уходит к той, кого ты считала сестрой и подругой.

– Он не ушел. Дело было совершенно не во мне.

– А какое это имеет значение для меня в конечном итоге? – голос Луизы начинает дрожать, с головой выдавая ее переживания. – Есть боль и факт того, что ее причиной стали два близких мне человека.

– Я никогда…

– Ты ведь целовалась с Данилом? – продолжает атаку сестра. – Или ты думаешь, что я должна понять твое желание проверить, были ли у тебя к нему чувства? Кто-то наверное и сможет такое понять, но точно не я. Поэтому Арса я не могу ни в чем обвинять. Жить сердцем действительно больно.

Я снова плачу. Все, что говорит Луиза мне очень понятно. Безумно больно, когда он выбрал не тебя, невыносимо больно, что он целуется с другой. Мучительно думать, что ты все могло быть иначе.

– Да, я знаю, – две слезинки капают мне на ладонь и я машинально сжимаю ее в кулак, словно это поможет мне собраться. – Поэтому и приехала к тебе. Потому что одна не справляюсь.

– Арс не будет изменять Инессе, – неожиданно произносит Луиза. – О любви с его стороны речи, скорее всего, действительно не идет, но видно, что он старается. Ведет себя с ней совсем по-другому. Мой брат умеет быть ответственным.

Я поднимаю на нее глаза.

– Я не знаю, что мне делать. А если это у меня на всю жизнь?

– Все проходит когда-то. По-крайней мере, я на это надеюсь.

– А если я не хочу, чтобы проходило? Потому что когда я смотрю на него… Это чувство ни с чем не сравнить, и я не готова с ним расставаться. Как я могу, зная, что ко мне у него были настоящие чувства, а к ней – голый расчет?

– Я наблюдала их на отдыхе. Они отлично друг с другом ладят. Не думаю, что Арс наступает себе на горло, находясь рядом с ней. Инесса красивая, умная и веселая. И она-то его точно любит.

– Он не верит, что я его люблю, – с жаром выпаливаю я. – Если бы поверил, все было иначе.

Луиза воинственно вздергивает подбородок, но ее глаза в противовес этому стремительно краснеют.

– Одной любви не всегда бывает достаточно, даже если ты очень сильно стараешься.

Сейчас сестра выглядит такой трогательной и беззащитной, что вихрь поднявшихся эмоций вышибает из меня остатки осторожности. Позабыв обо всем, я бросаюсь ей на шею. Сестра не шевелится, кажется, даже не дышит. Напряжена как натянутая струна. Я обнимаю ее хрупкие плечи и судорожно втягиваю запах туалетной воды.

– Прости меня, пожалуйста. Мне без тебя так плохо… Вы ведь все – моя единственная семья… Ты мне гораздо больше, чем подруга… Я так хочу все вернуть, но понятия не имею, как… Что сделать и что сказать… Мне так страшно, что я вас потеряла. Самое дорогое… Вы мое самое дорогое…

Я чувствую, как Луиза всхлипывает. Делает это почти беззвучно, но дрожь в ее теле невозможно игнорировать. Ее ладонь задевает мой позвоночник, и это становится сигналом к тому, чтобы разрыдаться. Потому что в этот момент я точно знаю, что между нами не все потеряно, и мы только что сделали шаг навстречу друг другу.