Электронная библиотека » Альберт Вандаль » » онлайн чтение - страница 18


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 19:57


Автор книги: Альберт Вандаль


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

Шрифт:
- 100% +

В следующие за этим дни император снова занимается вопросом о разделе Турции, изучает его, рассматривает его со всех сторон и изыскивает средства ослабить невыгодные стороны и опасности ужасного дела, на которое толкает его сама судьба. Русские вожделения, упорство которых ясно выступает наружу, беспокоят его не менее, чем предполагаемые захваты Англии. Он чувствует, что если он должен принять предосторожности против своих врагов, то в той же мере ему необходимо защитить себя и от своих союзников. Наполеон задается вопросом: не сумеет ли он создать на пути честолюбивых стремлений России преграду в иной форме взамен той, которую он уничтожит, разрушив Турцию, и нет ли возможности удовлетворить Россию, задержав в то же время развитие ее могущества?

Тогда Наполеон усматривает известные выгоды в политике, которую он пытался вести в самое недавнее время, которую постоянно превозносил Талейран, но которая была несовместима с тильзитским соглашением. В июле 1807 г. он с презрением устранил Австрию от всякого участия в предстоящих разделах; в январе 1808 г. он считает себя счастливым, что на свете есть Австрия, и что он может воспользоваться ею для того, чтобы поставить преграду выходящему из пределов могуществу наших союзников. Теперь он стремится соединить обе системы, между которыми он некогда колебался, т. е. союз с Россией, и в то же самое время союз с Австрией. Пусть император Александр получит по ту сторону Дуная выгоды, настолько блестящие, чтобы они могли на время обеспечить нам его признательность, но зато пусть и Венский двор будет приглашен к разделу и выкроит себе обширные владения в центральных частях Турции. Тогда политика Венского двора, решительно втянутая в восточные дела, обратит главное свое внимание на Восток; там как наши интересы, так и австрийские столкнутся с интересами великой православной державы, которая все более будет стремиться к присоединению к себе одноплеменного и православного населения, и, благодаря этим условиям, монархия Габсбургов перейдет на нашу сторону и окажет нам содействие. Уже с этого времени Наполеон хотел подготовить Австрию к предназначавшейся ей роли. Вот почему, рассматривая раздел, главным образом, как средство быть приятным императору Александру, он, прежде чем заговорить о нем с русским кабинетом, сообщил по секрету предполагаемый план австрийскому послу.

22 января он принимал в частной аудиенции графа Меттерниха, посланника Франца I. После нескольких ничего не значащих слов он, по выражению Меттерниха, “обеими ногами прыгнул в турецкий вопрос”. “Только властная сила обстоятельств, – сказал он, – может вынудить меня нанести удар Турции, которую я должен был бы всячески поддерживать; к этому помимо моей воли могут принудить меня англичане: мне приходится искать их там, где я могу их найти. Мне ничего не нужно, я не ищу никакого расширения; Египет и некоторые колонии представили бы для меня некоторую выгоду, но эта выгода не может возместить непомерного расширения России. Вы также не можете смотреть равнодушно на ее расширение, и я вижу, что именно разделу Турции суждено теснее нас сблизить”. Здесь слова императора приняли знаменательное значение: в двусмысленных фразах, в которых чувствовались и бессильная злоба, и опасения, у него вырвалось полупризнание о чрезвычайных жертвах, к которым, быть может, принудит его союз с Александром. “В тот день когда русские…” – сказал он, затем тотчас же спохватился и, “проглотив” начало этой фразы, он продолжал: “Когда водворятся в Константинополе, вам нужна будет Франция, как помощница против России, и Франция будет нуждаться в вас, чтобы сдерживать русских”. Он нарисовал перед глазами Меттерниха русскую опасность и “с силой и увлечением говорил о ней”. Он одобрил притязания Австрии на долину Дуная, притязания, по его мнению, вполне законные, так как они “основываются на ее географическом положении”. Наконец, изложив все вкратце, он в виде заключения сказал графу: “Вы можете уведомить ваш двор, что вопрос о разделе Турции еще не поднят; но лишь только это случится, вы не только будете допущены, но даже приглашены, как это и подобает по всей справедливости, для защиты и обсуждения с общего согласия ваших интересов и ваших видов”.[295]295
  Mémoires de Metternich, II, 151, 154 a, 156, 159.


[Закрыть]

Предупрежденный Талейраном Меттерних ждал этого разговора. Он не успел еще получить приказания своего двора и ограничился принятием к сведению слов императора. Впрочем, Наполеон и не хотел ничего другого. Он не думал, чтобы Австрия могла не откликнуться на надежды, которые он на нее возлагал. Не потому чтобы он верил в силу и постоянство восточных вожделений Франца I, напротив, ему было известно, что Австрия, – уже по самой своей натуре сторонница охранительной политики – с ужасом будет смотреть на новое разрушение. Но он знал, что ее географическое положение вменяет ей в обязанность, скрепя сердце, принимать участие во всяком разделе Турции, раз она не в состоянии помешать ему. Для Австрии Оттоманская империя очень удобный и не особенно грозный сосед; у нее нет ни малейшей охоты заменить его одним или несколькими другими государствами, менее уживчивыми. Но лишь только новое расхищение Турции делается неизбежным, единственным средством Австрии уменьшить роковые его последствия, остается примкнуть к дележу: она плачет, но, обогащаясь за счет турок, утешается в своем бессилии спасти их. На этих, совершенно верных данных Наполеон основывал свои расчеты. Поэтому он не столько желал сговориться с Австрией, сколько заранее предупредить ее, чтобы события не застали ее врасплох, чтобы и она со своей стороны могла изучить вопрос, определить точно свои намерения и подготовить средства к борьбе. Благодаря этому, когда наступит час решительного спора, она будет в состоянии властно, с полным знанием дела, появиться на сцене и, став на нашу сторону, работать в пользу наших интересов.

Но, приняв предосторожности в Вене, был ли намерен Наполеон приступить, наконец, совместно с Россией к важному вопросу? 29 января он отсылает Коленкуру обещанный ответ, но эта инструкция не содержит, в себе ничего определенного. Император подвигается очень мало вперед – он делает только один шаг по направлению к чрезвычайным мерам. Он позволяет Коленкуру не только выслушивать русских, если они заговорят с ним о разделе, но и спросить, как они думают и желают выполнить это дело. Однако слова посланника не должны иметь значения ясно выраженного согласия. Наполеон отлично понимал, что если война с Англией затянется, он вынужден будет вступить с Россией в серьезное, прочное соглашение, что он вынужден будет удовлетворить царя, и намеревался включить требуемое царем удовлетворение в общую сумму вознаграждений за действия, гибельные для Британской империи. Тем не менее, он имел в виду решиться на это только скрепя сердце, и в настоящее время старался отдалить, насколько возможно, часть расплаты, ибо отсрочивая ее, он все еще надеялся избавиться от нее. Положим, Англия как будто готова вести с нами ожесточенную борьбу. Но искренно ли ее поведение? Может быть, чтобы привести ее в более мирное настроение, достаточно будет найти только способ подойти к ней и объясниться? Недавно, до отозвания своего посланника из Лондона, венский кабинет пытался предложить свое посредничество в лице этого агента.[296]296
  Mémoires de Metternich, II, 144.


[Закрыть]
Австриец плохо взялся за дело и не имел успеха. Но, думал Наполеон, разве порванная нить не может быть опять скреплена более искусной и более доброжелательной рукой? Ведь вполне возможно, что в ближайшие месяцы, даже недели, завяжутся переговоры, что они сделаются серьезными, приведут к цели и в результате избавят его от непоправимых решений. Но захочет ли Александр и будет ли иметь возможность согласиться на новые отсрочки? Долго ли еще можно заставить царя ждать и питать исключительно только надеждами, не касаясь вопроса о Пруссии, а говоря только о разделе, отталкивая его от нас не вредя его личной безопасности? Вот вопрос, по которому недавно прибывший из Петербурга Савари после долгих расспросов не мог, сказать ничего определенного;[297]297
  Mémoires du duc de Rovigo, III, 205.


[Закрыть]
по этому же вопросу было предписано собрать сведения и Коленкуру. В письме от 29-го император не приказывает, а только расспрашивает: этот документ выдает секрет его нерешительности. Чувствуя на себе тяготение рокового закона, обрекающего его не останавливаться на своем пути, он противится еще его велениям, и, готовясь переступить пределы, за которыми человеческий разум и предвидение теряют свою силу, увлеченный потоком борьбы до грани, за которой начинается неизвестность, он, прежде чем поставить на карту свою судьбу, колеблется и собирается с мыслями.

“Господин посланник, – пишет Шампаньи, – я сообщал вам, что мне придется более подробно ознакомить вас с намерениями Императора относительно того направления политики, которого вы должны держаться. Я это делаю теперь. Вы прекрасно выразили намерения. Нужно непрестанно говорить при Петербургском дворе, – и крайне важно, чтобы Петербургский двор вполне проникся этим убеждением, – что главный интерес Франции и первейшее желание Императора состоят в точном выполнении тильзитского договора, что Император вовсе не думает о расчленении Пруссии, что ему не нужно ни одной из ее провинций и что если он и требует Силезию, как компенсацию за Валахию и Молдавию, которые останутся за русскими, то вовсе не потому, что придает особую цену приобретению этой провинции, а в силу невозможности найти в другом месте справедливое вознаграждение за подобную жертву. Но и эта сделка будет заключена им весьма неохотно, единственно из желания оказать услугу императору Александру и усилить престиж его власти. Император более всего предпочитает, чтобы положение вещей оставалось таковым, как установил его тильзитский договор.

Но может ли оно оставаться таким? Так как население Петербурга не будет занято приготовлениями к войне и надеждой на новое расширение империи, то не возрастет ли его нетерпение вследствие лишений и потерь, которые налагает на него прекращение давнишних сношений с Англией? Не найдет ли недовольство народа поддержку у недовольных при дворе и в армии? Не будет ли армия тяготиться бездействием и с величайшим неудовольствием смотреть, как исчезают ее надежды на возможность сделать, благодаря новым завоеваниям, блестящую карьеру? Может ли английская партия извлечь значительную выгоду из такого настроения?

Разузнайте, Милостивый Государь, будет ли Император в силах справиться с затруднениями. Критический момент наступит весной. Тогда прекращение торговых сношений с Англией даст себя сильнее почувствовать. Может ли император Александр, не меняя политической системы и не опасаясь революции, ждать следующей зимы, не имея, однако, возможности сказать своим подданным: “Благодаря моему союзу с Францией, я увеличил Российское государство, и хотя вы и испытали некоторые лишения, но они с избытком вознаграждены уважением, с которым произносится русское имя, и приобретением богатых провинций, которые увеличивают и богатство, и мощь России”?

Наконец, как долго, по вашему мнению, можно будет поддерживать спокойствие в России, питая ее только надеждами, от осуществления которых избавит нас мир?

Если правда, что благодаря вашему званию, вашему блестящему положению и влиянию на дипломатический корпус, – который вскоре будет состоять из лиц, преданных Франции, – вы можете влиять и на петербургское высшее общество, имеющее со своей стороны, как говорят, большое влияние на двор и армию, то вам предлагается не пренебрегать никаким средством для достижения этой цели. Все средства, которые могут быть вам доставлены отсюда, будут даны в ваше распоряжение.

Но можете ли вы добиться того результата, который необходим для осуществления желания Императора, а именно: поддерживая до мира с Англией франко-русский союз, ограничиться только точным выполнением тильзитского договора, не подвергая императора Александра опасностям дворцового переворота?

Император отлично знает, что, как уступкой Валахии и Молдавии, так и разделом Турецкой империи, он сохранит союз и обеспечит императору Александру спокойное царствование. Но в таком случае союз обойдется нам слишком дорого: в Европе начнутся новые перевороты. Нет сомнения, они представят гению Императора счастливые моменты, которым он сумеет дать выгодный для себя оборот, но эти же перевороты отдалят мир с Англией и усилят для Франции и Европы бедствия войны, которая и так уж затянулась слишком долго и делается, благодаря все более далеким походам, более дорогой и более утомительной.

Однако в ваших разговорах с императором Александром и графом Румянцевым не отвергайте окончательно идеи о разделе. Наведите справки, как хотят его совершить, каковы средства для его выполнения, какие государства хотят приобщить к нему, и не скрывайте, насколько он малоблагоприятен для интересов Франции, которая не может иметь в нем выгодной доли, как бы обширна она ни была. Укажите также на выгоду отложить раздел до мира с Англией или, по крайней мере, до того времени, когда можно будет вырвать у нее господство на Средиземном море, ибо это господство дает ей в настоящее время возможность захватить самые драгоценные части Оттоманской империи”.[298]298
  Archives des affaires étrangères, Russie, 146.


[Закрыть]

Всегдашним и главным препятствием, на которое намекал император и которое считалось до сих пор непреодолимым, было положение, занятое Англией на пути в Египет и Архипелаг. Однако стечение благоприятных обстоятельств начинало внушать ему надежду на устранение этого препятствия; но на них мы укажем в дальнейшем изложении. Несколько дней спустя, в самом конце января, пришли из Лондона известия, которые привели его в бешенство. В Лондоне только что открылась парламентская сессия; тронная речь, прочитанная перед обеими палатами и обсуждаемая ими, дышала неукротимым упорством; министры говорили в ней депутатам: “Если вы проявите в это время, решительное для судьбы вашей страны то мужество, которое служит характерной чертой британской нации, если вы бесстрашно встретите противоестественную лигу, которая образовалась против вас, Его Величество приказывает нам убедить вас в его твердой уверенности, что с помощью Промысла Божия Великобритания с успехом и славой выйдет из этой борьбы. Наконец, нам приказано уверить вас, что в этой грозной борьбе, на которую устремлены взоры всего мира, вы можете рассчитывать на твердость Его Величества, у которого, помимо интересов его народа, нет других интересов…”.[299]299
  Moniteur du 2 février, 1808.


[Закрыть]
При чтении этой гордой декларации Наполеон затрясся от гнева. Он принял брошенный ему вызов. Так как Англия хотела войны не на жизнь, а на смерть, он поклялся уничтожить ее и потрясти весь мир, чтобы раздавить ее под его развалинами. Тогда и он, подобно Англии, принял свое решение, решил теснее сблизиться с Россией, разбудить эту громадную империю, открыть честолюбию Александра беспредельную будущность и показать ему Константинополь, как этап на пути в Индию.

ГЛАВА 7. ПИСЬМО ОТ 2-го ФЕВРАЛЯ 1808 г

Письмо Наполеона к Александру от 2 февраля 1808 г. – Искренно ли оно? – Не есть ли предложение поделить Турцию только приманка, назначение которой ослепить Александра и отвлечь его внимание? – Необходимость отвлечь внимание царя от Испании и Пруссии; предложение раздела дает к тому средства. – Не преследует ли письмо императора также и другую цель: подготовить предстоящие действия на Востоке? – Планы Наполеона относительно Турции и Индии зреют и постепенно развиваются. – Приготовления в Далмации и Албании. – Морские операции. – Стремления Наполеона завладеть Средиземным морем. – Его усилия захватить одну за другой все господствующие над нами позиции. – Он приписывает исключительную важность обладанию Корфу. – Кратчайший путь в Египет. – Многочисленные меры, употребляемые для обеспечения и сохранения Корфу. – Пока англичане будут в Силиции и на Мальте, они останутся властителями Средиземного моря. – В декабре 1807 г. англичане выводят из Сицилии часть своих войск и увозят их в океан. – Наполеон тотчас же призывает в Средиземное море наибольшую часть своих морских сил. – Он обдумывает внезапный захват Сицилии. – Настоятельная необходимость снабдить Корфу всем необходимым. – Наполеон думает о возможности сочетать эти два предприятия, успешное выполнение которых устранит его главное возражение против раздела. – Параллель между инструкциями, данными королю Жозефу и адмиралу Гантому, и предложениями, сделанными в Петербурге. – Откровенное сообщение министру Декре по поводу Турции и Египта. – Условный характер проекта нападения на Турцию. Разговор с Толстым на охоте. – Наполеон ставит крупные предприятия, которые он обдумывает, в зависимость от враждебных отношений с Англией; он усиленно старается добиться мира. Справедливость, которую воздают ему его самые ожесточенные враги. – Истинный смысл письма от 2 февраля. – Сочетание планов политического и военного характера. – Наполеон хочет дать Англии сражение на пространстве целого мира. – Желаемая диверсия на севере; предполагаемые операции у берегов океана, в Испании, в Средиземном море, в Африке и как последнее средство – проект относительно Турции и Индии. – Мысли императора о будущей судьбе Востока. – Инструкции Коленкуру. – Наполеон предлагает новое свидание. – Прения, которые вскоре откроются в Петербурге, должны носить только подготовительный и крайне неопределенный характер. – Пункты, не подлежащие обсуждению. – Сербия. – Вопрос о Константинополе выделен из вопроса о Дарданеллах. – Наполеон просит немедленного содействия русских эскадр в Средиземном море. – Европейский флот. – Черное море как русская собственность. – Поприще, открытое русским честолюбивым стремлениям на севере Малой Азии. – Наполеон желает оттеснить Россию в Азию, а Австрию на Балканский полуостров для того, чтобы обеспечить себе первенство в Европе и господство на Средиземном море.


2 февраля 1808 г. Наполеон написал Российскому императору следующее письмо:

“Мой брат, только что приехал генерал Савари. Я провел с ним целые часы, разговаривая о Вашем Величестве. Все, что он передал мне, очень тронуло меня, и я, не теряя времени, хочу поблагодарить вас за оказанные ему и моему посланнику милости.

Ваше Величество, прочтете о последних речах в английском парламенте и о его решении вести войну до последней крайности. Вот при каких условиях я пишу непосредственно Коленкуру. Если Вашему Величеству угодно будет поговорить с ним, он познакомит вас с моими взглядами. Только путем крупных, обширных мероприятий можем мы добиться мира и упрочить нашу систему. Увеличьте и усильте, Ваше Величество, вашу армию. Всякую помощь и содействие, какие я только буду в состоянии оказать вам, я окажу от чистого сердца. У меня нет ни малейшего чувства зависти к России, а лишь желание ей славы, благоденствия и увеличения ее территории. Позволите ли вы, Ваше Величество, высказать мнение человеку, который считает своим долгом питать к вам самую нежную и искреннюю преданность? Вашему Величеству необходимо отодвинуть шведов от вашей столицы; расширьте ваши границы в ту сторону, насколько вам угодно; я готов всеми моими силами помочь вам в этом.

Армия в 50 000 человек, состоящая из русских, французов и, быть может, даже отчасти и из австрийцев, направленная через Константинополь в Азию, не успеет дойти до Евфрата, как приведет в трепет Англию и заставит ее преклониться пред континентом. Я имею возможность собрать армию в Далмации. Вы, Ваше Величество, на Дунае. Через месяц после того, как мы условимся, они могут быть на берегах Босфора. Слух об этом разнесется по Индии, и Англия будет сломлена. Я не отказываюсь ни от какого предварительного условия, ведущего к достижению этой великой цели. Но следует привести в соответствие и уравновесить взаимные интересы обоих государств. Это может совершиться только при свидании с Вашим Величеством или после искренних бесед между Румянцевым и Коленкуром и после назначения сюда лица, преданного нашей политической системе. Толстой честный человек, но полон предрассудков и недоверия к Франции; он совсем не на высоте тильзитских событий и нового положения вещей, в которое поставила мир тесная дружба, существующая между Вашим Величеством и мной. Все может быть решено и подписано до 15 марта. К 1 мая наши войска могут быть в Азии, и к тому же времени войска Вашего Величества в Стокгольме. Тогда англичане, в Индии, изгнанные с Леванта, будут раздавлены тяжестью событий, которыми будет пропитана атмосфера. Ваше Величество и я предпочли бы блага мира, мы предпочли бы проводить нашу жизнь среди наших обширных империй, посвящая себя заботам о их возрождении и счастии наших подданных, покровительствуя наукам и искусствам и сея повсюду благодетельные учреждения. Этого не хотят всесветные враги. Поневоле приходится стать выше этого. Мудрости и политике присуще следовать велениям судьбы и идти туда, куда ведет нас непреодолимый ход событий. Тогда эта стая карликов, которая не хочет видеть, что настоящие события таковы, что следует искать им сравнение в истории, а не в газетах последнего столетия, смирится и последует по указанному Вашим Величеством и мною пути. Русские подданные будут наслаждаться славой, богатством и счастьем; которые будут результатом этих великих событий.

В этих немногих строках я изливаю Вашему Величеству всю мою душу. Дело Тильзита установит судьбы мира. Быть может, некоторая доля малодушия, как со стороны Вашего Величества, так и с моей, заставляла нас предпочитать более обеспеченное настоящее положение лучшему и более совершенному положению, которое может быть приобретено в будущем; но так как Англия не хочет мира, признаем, что настало время великих перемен и событий”.[300]300
  Сorresр; документ без номера, т. XVI, с. 586.


[Закрыть]

В этом удивительно красноречивом письме идея о разделе не была высказана, но она подразумевалась. В более ясно изложенном письме, написанном в тот же день Коленкуру, говорилось о формальном согласии на раздел. В нем предписывалось посланнику приступить к обсуждению долей, взаимных выгод и способов действий и войти в самую суть и в подробности вопросов. Царю император хотел только указать на общий характер действий и дать к ним толчок. Он сделал это столь же искусно, как и благородно. Не говоря русскому монарху ни одного слова, которым бы тот мог злоупотребить, он делал для него все ясным и предоставлял ему на все надеяться. В письме его гениальная личность проявляется во всех направлениях, переходя последовательно от слов дружбы и ласки к гениальным и величественным мыслям: сперва он льстит и ласкает, затем отрывается от земли, расправляет во всю ширь свои могучие крылья и несется в заоблачную высь. По мере чтения письма сообщается читателю и высокий полет его мысли. Чувствуешь, как увлекаешься, как подпадаешь под влияние непреодолимой силы воли этого человека, и становится понятным, что позднее двадцать различных народов, – не из ненависти, не будучи обуреваемы страстями, по одному мановению его руки, бросились за ним на завоевание Москвы. Когда он говорит о нашествии Европы на Азию, кажется, что дух древних великих завоевателей, тот дух, который перебрасывал народы из одной страны в другую, отрывал их от мирного труда и толкал на далекие переселения, ожил в нем и повелевает его устами. Никогда еще более мощный человеческий голос не трубил сигнала к великим сражениям и к обновлению мира.

Хотя при чтении императорского письма сперва проникает в душу трепет воинственного восторга, но затем мало-помалу зарождается и овладевает умом сомнение. Как мы видели, Наполеон до последней минуты был против раздела. 29 января он еще колебался и ни на что не давал согласия; и вдруг, четыре дня спустя, он предупреждает желания союзника, опережает его надежды, опускает перед ним все барьеры. Было ли впечатление, произведенное на него английскими декларациями столь сильно, чтобы вызвать в нем такую полную перемену? Было ли искренно его обращение к царю? Не прикрывало ли оно громадного обмана? По мере того, как усиливалось упорство Англии, а наши армии углублялись в Испанию, прижатый Россией к стене, видя возрастающую с каждым днем необходимость обеспечить за собой Север и поддерживать с ним добрые отношения, сознавая, насколько это важно и в то же время чувствуя непреодолимое недоверие к России, не старался ли Наполеон избавить себя от действительных жертв, предлагая своему союзнику только для вида важные уступки? В таком случае он предлагал бы раздел, не имея в виду его выполнить, и его план сводился бы к следующему: пользуясь формально поставленными прениями о восточном вопросе, он обошел бы императора Александра, обворожил и ослепил бы его блестящими надеждами, а сам тем временем привел бы в исполнение свой план относительно Испании, единственный, которым он был серьезно занят. Затем, устроив судьбу полуострова, поставив Россию и Европу пред совершившимся фактом, он мало-помалу отрекся бы от своих предложений, и в результате от столь великолепно вызванного миража осталось бы пустое место. В этом случае его письмо было бы только произведением бесподобного, но коварного искусства, и фраза в конце, в которой вибрирует страсть к великим делам, была бы эффектным заключением речи. Тогда целью Наполеона было бы только показать России зрелище обширного замысла, взволновать ее процессом фиктивных переговоров, пропустить перед ее ослепленными глазами видения городов, предназначенных для завоевания, и территорий, и королевств, подлежащих разделу, а между тем под прикрытием этой великолепной декорации вероломно преследовать более практический проект: свергнуть безвольную династию и похитить ее корону. Следует ли допустить такой коварный расчет и признать, что на этот раз победитель Европы опустился до роли крайне искусного декоратора? Или, наоборот, мы можем поверить, что Наполеон, величие которого проявилось в искренности его необузданных проектов, действительно хотел того, о чем говорил, что он действительно был склонен к тому, чтобы после переделки Европы преобразовать Восток? С этой загадкой мы встречаемся на высшей ступени его карьеры, в то время, когда он, по-видимому, в нерешимости останавливается на самой вершине, прежде чем пуститься по роковому пути.

Достоверно, что в первых числах февраля 1808 г. императору было крайне необходимо занять ум Александра и отвлечь его внимание. Следовало отвлечь внимание царя и от Испании, и от Пруссии, от юга и центра Европы. Нет сомнения, что в это время, быть может, под впечатлением известий из Лондона Наполеон решился направить всю свою деятельность на Испанию и сильнее упрочить ее за собой с тем, чтобы использовать ее для борьбы с Англией. Обдумал ли он уже заранее все, что должен был сделать в Испании? Для него все более выяснялось ничтожество Бурбонов. Их мелочные ссоры, по-видимому, предавали их в его руки; он чувствовал искушение вмешаться в распри между потерявшим престиж отцом и сыном, обладавшим более честолюбием, чем мужеством, – вмешаться с целью устранить одного при посредстве другого. Он действительно думал о перемене династии; но при всем том, у нас нет основания положительно утверждать, что уже в это время он исключал возможность иного, менее жестокого решения; хотя он и думал о дипломатическом воздействии, опирающемся на значительные военные силы, он не отказался еще ни от мысли о договоре, по которому отошли бы к Франции северные провинции, ни от брачного договора принца Астурийского с дочерью Люсьена, ни от мысли подчинить себе королевский дом. Во всяком случае он не предвидел народного сопротивления; борьба с восставшим народом, так называемая Испанская война, отнюдь не входила в его расчеты, и это было самой крупной и самой роковой из его ошибок. Полагая, что введение Испании в сферу его влияния должно быть, главным образом, делом политики, ловкости, – может быть, времени, – он не отделял этого дела от других, еще более крупных предприятий, и подготовлялся к его выполнению не менее других. А для того, чтобы Россия закрыла глаза на это новое усиление французской сферы влияния, нужно было возбудить ее собственные аппетиты. Давая ей надежду поживиться за счет всех ее соседей, Наполеон тем самым предоставлял самому себе такое же право. “Я ничему не завидую, – писал он в письме к Коленкуру, – и прошу не завидовать и мне”.[301]301
  Выдержка из письма Коленкура, опубликованная Татищевым в Nouvelle Revue, du 15 juin 1890.


[Закрыть]

С другой стороны, допустив возникнуть между Францией и Россией назойливому и опасному прусскому вопросу и не желая решать его, Наполеон стремился изъять его из обсуждения. Александр в виде намека просил Коленкура, а через Толстого настойчиво требовал освобождения Пруссии. Наполеон же твердо решил не выпускать Пруссии из цепей, в которых он ее держал, и не ослаблять их до окончания войны с Англией. В этом отношении он никогда не уступил бы Александру и не согласился бы вывести войска из Пруссии; но ему не хотелось слишком решительно отказывать ему, так как он боялся восстановить его против себя и вызвать конфликт. Итак, он желал прекратить разговоры по этому вопросу и избавиться от более настойчивых просьб. Предложение о разделе давало ему возможность это сделать. Заговорив об этом предмете, Наполеон прекращал плохо начатую партию, смешивал карты и мог возобновить свою игру с Россией на новых началах. Приглашенная к обсуждению вопроса, значение которого заставило бы померкнуть всякий другой интерес, Россия на некоторое время перестала бы обращать внимание на Пруссию, смотрела бы только на Турцию и не мешала бы нам и впредь пользоваться положением, обеспечивающим наше господство в Германии. Наполеон вполне спокойно мог бы продолжать обращаться с Пруссией, как с завоеванной страной, и сохранять по отношению к ней все права завоевателя. Это было одной из не упомянутой, но несомненной выгодой среди тех, которые он ожидал от своего письма.

Но при всем том не думал ли он добиться и другого результата, того, о котором говорил открыто? Откладывая между Францией и Россией один из двух щекотливых вопросов, – прусский вопрос, не хотел ли он в то же время сговориться с Александром о другом, то есть о Востоке, и скрепить союз двух империй путем необычного по своим размерам согласования мероприятий, гибельных для общего врага?

По-видимому, изложенная нами перемена, происшедшая с императором в течение двух месяцев, предшествующих письму, заранее отвечает на этот вопрос. Мы видели, как проект о разделе, бывший доселе в его уме на последнем плане, мало-помалу занимает первое место в его заботах. В январе 1808 г. мы чувствуем в уме императора присутствие этого проекта и даже по временам ясно видим его, благодаря собственным словам Наполеона или словам его министров, благодаря откровенным беседам Талейрана с Меттернихом и разговору, в котором Наполеон дает австрийскому министру возможность предугадать близкое падение Турции. Таким образом, хотя медленно и с трудом, но эта идея прокладывает себе путь в уме императора. Инструкции Коленкуру от 29 января рисуют нам идею о разделе все еще спорной, но требующей скорейшего решения; и, наконец, когда она высказывается в письме от 2 февраля, вполне естественно предположить, что после вызова Англии Наполеон не счел нужным откладывать далее ее выполнение. Это доказывается еще тем, что в письме к императору Александру мы узнаем проект в том виде, как уловили его в зачаточном состоянии несколько недель тому назад. Это все тот же план, взятый в последовательных положениях в различных стадиях его развития, но все еще обнимающий в характерных чертах оба существенных элемента: раздел Турции и поход в Индию. Эта последняя особенность служит признаком его искренности. Если бы Наполеон хотел обмануть Россию, он предложил бы ей только раздел, который, по его мнению, должен был преисполнить ее радостью, а не поход в Азию, которому она мало сочувствовала, считала неосуществимым и опасным. Уже тем, что он вносит это условие и эту поправку в вопрос о расчленении Турции, он дает неоспоримое доказательство, что действительно допускает раздел Турции и выдает нам одну из причин своей уступчивости: он согласен разрушить старое восточное здание, потому что среди его развалин надеется проложить себе путь в Индию и через труп Турции добраться до Англии и нанести ей поражение.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации