Текст книги "Вычеркнутая из жизни"

Кира вздохнула и пошла к Сашке.

Глава 3

Через неделю муж уехал в командировку в Екатеринбург на долгих десять дней. Вернуться обещал только к ноябрьским праздникам. Кира не любила оставаться одна, без Саши. Скучала по нему, плохо спала, тосковала, раздражалась, постоянно переживала и беспокоилась. Хорошо еще, уезжал тот нечасто: два, максимум три раза в год, и почти всегда не больше чем на неделю. А тут – такая длительная разлука. Вдобавок глубокой осенью.

Кира всей душой ненавидела октябрь и ноябрь, когда все вокруг серо, неприютно и заоконная тягучая морось так и лезет в душу. У нее всегда в это время портилось настроение, наваливалась апатия, приходилось буквально за волосы, как Мюнхаузен из болота, вытягивать саму себя из депрессивного состояния. Сашка, конечно, всегда находил способы развеять ее печаль. А без него было туго.

Утром в понедельник она посадила мужа на поезд, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться и не расстроить его. Саша и без того знал, что она не хочет его отпускать. Но ехать нужно: дело есть дело. «Виртуал» собирался расширяться в направлении Урала и Сибири.

Кира стойко держалась, пока поезд, постепенно набирая скорость, полз вдоль перрона. Но как только Саша исчез из поля зрения, не вытерпела и дала волю слезам. На работу сегодня к одиннадцати, Кира заранее отпросилась у Марика. Можно не спешить: сейчас только девять тридцать, а добираться до «Косметик-Сити» всего полчаса. Но, с другой стороны, что ей делать? Гулять под колючим унылым дождем? Кира поежилась и натянула капюшон. Она не признавала головных уборов, не носила ни шапок, ни беретов, ни платков, ни панам. Исключение соглашалась сделать только для капюшонов, да и то скрепя сердце.

Она медленно брела к зданию вокзала. Сашка возвратится только в следующий четверг, значит, придется провести без него не только полторы рабочие недели, но и два выходных дня. Чем заняться? Кира в очередной раз остро пожалела, что у них нет детей. Будь в семье малыши, разлука с мужем не казалась бы такой катастрофой. Всегда нашлось бы чем заняться, не мучило бы это давящее чувство одиночества.

Запиликал телефон. Кира полезла в карман – никак не могла приучить себя класть мобильник в специальное отделение сумки.

Звонила Гелька.

– Проводила? – сочувственно спросила она, не тратя времени на приветствие и прочие формальности.

– Проводила, – вздохнула Кира.

– Настроение, конечно, паршивое?

– Не то слово.

– Ты сейчас куда?

– На работу, куда еще.

– Вечером придешь к нам, – безапелляционно заявила Гелька. – Первый день самый тоскливый. Потом втянешься, время пролетит – сама не заметишь.

– Приду, – с благодарностью согласилась Кира. Она и сама подумывала напроситься в гости к Ковалевым.

– Все, тогда ждем.

Настроение пусть не намного, но улучшилось. Как все-таки здорово, что на свете есть Гелька!

Познакомились они примерно через неделю после того, как Кира стала встречаться с Сашей: пришли к Ковалевым праздновать Рождество.

– Геля – это Ангелина? – спросила тогда Кира новую знакомую.

– Нет, это Гелена, – привычно ответила Гелька, которой абсолютно все задавали этот вопрос. – Мама хотела назвать Галиной, а папа – Еленой. В итоге нашли компромисс.

Саша Кузнецов и Серега Ковалев дружили со школы, вместе учились в университете. На третьем курсе Сергей женился на Геле, через два года родился Борька.

Серега Кире понравился, а с Гелькой они стали подругами – сразу и навсегда. Как будто ждали друг друга. Так и вышло, что под Новый год Кира нашла будущего мужа, а на Рождество – лучшую подругу. Вот и не верь после этого в чудеса! Гельку и Киру связывало нечто глубокое, сокровенное. Они никогда не лгали друг другу, не пытались быть приятными. Не стеснялись рассказывать о себе все до капли, не боялись показаться смешными и нелепыми. Сопереживали, помогали и, что самое главное, радовались друг за друга. Настоящая дружба проверяется вовсе не горем: посочувствовать несчастью может и посторонний, а успехам порадуется только тот, кто любит.

После того как в жизни Киры появилась Геля, прочие подружки и приятельницы постепенно отошли на второй план, перешли в разряд хороших знакомых. А многие и вовсе пропали из Кириной жизни. Она и не заметила. Такая подруга, как Геля, может быть одна-единственная.

Гелька – удивительный человек. Порывистая, прямая, настоящая. Грубоватая в словах и суждениях, она обладала нежной и любящей душой. Возможно, ей не хватало тонкости или такта. Гелька искренне удивлялась: к чему эти китайские церемонии? Она могла забыть поздороваться, но никогда не забывала предложить помощь тому, кто в ней нуждается.

Борьке тогда было лет пять или шесть, и Ковалевы жили еще на съемной квартире, в панельной хрущобе. Гелька работала в больничной лаборатории: колола пальцы, подсчитывала СОЭ, лейкоциты и гемоглобин. Пахала и днем и ночью: на две ставки трудилась в своей клинике, подрабатывала в другой больнице. Они с Серегой изо всех сил копили на первоначальный взнос по ипотеке, Сережину зарплату откладывали, на Гелькину жили.

А тут еще варикоз вылез, она еле ходила, очень болели ноги. Плакала от боли вечерами в ванной, мужу ничего не говорила, иначе он бы страшно расстроился и запретил эти трудовые подвиги.

В тот день Гелька шла с ночной смены довольная донельзя. Экономия по итогам года оказалась на удивление внушительной, никто в их клинике такого не ожидал: обычно сотрудники получали раза в четыре меньше. По мнению всеведущей санитарки тети Паши, новый главврач, назначенный всего месяц назад, еще не успел «зажраться и оборзеть».

Сказано грубо, но верно. Их больница всегда считалась одной из лучших в городе. Платные услуги процветали, люди стремились обследоваться и поправлять здоровье именно здесь. Да и других факторов, которые позволяли «экономить», немало. Только обычно сэкономленные суммы до карманов рядовых сотрудников не доходили, диковинным образом расползались, улетучивались, растекались ручьями и реками. А тут в кои веки (больше такого на Гелькиной памяти никогда не случалось – ни до, ни после) повезло. Поделили по совести.

Для Гельки неожиданный подарок судьбы означал, что нужную сумму они с мужем собрали. Если к ранее накопленному прибавить премию и Серегину зарплату, как раз хватит. Можно будет уволиться со второй работы, перестать надрываться, заняться наконец-то больными ногами.

У подъезда на лавочке кучковались старушки – вечная, неотъемлемая часть городского пейзажа. Состарилась женщина, вышла на пенсию – добро пожаловать в клуб.

Поздоровавшись, Геля принялась рыться в сумке, выуживая ключи. Невольно прислушалась к разговору, тем более что сегодня голоса пенсионерок были громкими, вибрирующими от волнения.

– Вся машина в лепешку! На месте, говорят, померла. Мальчишку оставила.

– Погоди, а отец-то чё?

– А чё отец? Нету! И отродясь не имелось. Мальчишку, поди, сестрам отдадут. Или в детдом.

– Ну уж и в детдом! Их же трое девок! Сестер-то. Решат промеж себя, кому брать.

– Извините, – Геля нашла ключ от домофона, – а кто умер?

– Светка Волкова, – охотно проинформировала ее тетя Лена, соседка снизу. – Со второго этажа. У ней сынок почти как твой. Колька.

Гелька потрясенно кивнула и скрылась в подъезде. Свету она знала. Они не дружили, но хорошо по-соседски общались, разговорившись однажды, когда дети возились в песочнице. Общих тем у молодых мам полно: как спит, что ест, как привыкает к горшку. За пределы разговоров о малышах не выходили: Светка была замкнутой, закрытой.

От той же тети Лены Гелька узнала, что у нее три сестры, мать умерла несколько лет назад, отец сгинул давным-давно. Сестры – все старше Светы – повыходили замуж и жили отдельно. А Светка была невезучая. Тоже выскочила замуж сразу после школы, вскоре родила девочку. Как молодые жили, неизвестно: они снимали полдома где-то на окраине города, и свидетелей их семейной жизни не нашлось. А потом случилось ужасное: однажды ночью дом сгорел. Светкины муж и дочка погибли, выжила только она одна. Как выяснилось, в тот день они с мужем немало выпили, как, впрочем, делали и частенько до этого.

Светка еле-еле пришла в себя. Почти год провела в психиатрической лечебнице, несколько раз пыталась покончить с собой. Потом как-то оправилась, стала ходить в церковь, вернулась жить к матери. Вскоре та умерла, и Светка осталась одна. Но не сдалась и не спилась, как многие предрекали. С той страшной ночи она не выпила ни капли спиртного. Пошла работать на рынок, потом открыла свою точку. Моталась за шмотками в Москву и Турцию, выживала как могла. Родился Коля, и Светка была на седьмом небе от счастья. Жизнь наладилась.

Потом, когда дети подросли и пошли в садик, общаться Геля и Светка стали реже, но все равно улыбались друг другу при встрече, останавливались на улице поболтать. Когда Света купила машину – скромный глазастый «Матиз» – Гелька искренне радовалась за приятельницу. А теперь, получается, оба погибли: и Светка, и маленький серебристый автомобильчик.

Геля никак не могла поверить в случившееся. «А как же Колька?» – ахнула она про себя. Коля, бедный ребенок! Не задумываясь, она помчалась в Светкину квартиру.

Дверь была открыта, изнутри слышались взволнованные голоса. Какая-то женщина захлебывалась рыданиями. Гелька постучалась, но никто ее не услышал. Она тихо вошла в прихожую и нерешительно остановилась.

Немногочисленные Светкины родственники – сестры с мужьями да престарелая тетка – обсуждали скорбные дела: где хоронить, отпевать и поминать, какой гроб заказывать, откуда взять транспорт… Денег, разумеется, не хватало: люди они были небогатые, к тому же никто не ожидал, что предстоят такие расходы. Все Светкины сбережения ушли на покупку машины.

Маленький Колька сидел тут же, сжавшись в комочек, и смотрел по сторонам круглыми от испуга, заплаканными глазами. Геля быстро оценила обстановку, прошла в комнату и предложила свою помощь. Родственники поначалу смутились и принялись отказываться: как возьмешь у чужого человека? Но в итоге, конечно, с благодарностью согласились.

Кольку Геля на время забрала к себе, и он прожил у Ковалевых до девятого дня. После мальчика взяла на воспитание младшая Светкина сестра Зоя, у которой были муж и дочка. Квартиру, где раньше жили Света с сыном, они стали сдавать.

Эту историю Кира узнала, когда как-то вечером пришла к подруге.

– И ты что, всю премию свою потратила?!

– Тихо ты! – шикнула Геля, оглянувшись на дверь. Коля и Борька играли в соседней комнате и, судя по звукам, вот-вот могли оставить Ковалевых без мебели. – Серега про премию не знает! Я ему ничего не рассказывала! И тебе бы не сказала, просто уж если успела растрепать, что ее дают, то… Я решила: легко пришло, пусть легко и уходит!

В этом была вся Гелька. Не раздумывая, отдала свои деньги, а сама еще три месяца мучилась, бегала из одной больницы в другую.

Кое-как промаявшись рабочий день (стрелки часов, разумеется, подолгу застревали на каждой минуте), Кира поехала к Ковалевым. Те жили далековато от центра, в спальном районе. Но теперь в городе появилось метро, и добраться не составило большого труда. Через сорок минут, прикупив кое-чего в местном магазинчике, Кира звонила в домофон.

Пешком поднялась на четвертый этаж: побаивалась ездить в лифте одна, после того как однажды застряла и просидела почти три часа. Гелька, разумеется, караулила возле двери.

– Ползешь? – Она звонко чмокнула подругу в щеку. Через плечо было перекинуто полотенце ядовито-салатового цвета.

На Гелькиной кухне все примерно такого оттенка, от плитки до гарнитура, даже глазам больно. Исключение сделано только для бежевого кухонного уголка и белого холодильника. Попадая на кухню к Ковалевым, неподготовленные гости поначалу теряли дар речи от оглушающей яркости, жмурились, как коты на солнцепеке, но постепенно смирялись, привыкали, а некоторым начинало нравиться.

– Как отработала? – У самой Гельки сегодня был выходной.

– Нормально, – махнула рукой Кира, заходя в квартиру.

У Ковалевых было тесновато, но все равно здорово. В двухкомнатных хоромах кроме Гельки, Сереги и Борьки проживали еще два кота – Мишка и Филя, семейная пара хомяков и черепаха Люся. В большом прямоугольном аквариуме, вяло помахивая ажурными хвостами, неспешно плавали золотые рыбки. В квартире в изобилии имелось цветов, картин, фотографий, статуэток, мягких игрушек, подсвечников.

– Давай-ка мой руки и садись ужинать, – скомандовала подруга.

Кира послушно направилась в ванную, с трудом протиснувшись мимо стоявшего в прихожей второго холодильника, не так давно купленного двухметрового гиганта. Первый холодильник, старенькая «Свияга», притулился на кухне. Выкинуть его было жалко: он все-таки еще хорошо морозил, хотя и ревел мощно.

Ковалевы так и звали парочку холодильников, словно на перекличке: первый и второй. «Мам, где огурцы?» – спрашивал Серега. Они с Гелькой после рождения Борьки обращались друг к другу «мама» и «папа». «Во втором, на верхней полке», – отвечала Геля.

На кухне все было готово к ужину. Гелька – повар от бога. Салаты, супы, запеканки, голубцы, пироги, кулебяки – любое блюдо у нее получалось исключительно вкусно.

– Все, опять смерть фигуре, – обреченно вздохнула Кира, обозревая стол, до последнего сантиметра заставленный тарелками и тарелочками. Геля, похоже, опустошила оба холодильника.

– И черт с ней, с фигурой этой! Один раз живем! – лихо сказала Гелька.

– Ты что, опять соскочила? – Кира с подозрением глянула на подругу.

– Опять. Ладно, потом сброшу, – виновато отозвалась та, пряча глаза.

Похудание было неисчерпаемой темой. Геля и Кира, барышни невысокие, с аппетитными округлостями, по нынешним худосочным стандартам именовались «склонными к полноте». Подруги постоянно держали руку на пульсе: выискивали новые диеты, упражнения, средства для похудания, читали статьи модных авторов и авторитетных диетологов. Хотя, если честно, все рекомендации можно было свести к емкой фразе Майи Плисецкой: «Не жрать!» А вот как раз вкусно поесть обе любили.

Последние две недели Гелька сидела на диете по группе крови. И благополучно забросила ее, как выяснилось. Кира старалась не есть после шести и исключить сладкое. И то и другое сегодня тоже отменялось.

На кухню выкатился улыбающийся Ковалев. Они с Сашей были ровесниками: обоим по тридцать три, но Сережа выглядел намного старше из-за внушительной лысины и объемного брюшка. «Трудовая мозоль, натертая о край стола», – любил шутить он.

– Привет, Кирюха! Я на балконе возился, не слышал, как ты пришла.

– Привет!

– Вон он, худенький мой! – вскинула половник Гелька. – Везет мужикам, да, Кир? Ешь сколько хочешь – и так хорош!

– И ты хороша, мам! Просто красотка, – еще шире улыбнулся Ковалев.

– Красотка! А сами на тощих моделек пялитесь! – Гелька подбоченилась и вытаращила глаза в притворном гневе.

– Кто пялится? Я?!

Это была вопиющая несправедливость: Серега не замечал никого, кроме жены. Смуглая, черноглазая, похожая на цыганку Геля покорила его на всю жизнь, он глядел на нее теми же влюбленными глазами, что и десять лет назад.

– Хочу – и буду есть! Потолстею так потолстею, – гнула свое Гелька, – не на фигурах женитесь, а на человеке!

Человек Гелька явно мучилась совестью за сорванную «кровную» диету. Кира усмехнулась.

– Борька! Иди ужинать! – рявкнула подруга.

– Я его уже позвал, – заметил Сережа, усаживаясь за стол, – уроки доделает и придет.

– Уроки он доделает! Скажи уж, очередной уровень пройдет.

На кухне появился Борька.

– Я не играл, – не слишком убедительно запротестовал он, – я математику делал.

– Верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу, – проворчала Гелька. – Все в сборе, можем приступать.

Поужинали славно: болтали, смеялись, перепробовали все Гелькины шедевры. Коты вертелись под ногами, хрустели и возились возле своих мисок. Потом мужчины разошлись по комнатам, а Кира с Гелей мыли посуду и разговаривали по душам.

Опомнилась Кира, когда на часах было уже почти девять.

– Время-то! Я побежала! А то завтра не встану.

Геля знала, что ночевать подруга не останется: Кира не любила спать в чужой кровати. Не засыпала, и все тут.

– Такси вызвать?

– Вызови.

Пока Гелька звонила, Кира красила губы. Машина подъехала быстро, и она вышла в прихожую, стала надевать куртку. Неожиданно спросила:

– Слушай, ты замечала у Сашки на лице родинку?

– Родинку? – Геля нахмурилась, припоминая. – Да вроде не помню никакой родинки. А ты почему спрашиваешь?

– Так, неважно. – Гельке она могла рассказать все, но тут вроде и говорить было нечего.

Кира застегнула молнию на сапогах и принялась озираться в поисках сумки.

– Подожди-ка, тут у меня фотка ваша висит. – Геля показала рукой на фотографию-магнитик на втором холодильнике. – Мелковато, конечно, но видно.

Она принялась разглядывать изображение, Кира тоже вытянула шею.

Родинки не было.

– А почему ты все-таки… – начала было Гелька, но Кира перебила:

– Забудь. Такси сейчас без меня уедет. Серега, Боря, я побежала! – крикнула она в глубь квартиры.

– Пока, теть Кира, – рассеянно отозвался из-за компьютера Борька.

Серега ничего не ответил. Он, судя по всему, был в ванной. Подруги расцеловались на прощание, и Кира бегом помчалась вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки.

– Перезвони, как доехала! – крикнула вдогонку Геля.

– Ладно!

Доехала она нормально. И сразу позвонила, как обещала. А еще позвонил из поезда Саша, и они пару минут поболтали. Засыпала Кира при желтоватом свете ночника. Оставаясь одна, никак не могла заставить себя ложиться в темноте. Оживали все детские страхи, и это была еще одна причина ненавидеть Сашкины командировки.

Глава 4

Десять дней одиночества прошли быстро и почти безболезненно. На работе скучать не приходилось, и вечерами Кира находила занятия: разобрала древние завалы в шкафах, навела порядок в ванной, отмыла до блеска душевую кабину, перебрала домашнюю библиотеку – их с Сашей гордость. Один раз сходили в кафе с Гелькой, а в прошлую пятницу Альберт отмечал день рождения, так что домой Кира попала ближе к полуночи.

Наутро, правда, проснулась больной. «Подхватила все-таки от Оленьки!» – с досадой констатировала Кира, ощущая противное першение в горле. Карпова всю неделю чихала, шмыгала носом и глотала таблетки. Они всем отделом боялись заразиться, гнали Олю на больничный, но та упорно не шла.

– Что мне дома делать? – виновато гундосила она, тщетно пытаясь поглубже вдохнуть заложенным носом.

– Конечно, Марика-то там нет! – беззлобно поддразнивал стеснительную не по годам Оленьку Альберт. Он, как и все прочие, был в курсе сердечных дел коллеги.

«Надо же, – с тоской думала Кира, измеряя температуру старомодным градусником, – всю неделю продержалась, а на выходные – нате вам. Ну, Оленька, смотри у меня!»

Градусник показал тридцать восемь и две. Обшарив домашнюю аптечку, Кира отыскала подходящие пилюли, приготовила пару литров клюквенного морса, обложилась книгами, пристроила рядом пульт от телевизора и залегла в кровать. Болеть – так со всеми удобствами.

Ближе к одиннадцати позвонила мама. После неприятного разговора про тетю Соню они помирились в точном соответствии с отработанным сценарием, несколько раз созванивались и беседовали крайне предупредительно, вежливо и ласково, как всегда бывает после ссор, когда люди ощущают свою вину и некоторое время щадят чувства друг друга.

Узнав, что дочь заболела, Лариса Васильевна захотела приехать.

– Мам, ну что ты выдумываешь? Я же не маленькая. У меня все есть, лежу, отдыхаю. Зачем тебе мучиться, ехать из своей Соколовки?

Три года назад родители продали трехкомнатную квартиру и, осуществив давнюю мечту, купили дом. Далековато, сорок километров от Казани, зато обошлось дешевле, чем в пригороде. Рядом протекала небольшая шустрая речка, в которой, на радость отцу, заядлому рыболову, водилась какая-то рыба.

Дом был крепкий, ремонта почти не требовал. К нему прилагался роскошный сад с яблонями, вишней и смородиной. Родители построили две большие теплицы, отличную баню и обнесли свое хозяйство двухметровым забором. Теперь выманить из-за него новоявленных домовладельцев было почти нереально.

– Да? Ну, как знаешь, дочка, – с едва заметным облегчением в голосе проговорила мама. Ехать в город и в самом деле у нее большого желания не было. – Саша звонил? У него все нормально?

– Нормально, каждый день звонит по скайпу, – отрапортовала Кира. – По телефону дорого получается.

– Вам сейчас хорошо. А в наше время таких штучек не было. Или письма пиши, или по межгороду разговоры заказывай.

– Как папа?

– Как всегда. Баню топить собирается, Ириша со своими обещала приехать. Я по девочкам соскучилась – сил нет. А вы с Ирой когда созванивались? – безо всякого перехода спросила Лариса Васильевна.

– На днях. Точно не помню. А что?

– Да ничего. Вы уж общайтесь, не забывайте друг друга.

– Мам, опять ты за свое! – Кира почувствовала знакомое раздражение. Переехав за город, мать решила, что дочери без чуткого родительского присмотра «утратят связь». Хотя никаких предпосылок для этих страхов не имелось.

Ира и Кира не ссорились, не конфликтовали даже в детстве, хотя особой душевной близости между ними не было. Они не всегда понимали друг друга: сказывалось различие жизненных интересов, целей и устремлений. Ира, которая была на семь лет старше сестры, занималась только домом и детьми. Вышла замуж еще в институте и сразу родила Катьку. Кое-как окончив вуз, забросила диплом в дальний ящик стола и с тех пор ни разу не доставала. Кира жила по-другому. Но это не мешало сестрам любить друг друга. Так что тревожиться Ларисе Васильевне не стоило.

– Катеньке летом поступать, – сказала мать, опять резко меняя тему, – Ириша говорит, она опять передумала. Собирается учиться на парикмахера-стилиста, на курсы хочет пойти. Вот скажи на милость, что это за работа такая – в чужих волосах ковыряться?

– Работа как работа. Все ходят в парикмахерские, и ты тоже, – машинально заметила Кира.

Бесконечные разговоры про Катькино профессиональное будущее ей порядком надоели. Старшая племянница Киры не могла похвастаться успехами в учебе и по пять раз на дню передумывала насчет поступления. То соглашалась пойти учиться в какой-нибудь вуз, на который у папы Игоря хватит средств, то наотрез отказывалась от получения высшего образования и пугала родных кулинарным или швейным училищем. Теперь вот эти курсы. По глубокому Кириному убеждению, надо было оставить девочку в покое. Летом видно будет. А сейчас Катьку слушать – только нервы портить.

– Ой, не знаю. Ириша вся извелась. А вот Анечка молодец! Олимпиаду выиграла по истории, – с гордостью сказала мама.

– Знаю, Ира говорила. Анька умничка. С ней таких проблем не будет.

– Дай-то бог. Ладно, Кирочка, лечись. Если что, сразу звони! – Лариса Васильевна торопливо свернула разговор: надо было готовиться к приезду старшей дочери.

– Пока, мам. Целую. Папе и Ирке с ее командой привет.

– Передам. Целую, моя дорогая.

«Дорогая»… Как это типично для мамы! Не «золотая», «маленькая» или «хорошая». Никогда – «зайка», «солнышко», «котенок» или «ягодка». Отношение Ларисы Васильевны к дочерям всегда отдавало некоторой прохладцей. Нет, конечно, и она и папа любили своих дочек. Помогали делать уроки, одевали с иголочки, покупали дорогие игрушки, водили Киру на музыку, а Иру в художественную школу. Вывозили летом в Крым и на Золотые Пески, зимой выгуливали на каток. Постарались обеспечить им хорошее будущее. Короче говоря, делали все что положено.

Просто так сложилось, что центром их с отцом жизни были не дети, а совместные увлечения. Максим и Лариса с юности были вместе: абитуриентами познакомились в коридоре строительного института, поступили на один факультет, окончили вуз, поженились, попали по распределению в один проектный институт, где и проработали впоследствии всю жизнь. Оба были заядлыми библиоманами, увлекались живописью и классической музыкой. Время от времени летали в Москву слушать оперу.

Кира и Ира, как и все дети, любили папу и маму. Но все больше с возрастом осознавали некоторую отстраненность родителей и привыкли отвечать им тем же: спокойной мягкой привязанностью. Иногда Кира немножко завидовала Гельке, для которой мама была одновременно лучшей подругой. Гелька рассказывала, что никогда и ничего не скрывала от мамы, советовалась и совершенно спокойно доверяла любые секреты. Правда, она умерла, когда дочери было всего восемнадцать. Геля чуть с ума не сошла от горя, и неизвестно, как бы вообще выжила, если б не познакомилась с Серегой.

В понедельник Кира на работу не пошла. Температура спала, горло перестало болеть, но была страшная слабость, а из носа текло в три ручья. Марик быстро убедил ее остаться дома, да Кира не особенно-то и сопротивлялась.

Настроение улучшилось – Саша вернется через пару дней. В предвкушении встречи Кира успокоилась и сумела разглядеть нечто привлекательное в вынужденном одиночестве. Например, можно вечером есть в кровати конфеты и пирожные, чего Сашка категорически не приветствовал. Или сколько душе угодно смотреть по Интернету женское юмористическое шоу, которое Кира обожала, а Саша терпеть не мог.

В четверг Кира проснулась в шесть утра и больше не смогла заснуть. Душа пела: сегодня приезжает Сашка! К тому же на носу праздники. Хоть и любила Кира свою работу, но кто же откажется от лишних выходных?!

Кира выскочила из кровати и понеслась в ванную. Сегодня ей хотелось выглядеть самой-самой. Долго колдовала перед зеркалом над глазами и губами, надела приготовленное с вечера платье терракотового цвета. Все-таки оно очень удачное: что надо – подчеркивает, что не надо – скрывает. И цвет благородный. Кира критически оглядела себя: вроде придраться не к чему. Правильные черты, большие глаза необычного светло-карего оттенка, слегка вьющиеся каштановые волосы с едва заметной на солнце рыжинкой. Она с юности не меняла прическу: распускала волосы по плечам.

Встретиться и вместе пообедать, как договаривались, не получилось. Любимый муж с вокзала помчался на работу, пообещав вернуться вечером пораньше. Слегка огорчившись поначалу, Кира успокоила себя: у них еще весь вечер впереди. Да и вообще вся жизнь. Несколько часов погоды не сделают.

Кира быстро завершила текущие дела – ей сегодня все удавалось легко и играючи! – и взялась за телефон. Игорю, мужу Ирины, сегодня исполнилось сорок – надо бы поздравить. Она принялась искать нужный номер в телефонной книге, но его почему-то не оказалось. Не было вообще никаких контактов на букву «И». «Наверное, записала как-то по-другому и забыла, растяпа», – раздосадованно подумала Кира. В общем-то, в этом не было ничего удивительного: мужу сестры она звонила на мобильный от силы пару раз в год.

Перебирать огромный перечень контактов не хотелось, и Кира решила позвонить Ирине.

– Привет, Ириш!

– Привет! – откликнулась та.

– С именинником, сестренка! Хотела позвонить твоему, но у меня его номер почему-то из телефона пропал. Или просто не помню, как записала.

– Ну и ладно, все равно бы не дозвонилась. К нему вечно не пробьешься! А сегодня вообще весь день на телефоне висит! – В голосе сестры звучало едва заметное недовольство.

– Дай мне его номер, вечером еще раз попробую.

– И не думай. Они сегодня офисом гуляют в ресторане, ушел на всю ночь! – Недовольство проступило отчетливее. – Завтра так и так к нам придете – вот и поздравите.

– Все-таки дома решили?

– Дома. Я предлагала куда-нибудь сходить. Надоело у плиты стоять. Но он говорит, в ресторане с коллегами наотмечаюсь. Не хочет казенное есть.

– Во сколько приходить?

– К трем.

– А кто будет? – поинтересовалась Кира.

– Как обычно. «Знакомые все лица». Вы с Сашей, мама с папой, его родители с тетей Верой, Сотниковы – и все. Хотя, нет, вру! Еще Валеркин друг Семен с женой из Москвы прилетит.

Сотниковых Кира знала. А вот Валерка…

– Валерка – кто это?

– Как кто? Мой муж, – после секундного молчания ответила Ирина.

– Его же Игорь зовут, – вылетело у Киры.

– Кирюша, ты так шутишь? – неуверенно хихикнула Ира.

Кира уже осознала, что с ней опять случился очередной парадокс, тот, что в одном ряду с туфлями и родинкой, но она по инерции продолжала упорствовать.

– Подожди, ты что, хочешь сказать, твоего мужа зовут Валерой?

– С утра звали. Вряд ли что-то изменилось.

Кира растерялась и не знала, как продолжить разговор. Чувствовалось, что сестра обескуражена и тоже не понимает, как ей себя вести. Но Ирина всегда была более рассудительной, поэтому решительно сказала:

– Кирюша, ты, наверное, сильно устала на работе. Я тебе давно говорю: нельзя так выматываться! Видишь, в голове что-то переклинивает. Давай-ка успокойся, на обед сходи, поешь нормально.

– Ой, Ириш, я что-то сама не своя. Сегодня Сашка приехал, и я совсем как шальная. Вот и напутала! – Кира прекрасно знала, что дело не в этом, но надо было как-то выкручиваться. Не хватало еще, чтобы Ирина решила, будто у нее с головой не в порядке.

– Ну, вот видишь! – с облегчением выдохнула сестра. – Тебе надо больше отдыхать. Ладно, завтра ждем вас.

– Ага, передай наши с Сашкой поздравления… Валере, – на секунду запнулась Кира. – Все, пока, у меня тут дела.

Никаких дел, конечно, просто хотелось прекратить разговор.

– Да-да, милая, – заторопилась Ирина, – до завтра.

– Целую!

Кира положила трубку и несколько минут молча созерцала противоположную стену. Внезапно что-то решив, развернулась к компьютеру. Из-за соседнего стола встала и подошла к ней Оля. За ней – Альберт. Марик сегодня приедет только после обеда, так что в их просторном, по западному образцу разделенном стеклянными перегородками кабинете они были втроем.

– Кира, ты идешь? – позвала Оленька.

– Провозимся – народ набежит, – поддержал Альберт.

– Куда? – автоматически спросила Кира, думая о своем.

– Как это куда? Ты что, мать, заработалась? На обед! Давай скорее. – Самой большой страстью Альберта была еда, и он пританцовывал на месте от нетерпения. Голодные диеты Альберт считал святотатством.

– Вы идите. Я не пойду.

– Что значит «не пойду»? Ты же хотела! – возмутился он.

– Что-то случилось? – спросила более проницательная Оленька, внимательно глядя на Киру. Альберт мигом забыл про праздник живота и тоже встревожился.

Высокий, полный Альберт и маленькая, ниже Киры, щуплая, похожая на цыпленка Оленька забавно смотрелись вместе. В другое время Кира непременно улыбнулась бы, но сейчас ей было не до улыбок. Однако ребятам надо что-то ответить, они переживают совершенно искренне.

В их маленьком сплоченном коллективе жили по мушкетерскому принципу: один за всех, все за одного. Кира вдруг вспомнила, как однажды главбух, желчная дама с говорящей фамилией Зверева, обидела Оленьку Карпову. Звереву боялись все, Генерал и тот слегка опасался. Она могла наговорить гадостей любому и ни слова не слышала в ответ. Зверева была профессионалом высочайшего класса, и эта незаменимость обеспечивала ее непробиваемой броней.