Текст книги "Варварин Остров"

Глава седьмая

Выехали рано утром. Андрей подумал, что повезет только Клару и Малинку, но увидел стоящую с ними у ворот дома бабу Лиду, которая, судя по одежде, тоже собралась в церковь.

– Вот спасибо-то вам, вот спасибо, – завела она по своему обыкновению, усаживаясь на заднее сиденье вместе с Малинкой и Кларой.

Давыдов думал, что Клара сядет рядом с ним, но она поступила иначе.

– Покажете, куда ехать?

– Конечно! Тут близко, если бы по прямой, но дорога идет в объезд.

Они проехали по Центральной до выезда из городка, миновали заросший бурьяном пустырь, на котором некогда собирались строить новый микрорайон. Заасфальтированная дорога оборвалась, не успели они выбраться за пределы «Варварки», как называли городишко все местные, дальше пошла раскисшая от дождей грунтовка. Пришлось сбавить скорость, объезжая лужи и ямы. Получив инструкцию ехать по полю прямо, до самого края, а потом свернуть в лес, Андрей послушно крутил руль.

Баба Лида болтала без умолку, как акын: «Что вижу, то пою».

– Тут раньше хотели хорошую дорогу проложить, не успели. Люди-то и сейчас едут, кто знает про чудотворную икону, про церковку нашу, а в те-то годы, когда родные ваши тут поселиться решили, народу тучи были! И ехали, и ехали! Не только наши, а и из-за рубежа. Я столько иностранцев разом отродясь не видела! Говорят так чудно, а понимают же другу дружку. – Она засмеялась. – Смех и грех.

Андрей еле удержался, чтобы не фыркнуть. Нахмурился, якобы пристально следя за дорогой.

Баба Лида не унималась.

– Сейчас тоже едут, но наши, не иностранцы. Видать, идет по земле слава, народ-то исцеляется. А взять у нас! Вот у Сальниковых сын. Язва прободная была, так ведь ни следа не осталось! Соседка моя, сейчас-то померла уже, а тогда катаракта была, ослепла совсем, операцию ни в какую не хотела. И дорого, где деньги-то? Так взяла и прозрела! Стопроцентное зрение, очков до самой смерти не носила!

Пожилая женщина продолжала сыпать фамилиями и диагнозами: у одного камни из почек пропали, у другого сахарный диабет прошел, третий пить перестал.

– Так у вас здесь больных-то, выходит, не должно остаться, – не выдержал Андрей. – Но почему-то не всем этот святой помогает: Степан сказал, что у его снохи выкидыш случился. Почему же одним помощь есть, а другим – нет?

Вопрос прозвучал задиристо, да и не сказать, что был уместен. Просто Андрей снова поймал себя на мысли, что баба Лида его утомляет.

– Каждому дается по вере его, – важно ответила та. – Значит, мало верили. Не готовы были благодать в сердце впустить, смириться. – Она выразительно посмотрела на внучку. – А кто верует Панталиону, тем он помогает. Ленка-то, Степанова сноха, кривляка, себе на уме. Тут надо особую молитву сотворить, меня мать научила. Возьми, дескать, преблагой святой Панталион, все мое, что у меня есть, а меня направь, наставь, поведи за собой. Он тогда и поможет, наставит. – Голос бабы Лиды смягчился. – Малинка наша – добрая душа, тихий ангел. Оправится она, исцелит ее святой Панталион.

Машина въехала в лес. Листья почти полностью облетели, и деревья размахивали на ветру голыми ветками, похожими на костлявые руки. Лес был густой, настоящая чащоба, деревья и кусты росли плотно, сплетаясь ветвями, стояли темным мрачным строем, и Андрею стало тревожно: он не подозревал, что недалеко от его дома – такая глушь.

– За грибами, ягодами ходите сюда? – спросил он, облизнув пересохшие губы.

– Нет, нельзя, – строго ответила баба Лида. – Тут храм, Панталионова земля.

Сказала, будто это что-то объясняло, будто нельзя собирать то, что растет на земле, если рядом – церковь. А еще это прозвучало так, словно Панталион жив, наблюдает за всеми и может, если что не по нему, обидеться и наказать.

Лес закончился неожиданно. Узкая дорога оборвалась за очередным поворотом, и взору Давыдова предстало поразительное зрелище.

Автомобиль замер на краю громадной чаши с пологими краями, заросшими травой, которую периодически косили. С четырех сторон вниз вели не слишком широкие каменные ступени – когда-то белые, а теперь посеревшие и растрескавшиеся. На дне чаши стояла деревянная церковь. Теперь Андрей понял, почему ее не было видно с реки, когда подъезжаешь к острову: высокое здание находилось в глубокой низине.

– Необычно, – проговорил Андрей. – Я думал, церкви на холмах строят или на ровной поверхности, а тут храм… – Он хотел сказать: «В яме стоит», но промолчал, боясь задеть религиозные чувства бабы Лиды.

– Особенная она у нас, – ответствовала женщина. – Ни к чему ей выпячиваться, на горку забираться. Красавица наша!

Спорить глупо, зрелище было величественным. Глядя на храм вот так, с холма, можно было, не запрокидывая голову, внимательно рассмотреть строение со всех сторон.

Андрей припарковал машину на площадке, где посетители обычно, судя по всему, оставляли автомобили. Все вышли из салона и направились к ближайшей лестнице.

Баба Лида наконец умолкла, уйдя в свои мысли, Клара бережно вела дочь за руку, чтобы та не оступилась.

Необычность церкви не исчерпывалась местоположением. Она напоминала, скорее, католический храм, нежели православный, круглой маковки не было, вместо нее – остроконечный «шатер». Вероятно, это какой-то образец деревянного зодчества, Давыдов в таких вещах не разбирался.

Спустившись вниз, маленькая компания прошла по выложенной гладкими серо-бежевыми камнями площадке, напоминающей мостовую.

– Осторожно, скользко после дождя! – произнес женский голос.

Андрей обернулся и увидел старуху в платке и дождевике.

– Добрый день, Марья, – поздоровалась баба Лида. – Это внучка моя, Клара. И дочка ее, хворая она. Не говорит, не слышит. Приехали, теперь на «Варварке» жить станут. А это…

Она не успела отрекомендовать Давыдова, он назвался сам. Сказал, что переехал на Варварин остров.

У Марьи был острый взгляд и крючковатый нос. Лицо на удивление гладкое, но все равно видно, что она старше бабы Лиды.

– Добро пожаловать, – сказала Марья. – Я вроде сторожихи. Убираю, траву кошу, полы мою. Вон там живу. – Она указала на небольшой аккуратный домик, что притулился неподалеку от церкви. Андрей поначалу его и не заметил. – Вы проходите, проходите.

Баба Лида открыла дверь храма, вошла внутрь. Давыдов замешкался: идти ли? Его отношения с богом были весьма неустойчивыми. Родители окрестили сына и дочь в младенчестве, он помнил наизусть «Отче наш» и «Богородицу»; в доме праздновали Пасху и Рождество, но это было скорее данью традиции, нежели важной составляющей частью истинной веры.

Андрей не мог сказать, что ощущал особую благодать в храме, не испытывал потребности исповедаться или принять причастие. Однако в трудные минуты, повинуясь порыву, несколько раз заходил в церковь, покупал и ставил перед иконами свечки, пытался просить о заступничестве.

Получал ли поддержку?

Слышал ли его Господь (если, конечно, допустить, что он существует)?

Ни разу не было, чтобы после вознесения молитвы что-то в жизни резко менялось к лучшему, происходило чудо. Но, с другой стороны, возможно, Андрея избавляли от несчастий и провалов, которые случились бы, не обратись он за помощью к высшим силам.

Заметив, что Давыдов колеблется у входа, тогда как его спутницы уже вошли в храм, Марья бросила на него один из своих цепких взглядов и спросила:

– А ты чего мнешься?

Ее тон показался Андрею насмешливым.

– Свечи хочу купить. Не вижу церковной лавки, где она?

Марья презрительно поджала губы.

– Лавка! Привыкли все деньгами мерить! Это что же за разговор с Богом такой, если бесплатно к нему не подступишься? Крестики, свечки, иконки для автомобилей; ни обвенчаться, ни помереть, коли денег нету. Превратили веру в ходовой товар, а церкви – в торговые центры.

Андрей удивленно смотрел на старуху. Он был с ней во многом согласен, но от человека, работающего в таком месте, чудно было слышать столь радикальные речи.

– Святой Панталион бессеребренник был. Лечил всех, кто приходил, помогал и богатому, и бедному. Люди чем могли, тем и благодарили: кто еду даст, кто одежду. Храм вот построили, который ироды эти в революцию снесли. Этот-то храм новый, а от того, первого, камня на камне не оставили! По сей день люди приходят, молятся святому, помощь получают. Отдариваются, кто как может, жертвуют на поддержание храма. Так что нету у нас ни свечей, ни крестов, ни икон на продажу. Панталион был против тиражирования его лика. Есть у нас одна икона, древняя. Все, более ничего не требуется. И священника нет.

– Как так? – не понял Андрей. – Что за церковь без священника?

– Про часовни слышал? В часовнях нет алтаря, там не служат Литургию, настоятеля нету. А нам он и вовсе без надобности. К святому Панталиону напрямую обращаются, без посредника. Так-то. – Она поправила платок. – Пойдешь или нет?

Вместо ответа Андрей зашел в храм.

Все тут было не так, как он привык. Много окон, много света. Просторное помещение было почти пустым, если не считать лавочек вдоль стен и длинного стола для пожертвований, на котором покоилась груда вещей.

На трех стенах были огромные изображения Спасителя и Богородицы, но взгляд привлекала древняя икона с ликом Панталиона. Прежде, конечно, Андрей никогда не видел этого святого, понятия не имел, как тот выглядит, но больше никем этот человек быть не мог.

У Панталиона были большие черные глаза под угольными бровями, но при этом совершенно седые усы, борода и волосы, волной спадавшие на плечи. Простое бело-синее одеяние, воздетая в приветственном жесте рука, благородное, можно сказать, аристократическое лицо – взгляд так и тянулся к святому старцу.

Изображения Спасителя и Богородицы смотрелись рядом с ним лубочными ярморочными картинками, тогда как Панталион выглядел живым, от иконы веяло силой. Казалось, святой зрит в глубину твоего сердца и ждет, когда ты подойдешь ближе, расскажешь о своих бедах, попросишь о прощении или помощи.

Трое женщин – молодая, старая и малышка Малинка – стояли перед образом святого, замерев, не сводя с него взгляда. По щекам Клары текли слезы. Это не удивило Андрея, он и сам чувствовал нечто вроде благоговения, священного трепета. Вместе с тем крепли напряженность и тревога, которые пробуждали в нем и святой Панталион, и его часовня.

Желания подойти ближе и рассказать о сокровенном, попросить о покое и радости не получалось, поэтому Андрей развернулся и на цыпочках вышел из храма.

Марьи снаружи не было. Ждать, пока выйдут Клара и остальные, пришлось почти час. Андрей обошел строение, внимательно рассматривая его. Тут и там стояли скамейки и урны, кругом было стерильно чисто, ни одной бумажки, и очень тихо.

Всю обратную дорогу ехали молча. Никто, даже баба Лида, не произносил ни слова, они с Кларой словно боялись неосторожной фразой разрушить волшебство, расплескать то, что наполнило их в храме.

Простились быстро, баба Лида ушла в дом, а Андрей вспомнил, что у него есть подарок для Малинки. Он полез в бардачок, достал купленные загодя фломастеры, карандаши и толстый альбом для рисования.

Рядом со всем этим добром лежал пистолет, и Андрей представил, как вытаращила бы глаза баба Лида, увидев его. Разумеется, никакое это не оружие, всего лишь зажигалка. Бросив курить, Давыдов выбросил пепельницы и зажигалки, но избавиться от этой рука не поднялась. Поддельный пистолет подарил один из заказчиков, работавший в известной грозной конторе, сказал, что от настоящего не отличить, им вполне можно пугать хулиганов. Делать этого не доводилось (Давыдов надеялся, что и не доведется), но пускай себе лежит, каши не просит.

– В этих наборах есть коричневый цвет, – подмигнул Андрей Малинке. – Сможешь теперь рисовать Персику правильные полоски.

Девочка улыбнулась, прижимая к себе подарки.

– Зачем же ты… – начала Клара, но Давыдов строго перебил:

– Это наши дела с коллегой. Так что не вмешивайтесь, будьте любезны.

«Коллега» сморщила нос и прыснула со смеху. Клара поблагодарила и больше не стала возражать. Андрею показалось, что она все еще погружена в себя, не отошла от посещения часовни.

Ближе к вечеру приехал Петр, привез окно, сетку, жалюзи. Ловко и сноровисто установил все это, предварительно демонтировав старое окошко, а после тщательно убрал за собой.

– Огромное вам спасибо, – от души проговорил Андрей, любуясь новым окном.

То, что отныне можно будет отгородиться от ночной мглы, защититься современной конструкцией от необоримого и древнего, как сама Вселенная, страха темноты, немного успокаивало.

Глава восьмая

Два следующих дня Андрей провел за ноутбуком. Работалось ему легко как никогда, он настолько погрузился в процесс, что забывал про обеды и ужины.

Возможно, воображение Давыдова подстегнуло общение с Малинкой. Он вдруг понял, что девочка-маг Элли с глазами цвета морской волны (удалось-таки создать нужный оттенок, в точности, как у Сани, Степанова сына!) родилась на волшебном острове и обожала рисовать. Персонаж оживал на глазах, как и сама история, что несказанно радовало Андрея.

– Я грешным делом думал, что разучился. Сама понимаешь, столько лет творческого простоя и заказухи, – сказал он Шуре, которая позвонила спросить, как идут дела в богом забытом месте. – Но выяснилось, что помнят руки-то, помнят!

– Ты хохочешь, как маньяк, – заметила Шура. – Но это я от зависти. Круто, конечно, чего уж там.

Он рассказал ей про поход в храм. Шура была настроена скептически и, кажется, немного рассердилась, что Андрей туда потащился. Хотя это вряд ли, с чего ей сердиться?

– Тут народ, похоже, повально верит в силу этого места. Я в магазине позавчера случайно услышал, как одна женщина говорила, мол, хоть Варварин остров – настоящая дыра, никаких условий, но зато тут у ее ребенка аллергия прошла. А прошла исключительно потому, что они раз в неделю ходят в храм и вообще дышат святым воздухом этих мест. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Смотри там, не надышись очень-то, – хмыкнула Шура и добавила: – А может, тебе потому на острове так хорошо работается?

Пошутила она или нет, Давыдов не понял. Они поговорили еще немного, потом он поставил телефон на зарядку, выключил звук и снова перенесся в мультипликационную реальность.

Дребезжащий и одновременно оглушительный, как пароходный гудок, звонок заставил Давыдова подскочить на стуле. В первый момент он и не понял, что это в дверь звонят.

«Жесть какая. Надо купить другой звонок», – подумал Андрей и посмотрел на часы.

Почти восемь вечера. Кто это так поздно? Он не ждал гостей.

Сохранив и закрыв файл (давняя привычка), Андрей пошел в прихожую и открыл дверь, запоздало спохватившись, что стоило бы поинтересоваться, кто это явился на ночь глядя.

– Привет, – сказала Клара. Рядом топталась Малинка. – Прости, пожалуйста, я звонила, хотела спросить, как дела, но ты не брал трубку. Я стала волноваться, потому что… – Она сбилась. – И мы с Малинкой решили тебя навестить. Но если мы не вовремя…

Андрей наконец сообразил, что пора прервать этот поток оправданий.

– Перестань! Замечательно, что вы решили заглянуть ко мне. Я очень рад! Проходите, не стойте на пороге. – Он посторонился, пропуская гостей в дом и запирая за ними дверь. – Раздевайтесь, давайте мне куртки. Только вот гостевых тапочек у меня нет.

– И не надо, мы в носках!

– Пол чистый. Я не из тех мужчин, которые зарастают грязью, живя в одиночестве. – Хотел пошутить, но прозвучало чуть ли не горделиво, и Андрей мысленно обозвал себя болваном.

Взгляд его упал на телефон, заряжавшийся в прихожей.

– Мобильник-то я на беззвучку поставил, поэтому и не слышал твоих звонков. – Андрей взял аппарат в руки и увидел три пропущенных. – Однако это к лучшему: вы пришли в мою берлогу. Располагайтесь, я пойду ноутбук выключу.

– Ты работал! Мы все-таки помешали! – раздалось ему в спину.

– Мне давно пора сделать перерыв, а то глаз замылится.

Обычно Андрей злился, когда его отрывали от работы, но в этот раз говорил вполне искренне: он был рад увидеть Клару и ее девочку. Выключив все, вернувшись в гостиную, Давыдов обнаружил на столе большую тарелку с пирожками.

– Я взяла вон в том шкафу, – поспешно проговорила Клара, – ничего?

– Ого! Пирожки! Горяченькие! – Андрей скорчил страшную хищную рожу.

Малинка улыбнулась во весь рот. Судя по всему, святой Панталион девочке не помог: она по-прежнему не могла говорить и не слышала.

– Тебе вроде бы понравилось, как я пеку, – застенчиво проговорила Клара и снова покраснела. – Мы все никак не можем тебя нормально поблагодарить: в гости ты пришел с гостинцем, повез нас бесплатно в храм, еще и Малинке подарок сделал.

Надо сказать, «Красные Шапочки» с пирожками, которые настойчиво протаптывают дорожки к мужским сердцам через желудки, не очень-то импонировали Андрею. Но у Клары все выходило безыскусно, без корысти и прицела на будущее, он не мог заподозрить ее в том, что она набивается к нему в подружки.

«А если набивалась бы? Что тогда?»

Она симпатичная, но ввязываться в новые отношения Андрей сейчас не собирался. А для короткой интрижки Клара уж точно не подходит.

– Ты уже что-то рисовала в альбоме? – спросил Давыдов Малинку.

Та энергично кивнула.

– Она твои подарки из рук не выпускает. Рисует дни напролет. Даже когда спать ложится, альбом и карандаши рядом кладет.

Они пили чай с пирожками и сливовым вареньем, которое тоже принесла Клара, беседовали неспешно, обходя тему неудачного похода в храм. Малинка пристроилась в уголке стола и, высунув от усердия кончик языка, рисовала в своем новом альбоме.

Андрею нравилось говорить с Кларой: она не выпытывала, но проявляла участие, а если он что-то рассказывал, слушала внимательно, с интересом. Сам не заметив, Андрей выложил ей правду о том, почему решил переехать на Варварин остров. Официальная версия, которую он собирался предлагать всем, кто будет спрашивать, гласила, будто он хочет разобраться с отцовским наследством, привести в порядок дом, чтобы решить, что с ним делать.

На самом же деле…

– Я похож на неудачливого мореплавателя. Был у меня корабль, большой и красивый, я им управлял, путешествовал по морям и океанам. А потом неловко повернул штурвал, не заметил опасности, и корабль мой налетел на айсберг, как «Титаник», развалился на части, погиб. Меня, как один из обломков, выбросило на незнакомый остров. Хорошо еще, что жив остался. Видишь ли, Клара, я предал сам себя. Хотел заниматься анимационными фильмами, даже и занимался, и перспективы были неплохие. Но Жанна, это моя бывшая жена, хотела иного. У меня было ИП, и однажды мне предложили работу. Рекламу одного предприятия. Я взялся и выполнил, а дальше заказы пошли один за другим. Я бросил анимацию, ушел с головой в этот бизнес. Через пару лет у меня было много крупных клиентов, в том числе – одна госкорпорация. Постепенно на работе с нею я и сосредоточился, остальных заказчиков брал от случая к случаю. Мне предложили закрыть ИП, перейти в штат. Деньги обещали хорошие, но я колебался. Жанна говорила, так и надо сделать, мороки меньше, но я расценивал это как потерю независимости. ИП сохранил, но работал почти исключительно на эту государственную компанию. Я продал квартиру, где рос с мамой и бабушкой, добавил денег и купил новую, в престижном районе, как хотела Жанна. Машины мне и жене, поездки за границу – жизнь удалась. – Андрей иронически приподнял бровь. – А примерно полгода назад компания предложила взяться за один масштабный проект. Деньги предложили баснословные, по моим меркам, но я отказался.

– Почему?

– Есть вещи, которые я делать не могу, не способен. Там была пропаганда… неважно уже чего. Я был против такого, да и сейчас против. В общем, отказался. Жанна кричала, что я дурак, что мне с моими идеалистическими представлениями о жизни место в дурдоме. А дальше все покатилось под откос. От этой компании заказов я уже и не ждал, но и остальные заказчики, как по команде, отказывались от моих услуг. – Андрей невесело усмехнулся. – Впрочем, почему же «как». Именно по команде. Я обращался к прежним клиентам, которые расхваливали меня раньше, показывал свои работы новым, но, если кто-то и соглашался воспользоваться моими услугами, вскоре сообщал, что передумал. Жена была в ярости: «Я же говорила… Не жилось тебе… Будем теперь нищими». Отношения стали совсем плохими, она не могла простить меня. Никаких поездок, никаких планов купить дом за городом, о котором она мечтала. Деньги таяли, работы у меня не было, ИП пришлось закрыть. В общем… Мы развелись, квартира осталась Жанне, я погрузил свои вещи в машину – и вот я тут. Решил реанимировать юношеские мечты о мультсериале в доме, где умер мой отец, где мы с родителями и сестрой жили когда-то.

– У тебя есть сестра?

– Была. Ее звали Наной, то есть Анной. Нана – детское прозвище. Она умерла, когда ей было одиннадцать. Пропала, ее долго искали, но… В итоге в реке выловили сандалию, поэтому решили, что она утонула, хотя тело так и не нашли.

– Это произошло на острове? – шепотом спросила Клара, глядя на Андрея округлившимися глазами, прижав ладони к щекам.

– Да. Мама после гибели Наны забрала меня и увезла отсюда, мы стали жить с ее матерью, моей бабушкой, в Быстрорецке. Мне было семь, я мало что помню. Мать с отцом не развелись, но вместе больше не жили. Примерно через три года отец умер. И мамы с бабушкой тоже уже нет.

– Ужасно. Как подумаешь, что пришлось пережить твоим родителям… – Клара посмотрела на Малинку. – Горе такое.

– Это все уже далекое прошлое.

Андрею захотелось сменить тему. Он не любил говорить о былом и почти никогда этого не делал. С Шурой, конечно, они иногда могли упомянуть события минувшего, но Шура есть Шура. А Жанне, например, Давыдов рассказал эту историю, когда они были уже давно женаты.

– Прости, не хотела соваться не в свое дело, – проговорила Клара. – Ты прав, это прошлое. У всех оно есть, главное – не зацикливаться на нем, думать о будущем. Я вот верю, что у нас с Малинкой все будет замечательно. – Она погладила дочку по волосам. – Верно, дочь?

Вопрос был риторический, вдобавок Малинка не могла его услышать.

Тем не менее девочка кивнула, не поднимая головы.

Андрей поначалу не придал этому значения. Кивнула и кивнула, что тут особенного? А потом его осенило: Малинка – глухая. Как же она умудрилась так точно отреагировать?!

Клара застыла, глядя на девочку, боясь верить тому, что увидела.

– Малинка, ты опять рисуешь Персика? – спросила она ломким голосом, изо всех сил стараясь говорить спокойно, чтобы не напугать ребенка.

Андрей и Клара замерли в ожидании.

Кивнет снова или нет?

Услышит ли Малинка, что ей говорят?

Результат превзошел все ожидания.

Девочка подняла голову, посмотрела на мать, открыла рот и проговорила без малейшего напряжения, словно это было для нее абсолютно привычно:

– Да. Персика и еще курочку Хохлатку. – После Малинка перевела взгляд на Давыдова и прибавила: – Ты добрый. Научишь меня рисовать мультики?