Текст книги "Девятый день"

Глава седьмая. Тамара

Она подошла ближе вместе со всеми. Стадное чувство, ведь ей было все равно, что нашуровал на дне своей железкой этот мальчуган. Тамара считала, что видит людей насквозь, и на этом кораблике ее больше всех заинтересовал блондин нордического типа со льдистыми глазами. В нем чувствовался надлом, а это всегда интересно.

Хотя к услугам Тамары подобные ему люди не прибегали никогда, для этого в них слишком мало веры и слишком много самоуверенности.

Кого Тамара чаще остальных видела в своем салоне, так это дамочек вроде златовласки с пышными телесами и глупым лицом или ее подружки с коровьим взглядом вечной неудачницы, которая смирилась со своим положением. И потому, что перевидала на своем веку толпы подобных женщин, они были неинтересны, раздражали и отталкивали. Конечно, если бы та или другая явилась на прием, Тамара сделала бы все возможное, чтобы помочь, поскольку всегда ответственно относилась к тому, чем занималась.

Но сейчас-то она не на работе, так что прочь, курицы.

Еще был интересен подросток, которого кладоискатель Сэм называл Эдвардом. Тамара понимала, что мальчики приходятся друг другу родственниками, но если Сэм – пустой, амбициозный и недалекий, как многие современные юноши, то Эдвард заслуживал внимания. В нем определенно была внутренняя сила, хотя он этого и не сознавал.

– Вот это да! – громко произнесла красавица-блондинка на незнакомом Тамаре языке (кажется, на русском).

– Надо же, занимательно, – проговорил ее унылый спутник.

Мальчишка по имени Сэм при помощи диковинного приспособления поднял со дна коробку. Точнее, шкатулку сантиметров тридцать в длину и около пятнадцати в ширину. Сэм держал ее в руках и вертел, рассматривая, но разглядеть удавалось мало что: коробочка была темной от налипшего на нее ила, грязи.

Сэм отошел от борта и собрался положить свою находку на палубу, но капитан крикнул, чтобы он не смел пачкать ковровое покрытие.

– Погоди, найду что подстелить.

Поискал, нашел кусок полиэтилена, и Сэм водрузил на него шкатулку. Все столпились рядом, склонились над мальчиком и его коробочкой.

Нет, не все: невзрачная подруга крашеной охотницы за мужиками стояла чуть поодаль, покусывая губы, и загадочный блондин сидел, не трогаясь, запрокинув голову, на своем месте. Глаза его были прикрыты, и Тамара поняла, что мужчина в наушниках – слушает музыку, не подозревая о находке Сэма. Он, кстати, ничего не фотографировал, в отличие от остальных.

Тамара тоже снимала только по привычке, штампуя кадры наугад. Просто мужу показать, нежели из искренней заинтересованности. Следом пришло на ум, что они поссорились, и Тамара нахмурила брови, стараясь выбросить этот факт из головы.

Шкатулка покоилась на палубе, на полиэтилен стекали вода и грязь.

– Надо ее промыть как следует, чтобы рассмотреть хорошенько, – сказала Тамара, поймав себя на мысли, что ей вправду любопытно.

С ее мнением согласились, и в течение нескольких минут Сэм держал шкатулку, вытянув руки над рекой, волнуясь, как бы не уронить, а капитан Адам осторожно лил на нее воду из пластиковой бутылки.

Очистить коробку от грязи удалось на диво легко, и вскоре она предстала перед ними во всей красе. Шкатулка была необычная: сверкающий серый металл (серебро? Или платина? А что, новичкам, говорят, везет), поверхность крышки, дна и боковых стенок сплошь покрыта узором – сложные выпуклые переплетения, штрихи, кружки, линии, геометрические фигуры.

– До чего поразительная вещица, – сказал спутник красотки, а потом, видимо, произнес ту же фразу на родном языке девушки, назвав ее Софией. Та восторженно цокала языком.

– Интересно, внутри есть что-то? – спросила крашеная, поглядев при этом на капитана, точно тот мог знать.

Сэм энергично потряс коробку, и люди услышали приглушенное грохотание. Складывалось впечатление, что перекатываются некие предметы, причем их немало. Женщины (кроме Тамары) ахнули, разом заговорили о том, что в шкатулке могут находиться украшения, деньги, словом, ценности. Сэм покраснел и раздулся от гордости: впервые попробовал «поохотиться» – и сразу такой успех!

– А как открыть? Я что-то не вижу крышки. Крышка есть у нее? Поищи-ка, Сэм! – снова высунулась со своими замечаниями крашеная, а ее подруга предостерегающе сказала:

– Елена! Не надо.

Значит, ее зовут Еленой.

– А что такого? Надо же посмотреть, что там.

В этом Тамара была с нею солидарна. Странно, почему подруга Елены против, почему выглядит еще более пришибленной, чем ранее?

Сэм повертел коробку так и эдак, рассматривая со всех сторон. Елена, София, даже Адам и спутник Софии подались вперед.

– Не знаю, где… – начал Сэм.

Елена вырвала коробку у него из рук.

– Дай-ка посмотреть.

На лице парня появилась злость. Поступок женщины ему не понравился, но возражать он не стал. Однако Елена тоже не сумела найти крышку, и все стали передавать шкатулку из рук в руки. Каждый крутил-вертел ее с умным видом, морщил лоб, а толку никакого. Тамара тоже не удержалась и тоже ничего не обнаружила. Коробка была запаяна наглухо.

– Вот зараза! – прошипел Сэм.

Эдвард положил ладонь ему на плечо.

До этого момента мальчик не проявлял особого интереса к находке, хотя и стоял возле брата, не отходил, но лишь поглядывал безучастно, изредка отвлекаясь от телефона. Внезапно взгляд его прояснился, загорелся, точно тучи разошлись и солнце засияло. Тамара убедилась, что была права: этот подросток не так прост, как можно подумать.

– Чего тебе, Эд? – оглянулся Сэм.

Коробка снова вернулась к нему, и парнишка держал находку с потерянным видом: триумфа во взоре поубавилось. Не произнося ни слова (тут ничего необычного), Эдвард решительно взял шкатулку из рук брата, сделал шаг назад, отодвигаясь от кучки людей, стремясь отделить себя от них, а после уселся на ближайшее сиденье, поставив коробку на колени.

– Что он делает? – спросила Елена.

Ей никто не ответил, все следили за действиями Эдварда.

А тот будто знал в точности, что требуется выполнить. Сначала погладил шкатулку, как живое существо. Затем легонько пробежал пальцами по узорам. Не хаотично, как поначалу подумала Тамара, а нажимая на выпуклые горошины, пропуская остальные фигуры и линии. Одна горошина, две, три… Дальше Тамара перестала считать, потому что сбилась.

Тонкие пальцы порхали над металлической коробкой, а после замерли.

Напряжение повисло в воздухе, все молча ждали чего-то, сами не зная, чего именно. Тамара подумала: то, что случится, важно. Возможно, важнее всего, что происходило с ней в жизни.

«Ерунда, с какой стати?»

Неожиданно вспомнились слова, которые они с мужем сегодня в запале бросали друг другу. Ссорились редко, но метко, подкапливая претензии и обиды, пока те не переполняли супругов до такой степени, что невозможно терпеть. А потом вываливали один на другого зловонные кучи обвинений, резких слов, едких определений. Тамара думала, что никто и никогда не ранил ее сильнее, чем любимый муж; и сама она никогда никого не смогла бы уколоть сильнее.

Воспоминания о муже испарились в следующее мгновение, когда стало происходить нечто невероятное. Коробка, стоявшая на коленях Эдварда, дернулась (хотя это могло показаться, вероятно, мальчик ее подвинул). Что было несомненно, так это появившаяся на ней вертикальная трещина, которая разделила верхнюю панель на две равные половины. А дальше половинки эти беззвучно, плавно, сами собой разъехались в обе стороны, обнажая нутро шкатулки.

– Ой, божечки, ничего себе! – воскликнула подруга Елены.

София что-то пробормотала на своем языке, остальные собравшиеся тоже издавали возгласы, удивляясь происходящему. Тамара заметила, что Елена воспользовалась моментом, чтобы прижаться к Адаму. Прожженная бабенка!

Красивый блондин открыл глаза, наконец-то понял: что-то происходит. Выпрямился, вытянул шею, весь поджался.

– Она открылась! – сказал спутник Софии.

– Капитан очевидность, – фыркнул Сэм.

– Что в ней лежит? – спросила Елена.

«А это самое интересное», – подумала Тамара, с возрастающим недоумением вглядываясь внутрь шкатулки. Та была невелика, но Тамаре казалось, будто она смотрит в черный провал, в глубокий подвал – настолько глубокий, что не видно дна.

Она моргнула. Почудилось?

– У нее что, дна нет? – растерянно сказала подруга Елены.

– Мне тоже так показалось, – немного сконфуженно отозвался Адам.

Видимо, Елену задело, что капитан заговорил не с нею, а с ее подружкой, поскольку она придвинулась к Эдварду и неожиданно сунула руку в шкатулку.

– Быть такого не может!

Она еще договаривала эту фразу, губы произносили слова, но на лице уже проступала смесь удивления и ужаса.

Тамаре показалось, что пальцы, а вслед за ними и кисть женщины провалились в шкатулку. Чернота, которая клубилась в коробке, словно бы проглотила белую ладонь, ее теперь не было видно.

Громко закричала София, и Елена отдернула руку. На жуткий миг Тамаре показалось, что хищный раззявленный рот шкатулки откусит Елене руку, но этого, разумеется, не случилось. Рука осталась при ней, и Елена баюкала ее, прижимая к груди.

– Холодина, будто в ледяную воду засунула. Или, наоборот, в кипяток, – плаксиво проговорила она. – Обожгло прямо.

Ее подруга забрала шкатулку у Елены, осмотрела. Внутрь не совалась, на лице появилось задумчивое и вместе с тем испуганное выражение.

– В ней есть нечто… нехорошее, – сказала она и покраснела, смутившись.

– Глупости! Антикварная вещь, по всему видать! – Жених Софии выхватил коробку из рук женщины, перевернул вверх дном, потряс. – И ничего в ней нет.

Из коробочки ничего не выпало, но звук, тем не менее, был такой, словно внутри шкатулки что-то лежало, перекатывалось из угла в угол. София тоже захотела взглянуть, взяла у жениха коробку, повернула туда-сюда, а после лицо красавицы сделалось брезгливым, словно бы в руках у нее оказалась дохлая крыса или еще худшая гадость.

– Фу! – скривилась девушка, и никто не понял, что ей настолько не понравилось.

Девушка сунула шкатулку обратно жениху, но тот не успел снова начать ее разглядывать, потому что Адам велел:

– Дайте-ка сюда.

Схватил, заглянул. Тамара подошла поближе, тоже сунулась, попробовала рассмотреть что-нибудь в черной утробе шкатулки. Бесполезно.

Правда, ей показалось, лица ее что-то мягко, невесомо коснулось. Может, насекомое сидело внутри и вылетело? Тамара отшатнулась и поймала ответный взгляд капитана, который свидетельствовал о том, что ей не почудилось.

– Вы тоже это почувствовали? – спросила она, в упор глядя на Адама.

Капитан не ответил, упрямо поджав губы. Твердолобый. Таким пока не напишешь крупными буквами и под нос не сунешь, ни во что не верят, от всего открещиваются.

– Что почувствовал? – ревниво спросил владелец шкатулки и выхватил ее у Адама.

Сэм тоже поскреб пальцами внутри коробки, при этом не жалуясь на обжигающий то ли холод, то ли жар. Все видели, что ничего там особенного нет, обычная металлическая емкость, и донышко отлично просматривается.

А на дне – камушек, вроде бусины.

«Была чернота или не было?» – гадала Тамара, попутно отметив, что и странного звука не слышно.

Сэм взял бусину – красную, круглобокую, похожую на ягоду рябины, повертел, хотел сунуть в карман, но в этот миг его брат выхватил камешек у Сэма и… отправил его в рот, проглотил!

Все загомонили, Сэм подскочил к Эдварду, заверещал, требуя отдать.

– Ты чего натворил, придурок! – Он чуть не плакал.

В этот момент Эдвард пошатнулся, затоптался на месте, прижав руки к горлу. Лицо его, и обычно-то не радовавшее яркостью красок, побледнело еще сильнее, глаза выпучились. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, а после повалился на палубу.

Началась суматоха. Все бросились к мальчику, бестолково суетясь и толкаясь. Тамара застыла, хотя была уверена, что умеет правильно и четко действовать в критической ситуации.

Ноги Эда дергались, тонкие пальцы царапали горло.

– Он задыхается!

– Сделайте что-нибудь!

– Кто-то может помочь?!

Но помощь не требовалась. Тело Эдварда выгнулось, будто он собирался встать на мостик, а после обмякло. Вздох ужаса пронесся над лодкой, всех посетила одна и та же мысль: все кончено, несчастный ребенок умер!

Однако мысли о гибели оказалась преждевременными, потому что уже через несколько секунд глаза мальчика вновь открылись. Щеки его порозовели, он сел и посмотрел на окружающих его взволнованных людей.

– Вы выглядите очень смешно, – проговорил он.

А после встал, невозмутимо отвернулся, отошел и устроился на сиденье.

Пассажиры «Дунайской девы» оторопели.

– Это что сейчас было? – спросила Елена.

– Припадок, видимо, – сказал капитан, чрезвычайно обрадованный тем, что все закончилось благополучно, никто не помер у него на борту.

– Случалось с ним подобное? У мальчика эпилепсия? Ты знаешь, что ему сейчас нужно? Лекарство, может быть? – спросила у Сэма Тамара.

– Ничего ему не надо, – огрызнулся он. – Не в то горло моя бусина попала!

Он был зол: единственное, что обнаружилось в найденной им шкатулке, потеряно безвозвратно. Гадает, небось, насколько драгоценной была бусина.

Подруга Елены, сочувственно глядя на Сэма, подошла к нему, желая утешить. Однако парнишка, огорченный и разозленный, отпрянул от нее. Повернулся неловко, шкатулка выпала из рук, с глухим стуком ударившись о палубу. Женщина, действуя совершенно автоматически, присела, подняла ее, подала Сэму.

– Возьми, ничего не…

Она не договорила, умолкла, увидев, как две половинки крышки поползли друг к другу, смыкая края. Неизвестно, что это за механизм, но только он сработал второй раз, теперь уже закрывая шкатулку.

И опять перед ними наглухо запечатанная коробка, и что-то подсказывало Тамаре: открыть ее снова не получится. Никто так и не понял, что произошло (не понимать им всем предстояло еще долго и многое-многое, но в тот момент пассажиры катера об этом еще не знали).

– Дорогие гости, – зычно произнес Адам, хлопнув в ладоши, – предлагаю считать инцидент исчерпанным. Нам с вами пора отправляться, мы и так уже выбились из графика. Будьте любезны, займите свои места.

Капитан подал пример, встав к штурвалу; взялся за рычаги, нажал на кнопки. Двигатель забухтел, лодка завибрировала, готовясь отправиться в путь. Пассажиры разбрелись по местам, негромко переговариваясь, но уже готовясь забыть о случившемся.

Да и что особенного случилось?

Нашлась на речном дне коробка, неизвестно кем и когда выброшенная в воду. Хорошо хоть мальчишка не подавился бусиной. А Сэму нечего сидеть с кислым видом: коробка (возможно, из серебра или вовсе из платины!) при нем, радоваться надо.

Тамара отвернулась ото всех и принялась смотреть на воду, вновь вернувшись мыслями к мужу, который ждал ее в номере отеля. Ей подумалось, что надо бы ему позвонить, но она не могла собраться с духом.

Делать первый шаг всегда нелегко. Муж чрезмерно обидчивый, мириться не предложит. Поколебавшись, повздыхав, Тамара вытащила телефон и хотела набрать нужный номер, когда поняла, что ничего не выйдет.

Экран был черным, как дно шкатулки.

Глава восьмая. Адам

Он не сразу заметил, что творится неладное. Меткое слово – бабушка его произносила, бывало. Оно означает, что нет лада в мире или отношениях, а есть некая неправильность, выверт, опасное расхождение с тем, как должно быть.

Неладное…

Поначалу раздражающее, удивляющее, но постепенно все больше пугающее. Часы. Вот с чего все началось.

Современные люди пользуются телефонами, чтобы посмотреть, который час, но Адам не мог обходиться без часов. И во время управления судном удобно: не будешь же всякий раз в карман за телефоном лазать.

Часы подарила жена на первую годовщину свадьбы.

– Пусть у тебя всегда будет время для меня, – сказала Анжела и улыбнулась застенчиво, чуть склонив голову к плечу.

Кто-то из друзей или родственников (а может, мать Адама, теперь не вспомнить) сказал, что дарить часы не к добру. То есть супруги или возлюбленные не должны дарить их друг другу, это к разлуке. Адам не придал словам значения. Как вообще может нормальный современный человек верить в приметы? Все эти бабы с пустыми ведрами, разбившиеся зеркала, сулящие неприятности, треснувшая посуда, которой нельзя пользоваться, и прочая чепуха остались в глубине веков, там им и место. А мы будем бестрепетно переходить дороги, которые перебегают черные кошки.

В то время Адам еще верил, что его супружество будет долгим и счастливым. Но мысль, что зря Анжела подарила ему часы, гвоздем засела в сознании. Когда все между ними стало рушиться (это случилось довольно скоро), когда Анжела умерла, Адам невольно думал, что жена накликала свою судьбу.

«Хотя стоило ли винить часы, если ты вел себя, как сволочь?»

Носить часы (к слову, дорогие, красивые, но несколько вычурные) после смерти Анжелы не хотелось. Но Адам упорно застегивал их на запястье каждое утро, словно наручники, которыми приковывал себя к прошлому, запрещая себе забывать.

Должен был их носить – и не было им сносу. Часы выдерживали удары, падения, пролитый горячий кофе и не ломались. Шли точнехонько, не опаздывали и не спешили, всегда возвращались к Адаму, находя дорогу, как верный пес.

Однажды Адам снял часы в гостиничном номере и забыл, в другой раз они свалились с руки в такси. Но ни таксист, ни горничная не присвоили часы, не оставили их себе. Вернули Адаму. Может, чувствовали: это не обычная вещь, на ней лежит заклятье. Никто не может носить их, кроме Адама, для которого это не просто часы, но его крест.

Они и сегодня сверкали на запястье капитана, и в какой-то момент Адам бросил на них взгляд. Не сразу сообразил, в чем дело, а когда понял, испугался.

Сам от себя не ожидал, насколько сильно это сразит его. Адам еще не знал, что дальше будет только хуже, и поэтому в тот миг счел, что ничего ужаснее быть не может.

А случилось, в общем-то, обычное: часы встали. Секундная стрелка замерла, не бежала суетливо по кругу, минуты больше не летели вперед, отсчитывая время пребывания Адама на земле. Неубиваемые, аномально прочные и надежные часы отказались служить.

«Сломались?» – подумал капитан, и ему показалось, что это внутри него обнаружилась поломка.

«Не к добру!» – произнес в голове полузабытый бабушкин голос, следом прибавивший про «неладное».

Адам постучал пальцем по циферблату, поднес часы к уху, прислушался. Не тикают. Замерли. Или, вернее сказать, умерли.

Как Анжела.

– Не работают?

Капитан вскинул голову. Конечно, кто же еще. Такие женщины, как Елена, не способны отступить, признать, что их не хотят. Они бьются и бьются в закрытую наглухо дверь, пока не расшибут лоб в кровь, а после начинают всех вокруг винить, что им больно.

«Знакомо, знакомо!»

– Встали, – коротко ответил Адам.

– Мой телефон тоже выключился, – громогласно сказала Елена.

Эти слова услышала ее подруга (Адам забыл имя женщины). Встрепенулась, потянулась за своим телефоном. Лицо вытянулось, сразу стало ясно, что и ее сотовый не работает.

– Черный экран? – мрачно спросила пожилая строгая дама по имени Тамара. – У меня так.

Елена подтвердила, что и у нее тоже.

– Такое бывает, когда зарядка сядет. Это случилось у нас троих одновременно? – спросила ее подруга.

Адам достал из кармана свой телефон и совсем не удивился, увидев ту же картину.

– Не у троих, – вступил в разговор блондин в белой футболке. – У меня то же самое. Хоть у кого-то телефон работает?

Он спросил достаточно громко, чтобы перекрыть голосом льющуюся из динамиков музыку, но в этот миг песня оборвалась. Ее будто ножницами отрезали, и вопрос блондина прозвучал, как вопль.

Люди принялись проверять. Один за другим доставали телефоны из карманов и сумок, пялились в экраны, а затем поднимали головы с одинаковым выражением тупого недоумения на лицах.

«Какого хрена происходит?» – подумал капитан.

Он не сталкивался с проявлением паники у толпы, только теоретически знал, что люди могут стать неуправляемыми. Этого еще не хватало. Они на середине реки, до пристани больше часа пути.

– Насколько я понимаю, у всех эта радость, – произнес блондин. – Черные экраны, да?

– Что это значит?

Елена посмотрела на капитана, и он в который раз подумал, что его бесит эта женщина. Откуда ему знать?

– Господа, не буду врать, я не знаю, в чем дело. Но причин может быть множество…

– Множество? Здесь аномалия какая-то? В этих водах? – требовательно спросила Тамара.

– Возможно, я неудачно выразился, – ответил Адам. – Никакой аномалии нет, я хожу этим маршрутом долгие годы и ни разу…

– А сейчас-то что? – спросил Марк.

Его невеста София вертела головой, силясь уловить, о чем говорят ее спутники. Пассажиры вставали с мест, всплескивали руками, пожимали плечами.

– Еще раз: я не знаю, что с нашими телефонами, прежде ни с чем подобным не сталкивался, – терпеливо произнес Адам. – Но призываю вас сохранять спокойствие. Возможно, что-то со спутником, телефоны временно не работают ни у кого. Главное, эта ситуация нам ничем не угрожает. Скоро мы прибудем обратно в Голубац.

Ему нравилось, как уверенно и спокойно звучит его голос. Люди тоже немного расслабились, успокаиваясь, но тут подруга Елены сказала:

– Музыка смолкла. Магнитофон сломался?

– Нина, а ведь ты права! – воскликнула Елена. – И у капитана часы встали.

– Значит, все механизмы почему-то перестали работать, – подытожил неугомонный блондин. – Мои часы тоже встали, но они часто ломались, и я не придал значения. А как насчет двигателя? Катер нормально управляется?

– С ним все хорошо, – досадливо отозвался Адам, но в следующую минуту понял: это не так.

«Дунайская дева» шла ходко, в этом смысле никаких проблем, но шума мотора (очевидно, работающего!) не было слышно. Все приборы погасли. Катер не должен был двигаться по воде, если все вышло из строя, однако он плыл, рассекая воду, и слушался поворота штурвала; податливо сбавил скорость, а потом чуть набрал, когда Адам решил проверить это.

– Невозможно! – вырвалось у него.

Блондин быстро подошел к Адаму.

– Не функционирует?

– Но мы идем. Каким образом? Не знаю, в чем дело, но доплыть до берега это нам не помешает. – Капитан откашлялся. – Не стоит нервничать. Скоро мы будем на месте. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и позвольте мне делать свою работу.

Говорил резко, строго, и это подействовало. Люди покорно уселись на места. Никто больше ничего не говорил, не задавал вопросов, не фотографировал. Пассажиры охотно переложили ответственность за происходящее на капитана, думая, что он должен со всем справиться.

Так малые дети думают, будто родители знают ответы на все вопросы.

Ладно, хотя бы не пристают, не выясняют, не спрашивают о том, что ему и самому неведомо.

Сам не зная, каким образом управляет судном (и управляет ли) Адам держался за штурвал, как за спасательный круг, вглядываясь в знакомый берег.

Уже через несколько минут он сообразил, что почему-то стало темнеть. Не должно было, еще рано, однако сумерки густели, наползали с воды. Одновременно с этим становилось холоднее.

Нина потянула со спинки сиденья кофту, Марк укрыл плечи красавицы-невесты заботливо прихваченным пледом. Есть люди, которые всегда все продумывают, но даже им не предусмотреть всего на свете.

Например, эту загадочную поломку и наплывающий отовсюду серый сумрак. Лишь бы кто-то из пассажиров не обратил на это внимание! Опять одолеют вопросами, на которые Адам не знает ответов.

В неясном, гаснущем свете капитан заметил и еще одну странность, перекрывающую все, что случилось до этого.

«Нет-нет, ты ошибся, напутал», – попытался он убедить себя.

Закрыл глаза, открыл, поморгал. Не помогло.

Адам ясно помнил, что развернул судно в обратную сторону. Проделывал это сотни, тысячи раз, в одном и том же месте, у них с Деяном все рассчитано, хронометраж четкий, расстояние определено раз и навсегда. Поэтому никаких сомнений: в нужной точке Адам совершил разворот, направив «Дунайскую деву» в Голубац.

Сейчас с правой стороны должен быть румынский берег, а с левой – Сербия, уже должна показаться Голубацкая крепость. Однако крепости не было. Адам машинально глянул на часы, с тем чтобы удостовериться: в это время пути они уже должны снова ее видеть, но часы стояли.

Да шут с ними, с часами! Лодка достаточно давно плывет, чтобы крепость показалась, вот только ее нет!

Сам берег выглядел странно.

Адам видел его ежедневно, наблюдал при всякой погоде, ему был знаком любой уступ и поворот, каждый камень, торчащий из воды… Но этот пейзаж казался незнакомым.

«Стоп, надо рассуждать здраво. Возможно, все-таки не повернул. Задумался, шкатулка еще эта, и день сегодня трудный. Допустим, не повернул, и мы все так же идем от Голубаца, все дальше вглубь Джердапа. Но и там я был сотни раз, почему же не узнаю эти берега?»

Капитан даже не мог сказать в точности, с какой стороны Румыния, а с какой Сербия, что находится справа, а что слева, никаких знакомых примет.

– Простите, пожалуйста, что беспокою. Быть может, я ошибаюсь, но вам не кажется, что мы уже должны были подплыть к крепости?

Адам ушел в свои мысли, напряженно всматриваясь в берега Дуная, поэтому не слышал, как она подошла. Подругу прилипчивой Елены звали Ниной, и это она задала Адаму вопрос. Елена в этот момент смотрела на воду, не заметила, что Нина отошла от нее и приблизилась к капитану.

Говорила женщина тихо, и Адаму понравилось, как звучит ее голос: низкий, грудной, бархатный. Красивый голос. И глаза, как оказалось, красивые: длинные ресницы, глубокий, насыщенный зеленый цвет. Глядя в такие глаза, не хотелось врать (даже ради того, чтобы успокоить).

– Вы правы, крепость должна была показаться, но ее почему-то нет. Думаю…

Произнося эти слова, Адам отвел взгляд от Нины и посмотрел прямо перед собой. На носу лодки, прислонившись к борту, стоял человек, при взгляде на которого Адам позабыл обо всем. Сломанные часы, нерабочие механизмы, перепутанные берега, не ко времени появившиеся сумерки, озабоченные пассажиры, зеленоглазая Нина – все разом вылетело из головы.

Адама будто ударили ножом в сердце, и оно перестало биться.

А может, так и случилось? Он умер, свалился замертво, сраженный сердечным приступом, просто сам еще не понял этого? Ведь иначе он не видел бы ее, потому что живые не могут видеть мертвых. Так не должно быть.

Как иначе объяснить то, что Адам глядел на Анжелу, свою покойную жену? Она смотрела в упор, раздвинув губы в улыбке, не имеющей ничего общего с весельем и радостью.

Короткие рыжие волосы, узкие губы, нос с горбинкой, тонкие лодыжки, узкие плечи. Анжела была из тех женщин, которые в любом возрасте кажутся юными.

«Маленькая собачка до старости щенок», – смеялась она когда-то. Только вот до старости не дожила.

«Адам ее в могилу свел», – шептались у него за спиной.

Однажды, будучи подростком, Адам прочел в одном романе выражение «свел в могилу», и ему, глупому ребенку, представлялось при этом нечто величественное, торжественное: бережно взял за руку, повел вниз по степеням мраморной лестницы…

Ничего величественного, как выяснилось, не было. Анжелу заколотили в деревянный ящик, опустили в черную яму, засыпали гроб землей. Сверху – памятник, снизу – разлагающийся труп. В груди, где у Адама прежде билось сердце, – провал, пустота.

«Ты меня не любил», – написала Анжела. Это были ее последние слова, обращенные к мужу. А после она наглоталась таблеток, запила их красным вином и заснула, чтобы не проснуться.

Многие винили Адама, считали, что смерть Анжелы на его совести. Деян затыкал рты всем, до кого мог дотянуться. Годы шли, история забывалась, ведь все раны затягиваются, так устроен мир. К тому же Адам замкнулся, жил один, не встречался с женщинами. Мало-помалу мнение окружающих сменилось на противоположное: не так уж и плох был Адам, вон как переживает, сколько лет минуло, а он все вдовствует, на могилу ходит, бирюком живет. Может, не в нем, а в Анжеле дело было?

Адам знал, что люди не были правы в самом начале, категорично обвиняя его во всех грехах. Не были они правы и позже, сочувствуя ему, полностью принимая сторону скорбящего вдовца (хотя ему этого и не требовалось).

Истина, как обычно, находилась где-то посередине.

Адам был виновен, но не так, как думали другие.

– Хватит грызть себя, столько лет прошло, живи дальше, – уговаривал брата Деян. – Анжела давно простила тебя. И ты прости ее, отпусти.

Но Деян ошибался. Анжела не только не прощала все эти годы, но еще и, как выяснилось теперь, желала вернуться, продолжить начатый разговор.

И сделала это.

– Что с вами? – снова и снова спрашивала Нина. – Вам плохо?

Адам не слышал. Он смотрел на мертвую жену, и в тот миг, когда она произнесла его имя, прижал ладони к ушам и закричал.