Текст книги "Действие SKY. Часть первая"

– Спирт! – выкрикнул Град.

– Васько, я распоряжусь твою долю здесь оставить, сразу свободней будет. Конечно, на первый взгляд, это не по уму, что так мало техники дали на такую ораву. Но парашютное десантирование с самолётов исключено – сразу себя рассекретим. Ни на какой другой вертушке, кроме «двадцать шестого» технику не перебросишь. В Ни-26, как вы знаете, влазит по две «коробки», или по четыре ТПК. А весь парк страны этих вертушек – восемь штук. Нам шесть выделили. Знаете, как генерал-летун, по этому поводу, кал метал! Значит, при первой возможности, захватим трофейную технику. Тогда с комфортом будем кататься. Вопросы есть?

– Никак нет! – гаркнули все хором.

– Ласко, – Алтай посмотрел на командира миномётного взвода Куля, – снаряжаешь своих, как обычно. Всё. Иди, доводи боевую задачу. Так. Что у нас дальше? Сапёры. Вызовите сюда командира отделения. Замполит, идёшь к зенитчикам, знакомишься, доводишь состав вооружения, экипировку, объясняешь боевую задачу. Давай. Стой! Новых ребят, водителей с наводчиками, тоже проинструктируешь. Отцы-командиры! – обратился Алтай к взводным, Сретню, Каре и Граду, – вооружение: АКМСы, СВД по одной на взвод, гранатомёты РГД-7 берём, так надёжнее. Это из стандарта. Пулемёты ПКМ берём, тяжелее, но лучше. Дополнительно: на каждый взвод по однму винторезу, на каждое отделение по одному ПБС и по два НСПУ. (АКМС – автомат Кондратуся модифицированный спецальный. Создавался для десанта. Приклад – откидная рама, что делает его компактным, лёгким и удобным. Очень похож на наш «Калашников». СВД – снайперская винтовка Дарны. РГД – ручной гранатомёт. ПКМ – пулемёт Кондратуся модернированный, тоже очень похож на наш пулемёт Калашникова. «Винторез» – специальная снайперская винтовка, оружие спецназа, стреляет бесшумно). /ПБС – прибор для бесшумной стрельбы, глушитель. НСПУ – ночной прицел, прибор ночного видения. А.Б./ Форма одежды – песочка. Доводите своим боевую задачу. Через час доложите о готовности. Время пошло.

– Товарищ капитан! Командир сапёрного отделения, прапорщик Холод по вашему приказанию прибыл! Ну, здорово, Алтай!

Бывшее, мгновение назад сосредоточенным, лицо Алтая, озарила улыбка. Он видел перед собой своего давнего боевого друга. После окончания училища Алтай попал в роту, где служил сверхсрочник старшина Холод – мастер на все руки: и сапёр, и техник, и снайпер, и чемпион части по рукопашному бою впридачу. Вместе служили, вместе ходили на задания, вместе проходили отбор в Элитную роту. Только Холод тогда пару баллов не добрал…

Алтай поднялся из-за стола, пошёл навстречу.

– Дарик! Ты? Ну, здорово, брат! Они обнялись. – Это Дар, служили вместе, – представил Алтай командира сапёров.

– Короче, Дар, довожу обстановку. Соседи наши прибарахлились Хокумами. Слыхал про такого зверя?

Холод присвистнул: «Ещё бы!»

– Задача: их найти и взорвать, к чертям собачим. Есть мнение, что они могут быть в бункерах. Силы и средства охраны объекта неизвестны. Может, там батальон, а может и полк, с артеллерией и танками. Подходы, скорее всего, заминированы. Вопрос: что лично тебе нужно?

– Сколько вертушек?

– Двенадцать.

– Нужно пятнадцать дистанционных мин и три ЗРП «Тропа». /ЗРП – заряд разминирования. Подступы к обороняемым объектам, чаще всего, минируются. Разминирование под огнём противника – дело трудное и опасное, но самое главное – длительное. Темп наступления резко падает, и у противника есть время перегруппироваться, подтянуть новые силы. Разминировать надо быстро. Для этого и была придумана «Тропа». Военные её часто называют «Чушкой». Это довольно тяжёлая штука, весит 34 кг. Носится бойцом в виде ранца, за спиной. Её ставят на грунт перед минным полем, и приводят в действие. «Тропа» состоит из кабеля, начинённого взрывчаткой, пускового устройства и ракеты, которая запускается в сторону минного поля противника. Она тянет за собой длинный кабель со взрывчаткой. Кабель падает на землю и взрывается. Все близлежащие мины детонируют, и тоже взрываются. Таким образом, образуется проход, свободный от мин – тропа, длиной 54 метра и шириной 40 сантиметров, по которой наступающие преодолевают минное поле. А.Б./.

– Дар, а может двух Чушек хватит? У меня всего два БТР, да несколько ТПКашек. Куда я всё рассую? Места нет ни хрена!

– Командир, я вообще-то четыре хотел попросить.

– Ладно, Холод, на горбу потащишь. Горбуша! Выдай ему, что просит.

– Хорошо, что на горбу, а не Горбуше, – проворчал ротный старшина.

– Так, Горбуша, выдаёшь всем матчасть, боеприпасы. Грузишь сухой паёк на 125 рыл из расчёта на неделю, плюс эн зэ. /НЗ – неприкосновенный запас провизии, как правило на 3 дня. А.Б./ Да, и курево не забудь, как в прошлый раз. Если ты сам бросил, то не думай, что другим тоже теперь курить не хочется. Всё. Работайте. Через час доклад об исполнении. В 18.30 построение роты на плацу. В 18.45 выдвижение в район ожидания.

Глава 4

Всю ночь рота была на марше в район ожидания. Район ожидания – это место, где десантники грузятся в вертолёты, и уходят на задание в тыл врага. Район этот находился в двухстах с гаком километрах от расположения части, близ заброшенного хутора Цагань. Место пустынное и, совершенно безлюдное. На краю Великих болот. Прямо на юг, по болотам, и через 20 километров – граница. Ещё 20 километров – и линия фронта, а дальше чужая враждебная земля.

Аэродром, вернее вертолётная площадка, представлял собой лишь, наспех выровненную трактором пядь земли. Отсюда тяжёлые винтокрылые машины унесут роту в суровую неизвестность. Но это будет поздним вечером, а пока идут последние приготовления к десантированию. Зенитные ракеты, мины, коробки с патронами, портпледы с гранатами перегружались с грузовиков на БТРы. Горбуш выдавал, недавно полученные на складе, бронежилеты. Каждый боец отряда получил новенькую микрорадиостанцию для связи друг с другом – маленький наушник в ухе и микрофончик на уровне губ. Механики колдовали над боевыми машинами, хотя чего там ещё можно проверять? Столько раз уже всё проверено.

Капитан Алтай распределил людей и технику по вертолётам. Шесть групп. Каждой группе – свой вертолёт.

В 01.45 рота выстроилась для получения боевого приказа. Рота спецназа в полной боевой экипировке – это фантастическое зрелище. Больше сотни статно скороенных молодцов в бронежилетах, увешанные компактным но грозным оружием, в касках, сверкающих в свете фар, плессиглассовыми забралами-экранами, в камуфляжной, ладно сидящей форме, в мощных высоких ботинках и с рейдовыми рюкзаками за спинами.

Алтай стоял перед ротой. Сам по себе он не обладал телом-горой мышц (он был крепким, жилистым, чуть выше среднего роста, но отнюдь не Шварцнеггером), но сейчас, в полной боевой экипировке, он казался большим и мощным. Голова его повязана банданой. Идя на задание, он всегда повязывал именно эту бандану. Он считал её счастливой, своим талисманом, оберегом.

– Рота равняйсь! Смирно! Приказываю. Выдвинуться в район высадки, согласно установленным расчётам. По прибытию произвести высадку и выгрузку боевой техники в течении тридцати секунд. Место сбора роты – кустарник у западного склона ущелья. Противника в районе высадки не ожидается. Затем, в составе ротной колонны, скрытно выдвинуться до села Охра, и далее, по дороге, до села Горка. Скрытно приблизиться к объекту, произвести разведку, после чего атаковать объект. Обнаружить, предположительно, находящиеся на объекте, вертолёты Хокум-52 и уничтожить их. Мой КНП /командный наблюдательный пункт – место где находится командир, когда управляет ротой в полевых условиях. А.Б./ на БМД с бортовым номером 04. Во время переброски я буду в первом вертолёте. Погрузкой будет руководить мой заместитель – старший лейтенант Зуй. Он пойдёт с последней машиной. При встрече с местным населением говорить только на твердышинском языке. Вольно! И добавил, – обычно спецназ решает тактические задачи. Эта операция – стратегическая. От неё может зависеть исход войны. Не подкачайте, мужики.

Через сорок минут, в отдалении, послышался гул. Это шли вертушки. Вокруг площадки горели костры. «Как во времена Великой войны, – подумал Алтай, – Если бы нашим дедам, когда они семьдесят лет назад, вместе воевали с юнгерцами, и когда никто не различал кто ты, истиправлиец или твердышенец, сказали бы, что придёт время, и мы будем воевать друг с другом, они или посмеялись бы, или бы плюнули в лицо. Что происходит с этим грёбанным миром?»

Гул превратился в оглушительный грохот. Громадина Ни-26, поблёскивая маячками, опускался на пятак, очерченный кострами. В задней части своего фюзеляжа, гигант раскрыл две огромные створки ворот.

– Первая группа пошла!

Две БМД, одна за другой, влетели внутрь жерла винтокрылой махины. За ними, также проворно – двадцать десантников. Люки закрылись, и громадина, натужно поднявши своё грузное тело, легла на курс.

Через пару минут лётчики отключили бортовые огни, и машина пошла в полной темноте, на предельно малой дистанции от земли. Бойцы, кто травил байки, да анекдоты, а кто устраивался подремать, ведь неизвестно, когда ещё, где и сколько удастся поспать, да и удастся ли вообще. А Алтай пошёл в кабину пилотов. Он всегда так делал, с тех пор как стал командовать ротой. Конечно, это не совсем по уставу, но… Алтай с детства мечтал стать лётчиком, правда, стать десантником, он мечтал ещё больше.

– Что, спецназ, не спится? – сказал, не отрывая глаз от приборов, командир вертолёта.

– На том свете выспимся.

– А вот я слышал, что на том свете, вообще не спят, – подал голос второй пилот. – Тела то там нет. Оно устаёт, ему отдых нужен, а душа, она не устаёт, поэтому не спит никогда.

– Кирыч, – начал смеяться командир, – да кто же это тебе докладывал? Кто же это там побывал и вернулся то?

– Да женщина одна, экстрасенс.

– И что, она там была и вернулась что ли?

– Да не была, но она эти… астральные путешествия, совершает.

– Кирыч, ну какие, на фиг, астральные путешествия! Взрослый мужик, а какой-то бред слушаешь.

«Да, похоже, не такой уж и бред, – подумал Алтай, – вот у меня тоже, после того как взрывом отшвырнуло, какие-то астральные путешествия начались. Кому рассказать, решат, что крышак съехал».

Тем временем, вертолёт нёсся в нескольких метрах от земли в кромешной мгле, сквозь тёмную безлунную летнюю ночь. А если, вопреки разведанному маршруту, прямо по курсу, неучтённое дерево, посреди болота, или холмик в гладкой, по карте, степи? Смерть будет мгновенной. Ни о чём не успеешь даже подумать. Используют ли пилоты бортовой радар? А если используют, то поможет ли он чем-то, на такой высоте и при такой скорости? Алтай об этом не знал, и у пилотов спрашивать не стал. Они делают своё дело. А о смерти, когда у тебя такая работа, ты привыкаешь не думать. Просто не берешь её в расчёт.

Алтай вернулся в салон, хотя, если говорить о большом военно-транспортном вертолёте, то скорее, не в салон, а в ангар. Положил свой рюкзак на пол, используя его как подушку, и устроился подремать. Перед тем как заснуть, он, как это уже было с ним постоянно в последние более чем пол года, отправился в своё, как он это называл, астральное путешествие. Вернее, это оно само потащило его в себя. Начались эти «путешествия» после одной передряги, в которой Алтай чудом остался жив. Его рота конвоировала тогда караван с оружием. Колонна двигалась по горной дороге, под нависающей над ней высоченной скальной стеной, когда внезапно, сверху, из расщелины, из РПГ ударил гранатомётчик. Граната угодила в головную БМД, на броне которой сидел Алтай и ещё трое солдат. Говорят, что в таких ситуациях, перед глазами человека пролетает вся его жизнь. Ничего такого у Алтая не было, наверное, оттого, что всё произошло мгновенно. Провал. Темнота. Небытиё. Потом тьма рассеялась, и Алтай обнаружил себя в каком-то саду. Прекрасном саду. Изумрудно-зелёные газоны, пахнущей свежестью травы. Огромные, красиво убранные клумбы, с алыми розами. Фонтаны и статуи из белого мрамора. А на некотором отдалении – небольшой, но изящный дворец, с резной колонадой в фасаде.

Видение было недолгим. Да видение ли? Алтай каждой клеткой своего тела осязал себя там, в этом чудесном саду. Он открыл глаза, и первое, что увидел, была – развороченная взрывом БМД. Алтай лежал на краю пропасти, на обочине, с другой стороны дороги, метрах в десяти от погибшей машины. Он сел, потряс головой. Рядом были разбросаны изувеченные тела солдат, секунды назад сидевших рядом с ним на броне. Они были, без сомнения, мертвы. Алтай посмотрел на свои ладони, пошевелил одной ногой, потом другой, потом ощупал себя. Всё двигается, всё целое, ничего не болит. Ни царапины! Хорошо, что бандану повязал, – подумал тогда Алтай.

Продолжения атаки не последовало, это был одинокий диверсант, засевший в скальной расщеине.

С тех пор видения стали приходить Алтаю регулярно, как правило, перед сном. Он думал, что это следствие контузии. Обследовался. Врачи сказали: «Никакой контузии у вас нет».

Алтай проснулся, и снова пошёл в кабину пилотов. За стеклом кабины чуть посветлело, и вдали появились смутные очертания горной цепи. Расчёт оказался точным – через десять минут вертолёт подошёл к предгорным холмам, и уже было достаточно светло, для того, чтобы вести машину сквозь них. Ещё минут через двадцать, вертолёт вошёл в ущелье, под названием «Кунье», и, надрывно рыча и трясясь, начал карабкаться по нему наверх, к перевалу. Закончилась растительность, внизу показался ледник, теперь крутой перевальный взлёт, а вот под нами и сама седловина. Мы над основным хребтом. Господи! Какая величественная и суровая красота! Во все стороны, до линии горизонта, разлетаются исполинские гребни, увенчанные гордыми белоснежными пиками. Кое-где, внизу, в складках ущелий притаились, ночевавшие там мохнатые облака. И вся эта грандиозность завораживающе дрожит в рассветной сизой дымке.

Алтай любил горы. Уже мальчишкой его отец, бывалый горный турист, брал его с собой в походы. Позже, юношей, Алтай и сам занялся горным туризмом. Ходил серьёзные категорийные маршруты. Не раз бывал и в этих горах. И было это, каких-то десять лет назад, когда соседняя Республика не воспринималась, как заграница, и люди, ещё ощущавшие себя одним народом, и не помышляли о войне друг с другом. Как же быстро всё изменилось к худшему… И вот теперь эти горы, такие свои, родные, в одночасье стали чужой, вражеской территорией.

Перевалив через седловину, вертолёт взял к западу, и уже через несколько минут был над верховьми реки Окунь. Теперь только вниз, по ущелью.

К району высадки подошли точно в расчётное время. Открылся гигантский люк.

«Приговиться. Пошёл!» – прозвучала команда выпускающего. Боевые машины сорвались с места, за ними десантники. Всё заняло менее тридцати секунд. Зря генерал волновался. Первый вертолёт отвалил, и лёг на обратный курс. На его место тут же подошёл второй. Из него вылетело два бронетранспортёра. Не успел он и подняться, на его место сел третий… Всё произошло очень быстро и чётко, как на конвейере.

Отряд собрался у западного склона ущелья. Командиры отделений проверили личный состав. Рота была готова к маршу. На часах было 5.02.

Глава 5

На следующий день, ближе к полудню позвонила риелторша. «Есть квартира. Загородный проспект, дом 26. Однокомнатная, 34 квадратных метра. 7500 рублей в месяц. В час будьте там» – сказал с хрипотцой бойкий деловой голос.

Хватаю карту, смотрю, где это находится. Маринка неодетая и ненакрашенная. Бегу один. Когда я, выскочив из метро, уже несся по Загородному проспекту, разыскивая дом, снова зазвонил мобильник. Опять риелторша.

– Квартира на Загородном уже сдана. Есть на Бульваре Новаторов. Тоже 34 квадрата, однокомнатная, 7500 в месяц, не считая платы за ком. услуги. Устроит?

– Да. Конечно, устроит.

– Только быстрее. Тут ещё на неё клиенты есть. Кто быстрее подойдёт, тому и сдадим.

– Подождите! Я сейчас на Загородном нахожусь. Как мне оттуда до этого бульвара добраться?

– Садитесь на метро «Владимирская», едете до станции «Проспект Ветеранов». Там спросите. Адрес запишите – Бульвар новаторов, дом 110, пятиэтажка, квартира 62.

Весь в мыле выскакиваю из подземного перехода – выхода метро «Проспект Ветеранов». Ошалело верчу глазами, не понимая, куда бежать.

– Вы не знаете, где здесь Бульвар Новаторов, дом сто десять, – спрашиваю у пожилого мужчины.

– А вон там он, между двумя точками, – указал мужчина рукой.

– Точками?..

– Ну, вон две девятиэтажки одноподъездные видите? В глубине, между ними.

– Я ринулся туда, а про себя мне думалось: «Точка». Забавно. Должно быть, это знаменитый питерский слэнг. Интересные люди эти питерцы. Бордюр для них не бордюр, а «поребрик», киоск для них – «ларёк», а сумка-пакет, вообще – «кулёк». Простите, но в кульках, свёрнутых из газеты, бабки семечки на остановках продают. Ну, питерцы!»

Я успел. Я прибежал первым. В квартире меня ждали риелторша и хозяин, пожилой кореец. Квартира мне понравилась. Чистенькая. Из мебели – ничего лишнего. Два дивана, да журнальный столик. Из-за этого типовая однушка казалась даже просторной. На кухне холодильник «Саратов», маленький, ещё советских времён, но надёжный. Я был уверен, Маринке квартира тоже понравится.

Правда выяснилось, что уплатить надо не семь пятьсот, а сразу пятнадцать тысяч рубликов, сразу за два месяца – первый и последний, мы ведь снимаем жильё на год. Ещё две тысячи, пришлось отдать риелторше за услуги. Хозяин сказал, что он переезжает в Москву, к дочери, а за оплатой каждый месяц будет приходить его племянник. Что ж, отлично! Мы подписали бумажки, и квартира, минимум на год, наша с Маринкой!

Я прилетел к дяде на «Маяковского», как на крыльях. – Маринка, собирай вещи, я хату снял, классную! У нас есть свой домик!

Часа через три, мы со всеми своими пожитками, уже были там. Боже! Какое это счастье иметь своё, отдельное жильё, пусть даже съёмное. Я понял это только сейчас, здесь. Дядя Антон с тётей Элей, люди, уже можно сказать, пожилые. У них небольшая двухкомнатная квартирка. Мы чувствовали, что напрягаем их. Они люди деликатные, ничего нам не говорили, но было заметно, что это напряжение нарастает с каждым днём.

Я не ошибся, Марина, увидев наше новое обиталище, была просто счастлива. Дом, в котором мы будем теперь жить – старенькая советская пятиэтажка, с треугольной, покрытой серым шифером, который кое-где успел отвалиться, крышей. Меня особенно тронуло то, что он, почти со всех сторон, окружён высокими, выше него, деревьями. Тронутая желтизной листва колышется, и кажется что дом, будто старый корабль, плывёт по океану-осени. Этот дом, враз разбудил во мне ностальгические воспоминания, ведь и сам он, и эти деревья вокруг, так напоминают родительский дом в университетском городке, оставленный в Родном городе, дом, где я родился, и где прошло моё детство. Да и вообще, то место, тот район, где, волею судеб, мы оказались, так не похож на тот Петербург, который я знал раньше. Здесь нет древних исторических зданий, нет дворцов, нет седых памятников. Здесь нет барокко, классицизма и ампира (или как там их ещё называют, эти архитектурные стили ушедших веков?) Здесь – привычные и родные для меня дома советских времён, перемежающиеся с высоченными зданиями недавних новостроек. Здесь, как будто, совсем другой город, который так похож на мой, родной. Здесь мне уютно. Здесь мне хорошо.

Мы с Мариной взяли бутылку водки, и вечером отметили наше новоселье. Первый шаг к новой жизни сделан. Ура! Завтра начинаются выходные, а в понедельник я отправляюсь к юристу (тётя Эля нашла мне хорошего юриста), буду открывать свою фирму.

* * *

Рота двигалась по ущелью вниз. Карта и полковник Могуч говорили, что ущелье широкое, и пригодно для прохода техники. Но понятие «широкое», в горах, слишком относительно. В горах вообще всё относительно и непредсказуемо. Приходилось растаскивать завалы из стволов поваленных елей. В сужениях, техника шла по воде, по бурной горной реке, объезжая огромные валуны. До места, где ущелье стало действительно широким и появилось первое подобие колеи, добирались шесть с половиной часов. Техника выстроилась в колонну. Вперёд, на ТПК, было отправлено боевое охранение. Вскоре, охранение наткнулось на первого местного жителя. У края колеи стоял бородатый седовласый дед, с небольшим стадом коз. Дозорная машина притормозила. Старший группы охранения, сержант Буня крикнул по Твердышински: – Бог в помощь, дед! Как дела?

– Что, вояки, всё воюем? – насупив брови, вопросом на вопрос, ответил дед.

– Воюем.

– А с кем воюем? С братьми своими воюем? Что вы делаете? С ума посходили все вообще? Сначала страну развалили, а теперь и воевать начали! Тьфу на вас!

– Дед, ты не шуми, – сказал, поморщившись, сержант. – Скажи лучше, до Охры далеко?

– Старик ничего не ответил, лишь презрительно посмотрел и повернулся спиной.

Машина тронулась с места и продолжила путь. Сержант с минуту молчал, а потом задумчиво изрёк: – Да, здесь люди тоже не шибко войны хотят.

– Смотря какие, люди, – заметил один из солдат.

Вскоре колонна вошла в горную деревушку. Остановились на пять минут. Пообщались с местными, сказали, что учения, что, куда следуют – военная тайна, пожелали удачи и двинулись дальше, по грунтовой горной дороге.

Через час с небольшим подошли к Горкам. В село въезжать не стали, была возможность объехать. Горы вокруг становились всё ниже, превращась в предгорные холмы, а потом и вовсе в степь, покрытую мелкими сопками. На дороге кое-где стал появляться битый-перебитый асфальт, сохранившийся, наверное, ещё с великоправлинских времён. А вот и точка откуда надо уходить с дороги на северо-восток, в степь.

Сворачиваем. Идём без дороги, по сопкам, меж сопок. Сухая степь, один жёлтый выгоревший ковыль. Здесь жарко, градусов под сорок. Ориентируемся по компасу и спидометрам, навигатор в этой глуши не работает. Проходим больше тридцати километров. Солнце начинает клониться к закату. Обнаруживаем что-то вроде оазиса. Воды, правда, нет, зато есть мелкие зелёные деревца. Здесь было решено устроить большой привал. Людям нужно поесть, отдохнуть, и, хотя бы немного поспать. Время 18.30. Технику укрыли маскировочными сетками, люди расположились под деревцами. Алтай собрал офицеров и распорядился: «Отдыхаем до 00.00. Сретень, с твоего взвода – дозорные, выставишь. В 00.30 выдвигаемся к объекту. На удалении 8-10 километров от объекта останавливаемся, приступаем к разведке. Всё, мужики, отдыхать!»

Алтай расстелил каримат и устроился под деревцем. Засыпая, он снова погрузился, уже по обыкновению, в сопровождающие, помимо его воли, видения. Они больше не вызывали в нём тревоги, он уже успел к ним привыкнуть (как и я ко своим), ему даже было интересно: а что же дальше?

Здесь надо сказать, что видения Алтая, были и моими видениями, ведь когда он пребывал в них, пребывал в них и я. Начавшись после того случая, когда Алтай чудом избежал верной гибели, они стали постоянно являться ему. Сначала по маленьким отрывкам, а затем всё более и более объёмно и развёрнуто. Всё происходило в точности так, как и у меня, только главный герой и содержание их были иными. Если в мою жизнь, не спросясь, втёк Алтай, то в его – некий молодой граф. Впрочем, он, этот граф, не любил, когда его так называли: «Молодой Граф».

Мир, в котором жил молодой граф, сильно отличался от нашего, но, насколько я могу судить, сильно походил на то время, когда океаны нашей Земли бороздили красавцы-парусники; архитекторы, соревнуясь друг с другом, создавали шедевральные дворцы; дамы носили платья с широченными кружевными юбками, а манеры были изысканы и галантны. Основные географические открытия уже были сделаны, расцветали торговля, наука и просвещение. По-моему, нечто подобное имело место быть на нашей Земле, где-то во второй половине 18-го века.

Но, определенно, это была не наша Земля. Другие города, страны, материки. Другая, хотя и похожая в чём-то на нашу, история. Другие имена богов и пророков. Другие единицы измерения времени и пространства, или, скорее не единицы, а их названия. Так, время там измеряют в «клоках». Но один клок, длится ровно столько же, что и наш час, и в сутках у них тоже 24 клока. Расстояние меряют в «линах». Одна лина, составляет, около одного километра и двести метров, почти как наша миля. Другие языки. Так в стране молодого графа говорили на языке, который напоминает чем-то смесь нашего английского и… фламандского.

Вы спросите, откуда я знаю фламандский язык? Да не знаю я его! И языка-то такого по сути нет. Как-то я размышлял об одном своём пациенте. Сложный был случай. Я не понимал, почему с ним ничего не работает. Хотя, по идее, должно. Запутался я, ступор поймал. Но существует такая психотехника: если попал в творческий тупик – займись чем-то другим, а лучше тем, чем никогда в жизни не занимался, и тогда, в один прекрасный момент, идея придёт, и ты возопишь «Эврика!», как тот Архимед. На книжном развале я увидел книгу «Диалект Французской Фландрии». Купил. Оказалось, что фламандский язык – это диалект нидерландского, а самого по себе фламандского языка не существует. Ну, поизучал я, с недельку, этот диалект. Действительно помогло.

Впрочем, и Алтай и, соответственно, я, прекрасно понимали звучащую в том мире речь без малейшего знания их языка. Так же, как я видел Алтая и со стороны, и одновременно находился в его теле, и как бы имел с ним одну душу, так же и он, видел графа и со стороны, и в то же время был им самим. Поэтому, когда Алтай испытывал видения, я тоже становился и этим графом, и сторонним наблюдателем, ведь я вижу и переживаю всё то, что и Алтай.

Нельзя было не обратить внимания на то, что видения ко мне стали приходить с того же самого времени, что и у Алтая. У него, как и у меня, это началось чуть больше полугода назад. И сдаётся мне, что случилось это с нами в один и тот же момент. У него, когда он чуть не был убит взрывом, а у меня… Ну, об этом, как-нибудь позже…

Видения о графе являлись Алтаю, сначала по кусочкам, из которых позже сложился пазл, и Алтай уже знал о графе всё – его прошлое, всё, что происходило с ним до настоящего времени… – словом всё то, что знает о себе сам граф. Я не буду рассказывать историю создания Алтаем (а значит и мной) этого пазла. Я расскажу о том, что на нынешний момент, и Алтаю, и мне, известно о графе. Расскажу до того момента, где видения Алтая обрываются, ведь Алтай, наверное, уже заснул, в той сухой степи под деревцем между сопок.