Текст книги "Действие SKY. Часть первая"

Похоже, мне начинает приоткрываться смысл появления в моей жизни Алтая. Алтай сейчас там, в своём мире, готовится к бою, готовится решать своё уравнение со многими неизвестными, и отступать ему некуда, только – вперёд. Значит и мне надо готовиться к бою, и не ныть, и не хныкать. Значит, смысл появления Алтая в моей жизни – предупреждать, поддерживать, воодушевлять, вести за собой? Или в чём-то ещё?

Я оказался перед дверями станции «Технологический институт». «Похоже, это моя линия», – подумал я, и нырнул в метро.

Глава 10

К вечеру поднялась волна, небо полностью затянуло тучами, пошёл резкий холодный дождь и Тим начал познавать «прелести» морской непогоды. Шум ветра превратился в пронзительный свист, судно стало стонать и скрипеть всем своим корпусом так, что казалось, что ещё немного, и оно разломится на куски. Пол начал уходить из под ног Тима. Все незакреплённые предметы и людей стало швырять из стороны в стороны, порою больно ударяя о стены. Даже простое сидение на месте превратилось в тяжкий труд, приходилось постоянно во что-нибудь вцепляться руками, потому что если этого не сделать, то вас может просто оторвать от скамьи, на которой вы сидите и отбросить в противоположный конец помещения, что уже пару раз произошло с Тимом под смешки офицеров, находящихся в кают-компании. «Ничего, господин граф, – пошутил лейтенант Бромвель, – ещё месяц такой погодки, и Вы будете чувствовать себя при ней также комфортно, как во время променада на столичном бульваре!» Если трудным стало даже сидение, то что же тогда говорить о перемещениях! Тим подумал, – если так тяжко приходится ему здесь, в тёплой уютной кают-компании, то каково же команде, находящейся на вахте и ведущей борьбу со стихией там, на верхней палубе?

Тут раздалась команда: «Все руки наверх!» Заверещали боцманские свистки, и все, находящиеся в кают-компании, свободные от вахты офицеры, ринулись к выходу. Тим уже знал, что эта команда означает вызов на авральную работу – срочную работу, которая требует усилий всей команды корабля.

Тим рванулся было вслед за всеми, но вздыбившаяся кверху палуба отбросила его назад, вниз, к противоположной стене кают-компании. Правда, через несколько секунд корабль, столь же круто, наклонился носом вперёд, к тому же мощная волна в тоже мгновение со всей силы ударила его в корму. Тим кубарем скатился к выходу и, схватившись за верёвочные поручни, судорожно цепляясь за них, выбрался на верхнюю палубу. Ветер уже не просто свистел, он оглушительно выл. Небо низвергало тонны ледяной воды. Помноженные на колоссальную силу ветра, они грозили смести, смыть с палубы всё живое и неживое. Тим, держась за какой-то натянутый трос, наблюдал ужасающую его картину. Глядя вперёд, в сторону бака, на нос корабля, он увидел, как море вдруг исчезло, его скрыла палуба, которая стала подниматься, превращаясь в отвесную стену. Затем палуба стала опускаться, всё ниже и ниже, круче и круче, пока Тим не обнаружил себя на вершине огромной отвесной скалы, под которой разверглась бушующая чёрная бездна. Исполинская водяная стена неслась на корабль, намереваясь в мгновение ока поглотить его. Нос корабля полностью уходил в эту стену, брызги летели чуть не до самой кормы. А затем всё повторялось: снова палуба вставала стеной, скрывая море, а после судно, почти вертикально устремлялось вниз, в бездонную пучину взбесившегося океана. Уже смеркалось, и потому, вздымающиеся повсюду валы, напоминали чёрные горы, яростно бьющие и бросающие утлое судёнышко. Становилось особенно не по себе, когда кораблик оказывался внизу, между двумя из них, вставшими двумя ужасными чёрными стенами, высотою гораздо большей, чем само судёнышко. Казалось, что эти стены сейчас непременно схлопнутся, наподобие Сциллы и Харибды, не оставив от нас даже обломков.

Сквозь оглушительный вой ветра, гул обрушивающейся на палубу воды, скрежет разваливающегося (как казалось Тиму) судна, он услышал обрывки команд капитана: «…взять четыре рифа… готовить штормовые паруса!»

«Рифы! Нас несёт на рифы?» – с ужасом подумал Тим.

Тут, в нескольких метрах от себя он заметил человека в офицерском мундире. Человек, стоял широко расставив ноги, и согнувшись, сопротивлялся ураганному ветру. Он цепко держался обоими руками за штормовой леер. Тим узнал в нём штурмана Робэна. Улучив секунду, когда палуба находилась в горизонтальном положении, Монро одним прыжком переместился к нему, и прокричал:

– Анрэ! Что сказал капитан? Нас несёт на рифы?

Робэн, наклонившись прямо Тиму к уху, стараясь перекричать грохот стихии, отвечал:

– Нет. Капитан дал команду взять четыре рифа. Это означает сильно уменьшить площадь парусов. Так всегда поступают при крепком ветре. Ты бы шёл вниз, Тим, смоет ещё за борт тебя с непривычки!

Монро, без колебаний, внял совету и пустился в обратной путь. С немалым трудом он добрался до кают-компании и сел на пол, схватившись руками за ножки скамьи. Сегодня он понял, для чего вся мебель на судне была неподвижно прикреплена к полу.

Вскоре офицеры, свободные от вахты, вернулись в кают-компанию. Тим поднялся с пола, оседлал скамью и спросил у оказавшегося рядом Бромвеля: – Ведь это шторм, лейтенант? Ведь это самый настоящий шторм?

– Да полноте Вам, граф, – отвечал второй помошник, – ну какой же это шторм? Просто – свежий ветер. Правда, не совсем попутный, но и не противный. Я Вам вот что посоветую: Вы после ужина возьмите у меня в каюте, в подкроватном ящике верёвки. Привяжитесь ими к своей койке. Для этого есть специальные крючки, и постарайтесь заснуть, если, конечно, сможете. А для того, чтобы получилось, выпейте за ужином двойную, а ещё лучше, тройную порцию рома.

На ходящем ходуном обеденном столе появились рейки – приспособления, призванные удержать, сползающую с него посуду. Но и они слабо помогали. С грехом пополам поужинав (хотя сказать так можно было, в данном случае, весьма и весьма, относительно) приняв, по совету Бромвеля, три порции рома, Тим пробрался в каюту, заступившего на вахту второго помощника, отыскал там верёвки, и буквально, ползком двинулся к себе. Очутившись в своей каюте, Тиму пришлось затратить очень большие усилия, пытаясь зажечь свечу, закреплённую в неподвижном подсвечнике. Когда же ему это, наконец, удалось, и свеча замерцала, срывающимся прыгающим пламенем, он обнаружил своё обиталище в полнейшем беспорядке. Дверцы шкафа открывались и закрывались в такт качке, а вся одежда была разбросана по полу. Там же, в полнейшем хаосе, валялись книги, упавшие с книжной полки. Всюду лежали, исписанные им листы с посвящениями Пенни. Там же на полу находилась чернильница, вокруг которой растекалась лужа, разлившихся чернил, разбитая бутылка недопитого вина и ещё много чего другого. Всё это перекатывалось, подпрыгивало и перелетало друг через друга. Тим чертыхнулся, улучив момент, прыгнул в свою кровать, отыскал крючки, о которых говорил ему Бромвель, как сумел привязался и начал пытаться заснуть.

Спать при такой качке оказалось делом сложным, если не сказать мучительным. Тима, то чуть не переворачивало головой вниз, то ставило почти стоймя. Когда же продольная, килевая качка сменялась на боковую, поперечную, его, то со всей силы било о борт, то чуть ли не выбрасовало из кровати. Он, наверняка бы, уже не раз оказался на полу, если бы не верёвки, данные Бромвелем. Всё вокруг продолжало трещать и стонать. Время от времени, пространство сотрясали страшные удары – это когда мощная волна била о корму. То и дело звучало «свистать всех наверх», раздавались боцманские свистки и стучал топот нескольких десятков ног. Попробуй тут усни! Но усталость и ром делали своё дело, и постепенно Тим начал забываться неким подобием дремоты. Он то уходил в неё, то возвращался, то от удара волны, то от того, что его, в очередной раз подбросило или стукнуло, то от криков и шума, создаваемых командой. Это был не сон, а какое-то странное, почти болезненное состояние, когда непонятно спишь ты или нет, видишь ли ты сон или это происходит наяву, когда граница между двумя мирами, миром действительности и миром грёз, стёрта и утрачена. И в этом муторном, чем-то похожим на горячечный бред состоянии, к Тиму приходили, то ли обрывки снов, то ли фантазий, то ли видений о каком-то странном ином мире. Люди там ходили в каких-то убогих некрасивых одеждах, причём многие женщины были одеты бесстыдно, выставляя напоказ наготу своих ног. Это возбуждало, но вызывало у Тима ассоциацию с борделем. Города этого мира были огромны, улицы широченны, и народу на этих улицах была тьма. Некоторые здания выглядели так же, как и в известном Тиму мире, но большинство других поражали его своей высотой и громадностью, незатейливостью и безликостью, а порой и уродством. Улицы кишели огромным количеством причудливых безлошадных экипажей разных цветов и размеров. Тиму было неведомо, за счёт чего они передвигаются, причём, с такой немыслимой скоростью. А глубоко под землёй, со свистом и рёвом, проносились длинные чудовищные монстры, сущие гигантские змеи, под завязку набитые злыми, равнодушными, куда-то спешащими людьми, так похожими друг на друга. Только под утро вся эта фантасмагория прекратилась и Тим, наконец-то заснул по-настоящему, несмотря на продолжающуюся качку.

Утром в каюту Тима зашёл приданный ему в услужение матрос, принёс завтрак – кусок солонины с отварным, заправленным жиром картофелем, квашенную капусту и большую закрытую сверху крышкой, кружку чая с сахаром и лимоном. Вся снедь лежала в одной большой железной тарелке. Есть совсем не хотелось, а вот чай с лимоном, наутро, после нескольких порций рома накануне, был весьма кстати. Но Тим подумал о том, как коку удалось отварить картофель при такой качке? Как же должно быть ему было трудно! И из уважения к его труду, заставил себя съесть, всё время норовивший спрыгнуть со стола завтрак.

Качка ничуть не уменьшилась, даже, как показалось Тиму, стала ещё сильнее. Тем не менее, Монро решил разобрать страшный беспорядок в своей каюте, который она там устроила. На это, в условиях качки, когда каждый миг приходится заботиться о том, чтобы не улететь на другой конец каюты и не разбить себе голову, у него ушло не меньше часа. Тим подумал: «Если я трачу столько усилий, чтобы навести порядок в своей каморке, то как же, наверное, тяжело приходится команде, ведущей борьбу со стихией, там, на верхней палубе, команде, в которой едва ли кому удалось отдохнуть нынешней ночью в свободное от вахты время!» Он почувствовал уколы стыда за то, что он провалялся всю ночь в койке, да и сейчас сидит и допивает свой остывший чай с лимоном, в своей, пусть ставшей не такой уютной, но тёплой норке, в то время как команда, как его товарищи, Робэн, Бромвель, Лунц, вымотанные бессонной ночью, продолжают сражаться с бурей. Тим натянул свой редингот и выбрался из каюты.

В кают-компании он увидел, сидящего и балансирующего на скамье, чтобы не слететь с неё Робэна, который пил горячий чай из высокой железной кружки. Глаза его были красны, а лицо несвежим. «Конечно же, не спал всю ночь!» – отметил про себя Тим.

– Доброе утро, Анрэ!

– Привет, Тим! – кивнул в ответ штурман.

– Что бурная была ночка? Наверное, совсем поспать не удалось?

– Обычная ночь при такой погоде. Идём по курсу, примерно семь узлов, скорость хорошая, всё нормально.

– Ночью постоянно объявлялся аврал.

– Да, приходилось лавировать, разворачивать судно. Ставили штормовые паруса: бизань и фока-стаксель.

– Штормовые паруса?

– Да, паруса меньшего размера, сшитые из самой прочной парусины.

– Если поставили штормовые паруса, значит, всё-таки шторм?

– У нас не говорят «шторм», «буря», Тим. У нас говорят «свежий ветер», «свежая погода».

– Я это уже понял. Мне, давече, Бромвель объяснил.

Тим выкарабкался на верхнюю палубу. Она, всё также, то вздымалась стеной, то, чуть ли не отвесно, падала вниз, в пучину морскую. Всё те же громадные, жёлто-серые, ощетинившиеся пеной и брызгами холмы повсюду вокруг. Всё тот же пронзительный вой ветра, который пробирал до костей. Было по-настоящему холодно, и Тим пожалел, что не взял с собой в путешествие свой любимый, подбитый мехом кафтан. Было, как-то по-зимнему холодно, хотя шёл конец лета, да и в этих широтах, насколько было известно Тиму, не бывает зимы, в таком виде, в каком она известна браганьцу или флинийцу. В той части Новой Земли, где находится Грейленд, и до куда осталось, по словам Робэна, не более двух тысяч лин, люди не знают ни снега, ни мороза.

«В Грейленде не бывает зимы, а мы в двух тысячах лин южнее Грейленда, значит здесь должно быть ещё теплее, – размышлял Тим, – почему же тогда так холодно? Странно всё это». С этими мыслями он поспешил вернуться в кают-компанию, в надежде встретить там капитана, которого не было видно на палубе. Тиму хотелось узнать, может ли он быть чем-нибудь полезен команде, найдётся ли для него какая-нибудь работа, ему было стыдно сидеть без дела, в то время как все остальные работают на износ, не зная отдыха.

Тиму повезло, он застал капитана Гюйса на той же скамье, на том же самом месте, где несколько минут назад сидел, пытающийся удержать равновесие Робэн. Капитан курил трубку, прихлёбывая чай из такой же высокой железной кружки. Лицо его было осунувшимся. «Свежий ветер – несвежие лица» – подумал, склонный к поэзии Тим.

– Приветсвую Вас, господин капитан!

– Утро доброе, граф! Как спалось?

– Честно говоря, не очень. А Вам то, я вижу, вообще не удалось?

– Ну почему же? Вот только что получилось соснуть часок.

– Капитан, чем я могу быть полезен команде? – приступил к делу Тим.

– Господин Монро, пожалуйста, ни о чём не беспокойтесь. Команда знает свою работу. Все на местах, все при делах. Они, люди к этому привычные, и не в такие переделки попадали. А это что? Просто свежая погода, пустяк. Так что, займитесь лучше, по обыкновению, своим литераторством.

– Но, господин Гюйс, при такой качке совершенно не возможно не только писать, но даже читать! Поставьте меня вахтенным матросом, да хоть юнгой!

– Господин Монро, Вы даже в пределах своей каюты передвигаетесь с трудом. У Вас нет хватки, нет морских ног. Это нарабатывается годами, поймите Вы наконец! Ну вот, будете Вы ставить парус, не удержитесь, и Вас смоет за борт! Нет. Я решительно отказываю Вам в Вашей просьбе. Знаете что, а займитесь-ка Вы выработкой «морских ног»! Для этого просто ходите, стараясь ни за что не держаться и при этом не падать. Это полезное упражнение для начинающего моряка. Делайте это, где угодно, только не на верхней палубе. И вот ещё что. Проведайте нашего доктора. Он захворал, и, похоже, сейчас сам нуждается в помощи.

Тим вошёл в каюту к судовому врачу. Тот пытался усидеть на койке, зажав в руках ведёрко. Он был бледным, даже зелёным.

– Что с Вами, мистер Чипси? – встревоженно спросил Тим.

– О! Эта чёртова морская болезнь. Если бы Вы знали, что сейчас творится с моим желудком!

– Известно ли Вам какое-то средство от этой напасти?

– Лимонный сок, но, похоже, он мне уже не помогает. А Вы везунчик, мистер Монро, Ваш организм не восприиичив к морской болезни. Эта мерзкая качка продолжается уже вторые сутки, а Вам хоть бы что!

– Могу ли я чем-то Вам помочь?

– Спасибо, друг. «Врачу – исцелися сам». Сейчас снова приму снотворное. Во сне не тошнит.

Тим, по совету капитана, тренировал «морские ноги», что оказалось непростым, но довольно увлекательным занятием, несмотря на то, что он набил себе шишку на лбу, во время очередного кульбита. Он выходил несколько раз на верхнюю палубу. Там всё было без изменений. Пообедал. Умудрился с часок поспать. Проснулся от того, что его подбросило, несмотря на удерживющие верёвки, и изо всей силы ударило о борт. Качка явно усилилась, хотя казалось, ну куда ж ещё больше!

Тим выбрался на палубу. И без того безумная стихия совершенно остервенела. Огромные волны стали просто гигантскими озверевшими чудовищами. Ледяной ветер сбивал с ног. Тим обратил внимание как сильно гнутся, со скрипом и треском, мачты.

Он вернулся в пустую кают-компанию, не зная, чем себя занять. Оказывается буря, если ты не член команды, это очень и очень скучно. Не попишешь, не почитаешь, не помузицируешь, не погуляешь, не поговоришь ни с кем – все заняты. Тим заглянул в каюту к доктору. Чипси спал, болтаясь привязанным к койке. «Наверное снова принял снотворное» – решил Тим. Остаётся дождаться ужина, принять основательную порцию рому и отправиться в кровать, постараться заснуть и надеяться, что завтра буря утихнет, выглянет солнышко, и небо с морем снова станут голубыми.

И вот, после ужина, Тим снова в койке. Снова привязан верёвками. Снова пытается заснуть. Снова это муторное состояние между полусном и полубодрствованием. Снова эти странные видения непонятного фантастического мира. Только, на этот раз они более яркие и более продолжительные, чем прошлой ночью. Они начинают концентрироваться вокруг какого-то человека из того мира, учёного человека, доктора, изобретшего какой-то свой метод лечения паралича. Тиму показалось, что он смотрит на тот мир, глазами этого человека. И этот учёный человек, там в своём мире, почему-то терпит бедствие.

Тима вырвал из этого состояния страшный треск и мощный глухой удар, сотрясший всё судно. Тим сразу понял, что это не удар волны о борт – к таким ударам он уже успел привыкнуть. По тому, как тотчас же пронзительно завопили свистки и десятки ног, затопав, начали стремительно выносить всю команду наверх, Тим почуял: сейчас произошло нечто, действительно серьёзное, а не «просто свежий ветер».

Стояла глухая ночь. Хотя «глухая», это, конечно же, совсем не то слово. Ночь была наполнена адским воем ветра, стоном и скрежетом, терзаемого им, измученного корабля, криками глоток множества людей, грохотом, накатывающих на корабль водяных стен. Тим ринулся к выходу, на палубу. Оказавшись там, он обмер: грот-мачты не было! Вместо высоченной красавицы грот-мачты стоял низкий, неровно обломанный пенёк. Ураган сломал грот-мачту!

В это время раздалась команда капитана: «Снять все паруса!» Да, необходимо спустить все паруса, чтобы сохранить оставшиеся две мачты.

Тим вместе с матросами бросился к вантам, ближайшей к нему, бизань-мачты. Но окрик капитана остановил его. «Монро, назад! Марш в каюту!!!» – заорал капитан, страшно выпучив глаза.

Тим совершенно не обиделся, он мгновенно осознал, что он здесь всего лишь пассажир. Да, как сказали бы сейчас, VIP-пассажир, и потому ему давали возможность поиграть в члена команды, пока всё шло по плану, но всего лишь пассажир. И сейчас он только помеха. А команде и капитану нужно выполнять свою работу, которая в данный момент состоит в том, чтобы спасти корабль и свои жизни, в том числе и его, Тима, жизнь. Потому он воспринял слова капитана как приказ, и повиновался.

Тим вернулся в каюту, снова привязал себя к кровати, и, видимо, от пережитого только что напряжения, мгновенно провалился в глубокий сон, несмотря на то, что его продолжало со страшной силой бросать, бить и раскачивать.

Утром, все свободные от вахты офицеры находились в кают-компании. Как говорится, буря бурей, а завтрак по расписанию. Нет парусов – мало работы. Со спущенными парусами корабль больше не может следовать курсу, он несётся туда, куда его гонят волны и ветер.

За завтраком, оказавшись по соседству с Бромвелем, Тим спросил его:

– Мы терпим бедствие, верно?

– Ну какое бедствие, граф? – отвечал второй капитанский помошник, – Нет, ситуация, конечно, не из приятных, грот-мачту потеряли, паруса сняли, в дрейфе лежим. Но бедствием это назвать никак нельзя. Как только немного стихнет ветер, снова поднимем паруса, ляжем на курс. Когда погодка ещё больше подуспокоится, соорудим фальшивую грот-мачту. На этот случай на любом судне всегда имеется запасное дерево. И это всё произойдёт довольно скоро, уверяю Вас, Монро, потому-что в этих местах свежая погода не держится долго. Да, сейчас нас порядком сносит на запад, но далеко отнести не успеет. Скоро всё наладим. Если бы не пришлось снять паруса, пришли бы в Грейленд через две-три недели, а теперь придём, эдак, через шесть. Вот и вся беда.

Слова Бромвеля обнадёживали. К разговору подключился Лунц:

– Вам всё верно, молодой граф, лейтенант сказал. Не переживайте Вы из-за этой грот-мачты, будь она неладна! За пару суток фальшивую справим. А вот парней жаль, их не вернёшь. Вчера трёх матросов за борт смыло. Так что, правильно сделал капитан, что в каюту Вас загнал.

Тем временем стихия продолжала нести неуправляемый корабль, куда-то в неведомую Тиму бурную даль.