Текст книги "Имитация. Насмешка Купидона"

Глава 5

Джером

Немного странно ощущать ее голову на своем плече и руки, обвивающие мой торс. Странно и как-то неправильно, что ли. Крепкое и в то же время нежное объятие, знакомое, узнаваемое, но совсем другое. Я не нуждаюсь в утешении, ласке и нежности, я слишком привык к независимости и одиночеству. К борьбе, противостоянию, ненависти. Неуловимая близость, абсолютная и чистая – не для меня. Неловкость, скованность – более подходящие понятия, и мне стыдно, что я не способен дать Эби то, в чем она нуждается, особенно сейчас, когда мы оба потеряли так много. Это был наш максимум, за гранью которого не осталось ничего, что было бы свято. Только мы, но мы не святые. Я точно нет. Мир изменил меня, превратив в «универсального солдата». Эби выбрала удачное сравнение.

Кто виноват? Имеет ли значение? Мы не будем прежними, ничего не вернуть, наше счастливое детство похоронено и не подлежит воскрешению. Я эмоционально выжат. Я забыл, каково обнимать близкого человека просто так, чтобы облегчить его боль, чтобы просто быть рядом, делиться радостью или горем через невинные прикосновения. Я могу и умею заботиться о Джоше, но с ним все иначе. Я обрёл его уже в новой жизни, и между нами нет разверзнувшегося океана, затопившего счастливое прошлое. Он мой маяк, искренний, светлый, смотрящий на мир сквозь кристальную призму незамутненного восприятия. Его не коснулись боль и горе, хотя прошли сквозь него неоднократно. Он другой и никогда не увидит черные и багровые тона, пронизывающие мою реальность. Иногда я завидую ему. Я хотел бы познакомить его с Эби, упорно называющей себя другим именем. Это ее форма защиты. Никто не причинит боль Лиз, потому что она рождена после апокалипсиса. Но я приехал сюда за Эби, за своей сестрой, которую потерял. Падение метеорита, ядерный взрыв или сносящее все на своем пути цунами – любая из катастроф показалась бы нам менее трагичной той, что мы пережили. Я не знаю Лиз, она смущает меня, заставляя испытывать очередную потерю еще острее. Очередную… Нет, оглушительную, сотрясшую до основания, до смены полюсов и полного уничтожения. Реактивная пыль – все, чем я дышу сейчас, пока она доверчиво прижимается щекой к моему плечу.

– Я не знаю с чего начать. Ты останови меня, если занесет в дебри, – просит она. Даже ее голос подвергся невероятным метаморфозам. И она пахнет иначе, не сладостями и ванилью, а чем-то цитрусовым, экзотическим. Ощущение дискомфорта возрастает, вызывая напряжение в мышцах. Она не замечает и продолжает обнимать меня, как в детстве, а мне хочется отстраниться и сказать, что мы давно не дети. Но не делаю этого, не могу. Я помню, как переживал, когда Эмма перестала заходить ко мне перед сном, посчитав, что взрослый мальчик не нуждается в объятиях. Тогда я нуждался. А сейчас они меня душат, причиняют боль. Но я готов страдать ради Эби.

– Начни с того момента, который считаешь важным, – отвечаю, одной рукой рассеяно перебирая ее шелковистые волосы. Они гораздо длиннее, чем были раньше. Я помню, как учился заплетать ей косы, но так и не постиг это сложное искусство. Она была такой маленькой, а сейчас достает макушкой до моего подбородка и носит вульгарные короткие шорты, полностью демонстрирующие ее бесконечные ноги, и футболку-топ, открывающую живот. Если честно, я опешил от смелости выбранного образа. Куда смотрел отец? С первого момента нашей встречи меня не покидало желание одеть Эби и отчитать, раз больше никто не удосужился этого сделать раньше. Эмма точно пришла бы в ужас, увидев дочь в подобном наряде. Я не ханжа и уж точно не праведник или защитник девичей чести, но сложно не заметить взгляды моих телохранителей, смотревших на нее, как голодные церберы. Может, на острове голый стиль уместен, но ей придется изменить своим вкусам, чтобы избежать лишних неприятностей на заднюю точку. Или я все-таки включил режим гиперопеки? Нуждаются ли в нем восемнадцатилетние? Или это тот самый возраст, когда не стыдно и даже нужно ошибаться и познавать мир путем набивания новых шишек на лбу?

– Первые месяцы я провела в больницах, – выдохнула Эби, вздрогнув всем телом от накативших дурных воспоминаний. – Мне пытались спасти руку. Было больно и страшно. Я помню, что звала маму и тебя, но приходил только отец. Наверное, я была в шоке, физическом и эмоциональном. Гектору тоже пришлось пройти психологическую реабилитацию. Он закрылся, а я… Я не помню, когда именно осознала, что произошло. Мы все на какое-то время потеряли связь друг с другом. Папа старался достучаться до нас, сплотить, но и сам сильно страдал. Мы были раздавлены, уничтожены, но вынуждены продолжать жить в совершенно другом мире. По-новому. Внутренне я отрицала случившееся, не хотела смириться. Жила прошлым, воспоминаниями. На второй стадии исцеления ко мне пришел гнев, и он до сих пор никуда не делся.

– Со мной происходило нечто похожее, Эби, – мягко произношу я. – Поиск виновных и желание восстановить справедливость вернули мне желание жить.

– Ты знал своих врагов в лицо и знаешь.

– Я живу среди них.

– Гораздо хуже осознавать, что ответственность за понесенные потери лежит на не сторонних людях, а на самых близких. Истинные масштабы случившегося я начала понимать лет в пятнадцать, когда ко мне пришла способность анализировать факты и события, сопоставив которые я испытала еще один мощный шок. Ты помнишь, что требовал тот человек?

– Тот человек был моим биологическим отцом, Эби, – ставлю в известность бесстрастным голосом.

– Знаю, – кивает она. – Кертис Морган. Объект, которого вел отец, его служебное задание, закончившееся новой галочкой в личном деле. Он работал на спецслужбы, Джером. ФБР, отдел по борьбе с организованной преступностью. – Эби делает эффектную паузу, чтобы я осмыслил услышанное. Подобная мысль приходила мне в голову, но я каждый раз отрицал ее, отбрасывал.

– Вряд ли, будь это правдой, ты бы узнала, – скептически заявляю я.

– Ты думаешь, простой полицейский смог бы повторно исчезнуть в кратчайшие сроки со всей семьей? Я узнала об этом после первой попытки Гектора наложить на себя руки. Он порезал вены и выпил полбутылки виски, лежа в горячей ванной. Мы с отцом вместе его обнаружили. Я поймала папу в момент слабости. Он и сам не раз находился на краю и возможно понимал, что после его смерти, мы будем уязвимы. Ложь не способна спасти, как и правда. Но знание дает нам способность выбирать оружие для самозащиты.

– Господи, ты говоришь точно так же, как он. Те же интонации, манеры, подачи фраз. Он так много мудрых прописных истин вложил в мою голову в свое время, – бормочу я, ощущая, как пульсирующая боль подбирается к вискам. – Но в причастность отца к спецслужбам – мне сложно поверить. У меня есть данные, что Дайана Моро в свое время обратилась к отцу, потому что была знакома с Эммой, училась с ней. Ты что-то знаешь об этом?

– Она – твоя мать. Дайана Моро. Но остальное – часть легенды, – поясняет Эби немного усталым голосом. – Я не знаю подробностей, только общие детали. После успешного завершения операции, отец вместе с мамой получил новое имя, переехал в соседний штат, но задание осталось прежним. Морганы. Папа продолжал копать под них. Все данные сохранялись в отчетах, которые отец дублировал своему доверенному лицу.

– Кому именно? – быстро спрашиваю я, хотя предположение уже имеется.

– Он сам предоставит тебе всю информацию, Джерри. Это было распоряжение отца. В случае его гибели передать собранные данные против Морганов тебе. Папе пришлось сказать мне раньше, у него просто не было выбора. Кто-то должен был нажать заветную кнопку, когда наступит день икс. И я нажала ее вчера.

– Ты про взрыв дома в скалах? – уточняю я.

– И про это тоже, – согласно кивает Эби. – Прежде чем отправить тебе координаты, я отослала зашифрованные файлы второму адресату.

– Грант Эверетт? – высказываю свое предположение.

– Да. Он тоже работал в ФБР, но его отстранили после гибели Дайаны Моро, скрывающейся в России под именем Дарьи Ветровой, и он занялся частной практикой.

– У меня есть информация, что ее местонахождение сдал человек, связанный с отцом.

– Это не Эверетт. Я точно знаю. Возможно, Дайана связывалась с кем-то еще, но обвинили Гранта. Папе надо было уже тогда остановиться. Ты тоже мог погибнуть в той бойне, которую устроили спецслужбы с Медеей.

– Мама знала, чем занимается отец?

– Да. Он сразу предупредил ее о возможных рисках еще до вступления в брак. Она слишком его любила и доверяла. Настолько сильно, что решилась на рождение детей. В Сент-Луисе отец продолжил расследование, искал доказательства причастности Логана Моргана к убийству Дайаны. Он был уверен, что его не раскроют. Простой полицейский, отец троих детей, преданный семьянин, скромно проводящий свой досуг и не хватающий звёзд с неба. Отец не предполагал, что Кертис Морган освободится раньше срока и начнет действовать грубо и примитивно. Его появление в нашем доме и последующие события обернулись для нас всех трагедией. Герои иногда проигрывают, Джером. Они уязвимы точно также, как обычные люди. И я бы могла понять и простить, если бы отец остановился.

– Эби, ты не можешь винить его в том, что он исполнял возложенные на него обязанности, – возражаю я. Мне не нравится то, под каким углом она видит действия отца. Он сражался с могущественными противниками, а это всегда подразумевает под собой риск. Невозможно победить, находясь на скамейке запасных.

– Ты защищаешь его, – с горечью произносит Эби. – Всегда защищал. Ты идеализировал и стремился быть похожим на него. А он так и не нашел способ вернуться за тобой. Защитить тебя.

– Эби, значит, не было такого способа, – проглотив образовавшийся в горле комок, тихо отвечаю я.

– Но ты же ждал? – в спокойном голосе звучит боль, злость, обида. – Ты остался один на один с теми, кого годами преследовали подготовленные спец. агенты.

– Я ждал только вначале, когда еще не понимал, что происходит. Мир так быстро менялся, я был растерян, ошеломлён и раздавлен. Ты права, я действительно надеялся, что отец заберет меня… первый год, может, два. А потом нашел способ выжить, приспособиться, принять неизбежное. Мне пришлось стать одним из них.

– У тебя не было другого выбора, – уверенно заявляет Эби. Я печально улыбаюсь, проводя пальцами по ее волосам. Она так отчаянно верит в меня, понятия не имея, каким человеком я стал.

– Отец взял пять миллионов, – после непродолжительной паузы произносит Эбигейл, и ее слова производят эффект разорвавшейся бомбы.

– Нет. Эби, я никогда не поверю в это, – отрицательно качаю головой, сжимая кулаки до хруста в костяшках. Сколько раз эта вращающимся сверлом мысль пронзала мой мозг, вскрывая череду последующих тревожных неправильных подозрений. Я мог сколько угодно отодвигать любое обвинение в сторону Стивена Спенсера, но не поверить Эби я не могу. У нее нет оснований лгать. Ни одного чёртова повода, чтобы ввести меня в заблуждение.

– Да, взял, – уверенно повторяет она, и я чувствую физически, вижу внутренним взором, как мои идеалы разъедают сколы, я слышу, как расходятся трещины. Я найду причину оправдать, объяснить. Никто не безгрешен. Есть безвыходные ситуации, когда людям приходится переступать через принципы.

– Это случилось уже после гибели мамы и нашего отъезда. Отца отправили в отставку, а меня и Гектора нужно было лечить. Он построил на эти деньги гостиницу, чтобы иметь постоянный источник заработка. Я бы хотела сказать, что у отца не было другого выхода, но, что это изменит? Он всегда знал, где лежат деньги. Они принадлежали Дайане Моро и тебе, как прямому наследнику, но отец взял их.

– Дайана погибла, а вы нуждались в деньгах больше, – севшим голосом возражаю я.

– Разве твоя мать не нуждалась? В российской глуши с маленьким ребенком. Но она не потратила ни цента. Это грязные деньги. Кровавые. Но я, как и ты, искала оправдания и закрывала глаза. Но даже потеряв жену и тебя, папа не успокоился, и здесь, в Испании, используя старые связи, он продолжал собирать компромат против Морганов и Медеи. Он хотел вернуться в отдел. Ему нужны были смысл и цель, которые перекрыли бы все потери, но, Джером, если бы ты его видел в последние годы. Больной, уставший старик, разрывающийся между гостиничным бизнесом и своими тайными расследованиями, – горечь и тоска звучат в ее голосе. Эби прижимается щекой к моему плечу и тяжело вздыхает.

– Он делал все, что мог, ради справедливости, – мягко, но настойчиво говорю я. – Мы не имеем права судить его за то, что он хотел сделать мир чище. Ты не должна сомневаться в нашем отце.

– Моем, – снова поправляет она, отстраняясь и глядя в потолок. Обхватив себя руками, девушка глубоко втягивает воздух носом, пытаясь успокоиться. – Это будет больно, Джером, но я должна сказать. Отец принял решение усыновить тебя, не потому что ему была небезразлична судьба ребенка. Ты был способом выманить Кертиса Моргана. И в то же время его гарантией личной неприкосновенности. Он был уверен, что Кертис не подвергнет единственного сына смертельному риску, устроив массовую расправу над человеком, засадившим его на долгие годы в тюрьму.

Неправда. Никогда не поверю. Эби выстраивает собственные предположения, но она совсем еще девчонка. Я знаю, что отец любил меня, это чувство невозможно подделать. Я никогда не был его гарантией или инструментом. Его первые слова, сказанные мне в первую нашу встречу, навсегда отпечатались в моей памяти. И только им я верю безоглядно.

«– Мама сказала, что ты герой. Такой же, как Капитан Америка?

– Я полицейский, малыш. Я не герой. Это просто моя работа.

– Все герои скрывают, кто они. Я никому не скажу. Ты можешь мне доверять.»

– Не единственным, – выныривая из воспоминаний, говорю я.

– Что? – подняв голову, Эби вопросительно смотрит на меня.

– У меня есть брат. Джош. Об этом отец тебе не сказал?

– Нет. – Эби качает головой, выстрелив в меня малахитовым взглядом, в котором мелькает болезненное выражение. Она кусает губы, снова уставившись в потолок и обнимая руками прижатые к груди колени. – Я не знала. Я рада… Да, я рада, что ты был не один. Теперь ты знаешь разницу.

– О чем ты? – хмурюсь я, теряясь в догадках.

– Ты нуждался в нас больше, чем мы в тебе, Джером, – выдает Эби, окончательно добив меня. – Однажды ты уже потерял свою мать, а потом все повторилось снова. У нас были мы, Джером. У тебя только ложные представления о нашей семье.

– Что ты такое несешь, Эби, – бросаю в недоумении. Ее явно заносит на поворотах.

– У меня был брат, отец, мама, – поясняет она. – И у меня был ты, но я всегда знала, что ты не принадлежишь нам. И, может быть, поэтому я постоянно ходила за тобой хвостом. На уровне подсознания чувствовала, что тебя скоро заберут, отнимут.

– Если бы Кертис не узнал о моем существовании, мы по-прежнему были счастливы в нашем доме.

– Нет. Не обманывай себя. Ты сам сказал, что стоишь больше миллиарда. Неужели ты думаешь, что ФБР не использовало бы такой козырь, как прямой наследник Медеи? Почему, думаешь, отец так настраивал тебя на полицейскую академию?

– Это был мой выбор, – категорично заявляю я уверенным голосом.

– Ты боготворил его, и внушить тебе любую мысль для отца было проще простого, – возражает Эби с горечью.

– Он любил меня, – твердо подчеркиваю я.

– Ну конечно любил, Джером. Мы все тебя любили. Мы прожили семь лет, ощущая себя обворованными и лишенными лучшего из нас. Лучших. Отец был раздавлен. Он все понимал, но исправить и остановиться не мог. Я уверена, что его откровенность со мной была связана с тем, что он знал, что может не успеть сказать тебе лично, как ты был ему дорог, как он виноват и сожалеет. И оставленные файлы, возможно, помогут тебе разобраться во всем. Я даже не отрицаю вероятность того, что он продолжал свою деятельность исключительно ради тебя.

– Он знал, что ты пишешь мне?

– Нет. Он бы никогда не позволил. Я использовала шифрованный канал связи и была уверена, что мои действия не приведут к катастрофическим последствиям. Ты же не считаешь, что нас вычислили из-за нескольких писем?

– Я не исключаю подобный вариант. Мои электронные системы защиты уязвимы. Мы никогда не узнаем наверняка, как Логан Морган вычислил ваше местонахождение.

– Ты уверен, что это он?

– Отец убил его брата. Кровный долг и пять миллионов, которые видимо никогда не вернутся в руки Морганов, чему я даже рад.

– Джером, дело не только в деньгах. Они ищут что-то еще. Отец говорил, что, возможно, Дайана скрыла некую информацию, как от ФБР, так и от своего мужа, и любовника. Он предполагал, что это как-то связано с препаратом Купидон, – я вскинул голову, услышав название, которое даже на физическом уровне влияло на работу моей сердечной мышцы. Где бы я ни был, куда бы ни шел, долбаный Купидон повсюду преследует меня. Что за черт? – Или тене…

– Что ты знаешь о нем? – нетерпеливо спрашиваю я, оборвав Эби на полуслове. Она растерянно хмурится, словно сомневаясь, продолжать или нет.

– Папа никогда не вдавался в подробности. Купидон выпустила Медея, но он был быстро снят с производства по причине ряда трагических случаев. Отец предполагал, что Купидон производится подпольно до сих пор, а некоторые его ингредиенты входят в состав выпускаемых в широких масштабах биологических добавок. Есть вероятность, что твоя мать знала о местонахождениях других лабораторий и приберегла информацию на случай защиты, но не успела воспользоваться. Но отец понятия не имел, что конкретно ищет, и это серьезно усложняло задачу. В последнее время отец очень мало делился со мной результатами своих расследований, но, надеюсь, ты что-то найдешь в тех отчетах, что я отправила Эверетту.

– Зачем, черт побери, он забивал твою голову безумными идеями и расследованиями? – в недоумении задаю вопрос, выслушав Эби. Какой бы фантастической не выглядела озвученная версия, я не думаю, что отец, потеряв разум от горя, придумал свою связь с ФБР. Это, черт возьми, все объясняет. И огромное количество темных пятен, и разнящиеся данные, которые я получаю. – Ты ребенок. Это, в конце концов, опасно! А разве он имел право разглашать засекреченную информацию?

– После того, как мы с трудом вытащили Гека с того света, отец потерял связь с реальностью. Я жила с двумя безумцами. Один рвался в вымышленный мир через наркотики и алкоголь. А второй рисовал безумные схемы правительственного заговора. Не знаю, как я не сошла с ума. Возможно, благодаря тебе. Той связи, что образовалась между нами. Я написала тебе, когда была на грани отчаянья.

– Но почему Филли Бойл?

– Все просто. – Эби пожала плечами, робко улыбнувшись. – Она училась в твоём классе, а потом перевелась и уехала в другой штат. Возможность вашей личной встречи была минимальной.

– Но как ты меня нашла?

– Я дочь спец. агента, – усмехнулась Эби. – Мне многому пришлось научиться, Джером. Как и тебе, думаю. Но ты ведь не догадывался, да?

Я отрицательно качаю головой, нервно сглотнув. Меня охватывает чувство, давно не испытываемое мной – смущение. Черт, я даже забыл, каково испытывать стыд, но это был именно он. То, что я писал ей вначале, думая, что общаюсь с Филли, никак не предназначалось для ушей шестнадцатилетней девочки.

– Расслабься. Я знала, что за дверями родительского дома ты перестаешь быть примерным сыном и братом, – улыбается Эби, хлопнув меня ладошкой по бедру, а потом еще толкнула своим плечом. – Ты был максимально корректен. Извинился. Думаю, Филли была бы польщена.

– Я видел ее не так давно, – сообщаю я.

Улыбка сползает с лица Эби, и она напряженно сводит брови. Вот это промах. Да, Эби? Неувязочка вышла.

– Ты… – начинает она. Я киваю, отвечая на вопрос, прочитанный в выражении ее глаз.

– Именно так я догадался, что общался с фейком, а не с настоящей Филисити Бойл. Обратился к своему программисту и хакеру по совместительству, и он предупредил, что канал защищен ведомственными программами. Потом я сопоставил даты, когда ты писала мне, и все понял.

– Я проплакала весь день и всю ночь, – сдавленно бормочет Эби.

– Для меня это тоже были непростые сутки. Поэтому мне сложно поверить в совпадение такого рода.

– Ты считаешь, что мы виноваты? – тихо спрашивает она, пристально глядя на меня. Я неопределенно качаю головой, невольно скользнув взглядом по обнажившимся длинным девичьим ногам в разошедшихся полах халата, в очередной раз отмечая произошедшие с Эби разительные изменения.

Но еще больше поражают ее рассудительность и недетская посвященность в секреты деятельности отца. Я не имею права судить его за то, что он позволил ей вырасти так быстро. Меня не было рядом с ними долгие семь лет, и, возможно, он считал, что поступает правильно. Однако знания, которыми он ее наделил, могли стать источником опасности. Все, что я услышал от Эби, требует проверки и подтверждения. Если Эверетт действительно обладает файлами, хранящими ценную информацию, я тщательно их изучу, прежде чем делать выводы и заключения. Версия Эби больше не кажется надуманной или неправдоподобной. Она логична, хотя и разрушительна для меня. Теперь я понимаю, что она изложила мне факты в свете собственного видения общей картины произошедшего.

Эби сейчас на год больше, чем было мне, когда Кертис Морган со своими бандитами ворвался в наш дом. Я знаю, что злость, которую она испытывает, искажает восприятие событий, включает систему самозащиты. Ей нужно кого-то обвинить, назначить ответственного. И для Эбигейл по иронии судьбы этим человеком стал отец. Любовь и осуждение несут неумолимый раскол личности. Теперь я знаю, зачем она меня нашла. И ее слова о том, что я нуждался в них больше, чем они во мне – тоже своего рода защита. Они ранили меня, задели за живое, но только в первые минуты, когда Эби их произнесла. В момент наивысшей боли и отчаянья мы с лёгкостью создаем в своем подсознании образы героев и защитников и точно так же сбрасываем с пьедестала те идеалы, в которые верили раньше. Они обесцениваются, когда приходит беда, но не потому, что были ложными, нет. Они не остановили крушение, не предотвратили катастрофу и не спасли.

Герои иногда проигрывают, но только истинные герои не опускают руки и продолжают борьбу. Что бы ни говорила Эби, я знаю, что отец был из тех, кто никогда не сдается. И за это мое уважение к нему возросло до немыслимых вершин. Риск всегда присутствует, когда ведется крупная игра, ставкой в которой может стать жизнь родных и любимых. Но разве не ради них мы сражаемся? Я не верю в то, что отцом двигали амбиции, он не из тех людей, которые поставят свои интересы превыше семьи. Не верю, что я был пешкой или инструментом в его выстроенной схеме свержения Морганов. Он бы никогда не позволил использовать меня ни той, ни другой стороне. Отец защищал нас так, как умел, как позволял ему приобретённый опыт. Не все способны жить в одиночестве и посвятить себя правосудию, борьбе. Это сложно, когда нет цели, некого защищать. Он не был слепым рабом системы и осознавал взятую на себя ответственность. Груз вины отец пронес на своих плечах до самого конца, и я не представляю, как он справлялся, как заставлял себя жить.

– Ты считаешь, мы виноваты? – повторяет Эби. Ее глаза ищут в моих ответ на заданный вопрос. Я читаю страх, скрывающийся за каждой чертой лица. Она хочет, чтобы я убедил ее в обратном. Она устала от потерь, от терзающих ее юную душу сомнений и видит во мне спасителя, пришедшего с целью защитить и хотя бы частично вернуть утраченные покой и счастье. Я был таким же, но для меня этим спасителем был отец. До тех пор, пока я не перестал ждать. Эби тоже придется пройти через этот период. Перемены приведут ее в другую жизнь, где она сможет построить собственное счастье и со временем смириться с тем, что прошлое и все те, кто в нем остались, никогда не вернутся. Я не могу ничего изменить. Процесс уже запущен. Ей предстоит новая потеря, разочарование, с которым Эби еще нескоро справится. Когда-нибудь она поймет, что я действую в ее интересах, предоставляя шанс, которого не было у меня. Никогда не было у меня. И уже не будет.

– Эби, тебе нужно смириться с тем, что случилось, и жить дальше, – произношу я, прикасаясь ладонью к ее щеке. Даже сквозь загар я вижу, как она бледнеет, перехватывая мое запястье, когда я собираюсь убрать руку.

У нее удивительное лицо. Живое, красивое, естественное и яркое, наполненное внутренней энергией. Высокие изогнутые брови, дерзкие и в то же время ранимые глаза, огромные, выразительные, светлые и мерцающие на фоне смуглой кожи, длинные черные ресницы, какие бывают у восточных красавиц, и такие же волосы, струящиеся до поясницы густой волной. Маленький нос, полные губы и очерченные скулы, придающие аристократичность экзотическим чертам. Ни грамма фальши, полное отсутствие лоска или грима на идеально-ровной коже. От таких лиц сложно отвести взгляд, и мне жалко тех мужчин, которым она однажды разобьет сердце. Их будет бесконечное множество. Она еще совсем девчонка и не осознает своей силы и власти, которые когда-нибудь превратит в оружие. Хочется верить, что Эби использует их правильно, не растратит на случайные удовольствия и мимолётные увлечения.

Мне бесконечно жаль, что не смогу направить ее, помочь сделать верный выбор, научить тому, что знаю сам, защитить от посягательств умудрённых опытом хищников. Но я верю в ее здравый смысл. Мы оба видели, как выглядят любящие друг друга люди. Возможно это единственное воспоминание, которое поможет ей однажды не ошибиться.

– Ты скажешь мне, какой будет эта жизнь? – требовательно спрашивает она, отпуская мое запястье, но продолжая сверлить напряженным взглядом.

– Тебе решать, какой она будет, Эби.

– Меня зовут Элизабет, Джером, – хмуро отвечает она.

– Это ненадолго. Совсем скоро у тебя будет другое имя и другая жизнь.

– А если я не хочу? – в притихшем голосе звучат отчаянные нотки, и такое же выражение мелькает в глазах.

– Элизабет Флойд погибла на яхте со своим отцом и братом, – категорично отрезаю я, замечая, как опускаются хрупкие плечи. – Ты получила шанс на новую жизнь, где тебе ничто и никто больше не будет угрожать. Это как выиграть лотерейный билет в момент полного упадка. Ты справишься, Эби. И будешь счастлива.

Ее взгляд, обращенный на меня, застывает, отражая многообразие оттенков противоречивых эмоций. Отрицание, неверие, гнев, боль. Новая страница – всегда страшно, путь в светлое будущее или в никуда. И только от нас зависит, что случится дальше. Неизвестность пугает, когда среди множества открытых дорог ты хочешь выбрать одну единственную, ставшую недоступной. Если бы мы могли себя заставить желать правильно, было бы гораздо легче жить. Я знаю, что она ждет от меня других слов и обещаний, но я не могу ей лгать и давать надежду, чтобы потом отнять. Если я правильно ее разгадал и понял, то Эби будет ждать. Точно так же, как делал я долгие годы.

– Как только документы будут готовы, ты покинешь страну и поедешь туда, куда сочтешь нужным. Можешь оправиться в кругосветное путешествие или пойти учиться, купить дом, встретить хороших людей, выйти замуж и стать счастливой женой и матерью, завести собаку, заняться тем, чем всегда мечтала, не оглядываясь назад и не опасаясь преследования. Тебя не будут искать. Ты призрак, Эби, – протянув руку, я сжал ее ледяную ладонь, пытаясь придать моему голосу беспечность.

– Еще скажи, что мне повезло, – резко отвечает она, вырывая свои пальцы и отворачиваясь от меня.

– Не скажу, – печально качаю головой, ощущая ее боль, как свою собственную. – Никому не повезло. Ни тебе, ни мне. Ты пережила ужасные события. Но достойна того, чтобы стать свободной.

– Ты за этим приехал, Джером? Прочитать мне лекцию о том, какой счастливой будет моя жизнь в полном одиночестве где-то на краю света? Появился, чтобы снова исчезнуть? Это твой грандиозный план? – она вскочила с кровати и обернулась, сверкая глазами. Опираясь спиной на изголовье, я сложил ладони на животе, терпеливо ожидая, пока она закончит изливать на меня свой гнев.

– Почему обязательно край света? Ты можешь поехать в любую страну, кроме Америки и Испании. Здесь нельзя оставаться, – поясняю я ровным твердым голосом.

– То есть ты бросаешь меня? После нескольких часов? Вот так просто? – с недоумением и потрясением спрашивает девушка.

– Я пытаюсь защитить тебя, – мягко напоминаю я.

– А я не нуждаюсь в твоей защите, я не ребенок. Как ты недавно сказал, – вздернув подбородок, воинственно заявляет Эби. Однако ее поведение и реакция противоречат смелому заявлению. – И ты не имеешь права указывать, что мне делать.

– Имею, Эби, – утвердительно киваю я, невозмутимо выдерживая неистовый взгляд изумрудных глаз. – Я единственный, кто может позаботиться о тебе. Обеспечить тебя.

– Но я хочу поехать с тобой, – восклицает она с досадой в голосе. Мне огромных трудов стоит сохранить самообладание. Хочется обнять ее, утешить, но я сделаю только хуже, проявив мягкость.

– Это невозможно, – категорично качаю головой. – Без вариантов, Эби. И ты сама понимаешь почему.

– То есть ты можешь изображать из себя мстителя, а я нет? Вообще-то, я тоже потеряла родных!

– Откуда ты знаешь, что я что-то изображаю? Или кому-то мщу? – опустив ноги на пол, я рывком встаю, разворачиваясь к ней лицом. Мы стоим напротив, разделенные кроватью, олицетворяющей сейчас ту самую пропасть, которая совсем скоро развернётся между нами. Но если я хочу, чтобы она нашла в себе силы жить дальше, то обязан разрушить тот образ, что она видит сейчас во мне. Мне придется смириться с ее презрением, но это та цена, которую я заплачу без особого труда. Ненависть предпочтительнее еще одной потери. Слишком много смертей вокруг. Эби должна жить.

– Что ты вообще знаешь обо мне, Эби? Мы не виделись семь лет. Неужели ты не допускала мысли, что я принял случившееся и мне понравилась та жизнь, которую предложили Морганы?

– Нет, – в расширившихся зрачках мелькнуло смущение, неуверенность. – Не верю. Они убили отца и Гектора.

– Я не мог это предотвратить, – небрежно пожимаю плечами, изображая из себя хладнокровного сукина сына. – Но помочь тебе исчезнуть способен. У меня пока нет достаточной власти, чтобы влиять на принятие решений Логана Моргана. Но когда-нибудь я займу его место и найду тебя. Сейчас находиться рядом со мной смертельно опасно.

– Ты сам сказал, что меня не будут искать, – возражает Эби, подозрительно сощурив глаза.

– Не будь наивной, они знают, как ты выглядишь. Все мое ближнее окружение тщательно проверяется. Твою истинную личность раскроют в мгновение ока. Я могу окружить тебя охраной, но это будет клетка похлеще той, в которой ты жила на острове.