Текст книги "Дом напротив"

По спине мальчика поползли мурашки. Не потому, что машина так странно выглядела. Не потому, что краска облупилась. У неприятного чувства имелись куда более глубокие корни. «Фиат» был здесь явно чужим.

Машина остановилась прямо перед Джоэлем, и из неё вышел мужчина. Незнакомец приветливо кивнул Джоэлю, и тот кивнул в ответ.

Он подумал, что мужчина сейчас подойдёт к нему – машину в таком месте мог оставить только тот, кто приехал в гости в дом Джоэля или в Заброшенный Дом. Но с какой стати люди станут посещать Заброшенный Дом?

Мужчина к Джоэлю не подошёл.

София

В гостиной за дверцей шкафчика из красного дерева хранилась впечатляющая коллекция спиртного. Правда, была она тут не потому, что мама Джоэля любила приложиться к бутылке, – скорее, наоборот, пила она очень мало.

Костяк составляли бутылки, оставшиеся ещё от бабушки с дедушкой; дальнейшим пополнением коллекции мама занималась сама. Каждый раз, получив в подарок очередную бутылку, она притворно восхищалась ею несколько секунд, а затем ставила в шкафчик и напрочь забывала о её существовании. А потом каждый раз, когда требовалось приготовить какое-нибудь блюдо, где по рецепту нужна была, к примеру, столовая ложка ликёра определённого сорта, мама покупала бутылку, брала немного для блюда и прятала бутылку в шкафчик, чтобы тут же забыть о ней. И даже если спустя некоторое время она принималась готовить то же блюдо по тому же рецепту, про то, что такой ликёр у неё уже есть, она вспоминала только тогда, когда открывала шкафчик, чтобы поставить туда новую бутылку. Шкафчик со спиртным смахивал на настоящее «кладбище слонов», откуда, как известно, слоны уже не возвращаются.

Джоэль долго смотрел на шкафчик, прежде чем осмелился открыть его. Дверца заскрипела, и он вдруг испугался, что может быть дома не один. Он попробовал вспомнить, была ли отперта входная дверь, когда он пришёл. Но мужчина, который исчез в Заброшенном Доме, занимал все его мысли и не давал ни на чём сосредоточиться.

Заброшенный Дом стоял запертым, а у мужчины из «фиата» были с собой ключи. Даже удивительно, что Джоэль запомнил эту деталь, но не помнил, отпирал ли он ключом дверь в свой собственный дом.

Потом он подумал, что вряд ли это имеет какое-то значение, потому что София частенько запирала двери, даже если была дома. Порой она поступала так даже тогда, когда Джоэль всего-навсего выскакивал проверить почту. Сколько раз бывало, что он оказывался на улице в одной рубашке с коротким рукавом, когда снаружи бушевала метель, а потом подолгу с остервенением жал на кнопку звонка, прежде чем сестра открывала ему.

– В следующий раз бери с собой ключи, – говорила она со всегдашней своей ухмылкой. – Все нормальные люди запирают за собой дверь, когда выходят из дома.

– Я этим не занимаюсь, – обычно заявлял он.

– Тогда пеняй на себя, если кто-нибудь придёт и убьёт тебя.

Мысль о том, что кто-то может их убить, была для Софии очень волнующей. По её словам, существовал некий серийный убийца, ходивший от дома к дому и проверявший, крепко ли заперты двери. Если было открыто, он заходил в дом и зарубал насмерть всех, кто там жил.

Джоэль предпринял своё собственное расследование в надежде уличить сестру во лжи, но оказалось, что это было правдой. Убийцу звали Ричард Чейз, и он успел отправить на тот свет шестерых, прежде чем его самого засадили за решётку.

Джоэль вдруг понял, что Ричард Чейз и мужчина из «фиата» слились в его воображении в одно лицо, и затряс головой, пытаясь заставить себя думать не о том, собирался ли человек из «фиата» убить его, а о том, что стоит сейчас у распахнутого шкафчика со спиртным и не знает, один ли он дома.

Он почти решился позвать Софию. Сделать это означало обнаружить себя, но в противном случае он рисковал сам быть ею обнаруженным.

Кричать Джоэль всё же не осмелился, только прислушался, и, когда единственным, что он услышал, оказалась тишина, он опять повернулся к бутылкам. Они так тесно стояли, прижатые друг к другу, что прочитать надписи на этикетках было невозможно без того, чтобы не приподнять бутылки. Он тронул ближайшую, и стекло громко задребезжало. Хотя Джоэль и решил для себя, что София, скорее всего, сейчас на работе, но двигать что-то ещё поостерёгся до тех пор, пока не решит, какую именно он возьмёт бутылку.

Какой, к примеру, была эта?

Луч света упал на одну из бутылок невзрачного вида, покрытую, как и всё, что было в шкафчике, густым, толстым слоем серой пыли. И Джоэль решил, что раз бутылки всё равно никому не нужны, то он возьмёт хотя бы её.

Он вытащил бутылку и увидел: после неё на поверхности полки осталось круглое пятно. Джоэль попытался закрыть его, сдвинув соседние бутылки, но они так крепко прилипли к полке, что он поостерёгся сильно дёргать, испугавшись, что все они оторвутся и полетят вниз.

Но просто так оставить пятно Джоэль тоже не мог.

Единственное, что пришло ему в голову, – взять ту бутылку, которую он держал сейчас в руках, заменить содержимое на воду, а потом поставить её обратно.

* * *

Джоэль нашёл пустую бутылку из-под лимонада на кухне и принёс её в ванную на верхнем этаже. По дороге он прихватил с собой рюкзак, чтобы спрятать в него все улики, если мама или София неожиданно вернутся домой раньше, чем он закончит. Он даже «случайно» пролил на полу в ванной мамины духи, чтобы заглушить ими едкий запах спирта и представить дело так, будто он воспользовался духами, чтобы прополоскать внезапно разболевшийся зуб. Он продумал всё. Вот только поторопился опустошить бутылку, не изучив её повнимательнее. Теперь предстояло наполнить бутылку водой, и Джоэль держал её под краном, пока не заболели руки, но видел, что она всё такая же пустая. Он опять сунул её под струю воды, но результат – всё тот же. Он внимательно осмотрел горлышко бутылки. Там что-то было. Кусочек белого пластика. Дозатор.

Джоэль запаниковал. Он мгновенно представил себе осуждающий взгляд мамы, когда она всё поймёт, довольную ухмылку Софии, телефонный разговор с Калле, которому придётся объяснять, почему сегодня вечером он не может выйти из дома.

Джоэль возненавидел себя за то, что не заметил этого проклятого дозатора раньше, но внезапно его озарило: если он не посмотрел на дозатор, то никому другому это тем более в голову не придёт. Он покрутил бутылку в руках и убедился, что дозатор довольно хорошо скрыт частью этикетки вокруг горлышка. Тут он понял, как ему следует поступить.

Из шкафчика в прихожей Джоэль достал ящик с инструментами и нашёл там молоток с отвёрткой. Отвёртку он сунул в бутылочное горлышко и молотком ударил по её рукоятке. Наносить удар надо было очень осторожно, чтобы пробить только пластик и не задеть стекло. Он опять сунул бутылку под кран, и теперь вода потекла внутрь тоненькой неровной струйкой.

Бутылка наполнялась медленно, но зато, когда он закрутил пробку обратно, вид у него был довольный; бутылка смотрелась совсем так же, как и раньше.

* * *

По дороге в гостиную Джоэль запнулся о чьи-то кеды в прихожей и чуть не упал, но так боялся выронить бутылку, что даже не обратил внимания на невесть откуда взявшуюся обувь, которой не было, когда он пришёл домой.

До шкафчика оставалось всего три шага, когда Джоэль внезапно услыхал:

– Что ты делаешь?

Он спрятал бутылку за спину.

На повороте в столовую стояла София, вся потная от пробежки, и делала зарядку.

– Спиртным собрался разжиться? – со смехом спросила она, но в ответ получила совсем не ту реакцию, которую ожидала, – Джоэль не напрягся, а, наоборот, расслабился. София сказала «собрался разжиться», а не «разжился», значит, она не заметила бутылки, которую он так сильно вдавил в спину, что край пробки больно врезался ему в позвоночник.

Он замотал головой. София встала со шпагата и упёрла руки в бока.

– Чем же ты тогда собирался заняться?

– Ничем.

– Ничем.

Тут до неё дошло, какой сегодня день, и она спросила с плохо разыгранным удивлением:

– Ты, случаем, не на холм сегодня собрался?

– Нет! – ответил он быстро – слишком быстро, – и на её лице заиграла злорадная ухмылка.

– Ага, значит, собрался.

– Нет, я не собираюсь туда.

– А мама знает?

– Прекрати! Я не собираюсь на холм!

– Значит, сегодня вечером ты будешь дома?

– Не-е-ет…

Джоэль и сам слышал, как неуверенно прозвучало его «нет». В воздухе повисла долгая пауза. Он поскорее пробормотал, что пойдёт домой к Калле, но было уже поздно.

София потянулась, как кошка.

– И чем же вы с Калле займётесь?

– Ничем особенным. Телевизор посмотрим.

– Ну конечно же, – фыркнула она и вытянула ногу в сторону, коснувшись пяткой двери.

Джоэль остался стоять. Шкафчик из красного дерева был так близко, что он без труда дотянулся бы до него, но ничего не мог поделать, пока сестра оставалась в комнате.

– Ты сейчас в душ? – поинтересовался он.

– А зачем ты спрашиваешь?

Отвечать вопросом на вопрос – как это похоже на Софию. Джоэль всё рассчитал и знал, что она так ответит, поэтому не моргнув глазом продолжил:

– Я собираюсь принять ванну, но если тебе надо в душ, то я могу и подождать.

Если София сейчас уйдёт, то он сможет беспрепятственно попасть к шкафчику.

София, казалось, обдумывала ту же мысль, потому что уголки её рта внезапно поползли вверх.

– Иди первым. Я ещё позанимаюсь.

– А долго ещё?

Это вырвалось случайно, и если у Софии и были какие-то подозрения на его счёт, то теперь они переросли в уверенность.

– Долго, – сказала она, и глаза её недобро блеснули. – Я буду торчать тут безумно долго. До тех пор, пока мама не вернётся домой.

Всё ясно. Она собралась сторожить шкафчик, чтобы поиздеваться над ним.

– Ну и воняй себе дальше, если тебе так хочется. От тебя за версту несёт потом, – зло бросил Джоэль.

Тут бы ему следовало сразу смыться, но, к сожалению, он не мог этого сделать, не показав спины. Тогда он принялся пятиться назад, держа тело под неестественным углом, но София была так занята растяжкой, что не обратила никакого внимания на его странную манеру передвижения.

– С лёгким паром! – прощебетала она ему вслед.

Четыре брата из бетонного сарая

Дорога от супермаркета до дома заняла у Калле гораздо больше времени, чем у Джоэля. Если тому требовалось всего-навсего пройти ряд вилл – и он был уже дома, то Калле должен был ещё тащиться до центра, пересечь его, чтобы оказаться на другой стороне, и потом, пройдя через небольшую рощицу, выйти к полю. Прямо посреди поля высилась жёлтая бетонная многоэтажка с четырьмя подъездами. Калле жил в третьем, на третьем этаже, в трёхкомнатной квартире.

Из всех братьев только Калле и его младший брат продолжали жить дома с родителями. Двое старших братьев имели свои собственные апартаменты, причём в том же доме. Самый старший жил в однокомнатной квартирке на первом этаже, в первом подъезде, средний – в двухкомнатной, на втором этаже, во втором подъезде.

Калле часто задавал себе вопрос, а куда переедет жить он, когда станет взрослым. Если следовать логике, то получалось, что он останется жить в той же квартире, где живёт сейчас, но ведь тут живут его родители. Возможно, со временем, когда ему исполнится восемнадцать, они переедут куда-нибудь ещё и оставят его тут одного. Подобная мысль его всегда удручала.

В противном случае ему весь остаток жизни придётся провести со своими родителями, и эта мысль удручала его ещё больше.

Но сейчас Калле удручённым себя никак не чувствовал. Он бодро шагал через рощу, перепрыгивая через лужи, которые никогда здесь не высыхали, независимо от того, сколько времени проходило между дождями. Внутри у него всё пело.

Он думал о холме.

Он думал о Молли Викторин, которая обязательно придёт туда.

Он думал о том, как будет доводить её, пока она не станет такой же злой, какой бывала, только когда он доставал её. Он разозлит её до такой степени, что она просто не сможет больше думать ни о чём другом. Только о нём.

Она будет думать только о нём.

А он будет думать только о ней.

Калле достал мобильник и посмотрел на время. Осталось три часа. Ну и кто теперь на его месте будет выглядеть удручённым, если осталось каких-то три несчастных часа до того, как он начнёт доводить до белого каления Молли Викторин?

Три вилки салата

– А нам в школе задали кое-что интересное, – произнёс за обедом Джоэль, нагружая вилку салатом с макаронами.

– Как здорово, – не слушая, рассеянно ответила его мама Хелена.

Она сосредоточенно поливала свою порцию заправкой для салата, только свою, а не всё блюдо. Боже упаси полить всё. Если это сделать, София вообще к еде не притронется.

Впрочем, она и сейчас ни кусочка не проглотила, только сидела и раскладывала по своей тарелке зелень и завитки макарон, чтобы создать иллюзию, будто она что-то ест.

Джоэль предпринял новую попытку, чтобы привлечь мамино внимание.

– Это касается конкурса сочинений, – сообщил он. – В нём участвуют все семиклассники Швеции, поэтому выиграть его будет очень сложно…

Джоэль надеялся, что мама скажет что-нибудь вроде «О, у тебя обязательно получится!» или «Ты же так хорошо пишешь сочинения», но вместо этого он опять услышал её пустое «Как здорово». Она даже не взглянула на него.

Зато у Софии всё получилось как нельзя лучше. Злорадно улыбнувшись, она сделала эффектную паузу и выдала:

– Когда я вернулась сегодня домой, Джоэль пытался стащить спиртное из шкафчика в гостиной.

И тогда Хелена посмотрела на него.

– Это правда?

Джоэль замотал головой.

– Ещё какая правда, – подтвердила София. – Вечером он собирается на холм и будет там пьянствовать.

– Джоэль? – спросила Хелена – наполовину вопросительно, наполовину с упрёком в голосе, – но теперь Джоэль не смотрел на неё. Он гневно взирал на Софию, борясь со жгучим желанием залепить салатницей прямо в её противную рожу, но вовремя сообразил, что тогда он точно никуда не сможет пойти вечером. И Джоэль, сделав над собой усилие, выдавил улыбку.

– Тебе что, еда не нравится? – как ни в чём не бывало спросил он сестру.

Ухмылка на лице Софии погасла.

Он кивнул на её тарелку.

– Ты же ничего не ешь.

– Я сегодня плотно пообедала.

– Это было до или после пробежки?

– Ты бегала сегодня?! – воскликнула Хелена.

София зло взглянула на Джоэля, а тот невинно захлопал ресницами и сделал вид, что нюхает воздух.

– От тебя немного потом пахнет, – сообщил он. – Ты ещё не помылась?

Этого хватило. Дальше всё пошло как по маслу.

– То, что я делаю, называется моционом, – заспорила София. – Никто не станет отрицать, что он полезен для здоровья.

– Полезен, но только когда им не занимаются по несколько раз в день, – возразила Хелена.

– А я и не бегаю по несколько раз в день. Я бегаю только один раз.

– Дело не в том, сколько ты бегаешь.

– А в чём тогда?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Нет, не знаю.

– Люди не бегают так часто, как это делаешь ты.

– Один раз. Один раз ничего не значит. Тебе, кстати, тоже не помешало бы немного подрастрястись, а то у тебя уже руки начинают жиром зарастать.

– София! Не надо злиться.

– Отчего же, если ты будешь злиться на меня, то я буду злиться на тебя.

– Не сердись.

– Я НЕ СЕРЖУСЬ!

– Не ори.

– Я НЕ ОРУ!!!

– Тс-с-с!

София попыталась взять себя в руки, хотя у неё гуляли уже желваки на скулах.

– Я не ору, – произнесла она тише, но по-прежнему с агрессией в голосе. – Между прочим, человек ест, чтобы жить, а не живёт, чтобы есть.

– Но всё-таки он ест.

– Я ЕМ.

Она с такой злостью ткнула вилкой в тарелку, что завитки макарон разлетелись по столу.

– Разбрасывать вокруг себя еду не значит есть, – заметила Хелена.

София отпихнула от себя тарелку.

– Тогда я тем более не буду. Тебе назло.

– Ты же не ради меня должна есть.

– А выглядит именно так.

– Съешь хоть немного.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что ты жутко бессовестная, и я не собираюсь делать тебе никаких поблажек за такое ко мне отношение. – В глазах Софии блеснули слёзы. Когда она продолжила, её голос дрожал: – Почему ты только тем и занимаешься, что считаешь каждую съеденную мною калорию? Ты бегала сегодня, поэтому тебе нужно плотно поесть. Фу-ты, ну-ты! Разве ты не понимаешь, как это унизительно?

Хелена беспомощно смотрела на дочь. Она хотела сказать, что единственной, кто считал здесь каждую калорию, съеденную Софией, была сама София, но тогда бы она только усугубила ситуацию.

Джоэль склонил голову набок и сочувственно поглядел на сестру.

– Ты должна кушать, – заботливо произнёс он.

– А ты катись к чёрту, сволочь!

– София! – прикрикнула Хелена. – Не обостряй.

– Тогда скажи Джоэлю, чтобы он перестал надо мной издеваться!

– Джоэль всего лишь беспокоится о тебе.

– Да, – промурлыкал он. – Я безумно о тебе беспокоюсь, – и запихнул вилку с макаронами в рот, мысленно радуясь тому, что его «безумно беспокоюсь» прозвучало так же железобетонно, как и сестрино «безумно долго», когда она заявила ему о своём намерении не покидать гостиную до прихода мамы.

Хелена устало откинулась на спинку стула и посмотрела на еду.

– Здесь макароны из твёрдых сортов пшеницы, про которые ты всё время твердишь. Свежевыловленный тунец. Заправка для салата стоит рядом. Чего же ты ещё хочешь, чтобы я сделала?

– Чтобы ты перестала долбить мне одно и то же.

– Я не долблю.

София смотрела в сторону.

– Я не долблю, – настаивала Хелена. София продолжала тупо пялиться в стенку, и мама сдалась. Все её попытки достучаться до дочери потерпели крах, и теперь ей хотелось лишь спокойно пережить этот вечер.

– Съешь три вилки. Только три. И я от тебя отстану.

София даже этого не хотела делать, но она понимала, что если откажется, то этот разговор никогда не закончится.

– Три вилки? – уточнила она.

– Три вилки, – подтвердила Хелена.

София с неохотой взяла столовый прибор и подцепила минимальное количество салата. Отправила порцию в рот и проглотила. Взяла ещё, вполовину меньше первой; мама по-прежнему не протестовала, и третья порция получилась размером чуть больше рисового зёрнышка.

– Довольна? – спросила она, и Хелена кивнула.

Но Джоэль доволен не был. Он злился, что его мама, казалось, придавала больше значения тому, съела ли его сестра рисовое зёрнышко, чем тому, выиграет ли он национальный конкурс сочинений. Поэтому вместо того, чтобы дать Софии спокойно выйти из-за стола, он сказал:

– Если тебя сейчас начнёт тошнить… в общем, займись этим в туалете внизу. А то потом там, где ты блевала, зубы противно чистить.

– Джоэль, хватит! – крикнула Хелена прежде, чем София успела среагировать. Джоэль сжал зубы. София осталась стоять.

Затем она повернулась к маме и сказала:

– Будь я на твоём месте, я бы не отпустила Джоэля сегодня вечером из дома. Он собирается на холм.

И, не дожидаясь ответа, она вышла из столовой.

* * *

Впервые за несколько лет Джоэль стоял у окна своей комнаты и смотрел на Заброшенный Дом. У его ворот всё ещё виднелся «фиат». Это беспокоило Джоэля. Что могло заставить того человека так долго находиться внутри?

Ему стало легче, когда он увидел, что София отправилась на вечернюю пробежку вдоль улицы, – это означало, что она не остановит его, вопя про холм, когда он позже отправится туда. Но через несколько минут он почувствовал разочарование: София возвращалась. Она лишь мозолила ему глаза – мстила за три вилки салата.

В пять минут девятого зазвонил телефон. Калле. Джоэль сбросил вызов, набрал сообщение: «Чуть позже, на том же месте» – и продолжил смотреть в окно.

Что, если мужчина из «фиата» больше никогда не выйдет из Заброшенного Дома?

Снова затрезвонил мобильник. Опять Калле…

Джоэль и теперь не стал отвечать на звонок, но понял, что пришло время выходить: мужчина из «фиата», возможно, никогда больше не появится. И что же? Неужели он весь остаток жизни проведёт у окна?

* * *

Джоэль схватил кроссовки и крикнул маме «пока».

– Подойди сюда на минутку, – донёсся мамин голос из столовой.

Джоэль крикнул, что он уже обулся, хотя всё ещё держал кроссовки в руке, но мама ответила, что и так сойдёт.

– Иди прямо в обуви!

Он кое-как запихнул шнурки в кроссовки, надеясь, что мама ничего не заметит, и затопал в столовую.

– Можно я посмотрю твой рюкзак? – попросила Хелена, когда он возник в дверях. Она сидела за обеденным столом, глядя в экран своего ноутбука.

– Зачем?

– Я хочу проверить одну вещь.

Она собиралась посмотреть, нет ли у него с собой спиртного.

– Я не собираюсь на холм, – солгал он. – Я пойду домой к Калле, и мы поиграем с ним на приставке.

– Вот и хорошо. Значит, ничего страшного, если я посмотрю.

– Да, но… – попытался возразить Джоэль, но аргументов продолжать этот диалог больше не было.

Хелена вопросительно подняла бровь, и у него вырвалось: «Ты должна мне либо верить, либо нет», – и он сам услышал, как обречённо это прозвучало.

Мама рассмеялась.

– Позволь мне на минутку воспользоваться твоим доверием и заглянуть в рюкзак.

Джоэль, бормоча: «Просто гестапо какое-то», – неохотно снял с себя рюкзак и протянул его маме. Хелена расстегнула молнию и пошарила внутри рукой. Несколько раз встряхнула содержимое, но ничего подозрительного не заметила. Затем она выудила пенал.

– Боишься, что я высосу спирт из ручек? – криво улыбнулся Джоэль, и мама улыбнулась в ответ.

– Напомни мне проверить твой рот на наличие чернил, когда вернёшься, – полушутя-полусерьёзно сказала она.

– Тут ещё и клей-карандаш есть. Можешь забрать его, чтобы я с ним тоже чего-нибудь не сотворил.

Мама закрыла рюкзак – никакого спиртного в нём не было, – и Джоэль надел его на себя, но, вместо того чтобы отпустить сына, мама неожиданно притянула его к себе.

– Извини, – прошептала она и крепко обняла его.

– За что?

Она глубоко вздохнула.

– Как замечательно, что у меня растёт ребёнок, на которого я всегда могу положиться.

Джоэль зажмурился в маминых объятиях, чувствуя себя полным ничтожеством.

Ничтожеством, которое устроило ссору за обеденным столом.

Ничтожеством, которое, зная, как это расстроит маму, бессовестно наябедничало ей о том, что София бегала два раза в один день.

Выйдя в сад, он даже почувствовал себя немножко ничтожеством из-за того, что успел припрятать бутылку из-под лимонада здесь, под кустом. Но больше всего Джоэль боялся, что входная дверь сейчас откроется и мама опять его позовёт. Он быстро сунул бутылку в рюкзак и пулей вылетел за ворота.

И, лишь добежав до конца улицы, он вдруг вспомнил, что не проверил, на месте ли «фиат». Джоэль обернулся, но ветки яблонь и живые изгороди садов закрывали ему весь обзор.

На часах было двадцать минут девятого. Если он сейчас повернёт назад, то до холма доберётся только минут через десять, не раньше. Но он не мог ничего с собой поделать – ему позарез нужно было узнать, на месте ли «фиат».

Поворот дороги, и перед ним опять вырос Заброшенный Дом. Автомобиля не было.