Текст книги "После тебя только пепел"

Глава 8

POV: Алена

Телефон не умолкает последние двадцать минут, а голова раскалывается. Выключаю мобильник, чтобы больше не видеть ненавистное имя на экране – «Дядя Слава». Приезжаем в центр города, и Мнац уверенно паркуется возле одной из многоэтажек старого жилого комплекса. Оглядываюсь по сторонам и не знаю, что делать. Куда идти? В общагу нельзя. Домой? Нет у меня дома. Даже Машке звонить нет смысла, ведь ее общежитие уже закрыто, да и вряд ли меня впустили бы туда без действующего пропуска. Единственный возможный вариант – остаться с этим начинающим маньяком, но и он так себе, если честно.

Мнац глушит мотор и вынимает ключ из замка зажигания, поворачивая голову:

– Только не вопи, ладно? Стены здесь тонкие, а соседи любят полицию вызывать.

– Что ты собираешься?..

– Алена… – вымученно вздыхает он. – Я не ждал гостей и давно не был в квартире, потому что во время учебы живу в общаге. Там, скорее всего, тараканы устроили тусовку с мухами, поэтому сразу предупреждаю о возможных шокирующих картинах.

Тараканы в голове, тараканы в квартире. Да они его лучшие друзья. Чему тут удивляться?

– Поняла. Буду помалкивать.

– Ну-у-у… Еще там может валяться парочка мертвых шлюх. Я иногда тренирую свои маньячные навыки.

Округляю глаза и качаю головой:

– Не смешно.

– Ты бы видела свое лицо. Очень даже смешно, – говорит Мнац с вялой улыбкой и распахивает дверь машины.

Выхожу следом и шагаю за Мнацем по тихому двору к подъезду. Поднимаемся по лестнице на шестой этаж, скованность и неловкость сдавливают горло. Поверить не могу, что добровольно шагаю в логово этого монстра, но выбора нет. Разве что сбежать и шататься по улицам до утра, что тоже небезопасно.

Мнац открывает дверь и пропускает меня вперед:

– Добро пожаловать.

– Спасибо, – тихо отвечаю я и переступаю порог.

Мнац входит следом и включает в прихожей свет. В глаза бросается пыльная пластиковая подставка для обуви, заваленная кроссовками, и куча темных спортивных курток на вешалке. Никаких тараканов и бездыханных тел, хотя запах специфический. Похоже, здесь и правда кто-то умер. Надеюсь, это был не человек.

– Черт! Я же просил Крис вылить ее кулинарный шедевр!

Мнац, не снимая обуви, проходит внутрь квартиры и скрывается в следующем дверном проеме.

– Ну и гадость! Фу! Вонища – жесть! Закрой нос и глаза, сейчас я это вылью! Если меня не стошнит… Алена! Перестану орать, сразу вызывай «Скорую», службу спасения, полицию и беги отсюда! Оно может быть опасно для людей!

Из горла вырывается тихий смешок. Это лучшее событие за весь день. Даже Мнац, похоже, не такой бесстрашный и всемогущий, как все считают.

Оставляю рюкзак на краю полки для обуви и захожу на кухню. Жуткий бардак заставляет наморщить нос: грязные тарелки и стаканы, пустые бутылки, пакеты из-под чипсов. Сколько здесь не убирали? Пару лет? Но есть и кое-что забавное в этой картине – побледневший парень, который с отвращением смотрит в небольшую кастрюлю. Подхожу ближе, чтобы оценить весь ужас, поверх серо-коричневой жижи плавают белые мохнатые шапки плесени. Мнац, сгорбившись, прикрывает ладонью рот и жмурится. Бедолага.

– Давай-ка я займусь кухней, – предлагаю я, стараясь сдержать смех.

Он поднимает голову и в удивлении выгибает брови, которые кажутся еще темнее на коже с легким зеленым отливом:

– А ты чего такая спокойная? Ты вообще это видишь? Новый вид органической жизни! Может, стоит вызвать спецназ?!

– Она тебя не съест, не волнуйся. Только не вздумай говорить о ней плохо или даже думать. Можешь ее рассердить.

– Реально? – перепуганно спрашивает Мнац, потеряв свой крутой облик.

Все! Не могу больше! Смеюсь в голос и подхожу к плите, чтобы накрыть кастрюлю крышкой. Король боится плесени. Кто бы мог подумать? Может, стоит снять все на камеру, чтобы потом его шантажировать? Вот это будет цирк.

– Враг обезврежен, – произношу я, все еще тихонько хихикая. – Беги, я его задержу и постараюсь разобраться.

Напряженная тишина повисает в комнате, смешиваясь с неприятным тухлым запахом, и веселье мгновенно исчезает. Что-то не так? Почему он ничего не говорит? Оглядываюсь и вижу совсем другого Мнаца. Нет, не так. Передо мной Даня. Данька, как называет его Елизавета Игоревна. Стоит и лыбится, как идиот. И нет никакой ненависти и давящей энергетики. Ничего пугающего или настораживающего. Он выглядит как обычный милый парень, который, кажется, увидел что-то любопытное.

– Вот такая ты нравишься мне гораздо больше, – довольным тоном говорит он, расстегивая мастерку. – Оставляю кухню на тебя, а сам займусь ванной, прихожей и спальней. Раз уж нам придется торчать здесь все выходные, стоит навести порядок.

Хитрый прищур голубых глаз и очаровательная улыбка сбивают с толку. А можно, он обратно станет говнюком Мнацем, потому что Даня кажется куда более опасным экземпляром? Я и так не знаю, чего от него ожидать, а тут еще и… это.

– Тряпки и прочая фигня под раковиной. Дверь в туалет прямо и налево. И помни, если эта дрянь на тебя нападет, – он кивает на кастрюлю, – то я не смогу тебя спасти.

– Я справлюсь, – заявляю уверенно.

– С жизнью бы своей так же легко справилась, – надменно бросает он и выходит из комнаты.

Ну вот, а я уже распереживалась. Все на своих местах. Оглядываю поле боя. Мне нужен огнемет! Работы валом, но зато будет время подумать. Информации на меня вылилось не ведро, а целая цистерна. Жаль, что жизнь – не грязная посуда, и ее нельзя просто взять и отмыть, использовав эффективное чистящее средство.

На уборку уходит не так уж много времени. Мусор собран, плита вычищена, а посуда и полы отмыты. Обувь больше не нужна, носки не прилипают к линолеуму, а свежий ночной воздух из открытого окна быстро вытесняет неприятный запах. Это определенно победа. Мнац появляется в дверном проеме, вытирая руки небольшим синим полотенцем, и одобрительно кивает, осмотрев комнату. Он складывает полотенце и кладет его на край кухонной тумбы, подходит к креслу, что стоит в углу, и падает в него, вытягивая руки вверх.

– Ненавижу убираться, – морщится он, разминая спину.

Выглядываю в прихожую и с удивлением отмечаю, насколько чистой и опрятной она теперь выглядит:

– Зато делаешь это почти профессионально.

– Моя мать фанат деревянной мебели и белой напольной плитки. Можешь себе представить, сколько раз в неделю приходится мыть полы и вытирать пыль в таком доме? Каждый гребаный день!

Вспоминаю о своей основной обязанности в доме тети и дяди и усмехаюсь, глядя на Мнаца:

– Мне тебя пожалеть?

Он поднимает на меня взгляд. Это еще не выстрел, но отчетливо чувствую на лбу холодок от дула пистолета.

– Раздевайся! – командует Мнац.

Ошарашенно хлопаю ресницами. Понимаю, что он не всерьез, однако визуально нет ни намека на шутку.

– Ты ведь сама предложила. Неплохо бы отвечать за свои слова.

От дальнейшей тренировочной стычки, в которой я вряд ли смогла бы победить, спасает телефонный звонок. Мнац достает из кармана спортивных штанов телефон и отвечает, подавляя зевок:

– Да? Нет, не приеду. Дела. Нет. На квартире. Нет. Я же сказал, не нужно, буду занят все выходные. Ага. Ну, скинь. В черном. Хорошо. Не скучай.

Мнац сбрасывает вызов и потирает ладонью лицо. Чувство вины и стыда теснится в груди.

– Это была твоя девушка? – подавленно спрашиваю я.

– А что? Уже ревнуешь?

Пропускаю его подколку мимо ушей и отвожу взгляд:

– Мне жаль, что из-за меня тебе пришлось поменять планы.

– Неправильно извиняешься.

– В каком смысле?

– Ты все еще в одежде.

– Прекрати, – прошу я. – На сегодня уже хватит.

– Что прекратить, Алена? – говорит Мнац и склоняет голову, внимательно за мной наблюдая.

– Это! – тычу в него пальцем. – Вот это самое! Я не подопытная крыска, хватит ставить эксперименты! Ты то орешь, то веселишься. Флиртуешь, целуешь, совращаешь! Подумай о своей девушке. Это неправильно!

– Совращаю?! – смеется Мнац, прикрывая ладонью глаза. – Во загнула. А что неправильно, Ален? Я делаю и говорю то, что считаю нужным. Мне для этого не требуется чье-то разрешение. Не припомню, чтобы сдавался кому-то в собственность. В отличие от тебя.

– Да пошел ты! – грубо выплевываю я.

– Алена, эта фраза не работает. Оппонент никогда после нее не уйдет и не оставит тебя в покое. Придумай что-то получше.

– Тогда я уйду!

– Ага… – зевает он и указывает пальцем на дверь. – Чистое полотенце я положил на стиральную машину, спортивные шмотки тоже. Только не мастурбируй в душе, пожалуйста. Понимаю, напряженный день и такой красавчик рядом, но я тоже хочу помыться и лечь спать как можно скорее.

Вспыхиваю как спичка. Рот открывается и закрывается, но я не издаю ни звука. Мнац смеется все громче и пародирует меня, шевеля губами и вытаращив глаза.

– Ты меня поражаешь, Алена. Дуй давай в душ, пока я добрый. У тебя десять минут. Не успеешь, придется подвинуться. Потрешь мне спинку, а я познакомлю тебя с клитором. Раз уж у тебя такая реакция, то ты вряд ли знаешь, где он находится и зачем нужен.

– Ты больной, – выдавливаю я.

– Девять минут пятьдесят секунд, – говорит он, ерзая в кресле, чтобы устроиться удобнее.

– Справлюсь за пять! В отличие от тебя, я в душе моюсь, как все нормальные люди.

– Алена, ты себе и представить не можешь, что все нормальные люди делают в душе.

Проглатываю его замечание и ухожу в ванную комнату. Невозможный! Говорит так, словно сам придумал этот мир. Как с ним общаться? Чертов Овен! Чтоб его!

Следующим ударом от Мнаца становится то, что на двери в ванную нет никакой защелки или крючка. Извращенец! Никогда еще я не принимала душ так быстро, зато короткие волосы и отсутствие косметики сейчас только на руку. Вытираю голову и тело полотенцем, натягиваю спортивные шорты и фиксирую их на поясе шнурками. Ныряю головой в ворот футболки, и, как только опускаю ее ниже груди, открывается дверь, а за ней появляется мой личный черт.

– Минута в минуту. Какая молодец.

– Ты действительно собирался залезть ко мне в душ?! – кричу я, одергивая футболку.

– Алена, я же просил тебя не орать.

– Извини, – отвечаю машинально, и Мнац кривится.

– Ты так быстро сдаешься, аж бесит. Иди ложись. Постельное белье чистое, твоя сторона левая.

Худшие опасения сбываются. Волосы на руках встают дыбом.

– Мы будем спать в одной постели. Он меня изнасилует, – кривляется Мнац с писклявым голосом.

Отвожу взгляд. Так глупо, что он и правда практически прочел мои мысли.

– Вот! Смотри, – резко бросает Мнац, вытягивая вперед руку с телефоном. – Это моя девушка. Она меня возбуждает.

На экране красуется фото женского тела от подбородка до колен. Черное сетчатое белье практически ничего не прикрывает, а выступает скорее в роли украшения. Кошачий изгиб, ни единой лишней складки. Красиво. Что еще сказать?

– Вижу, что суть ты поняла. Можешь спать спокойно.

Протискиваюсь в щель между плечом Мнаца и дверной коробкой и вздрагиваю от глухого хлопка за спиной. Смотрю на свое отражение в настенном зеркале и тихо вздыхаю. Ничего не вижу и не чувствую. Серое размытое пятно с коротким ежиком светлых волос.

За стеной слышится шум воды, а в голове мелькает безумной вспышкой идея. Что было бы, если я ворвалась бы сейчас к этому самовлюбленному подлецу в душ? Что бы он сделал? Удивился? Испугался? А может… Теплые капли воображения барабанят по плечам и спине, пытаюсь представить жар обнаженного тела напротив и острый взгляд светлых глаз, полных восхищения. Встряхиваю головой, пугаясь странной фантазии. Бред какой-то. Я никогда так не смогу, а он никогда на меня так не посмотрит.

Шагаю вперед и открываю дверь в спальню. Осматриваю маленькую комнату, в которую впритык помещаются кровать, шкаф и компьютерный стол. При всем желании даже на полу не улечься. Задумываюсь об удобности кухонного кресла, если подставить под ноги табуретку, то… Стоп! Тогда Мнац будет ржать надо мной еще больше. Нет уж. Хватит.

Несколько высоких стопок книг на столе привлекают внимание. Подхожу ближе и читаю названия на корешках: «Трансерфинг реальности», «Сила подсознания», «Четыре страшные тайны», «Все в твоей голове», «Сорок восемь законов власти». И это только одна стопка. Сразу видно, что книги читали, и не раз. Закладки, заломленные страницы, где-то даже видны темные потеки от чая или кофе, а может быть, и от других напитков.

Он действительно прочитал их все? Круто, конечно, но… зачем? Вопрос все еще остается открытым. Может быть, я не такая умная, как Мнац, но мозгов хватает, чтобы понять – человек ничего не делает просто так. Есть цель. Есть мотив. И уж простите, но я не верю, что Мнац делает все, что делает, из лучших побуждений и человеколюбия.

– Я позже выдам тебе подборку, – слышу его голос за спиной.

Разворачиваюсь и собираюсь съехидничать о том, что больно быстро он принял душ, после того как девушка прислала ему откровенную фотку, но… застываю в очередном безмолвном ступоре.

– Не надо так смотреть. Я надел трусы, – говорит Мнац и разводит руки в стороны, подтверждая свои слова. – Уже за это ты должна быть благодарна.

И я благодарна, но лучше бы он и еще что-нибудь надел. Машка любит ставить фотки полуобнаженных парней на заставку в телефоне, и, кажется, одна из этих картинок выпала из Интернета прямо в комнату.

– Ух ты! Не съешь меня, девочка. Может, я все-таки зря их надел? – говорит Мнац и проводит указательным пальцем под широкой черной резинкой нижнего белья.

– Спокойной ночи! – выпаливаю я и шагаю к кровати.

Укладываюсь на самый край и натягиваю покрывало до горящих ушей.

– Спокойной, Алена, – с легким весельем произносит Мнац и выключает свет. – Приятных снов. Я даже догадываюсь, что именно тебе приснится.

Он ведь все это специально, чтобы помучить меня. Нестерпимый засранец, но что бы я сегодня делала без него? Где бы была?

– Если начну орать как сумасшедшая и звать на помощь, можешь быть уверен, что это ты пришел в мой сон.

– Ты хотела сказать – стонать и просить еще.

– Иди ты в пень!

– Иди ко мне.

– Ты издеваешься?

– Немного, – тихо смеется он.

– Спокойной ночи, Мнац.

– Ага, – отвечает он, занимая вторую половину кровати.

Но ночь не проходит спокойно. И дело не в том, что рядом в форме звезды разваливается полуобнаженный парень с дрянным характером, даже сны не беспокоят, а вот мысли – да. В комнате тихо, почти уютно, но шум в голове все равно не дает уснуть.

Кто я такая? Что из себя представляю? Как выглядит моя жизнь? Правильно ли я ее живу?

Моменты из прошлого всплывают в памяти, переживаю их вновь и вновь, будто наблюдая со стороны, и это… ужасно. Отвратительно! Я действительно ничтожество. Слабое и бесхребетное. Все мои желания настолько мелкие и несущественные, что больно дышать. Получить любовь, получить одобрение. И от кого? Зачем мне все это, если я сама не понимаю, что чувствую и чего хочу добиться? В груди словно появляется огромная кровоточащая рана от признания себе в том, на что слишком долго закрывала глаза. Это не может больше продолжаться. Пора взять под контроль свою жизнь, а не плыть по смрадному канализационному течению. Подземные воды еще никого не приводили на поверхность, на то они и подземные.

Только под утро удается ненадолго задремать. Но как только сознание полностью отключается, чувствую настойчивый тычок в плечо и слышу хриплый голос:

– Подъем, Алена. Нас ждут великие дела.

Не хочу просыпаться. Здесь так хорошо, в этой темноте. Спокойно.

– Не вынуждай меня… – рычит Мнац.

– Можно я еще посплю?

– Можно, но не сейчас.

Получаю хлопок по спине и нехотя открываю глаза, переворачиваясь. Мнац сидит на постели, скрестив ноги, и сжимает в руках подушку, готовясь к следующей атаке. На нем снова темный спортивный костюм, лицо немного припухшее, взгляд с поволокой сна, но губы яркие и живые, растянутые в широкой улыбке.

– Доброе утро. Тебя ждет пробежка.

– Доброе… – отвечаю я, растирая щеки ладонями. – Что? Нет. Я не бегаю.

– Разве я спрашивал? Это твоя новая установка, Алена. Теперь ты бегаешь по утрам.

– Может, начнем с завтрашнего дня? – с надеждой мямлю я, но по его строгому взгляду понимаю, что зря.

– Никаких отмазок. Хочешь изменить жизнь, нужно начинать с малого, но решительно. Слышала фразу – в здоровом теле здоровый дух?

– Все ее слышали.

– На самом деле она вырвана из контекста и значит не совсем то, что все привыкли думать. Орандум эст, ут сит менс сана ин корпоре сано [2]2
  Orandum est, ut sit mens sana in corpore sano (лат.) (Прим. автора).


[Закрыть], что в переводе – надо молить богов, чтоб дух здоровый был в теле здоровом. Силовые упражнения не лечат разум. Спорт – это хорошо, но он не является какой-то волшебной пилюлей, а вот преодоление себя, забота о себе, совершенствование, в конце концов – вот что нам нужно. Тебе нужно. Гармоничное развитие по всем сферам.

Мнац ждет реакции и, не получив ее, кидает в меня подушкой:

– Ну что ты так смотришь? Слишком сложно?

Обнимаю снаряд обеими руками, в нос тут же ударяет запах мужского шампуня. Осторожно откладываю подушку в сторону, не отрывая взгляда от помятой моськи человека, который не перестает меня удивлять.

– Ты еще и на латыни говоришь? – Язык едва ворочается, но сонливость медленно отпускает.

– Конечно, нет. Просто у меня хорошая память. Я тут глянул на твои кроссовки. Ужас дикий, но для первой вводной тренировки подойдут. Я не стану тебя сразу мучить десятью километрами. Пять – для первого раза будет достаточно.

Отрываю спину от матраса и наклоняюсь вперед:

– Пять?!

– Шучу я, – усмехается Мнац. – Тебе бы хоть парочку осилить.

Сжимаю губы, грозно выдыхая носом. Этой ночью я себе пообещала, что справлюсь со всем, что приготовит этот ненормальный. Но о том, что испытания начнутся сегодня с утра пораньше, даже не думала.

– Осилю, – заявляю решительно, потому что его неприкрытое пренебрежение раздражает.

– Тогда вперед!

Рассчитываю на адские два дня, борьбу и новые стычки, но Мнац вдруг перевоплощается в умиротворенного гуру. Он практически не обращает на меня внимания, лишь дает указания: пробежка, завтрак, книга, обед, легкая тренировка, ужин, книга, сон. Поначалу это немного смущает. Никаких подколок, резкости, криков и пошлостей. Четко и по делу, но с толикой отстраненности, будто ему все равно и ничего особенного не происходит. Где-то должен скрываться подвох, и я не могу разгадать, где именно.

Сам Мнац все выходные спит или залипает в телефоне. В воскресенье вообще пропадает куда-то на пару часов, а возвращается с каменным лицом и явным нежеланием разговаривать. Это все больше сбивает с толку. Он так быстро включился в мою ситуацию, так долго настаивал на своем участии, а теперь словно потерял интерес. Может быть, ему уже не хочется помогать? Или он не верит в меня даже больше, чем раньше? Сомнения поселяются и в моей душе, но одно-единственное желание не позволяет им расти. Хочу доказать, что могу измениться. И не только Мнацу и родственникам, но и себе. В первую очередь себе.

Книга, которую выдает Мнац, становится моим собеседником, взывая к внутреннему голосу и подсознанию. Она написана жуть каким сложным языком. Строчки приходится перечитывать по два, а то и три раза, но многие факты удивляют, а некоторые даже поражают. Интерес разгорается ярче и ярче. А вдруг все, о чем в ней написано, и то, о чем рассказывал Мнац, – правда? Жизнь зависит не от обстоятельств, мы сами их создаем. Все в нашей голове, и ее содержимое обширней, чем видит человеческий глаз.

В понедельник утром встаю с постели с ноющей болью в мышцах по всему телу. Не знаю, который час, но на небе за окном уже видны лучи предрассветного солнца. Набираю полную грудь воздуха и проговариваю про себя: «Все получится. Я смогу. Я сильная. Я смелая». Повторяю аффирмации еще несколько раз и отправляюсь на кухню, преисполненная решимости.

Мнац сидит в кресле, уставившись в телефон. На столе две дымящиеся чашки, тарелка с вареными яйцами и пачка печенья. Делаю еще один шаг вперед, на губах замирает благодарность за приготовленный завтрак, но хозяин квартиры все еще не обращает на меня внимания.

– Доброе утро, – растерянно произношу я.

– Доброе. Выезжаем через полчаса, – хмуро отвечает Мнац, не поднимая взгляда.

– Что-то не так?

– Ешь, одевайся, и поедем.

Вот и все. Весь ответ. В телефоне явно интереснее. Неприятный осадок появляется в животе, и я молча принимаюсь за завтрак, украдкой поглядывая на Мнаца. С утра субботы он ни единого раза не взглянул мне в глаза. Проматываю все события за последние дни, стараясь отыскать причину его поведения, но ее нет. Или, по крайней мере, я ее не вижу. Кофе кажется горьким, яйца сухими, а печенье безвкусным. Черт возьми! Я не должна расстраиваться из-за этого. Сейчас самое главное – не терять из виду цель и идти к ней, несмотря ни на что.

Теплый воздух наполняет салон автомобиля, за окном мелькают дома в дымке утреннего тумана. Страх методично оплетает цепями руки и ноги, но я борюсь с ним, повторяя мысленно ободряющие слова аффирмаций.

– Выйдешь у пожарных ворот. Охранник тебя пропустит, если покажешь студенческий. Он с собой? – нарушает тишину Мнац.

– Да, – отвечаю я и раскрываю рюкзак, чтобы убедиться в этом.

– Какой твой дальнейший план?

Надо же! Король решил со мной поговорить? Какая честь! После минутки сарказма приходит совсем другая – минутка облегчения. Значит, Мнац все еще со мной заодно, и ему не все равно. Стыдно признать, но это радует. Не хочется быть совершенно одной против всего мира. Мышление слабака, знаю, но пока получается только так.

– В общагу не пойду. Дядя может быть там. Посижу во втором корпусе в женском туалете и выйду к началу пары, когда однокурсники соберутся. Дядя не станет вести себя как животное, у всех на виду. В лучшем случае меня вызовут к директору, когда он будет уже там. Если, конечно, Елизавета Игоревна действительно не отдаст документы без моего присутствия.

– А если он будет ждать тебя возле аудитории и прикажет уйти с ним? Что тогда?

– Тогда я… я пригрожу, что буду кричать, если он попробует применить силу.

– А если он попробует?..

– Начну орать, отбиваться и звать на помощь.

– Хорошо, – спокойно произносит Мнац, глядя на дорогу с бесстрастным выражением лица.

– Ты меня похвалил? – нервно усмехаюсь я. – День точно будет волшебным.

Мнац никак не реагирует на мои слова, продолжая вести машину. Смыкаю губы и опускаю голову. Ощущение колющей неловкости растекается по всему телу, а грусть пронзает сердце. Лучше бы он смеялся надо мной, чем вот так.

Машина останавливается возле запасных ворот. Выбираюсь наружу, встречаясь с прохладным утренним ветром, но не спешу закрывать дверь, придерживая ее одной рукой. Наклоняюсь и заглядываю в салон:

– Даже удачи не пожелаешь?

– Она тебе не поможет, – сухо отвечает Мнац, глядя в лобовое стекло. – Мне нужно ехать.

Больно. В грудь будто вонзают тяжелый тупой топор. А чего я ждала? Поддержки? Какая же дура! Хлопаю дверью и направляюсь к будке охранника, выбрасывая из головы мысли о возможных нормальных отношениях с Мнацем. Он не создан для них. Да и зачем мне это? Он уже выдал все подсказки и указал направление. Может быть, это и есть вся его помощь? Или все-таки он не видит в ней смысла для такой, как я?

– Здравствуйте. Предъявите, пожалуйста, студенческий билет.

План работает идеально. И пусть злые черти не верят в мою удачу, точно знаю, что это она. Спустя десять минут после начала первой пары в аудиторию заходит секретарь и приглашает меня в кабинет директора. Таймер запущен.

Каждый шаг дается с огромным трудом. Страх звенит цепями за спиной, но я создаю непробиваемый щит из положительных установок. Не знаю, как именно они действуют, но, по крайней мере, позволяют не забивать голову дурными мыслями. Секретарь занимает свое место за столом в крошечном кабинете и кивает в сторону еще одной двери с серебряной табличкой: «Директор Карпенко Елизавета Игоревна». Вот я и здесь. Опускаю ладонь на дверную ручку и тяну на себя. Сердце бьется о ребра, писк в ушах сигнализирует об опасности, и не зря. Первое, что вижу, это до безумия озлобленный взгляд дяди Славы. Его глаза красные, словно он не спал несколько ночей. Может быть, и так, но вряд ли это из-за отцовских волнений.

Цепь хлестким ударом опускается на горло, сдавливая кожу. Тот самый страх из детства, разрушающий до основания в один момент. Уверенность постепенно ускользает, и привычные мысли лезут в голову, змеиными голосами нашептывая: «Ничего не выйдет. Ты же знаешь. Ничего не получится».

– Здравствуй, Алена, – добрый и уравновешенный голос Елизаветы Игоревны приводит в чувство и отвлекает.

– Здравствуйте, Елизавета Игоревна, – натянуто улыбаюсь ей я.

– Садись. Нам всем нужно поговорить, потому что я не совсем понимаю сложившуюся ситуацию.

Перевожу взгляд на дядю Славу. На его лице появляется предвкушение легкой победы и усмешка, говорящая об уверенности в результате. И впервые в жизни это не только пугает, но еще и злит. Сильно злит. В кого он меня превратил? В кого я позволила себя превратить? Подбираюсь и обхожу стол, занимая свободное место напротив дяди. Елизавета Игоревна, сидящая между нами, раскрывает перед собой тонкую папку.

– Алена, твой дядя сказал мне, что ты хочешь забрать документы, – озвучивает она причину нашего собрания, а также дает понять свое к ней отношение – удивление, непонимание, несогласие.

И все-таки Мнац здорово придумал – привезти меня к ней. Приподнимаю подбородок, распрямляю плечи под тяжелым взглядом дяди Славы и отвечаю:

– Нет. Не хочу.

Не упускаю ни секунды, наблюдая, как дерзость и ощущение власти покидают дядю, оставляя лишь замешательство. Его рот сжимается в тонкую полоску, кажется, я даже могу услышать то, о чем он мысленно кричит, но не собираюсь обращать на это внимание.

– Алена! – грозно начинает дядя, но тут же сбавляет обороты. – Ты ведь мне сама сказала…

– Вы, наверное, что-то не так поняли. Мне нравится этот колледж.

– Но мы уже выбрали другой, – настаивает он, краснея все больше. – Он лучше и престижнее. Ты же знаешь, как нам важно твое образование.

Его голова, кажется, сейчас лопнет, как перекачанный воздушный шар. Ну, разумеется, я знаю, что ему важно.

– У Волковского колледжа отличная программа, диплом государственного образца, с которым можно поступить в любой университет. Я уже нашла здесь друзей… – делаю паузу, чтобы Елизавета Игоревна поняла, о ком именно идет речь. – Привыкла к преподавателям. Я не хочу менять колледж.

– Она сама не понимает, что несет, – снисходительно говорит дядя Слава, обращаясь к директору.

– Вы считаете, что мой колледж хуже, чем какие-то там другие? – Елизавета Игоревна поднимает брови, от ее голоса веет ледяным порывом.

Один – ноль, дядя. Здесь у меня есть союзники, а у тебя – нет. Ощущаю небывалый прилив сил. Вера в то, что все получится, растет с каждым вдохом.

– Я считаю, что моя племянница…

– Ваша совершеннолетняя племянница, – поправляет его Елизавета Игоревна, – которая в состоянии самостоятельно принимать подобные решения. И, насколько я могу судить, она его уже приняла.

– Послушайте…

– Елизавета Игоревна, – горделиво подсказывает ему директор.

– Елизавета Игоревна, – сквозь зубы повторяет дядя, – думаю, вы не должны вмешиваться в дела моей семьи.

– А вы не думайте, Вячеслав Андреевич. Я не просто должна, а обязана. Алена студентка моего колледжа, а я отвечаю за каждого из них. Вам это понятно? Спешу известить вас, что я являюсь председателем совета охраны прав детей, оставшихся без попечения родителей, нашего округа, и мне не нравится то, что я сейчас вижу. У Алены есть личные права согласно федеральному закону номер сто пятьдесят девять. Если вы об этом забыли, то я напомню. Право на выражение своего мнения при решении вопросов, касающихся ее интересов, а также… – Елизавета Игоревна смотрит в мою сторону ровно секунду, будто хочет убедиться, что я тоже внимательно слушаю, – право на защиту от злоупотреблений опекуна.

Дядя Слава обливается потом, морщины на его лбу становятся такими явными и глубокими, что страшно смотреть. Взгляд мечется с меня на директора и обратно.

– Я должен поговорить со своей племянницей наедине, – только и выдавливает он. – Алена, идем!

Приказ ударяет плетью, но я переношу эту боль с достоинством:

– Поговорим здесь. Мне еще нужно успеть вернуться на занятия.

Его взгляд заменяет тысячу слов. Он удивлен и раздражен, он не знает, что делать. Самое странное, что я, глядя на него, впервые чувствую силу, а не слабость.

– Елизавета Игоревна, вы не оставите нас на несколько минут? – предлагаю я.

– Конечно, – тут же соглашается она, поднимаясь с места. – Мне как раз нужно поставить несколько подписей у секретаря. Я буду за дверью, – последняя фраза адресована дяде.

Стук каблуков отсчитывает секунды до взрыва. И как только дверь в кабинет закрывается, пухлые руки дяди, лежащие поверх стола, сжимаются в кулаки.