Текст книги "Багряная империя. Пепел кровавой войны"

Глава 4

Врата Отеана забрали Чи Хён, как уже случилось однажды, но на этот раз не отпустили ее в следующее мгновение. Во время первого прохождения она зажмурила глаза и не открывала до тех пор, пока Феннек не вывел ее через жуткий портал к теплому ранипутрийскому солнцу. Сейчас же Чи Хён вошла во Врата с открытыми глазами.

Здесь, в Изначальной Тьме, на самом деле не было темноты – одна лишь серость. Чи Хён словно плыла в густой пелене тумана, но вдруг почувствовала, как проходит сквозь холодную гладкую мембрану – будто невидимая завеса скользнула по лицу. Чи Хён встревожилась, не закроет ли эта завеса ей рот и нос, и стоило об этом подумать, именно так и случилось. Мембрана раздувалась и опадала при каждом вздохе… По крайней мере, Чи Хён так показалось, но удушья она не чувствовала, только поначалу совсем ничего не видела вокруг. Потом сквозь мглу начали проступать силуэты, неясные и мерцающие, и появилось отчетливое ощущение, что ее затягивает в водоворот, уводя по сужающейся спирали вниз, все быстрей и быстрей. Что-то продолжало тащить, щекотать и подталкивать, и, хотя глаза уже привыкли к темноте, она все же не могла ничего различить в движущемся тумане, сменившем бесформенную тьму. Мгновение назад ее как будто окружала стая серебристых угрей, плывущих в морской глубине, а в следующий миг она словно проскользнула в глотку какого-то огромного зверя, и хотя эти стремительные изменения делали происходящее похожим на сон, отчего-то оно казалось более реальным, чем все, что Чи Хён довелось испытать прежде. Мало того, в глубине души она испытывала удовлетворение оттого, что оказалась здесь; она словно пребывала в уютном сне, одновременно ощущая сладкий трепет пробуждения, когда мимолетное сменяется постоянным. Это было просветление, о котором грезили мудрецы, чтобы навсегда поселиться в радостном мгновении освобождения разума из плена плоти, и – подумать только! – это напоминало тот самый рай, обещанный проповедниками Цепи, место, где безгрешный дух спасется от бесконечных сомнений и тревог, отягощающих человека. Если бы она не была сейчас бесконечно далеко от привычных смертному ощущений, то наверняка заплакала бы от чувства приобщения к совершенству, от осознания того, что это умиротворение станет теперь для нее основой существования и ничто больше не сможет потревожить ее.

Но что-то все-таки потревожило, что-то мерзкое и острое из унылого мира чувств. Чи Хён попыталась отбросить отвратительную колючую кишку, свернувшуюся кольцами вокруг ее руки, но та лишь сжалась сильней, и боль разрушила абсолютное совершенство. Свободной рукой Чи Хён потянулась к отвратительной массе, но змееподобная серая полоска плоти хлестнула ее по груди. Твердый, как алмаз, клюв, хоть и не пробил кожу, распорол оболочку Изначальной Тьмы, окутавшую Чи Хён. Безмятежность мгновенно испарилась, сменившись яростью такой запредельной, что она забыла, где находится и что с ней произошло. Она увидела перед собой своего второго отца, что лежал на красной дорожке, весь утыканный стрелами. Увидела жестокую ухмылку императрицы, когда лживая старая карга признавалась в убийстве родных Чи Хён. Она подумала о сестрах, брошенных сюда же, окруженных непостижимыми для них силами, представила мольбы первого отца, постепенно угасавшие вместе с сознанием, пока он летел сквозь этот безмолвный мир к концу всего сущего. И дала волю гневу, излив его с диким криком в серую пустоту.

И точно так же освободилась сама. Это было совсем не похоже на прошлый раз, когда она выкарабкалась из Врат Зигнемы, цепляясь за внезапно покрывшуюся мехом руку Феннека, и оказалась в праздничном городе. Да, Чи Хён тогда пережила необычные ощущения, но они были вставлены в переплет реальности – вошла в один храм и вышла из другого, пройдя почти через всю Звезду. Теперь же…

Она словно побывала в непрозрачном мыльном пузыре, который внезапно лопнул. Ступни коснулись твердого грунта, но ее тут же развернуло вверх ногами. Голова продолжала кружиться с невероятной скоростью, в ушах ревел горный водопад, а левый глаз сдавило с такой силой, что он едва не лопнул. Она упала на милосердно мягкую землю, а бедная Мохнокрылка откатилась по снегу в сторону. Чи Хён не видела, куда делась маленькая совомышь, потому что стоило открыть распухший глаз, как яростный натиск ярких, но чуждых цветов едва не взорвал ей мозг. Свет был таким интенсивным, что ее стошнило, и она еще долго лежала содрогаясь, пока огненные блики под опущенными веками окончательно не погасли.

Подняв голову, она нерешительно приоткрыла правый глаз и увидела Мохнокрылку, сидевшую неподалеку на пологом склоне. Совомышь пискнула и захлопала бледными крыльями, поднимая фонтанчики серой пыли, словно пыталась сбросить с себя оцепенение. Чи Хён набралась смелости и попыталась разлепить веки пульсирующего болью левого глаза, но сразу поняла, что это была ошибка. Она снова зажмурилась и пролежала неподвижно до тех пор, пока обжигающе-яркий свет не исчез вместе с тошнотой. Но в голове еще шумело эхо Изначальной Тьмы, как будто Чи Хён приложила к уху морскую ракушку.

Только убедившись, что может шевельнуться так без риска расстаться с содержимым желудка, Чи Хён снова открыла правый глаз. Мохнокрылка уже летала над головой, обеспокоенная состоянием хозяйки. Чи Хён и сама не меньше демона была встревожена этой мигренью, или что там еще случилось с левым глазом, хотя и не вполне понимала причину волнения. Краски, которые наполняли ее, не просто отличались от всего, что доводилось видеть раньше. В них было нечто дурное, словно она стала свидетелем святотатства. По-прежнему крепко зажмурив поврежденный глаз, он села прямо на снег и даже не ощутила холода.

Положение было незавидным, но могло выйти еще хуже. Мохнокрылка опомнилась, опустилась на плечо Чи Хён и уткнулась носом в мокрый от слез подбородок. Путешествие через Врата явно пошло на пользу маленькому демону, а беспокойство, которое все еще испытывала хозяйка, должно было придать сил совомыши. Уцепившись за эту мысль, Чи Хён убеждала себя, что они по-прежнему вместе, вышли из Врат живыми и здоровыми и могут бороться дальше. Они отомстят подлой императрице за смерть обоих ее отцов, а также сестер и всех остальных, казненных в Отеане. Они найдут своих друзей. Они…

Пронзительный и близкий крик заглушил низкий гул, стоявший у нее в ушах. Чи Хён прижала ладонь к левому глазу, желая убедиться, что тот по-прежнему закрыт, и оглянулась, не решаясь встать: головокружение еще не утихло… Но уже в следующий момент оказалась на ногах. Она стояла слегка покачиваясь и раскрыв рот смотрела на бежавшую к ней по склону фигуру и на то, что простиралось позади.

Чи Хён была слишком занята, когда лежала на земле и беспокоилась за больной глаз, так что лишь мельком успела взглянуть на грязный снег, прежде чем весь белый мир завертелся вокруг нее, но по этой смутно знакомой картине она решила, что вернулась назад, на заснеженные равнины Ведьмолова, к Языку Жаворонка.

Но это было другое место.

Невысокие изрезанные горы тянулись до самого горизонта, но куда больше встревожил Чи Хён облаченный в доспехи воин, уже находившийся рядом с ней. По крайней мере, она решила, что это доспехи, а не шипастая раковина. И, учитывая, что человек держал обеими руками тяжелый клеймор, не могло возникнуть сомнений, что это воин. Очень большой воин. Она потянулась к эфесу меча и чуть было не открыла левый глаз, но вовремя вспомнила главную причину, по которой его стоило держать закрытым.

Ей очень пригодилась бы повязка или пластырь на глаз, но времени на их изготовление не было. Невесть откуда взявшийся враг снова заревел, его мощные ноги прокладывали путь через сугроб, и Чи Хён приняла низкую стойку, вытаскивая парные клинки. Она не рассчитывала испытать святую сталь в бою так скоро, но что и когда в последний раз случилось именно так, как ожидала Чи Хён?

Приспособиться к окружающим условиям и извлечь из них выгоду – одно из главных правил боя. Если Чхве и пропавшая телохранительница, милая кавалересса Сасамасо, когда-либо в чем-либо соглашались, то это именно в необходимости правильно использовать особенности местности. Проблема в том, что у местности вокруг Чи Хён особенностей не больше, чем у пространства за Вратами, – покрытый снегом гладкий склон… Впрочем, нет. Когда противник преодолел последнюю разделявшую их дюжину ярдов, Чи Хён наконец поняла, что это вовсе не снег. Это пепел.

Воин набросился на Чи Хён, не замедлив бега по глубокому, до лодыжек, слою пепла. Черные пластины доспехов тускло сверкали на фоне пасмурного неба и унылого пейзажа. Шипы по большей части были обломаны, вытянутое решетчатое забрало скрывало лицо. Единственной острой деталью его вооружения был огромный, в рост самой Чи Хён, клеймор. Он пугал даже сильней, чем неразборчивый рев, сменившийся молчанием, когда воин махнул мечом в сторону Чи Хён. Клинок шел слишком высоко, чтобы через него можно было перепрыгнуть, и слишком низко, чтобы пригнуться. А если бы Чи Хён попыталась блокировать удар, ее либо отшвырнуло бы назад, либо разрезало пополам, в зависимости от того, насколько крепкими окажутся клинки. Не атака, а само совершенство.

Во всяком случае, близко к тому. Чи Хён метнулась в сторону, и хотя пепел был не таким скользким, как снег, но все же его шелковая гладкость помешала супостату упереться каблуками и повернуться следом за ней. Тяжелый клеймор просвистел в пустоте, его хозяин на мгновение потерял равновесие, и Чи Хён бросилась на воина, не дожидаясь, когда он окажется к ней лицом.

В едком облаке пепла, поднятом тяжелыми прыжками воина, было бы непросто выбрать время и место для удара, даже будь оба глаза здоровы. А с накрепко закрытым левым защищаться и контратаковать оказалось еще сложнее. Но Чи Хён не однажды доводилось сражаться почти вслепую, с залитыми кровью глазами. К тому же ей помогла Мохнокрылка. Совомышь сорвалась с плеча хозяйки как раз в тот момент, когда той нужно было увернуться от удара, пролетела перед самым лицом противника и отвлекла его, а тем временем Чи Хён подскочила и, словно ножницами, зажала клинками ногу воина.

Хоть она и ударила точно в щель между броневыми пластинами на колене, ее правая рука онемела, а меч со звоном отскочил… Но тут раздался скрежет и хруст, и левое черное лезвие рассекло броню, прикрывающую голень противника.

Нога подогнулась, и воин упал, подняв столб серой пыли. Он снова заревел и попытался встать, но черный меч Чи Хён оборвал крик. Удар получился таким удачным, что ей самой захотелось завопить от восторга. Меч в ее руке требовал новой крови, но, как только голова врага слетела с плеч, эта жажда угасла, остались только опустошенность и усталость.

Чи Хён не успела отойти и пяти шагов от Врат, еще не избавилась от звона в ушах после пребывания за ними, а уже убила кого-то, к кому вовсе не испытывала ненависти, незнакомца, чья жизнь так и осталась для нее полной загадкой. Чи Хён вытерла клинки о накидку, вложила их в ножны, смахнула золу с опустившегося на ее вытянутую руку маленького слабого демона, потом подняла отрубленную голову, чтобы взглянуть в лицо неизвестному противнику. Голова застряла в железной решетке, и пришлось вытряхивать ее из тяжелого шлема, как орех из неудачно разбитой скорлупы.

– Дикорожденный! – ахнула Чи Хён, когда голова упала в залитый кровью пепел.

Но это было не столько утверждение, сколько мольба о том, чтобы все оказалось так просто. Ей приходилось видеть немало дикорожденных, но ни в ком из них не было так много от дикого зверя и так мало от человека. Покрытая густой шерстью голова с выступающим носом, острыми зубами и спутанной гривой вместо волос скорей подошла бы волку, чем человеку. Левый глаз Чи Хён сердито задрожал под веком, словно недовольный тем, что ему не дают взглянуть на такой необычный трофей.

Сквозь глухой гул в голове донеслись новые звуки, и сердце заскакало в груди. Еще дюжина фигур в черных доспехах спешила к Чи Хён по голому склону, кое-кто даже на четвереньках. Она выронила шлем их разведчика, а Мохнокрылка понюхала ее хауберк, питаясь страхом хозяйки.

– Извини, девочка, но тебе придется потерпеть до настоящего обеда, – сказала Чи Хён совомыши, когда шок слегка отпустил.

Она не собиралась дожидаться этих воинов и спрашивать у них дорогу. Что бы ни помогло ей без потерь пройти сквозь Врата Отеана – поддержка демона или слепая удача, – выбирать не приходится, поэтому она готова сыграть ва-банк и снова нырнуть во Врата, доставившие ее в это унылое, но опасное место. Не важно, куда занесет на этот раз, – хуже все равно не будет.

Только вот никаких Врат позади нее не оказалось. Чи Хён бродила вокруг того места, где они должны были находиться, отказываясь верить единственному здоровому глазу. Но видела лишь узкий выступ покрытого пеплом холма, а за ним – еще более крутой склон, спускающийся все ниже и ниже, в бурлящее серое море, в глухом гуле которого Чи Хён теперь различила крики тысяч воинов, столкнувшихся в яростной битве. По мелководью сражающихся армий ползали огромные темные глыбы с размытыми расстоянием очертаниями, но в целом напоминавшие королеву демонов, которую Хортрэп вызвал на поле боя возле Языка Жаворонка. Уж кто-кто, а Чи Хён навидалась чудес и диковин, и все же ее заворожили масштабы этого сражения и необычность участвовавших в нем армий.

Не задумываясь о последствиях, она моргнула и открыла левый глаз. Снова нахлынули слепящие краски и эфемерные фигуры, но, вероятно, сознание уже подготовилось к их появлению, и потому Чи Хён не потеряла ни равновесия, ни остатков своего завтрака. Лишь слегка пошатнулась, удивленно рассмеялась при виде причудливых мерцающих нитей, пронизывающих все вокруг, а затем испуганно охнула, поняв, насколько иначе выглядят далекие гиганты теперь, когда она смотрит на них обоими глазами.

Периферическим зрением Чи Хён уловила и другие изменения. Свернувшийся кольцом демон на ее плече больше не напоминал ни совомышь, ни какое-либо другое создание, обитающее на Звезде. Она снова закрыла левый глаз, и Мохнокрылка приняла прежний вид, а затем снова утратила его. Чи Хён вздрогнула, догадавшись, что произошло. Хортрэп предупреждал, что прохождение через Врата без его помощи может привести к некоторым, как он это назвал, улучшениям. Например, рука Феннека превратилась в когтистую лапу. Первая попытка привела лишь к тому, что волосы Чи Хён утратили цвет, но теперь с ее глазом произошли более существенные изменения. Хотя она пока и представить не могла, какие именно, и лишь с интересом следила за потоками света, что заполняли бесцветный прежде горизонт, освещая яростно сражавшиеся толпы непохожих на людей солдат, а заодно открывая взору то, что было скрыто за мутной завесой испарений.

Но тут Мохнокрылка постучала клювом по плечу Чи Хён, напоминая о том, что стоит уделить внимание воинам, приближающимся по покрытому пеплом склону. Снова прикрыв левый глаз, чтобы не отвлекаться на яркое зрелище, Чи Хён обернулась и увидела, что первый уже совсем рядом. Он скакал на четвереньках, и его вытянутую собачью морду не защищал шлем. С такой же легкостью, с какой Мохнокрылка ловила воздушные потоки, черный клинок впрыгнул в руку Чи Хён, и она разрубила череп чудищу, но без всякого удовольствия, просто потому, что должна была это сделать.

Монстр упал, но его место тут же занял следующий. Чи Хён сразила и его, а затем и еще одного, потому что они сами напрашивались и черный клинок делал свою работу. Их много, но ведь она принцесса Чи Хён Бонг с Хвабуна, последняя из своего рода. И она убьет любого, кто встанет на ее пути, и не важно, сколько окажется врагов и сколько на это потребуется времени. Она найдет дорогу в Отеан, чтобы отомстить императрице Рюки за смерть своих родных. Ничто и никто не остановит ее – ни расстояние, ни демоны, ни монстры, ни смертные. Когда Чи Хён сразит последнего звероподобного воина на этом проклятом склоне и отправится вместе с Мохнокрылкой на поиски дороги домой, она встретится с бесчисленными врагами и неописуемыми опасностями. Но пройдет два жестоких и страшных года, прежде чем она встретится с кем-то отдаленно похожим на человека.

Глава 5

– Ты действительно думаешь, что через неделю мы вернемся к нашему генералу?

Это звучало слишком приятно, чтобы оказаться правдой, но если не забывать, с кем говорит Мрачный и о ком идет разговор, так оно и должно выйти; он не мог не надеяться на лучшее. Сквозь дым костра, в который набросали кедровой коры, чтобы отогнать комаров, Мрачный увидел на лице Гын Джу такие же сомнения, что обуревали и его самого.

– Да, конечно, – ответил Хортрэп, попыхивая сучковатой черной трубкой и выпуская пахнущее геранью облако дыма к бородкам мха, свисающим с дубов и кипарисов.

По вечерам в болотистом лесу Призраков было настолько душно, что Мрачный удивлялся, как ведьмак может сидеть так близко к костру. По крайней мере, дым маскировал тошнотворно-приторный запах самого Хватальщика.

– Значит, ты все обмозговал? – спросил Мрачный, ничуть не обрадованный тем, что безудержное хвастовство колдуна сменилось молчанием.

– Не очень подробно, но я могу вообще не уделять этой задаче никакого внимания и все равно придумать лучше вас всех, – сказал Хортрэп, и этот ответ, по крайней мере, был в его манере. – Даже если предположить, что моя вероломная ученица приведет нас прямо к Марото, не представляю, каким образом мы сможем провести на Джекс-Тоте много времени. Либо найдем удобную возможность помешать вторжению, либо просто схватим нашего обожаемого варвара и проберемся к кобальтовым в Отеан, прежде чем аборигены нас обнаружат. Я никогда не задерживаюсь на одном месте, разве что ради собственного удовольствия, но для отдыха можно найти и более приятный уголок, чем Затонувшее королевство.

– А почему именно твоя ученица должна привести нас к дяде Мрачного? – сощурились в прорезях грязной маски прекрасные глаза Гын Джу. – У нас же остался чудной компас, который ты нам дал; почему бы не пойти, куда он укажет?

– Он был нужен, чтобы я отыскал вас, а не чтобы вы нашли Марото, – объяснил Хортрэп.

Будь на его месте кто-то другой, Мрачный посмотрел бы на Гын Джу с выражением «А что я тебе говорил?». Но в нынешнем положении он не хотел доставлять Хортрэпу такого удовольствия.

– Если бы он и в самом деле мог указать на этого горлопана, неужели я отдал бы его вам, мои веселые Бездельники, а не оставил себе?

– Но игла показывала в ту же сторону, что и волшебное бревно, – проговорил Мрачный и задался вопросом: что, если Хортрэп раньше был честен, а теперь решил заморочить им голову и запел другую песню?

– Потому что я настроил компас на Джекс-Тот, – заявил пожирающий демонов засранец, подтверждая тем самым, что с самого начала издевался над ними. – Вообще-то, я знал, где запропастился Марото, и, когда дорогая Пурна рассказала о вашем поисковом отряде, я позаботился о том, чтобы вы не пошли в неверном направлении.

– Ты просто обманул нас и послал искать ветра в поле! – возмутился Гын Джу.

– Зато у вас было настоящее приключение, – пожал плечами Хортрэп. – Доживите до моих лет, и поймете, что почти любые поиски оборачиваются погоней за призраками.

– Ты солгал Пурне, а значит, солгал всем нам! – Мрачный ухватился за копье с прахом человека, который не допустил бы подобной нелепости. – Ты сказал, что компас приведет нас к дяде Трусливому, но он просто указывал за пределы Звезды, куда нипочем не добраться.

– Он указывал туда, где твой дядя на самом деле ожидает нас, мой дорогой мальчик! – раздраженно поправил Хортрэп, ткнув в сторону Мрачного черенком пожелтевшей трубки. – И прежде чем ты еще сильней рассердишься из-за того, что подарок оказался недостаточно хорош, хочу напомнить, что только благодаря компасу я так быстро нашел вас обоих и спас еще от одной твоей очаровательной родственницы. И что же я слышу вместо слов благодарности?

Разгорячившийся было Мрачный мгновенно остыл, оглянувшись на точно так же успокоившегося Гын Джу и вспомнив, какой ужасной была эта ночь. И могла бы закончиться еще хуже, если бы Хортрэп не дал им компас, по которому следил за их перемещениями.

– Ну хорошо… А как насчет магического столба? По-твоему, он настоящий? Или тоже кусок дерьма?

– Ах да! – ухмыльнулся Хортрэп. – Как можно забыть о магическом столбе? Если бы только…

– Вперед, волшебное бревно! – воскликнул паша Дигглби, отвлекаясь от своей работы.

Он очищал от репейника белую шкуру выздоравливающей рогатой волчицы, что разлеглась в траве неподалеку от костра. Хортрэп бросил на Дига испепеляющий взгляд из тех, что вошли у него в привычку, после того как паша заставил колдуна сдаться.

– Так приговаривала Пурна, когда Мрачный и Гын Джу брали в руки столб, – объяснил Дигглби. – Вперед, волшебное бревно! Забавно, правда?

– В глубине души я смеюсь, – согласился Хортрэп. – Как раз хотел спросить: да неужто можно забыть о магическом столбе? Такое под силу разве что нашим рассеянным героям, оставившим его в болоте демонам. Я нашел его там, но не смог поднять, иначе в поисках Марото у нас было бы средство понадежнее, чем фокусы Неми Горькие Вздохи. Я не имел удовольствия встречаться с вашей Добытчицей, но любая ведьма, оказывающая необычные услуги и ни разу не попавшаяся мне на глаза, должна обладать немалыми способностями. Возможно, она дала вам амулет, который без хлопот привел бы прямо к Марото… если бы вы не потеряли его, оставив нас с одними лишь необоснованными притязаниями моей недоучившейся воспитанницы.

– Что бы ты ни думал о ее так называемых фокусах, Неми отыскала меня, пройдя половину Звезды, и привела с собой мою мать, – заметил Мрачный.

– Вероятно, с помощью Миркур, – добавил Дигглби, погладив дремлющую рогатую волчицу.

Перед тем как заключить соглашение с Неми, Хортрэп, видимо, наложил на Миркур какие-то злые чары, из-за которых ее морда лишилась шерсти, после чего огромный зверь выглядел еще страшнее. Для всех, кроме Дигглби. Чокнутый аристократ массировал туго перевязанную шею волчицы, и та шевельнула ухом размером с треуголку на голове Дига – словно заботливый паша был мухой, запутавшейся в ее шерсти.

– Не сомневаюсь, что с помощью ведьмы и волчицы мы быстро отыщем нашего друга и командира. И когда это случится, постарайтесь не забыть о принципе, истинность которого я доказал прошлой ночью: дипломатия бывает сильней кинжалов и темных искусств. Хорошо?

– Со всем должным уважением, господа, – сказал Гын Джу, используя непорочновское выражение, которое, как объяснила Мрачному Чи Хён, на самом деле означает прямо противоположное, – о поисках капитана Марото на Джекс-Тоте можно подумать позже. Сейчас мне хотелось бы узнать, как мы проделаем такой долгий путь за такое короткое время. Ты собираешься применить черное колдовство?

Хортрэп рассеянно содрал полоску кожи со щеки и бросил в чашечку своей трубки, где лоскут быстро скрючился на горячем пепле, как змея, укусившая ведьмака.

– Это не сложнее, чем вплести лютики в волосы на носу, держа руки над головой и распевая старую добрую усбанскую хоровую песню.

– Правда? – с надеждой спросил Дигглби.

Но Мрачный не поддался на уверения Хватальщика – на носу Хортрэпа волосы росли в изобилии, но слишком короткие, чтобы их можно было заплетать. Мрачный сожалел, что подошел к колдуну слишком близко и заметил эти волосы, но, как говорил его дед, сожаление – все, что остается рыбе, когда она уже на крючке.

– Нет, – ответил Хортрэп, растирая желтую, как воск, кожу по краям своего шрама, пока тот не исчез из виду, – вот точно так же паша накладывал на лицо грим мертвеца. – Наш непорочный друг еще раз доказал, что он настолько же проницателен, насколько и остроумен. Черное колдовство всегда оказывается самым простым и удобным способом передвижения.

– Да, я знал, что ты так скажешь, – заявил Мрачный, догадываясь, что Хортрэпов комплимент – двусмысленный; но в голове все еще стоял туман, не позволявший понять, в чем подвох. – Но о чем мы сейчас говорим? Рядом нет Врат, чтобы воспользоваться твоим коротким путем через Изначальную Тьму, однако у тебя, видимо, есть какой-то другой способ решить проблему. Может быть, ты умеешь летать и нас этому научишь?

– Умею ли я летать? – Хортрэп склонил голову набок и посмотрел на кремнеземца как на моржа, научившегося повторять человеческие слова. – Это очень личный вопрос, Мрачный, и он не относится к теме нашего разговора. Не говори глупости.

– Это не глупость, когда у тебя спрашивают о подробностях твоего плана, – возразил Гын Джу.

Он перевернул прутом жарящиеся на углях корни кудзу. Не такая уж и плохая пища… хотя, конечно, не такая уж и хорошая.

– Моего плана? – раздраженно переспросил Хортрэп. – Я получаю приказы от генерала Чи Хён Бонг, точно так же как и все остальные. Мне просто посчастливилось оказаться старшим офицером в этом элитном отряде. И если вам не нравится пища, которую приготовил повар, это не повод срывать зло на официанте, который принес тарелку.

– Вот это я и называю отговорками, – сказал Дигглби, в последний раз почесав шею Миркур. Он потратил целый час, но не очистил от репьев и половину ее шкуры. – Мы заранее знаем, что нам не понравятся твои бобы, старая бестия, так что накладывай их уже. Как мы собираемся перенестись из леса Призраков в Незатонувшее королевство чуть ли не за одно мгновенье?

– Я призову демонов и подчиню их древним ритуалам, и они проведут нас через Изначальную Тьму, – объяснил Хортрэп, и по злорадной усмешке на его изможденном лице Мрачный понял, что волшебник получил немалое удовольствие, заглянув в глаза Дигглби. – Само путешествие должно получиться быстрым, хотя и не таким простым, как если бы мы прошли через Врата. Львиную доли времени отнимут поиски жертвы, которую нам придется принести. Вы говорили, что до ближайшей деревни день пути?

Гын Джу шумно втянул воздух сквозь зубы, а Дигглби потрясенно отшатнулся, как будто получил удар или, хуже того, как будто кто-то плохо отозвался о его наряде. Но Мрачный был готов к чему-то подобному. В первую свою встречу с Хортрэпом он видел, как ведьмак пожирает живьем бедных демонов, а на следующее утро от них остались только масляные пятна на траве. И от этого гнусного зрелища волосы на макушке Мрачного встали дыбом, как при прохождении сквозь Врата. Несомненно, Хортрэп способен на то, что другим кажется невозможным, но при этом никак не обойтись без демонов.

Однако это вовсе не означало, что Мрачному идея пришлась по душе. Возникло непреодолимое желание оказаться как можно дальше от самодовольного колдуна, от его дурацкой, пышущей цветочным дымом трубки и разговоров об отвратительных для любого нормального человека обрядах. Мрачный нагнулся за своим копьем и встал с бревна, махнув Гын Джу, тоже решившему подняться, чтобы тот оставался на месте. Милый друг уже пошел на поправку, и Мрачный подумывал о том, чтобы позволить ему несложную работу. Яйца, которые давала ведьма, помогли им обоим, с той лишь разницей, что раны Мрачного быстро затягивались, а свою правую руку Гын Джу не вернет никогда.

– Пойду навещу маму. Может, она все-таки заговорит со мной.

– Помни мой совет: не трепли языком под рябиной, – сказал Хортрэп.

Мрачный никак не мог понять, то ли Хватальщик верит своим историям о призраках, то ли подтрунивает над простаком из Кремнеземья. В Мерзлых саваннах не осталось рябин. Но даже Пурна с благоговейным страхом смотрела на большое цветущее дерево, которое она называла «пеплом Врат», а угракарийка относилась к суевериям легкомысленней всех других его знакомых.

– Если рябина опасна, зачем ты велел привязать к ней мою маму? – спросил он недовольно.

– Кто говорил, что она опасна? – с невинным видом ответил Хортрэп. – Я только сказал, что это не совсем дерево, не настоящее. Это щупальце Изначальной Тьмы, которое тянулось к солнцу и проползло сквозь трещины в земле, но лунная магия предала его и превратила в дерево. Заключенные внутри его демоны безвредны, но они прислушиваются к речам человека, а тебе, конечно же, не хотелось бы, чтобы твои секреты стали известны демонам, пусть даже и связанным. Как думаешь, почему я решил перенести лагерь подальше от этого создания преисподней?

– Правда, что ли?

Мрачный почувствовал холодок, словно ворон взмахнул крыльями над его головой. Эта песня отличалась от всего того, что рассказывал Хортрэп о рябине, но в отличие от других, откровенно пугающих сказок она почему-то казалась правдивой.

Хортрэп сдерживался не дольше мгновения, а затем рассмеялся над невежеством Мрачного:

– Нет, конечно, это просто бабушкины сказки, предания Эмеритуса. – Его распухшее лицо снова приняло угрюмый вид. – Или правда? Кто знает, какие духи бродят сейчас вокруг, освобожденные… лунной магией?

Хватальщик от души посмеялся над Мрачным, и тот в ответ показал неприличный жест. После того как его дважды подняли на смех, он был не в том настроении, чтобы корчить страшные рожи.

– Ну хорошо, я передам от тебя привет маме и демонам рябины.

– И я могу пойти, могу помочь, – проговорил брат Рит, напомнив Мрачному, что его жизнь стала теперь несравнимо сложней.

Толстый монах сидел в стороне от костра, и это были первые его слова с тех пор, как Неми вывела спутника из повозки и передала под опеку Мрачного. Ведьма утверждала, что этот самотец принадлежал его матери, поэтому теперь Мрачный должен отвечать за монаха. Он уже готов был заспорить, но вдруг узнал мальчишку из своего прошлого. Неми тут же удалилась в свой дом на колесах, где давала Пурне урок музыки, а Мрачный при виде знакомого лица ощутил странную смесь радостного возбуждения и полной растерянности. Тогда они не перемолвились с пришлым мальчишкой и парой слов, ученик отца Турисы вовсе не собирался сходить с пути истинного и водить дружбу с деревенским анафемой, и все же встретиться с ним здесь было не просто неожиданно, а неожиданно приятно. Когда стало ясно, что от неловкого, но дружеского приветствия миссионер пришел в такой ужас, словно его бросили на растерзание слюнявому королю демонов, Мрачный поспешил успокоить брата Рита, мол, ты свободный человек, никто тебя не держит, можешь катиться на все четыре стороны.

Но монах не поблагодарил Мрачного и даже не сбежал от невольных похитителей. Он сидел сгорбившись и плакал, вместо слез роняя из сверкающих аметистовых глаз зернышки драгоценных камней. Только теперь Мрачный понял, что это не просто необычные очки, которые парень надел после ухода из деревни, согласно неведомым обычаям имперцев или цепистским ритуалам, а нечто еще более диковинное… Однако Мрачный кое-что знал о людях, которые смотрят на тебя нехорошо из-за твоих странных глаз, и потому сказал Риту: если не хочешь, можешь не уходить. Это наконец успокоило мальчишку, но после разговора у костра с Хортрэпом все началось по новой, и, похоже, монах нуждался в любом предлоге для отлучки не меньше, чем сам Мрачный.