Текст книги "День 29-й. История мальчика, который выжил после нападения гризли"

Глава 6
Дубонт-Каньон: дни 19–20

Я хочу познать все это, обладать всем этим, постичь все увиденное всепроникающе, глубоко, полно.

Эдвард Эбби[21]21
  Эдвард Пол Эбби (1927–1989) – американский писатель, автор эссе и книг, известен своими взглядами в защиту окружающей среды, критикой современного землепользования и анархическими воззрениями в политике. Книга «Пустынный пасьянс» вышла в 1968 году.


[Закрыть] «Пустынный пасьянс»

Всю ночь Жан и Дэрин соскальзывали ко мне, и все мы втроем то и дело съезжали вниз, так что приходилось поджимать ноги. Маленький островок выглядел еще более пустынным в тусклом свете утра, и несмотря на сильный ветер, который нагнал туман и дождь, мы были рады сложить палатки и сняться. Такая погода была нам по силам.

Мы гребли на север, к концу озера Дубонт. Несколько часов спустя, щурясь сквозь туман, мы высмотрели дальний берег и северную оконечность озера. Итак, мы пересекли самое большое озеро в Нунавуте. Я вздохнул с облегчением. Переход через одно-единственное озеро занял у нас целую неделю, – гребля, лед, а сколько сил на это ушло! – и вот, наконец, мы ощутили привычную тягу течения.

Не успели мы выйти из озера в реку, как спокойные до того воды озера начали перемещаться самым непостижимым образом. Ощущение было такое, словно мы скользили по маслу. Казалось, вода растягивалась, а затем разрывалась пластами в тех местах, где на поверхность широкими плоскими закручивающимися гейзерами вырывались струи восходящих течений. Мы все их чувствовали. Мы приближались к Дубонт-Каньону, в котором на протяжении полутора километров нас ожидали пороги классов III и IV.

Плавно двигаясь по течению, мы с Дэном скользили мимо камней и «подушек» в узких протоках, не переставая бороться с сильным боковым ветром. Мы жались к берегу. Ориентируясь на заметки в старых путевых дневниках, мы высматривали «большую такую пирамиду, приметную издалека», от которой должен был начаться отрезок обноса. Мы просматривали голый скалистый берег и крутой скат над ним, старательно обходя препятствия на реке.

Чуть ниже мы заметили на скалистой вершине холма груду камней высотой примерно в метр. Ее запросто можно было не заметить, но теперь глупо было бы не выбраться на берег, чтобы просмотреть русло реки сверху. Ниже по течению река вскипала бело-голубой пеной в грохочущей мешанине камней и валов, а затем исчезала за дальним поворотом. Мы втащили наше снаряжение и двух только что выловленных свежих форелей вверх по крутой осыпи от берега реки к основному плато. Я разделывал рыбу, пока остальные готовились тащить лодки. Наверху, на открытой местности, ветер стал штормовым. Трудно было даже стоять, не говоря уже о том, чтобы тащить каноэ весом в 34 килограмма, которое так и норовило сорваться и огреть нас, словно незарифленный парус.

Не желая рисковать получить травму от лодки, если она слетит у нас с плеч, мы решили не нести каноэ, а буксировать их. Мы съели рыбу, затем прикрепили лямки к лодкам и впряглись. Я поднял один из рюкзаков и согнулся под его тяжестью. Догнал Дэрина, который тащил каноэ, тоже сильно наклонившись вперед, и пристроился позади него, чтобы мы могли поменяться, когда ему нужно будет передохнуть. Хорошо, что не надо было больше волноваться о том, что ветер может сорвать лодку с плеч, однако тащить их волоком было нелегко. Очень.

Вскоре мы уже не помнили себя от тяжелой работы и напряжения. Мы шли и шли. Дэрин был первым, тропинку выбирал именно он, а мне оставалось следовать за ним. Можно было дать волю блуждающим мыслям. Я осматривал окрестности: приглушенные краски, множество текстур, плавные волны облаков, проплывающих мимо, далекие контуры широких извилистых эскеров, темный шрам Дубонт-Каньона там, где он прорезал ровный простор тундры.

На середине обноса мы поднялись по пологому склону, где покрытая до этого мхами, цветами и лишайниками земля сменилась однообразным гравием, кое-где усеянным темными пятнышками лишайника. Выглаженная ветром поверхность скал тянулась метров на четыреста. Чуть севернее вниз обрывался крутой склон каньона. Он был живописен, с темно-красными скалами, спускающимися к быстрой воде с огромными волнами. Мы кучей сложили наше снаряжение к вещам остальных. Эта скалистая площадка станет нам домом на две ночи. На завтра была запланирована наша первая дневка.

Вернувшись с последней порцией снаряжения, мы поставили палатки на краю каньона, возле которого с утеса отрывался потрясающий вид. Оттуда видна была и река выше по течению, откуда мы пришли, и рваный шрам каньона, и бесконечная тундра за ним – от такого зрелища у меня перехватывало дыхание. Однако плато было ничем не защищено, и мы с Дэном возвели из каноэ ветрозащитный экран вокруг кухни, утяжелив лодки снаряжением и бочонками с едой.

Ночью я свернулся калачиком в спальнике и стал думать о следующем дне. Середина маршрута. Мы гребем и таскаем лодки уже девятнадцать дней без перерыва.

Я проснулся с радостным предвкушением и испытал настоящее потрясение, поняв, что уже час дня. Майк переворачивал блинчики, а возле плиты стоял исходящий паром котелок с сиропом из масла, коричневого сахара и намеком на специи. Наш заслуженный день отдыха начался отлично.

После завтрака я задремал, но когда Жан и Дэрин вернулись со сломанными удилищами и байками об озерной форели чудовищных размеров, я выполз из палатки, горя нетерпением попытать счастья в этом волшебном месте. Забросив леску с каменистого пляжа у подножия утеса рядом с бушующей рекой, я вскоре поймал несколько рыбин. Клев, впрочем, был не очень бойкий, чаще всего, когда я уже почти мог дотянуться до рыбы подсачником, она срывалась с крючка, словно дразнила меня. Когда я вытаскивал третью рыбу, узел на леске развязался, и рыба уплыла, утащив во рту одну из моих лучших блесен.

Обескураженный, я снова полез на утес, где был наш лагерь. С особой осторожностью я привязал новый «поводок» к толстой леске и прикрепил на конце большую медную блесну. После нескольких забросов я поймал форель длиной почти в метр. После продолжительной борьбы мы вытянули рыбину на берег и положили в сетку. Это был просто идеальный образец озерной форели, с плавными контурами тела и красивым узором. Я осторожно потащил рыбу на скалу.

К тому времени, как я добрался до плато, спина и руки у меня сводило судорогой, мышцы горели. Я прошел через лагерь к тому месту, где мы чистили рыбу, и вскоре уже разделывал ее на филе, снимая кожу. Зажав кусочек кожи с узкого конца, я провел ножом вниз, стараясь держать лезвие как можно ближе к коже и одновременно не прорезать ее. На втором филе я начал делать то же самое, согнув гибкое лезвие, чтобы сделать такой же ловкий разрез. На середине у меня дернулась рука. Что-то щелкнуло, нож вылетел из руки и воткнулся в землю. Я изумленно вздрогнул и замер, соображая, где же прошел разрез. Может быть, я порезался? Боли не было, но это еще не означало, что пореза не было. Я повернул рукоять, посмотрел на руку, на эргономичный пластик, на рычаг регулировки длины режущей части ножа, на острое лезвие, выступавшее из рукоятки и его обломанный край в дюйме от пластика. Другой конец лезвия неподвижно торчал в рыбе. Нож сломался. Его сердцевина, стальная прокладка, которой обычно было не видно, сверкала на свету.

Я закончил работу неудобным теперь ножом и заполз в палатку. Неожиданная поломка ножа меня очень расстроила. Это был хороший нож. Лежа на спине, я погрузился в оцепенение, убаюканный шумом реки и голосами занятых своими делами парней. Я слушал, как Жан готовит на кухне форель, слышал далекий разговор Майка и Дэрина, ровное шуршание ветра вокруг палатки, отдаленный рев реки – все звуки смешивались и повисали в воздухе.

Из задумчивости меня вывел призыв на кухню перекусить свежей форелью. Я взял было кусок, но он был сыроват, и я предпочел прогуляться в одиночку вверх по реке.

Сейчас было самое подходящее время, чтобы оценить себя, побыть наедине со своими мыслями в таком далеком от жизни месте. Если все пойдет как надо, через двадцать дней мы дойдем до озера Бейкер и затерянного в глуши крохотного поселения – конечной точки похода. Я пока еще не вполне представлял себе, как это будет, но это была конкретная цель в конце нашего путешествия длиной в девятьсот километров. Многое уже произошло до этого дня, и я чувствовал, как ход событий ускоряется, словно мы приближались к какой-то неведомой пока кульминации.

Дойдя до конца плато, где размещался наш лагерь, я повернулся и огляделся. Вокруг меня простирались бесконечные поля серо-зеленого, желтого и коричневого подлеска, перемежающиеся ярко-зеленым кустарником. На краю Дубонт-Каньона видны были морщинистые складки земной поверхности. Кое-где можно было рассмотреть пенящуюся реку, но в основном каньон казался лишь полосой гладкого камня среди холмистой тундры. За невидимым устьем каньона на многие километры простиралась ледниковая синева озера Грант. С того места, где я стоял, наш лагерь казался миниатюрным, словно похожим на диораму, а ярко-желтые куртки и красные каноэ выглядели как блестящие кусочки тщательно вытесанных и раскрашенных деревяшек. Я видел, как парни разговаривают и смеются, но слов было уже не разобрать.

Повернув обратно вверх по течению, я двинулся вдоль края каньона, пока, наконец, не добрался до излома, который подметил снизу. Темные и зазубренные гранитные утесы обрывались круто вниз, к бурлящей воде. По пластам гранита, подчеркивая их мрачные оттенки, были раскиданы пятна плоского бледно-зеленого лишайника, а дальше по обрыву краски становились более насыщенными, словно ржавые потеки киновари. У подножия утеса бушевал покрытый пеной Дубонт, местами вода казалась зеленоватой, как покрытая патиной медь. Лагерь уже скрылся из виду. Слышались только плеск воды и шелест ветра, который слегка стих, а потом поднялся снова.

Я посидел несколько минут, делая фотографии и постепенно уходя в себя. Мои мысли устремились к мечтам о будущем. Я представлял, как мы будем возвращаться, как тепло будут приветствовать нас, видел лица друзей. Я вообразил, как буду рассказывать об этом походе одноклассникам в выпускном классе средней школы. Вскоре мои мысли переключились на более повседневные заботы. Что будет, если лодки наберут воды на пороге? А что если медведь утащит наши продукты? А что если на кого-нибудь из нас нападет медведь?

Эти опасения превращались в кошмары, мучая меня по ночам, и в страхи, терзавшие меня днем. Во сне я всегда имел при себе ножи и всякий раз оказывался проворнее зверя. Мне несколько раз снилось, что в руке у меня нож для разделки филе, вот я вытаскиваю лезвие на полную длину и обманом заставляю зверя попытаться откусить мне руку, а затем поворачиваю тонкий нож прямо вверх, так что от сжатия челюстей лезвие пробивает медведю нёбо и мозг. В этот момент, как и в большинстве снов, связанных с жизнью и смертью, в момент наибольшей потенциальной опасности, картинка исчезала, расплывалась в туманном облаке. Теперь мой филейный нож сломан, и этот аспект сна исчез. Медведь не погибал. Мне и раньше снились повторяющиеся сны. В них я умирал, разодранный когтями зверя, раздавленный его зубами.

Я постарался привести мысли в порядок и снова посмотрел на суровую красоту камня, реки и крошечных тундровых цветочков перед собой, потом сфотографировал их, уложил фотоаппарат и двинулся обратно в лагерь.

Я поднялся на равнину и сложил кое-что из своего снаряжения возле палаток, встретив поблизости Майка. Пока мы с ним разговаривали, чайки далеко позади нас клевали рыбные отбросы, а мы смотрели через бушующий Дубонт туда, где вдалеке простиралась тундра. На горизонте виднелось пастельно-оранжевое сияние солнечного света, пробивающегося сквозь облака вдоль края земли. Вид был непостижимого масштаба. Тундра вовсе не пуста, и, оказавшись в ней, я научился ценить ее необъятность, ее неповторимую красоту. Это был бесконечный, бескрайний простор.

Я вспомнил, как впервые представлял себе эти места, когда встретился в начале года с Дэном, Майком и Жаном в душном подвале картографического отдела в библиотеке Университета штата Миннесота. Я тогда только что получил стипендию от Миноджина – ее должно было хватить на оплату похода. Маршрут Hommes был вполне конкретным, однако я не мог его себе представить, словно это был далекий берег, окутанный туманом. В тот момент мне еще предстояло окончить предпоследний класс средней школы, посетить выпускные вечера друзей, слетать в южное полушарие, чтобы побывать с семьей в Перу, где моего отца ожидала в скором времени должность преподавателя. Затем меньше чем через двое суток после возвращения из Перу меня ожидал маршрут Hommes. Потихоньку, говорил я себе тогда, думай обо всем по порядку. Стоило попробовать заглянуть слишком далеко в будущее, и у меня голова шла кругом.

Мы тогда спустились в подвал библиотеки. Низкие потолки, запах старой бумаги и книг да и сама цель нашей встречи настроили меня на исследовательский лад. Мы вошли в комнату, вдоль стен которой стояли громадные неглубокие шкафы с большими плоскими ящиками, где хранились бесчисленные карты. Дэн еще раньше вытащил из некоторых папок большие листы бумаги и разложил их на столе. Мы обсуждали возможные варианты нашего маршрута, но у него уже был любимый: реки Дубонт, Кунвак и Казан. Маршрут тянулся от самого края Северо-Западных территорий до озера Бейкер. Самолет местной грузопассажирской линии забросит нас на реку Дубонт, к огромному зеленому пятну на карте, которым была обозначена тайга. Река извивалась на север и восток, нанизывая на себя множество водоемов, а затем у впадения в озеро Дубонт пересекала границу Нунавута. На середине озера, разделяя его на северную и южную половины, зеленый цвет, обозначавший лес, заканчивался.

– Это северная граница произрастания лесов, – сказал Дэн. – Оттуда дальше только тундра.

Я смотрел на карту и представлял себе, что попал на несколько месяцев в будущее и сижу в каноэ. Вообразил, как мы двигаемся через болотистый грунт, мимо покрытых лишайниками елей, как попадаем на озеро Дубонт, окутанное туманом. Мы пойдем на веслах сквозь неохватные просторы густого влажного воздуха, а потом на полпути туман расступится, открывая далекий берег. Это ставило меня в недоумение.

– Ну, что думаете, парни? – спросил Дэн нас троих, пока мы рассматривали карту.

Воспоминание померкло. Передо мной были ровно скользившие облака и бурлящая река в ущелье Дубонт-Каньона. Деревьев там не было. Мы уже пересекли ту линию на карте, хотя все оказалось совсем не так, как я себе представлял. Не хуже, а просто по-другому. Я тогда был наивен и думал, что деревья будут расти на одном километре, а на следующему они вдруг пропадут. Их просто постепенно становилось меньше, они делались низкорослыми и, наконец, совсем исчезли. Теперь, размышляя об этом, я сообразил, что даже не заметил, когда они пропали. То представление о границе лесов было одним из первых образов об этом походе, что зародились в моих мыслях, и до того как мы добрались сюда, я часто прокручивал эту картину у себя в голове и все равно не заметил, когда деревья закончились. Может быть, я просто ждал тумана. Может быть, деревья исчезали так медленно, что мы не осознали, что их больше нет. Я дал себе слово быть внимательнее и помнить, что постоянно надо смотреть, слушать и чувствовать.

Я окинул взглядом лежащую передо мной тундру. Она напоминала картину, грандиозный пейзаж. Ландшафт казался выверенным, спланированным, тщательно приглаженным и бережно сохраненным. Однако, рассматривая тундру, я понял, что она уже не лишена движения. Что-то там двигалось. Светло-рыжее, крупное, на удивление быстрое. Какое-то животное плавно двигалось, обходя препятствия так привычно, словно занималось этим всю жизнь. Оно направлялось в сторону каньона. Прямиком к нашему лагерю. Изумленно вытаращив глаза, я, наконец, сообразил, что это такое перед нами. Пульс у меня участился, под ложечкой засосало. Не поворачиваясь, я вытянул руку и указал.

Майк заорал:

– Медведь!

Дэн, Дэрин, Огги и Жан обернулись. Наш лагерь быстро пришел в состояние повышенной боевой готовности. Широко раскрыв глаза, все осматривали горизонт. Нашли животное, медленно отметили, что угроза далеко, на другой стороне каньона, и постепенно мы расслабились, переходя к осторожному, увлеченному наблюдению.

Когда Майк закричал, от его крика насторожился и медведь. Он остановился, словно вырванный из состояния глубокой задумчивости мыслью о том, что он тут не один, а затем развернулся и направился в другую сторону. Он удалялся размеренным галопом, гораздо быстрее, чем двигался до этого. Я представил себе звуки, которые издавал медведь: ритмичные удары широких лап по тундре и ровное дыхание на бегу. Медведь, похоже, умело рассчитывал свою скорость, зная, что надо убегать, но бежать предстоит долго. Он словно сдерживал себя. Даже с такого расстояния было заметно, что за каждым его движением скрывается огромный неиспользованный запас энергии и скорости. Глядя поверх каньона в дали тундры, я будто постиг его разум, угадал его намерения.

К этому времени Дэн, Дэрин, Огги и Жан выстроились рядом с нами, у всех были камеры и бинокли, всем хотелось поближе рассмотреть первого увиденного гризли. Широкий поток белой воды с ревом метался в пропасти под нами, и теперь мы порадовались, что на полтора километра в обоих направлениях нет ни одной пригодной переправы. Мы смотрели поверх глубокого каньона на уменьшающийся силуэт песчаного оттенка. Трава качалась от ветра, невысокие кусты вздрагивали, река по-прежнему бесилась, но для нас шестерых в эти мгновения существовал только медведь, он быстро двигался по пустой и безмолвной тундре, пока, наконец, не скрылся вдали.

Мы медленно развернулись, но каждый то и дело оглядывался.

Удары сердца до сих пор отдавались у меня в ушах.

– Вот только так я согласен видеть медведя гризли в дикой природе, – сказал я Дэну, указывая, и мой голос немного дрожал. – Подальше отсюда, на другой стороне каньона, вот точно так.

По словам Боба О’Хары, легендарного канадского каноиста, с которым Дэн консультировался перед походом, нам повезет, если мы хотя бы издали увидим гризли. Я понимал, что нам повезло. Мы видели гризли, а сами были при этом в безопасности. Но в голове у меня все вертелась какая-то беспокойная мысль. Удача, напомнил я себе еще раз. Нам повезло, что мы его увидели. Удача – хорошая вещь.

Непохоже было, что медведь сумеет перебраться через каньон, течение было слишком сильным. Он может направиться вверх или вниз по течению и перейти реку у спокойных вод озера впереди или позади, но тоже вряд ли. Как бы там ни было, мы внимательно осмотрели лагерь. Как всегда, зона приготовления пищи располагалась как можно дальше от палаток, как и место хранения продуктов. Зона разделки рыбы, вероятно, могла бы стать для медведя главной точкой притяжения, но и она была устроена в стороне, как и предписывали правила. Впрочем, в этот раз рыбу мы разделывали не за несколько километров от лагеря, как в другие дни, когда мы останавливались и заготавливали еду задолго до того, как разбивали лагерь, но все равно он был обустроен вполне грамотно, как и полагалось. Мы проверили снаряжение, повторили протокол применения отпугивающего спрея и шумовых ракетниц – оглушительно громких спецсредств, – а также обсудили маловероятное появление медведя в лагере. В Миноджине мы прошли необходимый инструктаж, но тут вдруг всем захотелось освежить знания. Дэн повертел в руках баллончик отпугивающего спрея, указывая на светящийся в темноте предохранитель и колпачок пускового клапана, напомнил нам, что струя выбрасывается на девять с лишним метров и его хватит на семь секунд непрерывного распыления.

– При встрече с медведем, – напомнил нам Дэн, – с ним надо заговорить спокойным голосом. «Привет, медведь, тише, все в порядке, медведь».

У меня от таких слов волосы встали дыбом.

В ту ночь Дэн поставил баллончики с отпугивающим медведей спреем во входном тамбуре каждой палатки, а ракетницы положил себе под подушку. Мы и раньше бывали осмотрительны, но теперь были настороже.

Лежа в спальнике, я думал о медведе. Представил себе, как он, переваливаясь, будто катится по тундре. Куда он направлялся? Прежде чем мы его вспугнули и заставили развернуться, он прямым курсом следовал от далекого горизонта к нашему лагерю. Думая об этом, я ощущал, как покалывает всю кожу. Совпадение? Нет, решил я, не так. Это происшествие – не простая случайность. Иначе с какой стати ему было направляться точно в нашу сторону? Я перевернулся на другой бок и подумал о каньоне класса IV, который отделял медведя от нас. Мы готовы, готовы настолько хорошо, насколько это возможно. Кроме того, нам говорили, что медведи здесь редкость, и нам повезло, что мы его видели.