Текст книги "Магические Перпендикуляры 2. Порох и золото"

Глава шестая

Судя по высоте солнца над горизонтом, до полудня ещё часа полтора, или даже два, переться же нам километров восемьдесят, с капитановой ногой даже и не переться, а шкондыбать. Дня четыре. Можно, правда, срезать чуток, нам ведь теперь вдоль опушки идти ни к чему.

Рассуждая таким образом, я на ходу выстругивал капитану костыль. Сам же Спиридоныч уверял, что и без него вполне может обойтись. Ага, я тут минут двадцать назад видел, как у него это получается. Сапог ему мы, конечно, подрезали, но самого ранения это не отменяло. Примерно через часок Николай стал морщиться всё чаще. Сделали привал. Я размотал тряпицу, посмотрел на запёкшуюся кровь. Пока терпимо. А хватит ли этого пока на три дня и шестьдесят километров пути?

Стоп! Поправочка! Не шестьдесят, а всё те же восемьдесят. Шестьдесят – это только до конца леса, а потом ещё до деревни. И где же мы можем срезать?

Впереди слева маячил хорошенький пригорок. Метров двадцать в высоту. Я в прошлый раз, вчера в смысле, хотел на него подняться для осмотра окрестностей с целью рекогносцировки. Только вчера нельзя было. А сегодня? Вот мы как сделаем: капитану на горку эту лезть попросту сил не хватит, да и не к чему, он её обойдёт, а я тем временем заберусь наверх и посмотрю, не оставила ли судьба нам со Спиридонычем какого подарка. Рискованно, слов нет, но кто не рискует, тот не выигрывает.

С вершины холма, который оказался всё же повыше, чем я ожидал, мне открылась многообещающая картина: тот самый новый лес, так понравившийся Кондрату, в месте его примыкания к основному массиву Длинной Дубравы, имел ширину не более километра, а то и меньше. Зато обходить этот придаток мы как раз до конца дня и будем. Дело за малым, выбрать, будем ли мы рисковать и срезать через молодой и, по словам Кондрата, безопасный лес, или будем рисковать обойти его до заката? Если бы не капитанова нога…

Спустившись вниз с другой стороны холма, я подождал Спиридоныча, пока он доковыляет, и присев на траву рядом с ним, обрисовал картину. Для наглядности даже карту достал.

– Идём в обход – лишняя ночёвка в поле, – прокомментировал я свои соображения. – У тебя есть, чем костёр разжечь?

Капитан утвердительно покивал головой.

– А ещё меня твоя нога беспокоит, – продолжил я. – Тебе бы к доктору поскорее, не ровён час заражение.

– И что тогда? – устало спросил Николай.

– Как бы отрезать не пришлось.

– Отрезать?! Так чего ж мы сидим?! Пошли скорее. Где ты говорил покороче?

И мы пошли.

– И поехал наш Илюша через тёмный страшный лес…

– Ты чего? – удивился Синюхин.

– Пою. Песня такая, примерно про наше с тобой положение.

– Ну, ты тогда громче пой, что ли.

Ну, спел. Пришлось, правда, потом врать про велосипед, про «Северные», про «Столичные». Про «Яву» умолчал, переведя на другую тему:

– А Самбо – это такая борьба, по типу ухваток, только она… Стой! Что это там такое?

– Где? – завертел головой капитан.

– Вон там, из кустов торчит.

Правильные геометрические формы в природе и без того встречаются нечасто, а чтобы в таком количестве торчать из кустов.

– Пойдём-ка, Коля, осмотрим это чудо вблизи.

– А не опасно? – засомневался капитан.

– Лет сто назад, ещё может быть, но думаю, что уже тогда…

– Он мёртвый? – на всякий случай уточнил Синюхин.

– К сожалению, да!

– Почему, к сожалению?

– Даже не знаю как тебе и объяснить-то… – задумчиво проговорил я, подходя всё ближе.

Этого здесь не могло быть. Никак. Но оно было. Или всё-таки могло? Вот же оно, я смотрю на него в упор, руками могу потрогать. Правда, испачкаюсь, ну да, ладно. Наверное, так и должны были выглядеть железные звери на круглых ногах.

Бывают рояли в кустах, а тут из кустов торчал самый настоящий, хотя местами насквозь проржавевший бронетранспортёр. Правда, старый он какой-то. Хотя, что я говорю? Конечно, он старый, он ведь здесь уже лет двести ржавеет. Старый, в смысле концепции, она, что-то вроде, послевоенная. И ещё конструкция у него незнакомая. С другой стороны, я ведь не со всеми образцами снятой с вооружения бронетехники знаком. Моторный отсек вынесен вперёд, мост под ним один, как будто обычный грузовик модифицировали. Башенка наверху пулемётная, только не усечённым конусом, как у нас, а шестигранная, почти как на ранних Т-34. И пулемёт незнакомый.

Я обошёл кусты. Сзади мостов почему-то три, вообще о таких никогда не слышал. От резины одни лохмотья, а между колёсами даже дерево выросло. Я посмотрел вокруг: не похоже, чтобы он приехал сюда, валя по пути деревья. Это может означать только одно: сначала он обосновался здесь, а уже потом вокруг него вырос этот молодой и добрый лес.

Получается два варианта: или во времена Ивана Грозного такие делали, или это были такие же попаданцы, как и я. Интересно, а эти былинные мотострелки выжили, или их бренные останки и сейчас покоятся в чреве этого стального монстра?

– Андрей, а что это такое?

– Это, Коля, боевая машина. Едет по полю, врагов из вот этой штуки расстреливает, – я показал на ствол пулемёта.

Я всё-таки думаю, что это пулемёт, а не пушка, хотя, калибр-то здесь побольше, чем у КПВТ.

– Что-то, по-моему, слабовата пушчёнка, – скептически произнёс капитан. – Прямо пищаль, а не пушка! Из такой много врагов не настреляешь.

– Коля, а тебе сегодня не показалось, что я слишком быстро перезаряжаюсь, когда стреляю?

– Есть маленько, только я сильно-то в твою сторону и не смотрел.

Нормально! Я там полдюжины чертей завалил, а это даже и не замечено было.

– А как вы, пластуны, это делаете?

– Что?

– Ну, как вы так быстро перезаряжаете? Научишь?

А-а-а, значит, всё-таки видел.

– Всё не так просто. Только это я тебе не для того чтобы похвалиться. Тут дело в самом оружии, потом покажу. Так вот, про эту штуку, она стреляет раз в пять, а то и в десять быстрее, чем я.

Капитан только хмыкнул, не поверил, скорее всего.

– Так, Коля, ты пока хабар мой подержи, а я посмотрю, нельзя ли внутрь заглянуть.

Я взял лопатку и пошёл ковырять дверь в десантный отсек.

Это оказалось непросто, но я её всё же открыл. Внутри было темно, душно и грязно. Правда, через многочисленные дыры в крыше пробивались лучи света, и это облегчало поиски. Что я искал? Сам не знаю. А вдруг…

Почему экипаж покинул свою боевую машину, я не могу сказать. Может, сломалась, а может, тупо бензин кончился. Я лениво копался лопаткой в куче гнилых досок и нащупал там нечто. Быстренько разворошив мусор, я аж присел от неожиданности. То, что я раскопал, не могло быть чем-то иным кроме цинка с патронами, во всяком случае, безумно похоже.

Сам цинк тоже подгнил, но в целом сохранился неплохо. Интересно, что там внутри? Краска давно облупилась, так что надписей никаких нет. А сейчас и узнаем. Вытащив цинк наружу, и вскрыв его с помощью ножа, я сначала даже счастью своему не поверил: патроны были целёхоньки, местами даже в смазке. Так это же целое состояние!

Особенно долго радоваться не получилось. Патроны всё-таки не пистолетные, а… больше всего они походили на промежуточные, и калибр ни два, ни полтора: и не пять сорок пять, и не семь шестьдесят две. Жалко померять не чем. А с другой стороны, какая мне разница, если заряжать их всё равно не во что? Не во что?! Ну, это пока. Вот вернусь в Самару, сделаем мы с Макарычем что-нибудь, из чего ими стрелять можно будет. Нужно только самих патрончиков захватить побольше. Сколько их тут, кстати? В стандартный цинк трёхлинейных входит шестьсот шестьдесят штук, а «двадцать вторых», как их наш ротный называл, больше тысячи. Но это в стандартный цинк, а тут всё не стандартное. Будем считать, что их по семь сотен в цинке. Цинков два… или ещё есть? Да не один ли чай хрен? Как я их потащу?

Договорившись с самим собой, что полцинка я всё-таки беру сейчас, а за остальным вернусь при первой же возможности, начал ссыпать патроны в рюкзак. Маловато, но больше не упереть.

– Что это? – поинтересовался Синюхин.

– Это? Это, Коля, будущее.

– Не понимаю, – честно признался он.

– Давай я тебе всё в Самаре объясню, там понятнее будет. А сейчас идти пора, чем больше пройдём сегодня, тем быстрее к доктору попадёшь.

Я закинул потяжелевший рюкзак на плечи, забрал у капитана остальное носимое имущество, и мы двинулись. Метров через двести нас ждал другой подарок судьбы – ручей. Мы напились, умылись, наполнили фляги. Если я правильно помню, то в следующий раз пополнить запасы воды сможем только завтра. Что ж, будем надеяться, что дотянем.

Когда вышли из леса, оказалось, что времени у нас не так уж и много, часа через три темнеть начнёт.

С выбором места для ночёвки случилась незадача такого плана: мы как раз подходили к тому месту, где ночевали позавчера, километра, может быть три оставалось. Нога у капитана разболелась, и останавливались мы всё чаще. Наконец, решили, что дальше идти уже не стоит, а то стемнеет, а нам, в смысле мне, ещё дровишек запасти надо. Подошли к лесу, капитан зарядил оба пистолета обычными пулями, от шуралеев, скорее всего не поможет, а от волка или медведя – да. Я тоже свой обрез далеко убирать не стал. Но обошлось.

Теперь надо отойти от леса подальше. И вот мы прёмся, капитан с костылём и пистолетами, а я нагруженный всем на свете и с охапкой сушняка. Отойти далеко не вышло. Очень скоро под ногами у нас, не сказать, чтобы захлюпало, но как-то так. Попробовали идти параллельным курсом – тоже самое. В итоге остановились метрах в двухстах от этой сказочной дубравы.

С помощью ненужного клочка карты, щепотки пороха и кремниевого пистолета разожгли костёр. Разломленный мною надвое пирог оказался с грибами, второй завтра съедим, ну, а послезавтра будем уже поститься.

От нечего делать, разложили обе карты. Та, что поновее, вообще никак не помогла: куча дорог и деревень, поди, разберись, какие есть, а каких нет. Согласно данным более старой карты идти нам всё равно ближе именно тем путём, которым пришли.

Было, правда, пара населённых пунктов, расположенных к нам ближе, чем Почёмиха, но кто поручится, что они оба сейчас не пустуют? Решили не рисковать, а идти на Почёмиху, там-то нам точно обрадоваться должны, ну и, помочь, конечно.

Капитан вызвался дежурить первым. Я велел ему разбудить меня, как только почувствует себя хуже.

Мне снились бронетранспортёры, почему-то ярко-оранжевые, но не ржавые, нет, а именно выкрашенные так. Они ехали по полю и в кого-то стреляли из башенных пулемётов. Кто воевал? С кем? Может, это те, о ком мне рассказывал дед Касьян? Железные звери на круглых ногах против шуралеев? Шуралеи. Чтоб вас! Да когда ж вы кончитесь-то?! Мочат вас козлов, мочат, а вы всё лезете! У меня уже соли-то больше нет, а вы всё не кончаетесь!

Я проснулся. Вокруг была тишина, только не тревожная, как раньше, а мягкая, добрая тишина. Из-за тучки выглядывал новорожденный месяц. Стрекотали какие-то жуки, комары кусались, даже лягушки квакали. Никакой опасности не ощущалось. Нет, не так. Ощущалось редчайшее за последние три дня спокойствие. Синюхин не спал, но уже плыл. Я сказал ему, чтобы он ложился. Вырубился он моментально, похоже, нога ему сегодня здорово досаждала, если он так вымотался.

Я подкинул дровишек и начал ходить по полянке, размахивая руками, чтобы прогнать сон. Сколько ещё до рассвета? Часа три? Или четыре? Ну, как говорится, сколько б ни было, а все мои. Вот так прохаживаясь, подкидывая дров, и воюя с комарами, я провёл остатки тёмного времени суток.

Ждать, когда совсем рассветёт, смысла я не видел, поэтому растолкав Капитана предложил отправляться в путь. Всё равно привалов будет много, на одном он поспит, на другом я.

Привалов мы сделали даже больше, чем я предполагал. Нога у капитана болела всё сильнее. Я уже тащил на себе всю его невеликую поклажу, поэтому привалы и мне требовались всё чаще. Правда, отдельно из-за меня мы не останавливались.

Скорость передвижения существенно сократилась, и я уже засомневался, что за сегодня мы доберёмся до ручья с русалками. Русалки – это, конечно, неприятное соседство, но воду больше взять негде.

Как и предполагалось, в пути немного поспал я, немного капитан. Во второй половине дня, положение дел стало ухудшаться. Нога у Николая распухла, и он теперь шел, опираясь на моё плечо. Если так пойдёт и дальше, то сначала мне его на себе тащить придётся, а потом… А потом начнётся заражение, и ампутация будет не самым худшим вариантом.

До ручья мы всё же добрались. От нашей стоянки метрах в двухстах. Я намочил капитану повязку, чтобы не так сильно болело, и поплёлся за дровами. Дрова-то, дрова, вот только Синюхин сегодня подежурить не сможет. И я не смогу, всю ночь не спать. Или попробовать? Вымотался сильно.

Когда вернулся с дровами обратно, Николай уже спал. Я не стал его будить, разжёг костёр, уселся рядом. Решил, что ночью не посплю, а днём потом как-нибудь. Ну, а чего? Месяц светит, комары летают, костёр горит. Что ещё надо? Пожрать бы чего. Но последний пирог был съеден днём, так что переходим на подкожный жир. И зверья никакого нет, всех шуралеи разогнали.

– Спи, Андрюха, нет здесь шуралеев.

– Стас?

– Спи. И товарищ твой тоже пусть спит. У вас выдался трудный день. Спите, я разбужу если что.

– А медведь?

– Нет здесь медведей. Ни медведей, ни волков, никого.

– А суслик?

– Суслик есть, но суслики на людей не нападают. Даже самые свирепые. Спи.

– Я ещё немного посижу, а там уже и рассветёт.

– Спи, Андрюха. Спи спокойно, живым так не говорят, но ты всё равно спи. И не переживай. Нет здесь никого. Зверьё шуралеи разогнали, а ты их.

– Я что, всех их разогнал?

– Коречук говорит, в лесу ни одного не осталось, все разбежались.

– Коречук? Это кто?

– Хозяин Долгого Леса.

– Помещик, что ли?

– Лесовик.

– Лесник?

– Леший.

– А куда они разбежались?

– Сейчас спрошу.

– У кого ты спросишь?

– …

– Стас. Ста-а-ас?

– Говорят, что ушли они из этих мест, наверное, в свою нору подались.

– Кто говорит?

– Спи!

– Стас!

Я проснулся. Небо на востоке зарозовело. Значит, я всё-таки спал? И спал я в карауле на посту. Какой позор! То, что ничего не случилось, безусловно, хорошо, то, что никто этого не видел – тоже. Вот только я-то знаю про это, и буду помнить, и доверить теперь себе буду меньше.

Тем не менее, надо идти, путь не близкий, а капитану всё хуже и хуже. Даже хуже, чем я думал. На ногу он уже и наступать не мог. С часок мы проковыляли, а потом, остановившись передохнуть, я начал думать над тем, что мне точно не пригодится в дороге, и где я всё это спрячу.

В список попали моя сабля, оба пистолета, сотня трофейных патронов. Часть патронов я решил донести любой ценой, а то вдруг я сейчас спрячу, а завтра их найдёт кто-то другой. Что ещё? Ножа мне и одного хватит, лопатка… лучше б не пригодилась, оставлю, случись чего – Макарыч ещё одну сделает. Травмат. Стрелять из него всё равно не в кого. На хрен я вообще его брал? Шпагу свою Спиридоныч очень просил не бросать, он на ней присягу давал. Ну, как тут откажешь? Всё? Теперь упаковать в вещмешок капитана и зарыть под приметным деревцем. Завтра мы к своим уже выйдем, наверное. Во-о-от… а послезавтра вернусь.

– Ох, и тяжёл же ты братец! – простонал я, в очередной раз взваливая капитана на плечо.

Лес этот, кажется, никогда не закончится. Правильно его называют Длинным. Или Долгим? Он очень Длинный, и очень Долгий.

К вечерним сумеркам я не просто вымотался, я аж упал.

– Прости, брат, – пробормотал я. – Костра сегодня не будет.

– Спи, Андрюха.

– Стас?

– Спи, мы покараулим.

– Мы?

– Тут к тебе посетители.

– Здравия желаем, Вашброть!

– Мирон?

– Он самый!

– Ты же умер.

– Кукс, ты забыл? Я ведь вроде бы тоже…

– Да, да, точно, извини.

– Спите, Вашброть, мы с Клементием покамест рядышком побудем.

– С Клементием?

– Точно так. Вы ж нас вместе похоронили. Вот мы теперичи с йим оба двои.

– А другие?

– Хто, Вашброть? Малёк? Не-е-ет. Йих, хто помёр, шуралеи забрали.

– А вас как же не взяли?

– Хотели и нас. Токмо не вышло у их. Вы, Вашброть, как колдовать-то зачли, йим в раз не до нас сделалось. Ну, а там и вовсе убёгли.

– Далеко?

– Убёгли-то? Да вёрст на сто в округе нету йих никого.

– Хорошо. А живые кто остался?

– А как жи?! Четверо. В лесу плутают.

– Вывести сможете?

– Мы-то никак. Разве что Коречук.

– А как его попросить?

– Подожди, Андрюха, узнаем.

– Стас?

– …

– Ста-а-ас?

– Утром выведет, сейчас в темноте только ноги переломают.

– Утром? Хорошо, одному мне капитана не дотащить.

– Андрюха, тут понимаешь какое дело… они на другой стороне леса. Им и через лес до тебя километров с полста, а вокруг все сто выйдут.

– Хреново.

– Спи. А! Да! Вот ещё что, Коречук велел передать, что ты теперь в его лес можешь приходить, когда хочешь. Хоть на охоту, хоть за дровами, хоть за железками своими.

– Стой! Стас! А кто они были?

– Спи.

Глава седьмая

Утро выдалось пасмурное, только бы не дождь. Воды, правда, осталось только полбутылки, а капитанская фляга уже пустая, но грязь под ногами на хрен не нужна. Пока не началось, надо идти. Теперь на капитанский костыль опираюсь уже я.

– Андрей, отдохни, ты же устал.

– Спиридоныч, если хочешь, чтобы я тебя здесь бросил, то так и скажи. А устал я или ещё как-нибудь, дома обсудим. Смотри, уже лес кончается. Не такой он оказывается и длинный, – проговорил я, стараясь поаккуратнее опустить капитана.

– Это не лес, это – дубрава.

– А-а-а! Ну, тогда, конечно! Если дубрава, то с чего бы ей длинной-то быть? Вот и кончается.

Ещё километр-полтора, и будет дорога, по которой нас сюда Громов привёл. Как они, кстати? Если все живы, то, наверное, идут дальше вдоль леса. Дубравы. И что? До какого места они так идти будут? Пока с нами не встретятся? Ну, тогда им полный оборот сделать придётся.

Вообще хорошо, что сегодня солнце не печёт, а то я и так весь взмок уже. Что ещё можно бросить? Капитанскую флягу, всё равно пустая. Хотя веса в ней… Обрез? А если медведь? Да те же волки. Мне от них шпагой отбиваться? Патроны? Не-не-не! Патроны любой ценой донесу. Да тут идти-то… завтра на месте будем. Ща-ща, отдохну малясь. Холм, вроде и невысокий, да только подустал я.

– Давай, Спиридоныч, надо взять эту высоту. Устраивайся поудобней, очередной аттракцион «Русские горки», армейский вариант, у тебя лучшие места. Запевай. Нам шутка жить и служить помогает…

Про песни, это я так, сам себя приободрить, капитан меня всё равно сейчас не слышит. В моём положении только песен с плясками не хватает. Жрать охота. За сегодня точно не дойдём.

– Эй! Служивые! Далеко путь держите? – донеслось откуда-то сверху.

Ну да, я же вперёд не смотрю, неудобно. Я поднял голову:

– Парни! Как я рад вас видеть! – прокричал я, почти падая на дорогу.

С вершины холма к нам спускались три мужика, судя по внешнему виду, не шибко богатые крестьяне.

– Ох ты! Одёжа-то чудна кака! – произнёс самый старший из них.

– У меня, или у него? – кивнул я на капитана.

– У тебя. Он-то видать, что офицер, – ответил за него второй, тот что повыше и, приглядевшись, спросил: – А он чего? Ранитый?

– Да. И его срочно в больницу нужно отвезти, а то без ноги останется, – я показал на ногу капитана, распухшую и получившую нехороший багровый оттенок.

Мужики наклонились посмотреть:

– Эт хто ж его так-ту? Медведь?

– Шуралей.

Мужики присвистнули.

– А где ж он теперь-ту? Шуралей-то?

– Нет его больше. Мужики! Давайте я вам, потом всё расскажу. И про медведя, и про шуралеев. А капитана в больницу надо! И побыстрее!

Старший приняв серьёзный вид, скомандовал третьему, самому младшему из троицы:

– Стёпка, ну-ка, быстро за Михеем!

Стёпка умчался, а мужик повернулся ко мне и сказал:

– К Санычу его отвесть надобно, тот на ноги, глядишь и поставит.

– А Саныч – это кто?

– Знахарь! – гордо, словно в этом есть и его заслуга, ответил высокий.

– Сам ты знахарь! – ругнулся на него старший. – Дохтур он. Любу хворь вылечит. Нихто так-ту не могёт, как он.

– Далеко до Саныча?

– Да недалече тут, – опять вмешался длинный. – Вёрст пять, – и он махнул рукой прямо по курсу.

– Чего городишь?! Пя-ять! Эт мы покуда туды шли, а потом-то назад вертались! Почитай, все семь!

– Э! Э! Э! Мужики! – запротестовал я. – Может, лучше в Бурый Дол?

– Пошто туды-то? – удивился старший.

Я чего-то не знаю? Оказалось, что да:

– Пошто в Бурый Дол-то, коли они сами оттуда все к Санычу в Ломаровку ездют?

– К ёму и с Самары приезжали!

– Убедили! Давайте к Санычу.

Тут лицо старшего сменило выражение с благостного, на подозрительное:

– А у тебя деньги-то есть?

Ага! Значит, не всё так просто.

– С какой целью интересуешься?

Мужики переглянулись.

– Деньги, спрашиваю, есть у тебя? – повторил он свой вопрос.

Уточним:

– Я тоже спрашиваю тебя, зачем тебе знать про мои деньги? – очень членораздельно произнёс я.

Мужик искренне удивился:

– А как жи?! А довезти? Нешто за так? Санычу опять же… А за так-ту это вона сам иди, коли надо!

Ушлые вы ребята! Я даже подумал, что вот сейчас как раз травмат-то мог бы и пригодиться, как средство убеждения. Хотя, не грабить же они меня собираются.

– Слышь, дядя, – произнёс я вставая. – Человек жизни чуть не лишился, вас оглоедов защищая, а от вас всего-то и делов требуется, что до врача его довезти. Так вы и за это денег слупить хотите?! Так дела не делаются! Не в мою смену!

Мужики не отводя взгляда от направленного в их сторону ствола, попятились.

– Стоять!

Они остановились.

– Лошадёнке на прокорм… – законючил старший.

– Лошадёнке на прокорм дам.

Эти мои слова разрядили не в меру накалившуюся обстановку:

– Ну, так-ту и ладненько, – сразу повеселел старший.

– Тока ты уж не обмани, барин, – вставил длинный.

Через пяток минут вернулся Стёпка. Вернулся он, сидя на телеге, которой правил рябой бородатый мужичок неопределённого возраста, надо полагать, тот самый Михей.

Михей оказался более патриотичным, нежели прочие. Поинтересовавшись характером ранения и обстоятельствами его получения, распорядился грузить капитана в телегу. Мне было отведено место рядом, а остальным велено добираться пешком.

Дорогой Михей всё пытался разговорить меня относительно деталей нашего похода. Я же, ограничившись самыми общими сведениями, проинформировал его о результатах – шуралеев больше нет. Сказавшись смертельно уставшим, пристроился подремать на ходу. Свободного места в телеге оставалось немного, но я умостился. Мир сначала раскачивался из стороны в сторону, а потом перестал существовать.

– Прибыли, барин! – услышал я над собой.

Пока продирал глаза, пытался вспомнить, куда мы вообще ехали, и куда, наконец, прибыли. Прибыли мы в деревню. Здание, непосредственно к которому прибыли, несколько озадачивало типом своей архитектуры, эдакий особняк, но очень деревенский. Даже не знаю, как и описать: вот есть пятистенные избы, а этот, наверное, шести-… да нет, восьмистенный, так ещё и двухэтажный.

Не мы одни сюда прибыли: перед домом стояло ещё несколько телег разного достатка, и десятка два народа в пешем строю. Очередь.

– Ты, барин, поди, узнай, можа ему, как он есть офицер, како послабление выйдет.

– Какое послабление? – не понял я.

– Ты вона поглянь, сколь хворых-то навезли. Да ишшо сами кто пришёл. Так-ту обождать бы надобно, да ведь ёму-то, – Михей кивнул на капитана, – неколи обжидать. Поди, разузнай, а я с йим покамест побуду.

Я вошёл в дом. В полумраке коридора стояло несколько человек, миновав их, я подошёл к дверному проёму, вход в который преграждал сурового вида мужик в халате, очень похожем на медицинский. Однако…

– Куда прёшь?! – вопросил санитар.

– Мне нужно переговорить с доктором Санычем.

– Всем нужно. Занят доктор.

– У меня там офицер раненый, его прямо сейчас осмотреть нужно.

Из-за двери послышался голос немолодого мужчины:

– Здесь, служивый, всех осматривать нужно. Здоровые сюда не ходят.

– Случайте! – занервничал я. – Я вообще-то тоже офицер, и мы с ним сейчас из района боевых действий. У него рана на ноге третий день гноится. Опухла так, как будто гангрена вот-вот начнётся. Вы не хотите помочь человеку, который за вас с шуралеями врукопашную бился? Хотите, чтобы ему ногу ампутировали? Посмотрите хотя бы. Вдруг просто какой-нибудь пенициллин надо вколоть, чтобы ногу не отрезать.

Из-за спины санитара появился невысокий человек в настоящей медицинской шапочке и марлевой повязке. Ну, может, не марлевой…

– Что Вы сейчас сказали? – спросил он у меня.

– Посмотрите, говорю, что можно сделать, чтобы ногу не отрезать.

– Нет, про пенициллин.

– Да какая разница?! Всё равно не знаете!

– Я-то как раз знаю. А вот откуда Вы, любезный, знаете, что такое пенициллин?

С минуту мы молча смотрели друг на друга, он смерил меня взглядом и заключил:

– Впрочем, по Вашему наряду я догадываюсь, откуда Вы о нём знаете.

А что с моим нарядом? Я кинулся осматривать себя.

– Пахом, – раздался голос доктора. – Принесите с Гаврилой раненого офицера сюда. Полина!

Санитар тут же устремился на выход. На смену ему, расталкивая людей в коридоре, появилась женщина лет сорока, что характерно в белом халате. Относительно белом, конечно.

– Звали, Саныч?

– Полина, вот этого офицера, – он показал на меня. – Накормить, напоить, сводить в баню, уложить спать. Чтобы к ужину был как новый.

С этими словами он развернулся и исчез в комнате. Аудиенция окончена. Как, собственно, и моя миссия по спасению командира. Хм! Значит, пенициллин у тебя есть, доктор Саныч? Интересно! Очень интересно!

– Ваше благородие, долго ещё стоять собираетесь? – услышал я голос Полины. – Пошли. Будем Вас кормить, поить, в баньке парить. Ну, и спать, понятное дело, тоже уложим. Не сомневайтесь.

Что-то не понравилось мне, с какими интонациями она про последние два пункта говорила. Уж не сама ли собирается в баньке меня парить? Спать я бы тоже предпочёл без неё.

Полина вывела меня на задний двор. Чуть не сказал: через задний проход.

– Пойдём в баню, покажу тебе, где там да что. Переодеться принесу. Где лазил-то? Грязнущий какой! С шуралеем обнимался, что ли?

– Было дело, – не стал отрицать я.

– И как? Понравилось?

– Не особенно.

– Что, с бабой-то, поди, поинтересней будет? – и ткнула меня пальцем прямо тута, где ещё не все следы от травмата зажили.

Мы вошли в предбанник, а потом сразу в парилку.

– Вот тут холодная вода, тут горячая. Веник вон в лохани. Разберёшься, или прийти тебе спинку помыть? – и опять пальцем туда же.

Вот вздорная баба.

– Испужалси? Не бойся! Пошутила тётя Поля. Пугливый какой офицер нынче пошёл.

Шутница! Очень хотелось спросить, давно ли она на себя в зеркало смотрела. Ладно. Не будем уподобляться. Ты смотри! Слово-то какое подходящее, прямо как для неё и придумано.

Попарившись и переодевшись, я пошёл в дом. Тётя Поля, заслуженная юмористка Российской глубинки, перехватила меня у входа:

– Пойдём, а то сам не найдёшь, – с этими словами она провела меня на второй этаж.

Тут уже был накрыт стол, даже чарочка предусмотрена. Всё, как и обещали.

После обеда сразу же потянуло в сон. Мне отвели небольшую комнатёнку по соседству, и я, растянувшись на заваленной перинами кровати, первый раз за неделю по-человечески заснул.

К ужину доктор Саныч разбудил меня сам. Ужин нам накрыли на двоих, к немалому удивлению домочадцев доктора.

– Как там капитан? – спросил я.

– Отдыхает.

– А с ногой что?

– Заживёт. Присаживайся.

Я пододвинул стул и сел. Доктор устроился напротив.

– Не спросил, как тебя зовут, – произнёс он.

– Андрей. А Вас?

– Зови Санычем, как все, – доктор наполнил аккуратные серебряные рюмки. – Ну, за пенициллин! – и выпил.

Я кокетничать не стал и тоже выпил. Если это была водка, то очень крепкая. Закусив на скорую руку, доктор Саныч спросил:

– Ты откуда к нам прибыл?

– Из Самары.

– Из Самары, в смысле из Куйбышева?

– Нет, из Самары во всех смыслах. Сейчас, правда, прямиком из Длинного Леса.

– Длинной Дубравы, – поправил доктор. – А туда?

– А туда из Бурого Дола, а в Бурый Дол из Самары.

– Помотало тебя, – усмехнулся доктор. – Ты лучше расскажи, откуда ты про пенициллин знаешь? Сам понимаешь, в этих местах столь «образованных» людей мало.

– Да как-то, перенервничал я, вот и сболтнул…

– Ты как попал сюда? – доктор покрутил вилкой с нанизанным на неё рыжиком. – В этот мир, я имею ввиду.

Я решил, что человеку, который в курсе не только про пенициллин, но и про Куйбышев, можно сказать правду:

– Зашёл в лесополосу там, а вышел уже здесь.

Доктор задумчиво покивал головой:

– Я тоже. Забежал там, а выбежал уже здесь.

– В лесопосадку? – предположил я.

– Нет, в лес. Ты вернуться пробовал?

– Шутишь?! Конечно! Только не получилось.

– Почему? – насторожился доктор.

– Наверное, двери только в одну сторону открываются. Ходил, ходил, что-то никак не возвращается. А ты?

Доктор разлил ещё по одной:

– А меня прошлое не пускает.

– Опа! Это как так?

Мы выпили, и доктор поведал свою грустную историю.

Доктор Саныч родился пятого октября одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. В честь первого искусственного спутника Земле, счастливый отец назвал своего первенца ПЕРИСКСПУТЗЕМом, чем сильно осложнил ему жизнь. Хорошо ещё, что не ПЕРКОСРАКом, в честь первой космической ракеты. Бывали прецеденты. Перискспутзем Александрович выучился на хирурга, и даже вёл успешную частную практику в начале девяностых. Однако имел неосторожность занять денег не у тех людей, и в качестве оплаты вынужден был проводить в их интересах разные нелегальные операции. По результатам одной из них, его повезли в лес хоронить. Он вырвался, убежал и оказался тут. Это если коротко.

Чуть прижившись тут, выяснил, что вернуться назад можно тем же путём. То есть, в том же самом месте. Нашёл то же самое место вышел, а там его ждут те же самые люди. Ели-ели ушёл во второй раз.

– А по-другому как-нибудь нельзя что ли? – поинтересовался я, вспоминая, где я сам-то прошёл в этот мир.

– Нет, Андрей, выход, он там же, где вход, понимаешь?

Понимаю. Я ведь такое уже как-то слышал. Да! Точно! Дед Касьян именно так и сказал, только тогда я его не понял. Что ж, это повод попытаться ещё.

– Перискспутзем Саныч…

– Просто Саныч!

– Хорошо. Просто Саныч, получается здесь полно дыр, через которые люди из нашего мира попадают в этот.

– Не только из нашего. Те же шуралеи, они всего лишь выходцы из своего мира.

Я подумал, что и найденный мною в лесу броневик имеет незнакомую конструкцию именно по той же причине.

– Саныч, а в других местах тоже такие ходы между мирами есть?

– Андрей, ну, откуда я знаю?! Здесь просто место такое – стык тектонических плит, какие-нибудь магнитные аномалии, геопатогенные зоны…

– А про них ты откуда знаешь? – удивился я.

– Отец журналы умные выписывал. «Наука и жизнь», «Наука и религия», «Техника молодёжи»… там я про всё это читал, ещё в молодости. Да и Чумака с Кашпировским видел.

– Понятно… – протянул я.