Текст книги "Магические Перпендикуляры 2. Порох и золото"

Это означало, что на самом деле точно он не знает, а просто догадывается, а это значительно хуже. Впрочем, я ведь и не ожидал встретить здесь специалиста по переходам в параллельные миры. И того, что он уже рассказал вполне достаточно, чтобы попробовать вернуться.

– А кроме шуралеев никакие больше монстры сюда не лезут?

Доктор Саныч хмыкнул и, загадочно улыбаясь, крикнул:

– Полина!

Появилась заслуженная юмористка полей и огородов.

– Поль, Арбуз вернулся? – спросил он, косясь на меня.

Та тоже хитро посмотрела на меня и изрекла:

– Вернулся, молочка попил, теперь у себя лежит, отдыхает.

Доктор встал:

– Ну, пойдём, покажу монстра.

– Арбуз – это потому что круглый? – предположил я.

– Арбуз – это потому что полосатый, – ответил доктор.

Глава восьмая

Мы вышли в коридор и вошли в соседнюю комнату. По случаю начинающихся сумерек в ней горело несколько свечей, при свете которых давешний Пахом что-то мастерил, сидя за столом.

– А Арбуз где? – поинтересовался Саныч.

В ответ Пахом только кивнул куда-то в сторону.

– Арбуз, Арбуз! Кис-кис-кис! – позвал доктор.

Со стоявшего у стены сундука тут же спрыгнул кот. Охренеть!!! То, что он был раза в полтора или даже в два выше любого обычного среднестатистического кота ещё ничего, как и обещал доктор Саныч, он был полосатым, вот только полоски у него были зелёного цвета. Конечно, Арбуз! Как ещё такое чудо назвать?

Увидев меня, кот остановился посреди комнаты, и вперил в незнакомца взгляд ярко-малиновых глаз.

– Как тебе монстр? – не скрывая гордости за питомца, поинтересовался доктор.

– Красавец! – нисколько не покривив душой, ответил я. – Откуда такое чудо?

– Да как-то однажды лет эдак пять назад, на излечение ко мне привели.

– Кто? – удивился я. – Местные?

– Кошка соседская.

– Оба-на, это как?

– Да, понимаешь, в тот день народу как раз не было, ну, вот я и показывал Пахому, как на сломанную ногу шину накладывать. А тут у входа шум, гам. Вышли посмотреть. А там народ вокруг и Мурка – кошка соседская. Мяучит, отбегает, возвращается, за собой зовёт. Смотрим, саженях в семи от двери он лежит, шипит на всех. А народ к нему не подходит, боится. Мурка к нему, лижет его, мурчит что-то на своём, на кошачьем. Ну, мы с Пахомом подошли, смотрим, раны у него рваные, небольшие, но всё же. Кровь из ран сочится, только кровь не красная, а синеватая такая.

– Как у осьминогов? – предположил я.

– Не знаю, осьминогов лечить не доводилось, – хмыкнул доктор и продолжил: – Мурка ему чего-то помурчала, он шипеть перестал. Взяли мы его в дом занесли, Мурка следом, не отходит. Ну, мы ему раны промыли, зашили, перевязали, положили под лавку, блюдце с молоком поставили. Он такой понюхал, пить не стал. Мурка подбежала, чего-то помурчала, лакнула пару раз, и этот тоже начал. Смотрим на улицу, народ не расходится. Пошли узнать, что да как. А им самим интересно: «Что за зверь такой диковинный?». А я-то откуда знаю? Сам первый раз вижу. Спрашиваю, откуда мол, взялся? Оказалось они и сами-то не очень в курсе, но получалось примерно так: у Мурки котёнок убежал, в проулке на него собаки напали, а тут из бурьяна Арбуз выскочил и отбил. Сам не видел, не знаю, но собак, говорит, штук пять было, потом ещё подбежали. Только он им такую трёпку задал, что всех разогнал. Двух я потом тоже зашивал. Тут, говорят, Мурка появилась, своего за шкирняк и унесла. Народец уже дубьём вооружился, а Мурка тут как тут назад прибежала и этого вылизывать. Ну, а потом вот к нам привела пациента. Каждый день навещать приходила, пока не поправился.

– А сейчас приходит?

Доктор Саныч вздохнул:

– Так ведь нет её больше.

– Померла?

– Волки разорвали.

– У вас здесь и волки есть? – удивился я.

Хотя чему удивляться, одного можно сказать сам видел, недели не прошло.

– В тот год ещё были. И много. На деревню забегать не боялись.

– А сейчас?

– А сейчас нету.

– Ушли?

Доктор зевнул:

– Тут трудно сказать однозначно. Может, ушли, а может, кончились.

– Кончились? Это как?

– Арбуз, он на мышей не отвлекался, он крыс ловил. По всей деревне выискивал. Убежит куда-нибудь ночью, под утро вернётся с парой штук, покажет, что делом был занят и утащит. Его за такое полезное свойство во всей деревне зауважали. Ну вот, то что он по ночам охотится, все привыкли. А после того как Мурку волки загрызли, он куда-то на неделю пропал. Мы уже думали и его тоже… Через неделю вернулся под утро как ни в чём не бывало, только без крысы. Ну, вернулся уже хорошо. А днём уже за каким-то сараем нашли волка убитого. Весь изодранный, и следы вокруг от кошачьих лап, только следы крупные, как у рыси. Рысей у нас, как говорят, отродясь не бывало, ну, а из других крупных кошачьих здесь только один кандидат оставался.

– Это Арбуз его что ли?

– Ты знаешь, так никто никогда и не видел, он или нет, а только загрызенных волков стали находить всё чаще. Уже и в поле за деревней, а потом и в лесу. А потом не стало у нас тут волков.

– Какой у тебя полезный зверь в хозяйстве, – восхитился я.

Полезный зверь тем временем начал очень по-кошачьи вылизываться. Доктор Саныч взял его на руки:

– Ну, погладь, погладь, вижу, что хочется.

Я подошёл и осторожно погладил Арбуза, тот зажмурился и довольно заурчал. Кот, он и в Африке кот, даже если зелёный. Или в Африке нет котов?

– Пойдём, – сказал доктор Саныч, опуская Арбуза на пол.

Мы вернулись в комнату, в которой ужинали. Доктор жестом предложил садиться и, указав на графинчик с водкой, произнёс:

– Твоя очередь.

Я разлил и, подняв рюмку, спросил:

– За что выпьем?

– За пенициллин! – усмехнулся доктор. – Твоя очередь рассказывать.

Я рассказал историю своей жизни примерно с теми же подробностями, что сам Саныч. Всё до момента моего триумфального появления пред ясны очи доктора.

– Подожди, – произнёс он, когда я закончил. – Отряд в Бурый Дол ещё три дня назад вернулся. Мне кажется, вы с капитаном сильно отстали.

В его голосе чувствовалось некоторое недоверие. И вызвано оно было явными, на его взгляд нестыковками.

В Бурый Дол мог вернуться и какой-нибудь другой отряд, например, из тех, что вышли на патрулирование раньше нас. А из наших туда могла вернуться только Громовская половина. А чего они так рано? И чего нам на помощь никого не отправили? Да, без поллитры не разберёшься.

Хорошо, что мы в больнице, хотя и в сельской. В больнице спирт всегда под руками, но мы всё равно сами не разобрались, и доктор пообещал завтра отправить сообщение в острог о том, что капитан Синюхин жив, хотя, и ранен, и находится на излечении здесь. Без ответа они такое не оставят, пришлют кого-нибудь. На том и порешили.

Утром я проснулся сам, на столе меня ждал кувшинчик с рассолом. Хороший он человек, доктор Саныч, больным помогает, зверюшек бездомных подбирает, обо мне вот позаботился…

Мне бы по уму-то теперь самому в Бурый Дол ехать нужно, но клад свой обязательно вырыть надо, да и бэтэр до конца раздербанить хочется. Вдруг там ещё какие ништяки найдутся. Пошёл с Санычем посоветоваться.

– Ты же понимаешь, больничные здесь не выдают, потому что ещё не придумали, – напомнил мне Саныч, когда я изложил суть проблемы. – Но ты можешь подойти к вопросу по-другому.

– Как, например?

– Ты говорил, вроде бы, что оружие погибших бойцов там осталось?

– Саныч! Ну, вот как бы я ещё и его-то тащил бы?

– Правильно! Но сейчас у тебя появилась техническая возможность вывезти его на подводе, и ты её воспользовался, дабы казённые вещи не пропали за зря, и тем паче не попали в руки не тех людей.

– А у вас здесь и такие есть?

– Андрей! Я тебя умоляю! Такие люди везде есть. Везде и всегда. Просто некоторые умело маскируются. Вот ты и поехал собрать то, что ещё можно собрать. – Саныч поднял вверх указующий перст. – Радея о благе государства!

– Саныч, ты голова! Только не могу я поехать туда, не на чем мне.

Саныч задумался.

– У тебя деньги есть?

– Есть немного, а зачем? Нанять кого-то?

– Да. Только…

Через час я уже трясся в телеге, других экипажей в Ломаровке не нашлось. Со мной ещё два сопровождающих: один на руле, второй с ружьём. Оказывается, деньги очень быстро могут вернуть бывшим солдатам храбрость и любовь к Родине. По два рубля на личность вернули их в строй на пять ближайших дней. Плюс ещё лошадке на прокорм, без этого тут вообще никак.

Мужики предложили срезать, но поскольку первая точка в нашем маршруте – это клад с разного рода пистолетами, поэтому короткие дороги не для нас.

Форсирование ручья не заняло много времени, тут главное знать, где берега пониже. На ночлег расположились между лесом и болотцем. Видя, что спутники мои готовы и без костра ночевать лишь бы в лес не ходить, за дровами пошёл сам. Принёс охапку сушняка, на всю ночь не хватит, но на всю и не надо.

– Вашброть, а чавой-то Вы там возле лесу кричали-то? Пугали что ль кого?

– С хозяином леса поздоровался. Сказал ему, что пришёл за дровами.

– Вашброть, да нешто Вы лешака тутошнего знаете, что ажник здороваетесь с йим?

– Понимаешь, Филат, знаю я его или нет, это не важно. Важно, что он меня знает.

– Эт откуда ж?

– Встретишь – спроси.

– Лешака-то? Была нужда! Да и где я его встречу-то?

Я пожал плечами, в принципе мы с ними не договаривались, что они пойдут в лес вместе со мной. Им не очень-то и хотелось, а я решил всем и каждому свои рыбные места не выдавать. Ну, а если в лес не заходить, то где тогда хозяина леса встретишь?

Поужинав, распределили смены. Мне снова выпала вторая.

Глядя в чёрное небо, я выискивал знакомые созвездия. Подумалось, а вдруг сейчас самолёт пролетит. Но нет, чудес не бывает.

– Позволишь у костра погреться?

Появившийся из темноты старик излучал какую-то неестественную доброту.

– Присаживайся, дедушка Коречук.

Тот усмехнулся и, оглаживая длинную седую бороду, спросил:

– Как догадался?

– А чего тут догадываться? Как говорится: чужие здесь не ходят. Только свои. А из своих тут только ты да я. Ну, во ещё Филат с Панкратом.

– Эт Вы с кем это, Вашброть? – проснулся разбуженный нами Филат. – Ох ты! Да у нас никак гости!

– Ну, что, Филат, – сказал я, подождав, когда он усядется. – Спрашивай, что ты у хозяина Длинной Дубравы спросить хотел.

– Да нешто сам?

Коречук усмехнулся:

– Почему бы и нет? Спрашивай.

Филат замялся. Оно и понятно, не на каждый день такое выпадает.

– Тут эта… ево вашеброть, эта… давеча сказывал, будто знакомы вы с йим. Да я не поверил, а щас-ту смотрю – и впрямь знакомы.

– А спросить-то чего хотел? – подбодрил его Коречук.

– Да, вот любопытство взяло: как же эт вы знакомство свели? Он вроде человек в наших местах новый, пять деньков тока. Коды успел-то?

– Он за эти пять дней много чего успел, – произнёс хозяин Длинной Дубравы. – Дров только взять постеснялся. А мне для хорошего человека не жалко.

С этими словами он встал и ушёл в сторону леса. Через минуту оттуда донёсся треск ломаемого дерева, а ещё через минуту старик вернулся, неся на плече здоровенную лесину. Прямо Шварценеггер из «Командо»! Я даже глазом моргнуть не успел, как практически целое дерево трансформировалось в аккуратную поленницу.

Значит, чудес не бывает, Андрей Иваныч? А это тогда что?

Филат аж глаза протёр.

– А как ты, господин хозяин Длинной Дубравы, определяешь, кто хороший человек, а кто нет? – просил он после минутного молчания.

– Не Длинной, а Долгой. Давно она здесь. Долго, – поправил его Коречук. – Ну, а с людьми просто всё. Если человек по грибы, али по ягоды в лес ходит, значит, хороший. Если зверя бить, деревья рубить – значит, плохой. Хороших привечаю, плохих гоню.

Филат посмотрел на меня. Я пожал плечами, а что я скажу? В принципе прав лесовик.

– А он по грибы заходил, али по ягоды? – кивнув на меня, поинтересовался Филат.

– Он, мил человек, из моего леса полсотни шуралеев прогнал, а иных на вовсе изничтожил. Как думаешь, хороший он, али плохой?

– Полсотни?! – Филат аж присвистнул. – Один?

– Да нет, конечно! – ответил за него я. – И остальные не зазря полегли.

– Не скромничай! – усмехнулся Коречук. – Последние три дюжины всего одним словом напугал так, что только копыта сверкали. А одному голыми руками чуть башку не свернул.

– Правда? – недоумевал Филат.

– Стану я тебе врать! – возмутился в ответ хозяин Долгой Дубравы. – Ты, Андрейка, по какой нужде в этот-то раз?

Я рассказал официальную версию: собрать оружие, чтобы в чужие руки не попало.

– Это правильно, – одобрил лесовик. – Пойду и я чего полезное сделаю.

С этими словами он встал и ушёл в темноту, из которой явился. Я подкинул в костёр пару подаренных лесовиком полешек. Филат сидел, пребывая в какой-то прострации.

– Да нешто прямо так – голыми руками? – спросил он, наконец.

– Филат, ты бы ложился, твоя смена ещё нескоро.

– Да уж, какой теперь сон?! Считай с самим хозяином Длинной Дубравы поручкался!

– Ну, тогда я спать пошёл, а ты сиди, раз хочешь.

И я на самом деле пошёл спать.

Когда я проснулся, было достаточно светло. Мужики стояли возле Коречуковской поленницы, и Филат в полголоса что-то рассказывал товарищу, очень эмоционально жестикулируя при этом.

Дальнейший путь наш лежал в объезд молодого леса со старым бэтээром в чаще. Поскольку я собирался пройти через него тем же маршрутом, что и в прошлый раз, начал объяснять мужикам план.

– Вашброть, а могёть вертаться-то через Клёновку будем? – предложил Панкрат. – У кума мово заночуем.

Мысль показалась мне здравой, и мы проработали новый план. Чтобы им на телеге не делать бестолковый крюк километров в пять, просто чтобы довести меня до нужной точки у леса, мы разделились прямо тут: я зашагал туда, где молодая дубрава соединяется со старой, а они объезжали её вокруг, срезая через поля. Они должны будут ждать меня на другой стороне, если, конечно успеют первыми.

Не то что бы сразу, но бэтэр я нашёл. Покопавшись в мусоре поосновательней, я отыскал третий цинк. Других ништяков не сохранилось.

Сложив всё богатство в приготовленный мешок, они здесь кулями называются, я попробовал взвалить его на плечо. Не-е, тяжеловато. Тогда за спину и короткими перебежками на выход.

Триста метров – это недалеко, только если тащить ничего не надо, а когда килограммов сорок тащишь… с двумя остановками дошёл. Мужиков нигде видно не было. Кинули? Да не-е-ет… может, застряли где? Достал бинокль. Сверху бы откуда глянуть?

Решив, что мешок мой всё равно никто не упрёт, полез на дерево. Ага! Вон они! Полчаса, максимум час.

Что у меня в мешке, я им не показал, сославшись на секретность разработки. Уж не знаю, насколько поверили, но с расспросами приставать не стали, да и глупо докучать не просто офицеру, а пластуну, который дружит с лешими и шуралеев голыми руками душит.

В конечную точку своего маршрута мы прибыли часам к четырём. Ещё как бы не вечер, но и день уже на исходе, а тут такой сюрприз. На поляне, послужившей местом последнего и решительного боя с нечестью, лежало оружие. В аккуратную кучу были свалены ружья сабли и даже несколько пистолетов разных времён и разной степени сохранности. Похоже, хозяин леса решил нам помощь, ну, и Дубраву свою Долгую от разного хлама очистить.

– Столько не увезём! – решительно заявил Панкрат.

– А всё и не надо, – успокоил его я и, подумав, добавил: – Только то, что сможем.

Времена тут не те, чтобы хороший металл без нужды бросать. Макарычу захвачу, у него не заржавеет. Разложив все трафеи на траве, и рассортировав их по степени боепригодности, начали грузиться. Тут я уже не лез, я ведь о грузоподъёмности телег даже отдалённого представления не имею.

Выходило так, что с собой нам больше трети увезти не удастся. Печалька.

– Мужики, а сможете вы всё вот это потом забрать и ко мне в Самару переправить?

Моментального ответа я не получил. Уж не знаю, над чем они там думали, но рассудив, что деньги могут ускорить принятие нужного мне решения, я произнёс:

– Десять рублей!

Филат с Панкратом переглянулись, и Панкрат реплику Бывалого:

– Каждому.

– Двенадцать на двоих, или отвезёте вот это всё в Бурый Дол, но уже бесплатно.

– Эт как? – удивился Филат.

– А ты догадайся!

Они отошли в сторонку, пошептались, то и дело оглядываясь на меня, наконец, замолчали почёсывая в затылках.

– Ну, что? – крикнул я. – Договариваться с хозяином леса, чтобы вас одних сюда пустил, или нет?

Панкрат в последний раз глянул на Филата и, махнув рукой, прокричал в ответ:

– Договаривайтись, Вашброть!

Глава девятая

К исходу второго дня мы вернулись в Ломаровку. Тут тоже нас ждал сюрприз. Вернее два, и оба мне. Но оба приятные. Возле дома на чурбаке, держа в руках костыль, сидел капитан и с интересом слушал Кондрата.

Вернувшись из бани, я застал обрывок разговора Саныча с капитаном и Кондратом:

– Думаю, господин прапорщик станет настаивать. Да и мне интересно будет послушать о твоих… злоключениях.

– Да куды ж мне с суконным рылом с господами за одним столом водку пить?! – отвечал Кондрат. – А рассказать-то – это дело нехитрое. Спрашивайте, чего надобно.

– Простите, коллеги, что перебиваю ваш высоконаучный спор, но очень не терпится узнать, на чём станет настаивать господин прапорщик? – поинтересовался я у Саныча.

Доктор мельком глянул на меня и, переведя взгляд снова на Кондрата, произнёс:

– Вот боец Шапошников изволит отказываться от ужина в кругу боевых товарищей, очень немногих, кстати, выживших, мотивирую низостью своего чина и подлостью происхождения. Я ничего не путаю, а, боец Шапошников? Да господам офицерам за счастье, что хоть кто-то кроме них вернулся! Расскажешь, как выжил, что видел. Опять же морок на тебя навели? Навели. Что видел, что слышал, как спасся – это же всё очень важно. Вот и поведаешь. Господин прапорщик, может, он Вам послушает?

– Кондрат! Ты охренел? Ты чего тут устроил? Тебе выпить с нами западло? Компания неподходящая? Ну-ка, марш за стол! Вернёмся в Бурый Дол – сможешь нам с господином капитаном честь отдавать, даже шаг чеканить разрешим. А сейчас мы празднуем свою победу, что живы остались, что ты жив остался. Ты, кстати, никого больше не встречал по пути?

– Никак нет. Не встречал. Ни в лесу, ни по дороге. В Почёмихе сказали, будто командир раненый здесь. Я и пришёл.

– Ну, и молодец! Николай Спиридоныч, молодец же он что пришёл?

– Молодец, Шапошников! – повторил за мной капитан. – Может, начнём? А то стоять тяжело.

– …А я замешкалси. Глядь, а шуралей, в какого господин прапорщик-то стрельнул…

– Сегодня просто Андрей Иваныч! Понял!

– Понял, Андрей Иваныч… так вот, тот в какого Андрей Иваныч-то пальнул, живёхонек! Я, значится, тоже в ёво пальнул. Слышу, сзади кто-то рычит. Глядь – шуралей. А стрелять-то нечем – заряд-то один был. Ну, я за саблю. Рублю, рублю ёво, да всё в пустую. Вроде как попась не могу. Голова кругом пошла, ну, думаю, конец мне. А шуралей-то возьми и к лесу побеги. Тут смотрю, поручик наш из лесу вышел, да рукой мне машет, ну, я к нему. В лес-то забежал, ан нет никого. Я назад, да куды там! Лес везде. Заплутал.

– Это шуралей тебе морок навёл, – авторитетно заявил капитан. – Это они запросто.

– Так как же ты вышел? – разливая, спросил доктор.

Мне тоже было интересно, как выглядело осуществление лесовиком моей просьбы.

– По первости-то кричал, аукал по-всякому. Никак. Ну, думаю, всё, теперичи ещё и леший водить начал. Пошёл куды глаза глядять. Хорошо ягод много уродилось. Грибов насобирал, примостилси на полянке на одной, костерок запалил. Заночевал. Зверья-то нету. Убёгли все. Так вот…

Он замолчал. Саныч кивнул мне на полные рюмки, я понял:

– За вас, за нас и за спецназ! – провозгласил тост я и полез чокаться со всеми.

– Что? – не понял капитан.

– Живы будем – не помрём! – ответил я и опрокинул стопку.

– А вышел-то ты как? – спросил доктор, когда все уже закусили.

– Да? – подбодрил Кондрата кэп.

– Три дня плутал. А апосля третий-то ночки, точно чудо какое, иду, а кусты сами собой расступаются, будто дорогу мне показывают. Так и вышел.

– Надо за чудо-то выпить, – предложил доктор, и мы выпили.

Утро. Рассол. Умывание холодной водой из кадки. Палец под рёбра от проходившей мимо Полины. Разговор с доктором.

– Сколько ещё Спиридоныча пользовать будешь?

– Торопишься куда-то?

– Ход проверить хочу.

– Надо, надо, – задумчиво покивал Саныч. – А он у тебя где?

– Я же тебе говорил…

– Да-да-да! Извини. Из головы вылетело. В Балабановку по пути в Самару заедешь и проверишь. Делов-то!

– Скорей бы уже!

– Андрюш, ну, чего ты маешься?! Николаю отпуск по ранению полагается, вот и сопроводишь его до места.

Идейка так себе, сопровождать офицера едущего в отпуск по ранению его денщик должен, а никак не другой офицер. А вот груз трофейных ружей… Нет, тоже не прокатит! Тут нужен аргумент повесомее.

– Андрей, вы в принципе уже сегодня ехать можете. Я все, что нужно с собой дам, и езжайте.

– Ладно, чего тянуть. Только нам бы ещё транспорт подходящий.

Доктор посмотрел на меня как на дурака:

– У тебя деньги есть?

Деньги у меня пока ещё имелись.

На двух телегах мы не спеша двигались по направлению к Почёмихе. В одной везли нас с капитаном, в другой Кондрат вёз оружие. Собственно телега с лошадью для перевозки трофеев была мною куплена у местного крестьянина за два с полтиной. В Самаре продам за два рубля, всяко дешевле выйдет, чем нанимать. Майор, правда, будет препятствовать моему отбытию, но аргумент я нашёл такой, весомее не придумаешь. Да и шуралеев мы ему поразогнали, чего ещё надо?

– Андрей, – вполголоса произнёс капитан. – А что за заклинание ты применил против шуралеев?

Вот что ему ответить?

– Коль, это обращение к христианскому богу. Даже правильнее сказать, к православному.

– Научишь?

– Коль, тут недостаточно просто слова сказать, тут верить надо. И не в слова, а в самого бога. А иначе не выйдет.

– Получается, надо верить в христианского бога? И всё?

– Вполне достаточно, господин капитан. Вы вот не верите, за это и черти на вашу голову.

– Какие черти?

– Шуралеи.

– Они – черти?

– Ну да! Демоны нижнего мира. Посланцы ада. Приспешники Сатаны.

Синюхин бросил на меня недоверчивый взгляд:

– Были и до тебя люди, которые шуралеев убивали. Да и в этот раз не один ты… – он не договорил и отвернулся.

– Вашброть! – донёсся крик Кондрата. – Гляньте-ка! Никак наши!

По дороге навстречу нам двигались трое в синих драгунских мундирах. Точно, Мирон ведь говорил, что четверо блуждают в лесу. Кроме Кондрата выжили ещё молодой солдат Пров Горшенев, сержант Иван Ситный и Тит Корягин. Тит на пару с сержантом рогатинами обнулили шуралея на левом фланге, а потом… В общем-то истории всех троих не отличались от Кондратовской: нападение с тыла, головокружение, машущий поручик на опушке и одиночное блуждание по лесу, из которого не выбраться. Что интересно, поручик во всех четырёх случаях только призывно махал рукой и никогда ничего никому не говорил. Ну, ясное дело – морок же, галюцинация.

– Сержант, а ты в христианского бога веришь? – поинтересовался Синюхин.

– А чего, и такой есть? – удивился тот.

Синюхин победно посмотрел на меня.

– Иван, – обратился к сержанту я. – А вот у тебя крест был на мундире нашит, он где?

– Дык… эта… в лесу отрвалси, вашброть. А у Титки вона, целёхонек.

Кресты имелись и у Прова, и у Кондрата.

– А как ты думаешь, не зря вы их нашивали-то?

Сержант посмотрел на остальных.

– Я так разумею, вашброть, ежели могёт пособить, так отчего бы и не нашить было? Вы давеча-то как сказали, что это от шуралеев на вроде оберега, так я и не сымал. Эт уж апосля в лесу где-то видать…

Настала моя очередь победно смотреть на капитана:

– Видишь, Спиридоныч, тут главное – верить! А не так что: «Оно можэ нэ поможэ, но не помешае». А насчёт научить, мы ещё поговорим как-нибудь.

В Почёмихе нашу базу свернули ещё пару дней назад. Лошадей увели в Бурый Дол по распоряжению Громова. Поэтому и сержант, и Тит, и Горшенев путешествовали пешком. Собственно, от самой Почёмихи они успели отойти вёрст на пять. Встретились они ещё возле леса и два дня шли уже втроём. Не найдя никого на месте временной базы, собрались идти в Бурый Дол, но узнали, что человек в странной пятнистой одежде вынес из Длинной Дубравы раненого офицера, и сейчас они оба находятся в Ломаровке. А поскольку под описание подходили только мы с капитаном, то туда они и отправились, в распоряжение, так сказать, непосредственного начальства.

Встреченное по дороге начальство повелело сержанту разместиться в нашей телеге, а младшим чинам в телеге с Кондратом.

– Значит, Громов вернулся два дня назад? – спросил я у сержанта.

– Не-е-е, они ишшо седьмицу назад воротились. Аккурат на неделю. Под самый закат. Заночевали и в острог. Он и распорядилси нашим-то ишшо седьмицу дожидаться нас, ну, а уж коли не воротится нихто, то самим с лошадьми-то в Бурый Дол, значится, возвертаться. Ну, вот позавчерась аккурат и ушли.

– А потери у них большие? Сметанин жив?

– Вот про то ничегошеньки не сказывали. Звиняйте, вашброть!

Оказалось, что Сметанин жив, правда, сейчас на задании. В их группе вообще потерь не случилось, даже, наоборот, в Почёмихе в их группу влился покинувший нас в первый же день Харитон. Саврасый, конь его, так и не объявился, собственно по этой причине Харитон и не пытался догнать нас потом.

Майор Шкурин отсутствовал, но где-то недалеко, и должен был скоро вернуться. В ожидании коменданта нам удалось повидаться с остальными участниками экспедиции.

Когда мы с Синюхиным попытались выяснить, какого икса Громов развернул свой отряд практически на следующий же день, то оказалось, что весь свой боезапас группа извела в первую же ночь. Ну и, поскольку воевать им стало нечем, они и вернулись. Нам на помощь никого не отправили по той же причине – во всём Буром Доле не нашлось соли и на пару выстрелов. Очень мило.

Само собой нас заинтересовало, с чего вдруг они по ночам стреляют. Оказалось, что в первую же ночь из леса на них выскочили три очумелых шуралея. А у парней как раз третья смена меняла вторую. Надо сказать, что Громов оказался парнем ещё более осторожным, чем я: у него караульная смена состояла не из трёх человек, как у нас, и не из четырёх, как предлагал я, а вообще из пяти. Вот с десяти стволов по чертям и вдарили. Потом остальные поднялись и расстреляли по бесам всё что было. Двоих гарантированно уложили, а с третьим не понятно, вроде отстрелялись по нему хорошо, только он в темноте потерялся.

Ихние кони-индикаторы прямо стреноженные свалили. Их потом тоже не нашли. Вот и все потери. Сдаётся мне, знаю я, откуда на их голову взялась эта троица, да ещё среди ночи.

– А с кольями против шуралеев много не навоюешь! – в конце своего рассказа заявил нам Громов.

– Это верно, – согласился с ним Синюхин. – Наши вот только двоих завалить и смогли.

– Двоих? И такие потери?! – подпоручик даже скрывать не стал своё отношение.

– Двоих – это на рогатины взяли, двоих залповым огнём, да ещё вот господин прапорщик семерых, как он выражается, обнулил. Одному так и вовсе башку свернул.

Громов смотрел и не понимал, верить ему нам или нет.

– Шутите? – не очень уверено выдавил он из себя.

– Я что, подпоручик, на ярморочного скомороха похож? – взревел капитан. – А это ты видел?!

Синюхин резким движением задрал штанину. Рана уже заживала, но масштабы повреждений просматривались хорошо.

– А когда к ним подмога подошла, – продолжал капитан. – Я уже и с жизнью попрощаться успел.

– Подмога??? – Громов аж в лице переменился. – Ещё и подмога???

– Десятка четыре, – мрачно произнёс Синюхин.

– А с ними вы как справились? – осторожно проговорил Громов.

– Да никак! – погромче крикнул я. – Убили они нас обоих раз по десять.

Синюхин аж плюнул с досады:

– Андрей! Ну, вот что ты говоришь в самом-то деле?!

– А ты что, хотел рассказать ему, как я одним словом обратил их в бегство? Зачем? Он же всё равно не поверит.

– Про Вас, господин прапорщик, такое рассказывают, – начал Громов. – Что вполне себе можно и поверить в добрую половину.

Мне жутко захотелось поржать над подпоручиком:

– Видишь, Коля, только в половину. Это значит, что он легко поверит, что я перестрелял троих, ну, может быть, четверых бесов, два десятка разогнал и одному очень сильно съездил в пятак.

– А то, что ты меня на себе тащил, в это он поверит?

– Коль, ну, тут-то как раз всё честно: ты ведь половину дороги сам прошёл. А во вторую половину, я думаю, поверить не так уж и сложно, тем более что три человека это видели своими глазами.

– Да ну вас! – в сердцах махнул рукой Громов и ушёл куда-то вглубь территории.

Я проводил его взглядом и сказал:

– Николай, ты, когда будешь коменданту о результатах докладывать, учти…

– Да понял я, понял! Он тоже не поверит.

– Егорыч поверит.

– И что с того?

Я вдруг понял, что это не так уж и важно. Главное сейчас уехать из острога в Самару. Мне и Спиридонычу. Со Спиридонычем всё просто, а вот со мной… Если майор не поверит, то скажет нечто вроде того, что я очконул и хочу свалить из района боевых действий. Если поверит, тогда вообще хрен отпустит.

– Николай, а давай ему вот что скажем…

Вернулся майор. Мы с капитаном отправились на доклад. Как ни старался Синюхин излагать факты казённым языком, всё равно постоянно сбивался на эмоции. В особое волнение его повергали обстоятельства нашего неподготовленного выхода. А потери в личном составе чуть ли не в бешенство приводили.

– Две дюжины лучших бойцов! – кричал он. – Что я доложу полковнику?!

– А вот это и доложите, господин капитан! – орал на него в ответ Шкурин. – Доложите, что запасы соли просто ничтожны! Доложите, что территории огромны, а гарнизон острога слишком мал. У меня здесь всего один офицер, а мне полагается трое. Да у меня даже простецкой карты нет, чтобы хоть как-то согласовывать действия подчинённых!

– Обо всём об этом, полковнику доложит прапорщик Кукушкин. Это входит в его обязанности.

Майор поиграл желваками, скорее всего, хотел что-то сказать, но не решился, наверное, майор Опарин рассказал ему, что пластун с одного удара укладывающий любое количество кузнецов, не только драться умеет, но ещё и состоит на какой-то тайной службе князя Семихватова.

– Полагаю, сегодня вам выезжать уже поздновато, – произнёс после продолжительной паузы Шкурин. – Сколько человек заберёте с собой?

Что, вот так просто? Не надо рассказывать про срочное секретное донесение? Врать про испытание в боевых условиях нового образца вооружения? Просто сказали, мол, нам надо ехать, и всё, езжайте? А я тут кучу заготовок насочинял.

– Андрей, ты кого с собой взять хочешь? – вывел меня из размышлений Синюхин.

Я потратил несколько секунд на размышления:

– Если Трофим вернулся, то, пожалуй, его.

– Трофим – это кто? – без особого интереса спросил Шкурин.

– Это денщик мой, Вы его в Самару с донесением отправляли. Он вернулся?