Текст книги "Оккупация"

Среди них был и доктор Вахтанг Тарамадзе, специалист от Бога, работавший в грузинской Академии наук и бежавший из Тбилиси во время войны, когда по президентскому дворцу в Тбилиси били пушки, стоявшие на проспекте Руставели. Веселое тогда было время…

Доктор Вахтанг встретил Анну приветливо, сразу закрыл дверь. Ему было под восемьдесят, и он по-кавказски галантно ухаживал за Анной, намекая на то, что его дед в восемьдесят пять еще пользовался вниманием женщин. Аня воспринимала это… возможно, и потому, что больше за ней и не ухаживал никто. После неудачного замужества она все больше превращалась в загнанную лошадь…

– Смотри… что с Грузии прислали.

С заговорщическим видом доктор поставил на стол оплетенную соломой бутыль.

– А!

– Что это, дядя Вахтанг?

– Мцарашени.

Она улыбнулась

– Напоить меня хотите, дядя Вахтанг?

– Какое напоить, Аня… это сок виноградный, в нем крепости-то – градусов пять-семь. Это солнце золотое, земля грузинская…

Выпили. Вино было действительно вкусное, легкое…

– Дядя Вахтанг… я хотела спросить у вас по образцам…

– Каким образцам, красавица?

– Образцам из Полтавы…

Доктор Тарамадзе внезапно посерьезнел.

– Нет там ничего.

– Точно?

…

– Точно…

Пожилой кавказец взглянул на Анну… и она внезапно поежилась… столь неожиданен и необычен был этот взгляд.

– Аня… послушай меня.

…

– Забудь это дело, в чем бы оно ни заключалось. Забудь и в голову не бери.

– Все так серьезно?

– Более чем.

– Тогда мне тем более надо знать.

– Там нечего знать.

– Есть, – упорно произнесла Анна.

Старый доктор долго молчал, потом налил себе полный бокал и молча, без тостов выпил. Налил еще один.

– Старый я дурак…

…

– Знаешь, Аня, я только тут, в Украине, верующим стал. Грехи думал замолить, да… ладно. Не замолить, видно, такое…

…

– Сколько человек так отравилось?

– Трое.

– Что с ними стало?

– Двое живы. Один умер.

– Сколько они выпили? Каждый.

– Говорят, что бутылку на троих.

– Они лгут. Если бы они выпили бутылку на троих, никого из них не было бы в живых.

Анна снова поежилась, как от сквозняка.

– Сколько же они выпили?

– Немного. Те, кто выжили… грамм двадцать-тридцать. Не больше.

– То есть пригубили.

– Да, одного бокала им уже хватило бы.

– Это был яд, дядя Вахтанг?

– Да.

– Какой?

Кавказец снова долго молчал. Потом заговорил.

– Еще при Советском Союзе в Тбилиси был институт. Он занимался болезнями растений… но это было только написано у него на вывеске. И был еще один институт, по изучению редких тропических болезней. В нем начинал работать я….

…

– В начале восьмидесятых по заказу КГБ мы разрабатывали яды, применение которых можно было бы замаскировать под несчастный случай… например, пищевое или алкогольное отравление. Яд, который можно добавить в пищу, подсыпать в бокал… идеальное убийство – которое ни один врач не сочтет убийством. И такие яды были созданы.

– В крови Исупова был именно этот яд?

Кавказец печально улыбнулся:

– В крови Исупова не было ничего, кроме продуктов алкогольного распада. Все выглядит так, что он отравился спиртным… и очень достоверно выглядит. Если не знать клинической картины, которая наступает при отравлении этим ядом. Можешь смело писать – отравление алкоголем. Я бы так и поступил.

Анна покачала головой.

– Так нельзя. Вы представляете, что это значит? Это значит, что есть убийцы, которые могут убивать безнаказанно.

– Они всегда были, Анечка…

…

– Когда мы разрабатывали эти… яды, их проверяли на заключенных. Нам говорили, что эти люди приговорены к смертной казни, но мы не знали, так это или нет. Иногда яд действовал, как мы и предполагали. А иногда нет. Кто-то оставался в живых, а кто-то умирал в страшных мучениях. Вот от этого, Аня, я бегу всю жизнь, которая мне была отмерена. А Господь отказывается забирать меня. Не нужен я ему.

…

– Вот представь себе, Аня. Двадцать семь лет. Мне в двадцать семь лет выдали ордер на покупку новой «Волги». По госцене[21]21
  То есть в несколько раз дешевле, чем она покупалась на кавказском черном рынке.


[Закрыть]. В двадцать семь лет. Тбилиси, «Волга»… Аня… Знал бы я, во что мне обойдется эта «Волга»…

Аня поежилась

– Это был… КГБ?

– КГБ, не КГБ… какая разница, Аня. Каждый решает сам за себя. Меня вот машиной купили. Одного моего сокурсника купили тем, что старого врага их семьи посадили на пятнадцать лет. У каждого есть своя цена, Аня. И мы сами ее устанавливаем. Мы сами, а никакое не КГБ. Мы сами, Аня…

Анна налила себе вина – целый бокал. Она никогда так не делала тоже. В голове был полный сумбур… то, что казалось простым преступлением, превращалось во что-то инфернальное.

– Как назывался этот яд, дядя Вахтанг?

– У него не было названия. Как и у всех остальных. Номера. У этого был номер двенадцатый.

– Эти яды забирало КГБ?

– Кто же нам скажет… может, и КГБ.

– Этот институт есть и сейчас?

– Ничего нет, Аня. Но когда я уезжал из Тбилиси – он еще был. Хотя никому не был нужен.

Ей пришла в голову мысль.

– Как выглядит этот яд?

– Бесцветная жидкость, без вкуса… без запаха. Можно добавить… или просто мазнуть по бокалу

– А каков… срок … годности.

– Годности? Если правильно, в химически чистой среде высушить и упаковать – то можно хранить вечно. Потом – просто развести.

– Водой?

– Да. Химически чистой водой. Несколько капель.

Аня помолчала, потом спросила

– Вы не подпишете протокол вскрытия?

– Отчего же.

– Но напишете там…

– Алкогольное отравление.

Диктофон в сумочке – она привыкла носить его с собой – записал каждое слово.

Из здания института Анна направилась обратно в прокуратуру, но на полпути внезапно свернула… Там была кофейня… мобильная. Продавали львовский горячий кофе, или каву. Ей надо было согреться…

Стаканчик с кофе жег пальцы – но она почти не чувствовала этого… руки были холодными, как лед…

Как лед…

Жуткая история человека, которого она знала уже два года – познакомились, когда искала врачей, чтобы вывести Вадима из зависимости, – потрясла ее… трудно было поверить, что жизнерадостный пожилой грузин-доктор создавал яды, которые убивают людей. И даже наблюдал за их действием.

Каждый из нас сам назначает себе цену. Сам, а никакое не КГБ…

Какова ее цена? Какова цена их всех?

Что теперь делать?

Она понимала, что жестоко будет забыть старика и не приходить больше. Но как пить вино с человеком, который убивал людей?

И тут ее как током продернуло.

А как она спала с человеком, который убивал людей? Это другое? А чем, собственно? Чем отличается Вадим? Тем, что он убивал сепаров, колорадов и ватников?

И так же теперь мучается.

 
И пишутся в раскаянье стихи,
Но в глубине души навеки будут с нами
Грехи, грехи, грехи, грехи, грехи,
Которые не искупить словами.
 

Она допила кофе, смяла стаканчик и бросила в урну. Надо еще кое-куда заехать…

Она начинала в девятом отделении полиции… странное тогда было время. Старая гвардия и они, новички, которые еще не знают горечи плода. Из старой гвардии выделялся Берестов – тем, что если все остальные просто хапали, то он нес службу и хапал… старый служака, мент, всех знающий.

Его она нашла в «Пузатой хате» на углу… он всегда тут обедал. Обслуживали, понятное дело, бесплатно…

– Сергей…

Берестов поднял взгляд, смотрел несколько секунд.

– Ивонина, – вспомнил он.

– Да.

– Ты где сейчас?

Она присела за столик.

– В прокуратуре. Генеральной.

– Ого. Поздравляю. Дорого?

Она не стала ничего говорить.

– Мне нужна помощь.

– В чем? До дома проводить?

– Сегодня ты мне. Завтра я тебе.

Берестов доскреб остатки борща:

– Завтра может и не быть. Ладно… что надо-то?

– Матросов. Беженец из России. Бывший полковник полиции… российской. В России его дожидается уголовное дело по коррупции. Потому он отсиживается здесь, в Киеве. Пистолет у него – с дарственной надписью вашего министра. Украинское гражданство. Что ты о нем знаешь?

– Э… мать. Вечно тебя на приключения тянет.

…

– Тебе оно надо?

– Надо. Погиб наш сотрудник. Что я тебе говорю, ты сам должен понимать это лучше меня.

Берестов сплюнул – не в тарелку, на пол.

– Я понимаю, когда вынимаю. Извини, мать, но ты реально не в свое дело лезешь.

– Это мое дело. И я все равно все узнаю…

Берестов зачем-то оглянулся по сторонам.

– Ладно, если тебе себя не жаль, слушай. Этот Матросов – он не просто коррумпированный мент. Это решала.

– То есть?

– Ты знаешь за водочную мафию?

Она кивнула.

– Нет, мать, не знаешь. Ни хрена ты не знаешь.

…

– Когда была война, на той стороне фронта остался один из крупнейших заводов Украины – Луга-Нова. Со своим ассортиментом, именем и так далее. Умные люди решили, что крупный водочный завод в неконтролируемой зоне – это есть хорошо. Завози бутылки, спирт, разливай – ни тебе налоговой, ни тебе таможни, ни тебе чего. И начали бодяжить и гнать через границу. Разборки были, помнишь, скандал был – офицера СБУ кончили?

Она кивнула.

– Как раз водочный караван шел. А потом мирняк подписали, лафа накрылась – а каналы уже готовые. И вот наши лыцари пузыря и стакана решили развернуть поток в обратном направлении и окучивать более денежный российский рынок. Причем заинтересованы в этом были многие важные люди…

Берестов понизил голос.

– Например, российские акцизки, левые, эстэсссно, печатались не где-нибудь, а в Укрспецполиграфии, а заказчиком была СБУ. И все это было типа мероприятием по подрыву экономики агрессора. Понимаешь?

– Нет.

– А по факту эсбэушники просто косили бабло под видом спецмероприятий. Если сомневаешься… в свое время было такое место… гостиница «Краматорск» в Краматорске… там жили прикомандированные к штабу АТО эсбэушники. Дела решали. Знаешь, какая там стоянка была? Лимона на два зеленью тянула. Кто на «крузаке» не ездил – тот лох, с таким даже дел никто не имел. Так вот.

– Дальше.

– Дальше. Сначала все шло нормально. Потом эти мальчики-колокольчики зарвались и стали наступать на пятки серьезным дядям. Дядям в России, которые считали, что это наша корова, и мы ее доим, и нефиг всяким там хохлам на нашу поляну со своим спиртом лезть. Дяди разозлились. Сначала пропал целый состав с бухлом. Потом началось мочилово. Месяца три разборка шла. Потом сюда с Москвы свалил этот самый Матросов. И все, как отрезало. Больше никаких разборок, а Матросов в ускоренном порядке отримует гражданство Украины – указом президента. Ты хоть понимаешь масштаб?

– Сколько это могло стоить? – прищурилась она.

– Нисколько. Есть вещи, мать, которые за бабки не продаются.

– Неужели?

– Да. Когда Путин не смог нас взять танками – за дело принялась мафия. У нас никогда не было собственной организованной преступности, мать. Только общая с русскими. Вот тогда-то они и выяснили, кто главный. Думаю, это гражданство твоему полкану сделали бесплатно, мать. В качестве признания, кто тут старший. Въезжаешь?

– С трудом. Ты хочешь сказать, что Матросов может быть… смотрящим? Смотрящим по Украине?

– Я ничего не хочу сказать. Кто там Матросов – это меня не касается, я в такие игры не играю. И тебе не советую. Не наш с тобой уровень.

Она попыталась собрать мысли в кучу… получалось плохо.

– Постой… Матросов связан с водочным бизнесом, так?

– Связан? Да он его ведет! После того, как те, кто вел до него, оказались в земле. Он отвечает за часть пути. А путь идет в Европу, после того как его развернули в обратную сторону. И не только с Луганска – но с Северного Кавказа, соображаешь?

– Предположим, Матросову наливают бадяжной водки.

– Чего? Какой водки?

– Ну поддельной. Фальсификата.

– Ты смеешься? Матросову нальют фальсификат? Это только если кому жизнь совсем не дорога.

– А если, к примеру, ему продали где-то?

– А зачем ему покупать? У него своей завались, если надо, он возьмет, сколько надо. Не, мать, что-то ты путаешь.

Она вдруг поняла.

– Матросов мог пробовать водку?

– В смысле?

– Ему привезли водку, он должен попробовать ее? Оценить качество?

– Ну а как?

– Двадцать-тридцать граммов.

– Что?

– Ничего, – заявила, поднимаясь, она, – спасибо за помощь…

Ночью Анне снились кошмары…

Киев, Украина

Точное место неизвестно

22 февраля 2022 года

В то же самое время, когда прокуратура решала вопрос о том, возбуждать ли уголовное дело по факту смерти высокопоставленного работника полиции или спустить все на тормозах, дело привлекло внимание куда более серьезных инстанций и лиц.

Серебристая неприметная «Шкода» пересекла Днепр по Южному мосту, выскочила на проспект Миколы Бажана с нарушением правил. Сидевший тут же в засаде даишник попытал было счастья, но водитель протянул руку к малоприметному переключателю, полыхнули под хромированной радиаторной решеткой синие и красные огни – и новоявленный Соловей-разбойник шатнулся вперед как ошпаренный и только проводил внешне неприметную машину следом. Вот как бывает, то на журналюг нарвешься, то вон эти. Слово и дело государево! А начальство каждый день долю требует, причем ему пофиг – собрал или нет. Честный если – своих довложи! Или увольняйся! А куда уволишься, работы нигде нет…

Машина свернула в Позняки. Тут было три района на левом берегу – Позняки, Осорки и Харьковский, на местном сленге – ПОХ. Активно застраивать левый берег начали лишь в семидесятые, продолжили сейчас – получить землеотвод тут было куда проще, чем на берегу правом. Нужная квартира располагалась в жилом комплексе в Харьковском районе, расположенном около Харьковского шоссе. В новом, недавно отстроенном «житловом комплексе» кем-то был выкуплен целый блок. Хозяева соседних квартир такому соседству не были рады: то квартиры были пустыми, то в них заселялись всякие нехорошие хлопцы, сильно похожие то на бандитов, то на титушек. Приезжали, ходили группами, заносили-выносили какие-то сумки. Вели себя, правда, не шумно, но киевляне за долгое время, прожитое в независимой Украине, научились бояться подобной публики. Бояться за непредсказуемость, подорванность, постоянную угрозу неприятностей от них. Никогда не знаешь, чего от таких ждать. Того и гляди начнут квартиры отжимать, или маски-шоу приедет…

Вообще, после 1991 года в жизни Украины большую роль начало играть насилие. Главным вопросом Украины было не как у англичан – быть или не быть, to be or not to be, а немного другой – бить или не бить. И все чаще на вопрос отвечали: бить. Если в девяностые украинцы со страхом посматривали на соседнюю Россию, где то парламент из танков расстреляли, то Чечня, то в последнее время мирная, сонная страна буквально взорвалась насилием. Насилием жестоким, не контролируемым из единого центра – но оттого не менее опасным.

На Украине до сих пор не кончились девяностые. Это легко понять, хотя бы сравнив списки «Форбс» двух стран – какой-нибудь год из девяностых и из нулевых. Или из начала нулевых и сегодняшнего дня. В России список поменялся практически полностью[22]22
  Автор делал эту работу. В России в выборке из 10 человек новые восемь, старые двое, на Украине наоборот – два к восьми.


[Закрыть], в Украине – нет. В отличие от России, Украина не рассталась с лихим бандитским временем, наоборот – эпоха первоначального накопления капитала продолжалась, бандитские методы проросли в политику, в государственное и муниципальное управление. Своего Путина на Украине не нашлось.

И никакие Майданы не в силах этого были изменить, потому что все они исходили из одной простой максимы: они шпионы, а мы разведчики. Или они титушки, а мы самооборонцы и потомки казаков. Ну не хватало у людей, выходящих на очередной майдан, ума понять, что бороться надо не за то, чтобы «банду геть», а за то, чтобы полностью изменить и методы, и содержание украинской политики, в том числе введя строжайшее табу на насилие в политике. Любое насилие, начиная от титушек и заканчивая битием фейсов и блокированием трибун в Раде. Но до этого не доходило, а потом все удивлялись, как быстро находили себя в новой власти «люби друзи», титушководы и решалы: ведь они были эффективны, и это было главное…

Но это так… лирика. Мечты о несбывшемся, и наверное, они никогда не сбудутся.

Так вот, теперь про физику. Точнее – про физкультуру. Хозяином этих квартир на самом деле был некий Володимир Драч, фигура весьма колоритная. Он был выпускником Львовского института физкультуры (сейчас это университет), того самого, в котором каждое девятое мая вопреки законам Украины объявлялось выходным днем, а студенты организованно отправлялись избивать стариков – ветеранов ВОВ и коммуняк и славить Бандеру и Шухевича[23]23
  Это правда. Львовский университет физкультуры является одним из элементов «львовского гражданского общества», направленного как на завоевание и удержание власти в Киеве, так и на недопущение чужинцев в сам Львов.


[Закрыть]. Как только начинался очередной майдан, студенты отправлялись в Киев как готовая ударная сила оппозиции. Володимир первый раз попал в Киев в 2004-м во времена Оранжевой революции, да так тут и остался. Приехал Киев покорять, собственно. Как там…

 
Собраны сумки, диплом в кармане.
Обнял отца, обещал быть лучшим маме.
Билет на поезд в один конец.
Киев, встречай – я здесь.
За своей мечтой через всю страну.
День и ночь с тобой, день и ночь весну.
Большой город может удушить, пьяня.
Но не в этот раз и только не меня.
Здесь моя мечта, я добьюсь, и точка.
Киев днем и ночью.
Город, в котором с тобой вдвоем.
Киев ночью и днем[24]24
  O. TORVALD. «Киев днем и ночью». Песня меньше чем за год сделалась одним из неофициальных гимнов Киева.


[Закрыть].
 

Пробивался Володимир, как и все, сначала на подхвате, потом постепенно сам. Присматривался, кто чем дышит. Начинал вообще спортивным журналистом, но сам спорт не бросал, знакомился с людьми. Понимал, где в спорте деньги.

Изначально проблемой было то, что массовое насилие на Украине опиралось тогда на города юго-востока, в том числе и потому, что там были авторитетные, со списком побед футбольные клубы, а на Западе сильной футбольной торсиды не было. Потому Володимир начал собирать под свое крыло боксеров, помогать устраивать бои, потом и сам стал устраивать. Все его боксеры оказались потом в сотнях самообороны Майдана.

Две тысячи четырнадцатый стал для него звездным годом. Сотник Евромайдана. Поехал на Восток воевать, «потрапил» в котел и был взят в плен вместе с сотником Парасюком – там и познакомились, в плену. Потом из плена их освободили, и ездить на войну он зарекся. Продолжил то, чем занимался и ранее. Начал открывать разные клубы и секции по интересам. Бокс, карате. Теперь под его руку перешли кое-какие футбольные фанаты плюс появились намного более опасные вещи. Какие? Ну, например, подготовка отрядов снайперов…[25]25
  http://www.wildfield.in.ua


[Закрыть]

Обстановка на Украине медленно, но верно обострялась, большого третьего майдана так и не происходило, а вместо него то и дело вспыхивали маленькие майданчики по самым разным поводам. На Ривенщине не понравился новый начальник милиции, кто-то раскопал видео, где он с георгиевской ленточкой в Крыму, хотя знающие люди говорили, что это разборки кланов янтарной мафии. На Одесчине после убийства маленькой девочки из села Лощиновка выгнали всех ромов, устроили погром, в Николаевской области менты опять убили человека, в Измаиле случилась разборка относительно прибрежных участков земли. В Киеве темой были разгоны или охрана митингов и застройка – последнее давало постоянную работу. Киев оставался первым по темпам строительства городом в стране, тут у населения еще были деньги, нормального земельного законодательства в стране не было, в строительном комплексе шли мощные криминальные процессы. Стремясь сэкономить, недобросовестные застройщики так и норовили то во дворе построить еще один дом, то парк вырубить, то построить высотку на месте, отведенном под детский сад, то «зруйновать» памятник архитектуры. В Киеве сложилась прослойка людей, которая протестовала против всего этого, в какой-то момент боссы строительной мафии «зрозумили», что гражданский протест можно использовать как оружие против конкурентов, а чтобы все было зрелищнее – надо, чтобы «горела шина, пылала», чтобы власть на это внимание обращала. Так и начались в Киеве один за другим «майданы нашего двора», когда майданные действия ограничивались двором или стройплощадкой, но были зрелищными – с шинами, файерами, избитыми людьми и подожженными машинами и бытовками. Иногда и со стрельбой. Другие боссы начали нанимать титушек для охраны строек, и так в Киеве начала раскручиваться карусель насилия.

Примерно в это же самое время Драч стал осведомителем СБУ.

Если до четырнадцатого года на Украине, как и в России, было стыдно стучать, стукачей сторонились, то после четырнадцатого стукачество стало даже почетным делом. В обиход вошли такие слова, как русский мир, бытовой сепаратизм, висели бигборды с призывами доносить. Появились Павлики Морозовы наших дней, благо доносить теперь предлагали и в школах, школьные психологи выясняли у детей, о чем говорят их родители. Но Драч начал сотрудничать с СБУ чисто по деловым причинам: сильно влипли во время разборок за стройку в Осорках, там одного пацанчика убили, а с той стороны была крыша МВД, вот и возбудили дело по факту «створенья организованного злочинного угруппования», а его самого конкретно закрыли. Дело пахло реальным сроком, но Вова Драч моментально сориентировался и ушел под крышу СБУ. Эсбэушники же вывели его на высший для титушководов уровень – он начал предлагать услуги титушек непосредственно власти, Администрации президента, за разгон оппозиционных митингов. И деньги стал получать непосредственно из госбюджета…

И вот тут, решив, что раз он вхож на Банковую, то он бога за яйца схватил, – Вова Драч зарвался…

Куратор от СБУ, оставив машину, поднялся на знакомый ему этаж. Там уже тусили два бычка, но знакомого мужика они пропустили – личная пристяжь Вовы, всегда были с ним. И про этого мужика они знали – их крыша.

Всем нужна крыша.

В квартире Вова, словно чувствуя свою вину, накрыл богатый стол.

– Евген Михайлович, витаю…

Эсбэушник сел за стол, налил себе чая – он не пил спиртное.

– Как дела, Вова…

– Евген Михайлович…

Ответить он не успел – эсбэушник выплеснул ему горячий чай в лицо. На площадке тем временем жестко принимали бычков…

– Евген Михайлович… за что?!

– А ты не знаешь? Не знаешь, с…а?! Тварь!

…

– Самый умный, с…а?! Решил, что бога за бороду схватил?! Тварь…

…

– Козел, б… С…а!

Эсбэушник начал бить Драча по лицу, здоровяк безропотно принимал побои. Любой из его пристяжи сильно бы удивился, видя все это, – но было как было…

– Что ты натворил, п…р!

– Евген Михайлович…

– Что, гаденыш, думал, я не узнаю? С…а!

Эсбэушник еще пару раз хлестнул боевика по лицу, потом остановился, тяжело дыша.

– Надоел ты мне, Володя. Что, думаешь, нет против тебя приема? Как же… ха… Пойдешь в зону… лет на десять. Г…а на тебя достаточно…

– Евген Михайлович… не губите… ради Исуса.

– Ты еще чем поклянись. Козел. С…а!

…

– Давай…

Драч несколько секунд стоял, потом открыл дверцу кухонного гарнитура, отодрал прикрепленный на липучке пузырек. Протянул его эсбэушнику.

– Это все?

…

– Точно все?

– Исусом клянусь, Евген Михайлович…

– Смотри…

Эсбэушник сунул бутылочку в карман и встал.

– Вот что, Володя. Этот месяц работаешь бесплатно. И следующий…

…

– Много не пей. Козленочком станешь…

Эсбэушник вышел из квартиры. Его охрана вопросительно смотрела на него, быки лежали на бетоне.

– Везите их в изолятор. Пусть посидят.

– Есть…

Через некоторое время та же самая «Шкода» остановилась в неприметном проулке уже на правом берегу. Впереди стоял микроавтобус «Фольксваген» с номерами, в которых были два А и два В. Евген Михайлович пересел в служебную машину…

– Ну?

– Разобрался… вот мразь…

…

– Он с донецкими закорешился по водке. Решил подставить и убрать конкурентов. Вот и использовал… что под рукой было… Додумался отлить… жалко, что попробовать не решился. Козел!

– Это твой агент.

– Да знаю я… с кем работать приходится…

– Это твой агент, – повторил хозяин микроавтобуса.

– Понимаю… больше не повторится.

– Ты еще честное партийное дай.

…

– Что ты сделал?

– А что тут сделать? Лишнее у него изъял. Бычков в изолятор отправил, пусть посидят, подумают. Ну и…

– Напрасно.

– Простите?

– Напрасно. Человек, чувствующий себя виноватым, работает, как правило, эффективнее. У нас произошел провал. Пока не критичный, но…

…

– Его можно использовать.

Хозяин микроавтобуса замолчал. Эсбэушник понял, что самое время разыгрывать придурка. Шеф любил выставляться этаким… мыслителем, Шерлоком Холмсом, Эркюлем Пуаро в одном флаконе. Шеф уже что-то придумал и готов выйти на сцену во всем величии своего незаурядного интеллекта, а он – его единственный по должности зритель, который должен в очередной раз восхититься невзъ…нным талантом…

– Бухло все еще у нас?

– Так точно. На завод загнали.

– Ну и разбавьте часть бутылок этим… с позволения сказать, зельем…

– Но мы…

– Ситуация изменилась. Здесь придется работать в открытую. Как планировали договориться – не договорились.

– Даже так…

Шеф размял в пальцах сигарету, но зажигать не спешил.

– Ты мультфильмы любишь?

…

– Помнишь, такая песенка была. Эта долька для утят. Эта долька для котят. Эта долька для ежа…

…

– Проблема в том, что всем договаривающимся сторонам мало одной дольки. Все так и норовят еще и дольку соседа захапать. Да и мне, признаться… делиться как-то не хочется. Не тот народ, чтобы делиться… не оценят щедрости.

…

– Разбавьте сколько-то бутылок… на сколько вещества хватит. И отправляйте.

– В Россию? – понятливо улыбнулся сотрудник.

Хозяин машины раздосадованно покачал головой.

– Мелко плаваешь, Витя…

Шефа тянуло на лирику.

– Ну траванешь ты в России сотни две-три алкашей. И дальше что? Помнишь, как в Новосибе, кажется, боярышником траванулись?

…

– И что? Ничего. Закопали, и все дела. Сотней алкашей больше… сотней меньше – их в Рашке и без того хватает. А вот если от левой водяры умрут от отравления сотен пять-шесть алкашей в странах ЕС… тем более в Германии или Великобритании… представляешь, какое дерьмо поднимется…

– Это да…

– Вот тебе и да. Тут тебе второе дело малайзийского «Боинга»… мабуть, и санкции снова введут…

– А как же…

– А так. От тебя требуется только одно – дело об отравлении того полкана из МВД закрыть быстро, чисто и тихо. И зачистить все возможные концы. Чтобы следа от этого дела не осталось, понял?

– Понял. Ну вы… голова…

Шеф сделал нетерпеливое движение рукой.

– Теперь по «Созвездию». Какова степень готовности?

– Люди прибывают… я сознательно притормаживаю, чтобы это не вызвало никаких подозрений.

– Хорошо. Правильно. Только теперь это несколько… несвоевременно, получается.

– Простите?

– Одно из двух. Или санкции, или… Одно другое перебивает.

– Понял.

– Пока притормози совсем. Концентрируй людей в Киеве. Где – ты знаешь. Но чтобы в город пока не совались… особливо в форме. Проведи работу.

– Есть.

– Тогда все.

Проводя недобрым взглядом уехавший микроавтобус, полковник вертел в руках ручку… ручка была необычной, даже очень. Ни одна система поиска жучков не опознала бы ее как подслушивающее устройство, но это было именно оно. Собранное по совершенно новой схеме, оно не обнаруживалось пока ничем – многие даже не знали о его существовании. Запись, правда, была недолгой – минут десять, но этого хватало.

С лихвой.

Информация к размышлению

Документ подлинный

По словам Шовкошитного, контрабасом занимаются отдельные работники СБУ, Антитеррористического центра, фискальной службы и военнослужащие. И хотя незаконная торговля – явление распространенное, наказание понесли лишь единицы.

Журналист Алексей Бобровников проводил свое расследование, занимался Луганской областью, несколько раз работал с нашей мобильной группой. Однажды мы запланировали засаду, и Бобровников поехал с нами. Тогда мы задержали, среди прочего, машину с наркосодержащими препаратами. Алексей сделал из этого сюжет. И там был момент, когда нам угрожал убийством ротный с 15-го батальона 58-й бригады.

Есть определенный ряд убийств, якобы случайных смертей людей, которые связаны с историей с контрабандой. От рядовых исполнителей, пешек до высоких фигур.

Эти убийства были как в районе проведения АТО, так и в других уголках Украины.

В АТО это списывали на диверсионно-разведывательные группы противника, обстрелы или еще что-то. Есть люди, которые погибли из-за того, что не желали закрывать глаза на то, что происходит в их роте, батальоне, бригаде.

Таких убийств – не единицы.

Кроме убийства «Эндрю», известное дело – это айдаровец Дмитрий Шабрацький. В «Айдаре» была рота Радченко (позывной – «Рубеж»). «Рубеж» – это человек Юрия Бойко (народный депутат «Оппозиционного блока» – УП), который ушел в «Айдар» защищать собственность Бойко в Луганской области. Это и есть вся его война.

Мне и другим членам мобильной группы угрозы поступали непосредственно в зоне АТО.

…

Сегодняшний командующий луганским направлением Вячеслав Лещинский (экс-командир 28-й бригады) в 2015-м даже фермеров данью покрывал. Так и говорил: хотите землю обрабатывать – платите. Есть заявления, сообщающие об этом. Это передавалось в военную прокуратуру. Но на уровне местной военной прокуратуры все умирало.

Сейчас на Лещинского ни одного дела не открыто.

Тюремное заключение получил командир батальона 28-й бригады (Владимир Пушкарь, позывной «Туча», 21 сентября 2015-го СБУ задержала его по подозрению в получении взятки). Ему предлагали пойти на сделку со следствием, сдать высших организаторов контрабанды, он отказался.

Там были решения еще по нескольким офицерам. А Лещинский вышел сухим из воды. Притом что он вызывающе занимался контрабандой. После задержания караванов с контрабасом Лещинский лично приезжал на место «решать вопросы».

Алексей Братущак, УП

http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2017/ 01/18/7132774/

Украина, Киев

26 февраля 2022 года

Есть такая пословица… скорее не пословица, а жизненное наблюдение. Если дела твои вдруг становятся плохи – все будут тебе сочувствовать, но денег не одолжат.

Еще добираясь до Киева, я пришел к выводу, что дела хоть и плохи, но не безнадежны. Возможно, фуры вообще где-то стоят и дожидаются меня – Олег, мой чел, который сидел в головной, мог увести их и поставить где-то на стоянку, чтобы не отсвечивать. И даже если фуры увели – двадцать фур с водкой, – это не кисет с бриллиантами, его так просто не спрячешь. Следы должны остаться.

В Киеве я первым делом наведался не на свою квартиру, а на съемную. Расположена она, кстати, была в том же Харьковском районе. Посидел, прикинул, пересчитал наличку и прибавил к этому то, что есть на счетах, – и сильно приуныл. Не… не получится. Не получится рассчитаться с Бирагом и его отцом. Все-таки слишком большой караван был – двадцать набитых под самый верх фур. Решил снять большой куш – ну и… снял, называется. Теперь придется разбираться…

Взял с собой немного лаве – и в Киев. Криминальный Киев. Прошвырнуться по Киеву, по криминальному Киеву, узнать, что к чему, задать вопросы…

Киев криминальный, чтобы вы знали, не похож ни на один город России, даже на Москву. Несходство заключается в масштабе и разнообразии преступного мира. Прошли те далекие времена, когда вор воровал, а милиционер ловил. Сейчас все намного сложнее.

Высший слой криминального Киева – это организованная преступность, связанная с властью и политикой. Туда мне со своей проблемой лучше не соваться, хотя я и вхож в некоторые кабинеты. Это как на огромной высоте – нечем дышать, и слепит солнце. И холод – нормальный человек на такой высоте замерзает насмерть меньше чем за минуту.