Текст книги "На краю бездны"

– Один погиб при перевороте. Второй – в Санкт-Петербурге, учится в Академии Генерального штаба. Он никак не может быть там, где люди встречали Махди.

– Второго зовут Мохаммед?

– Да, Айрат-хаджи.

– На твоем месте я бы не был в этом так уверен. Шииты верят, что у сокрытого имама должны быть помощники. А коварство восточных правителей может обмануть кого угодно, но не меня. И тебя оно тоже обманывать не должно…

Государь окончательно понял, что хотел сказать ему старый кади. И ужаснулся.

– Могу ли я сделать что-либо для вас, Айрат-хаджи? Благодарность моя велика.

– Да, можешь. Огради людей от безумия, спаси, кого сможешь. Останови зло.

– Я сделаю все, что смогу.

– Тогда… Аллах с тобой. Пусть ты и неверный, кяффир, но делаешь праведное, и Аллах поможет тебе…

Уже из вертолета Государь дал команду задержать – обязательно живым – младшего принца Хоссейни, учившегося в Академии Генерального штаба. В суете, в круговороте – так получилось, что никто и не вспомнил о нем, вначале хотели урегулировать кризис и только потом думать о преемственности власти. Но приказ был отдан и принят к исполнению слишком поздно…

11 августа 2002 года

Российская Империя, Санкт-Петербург

Суворовский проспект

Академия Генерального штаба

Занятий в Академии не было – обучение в Академии Генерального штаба происходило, как и в любых других учебных заведениях, с сентября по июнь, лето было отдано на практические работы по рекогносцировке местности и практику в воинских частях. Но Академия работала – потому что преподавательский состав из тех, кто не ушел в отпуск, занимался делами, которые невозможно сделать во время учебного процесса: кто обновлял лекционный фонд[6]6
  Лекционный фонд – совокупность лекций на факультете, преподаватели берегут его как зеницу ока. Иногда его надо обновлять в соответствии с новыми веяниями в науке.


[Закрыть], кто готовился к защите степеней в библиотеке, кто-то и книгу писал, потому что среди преподавателей было немало выдающихся военных теоретиков. Конечно же, как и в любом другом военном учебном заведении, там был дежурный офицер.

Два экипажа Баварских моторных заводов пятой серии – их выпускали совсем близко, на заводе в Кенигсберге, и ими пользовалась СЕИВК (Собственная Его Императорского Величества Канцелярия), – с визгом затормозили около главного входа в здание, шесть человек выбежали из них и бросились в здание, то и дело переходя на бег, сопровождаемые недобрыми взглядами немногочисленных оказавшихся свидетелями этой сцены военных. Военные ненавидели и МВД, и СЕИВК и считали для себя низостью каким-либо образом сотрудничать с жандармами. Жандармам, впрочем, на это было совершенно наплевать.

– Где дежурный офицер?! – накинулся один из ворвавшихся в вестибюль на часового.

– На втором этаже, – струхнув немного, ответил поставленный сюда за провинность курсант, – вызвать, господин…

– Не нужно.

Жандармы сунулись через вертушку, хромированную, доходящую по грудь, но она была намертво закрыта.

– В чем дело?

– Господа, без пропуска нельзя.

Жандарм достал пропуск в здание СЕИВК заодно с удостоверением.

– Это пойдет?

– Никак нет, это пропуск не к нам.

– Он прав, господа! – раздалось за спиной.

Жандармы повернулись – невысокий, белобрысый, молодо выглядящий полковник Генерального штаба с кожаным портфелем под мышкой смотрел на них.

– Порядок есть порядок, господа, – сказал полковник, – у нас особый пропускной режим, это объект, охраняемый по Уложению о сохранности тайн государственных и иных. А вы кто такие?

– Слово и дело государево!

На полковника это не произвело никакого впечатления.

– В таком случае вам нужно вызвать сюда начальника первого отдела, он имеет привилегию проводить по своему пропуску посетителей. А сейчас, господа, извольте посторониться, я спешу.

Вызвали начальника первого отдела – старший группы уже с трудом мог сдерживать свое раздражение, но понимал, что спорить бессмысленно. Из Августейшей Семьи все мужчины здесь учились и alma mater поддержат.

Спустился генерал Прокопенко, третий отдел, контрразведка. Китель накинут на плечи, да и сам виду… помятого. Видать, разморило на жаре-то…

– Господа… – вопросительно уставился он на них.

– Поговорим в кабинете, – отрезал старший.

Кабинет генерала находился на втором этаже и обустроен был неряшливо и небрежно, видимо, хозяин достойной офицера аккуратности мало внимания уделял. Оно и понятно – всем известно, что сюда отправляют дослуживать до пенсии, благо должность генеральская, а работы почти никакой.

– Татищев, третий отдел, – представился старший группы, – мы хотели бы узнать местонахождение курсанта Мохаммеда Хосейни. Это дело государственной важности.

– Хосейни? – недоуменно уставился на них генерал. – У нас нет такого, если память меня не подводит.

– Должен быть. Давайте проверим.

Жандарм, теряя последние остатки терпения, десять минут наблюдал за тем, как генерал Прокопенко бестолково тычется в разные директории справочной системы, потом терпение у него кончилось…

– Господин генерал, разрешите, я сам посмотрю.

Компьютерные программы, которыми пользовались правительственные учреждения, делались на единой платформе, потому Татищев освоился в ней почти сразу и задал пофамильный поиск. Программа дала отрицательный результат дважды, после чего он тупо пялился в монитор минуты три, прежде чем сообразил, в чем дело.

– Господин генерал, а у вас есть специальные списки? Ну, курсанты, которые записаны под другими фамилиями, чтобы сохранить инкогнито, так сказать.

– М… есть несколько дел в моем сейфе.

– Разрешите?

Вскрыли сейф – старый, выкрашенный суриком бегемот с заедающим запорным механизмом. Дело принца Мохаммеда было на самой верхней полке, поверх стопки.

– Али… Сафиуллин, – прочитал Татищев и, перенеся папку на стол, ввел в программу новую фамилию. Программа выдала результат, заставивший его похолодеть.

Гатчина! Рядом – Царское Село!

– Благодарим за содействие.

– Э, а личное дело?! – крикнул вслед генерал.

Жандармы уже не слышали его – они бежали к выходу…

На выезде из города были пробки, поэтому до нужной им воинской части в Гатчине они добрались лишь через полтора часа. Место считалось «блатным», если использовать слова новояза, здесь проходили практику «приближенные особы», рядом – столица. Здесь их пропустили беспрепятственно, через пять минут они нашли заместителя командира части.

– Да здесь был… – недоуменно произнес майор в ответ на вопрос о курсанте от Генштаба, практиканте. – Изволят работать с документами. Половину штабной переписки изволили забрать и работают.

– Проживают где?

– Туточки… – Майор показал на невысокое двухэтажное здание. – Для командированных выстроили, тут их у нас немало бывает.

– Панов, Гоглидзе – окна! – распорядился Татищев. – Макарьян, останься на всякий случай здесь. Остальные – за мной!

– Да что произошло-то? – удивился майор.

– Как можете охарактеризовать? – коротко спросил Татищев, когда они вчетвером вошли в подъезд.

– Как… черненький, тихий… по-русски хорошо говорит, даром что татарин. Вежливый… Работает много… из нумеров не показывается, разве что в штаб за документами и обратно. Он что – злоумышленник какой?

– Нет, отец. Просто поговорить надо. Где?

– Одиннадцатая…

– Ключи есть?

– Так у дежурного…

– Иди, принеси.

Когда они остались втроем, отпустив струхнувшего майора вниз, Татищев оглядел двоих своих подчиненных.

– Стрелять только в ответ. Оружием вообще не махать. Приказ брать живым, поняли?

– Так точно.

– Я первый иду. Тараки за мной. Белых, остаешься у двери, страхуешь коридор.

– Так точно.

Вернулся с ключами майор, вид у него был несчастный – тоже до пенсии дослуживает, а тут на тебе…

– Куда дверь открывается?

– Наружу, ваше благородие.

– Разрешите…

Татищев перехватил связку ключей, расстегнул пиджак, чтобы при случае быстро достать пистолет. Тараки, чернявый крепкий носатый турок, вежливо оттеснил в сторону майора, чтобы не мешал, и встал следом, Белых встал еще дальше.

Жало ключа вошло в хорошо смазанный новенький замок почти бесшумно. Татищев повернул его и почувствовал, как сработал механизм замка. Рывок на себя – и только в последний момент жандарм понял, что полотно двери изнутри что-то держит. Но додумать, что может держать эту дверь, он не успел, он не был военным и не привык думать, что за каждой дверью может быть растяжка. Он успел еще распахнуть дверь и даже на секунду увидел: комната, змеящаяся по полу леска с выдернутой чекой на конце и большой красный газовый баллон, к которому умело прилажен стандартный запал от гранаты. Больше он ничего увидеть и понять не успел.

16 августа 2002 года

Константинополь

Аэропорт им. ЕИВ Александра Пятого

Константинополь, русский форпост на «другом» берегу Черного моря, город и русский, и не русский одновременно, вторая столица Империи. Двухмиллионный город, столица чужой, некогда одной из сильнейших в мире Империи. Взят с моря в одна тысяча девятьсот двадцатом году адмиралом Колчаком – это была первая в мире комбинированная операция в современном ее понимании, с задействованием трех родов войск: флота, палубной, стратегической и морской авиации и морской пехоты. Город, который некогда был столицей Восточного Рима, город, несколько сот лет пребывавший под гнетом чужой веры и чужой религии. Город, взятие которого принесло русскому Императору титул Цезаря Рима[7]7
  С полным правом. История римских цезарей не обрывается на собственно Риме, и претензии германских варваров на наследство Рима малообоснованны. Рим, уже в виде Византии, просуществовал гораздо дольше, чем изначальный Рим, и после взятия Константинополя титул «Цезарь Рима» получил султан, который активно использовал его при обосновании своих прав на европейские земли. После взятия Константинополя русскими титул Римского Цезаря стал носить русский Император – а это был очень опасный титул, потому что в свое время многие знатные дворы Европы принесли вассальную присягу Римскому Цезарю.


[Закрыть], римского императора. Город, который снова стал христианским и более того – каждый год он на шесть месяцев становился столицей громадной Империи. Город, раскинувшийся по обоим берегам Босфора, помнящий свое прошлое, наслаждающийся настоящим и, в отличие от Багдада, не слишком-то заглядывающий в будущее. Город, ставший основной стоянкой сил Флота Индийского Океана, где у далеко выдающихся в море стенок военного причала ночуют крейсера, десантные суда и даже авианосцы. Истинно имперский, имеющий свое лицо город…

В восьмидесятые годы, после того как два аэропорта, названные именами адмирала Колчака и Александра Четвертого, перестали справляться с наплывом желающих посетить «Южный Петербург», власти сделали решительный шаг. Аэропорт Александра Колчака стал военной базой, аэропорт имени Александра Четвертого был отдан под крупнейший в мире дирижабельный порт и терминал для особо важных персон. Новый аэропорт, названный именем недавно взошедшего на престол Александра Пятого, строили четыре года, но в результате получилось нечто колоссальное. Десятиэтажные автомобильные стоянки, пять двадцатичетырехэтажных гостиничных башен, шесть терминалов и несколько десятков самых разных полос, включая полосу для посадки военно-космических самолетов, в мирное время используемую для приема самых тяжелых транспортников и пассажирских аэробусов. Аэропорт был построен прямо на берегу Мраморного моря и включал в себя еще и средних размеров универсальный порт. Это позволяло, прилетев на Восток на самолете, тут же сесть на теплоход и отправиться дальше морем. Такое расположение аэропорта делало возможным и переваливать контейнеры, прибывающие морем, на грузовые самолеты и дирижабли, которых отсюда отправлялось больше, чем пассажирских лайнеров…

Семнадцатого августа – был День Константинополя, он так и назывался – День Константинополя, потому что именно в этот день русские морские пехотинцы подняли русский флаг над Долмабахче, султанским дворцом на берегу моря, высадившись ночью со штурмовых лодок. Кто-то этот праздник праздновал, кто-то нет, годов до тридцатых, до окончательного замирения в этот день обычно начинались поджоги и погромы. Сейчас это был просто праздник с театрализованным представлением. Константинополь, как и большая часть побережья, обрусел, и турки, в смысле интегрированности в русскую жизнь, теперь напоминали татар. Сегодня же, шестнадцатого августа, была пятница – в Константинополе, по традиции, это выходной день. Выходным обещало быть и воскресенье – перенесли с семнадцатого, – потому в аэропортах, на дорогах было не протолкнуться. Три дня отдыха в августе – кто-то с семьей едет в короткий круиз по Мраморному морю, кто-то – садится на дирижабль и отправляется на Черноморское побережье, ну а кто-то – в самолет, чтобы повидать семью в Санкт-Петербурге, Москве или Казани. Десятки тысяч людей считали время до отправки самолета или дирижабля. Пять человек считали минуты, отделяющие их от встречи с Аллахом.

В одном из множества вспомогательных помещений аэропорта, которое находилось на ремонте и поэтому пустовало, сидели пять человек. Это были молодые люди с курчавыми темными волосами и черными глазами, самому старшему из них минуло двадцать восемь, а самому младшему – восемнадцать. Они стояли на коленях, и их лица были обращены к кибле[8]8
  Кибла – отметка, указывающая направление на Мекку.


[Закрыть], отметке, сделанной мелом на стене. Они творили молитву Аллаху, искренне ища его милости и бакакята[9]9
  Благословения.


[Закрыть].

Бисми Лляхи, таваккяльту ґаля Лляхи, ва ля хауля ва ля куввата илля би-Лляху. Аллахумма, ин-ни аґузу би-кя ан адилля ау удалля, ау азилля, ау узалля, ау азлима, ау узляма, ау аджхаля, ау йуджхаля ґаляййа. Аллахумма, ин-ни аґузу би-кя ан адилля ау удалля, ау азилля, ау узалля, ау азлима, ау узляма, ау аджхаля, ау йуджхаля ґаляййа…[10]10
  С именем Аллаха, я уповаю на Аллаха, нет мощи и силы ни у кого, кроме Аллаха. О Аллах, поистине, я прибегаю к Тебе в защите от того, чтобы сбиться с пути или быть сбитым с него, от того, чтобы допустить ошибку самому, и от того, чтобы меня заставили ошибиться, от того, чтобы поступать несправедливо, и от того, чтобы со мной поступали несправедливо, от того, чтобы быть невежественным, и от того, чтобы меня держали в невежестве. (Читается при выходе из дома, также можно прочитать при начале какого-либо дела.)


[Закрыть]

Все они родились и выросли в Российской Империи и были полноправными подданными Его Величества, все они ходили не в медресе, а в светскую школу, все они получили должное образование, трое из пяти работали, еще двое учились. Ни один из них не подвергался насилию со стороны государственных структур, а отец одного из них даже был главным инженером на нефтеприисках и мог себе позволить виллу на берегу Мраморного моря. И тем не менее все пятеро были фанатиками, готовыми отдать, не раздумывая, свои жизни во имя торжества Халифата, принять шахаду и попасть в рай.

Это было новое поколение джихадистов. Эти не помнили, что когда-то была независимая Османская Империя. Этих никто никогда не унижал, и они не вставали на джихад из потребности свершить кровную месть по отношению к русскому государству или к отдельным подданным. Эти не были нищими и не вставали на джихад из-за нищеты. Просто они верили в то, что делают, и считали, что поступают правильно…

Когда они сотворили положенное ду’а, заговорил Ахмед. Он был самым старшим из них и являлся работником аэропорта. Благодаря ему и еще одному человеку удалось пройти в закрытую зону и всем остальным. Ахмед был самым опытным – и каждого из оставшихся четверых он лично привел в исламский комитет.

– Братья мои… – сказал Ахмед, – сердце мое переполняется от любви к вам и ко всем моджахедам, что сейчас делают джихад против неверных. Время неверия, время покорности, время ширка и поклонения тагуту завершилось. Пришло время действовать. Мы все грешны, Аллах тяжело карает нас за наши грехи и грехи наших отцов. Наша земля, где мы когда-то были полноправными хозяевами, находится под пятой кяффиров, а мы все – для них рабы. Когда-то давно полумесяц властвовал от южных морей и до большого северного океана – теперь на нас плюют. Все это – расплата за асабию, за грех ширка, за трусость. Когда-то вся земля русистов была нашей – сейчас им принадлежит наша земля.

Но время сокрытия закончилось! Каждый из нас должен внести свой вклад, каждый из нас должен пролить свою кровь за торжество таухида во всем мире, каждый абд’Аллах[11]11
  Раб Аллаха.


[Закрыть] должен принести и положить свою душу перед Господом миров, доказывая серьезность своей веры. Нас мало, но от нашей решимости умереть во имя Аллаха содрогнутся сердца миллионов, то, что мы сделаем, будет лучшим из ибадатов[12]12
  Аль ибадат – поклонение. Всеобъемлющее понятие, означающее жизнь по шариату, совершение должного и воздержание от запрещенного.


[Закрыть], как лучшим из ибадатов, самым угодным из всех является газават[13]13
  Газават – джихад меча, в данном случае подразумевается вооруженный мятеж, бандитизм и терроризм. Нигде, кроме как в ваххабитских книжках, не написано, что лучшим из ибадатов является газават.


[Закрыть]. Я верю в вас, братья мои, в вашу силу и в вашу решительность, и верю в то, что рано или поздно я встречусь с вами в раю, где мы будем вместе с братьями, которых мы не знали и которые так же, как мы, вышли и погибли на пути джихада. Аллах Акбар!

– Аллах Акбар!!!

…Примерно через полчаса небольшой тягач подкатил к борту 1-1-4 Константинополь – Санкт-Петербург несколько больших контейнеров. В таких контейнерах, которые специально и формой, и размерами подходили под фюзеляж самолета, на борт доставили вещи пассажиров, питание, почту и некоторые другие грузы, владельцы которых оказались достаточно состоятельными, чтобы раскошелиться на перевозку их именно таким образом. Водитель тягача отцепил поезд с контейнерами и покатил по своим делам, а через несколько минут подоспевший погрузчик и несколько уставших рабочих аэропорта перегрузили контейнеры в готовящийся к отлету самолет. Контейнеры были запломбированы.

– Алия! Алия!

Алия, одетая в форму «Северо-западных линий» восхитительная брюнетка, немного не дотягивающая ростом до модельного стандарта, всего сто семьдесят, но компенсирующая это безупречной фигурой 92–59–92, обернулась на зов.

– Да, Владимир Дмитриевич…

Пожилой, в насыщенно-синей летчицкой форме первый пилот Владимир Дмитрухин недовольно смотрел на Алию.

– Что с тобой сегодня?

– Нет… ничего.

– Трап уже убрали. Закрывайте, давайте быстрее, у нас «окно» десять минут.

– Да, Владимир Дмитриевич, сейчас.

Окинув в последний раз взглядом сверкающее стеклом и полированной сталью здание авиавокзала, Алия потянула за ручку, и толстенная дверь с легким шипением встала на место. Она повернула ручку, загерметизировав салон, и законтрила ее, потом посмотрела на панель индикаторов. Индикатор помигал, затем загорелся зеленым – герметичность обеспечена.

Можно лететь.

Алия вышла в салон огромного пассажирского двухпалубного экспресса, они летали между двумя столицами Империи каждые три часа, перевозя по четыреста десять пассажиров в трех классах: высшем, бизнес-классе и туристическом классе. Экономического класса на этом маршруте не было вовсе, экономическим летали другими самолетами, другими авиакомпаниями.

Самолет был настолько большим и современным, что когда он находился на земле – не было понятно, они уже начали выруливать или все-таки стоят на месте, но по едва уловимым признакам она поняла, что самолет уже сдвинулся с места, они выруливали на взлетную.

По рядам шли стюардессы, расспрашивали пассажиров, все ли в порядке, помогали пристегнуться, профессионально улыбались всем и каждому. Алия была старшей стюардессой, ей уже не нужно было этого делать. Одному Аллаху ведомо, сколько она шла к своей цели и сколько ей пришлось вынести ради этого.

Лестница для стюардесс, которая вела с первого этажа самолета на второй, была по центру салона, там же располагалась самая настоящая кухня и салон отдыха для стюардесс – на этом самолете места хватало, не то что на старых моделях. Алия направилась туда, чтобы в последний раз вознести…

– Извините, сударыня…

Алия сбилась с мыслей, посмотрела на того, кто обратился к ней. Ну конечно… высший класс, как же иначе. Те, кто переплачивает за билеты впятеро, считают, что купили всех и вся, и ее в том числе. Но тут…

Светловолосый мужчина, где-то между тридцатью и сорока – Алия отметила почти незаметные шрамы у бровей, чуть сплющенный нос, вероятно, занимался каким-то видом рукопашного боя – доброжелательно и с интересом смотрел на нее из того роскошного кожаного чудовища, которое в высшем классе называлось креслом.

Мальчишеская улыбка. Пряжка ремня в руке.

– Не поможете?

Знакомая картина… с этого начинается.

– Да, конечно…

Алия наклонилась над креслом, застегнула ремень. Отметила, что в отличие от других приставал и донжуанов, которых в высшем классе всегда полно, от этого ничем не пахнет. Мужчины его типа предпочитают навязчивые, тяжелые, восточные ароматы, а от этого не пахло ничем, ни потом, ни чем-либо иным.

– Благодарю, сударыня…

Мужчина не стал звать ее «Алия», хотя это имя было написано на табличке, приколотой к форменному жакету слева. Но его взгляд был вполне даже красноречив. Равно как и визитка, которую он небрежным, но точным жестом засунул в кармашек ее жакета.

– Сударыня, был бы очень рад увидеть вас в Санкт-Петербурге. Ваша улыбка лишила меня жизненного покоя раз и навсегда…

Алия внутренне содрогнулась от омерзения, но по-прежнему продолжала улыбаться.

– Я подумаю…

За занавеской, отделяющей салон высшего класса от помещения для обслуживающего персонала, собрались уже почти все, самолет обслуживали двадцать две стюардессы, четырнадцать из них ублажали пассажиров салонов высшего и первого классов. Алия пристегнулась рядом с Тамарой, разведенной, яркой грузинкой лет тридцати. Та по-дружески подтолкнула ее плечом.

– Красавчик…

– Ты о чем?

– О твоем блондинчике.

Конечно же… через прозрачную занавеску было все видно, в другой раз Алия бы поддержала тему, пусть ей было бы и неприятно… но не сейчас.

– Перестань нести чушь.

Тамара хищно усмехнулась.

– Марин, а Марин! Посадочный бюллетень у тебя? Ну-ка дай…

– Прекрати…

Не обращая внимания, Тамара вчитывалась в схему размещения пассажиров высшего класса.

– Та-а-ак… высший класс, место…

– Ну, прекрати… – почти со слезами попросила Алия.

– Место Три Б. Заказано и оплачено с корпоративной скидкой, Нефтяное общество Тер-Акопова, представительство в Константинополе. А что, подруга, неплохо… Я бы и сама, но если уж такое дело…

За спиной кто-то понимающе хихикнул.

Алие было мерзко… так мерзко, будто она вляпалась в дерьмо, не просто наступила, а упала в него, вывалялась в нем с головы до ног. Она пошла на это потому, что так нужно было для уммы, но все равно было мерзко, отвратительно, постыдно. Как же они могут?! В авиакомпании на должности стюардесс подбирали, словно на конкурс красоты, помимо внешних данных требовались еще и не слишком твердые моральные устои… об этом никто не говорил вслух, но это было. Нельзя сказать, что кого-то заставляли… та же Тамара. Соблазнили, бросили, оставили с ребенком, а тут… высший класс, главноуправляющие, помощники управляющих, попадаются чиновники от четвертого класса и выше, потому что, только начиная с четвертого класса, положено летать высшим классом за казенный счет. Можно удачно выскочить замуж или немного подзаработать, подцепить богатенького прожигателя жизни, поработать гидессой по Санкт-Петербургу, переводчицей… или как там еще это можно назвать. А можно и просто – перемигнулись, пошли в туалет, которых в высшем классе аж целых четыре, и…

Только все это так мерзко…

Как же они так могут? Разве этого хочет Аллах? Разве так должна себя вести женщина? Распутничать, оголять ноги, руки, отдаваться то одному мужчине, то другому.

Русские говорят, что дали женщинам свободу, но разве нужна такая свобода? Русские говорят, что избавили женщин от притеснения – но разве в исламе есть место притеснению женщины? Разве не сказано: наиболее совершенной верой обладает тот из верующих, кто отличается наилучшим нравом, а лучшими из вас являются те, кто лучше всех относится к своим женам[14]14
  Сахих ибн Хаббан, ч. 9, стр. 483, № 4176.


[Закрыть].

Но ничего… Скоро все изменится.

Когда самолет занял положенный коридор в девять тысяч метров, когда под крыльями «Юнкерса» было уже не море, а казачий юг России, Алия спустилась вниз, на третий уровень, туда, где находится почта и вещи пассажиров и все, что нужно для рейса. Взяла кусачки, скусила пломбу с одного из контейнеров…

– Слава Аллаху… Мы тут чуть не околели от холода… – сказал один из молодых муджахеддинов, выбираясь из контейнера. Губы у него были синими.

– Перестань стонать, Али. И веди себя, как подобает мужчине и воину. – Второй моджахед, самый старший из всех, передернул затвор автомата Калашникова. – Кто в салонах?

– Никого. Сопровождения нет.

– Ты уверена, сестра?

– Уверена…

– В кабине?

– Я провожу. Надо, чтобы пошел кто-то один.

– Я пойду.

– Ну, тогда… во славу Аллаха…

Один из моджахедов размахнулся, и ударил Алию по лицу…

Воздушных маршалов, сотрудников службы безопасности авиакомпании, сопровождающих самолет, в салоне не было. В Российской Империи никто и никогда не угонял самолеты. Взрывать – взрывали, не раз и не два. Но угонять – не угоняли никогда. Потому, что предъявлять властям какие-то требования, угрожая убить заложников, было бесполезно, заканчивалось это всегда одинаково, разным было только количество погибших.

– Что вы здесь… делаете?..

Человек – имеется в виду неподготовленный человек, – сталкиваясь со смертельной опасностью, погибает обычно из-за того, что принимает неправильные решения. А неправильные решения он принимает из-за того, что перед тем, как принять решение, люди обычно обдумывают ситуацию, а тут их надо принимать мгновенно. Только профессионал, натренированный на уровне инстинктов, в подобной ситуации делает то, что нужно, потому что он не думает, реакция на все возможные ситуации им давно отработана и сто раз проиграна на тренировках.

Тамара, спускаясь вниз, на третий уровень, чтобы взять еще шампанского, наткнулась на молодого человека, небритого, с короткой крысиной бородкой и плещущимся в глазах фанатичным безумием. За ним на второй уровень поднимался еще один – и когда Тамаре в живот ткнулось что-то твердое, она инстинктивно схватилась за это руками.

Автомат бабахнул короткой очередью, и стюардессу отбросило на ступеньки. Террористы бросились по лестнице во второй салон; первый, кто выскочил, дал автоматную очередь в потолок, что-то заискрило.

– Аллах Акбар! Аллах Акбар! Не вставать! Не вставать! Сидеть! Сидеть! Аллах Акбар! Аллах Акбар!

Во втором ряду встал пожилой, лет под семьдесят, человек.

– Как вы смеете?..

Бабах!

Старика отбросило пулями на сиденье, пассажиры закричали в голос.

– Молчать! Молчать, молчать, убью! – Бесновавшийся террорист дал очередь в женщину, вышедшую из туалета в проход, просто потому, что испугался. – Убью! Сидеть, убью!

– Дима, что там у нас?..

Дверь из салона в кабину самолета не запирали, просто потому, что стюардесса принесет кофе, еду, обе руки будут заняты подносом…

– Короткое замыкание на втором уровне! – резко ответил второй пилот, взглянув на загоревшуюся красным контрольную лампу.

– Иди, посмотри…

Дверь открылась с пинка, террорист с порога выстрелил из пистолета во второго пилота, вышедшего из кресла, и его отбросило назад. Взвыли турбины, самолет дернулся так, что террорист едва не полетел с ног.

– Ты что… – Первый пилот выровнял самолет, не допустил его срыва только за счет своего опыта. – Ты что делаешь, дурак?!

– Молчать! Во имя Аллаха, молчать, убью! Убью!

– Дурак, кто самолет поведет? Кто самолет поведет?!

– Я поведу! Я поведу, с именем Аллаха! Молчи и держи курс! Молчи!

Алия выходила последней – ее ударили по лицу, под глазом наливался синяк – это, чтобы все поверили, что она тоже – жертва террористов, а не член исламской террористической ячейки. Поднимаясь по лестнице, она взглянула в глаза Тамаре, которая была еще жива.

– Проститутка, тебя наказал сам Аллах! – Алия пнула умирающую Тамару ногой. Потом пошла дальше…

Человека со светлыми волосами звали Грегор Гольц – хотя билет у него был на имя чиновника десятого класса Григория Олсуфьева, – и он был опасен. Он был опасен не меньше, чем алабай, среднеазиатская овчарка, разрывающая волков, или некоторые виды сибирских собак, останавливающих лосей и медведей, он был опаснее всех четверых террористов, вместе взятых. Сорок один год от роду, справлял службу сначала в войсках особого назначения, затем – в дворцовой полиции. После достижения срока выслуги – а он ее выслужил в тридцать один год – ушел в частную сферу и на данный момент занимал должность управляющего по вопросам безопасности «Нефтяного и Торгового дома Тер-Акопова». У него не было ни ножа, ни пистолета, ни автомата, ни снайперской винтовки, но сдаваться этот человек не собирался. Положив руки на затылок, как все, он хладнокровно просчитывал варианты.

То, что кончится плохо – это несомненно. Лететь им некуда, они над Россией, это не трансатлантический лайнер, он предназначен для того, чтобы перевозить максимальное количество пассажиров за минимальную цену внутри страны. Стоит им где-то приземлиться для дозаправки, выдвинуть требования – и взлететь им уже не дадут, начнется штурм. Бандиты понимают, что им – конец, за террористический акт наказание может быть только одно – смерть. Империя не договаривается с террористами, тем более в таких обстоятельствах – на Востоке мятеж, в Висленском крае – мятеж… собственно, он как раз и выкроил день, чтобы слетать в Санкт-Петербург, найти старых друзей и кое о чем тет-а-тет переговорить. В составе жандармерии существуют группы «Волк» с территориальными отделами по стране, в Санкт-Петербурге их встретит отряд А – спецподразделение, подчиняющееся СЕИВК и занимающееся борьбой с терроризмом. Несмотря на то что у этих – огнестрельное оружие, шансов при штурме у них никаких, максимум, что они успеют сделать, – это пристрелят нескольких бедолаг, прежде чем сами отправятся к Аллаху… или куда там. Четверо – слишком мало, чтобы надежно контролировать огромный двухпалубный лайнер, даже если с автоматами. Тогда какого черта им надо?

Неужели…

Услужливая память подсказала – да, вполне возможно…

Тогда, десятого сентября прошлого года, последний самолет, который упал в Виргинии, САСШ, – вполне мог направляться к атомной электростанции. Неизвестно, что там произошло, то ли самолет сбили, то ли сами террористы не справились с управлением, то ли граждане попытались захватить управление… да и неважно это. Если бы самолет упал на атомную станцию – беженцами бы стали миллионы, погибшими – десятки тысяч.

Атомная электростанция под Санкт-Петербургом – восемь атомных энергоблоков, четыре тысячника, два полуторатысячника, два двухтысячника – не только питает энергией Север, но и экспортирует ее в Пруссию. Город Сосновый Бор, рядом столица Империи и Красное Село. А ведь если они будут заходить на посадку на…

Грегор Гольц исподлобья посмотрел на террориста с автоматом Калашникова, медленно идущего по рядам. Он был к нему спиной, до него было метров десять. Сейчас?

Нет, не сейчас… Надо подождать. Пусть они понервничают, пусть они устанут и потеряют бдительность, пусть они расслабятся, стоя уже на пороге рая. Вот тогда…

В кабине Владимир Дмитриевич незаметно для террориста нажал одну из кнопок. Она сообщала о том, что на борту чрезвычайная ситуация, на землю, во все ближайшие центры управления воздушным движением. Помимо этого – на земле теперь могли знать, что творится в кабине, потому что все разговоры в кабине пилотов теперь записывались и отправлялись вниз в режиме реального времени.

– Зачем ты это делаешь?! – Летчик с трудом сдерживался, труп второго пилота, совсем молодого парня, лежал в проходе. – Тебя же убьют.

– Я приму шахаду, – ответил молодой террорист, – и попаду в рай. А ты в рай не попадешь. У Аллаха для русских свиней нет рая…

– Мне надо отлить.

Террорист – молодой, с неаккуратной козлиной бородкой – остановился, уставился на сидящего в первом классе чиновника.

– Что ты сказал?

– Мне надо отлить… пожалуйста… мне надо в туалет.