Текст книги "Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого"

Увидев, кто почти половину тысячелетия назад написал старинные письма, Максим протер глаза, прочитал обе подписи еще раз и устало выпрямился на стуле. Вот это находка, вот это да! Первое письмо было подписано Эразмом из Роттердама, а второе – самим Галилео Галилеем! В конце XVI столетия эти титаны средневековья были преподавателями Падуанского университета, в котором слушали их лекции молодые князья Збаражские.

Максим оторвал глаза от удивительных писем, поднял голову, поймал взгляд заведующей, показал ей на дело перед собой и отодвинул соседний стул. Заведующая улыбнулась пантомиме историка, подошла, села на предложенный стул и вопросительно посмотрела на Максима. Ни слова не говоря, он положил между письмами белый лист бумаги, чтобы не трогать текст руками, закрыл дело, показал заинтригованной заведующей его обложку с номером дела, описи и фонда, затем чистый лист просмотров со своей фамилией, развернул дело на 316 листе и передвинул его заведующей читальным залом. Увидев титулатуру князей Збаражских и дату, опытная архивистка вздрогнула, а прочитав подписи под письмами Эразма Роттердамского и Галилея – ойкнула, заставив посмотреть на нее двух других посетителей зала.

Максим поздравил «Замки Тернопольщины» с находкой мирового уровня, которая, без сомнения, дополнит биографии двух гениев Средневековья, после чего попросил разрешения досмотреть дело, которое, конечно, тут же заберут из читального зала, без перерыва на обед. Разрешение было получено с улыбкой, и Максим быстро, но внимательно стал просматривать оставшиеся четыреста пятьдесят листов дела 14, описи 2, фонда 126.

После воспоминаний какого-то местного шляхтича XIX века о жизни в своем маетке следовали новые отчеты управляющего в Париж, планы нескольких тернопольских дворянских усадеб, расписание торжеств на юбилее известного краковского магната, годовая справка о состоянии поместий повета, сделанная губернским предводителем дворянства, справочник цен на зерно и крупный рогатый скот. Материалы были интересные, но к Богдану и уж тем более киевскому школяру середины XVIII века отношения не имели.

Когда до конца тома оставалось всего ничего, на листе 747 Максим, уже думавший, где ему далее искать продолжение рукописи своего предка, в Тернополе или в Хмельницком, а может, и в Житомире, вздрогнул точно так же, как это сделала заведующая читальным залом, когда увидела письма князьям Збаражским. Вот оно – окончание работы Олексы Дружченко, с 13 по 21 лист, на той же бумаге и написанное тем же почерком, продолжение рассказа о посещениях великим гетманом Збаража и Меджибожа! Кто ищет – тот всегда найдет, надо только бороться и искать, найти и не сдаваться! Тот, кто ничего не хочет, ничего не может, а значит, никому не нужен. Туда ему, конечно, и дорога, но право голоса на выборах таким людям совершенно ни к чему.

Не теряя времени, московский историк достал свой надежный железный смартфон с отличным фотоаппаратом. Еще в первый день он оформил разрешение на съемку и ксерокопирование, поэтому сразу же сделал фото всех девяти листов рукописи на него, и на второй телефон с украинской сим-картой, проверил качество и сохранность снимков и только тогда позволил себе обрадоваться.

Матка боска ченстоховска, как любят восклицать культурные поляки! Максим был в полном восторге. Еще бы! В последние рабочий день и час в последнем заказанном им деле какого-то управляющего, жившего в замке в начале XX века, он, черт побери, нашел записи Олексы Дружченко, своего далекого предка!

Историк подошел с делом к заведующей, показал ей подпись киевского школяра, чью фамилию носил и он сам, и они вдвоем за десять долгих для Максима минут аккуратно отксерокопировали эти замечательные, удивительные, да что там говорить, потрясающие девять листов на плотной бумаге львовского производства конца XIX столетия, подшитые в дело без повреждения текста, что было необычным для архивных документов. Слава богу, Олекса писал четким почерком, хорошими чернилами на свежей саже, и качество копий, которых Максим заказал по два экземпляра, оказалось отличным. Максим попросил заведующую узнать, может ли он купить рукопись своего прапрапрапрадедушки для семейного архива, или хотя бы выяснить, где теперь будет храниться знаменитое дело 14, опись 2, фонд 126. Затем историк сложил листы из поддона ксерокса в файл, который вставил в пластиковую папку и больше не выпускал ее из рук, сел за свой стол, перевел дух и под удары замковых курантов, пробивших пять раз, молча заорал громкое «Ура»!

Заведующая читальным залом уже вела к его делу директора «Замков Тернопольщины», который открыл его на закладке Максима, долго читал письма Эразма и Галилея, затем пожал руку Максиму и унес дело 14 в свой начальственный кабинет. Рабочий день читального зала закончился успешно для архива и для Максима.

Московского историка пригласили в кабинет директора, где все дружно выпили шампанского за найденные средневековые раритеты. Максим обрадовал начальство словами, что не считает себя первооткрывателем старинных писем, а значит, никакого недосмотра не было, просто при проверке фондов их нашли научные сотрудники архива, что и требовалось доказать. Максима поблагодарили, сказали, что для получения разрешения на покупку двух частей рукописи своего предка Олексы Дружченко в государственных архивах Хмельницкой и Тернопольской областей ему надо написать заявление, которое должно будет преодолеть море бюрократических процедур, включая экспертизу исторической и научной ценности документа, и пригласили работать в «Замках Тернопольщины» без всяких ограничений. Максим, очень хотевший услышать именно это, тут же попросил устроить для него персональную экскурсию по закрытым для посещений подземельям Збаражского замка, включая и монастырь бернардинов. Ему, конечно, не отказали, и Максим договорился с хранителем фондов музейно-архивного объединения, который должен был повести его под землю, встретиться в замковом дворе завтра, в двенадцать часов дня.

Обрадованный Максим с драгоценными ксерокопиями в пакете спустился с замковой горы прямо к «Вытребенькам». Находку второй части рукописи Олексы надо было красиво отпраздновать, иначе удачи не будет, проверено. Историк сел за стол в нише у дальней стены, сделал сложный заказ, долго думал, что выпить, пунш или грог, но попросил сделать глинтвейн из отличного местного красного вина. Затем он достал из папки рукопись предка и углубился в чтение, надеясь, наконец, разгадать тайну Богдана Хмельницкого.

Закончив описывать известные и неизвестные поездки гетмана в Збараж и Меджибож, Олекса сообщал, что по протекции родственника его для разбора бумаг нанял богатый шляхтич из рода Чечелей, поместье которого располагалось в трех верстах от Збаража, в старой Синяве. Максим тут же вспомнил, что Чечели владели и Самчиками. Очевидно, во тьме веков и войн общий архив шляхетного рода, а вместе с ним и рукопись Олексы, был разделен надвое и сумел дойти до нашего времени, во всяком случае, бумагам безвестного киевского школяра очень повезло.

Максим поблагодарил себя принесенным глинтвейном, слава богу, без травы бокки, но с какими-то приятными для красного вина травами, а также за широко заброшенную архивную сеть, поймавшую с его помощью золотую рыбку, и продолжил чтение рукописи, легко разбирая четкий почерк своего предка.

В середине XVIII века Чечели служили у владевших Збаражем князей и магнатов Речи Посполитой Станислава и Винцента Потоцких, которые после работы в Синяве пригласили толкового и вежливого студента Могилянской академии составить новый каталог старинной библиотеки замка, не обновлявшейся со времен короля Августа и Северной войны. Олекса писал, что комната рядом с библиотекой была завалена неразобранным архивом князей Збаражских XV–XVII веков. Он совершенно не интересовал новых владельцев замка, но Олекса уговорил Потоцких разрешить ему хотя бы разложить бумаги в хронологическом порядке, надеясь найти новые документы времен Украинской революции 1648–1657 годов.

Предок, за полтора летних месяца работы в Збараже спавший по пять часов в сутки, с восторгом писал, что нашел и скопировал в отдельную тетрадь несколько записей из обнаруженного им документа, составленного кем-то из местных любителей старины еще во второй половине XVII века. В документе содержались цитаты из личного журнала Богдана Хмельницкого, касающиеся его приезда в Збараж в октябре 1656 года. Главную запись, которой сам Олекса, видно, придавал важнейшее значение, он переписал еще раз и вставил в свою работу о поездках гетмана в Збараж и Меджибож. Максим мысленно поблагодарил свой собственный род за присущую ему предусмотрительность, так как никаких следов еще одной тетради своего предка нигде пока не встречал.

Запись, сделанная 16 октября 1656 года, содержала сведения о том, что в этот день из Меджибожа в Збараж прибыли восемнадцать возов, каждый из которых тащили по две пары волов-тяжеловозов. Обоз во главе своего Чигиринского полка вел сам Богдан Хмельницкий в сопровождении характерников из Тайной стражи знаменитого Максима Гевлича. Олекса установил, что личный журнал гетмана вела именно Тайная стража, и это был один из самых секретных документов военной канцелярии войска Запорожского, как официально называлась созданная Хмельницким армия, в пору расцвета превышавшая число в сто тысяч казацких сабель. Максиму стало ясно, что утечка данных из личного журнала Хмельницкого, попавшая в архив князей Збаражских, была сделана характерниками преднамеренно.

Богдан и характерники въехали в замок, по периметру стен и рвов которого встал Чигиринский полк, переночевали во дворце, и на следующий день уже двадцать телег в сопровождении гетмана и половины Чигиринского полка ушли из Збаража на Вишневец.

На этом запись из личного журнала заканчивалась. Однако довольный Олекса далее писал о том, что ему с божьей помощью удалось найти в горе бумаг отчет казацкого коменданта Збаража, сделанный в Войсковую канцелярию после отъезда гетмана. Из отчета Олекса узнал, что на рассвете 27 октября он выпустил из города большой отряд казаков, ведших в поводу каждый по несколько лошадей с переметными сумами вместо седел. Часть казаков Чигиринского полка, проводив своих товарищей, вернулась в Збараж, где продолжала оставаться еще две недели, получая провиант и фураж для лошадей от коменданта.

Максим, со словами «Скоро только кошки родятся», убрал копию рукописи в папку и стал есть принесенный ему умопомрачительной красоты и вкуса закарпатский салат, не переставая размышлять. В конце октября дороги уже подмерзли, и на одном боевом возу волы могли перетащить из Меджибожа в Збараж полтонны золота в бочонках. Прятать казну в своей ставке в Белой Церкви или у себя в Чигирине и Субботове, Богдан, конечно, не стал, понимая, что именно там начнут искать его наследие в первую очередь, и тихонько переправил золотой запас для будущей Украины в Меджибож, а потом в Збараж. Восемнадцать телег могли привезти в замок десять тонн золота, а всадники с лошадями с переметными сумами также могли аккуратно вывезти это золото в известном только гетману и Тайной страже направлении.

Максим не раз держал в руках ходившие в XVII веке в Европе золотые флорины, дукаты и цехины, их тогдашние банки и властители перевозили в удобных и крепких бочонках весом по семьдесят килограмм, которые клали по два на спину выносливой лошади: ведь она не могла, как воз, застрять в непролазной грязи. Десять тонн золота могли вывезти совершенно незаметно шестьдесят лошадей. Не зря же часть Чигиринского полка находилась в Збараже еще две недели после отъезда гетмана, охраняя и обеспечивая Тайной страже перевозку золота.

С гетманом были четырнадцать характерников Максима Гевлича, которые могли вывезти все золото в два или три приема. То, что чигиринцы стояли в Збараже две недели, означало, что бочонки с дукатами спрятали не очень далеко от замка, раз на дорогу в оба конца характерники тратили всего пять-шесть дней.

Что же все-таки произошло темной холодной октябрьской ночью в таинственном Збаражском замке? Богдан и четырнадцать его самых знаменитых характерников Тайной стражи учились в великолепном Львовском коллегиуме иезуитов, для которых со времен Лойолы не было никаких тайн во всем подлунном мире. Они, конечно, хорошо знали, как прячут свои секреты все другие монашеские ордена, в том числе и бернардины, своеобразные конкуренты светских монахов из Общества Иисуса. Максим почему-то был уверен, что Тайная стража узнала о подземельях Збаражского замка все и в октябре 1656 года спрятала в них по поручению и в присутствии гетмана Богдана часть архива и золота, увезя остальное в другие тайники, располагавшиеся в трех днях пути от Збаража. Максим, приблизившись к тайне Хмельницкого вплотную, во что бы то ни стало должен был выяснить, где находятся секреты создателя Казацкой страны!

Возбужденный историк попытался успокоиться и не спеша съел отличное, как всегда, мясо по-вытребеньковски, подававшееся в таком количестве и качестве, что гарниру при нем не хватало места, потом выпил кофе с удивительно вкусным рулетом почти из одного мака, поблагодарил официантку, рассчитался и отправился в «Гетман».

Куранты замка пробили девять раз, когда Максим закончил отправлять со смартфона на обе свои электронные почты фотографии обеих найденных рукописей Олексы Дружченко, обеспечив их защиту от непредвиденных случайностей, и продолжил чтение.

Олекса выяснил из комендантских отчетов, что тот собрал для двадцати возов обоза на Вишневец сорок волов. А восемнадцать телег из Меджибожа в Збараж тащили семьдесят два вола. Значит, груз в телегах был намного меньше, чем за сутки до этого. Обоз сопровождал Богдан с тремя сотнями казаков Чигиринского полка. Максиму было ясно, что, оставив в Збараже две сотни чигиринцев и почти всю Тайную стражу для перевозки золота и архива в отведенные им места, Богдан отводил от замка внимание польских, турецких и всех других всевозможных соглядатаев, сделав вид, что оставался здесь только на ночевку на пути из Меджибожа в Вишневец, а возможно, и дальше, например, в Кременецкий замок. Не зря же в Кременце уже четыреста лет ищут сокровища королевы Боны Сфорцы, отравительницы Барбары Радзивилл и жены Сигизмунда Старого, который и подарил ей этот чудесный замок. Слава богу, что в нем не искали клада Богдана Хмельницкого, а вдруг он действительно спрятал его не только в Збараже, но и в этом знаменитом королевском домене?

Но стал бы Богдан прятать важнейшие государственные тайны Гетманщины в замке своего самого заклятого врага, Бешеного Яремы Вишневецкого? Мог ли средневековый Збараж на новой границе Казацкой страны и Речи Посполитой надежно сохранить секреты только что рожденной в битвах великолепной Украины? Иеремия Вишневецкий внезапно умер от собственной ненависти к людям в 1652 году, дела Гетманщины, через два года вступившей в союз с Московским царством, шли вполне прилично, и Богдан вполне реально хотел включить в ее состав все украинские земли от Чернигова и Полтавы до Галичины и Закарпатья.

О том, что по Андрусовскому договору 1667 года Варшава и Краков разорвут-таки Украину надвое, сделав ее на двести пятьдесят лет Западной и Восточной, в 1656 году, при Богдане Великом, не могло быть и речи, поэтому таинственный и надежный Збараж вполне подходил для хранения тайн первого гетмана Казацкой страны. Максим всегда смеялся, когда читал о том, что именно Москва и Варшава разделили великолепную Украину надвое. Ангажированные дилетанты от истории, никогда не открывавшие дверь в архивы, конечно, не знали, что в 1667 году население Украины было пять миллионов, а Речи Посполитой с великим княжеством Литовским – двадцать миллионов человек. Огромное Московское царство в этот год населяли всего четыре миллиона подданных, и отбить от вдвое сильнейшей Речи Посполитой, имевшей бездонные кредитные возможности для набора наемников в Европе, всю уничтожаемую ею Украину, а не ее половину, Москва не могла при всем желании физически. История, панове, это то, что было, а не то, чего бы вам хотелось.

Во время исторического поиска при минимуме необходимой для него информации Максим всегда проводил тотальную проверку всех нужных архивов, и это приносило ему успех, как, например, при поиске рукописи своего предка. В раскрытии тайны Богдана Хмельницкого этой дотошности было мало. Максим попытался вспомнить все главное, что знал о великом гетмане, когда писал о нем в ставшей классической работе «Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады». Он должен был перевоплотиться в своего героя и начать думать, как создатель великолепной Украины. В пятницу, 5 марта, вечером время в збаражской гостинице «Гетман» внезапно остановилось, а затем пошло в другую, средневековую сторону.

«Богдан Великий и его герои, среди которых были предки Максима Дружченко.

Вот же какие казацкие рыцари были! Земля не держала! Выходили сухими из воды, насылали на врага туман, наводили сон, а полки врагов внезапно начинали рубиться между собой.

Казаки-характерники так много знали и умели, что посполитые совершенно серьезно считали их колдунами, которые в воде не тонули и в огне не горели, а сабли и пули их не брали. Они хорошо знали чертову мову и спокойно разговаривали с нечистой силой.

Военный гений.

Казак, сотник, войсковой писарь, победитель испанцев во Франции, турок на Черном море, великий полководец Богдан Хмельницкий отлично знал и применял в деле не только новейшее европейское, но и украинское военное искусство: конная атака и погоня за врагом, ложное отступление в засаду, атака знаменитой казацкой пехоты, защита войска табором из возов, оборона, строительство укреплений, обучение войск, обеспечение их боеприпасами, продовольствием и фуражом, подготовка полков к походу. До начала Украинской революции середины XVII века он участвовал в битве с турками под Цецорой в 1620 году, во многих крымских и черноморских походах от Перекопа до Стамбула, в Смоленской войне 1632–1634 годов, за которую из рук короля получил золотую саблю, знаменитом взятии Дюнкерка в 1644 году, во множестве пограничных стычек.

Богдан собрал вокруг себя выдающихся украинских героев, среди которых самыми лучшими и первыми среди равных были кальницкий и винницкий полковник Иван Богун, чигиринский полковник и наказной гетман Федор Вишняк, крапивенский полковник Филон Джеджалий, ненавидевший зажравшуюся польскую шляхту так же, как и выдающийся артиллерист и войсковой обозный Михаил Чарнота, рано погибший полковник и атаман Максим Кривонос, брацлавский полковник и любимец народа Данила Нечай, полтавский полковник и наказной гетман Иван Золотаренко, киевский полковник Антон Жданович.

Рада старшин и полковников войска Запорожского во главе с гетманом занималась военными делами, дипломатическими проблемами, гражданским управлением Гетманщиной и казацкими реестрами.

В начале 1648 года установленный Речью Посполитой реестр составлял шесть тысяч, летом 1648 года – двенадцать, осенью 1648 года – двадцать, в ноябре 1649 года – сорок, а летом 1655 года – шестьдесят тысяч казаков при четырехмиллионном населении Гетманщины.

После Зборовского мира конца 1649 года в официальном реестре числилось шестнадцать казачьих полков: Белоцерковский, Брацлавский, Кальницкий (Винницкий), Каневский, Киевский, Корсунский, Крапивенский, Миргородский, Нежинский, Переяславский, Полтавский, Прилуцкий, Уманский, Черкасский, Черниговский и гвардейский Чигиринский.

В начале 1648 года в казацком полку служила тысяча казаков, во время Украинской революции – вдвое, втрое, вдесятеро больше, в зависимости от боевой ситуации.

Войском и казацкой Радой старшин руководила Генеральная старшина, в которую входили гетман, писарь, обозный, два есаула и два судьи. Ей подчинялись все полковые старшины в составе полковника, есаула, обозного, судьи, писаря и хорунжего. По реестру 1649 года в полках Гетманщины было от одиннадцати до двадцати двух сотен, в каждой до трехсот казаков. В сотенную старшину входили сотник, есаул, писарь и хорунжий. Сотенными городами считались местечки в составе полков, которых могло быть и пять, и десять, и больше. В селах казаками командовали сельские и куренные атаманы. Богдан Хмельницкий создал казацкое государство в виде войска.

По приказу Хмельницкого полки собирались в сборных местах и шли к гетману, который командовал главным войском и посылал куда нужно отдельные войсковые группы во главе с талантливыми наказными атаманами из полковников.

В походе каждый полк двигался табором, о котором бывшие в ставке Хмельницкого иностранные дипломаты писали:

«В походе возы идут с двух боков, охраняемые конницей, в середине – пешее войско, и в случае необходимости эти возы служат их шанцами. С этими возами они очень сильны, и про них говорят, что нет в мире войска, которое могло бы лучше строить укрепления и шанцы, чем казаки».

Войско Хмельницкого в походе и на отдыхе ставило возы в шесть и до десяти рядов, иногда друг на друга, и прорваться через это почти мгновенно возникавшее укрепление врагу было практически невозможно. Иностранные дипломаты докладывали начальству, что «казаки, имея перед собой хотя бы небольшое укрепление, легко отбиваются один от четверых врагов».

Казаки шли в поход на своих конях и с личным оружием. У каждого из них были сабля, кинжал, мушкет-самопал, пистоли, лопата, мотыга, топор, коса и продовольствие. При проявлении большого вражеского войска казаки спешивались и за пятнадцать минут устраивали неприступный табор.

Артиллерия войска Хмельницкого состояла из полковой, осадной и крепостной. Много отличных пушек новейших европейских образцов казаки взяли как трофеи после побед над поляками в битвах и при осаде магнатских замков. Их количество в казацком войске измерялось сотнями, и это была грозная сила.

В каждом полку была мастерская, делавшая не только сабли, но даже карабины и отливавшая пули. Казаки с помощью своей селитры и привозной серы изготавливали отличный порох.

В каждом полку и главном войске были лекари и коновалы.

Боевое мастерство казаков в сабельном и мушкетном бою было непревзойденным. Посол А. Вимина в ставке гетмана писал своему европейскому монарху: «Мне доводилось видеть, как казаки пулей гасили свечку, отсекая нагар так, как будто это было сделано с помощью щипцов. Они учатся храбрости и боевому мастерству с детства».

При приближении большого вражеского войска казаки в считанные мгновения ставили возы четырехугольником и под прикрытием конницы, отбивавшей сторожевые разъезды противника, рыли вокруг него рвы, земля из которых шла на валы, шанцы, редуты. Дипломат Павел Алеппский писал: «Казаки насыпают около войска земляные укрепления, чтобы никто не мог напасть на них неожиданно. Каждый имеет отдельную защиту – яму в земле. Встав на ноги, они стреляют из мушкетов, выпускают свои пули, а когда стреляет противник, прячутся в укрытиях, и ни одна пуля в них не попадает». Румынский посол в ставке гетмана докладывал домой: «Казацкое войско, как только выкопает себе укрепления у какой-то реки, становится совершенно неприступным».

В 1648–1657 годах украинско-польский фронт был растянут на триста километров по Волыни и Подолии. Богдан Хмельницкий с постоянным войском находился в своей ставке в Белой Церкви и прикрывал главную дорогу из Польши на Киев через Бердичев и Староконстантинов. Его правое крыло, защищавшее Гетманщину от войск великого княжества Литовского, располагалось на линии Овруч-Чернигов, а левое крыло, против Крымского ханства, стояло на линии Умань-Чигирин. С московской стороны войск не было, как не было и военной угрозы. Только такой военный и политический гений как гетман Богдан Великий мог в подобных невыносимых условиях создать и успешно защищать первое украинское государство от огромной толпы страшных врагов, готовых по-волчьи рвать юную Украину по живому и мертвому.

Пограничная линия против Польши по рекам Случь и Мерефа охранялась казацкими сторожевыми заставами и отрядами, на помощь которым гетман в случае необходимости посылал свои полки. Богдан активно организовывал и вооружал сельские партизанские отряды, которые успешно ослабляли польские и литовские хоругви.

Главное войско Богдан выводил на врага тогда, когда он этого не ждал, в решающий момент. Противники никогда не знали, сколько у него в строю казаков с самопалами и всадников с саблями, сколько войск в резерве и в какой момент и место они ударят по гетманскому приказу. Богдан Великий никогда не повторялся и всегда действовал неожиданно. Он всегда со словами великого князя Святослава «Иду на вы» первым начинал битву.

Сражение «герцами, поединками» начинали отдельные всадники и легкая пехота. Затем в бой под прикрытием табора сзади шла легкая конница в лавах, которую с флангов мушкетным огнем защищала пехота. Если в атаку своими железными квадратами шла пехота, то уже конница прикрывала ее с флангов.

Польские войска быстро перенимали передовой казацкий опыт и также стали использовать для похода и защиты табор и строить земляные укрепления вокруг своих замков и крепостей.

При осаде польских крепостей казаки вокруг них сплошной стеной делали шанцы, редуты и валы, высотой в два копья, до шести метров. Каждую ночь пехота сжимала кольцо осады все новыми и новыми укреплениями, а казацкие минеры и саперы под вражеские стены и башни копали подземные галереи.

На штурм стен казаки шли под защитой деревянных щитов гуляй-города. Однако сильные крепости, такие как Збараж или Каменец-Подольский, взять штурмом можно было только с огромными потерями, поэтому казаки брали их осадой.

Когда огромное польское войско с наемниками с запада наваливалось на Гетманщину, казацкие пограничные отряды с линии Случь-Мерефа отступали на главную границу по линии Винница-Брацлав-Паволочь с укреплениями и крепостями. Эту границу казаки защищали яростно, но если большое вражеское войско на ней удержать было нельзя, то казацкие полки отступали на самую сильную третью линию Умань – Белая Церковь, которую польские войска не смогли прорвать ни разу, как ни стремились это сделать. В самой Гетманщине украинский народ защищали более двухсот крепостей и замков со рвами, валами, стенами и башнями, как правило, строившиеся на горе у реки.

Богдан Великий правильно считал, что победу в войне приносит уничтожение главной армии врага, и со своим войском всегда решительно шел ей навстречу. Будучи одним из первых великих полководцев, гетман не тратил силы на штурм опорных крепостей врага, а оставлял их в тылу блокированными и смело атаковал главное вражеское войско. В 1649 году Хмельницкий оставил осажденный Збараж и разгромил армию польского короля под Зборовом; он проводил подобные операции не раз. Объединенное русско-украинское войско Хмельницкого и Бутурлина в 1655 году прошло по Западной Украине на главную польскую армию, оставляя в тылу невзятые шляхетские замки, в самый нужный момент догнало коронное войско гетмана Станислава Потоцкого и в ужасной битве под Городком разнесло его в пыль.

Богдан Хмельницкий учил своих героев всем своим передовым воинским приемам. Он писал нежинскому полковнику и наказному атаману Ивану Золотаренко, на правом фланге отбивавшемуся в Беларуси от войск литовского гетмана Радзивилла:

«Не барься над ляшскими курниками, как в прошлом году, а иди туда, где голова и вражеские полки. И в прошлом году было можно многого добиться, если бы вы около их замков не барились, а то только многих людей потеряли. Треба без задержки на главного противника идти, чтобы и этот год даром не прошел. У Быхова оставь пехоту, чтоб окопалась, а сам там людей не губи и промышляй над головой, а с хвостом потом легко справимся. После разгрома главной армии польские города и замки долго не обороняются».

Богдана Хмельницкого обожали все настоящие украинцы и берегли его как могли. Иностранные послы писали своим королям и министрам из его ставки, что все казаки и посполитые готовы на все по одному взмаху руки своего любимого гетмана, и говорили, что вся польская шляхта купой не стоит одного нашего Богдана. В ответ на предложения польских эмиссаров предать своего вождя его полковники с размаху давали шляхтичам в рыло, в частности, это с удовольствием делали Чарнота и Джеджалий.

Военный гений Богдана Хмельницкого был потрясающим, а организация и обучение его казацкой армии – поразительными.

Быстрота передвижения польской и татарской конницы в походе и сражении требовала от казацкой пехоты при отражении их атак отменной выучки, за которой дело не стало, и великолепного владения огнестрельным и холодным оружием.

Благодаря Богдану казаки хорошо знали баллистику, проводили постоянные учения, имели пристрелянные мушкеты и пушки, досконально изучили их устройство и боевые характеристики, стреляли быстро и метко.

Чтобы выстрелить из мушкета, нужно было проделать двенадцать последовательных действий, и это делали во всех армиях тогдашней Европы. Казаки ускорили процесс заряжания, они заранее готовили порции пороха и пули в отдельных бумажных мешочках, которые вкладывались в особые соты ладунки из коротких спаянных трубок, закреплявшихся в кожаном футляре на поясе казака. В течение боя казак успевал выстрелить из мушкета с ударным кремневым замком около сорока раз. Войско Богдана Великого обладало огромной боевой мощью, которой не имели другие европейские армии.

По приказу гетмана каждый казак брал в поход два килограмма пороху и триста пуль, часть из них в ладунках, что позволяло вести беспрерывный огонь в течение трех часов. Казаки брали из ладунки пакетик с порохом и пулей, разрывали его, высыпали порох и пулю в ствол, прижимали шомполом с пыжом и очень скорострельно и метко палили из мушкетов. От казаков Хмельницкого кожаные ладунки с пакетиками распространились в армиях всего мира.

Строй мушкетеров в европейских армиях состоял из пяти шеренг, которые стреляли одна за одной. Благодаря ладункам казаки стреляли тремя шеренгами, и это позволяло при необходимости сделать огнестрельный фронт очень длинным или обеспечить в нужном месте боя одновременный убийственный залповый огонь. При этом малая плотность казацкого строя сводила потери от пушечного огня противника до минимума.

Трехшеренговый строй казацкой пехоты делал шесть выстрелов в минуту, пули во врага залповым огнем летели каждые десять секунд, делая в его боевых порядках зияющие дыры или выбивая вражеских солдат шеренгами, и это было потрясающее зрелище.