Текст книги "Буря в Па-де-Кале"

– Мы должны обыскать эту комнату, – проговорил я в ответ, озираясь по сторонам. Но в комнате почти не было никакой обстановки. Два обшарпанных стула и стол – вот и вся мебель!

Кинрю тем временем обшаривал карманы покойного байроновского героя. Потом он тщательнейшим образом осмотрел подкладку его плаща.

– Ничего, – разочарованно выдохнул мой самурай.

– Чертовщина какая-то, – отозвался я. – Неужели он все-таки успел переправить письмо по назначению?!

– Похоже на то, – отозвался японец.

– Отвезите меня домой, – умоляюще прошептала Елизавета Артемьевна. Ее лицо было мокрым от слез.

– Вам очень больно? – посочувствовал я.

– Если бы вы только знали, как больно!

Я взял ее на руки и понес прочь из этого мрачного дома.

* * *

Каково было удивление Миры, когда она увидела, как мы с Кинрю внесли в гостиную какую-то незнакомую женщину.

– Что это значит?! – всполошилась моя индианка. На какую-то долю секунды Мире показалось, что княгиня мертва. – Кто это? – осведомилась она. – Что происходит?

– Она ранена, и ей срочно нужно оказать какую-то помощь! Княгиня к утру должна сама вернуться домой, – отозвался я. – На тебя вся надежда!

– Да она же в почти бессознательном состоянии! – всплеснула руками моя индианка.

Я поведал Мире все печальные обстоятельства. Она внимательно выслушала меня и отправилась в свою комнату демонов за могущественными талисманами, травами для отвара и книгами с древними заклинаниями. Розовое кружево ее нового французского пеньюара облаком исчезло за деревянной дверью.

Через некоторое время Елизавета Артемьевна снова пришла в себя.

– Это какой-то ужасный сон! Кошмар! – проговорила она, отпивая из серебряной чаши и опасливо поглядывая на индианку, которая ей ее поднесла. – Я никогда бы не подумала, что Алексис способен… – Ее речь прерывалась рыданиями. – Нет, я знала, что он не любил Ольгу, я пыталась ее отговорить от поездки, но мне до последнего не хотелось верить в то, что он послужил причиной случившейся с ней трагедии!

– Вы провожали ее на корабль! Не так ли? – произнес я в ответ.

– Да, Яков Андреевич, я вам уже говорила, – устало отозвалась больная.

Тем временем Мира отправилась за своими платьями, чтобы подобрать что-нибудь более или менее подходящее для княгини.

– Она вам рассказывала что-нибудь о письме? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Нет, – Елизавета Артемьевна в ответ отрицательно покачала головой. – Она только намекала, что в Кале у нее какая-то важная миссия! Она всегда говорила об этом таким интригующим тоном… А что за письмо вы имеете в виду? – Неожиданно оживилась Данилина.

– Это не имеет никакого значения, – улыбнулся я, – если вам о нем ничего неизвестно!

– Я действительно ничего не знаю, – развела руками княгиня. – Поверьте! Рада бы вам помочь, да нечем! Я ведь перед вами в неоплатном долгу, – вздохнула она. – Теперь, если что… Смело обращайтесь ко мне!

Мира принесла свои платья и разложила их на диване. Она выбрала три самых лучших. Одно из лионского шелка, лиф которого был украшен камелиями; другое – атласное, темно-синее, расшитое голубыми сапфирами и затканное серебром; третье – из лилового бархата, к которому прилагалась нежно-розовая кружевная мантилья. Еще индианка принесла несколько тонких кашмирских шалей.

Елизавета Артемьевна выбрала бархатное платье с мантильей. Индианка за ширмой помогла ей в него облачиться. Однако мантилью решено было все же оставить Мире. Княгиню она искусно задрапировала в кашмирскую шаль из стеганого шелка, которая должна была скрыть от посторонних глаз ее пропитавшуюся кровью повязку.

Я с ужасом думал о том, что, должно быть, Лиза испытывает. Какую душевную муку, наверное, переживает она… Я полагал, что эта мука не идет ни в какое сравнение с болью физической.

Потом Мира отдала княгине свой светлый бархатный плащ с капюшоном.

– Я не знаю, как и благодарить вас, – растроганно проговорила Елизавета Артемьевна.

– Не стоит благодарности, – ответила Мира. Она протянула княгине на прощание мешочек с душистыми травами. – Заваривайте их почаще, – сказал она, – и вам станет легче! Они успокаивают боль и останавливают кровотечение! Но все же я посоветовала бы вам обратиться к какому-нибудь доктору…

– Об этом не может быть и речи! – наотрез оказалась княгиня. – Я заклинаю вас об одном, – взмолилась она. – Никто не должен знать о том, что случилось сегодня ночью!

– Тогда, если вам станет хуже, обязательно пошлите за мной! – сказала Мира.

– Я так и сделаю, – пообещала Данилина на прощание. Потом мой Кинрю увел ее, чтобы отвезти домой. А я вынужден был мысленно с прискорбием констатировать, что все мои поиски императорского письма так и остались безрезультатными. Требовалось срочно искать выход из сложившейся ситуации!

* * *

Утром у меня появились кое-какие мысли относительно того, как действовать дальше. Я имел некоторые виды на поручика Эраста Андреевича Ларина и на Марью Антоновну Нарышкину. Их обоих я собирался расспросить об Аракчееве. Но если адрес поручика, образно выражаясь, был у меня в кармане, то вот о том, как обратиться к Нарышкиной я не имел не малейшего представления. Она видела меня в Екатерининском дворце, когда я встречался с адъютантом Его Величества, но никакого желания переговорить со мной не изъявила. Чего только стоил один ее презрительный взгляд, брошенный в мою сторону!

Так что в этом вопросе я мог снова уповать на одну лишь Божену, которая, как я полагал, при желании могла мне устроить встречу с императорской фавориткой, вопреки своей ссоре с ней, через какое-нибудь третье лицо…

За завтраком Мира и Кинрю молча гремели столовым серебром, не отрывая глаз от тарелок.

Я первым прервал затянувшееся молчание:

– Я намереваюсь отправиться к Божене Феликсовне! Кинрю, ты поедешь со мной?

– Разумеется, – обрадованно ответил японец. А он-то уже считал мое положение абсолютно безвыходным… Я заметил, как они с Мирой облегченно переглянулись.

* * *

Сегодня Божена принимала меня в своем будуаре, обставленном с поистине восточною роскошью. Стены в нем были обиты расписным шелком в нежных тонах. Возле китайской ширмы располагался яшмовый столик, на котором стояли часы изящной работы с амурами. Вся комната была выложена китайской посудой и безделушками.

Сама Божена выглядела роскошно в темно-синем муслиновом платье с пышными юбками, перехваченном у самых бедер прозрачным шарфом, с пышными, такими же прозрачными, тюлевыми рукавами, обнажавшими всю прелесть ее изящных ручек, пальцы которых были унизаны перстнями с сапфирами. Золотистые, искрящиеся волосы моей кузины были зачесаны к верху на затылке в виде шиньона, сколотого высоким костяным гребнем, на висках они собирались в пучки. В руках Божена держала расписной веер шириною в ладонь.

– Ну, милый братец! Что-то давно вас не было видно? Рассказывайте! Я жду! – игриво приказала Зизевская.

Я в общих чертах рассказал ей, что происходит. Но, конечно, умолчал о некоторых подробностях.

– Я поняла так, Яков, что тебе удалось поквитаться с твоим обидчиком, – вкрадчиво проговорила Божена. – Но на этом еще ничего не закончилось…

– Вот именно, – я кивнул.

– И чего же ты от меня теперь хочешь? – Божена сделалась вдруг серьезной. – По Петербургу слухи ползут, будто какого-то офицера нашли убитым в доме возле Екатерининского канала. Говорят, он то ли сбежал из ссылки, то ли указом Его Императорского Величества помилован был… – Кузина одарила меня пытливым взглядом пронзительно-синих глаз.

– Мало ли что за слухи?! – проговорил я уклончиво.

– Еще говорят, что он вроде бы человек Алексея Аракчеева, – произнесла кузина задумчиво. – Маску при нем нашли… Что-то мне не верится, Яков, что тебе об этом ничего не известно! Если ты в этом замешан, то берегись, Аракчеев, говорят, натура мстительная! К тому же весьма влиятельная! – Божена Феликсовна склонила голову на бок.

– Ну, мы тоже не из простых, – усмехнулся я, намекая на свое Орденское начальство.

– Я так и знала! – воскликнула кузина. – Ну да ладно! Тебя уже не переделаешь! Говори, с чем пришел! – вновь велела она.

– Я должен увидеться с Нарышкиной, – произнес я в ответ. – И при этом – срочно! Дело отлагательств не терпит!

– Эх, чего захотел! – возмутилась Божена. – А я-то тут при чем? Или ты забыл, любезный братец, что она меня на дух не переваривает?!

– Но ведь вы, дорогая кузина, можете устроить нам с ней свидание через третье лицо! Не так ли? – Я улыбнулся с ловеласовской опытностью. – У вас ведь при дворе обширные связи…

Божена Феликсовна поднялась с оттоманки и принялась нервно мерить шагами свой будуар.

– Яков, ты все время ставишь меня в неловкое положение, – кузина поджала губы. – Впрочем, ладно, – наконец согласилась она. – Я попробую! Но ничего обещать не могу!

– Ну а я-то уж в долгу не останусь!

* * *

От Божены Зизевской я сразу направился к Эрасту Андреевичу Ларину, проживавшему на Сергеевской улице все в том же Адмиралтейском районе. У него был красивый дом с флигелями. Я собирался переговорить с ним о том, что услышал за кальяном Зизевской в ее диванной. Мне казалось, что сказанное им имело самое непосредственное отношение к делу, которым мне, Божьей волей, выпало заниматься. Я велел лакею, отворившему дверь, доложить обо мне. Тем временем Кинрю с нетерпением дожидался меня в карете.

Удивительно, но поручик сразу узнал меня.

– Яков Андреевич Кольцов? – Он пожал мне руку. – Мы, кажется, встречались с вами в салоне Божены Феликсовны, – офицер смотрел на меня с легким прищуром. Я посчитал, что у него неважное зрение.

– Вы не ошиблись, – ответил я. – У вас отличная память на лица!

– У вас ко мне какое-то дело? – поинтересовался он.

– Да, – отозвался я, присаживаясь на круглый стул. – Я невольно подслушал часть вашего разговора с важным господином во фраке…

– Какого разговора? – насторожился Ларин. – Что вы имеете в виду? – На его продолговатом лице нервно задергались скулы. Из чего я заключил, что он прекрасно понял, что за разговор я имею в виду. – Я вас не понимаю!

– Вы имели смелость заговорить об Аракчееве и «русской партии», которую он якобы возглавляет, – попытался я освежить его память. – О том, что он желает свалить Нессельроде из-за его благоволения австрийскому канцлеру…

– Ну, – протянул Эраст Андреевич, смахнув со лба капли пота батистовым платком с вензелями, – мало ли что я тогда сболтнул, накурившись кальяна?!

– Не бойтесь, – я попытался успокоить его. – Так или иначе, но наш разговор останется между нами! Я хотел бы только знать, откуда вам все это известно?!

– А вам-то это зачем? Кто вы такой? – Поручик Ларин еще сильнее прищурился. – Вы из полиции? Или имеете какой-то собственный интерес? Или вас подослал сам Аракчеев? Непохоже, чтобы вы занимались политикой… Или я ошибаюсь?

– Ошибаетесь, – отозвался я.

– Неужили вы поддерживаете «австрийскую партию»? – удивился поручик.

– Нет, – я покачал головой в ответ. – Я никого не поддерживаю! Меня всего лишь интересуют обстоятельства или, я бы даже сказал, детали этой грызни… Ну, скажем, какие средства пускаются в ход?

– Отчего же вас это интересует? – осведомился Ларин.

В этот момент я решил открыть ему карты, понимая, что в противном случае мне от него ничего не добиться. Конечно я не собирался вводить Эраста Андреевича в курс дела, но кое в чем я все же ему доверился…

– Мне показалось, что вы недолюбливаете Аракчеева, – начал я осторожно. – Ну так вот, я тоже не испытываю к нему симпатии. На данный момент мне стало известно, что в его руках находится одно письмо… – Я не знал как продолжить рассказ, не выдав вверенной мне братьями-масонами тайны. – Ну, в общем, оно может сильно навредить Нессельроде и даже самому Императору Александру! Я не могу вам открыть истинную причину моего интереса к этому делу, но поверьте мне, она весьма уважительная!

– Допустим, я вам поверю, – проговорил поручик задумчиво. – Но что изменят мои слова? Вы думаете с моей помощью найти то письмо? Но если оно в руках Аракчеева, то как я смогу помочь? – Он искренне недоумевал.

– Хотя бы скажите, откуда вам все это известно, – попросил я его.

– Мой брат служит в Министерстве иностранных дел под началом самого Нессельроде, – наконец ответил поручик. – Но это, действительно, только слухи! Нет никаких доказательств! А что касается средств, – Ларин бросил на меня многозначительный взгляд, – так в ход идут самые грязные! Все друг за другом шпионят, доносят… Я и сейчас все еще не уверен в том, что вы ко мне не подосланы господином Аракчеевым!

– А письмо компрометирующее в министерстве есть кому подложить? – поинтересовался я, проигнорировав его последнюю фразу.

– А как же не быть? – усмехнулся Эраст Андреевич. – За взятку или подарок какой охотники-то всегда найдутся… Не сомневайтесь!

* * *

– Ну так что? – осведомился Кинрю, как только наш экипаж тронулся с места. – Вам удалось узнать что-нибудь ценное? – Глазки японца заблестели в полумраке кареты.

– Нет, – я покачал головой в ответ. – Визит к Ларину особенно удачным не назовешь! Впрочем, я убедился в том, что война Аракчеева и Нессельроде действительно существует… Так что мои догадки могут оказаться вполне реальными!

– Так-то оно так, – отозвался Кинрю, нахмурившись. – Но дальше-то что?

– А дальше едем домой, – ответил я самураю, – ужинать и ждать вестей от Божены!

– Ох, не нравится мне все это, – покачал головой Кинрю. – Что-то в этот раз слишком затянулось ваше расследование…

– Тут уж ничего не поделаешь, – в ответ отозвался я.

* * *

Божена Феликсовна долго ждать себя не заставила, сама явилась ко мне, как только чуть-чуть стемнело.

– Кузина! – обрадовался я. – Какие новости? Я смогу переговорить с Нарышкиной?

– Яков, ты, как всегда, в своей манере, – она поморщилась. – Ни о чем другом говорить не можешь, кроме как о делах!

– Не гневайтесь, милая Божена Феликсовна, уж больно важное дело! – развел я руками.

– Да не оправдывайся! Не стоит! – отмахнулась Зизевская. Я заметил, что лицо ее немного осунулось. Синие глаза стали казаться темнее, из-за теней, что пролегли под ними. Кажется, исполнение моих поручений давалось ей нелегко. – Я разговаривала с одной фрейлиной… В общем, дело улажено! Марья Антоновна ждет тебя этой ночью в Екатерининском дворце, в своем будуаре. В карауле тебя встретит ее человек. Он тебя к ней и проводит!

Я не знал, как мне благодарить мою прелестную родственницу.

* * *

В Царское Село я приехал ночью, когда сумерки сгустились над дворцовыми крышами. Колонны Екатерининского дворца казались мне сказочными исполинами. Я велел кучеру остановить карету у караула. Кузина Божена не обманула меня. Навстречу мне вышел офицер с начищенной амуницией, сверкающей в лунном свете.

– Кто вы? – сурово осведомился он. Я обратил внимание на маленький шрам над губой. Невольно подумалось, что он остался у него со времен военной кампании.

– Яков Кольцов, – проговорил я, сгорая от нетерпения. Мне надо было переговорить с Марьей Антоновной, прежде чем решиться на… более отчаянный шаг.

– Вас ждут, – коротко бросил офицер, и я отправился за ним следом по мраморной лестнице, которая вела в покои дворца.

Оказалось, что Марья Антоновна ждет меня в одном из выставочных залов, который ночью казался просто огромным. Почти все свечи были потушены, отчего в зале царствовал розовый полумрак.

Нарышкина по-прежнему была в трауре. Черное бархатное платье скрывало ее фигуру. Но сегодня на лице царской фаворитки отчетливее проступали морщины. Мне показалось, что она постарела на десять лет.

– Вы нашли убийц моей дочери? – сразу же осведомилась Нарышкина, не тратя время на такой пустяк как приветствие.

– Убийца вашей дочери мертв, – отозвался я.

– У вас есть доказательства? – Марья Антоновна присела на стул. Она, кажется, неважно чувствовала себя. Ей будто бы не хватало воздуха, поэтому мать Ольги то и дело машинально хваталась за ворот платья, который не могла расстегнуть. Я опасался, что в скором времени Марье Антоновне обязательно понадобится знающий врач.

– Вы когда-нибудь слышали о капитане Алексее Валежникове? – осведомился я в свою очередь.

– Да… А при чем здесь? – фрейлина уставилась на меня немигающими глазами. – Неужели вы думаете, что… Нет, я не верю! Чтобы Ольга…

– А что вы о нем слышали? – продолжал я гнуть свою линию.

– Господин Аракчеев сетовал на то, что убили его верного человека, – тихо отозвалась Нарышкина. – А убийца так до сих пор и не найден… Неужели это вы? Да что же происходит на самом деле?! Я слышала, что этот капитан был осужден прежде. Разжалован, не знаю за какие там прегрешения, и сослан в Сибирь, однако Государь стараниями Алексея Андреевича его помиловал. И вы хотите сказать, что моя дочь могла иметь с ним что-то общее?!

– Давайте рассуждать вместе, – пожал я плечами. – Вы говорили что-нибудь о письме господину Аракчееву? Если да, то я прошу вас это признать…

– О каком письме? При чем здесь письмо? – искренне недоумевала Марья Антоновна. – Ведь речь идет о гибели моей дочери!

– О том самом письме, которое наш Император вручил мне в ту самую роковую ночь, когда вы просили меня разыскать вашу дочь, – терпеливо ответил я. – Вы тогда еще слышали часть нашего разговора…

– А… – понимающе протянула Нарышкина, – вы все о том же! Вы все с ума посходили с вашей политикой! – голос женщины дрогнул. Фрейлина могла с минуты на минуту расплакаться.

– Это имеет самое непосредственное отношение к убийству, – настаивал я на своем. Мне не нравилось, что она мне не верит. Я боялся, что фрейлина вообще откажется со мной говорить.

– Да, да, припоминаю, – горько усмехнулась Марья Антоновна. – Вы еще говорили, что моя Ольга собиралась передать послание Его Величества Александра Павловича в руки австрийскому канцлеру!

– К сожалению, это действительно так, – устало проговорил я в ответ. – Но вы не хотите слушать меня! Мне остается только взывать к вашему здравому смыслу!

– Даже, если и так, в чем я глубоко сомневаюсь, – отозвалась Нарышкина, – то я все равно не понимаю, при чем здесь Аракчеев?!

Я чувствовал, что терпение фаворитки заканчивается. Она невольно бросила взгляд на стрелки часов. Одна из этих стрелок изображала золотого Сатурна с косой.

– Вы говорили ему о письме? – снова осведомился я. – Ольга похитила его у меня, и оно попало в руки к Алексею Валежникову, человеку Аракчеева. Первоначально, судя по всему, предполагалось передать письмо австрийскому канцлеру, чтобы обвинить в этом Нессельроде, известного приверженца Австрии, тем самым очернить его в глазах Государя и уничтожить его. Но планы, видимо, изменились, и Валежникову велено было доставить письмо в Россию, чтобы оно каким-либо образом всплыло в Санкт-Петербурге, где-нибудь в Министерстве иностранных дел, возглавляемом Нессельроде. Судя по всему, Аракчеев посчитал, что этого будет достаточно, для того чтобы уничтожить врага, – развел я руками. – Видимо, он решил, что международный скандал будет слишком громким… Алексей Андреевич пожалел своего благодетеля, – я кивнул на портрет Александра I в позолоченной раме.

– Вы говорите страшные вещи, – поджав губы, заметила Марья Антоновна. – Только я все еще ничего не понимаю, – раздраженно заключила она.

– Письмо было в руках графини, – я тяжело вздохнул, – но она, почему-то, не захотела вернуть его своему… Ну вы меня понимаете. И тогда Валежников выбросил ее из окна.

– Я не могу в это поверить, – Марья Антоновна закрыла лицо руками. – Я действительно как-то проговорилась Алексею Андреевичу, – простонала она. – Неужели я сама, своими руками… Оленька! – женщина, наконец, дала волю слезам. – Господи! Я же раньше еще знала об этом проклятом письме! Знала от Александра, что его отправят в Кале!

– Так, значит, и Аракчеев знал обо всем этом еще до того, как письмо передали мне?! – Теперь все становилось ясным. Ольга сначала действовала заодно со своим любовником, которого его благодетель отправил в Кале. А не отдала она ему этого письма или из-за того, что приревновала Валежникова к подруге или из-за того, что хотела сильней насолить отцу. Впрочем, об этом Марье Антоновне знать было вовсе не обязательно!

– Выходит, что так, – кивнула Нарышкина.

– Поверьте, я собственными глазами видел портрет Валежникова на листке из Ольгиного альбома, видел его письмо, ей адресованное…

– Довольно! – Марья Антоновна махнула рукой. – Главное, что он мертв, – с ненавистью проговорила она.

Тогда я понял, что моя аудиенция с императорской фавориткой закончена.

* * *

Когда я вернулся домой, меня уже ждал Кутузов. В этот раз он тоже не воспользовался потайной дверью, ведущей в мой кабинет, а обосновался у камина в гостиной. В тот момент, когда я вошел, Иван Сергеевич зачарованными глазами смотрел на многорукого бога Шиву. Он перевел взгляд на меня, услышав шаги. Когда наши взгляды встретились, мне показалось, что потекли объемные, звенящие, наполненные каким-то тайным смыслом минуты.

Наконец, мой наставник прервал затянувшееся молчание.

– Чем вы меня порадуете, Яков Андреевич? – зловеще осведомился он. – Что с письмом?

В это мгновение в комнате появилась Мира. На ней было длинное, новомодное золотистое платье с лентой на талии. Я с невольной грустью подумал, что античная мода проходит…

– Яков, ты… – она запнулась на полуслове, едва заметив Кутузова.

– Мира, пойди проведай Кинрю, – попросил я ее. Мне не хотелось, чтобы она присутствовала при нашем разговоре, который, как я предполагал, должен был оказаться тяжелым.

Индианка послушно громко хлопнула дверью.

– Итак, – Иван Сергеевич снова попытался загипнотизировать меня своим немигающим взглядом. – Как ваши успехи? Вам удалось, наконец, разыскать письмо? Я слышал, что убит человек Аракчеева… Это ваших рук дело? – Кутузов привычно забарабанил по столу пальцем, на котором красовался тяжелый чугунный перстень с Адамовой головой.

– Письмо до сих пор в руках наших противников, – ответил я. – Но…

– Я не хочу слышать никаких оправданий, – перебил меня Иван Сергеевич. – Вы хотя бы понимаете, чем все это может закончиться?!

– Я прошу вас, выслушайте меня!

– Ну, хорошо… – сдался, наконец, Кутузов. Его палец перестал выбивать барабанную дробь.

Тогда я рассказал ему о том, что и почему приключилось с Валежниковым.

– И что же вы собираетесь делать теперь, милостивый государь? – сурово поинтересовался Кутузов. – Насколько я понимаю, вы потеряли последнюю ниточку…

– Нет, – возразил я ему. – Еще не все потеряно! Я должен встретиться с самим Нессельроде! Письмо наверняка уже в министерстве, и если оно обнаружится…

– То не сносить головы ни министру, ни Балашову, ни вам и не мне! Разразится скандал! Император окажется в затруднительном положении… – закончил за меня Иван Сергеевич. – А Аракчеев станет первым лицом в государстве!

– Фактически он и так первое лицо в государстве, – развел я руками.

– Ну, это вы преувеличиваете, Яков Андреевич, – усмехнулся Кутузов. – Впрочем, не станем терять драгоценного времени! Дорога каждая минута! Я постараюсь устроить вам встречу с министром, – добавился Иван Сергеевич, надевая блестящий цилиндр на голову. – Я извещу вас завтра же утром!

– Зачем он приходил? – хмуро спросила Мира, свернувшись, словно котенок, клубочком на оттоманке. – Что будет, если ты не найдешь это проклятое письмо?

– Я бы предпочел об этом не думать, – ответил я немного уклончиво. Мне и в самом деле не хотелось допускать даже мысли о том, что случиться в том случае, если письмо будет обнаружено в министерстве и это дело получит огласку.

На пороге появился мой Золотой дракон. Он обвел внимательным взглядом гостиную.

– Что здесь произошло? – поинтересовался японец. – Я слышал разговоры в людской…

– И о чем же говорят мои люди? – осведомился я с искренним интересом.

– О том, что важный господин приходил, и что госпожа, – Юкио кивнул на Миру, – выбежала в слезах из гостиной. – Неужели Кутузов приезжал?! – догадался он.

– С каких это пор ты у нас ясновидящий? – отозвался я.

В ответ на мои слова Мира хмыкнула, а потом залилась серебряным смехом.

* * *

На следующее утро посыльный принес письмо от Кутузова. Я с трепетом распечатал конверт и пробежал по листу бумаги глазами. Буквы поплыли передо мной.

– Что там? – со страхом осведомилась Мира. – О чем он пишет? – Она отложила в сторону сколок для кружев.

«Милостивый государь! – прочитал я вслух. – Господин, о котором мы говорили, наотрез отказался от встречи с вами! Он на все закрывает глаза и не верит ни единому вашему слову… Я не в силах ничего изменить! Так что теперь, Яков Андреевич, вы можете полагаться исключительно на себя!»

Я перестал читать, и письмо Кутузова выпало у меня из рук. Говоря откровенно, в этот момент я потерял почву у себя под ногами.

– И что же теперь? – спросила Мира дрогнувшим голосом.

– Теперь остается мне самому обыскать в министерстве кабинет Нессельроде, – ответил я, стараясь сохранить хоть каплю самообладания.

– Только как это сделать? – спросил Кинрю, неожиданно появившийся в комнате. – У вас есть какие-то идеи на этот счет?

– Да, – я кивнул. – У Эраста Ларина в этом министерстве, кажется, служит брат…

– И вы полагаете, что он согласится оказать вам помощь в столь деликатном предприятии? – засомневался японец. – Мне думается…

– Да, ты, разумеется, прав, Кинрю, – перебил я его. – Нам придется нелегко, – в этот момент мне вспомнилось лицо Алексея Андреевича Аракчеева из моего сна, его мутные кантовские глаза и зловещий смех, – но у меня не остается другого выхода! У меня не осталось ни одной ниточки, ни одного намека, ни одного помощника в этом деле…

– А мы? – в один голос отозвались индианка с японцем. – Или вы нам больше не доверяете? – поинтересовался мой ангел – хранитель.

– Увы, дорогой Кинрю, но не в твоей компетенции устроить мне встречу с графом Нессельроде, возглавляющем Министерство иностранных дел Российской империи!

– Зато в моей компетенции не позволить вам встретиться с вашей возлюбленной… – Кинрю имел в виду смерть, которую мне полагалось любить так же, как и всякому другому масону.

* * *

Эраста Андреевича моя идея не особенно вдохновила. Однако он обещал подумать над ней. Поручик Ларин господина Аракчеева почему-то терпеть не мог, и это обстоятельство играло мне на руку.

– Но что я скажу Георгию? – спросил он после затянувшейся паузы. – Вы ищите какое-то важное государственное письмо, но…

– Совсем не обязательно сообщать об этом вашему брату, – ответил я. – Попросите только его велеть привратнику впустить меня в воскресенье в правительственное здание. Причину можно придумать, – протянул я. – Ну, к примеру, скажите ему, что я забыл на приеме у министра какие-то документы…

– Привратника можно подкупить, – воспрял духом Эраст Андреевич. – Брат рассказывал, что он на руку не чист!

– Это нам только к стати, – ответил я. – Так вы согласны?

– Да, – поручик Ларин кивнул.

* * *

Сначала все пошло на удивление гладко. Брат Эраста Андреевича согласился нам помогать. Он заплатил привратнику, и тот впустил нас.

– Господа, только умоляю вас, не проговоритесь Карлу Васильевичу, – причитал он, отпирая двери. – Не дай бог прознает! Что тогда делать прикажете?

– Не беспокойтесь, – ответил я. – Никто ничего не узнает, а Карл Васильевич – в первую очередь! – В мои планы не входило оповещать Нессельроде о том, что я обыскал его кабинет.

– Мне ничего не остается, как полагаться на ваше слово, – старичок даже прослезился, подыскивая в своей связке ключи от нужной нам двери. – А я еще, как на грех, потерял перчатки! – жалился он. – А это ведь, говорят, к бесчестью!

Наконец мы с Кинрю оказались в кабинете Карла Васильевича. Это была просторная комната, большую часть которой занимал стол, покрытый синей скатертью с золотой бахромой. Чуть поодаль от окна стоял большой шкаф с ящиками, где, как я полагал, и хранились папки с важными документами.

– Ящики заперты на ключ, – сообщил мне Эраст Андреевич, который сегодня явился в штатском.

– Ничего, – отозвался я, – мне кажется, что для Кинрю это не составит большой проблемы!

Я сам видел, как мой японец прихватил с собой свое тайное оружие – заветное боевое кольцо со спицей.

– Это уж точно, – подтвердил Золотой дракон. Он прямиком отправился к ящикам.

Поручик Ларин нервно поглядывал на часы, золотая цепочка которых все время выглядывала у него из-под фрака.

– Если нас здесь застукают… – протянул он с невольным ужасом в голосе.

– Не застукают, – перебил я его.

Кинрю к этому времени удалось вскрыть первый ящик в шкафу. Он старался действовать филиграннее ювелира. Никто не должен был заметить потом, что мы здесь побывали. Однако ящик оказался почти пустым. Здесь лежала только пара бюваров с маловажными документами.

Остальные ящики тоже не оправдали наших надежд. Письма мы так и не обнаружили.

Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял привратник, на лице которого застыло выражение ужаса.

– Карл Васильевич приехали, – задыхаясь выдавил он. – Карета уже у входа! Что делать? Что делать? – причитал старичок. Его лоб покрылся испариной, руки дрожали, а рот скривился. Казалось, что он вот-вот разрыдается.

Тем временем Кинрю открыл оконную раму, и мы все по очереди выскочили в окно. Благо кабинет министра располагался на первом этаже.

– Ну что ты будешь делать?! – сокрушался японец, когда мы уже были в относительной безопасности за углом одного из роскошных особняков. – И чего его сюда принесло? Какая нелегкая?

– Письма-то мы все равно не нашли, – сказал я невесело. – Осталось только лично Аракчеева обыскать, – добавил я.

– Ну, чем мог, я помог, – развел руками поручик в штатском. – А теперь уж не обессудьте! Пора мне, – он виновато улыбнулся.

– Конечно, – проговорил я в ответ. В принципе, Эраст Андреевич не имел ни малейшего касательства к нашему делу. Он даже в масонах не состоял!

* * *

Дома меня занимал единственный вопрос: как подобраться к Аракчееву! Но ни одной путной мысли мне в голову не приходило. Я мерил кабинет со сводчатым потолком размашистыми шагами и бросал нервные взгляды в окно.

Я вышел в гостиную только к обеду и то только потому, что полагал, что в одиночестве скоро сойду с ума, отданный на растерзание собственным мыслям.

В гостиную тенью скользнула Мира с чашкой успокоительного настоя в руках. Едва я увидел ее, как меня озарила идея. Насколько мне было известно, даже Алексей Андреевич Аракчеев был не чужд человеческих слабостей. В свете давно поговаривали, что у него была любовница, некая Настасья Минкина, его крепостная наложница. Но он ей купил собственный дом, обставил его с восточной роскошью и часто ночевал у нее. Мне невольно подумалось, что дом Минкиной мог стать прекрасным местом для тайника. Вот только как подобраться к этой крестьянской барыне?! Это был вопрос из вопросов. И вот тогда я вспомнил о Лизе, которую спас от Валежникова. Насколько мне было известно, ее батюшка был в чести у Аракчеева, и ей иногда приходилось терпеть и его сожительницу. Они были знакомы, а этого было довольно, чтобы княгиня Елизавета могла представить меня Настасье. Я полагал, что она не блистала умом…