Текст книги "Комиссар, или Как заржавела сталь…"

– И как же дальше-то?! – ошеломлённо выдохнул я…

– А хер его знает, комиссар!.. Строительство Генштаба – по слухам, конечно же, – разорило два военно-строительных управления… Перерасход средств превысился более чем на двадцать миллионов рублей[7]7
  По тем временам – колоссальные деньги.


[Закрыть]… Говорят, трижды корректировались бюджетные расходы, а долги частей обнулялись…

– По-ня-тно… – промычал я в смятении от услышанного и подумал: «…Беда известная… Общеколхозная… Если весь дубовый паркет передислоцировался на Гоголевский с Ржевкой – Васильковым и Кульмандиевым… А Орехи немыми прикидываются, не расколешь…» Узким примитивом рассуждал я сам с собою, не представляя и не видя всей панорамной картины разграбления Генштаба (как в прямом, так и в переносном смысле) Министерством обороны СССР…

Однако вернёмся в казарму…

Незаметно приблизился полдень. Леденцов вышел из командирской комнаты благодушный после обеденного променада. Никого не костерил и не раздавал тумаки с пинками. Остановился около меня:

– Молодец, комиссар! Гляжу, без дела не сидишь!..

Я в это время прибивал фанерную табличку с надписью «Ленкомната» на дверь бывшей складской, трепетным образом вымытой с хлоркой и хозяйственным мылом…

– …Комисара?! Какая комисара?.. Какой он камандира?.. Одет в ВСО[8]8
  Военно-строительное обмундирование.


[Закрыть], как чмо, а не в ПШа[9]9
  Парадно-полевая шерстяная форма строевых войск.


[Закрыть]!

– Тогда ты тожа чмо, бабай!.. В ВСО ходищь!..

– Я сольдатм! А он камандира!..

Невидимое шипенье рассуждающих, разглядывающих сусликовых глазёнок началось сразу же после представления меня в старшинской каптёрке и не оборвалось при появлении командира роты. Леденцов почему-то ни матерком, ни скрежетом зубов с выпученными от ярости глазами не приостановил эту шпионскую дискредитацию политорганов… «Та-ак, субординацию отпустили в свободное плавание… Ну, погодите, бабаи! Первый ваш полновесный конспект на политзанятиях будет по повести Николая Островского "Как закалялась сталь"… И стихам Владимира Маяковского…» Лишь позже я убедился в противоречивости характера командира роты. В напускной, панибратской манере скрывался кнут и пряник, философ с держимордническим настроением. Офицерская сталь уже не закалялась, а плавилась сбором ржавчины, как, впрочем, и вся КПСС. Военно-дисциплинарная требовательность Леденцова маскировочно подменялась унижением подчинённых, как морально, так и физически. Сжиманием барским офицерским сапогом этакой педали невидимой пружины солдатского достоинства. Но об этом позже… сейчас я прибивал табличку с надписью «Ленкомната»…

– Молодцом, комиссар!.. Дежурный! Зайдёшь к старшине! Возьмёшь у него стол с двумя стульями… Ему и одного стола хватит! Красную материю-скатерть и графин со стаканом! Поставишь всё в Ленкомнату! Скажешь Бубенцову, я приказал! Выполнять!.. Борисов! Со мной в штаб пойдёшь… Замполиту части тебя представить надо… Мурзябаев! Рота приедет с объекта – пошлёшь за нами дневального…

В кабинете замполита части – капитана Галкина Ефима Кузьмича, сорокалетнего офицера («Наверное, с курсов «Выстрел», или часть по пьянке сгорела…» – мелькнула крамольная шальная мысль) – всё свелось к быстрому, поверхностному просмотру моего личного дела, вопросов по комсомольской работе на гражданке и понятия её на военной службе. Я сразу же взял быка за рога: мол, приступлю к созданию новой Ленкомнаты не только в смысле ремонта, сводящегося к покраске и вывешиванию военно-политических стендиков, а отличительного дизайна…

– Как «Акула империализма», что ли?! Наслышан, Борисов! Ты смотри! Таво!..

– Нет, вы меня неправильно поняли, товарищ капитан… Мне нужны два хороших плотника-столяра для изготовления объёмно-фигурных стендов и экспозиций, накладки инкрустации… Бракованного материала красного дерева, дуба и других ценных пород предостаточно на объекте Генштаба…

Леденцов с каждой моей краснобайской фразой мрачнел и хмурился, но не перебивал…

– …Дайте мне увольнение в город… Я найду вам фабрики игрушек, канцелярских товаров… Поговорю с дирекцией… Убеждать я умею… Нам выделят бархат, краски, бумагу… Гражданский опыт пробивного экспедиторства имеется…

– В шинок братва, что ль, посылала?..

– Старший лейтенант, не паясничайте!.. Продолжайте, Борисов!.. (Надо же! Клюнуло! Заинтересовались…)

– …Ну я и говорю… Не пройдёт афера…

– Какая ещё афера?! – встрепенулся Ефим Кузьмич и с вытаращенным взглядом продолжил слушать мой «Васюковский проект – Народ и армия едины!».

– Солдатиков у нас до сих пор трепетно любят… При необходимости пустим слезу, разжалобим гражданских чинуш… Мол, не дадите материал – в отпуск не отпустят…

– Погоди-погоди… Ты, это, уже про к-к-какой отпуск? Борисов!..

– Да это я так, к слову и делу присказал…

Постучавшись, зашёл помощник дежурного по штабу:

– Разрешите, товарищ капитан…

– Что у тебя?!

– Там дневальный второй роты старшего лейтенанта Леденцова уведомляет, что подразделение в полном составе с объекта прибыло!..

– Ты вот что, Борисов… Составь схематичный и письменный план на бумаге и предоставь его мне… Не затягивай… Срок – три дня… Командиру роты!.. Оказать полномочиями содействие в данном политическом мероприятии… Ну что же, свободны… И держите меня в курсе дел по этому важному заданию…

«Заданию?.. Ничего себе! Я проявил инициативу, а капитан уже в задание оформил… Непрост сельсовет… Ой как непрост…»

Выйдя на крыльцо штаба, Леденцов закурил, блякнул в чей-то корень…

– Ну кто тебя, Борисов, за язык тянул!.. Только вытащил тебя из параши зверюгинского когнитивного диссонанса, акульего перформанса – ты вновь, блин, за старое!..

– Я за свои слова, товарищ старший лейтенант, отвечаю!..

– Какие слова, солдат?! Ты всё! Назвался груздём!..

– Ну вам же приказал замполит оказать мне помощь… Дайте мне двух столяров… Увольнение в город, чтоб фабрики нужные разыскать…

– Замполи-и-ит?! Да приказа-ал!.. – глумливо передразнил меня Леденцов. – Да знаешь ли ты, что дед Ефим восемь лет назад был майором! Политруком военного совхоза! И что накануне военно-ревизорской проверки часть эта, а вернее, свинарник на триста тушек… сгорела!.. До-о-тла!.. Был следственный разбор полётов… Прямых улик воровства, естественно, после пожарища не нашли… А косвенные?! Они и есть сбоку припёку! Ничем не подтверждённые! В общем, Кузьмича разжаловали до старшего лейтенанта, политруком роты заборостроительного отряда… И до этого он всякое упоминание об дизайне, модернизме и прочая… как огня боялся!.. Свиной художник, рисовавший огромный стенд с изображённым кабаном и лозунгом «Родной партии – сто центнеров привесу!», спалил совхоз! Так решили пожарники… Ему до пенсии два года осталось сапогами скрипеть… А тут вдруг такая смена декораций?! Смотрю на него в кабинете… Ты ему рассказываешь, пургу всякую несёшь про бархаты, инкрустацию… А он весь преобразился… Глазки заблестели… Нездоровый румянец на щеках появился… Ты ему: «Афера если не пройдёт, слёзы, мол, пустим…» – а у него только подбородок задрожал… Он теперь ни спать, ни есть не будет! А видеть в аурном сиянии погоны подполковника!..

– Как это – подполковника?.. Он же капитан…

– А вот так, Борисов!.. Приказом Политуправления по Московскому округу объявлен конкурс на лучшую Ленинскую комнату воинского подразделения… Даже третье место обеспечит ему эти погоны с выходом на пенсию… Потому что ещё десять поощрительных номинаций… Вот он и ухватился за твою соломинку последнего шанса судьбы…

– Так если что, и вы, товарищ командир, капитана себе вернёте…

– Откуда знаешь?! А-а!.. Да теперь уже всё равно!.. Ветер-балабол, бл…, разнёс!.. Каждый хорёк в части уже об этом знает!.. Так вот, если что?! Борисов! Если как со зверюгинской стендматикой выйдет?! Поедешь в отпуск в консервированной оцинковке! Я не шучу! А так – проси, что надо, чего надо, кого надо!.. Сегодня вечером, на командирском совещании, после твоего доклада по подготовке Ленкомнаты к окружному конкурсу мною будет отдан приказ о содействии в данном мероприятии всех военнослужащих роты…

Вечером, после ужина, построения и проведения поверки, состоялось комсомольское собрание роты. Коллективу меня представил Леденцов и предложил единогласным решением избрать комсоргом. Старший лейтенант подтвердил также и полномочия на временное исполнение мною обязанностей замполита подразделения…

– Так, мол, и так, прошу любить и жаловать!.. За неподчинение ждёт гестапо старшины Бубенцова! Все поняли?!

Тишина… Половина роты уже спала, сидя на табуретах, вымотавшись от каторжного труда с социалистическим соревнованием…

– Все поняли?! – повторно рявкнул старшина. – Не слышу?!

– …Дя… дя!.. командира… всё поняля… – просыпаясь и толкая в бока друг друга, загалдели сольдатмы военстроя…

– Расставить табуреты!.. Перекур!.. Через десять минут отбой!.. Членам бюро комсомола после отбоя явиться в командирскую комнату!..

В бюро были избраны:

писари Токбулатов и Пурговский;

бурятский шаман Евтюхов, который попал в армию по недоразумению. Приехал в Москву в звериных шкурах Кремль посмотреть, а в частности Мавзолей. Колдовать там, что ли, намеревался?.. В общем, повязали… Дали выбор – психушка или армия… Комсомольцем стал инициативным;

командир отделения младший сержант Дреняев. Передовик производства, ударник коммунистического труда. Предпочитал включать на рабочей зоне немецкий вальс, множественно записанный на полтора часа воспроизведения катушки магнитофона, с военного кинофильма, из эпизода про концлагерь… «Штраус!.. – пафосно и многозначительно объяснял он. – Коровы лучше доятся! Производительность труда повышается…» Хитёр «фольцваген»: музыка-то Вагнера, любимца рейха… (В то время ни о каких «скинах» и не слыхивали… В моде были битлы и «хламоносные» панки…);

нормировщик роты ефрейтор Алексей Юрасов. С Ленинграда… Путиловец, передовой отряд рабочего класса… Через месяц стал бухгалтером части;

командир взвода строевой сержант Кравцов. Организатор сержантских кутежей с хореографическим «бордельеро» местных барышень.

В командирской комнате командир роты панибратски бросил на стол пачку сигарет «Мальборо»:

– Угощайтесь, бюрократы!..

Все переглянулись и осторожно, словно больные клептоманией, потянулись за сигаретами…

В то время «Мальборо» были одной из своеобразных визиток приближения к серым и красным «коммун-комитетам довольствия» и блатного благополучия…

Задымили… Писарь Пурговский чуть было не свалился со стула, закатившись захлёбным кашлем, потому что никогда в жизни не курил. Отхлопали, посмеялись:

– …И не балуйся больше, Гена!..

Леденцов, гримасой вытянув дудочкой губы, с выдохом пустил табачное колечко…

– Значит, так, комиссар… Выделяю тебе двух плотников-столяров, зарекомендовавших себя на производстве… Молдаванина, рядового Виктора Шуба… И казахского хохла-немца, рядового Владимира Поденко…

Я с недоумением вопросительно посмотрел на командира…

Георгий Львович, перехватив мой взгляд, утробно засмеялся и с матерными шутками-прибаутками изложил краткую биографию Поденыча, самолично присвоив ему это армейское погоняло.

– У Поденыча, Борисов, мать немка… Отец хохол… который в знак солидарности и дружбы с казахским соседом по посёлку – на пьяной гулянке порешил сделать сынишке обрезание… Вот и получился обрезанный немец с украинской фамилией… И русской, рубашечной душою… Пьёт и курит, как биндюжник… И наказывал! Два раза гаупт вахту проплачивали по семь суток! Увольнения в город лишал! И пи…юлей вставлял! Бесполезно! Как о стенку горох!.. Но! Подлюга!.. Постоянно военно-легкоатлетические, по пересечённой местности, кроссы-забеги выигрывает… Гунистый пруссак!.. Как столяр – молодчина… Задачу схватывает и реализует быстро… Умело и качественно… Только ты с ним, Борисов, поосторожнее в диалогах… Вожжи не ослабляй… И ухи навостря держи! Не провоцируйся на его предложения: можа, пойдём квасок попьём? Затем пивок! Который без шнапса – напрасно потраченные деньги от проданного инструмента… И найдут вас облёванными в тридевятом овраге, окружающем Хованское кладбище… Его известный самовольно-туристический маршрут… Только учти, Борисов! Там и захороним, в безымянной могиле! Потому что накроется конкурс по Ленкомнате медным тазом!..

Молдаванин Шуба… Столяр от природы… За сутки венскую табуретку изготовит!.. Выпить тоже любит! Но только на халяву, сэр!.. Прежде всего деньги от украденного и проданного инструмента-материала потратит на варенье с пряниками и колбасу с французской булкой… Так что, комиссар, следи за ними в оба монокля! А то придётся стенды палкой-ковырялкой изготавливать… А стены коровьими лепёшками обмазывать… Которых здесь по всей округе предостаточно, рядом совхоз «Коммунарка»… Краски, материал, свёрла и диски победитовые, инструмент заграничный, по блату выписанный, как бараны, в горы уйдут и гусями улетят на север! Взамен на мармелад с батоном и рёвно-пьяный овраг у кладбища! Приводящий в животный ужас не только прихожан, дворников и сторожей, но и местных кладбищенских ворон!.. Так что, Борисов! Будешь отвечать головой за этих двух развальяжных зодчих! Усёк?!

Я, промолчав, лишь кивнул головой…

– Младший сержант Дреняев обеспечит доставку бракматериала со стройобъектов… Чего нужно и сколько?! Обсудите совместно!.. Увольнительные в город для поиска шефских фабрик – как только понадобятся… и только по делу! Ну всё! По кроватям! Полночь уже!..

Утром, после разводной поверки роты и отъезда взводами на работы, я увидел четверых основных помощников по претворению «планов партии в жизнь!»: писарей роты – рядового Ильяза Токбулатова, молодого «поэта-трубадура» из Республики Марий Эл, и рядового Геннадия Пурговского, студента-академичника, уроженца Ленинграда (которого вскоре переведут в бухгалтерию части); мастеров-краснодеревщиков – Виктора Шуба, чуть ниже среднего роста, упитанного, с округлыми, чёрно-весёлыми глазами (присущими во множестве неунывающим молдаванам) и карикатурным образом похожего на мультяшного героя Винни-Пуха с его брендовыми фразами-афоризмами: «Подходящая компания – это такая компания, где нас могут чем-нибудь угостить», «Нужно делать так, как нужно. А как не нужно, делать не нужно!», «Никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик!». Гедонист, блин!.. Смысл жизни таких «Винней» – получать больше удовольствия, радости, веселья и поменьше страдать, а лучше – никогда…; Владимира Поденко, выше среднего роста, скуластого, с русо-пепельными волосами, с твёрдым взглядом, совмещающим хитринку-смешинку голубовато-серых глаз. Казахстанский ариец…

– Ну что, будем знакомы. Александр Борисов!.. – с подъёмом в голосе представился я ухарям-плотникам. – Пройдёмте в Ленкомнату… Рассмотрим и разберём набрасываемый план действий…

Рассказывая и объясняя, я постепенно вошёл, сам того не замечая, в фантазийный кураж дизайнерских, вдохновенных мыслей…

– Передняя стена, стена-передовица!.. Стенды обтянуты шёлком цвета Кремль… Объёмные фотопортреты членов Политбюро ЦК КПСС… Под потолком фигурный, больших размеров лозунг: «Ленинизм – наше оружие!» Трибуна должна быть изготовлена из красного дерева… Правая стена – объёмно-фигурные стенды военно-политической тематики, с яркими заголовками-девизами, выполненными также объёмными золотистыми буквами… Нужно много бумажного бархата!.. Плиточный подвесной потолок под травертин… Из него, кстати, очень хорошо выпиливаются лобзиком объёмные буквы… Нужно… – Пауза повисла в воздухе пустой комнаты, и я, глянув на внимание присутствующих, продолжил: – Задняя стена – тематика Победы советского народа в Великой Отечественной войне!.. На панели красного дерева надо изобразить инкрустированный образ Солдата-Победителя!.. Далее придумать опять-таки что-то фундаментально-объёмное по бокам… Внизу панно Солдата-Победителя необходимо придумать мини-экспозицию…

– Фронтовой шалаш!.. – предложил Виктор Шуба.

– Тебе что говорят?! Победная тематика… А он – шалаш… Ленин в Разливе, что ли?! – укоризненно зашипел Токбулатов.

– Ну тогда землянку из берёзовых поленьев!.. – не унимался от новаторства идей молдаванин.

– Чтоб ты дрых в ней, как в берлоге, при отсутствии замполита!.. А я вкалывал за тебя и за того парня!.. – зло процедил Поденыч и сплюнул на пол Ленкомнаты… – Не слушай ты его, Борисов! Румыны – они все как цыгане…

– Сам ты! Обрезанец фридрихштрассейный!..

Если бы я с писарями не вмешался вовремя, началась бы «кабана-волчья» битва…

– Ладно!.. Ладно вам! Да успокойтесь, военные! Вы лучше ищите себе друзей!.. А враг сам вас найдёт!.. – растаскивая драчунов по углам, примирительно наставлял писарь Пурговский. – Ты вот лучше, Витя, расскажи про своих родителей… Как жизнь там у вас в Молдавии… Про Вовкин национальный колорит мы уже наслышаны…

Шуба дружелюбно обмяк. Вместо свирепости на лице расплылась косая глуповатая улыбка. Переминулся с ноги на ногу. Чесанул заскорузлой пятернёй затылок и, застенчиво хмыкнув, поведал:

– А чё рассказывать-то?.. Родители?.. Родители-то бодрствуют… А чё им сдеется-та?! Да они и старше-та меня на четырнадцать лет… Живут как все… – Витёк паузой потупился взором в пол и задумчиво растёр носком сапога опалок валявшейся спички…

– А что это значит, Виктор? Как все… – поинтересовался я.

– Как собаки… – коротко и без стесненья пояснил нам Шуба. И продолжил: – Шоферёжничает папашка-то, по виноградникам… А мамашка дома, по хозяйству… Да за младшими братьями и сёстрами присматривает… Шестеро пока, кроме меня…

Я отвернулся и сделал ложный чих в кулак, чтобы не сорваться в хохму. Пурговский, оборачиваясь ко всем, моргал глазами, немым вопросом распонимая услышанные обстоятельства (как это – старше на четырнадцать лет?)…

Вова стоял спокойно, слушая молдаванина, и по окончании его семейного монолога вежливым ёром, закругляя, вставился:

– Как трогательно… Я на казахстанском фронте и не такое видел!..

Ильяз Токбулатов в это время весь был занят собой и не обращал ни на кого внимания. Стоя вполоборота, сосредоточенно, штопором вихляясь задницей, втягивался в узко ушитые солдатские брюки, которые периодически надувались складками на ягодицах и начинали свисать мешочками при ходьбе…

«Стиляга, блин!..» – прошептал я, быстро окинув взором всех, и поторопил товарищей к выходу:

– Ну что… Пойдёмте на улицу, в курилку… И детально обсудим всё по полочкам…

К вечеру схематичный план с чертежами, пояснительной запиской в двух экземплярах был составлен. Один – в канцелярию командира роты, другой – замполита части…

Георгий Львович (Жора – наречённый погонялом военными части) долго рассматривал план и чертежи, крутя их и так и сяк. При этом, подсмеиваясь и зубоскаля матерным юморком, не то одобрял его, не то охаивал…

– Что-то не так, товарищ старший лейтенант?.. – не выдержав, спросил Леденцов и посмотрел на меня колким, ехидным взглядом:

– Это не очередная «Акула империализма», Борисыч?! И чё, думаешь, они справятся?!

– Кто они-то, товарищ старший лейтенант?..

– Шуба с Поденычем!.. Едрит твою задницу!.. Намеренно, комиссар, «не могу знать» включаешь?! Плацдармы к отступлению заранее подготавливаешь?!

– Так сами же говорили, что молдаванин за сутки венскую табуретку смастерит… А это не сложнее овощного ящика… Мне неудобно, Георгий Львович, вам… как это мягко выразиться…

– Неудобно, солдат, шинель в трусы заправлять!.. Ты мне эту витиеватость во взаимоотношениях со мной из головы выбрось! Себе же на благо!.. Хотел сказать, что я в технических чертежах ни в зуб ногой?! А-а!.. Чего замолчал?! Просто это очень мудрёно для армии, Борисов! В особенности для хмырей стройбата!.. Они же на лбу бюста Ленина напишут нехорошее слово! Отгрызут нос или ухо! На оформленных панно выцарапают: «Ишак-кишлак – ДМБ – Афоня»! В общем, как в уличном сортире!.. Для них, солдатушек, комиссар, весь дизайн сводится к покраске всего в тёмно-зелёный цвет! С приклеенными намертво учебными и агитационными плакатами… Чтобы можно было подкрасить и заменить, наклеить новое… Ладно, иди показывай и утверждай у замполита части! Уже два раза звонил, план твой испрашивал!..

В штабном кабинете замполит части, капитан Галкин Ефим Кузьмич, принял меня с суетной вежливостью, не дослушав и оборвав уставное приветствие:

– Давай, давай, Александр!.. Показывай скорее проект Вавилонской башни!..

Я было, раскрыв рот, недоумённо посмотрел на него…

– А-а… Пока ты шёл до штабу, Леденцов по телефону так обозвал твой проект… Только не башней, а новой Вавилонской акулой… Боится старлей… Хочет потише, поскромнее… Ну, давай, давай, бери карандаш, показывай узлы, детали, шестерёнки…

Разложив на столе схему Ленкомнаты и чертежи стендов, я стал пояснять, чего и как, отчего и почему, откуда и каким образом… На финальный десерт доклада оставил акцентированные нюансы планировки…

– Передовицу, надпись «Ленинизм – наше оружие!» сделаем большими объёмными буквами, имитированными под белый мрамор… Трибуну – из красного дерева, с золотистым гербом!..

Глазки капитана Галкина засверкали зайчиками, залысенный лоб покрыла испарина…

В таком душевном состоянии фанатики вопили: «За Сталина!!!» Или хрюникальным визгом, вытягиваясь при этом в струнку, чуть не отрываясь от земли, выбросив руку в броске: «Хайль Гитлер!!! Зиг хайль!!!»

Дальше меня капитан не слушал и не видел. В стеклянных глазах у него бенгальским огнём отражались искорки-звёздочки полковничьих погон…

– Товарищ капита-ан? Я закончи-ил… Говорю вам… Вы меня слы-шите-е?..

– А-а… Да… Борисов… Всё отлично… Если всё будет сделано в точности по этому плану… то просто превосходно!..

– Но для осуществления этого, товарищ капитан… мне нужны увольнительные в город… Для нахождения шефских фабрик…

– Да-да, Борисов… Выдадим тебе, только не увольнительные, а командировочное предписание… С ним ты можешь более продуктивно, без ограничений во времени, заниматься делом… Ну что же, порадовал, порадовал… Смотри тока не расстраивай меня… – многозначительно произнёс Ефим Кузьмич. – Ну что ж, свободен… Иди-иди, занимайся… И держи меня в курсе… Понял?!

– Так точно! Товарищ капитан! – чеканул я с вытаращенными глазами и с чётким пристуком каблука развернулся к выходу…

Птицей вынесли меня солдатские сапоги на крыльцо штаба, как будто были на ногах балетные тапочки, а не кирзовые пешкодравы сорок четвёртого размера… Пьянея предвкушением свободы, жадно глотнул воздух с примесью гниющего болота, бульканьем благоухающего за забором части… Душа порхала стрекозой… И наплевать на запахи, теперь всё «ШИПРово», на квакающих лягушек, тявканье отдалённых сержантских команд… Командировочное предписание придавало фараонский шарм срочной службе. Защищало от возможных придирок военных и комендантских патрулей. Давало возможность посещать кинотеатры и музеи, хотя в увольнении предпочитал баню с бассейном и хорошей парилкой и доброе «Жигулёвское» пиво с астраханской воблой… Флиртовые свидания… И…?! Ух ты, голова закружилась!..

На следующий день перед обедом меня вызвали в штаб. В канцелярии расписавшись за приказы и получив командировочное предписание, я зашёл в кабинет замполита части с докладом о предстоящих отбытиях в Москву: на фабрику игрушек, метро «Добрынинская», где производится бумажный бархат; на ткацкую ситценабивную фабрику, метро «Павелецкая»; на скульптурный завод за бюстом Ленина, метро «Бабушкинская»…

– Бюста надо три! – ужаленно подскочив в кресле, громко подметил Ефим Кузьмич. – Большой – на плац части!.. А средний – в строящийся будущий клуб!.. А вот на ткацкую фабрику пока повремени… Шёлк мы в магазине купим, выделим деньги… Молодость, сынок, своё-то требует… Подначиват к блудству-то… Женщинами-лимитчицами такие производства заполнены… Ну, в общем, от греха подальше!.. Первым делом комсорг! Грузовые самолёты! Ну а девушки потом… После демобилизации… Усвоил наказ?!

– Так точно! Товарищ капитан!.. Разрешите идти?!

– Ступай, Борисов… Только смотри того… Не шали… – многозначительно и туманно, с указывающим пальцем в потолок, буравя меня взглядом, растянуто произнёс замполит.

– Есть, товарищ капитан!.. – Развернулся и вышел из кабинета.

* * *

В каптёрке старшины роты Николая Бубенцова я долго выбирал и примерял парадную форму для выхода в город. Хотя это мягким определением мною обозначено – «парадная». Что показывал Коля, извлекая из шкафов, ни в какие ворота не влезало! «БомСА» (бомж Советской Армии). Во-первых, форме было от двух до четырёх сроков носки…

«Да-а… Тривиальный гардеробчик… Костюм не постираешь…» Требовалась химчистка, которой в Советской Армии отродясь не бывало. Размеры не соответствовали ростам, и наоборот, а брюки – костюмчикам по линялости цвета…

– Нету! Ну нету больше ничего!.. Саня! Выбирай, что есть!.. Ушьёшь, подошьёшь, заплату наложишь… Кстати, есть очень хорошие портные из Самарканда…

– Растянешь… – язвительно буркнул я.

– Во-во! Растянешь!.. – засмеялся старшина.

– Они же не резиновые, Коля!.. Акваланг и тот по размеру нужен!..

– Ну нету у меня пятидесятого размера, пятого роста нового костюма! Понимаешь ты?! Нету!..

– Петрович… А может, что-нибудь придумаем?! Ну, давай я проставлюсь… А-а?.. Литр водки, каталку чайной колбасы тебе куплю… А-а?..

– Литр во-одки!.. Да я её и за два не отдам!..

– Кого это её, Петрович?.. Доставай, родной… Помоги ради большого дела! В долгу не останусь!.. Ну что ты, в самом деле?! Покудесничай…

Старшина барской «товароведностью» хмыкнул…

– Ты вот, слышал я, Саня, на ткацкую фабрику за шелками хотел ехать?.. Мне нужно подарок жене сделать… К юбилею свадьбы… В октябре будет, как десять лет прожили…

Я въехал с лёту:

– Петрович!.. Колюня!.. Будет тебе отрез на платье и халаты!.. Только не сразу… Отмёл пока Галкин визитёрство к ткачихам… Не оберёмся, говорит, от грехов!.. Чуть позже переломим ситуацию… Шторы гобеленовые всё равно нужны Ленкомнате… А сейчас мне нужно ехать на «Добрынинскую»… На фабрику игрушек за бумажным бархатом… Обклеишь им свою каптёрку… Он же в рулонах изготавливается… Затем режется на форматы… Ты какой цвет любишь?.. Голубой или розовый?..

– Не ёрничай, Сашок!.. Сделаешь со своими писарями-художниками, Токбулатовым и Пурговским… мне дембельский шикарный альбом из этого бархату… Это довесок к колбасе… то есть к шелкам… Ну ладнысь, посмотрим, что у меня есть в ритуальном шкапчике…

Старшина открыл дверцы углового шкафа, за которыми дополнительно висели пылезащитные шторки. Прошёлся пальцами по висящим костюмам и вынул один из них. Полуоборотом крутанув на вешалке, слегка тряхнул его волнами, будто песцовой шкурой…

– На-а! Меряй!.. Твой размер, пятидесятый, шестой рост…

«Парадка» была более тёмного цвета, чем те, что я смотрел до этого. Из чистой шерсти и совершенно новёхонькая…

– Откуда, Кольчик-Колокольчик?!

– От верблюда, Санёк… Форма парадного караула группы войск в Германии… Вот тебе и обувочка…

Петрович достал из нижнего ящичка мешочек и вынул из него…

– А-а!.. Не ботинки, а картинки! Загляденье!.. – Я очарованно смотрел на них…

– Да-а!.. Солдатская армия в Союзе в таких «фильдеперсах» не хаживала…

– Ты только про шелка с гобеленом не забудь… – напомнил старшина.

– Бли-и-ин! Аппетиты поминутно растут! Как на дрожжах… Уже и гобелен в расчёт включён… – ошарашенно подметил я, но промолчал.

– Я мзду, Борисыч, не беру!.. Рядом Таманская бригада стоит… Так вот, мы с ихними каптёрами и обмениваемся… Вечером стулья… Утром, на рассвете, помидоры!.. Я им ведро клея или лаку по дереву… Они мне ящик огурцов…

– А огурцы-то у них откуда?.. Они что, на плантациях работают?..

– Юморной ты, однако ж, Сашок… Теплицы у них свои… И пекарни, и овчарни…

– Надо же! И овец держат…

– Каких овец?! Чудило!.. Собак-овчарок… Для специальной разведроты… Энтими братвейлерами разнимали два дерущихся строительных батальона в прошлом годе… Выстрелы в воздух… автоматные очереди над головами не образумили вояк… А собачки вот усмирили… Разогнали дебоширов с пооткушенными жопами по казармам… Да-а!.. Смачное было побоище!.. Давай меряй быстрей и проваливай!.. У меня других дел по горло!.. На бельевой склад к прапору-куску, Семёнычу, зайти надо…

– «А сам как будто тортик!..» – выразился я мысленно в адрес старшины, с вниманием выслушивая его нытьё по хлопотным суетам…

Не звание, а должность старшины роты и носило армейское погоняло «кусок», в Военморфлоте – «сундук», и лишь в конце семидесятых годов плотно приклеилось ярлыком ко всем прапорщикам и мичманам, которые в истории Российской Армии прошедших веков имели почётное предназначение знаменосцев…

Николай Петрович Бубенцов. По должности – старшина роты. По званию – старший сержант (срочник-двухгодичник) Советской Армии. Призвался в двадцать семь лет из оренбургских казачьих степей… Плечистый, статный красавец с чёрными ухоженными усиками (наверное, не одна подушка становилась мокрой ночью от девичьих слёз…) Женат. Имел судимость за драку на танцплощадке… Из трёх лет отсидел половину. Освобождён досрочно по амнистии. В армию мог и не идти: отец двоих детей, и ограничение срочной службы по возрасту. Говорит, пошёл за романтикой, оттаять после зоны. Темнит чего-то «сотник»… Упекаться в армию в таком-то возрасте и семейном положении – только от какого-либо опасного преследования спасались… Ну да ладно… Бог ему судья… Может, и впрямь идейный казачеством…

Весь оставшийся день я доводил парадную форму до безупречного совершенства. Отпаренные с нашатырём брюки, об стрелки которых можно было обрезаться. Трепетно почищенный и отдушенный одеколоном «Тройной» пиджак-китель. Целый час торговался с Бубенцовым по офицерской рубашке чехословацкого пошива и фуражке московского производства. На другие картузы «мухосранских артелей» с асфальтным козырьком и смотреть-то было тошно, не то что примерять на голову. Сошлись по рукам, по кредиту доверия, по будущему промыслу на фабриках. При этом старшина вновь сделал запись в своей амбарной книге «должников», где я расписался. Последним штрих-аккордом сотворились новые пришитые погоны, шеврон, петлицы и начищенные до зайчикового блеска ботинки. Примерился перед висевшим на стене в сушилке старым облезлым зеркалом, привезённым с городской свалки. Покрутился, выискивая изъяны… Поприкладывал руку к козырьку…

– Щигалё!.. – услышал я возглас из дверного проёма…

В отражении зеркала увидел дневального Мутанбекова и резко развернулся…

– Ты на чё это намекаешь, солдат?! А-а?!

– Вай! Комиссара!.. Не обижайся!.. Такая красивий нарядний платья… Мужика, как ты, по телевизор песня пел… Щигалё здесь, щигалё там, щиголё тут, ля-ля-ля-лям!..

Я рассмеялся до слёз… Мутанбеков с открытым ртом моргал глазами…

– А мне послышалось – жигало… Сцену из оперетты «Севильский цирюльник» смотрел ты по телеку… И пел тот мужика акт Фигаро… А не Щигалё, как ты выражовываешься… Но всё равно похвально, Мутанбеков! Познания твои становятся всё более культурно-обширными…