Текст книги "Комиссар, или Как заржавела сталь…"

– Дежурный по роте – на выход!!! – прозвучала раскатным эхом громкая команда дневального на тумбочке.

Приехала с объекта рота во главе с командиром. Дневального Мутанбекова со шваброй ветром сдуло с порога сушильной комнаты, и он растворился в наполняемом вонью хаосе казармы…

Леденцов, проходя мимо сушилки, что-то матерно-отрывисто ворчал. Заметив меня, не остановился, а на ходу процедил сквозь зубы:

– Борисов! Через пять минут явиться ко мне!..

И далее, до подхода его к своему кабинету, слышались лающие и крепко-сочные афоризмы:

– Суки-бл…! Козлы недорезанные!.. Дай дебилам стеклянный х…! Разобьют, долбо…бы, превосходную вещь!..

Хлопнула дверь…

Повесив «парадку» в старшинской каптёрке, я, тихо постучав, зашёл к командиру…

– Товарищ старший лейтенант! Рядовой Борисов по вашему приказу…

– Ты чё, комиссар, орёшь?! Я и так на стройке от перфораторов и отбойников оглох!.. Чё явился-то?! Срочность какая-то?!

– Так сами вызвали, проходя мимо сушилки… Где я готовился к заданию… Через пять минут…

– Вызывали, визивали!.. – перебил каламбуром ротный… – Мне б сейчас стаканчик сухенького цинандали… Для успокоения нерьвов… А ты: визивали?! Представляешь! Эти амударьинские дети! Два перфоратора вывели из строя! Помыли их в тазике с мыльной водой!.. Моль, не поняль… «Кладовщика говорила: стирай грязь, так не приму… Ми и постирали…» Стал разбираться с пристрастием, черенок от лопаты сломал… Картина стала вырисовываться иной!.. Ефрейтор Ермуханов – оторва кустанайская! – этими перфораторами размешивал в ведре клей БФ и воду… Полученную спиртовую бурду сливал в пятилитровые канистры и потом её перегонял через самогонный аппарат в подвальной щитовой комнате… с надписью и черепом с костями: «Стой, убьёт!» Шинок, барыга, бл…, на секретном объекте хотел открыть!.. Пришлось кладовщику четвертную отдавать, чтоб списание оформил… Ой, разорят они меня, бабаи! Разорят!.. Ладно, ступай… прилягу отдохну на часок… А то голова гудит, как колокол… После ужина… А лучше после отбоя зайдёшь… Там и обсудим детали твоей командировки… Дежурному по роте передашь: меня час не тревожить!..

Выйдя из казармы, в курительной веранде увидел среди гоготавших солдат Шубу и Поденыча, которые весело и горячо обсуждали аспекты какого-то неудавшегося действа. Шуба визгливо смеялся и стонал, как футболист, не забивший мяч в пустые ворота с пяти метров. С ними стоял высокий солдат-казах, в очках, как у артиста Василия Ланового, загорающего в шезлонге, в кинокомедии «Полосатый рейс», скрывающих «леденцовские фонари узкоглазого фасада»…

– Ермухан! Говорили же тебе! Хватит гнать! И двадцати литров достаточно! Так нет! Баррели бочечные ему подавай!.. А теперь вот всего лишились: и перегонного аппарата, и ликвидного товара! Да ещё ротному двести рублей за перфораторы отдавать! Жадность фраера косорезом губит, Ермухан! Как будто ты этого не знал?!

– Какую ликвидность вы так сердечно обсуждаете?.. – подойдя к ним, улыбаясь, спросил я.

Шуба оборвался на скуляще-звенящем молдавском «дутун ляля…» диалоге… Медленно, чуть подседая, повернулся (как в х/ф «Джентльмены удачи»: «…Кто это?.. Микола Питерский…»)… с приоткрытым ртом, паузой проглатывая винегрет молдавского и русского мата, нервно подёрнул левым глазом и наконец прошмакал:

– А-а… Борисов… Здорово… – И протянул с вихлявой ужимкой руку.

– Так мы же утром здравкались, Витя… Или в пулово память спряталась?! – подал встречно свою ладонь.

– Вот, Сашок, познакомься с Ермуханом… – представил казаха Вова Поденко.

Ефрейтор достал из внутреннего кармана алюминиевый портсигар. Открыл и угодливо предложил мне папиросу.

– Ну что ж, давай закурим… А он, наверное, англичанин?.. – врасплох резанул я вопросом и прикурил беломорину…

– Почему англичанин?! – удивлённо-весело воскликнул Поденыч…

– Потому что Ермухан был один из сыновей Чингисхана… А историю Золотой Орды очень скрупулёзно изучали англичане… Написав по этой эпохе массу академических трудов… Твои предки не из монгольской степи?..

– Как угадал, комиссар?.. – с придыханием спросил Ермухан…

– По североевропейским манерам… Нет в тебе, Ерёма, ферганского пафоса… В Золотой Орде десятки тысяч наложниц со всего мира обитали… Вот и течёт в тебе англо-монгольско-русская кровь… В Воване – немецко-хохловская!.. В Витюне – молдова-румынская, с индийскими корнями…

– Какая ещё индийская?! – обидчиво переспросил Шуба…

– А потому что… Ты только, Витя, не обижайся… Я тебе один умный вещь скажу… Молдаване, как и цыгане, выходцы из Индии…

Шуба хотел было огрызнуться, но, видя, что я философствую с «заумным» видом и товарищи не подначивают скрытыми жестами и перемигом глаз, а слушают с интересом, тоже принял добродушную мину и не стал меня перебивать…

– …И вот я неоднозначно кумекаю… Как это мог вас, явных шпионов, к самому сердцу подпустить советский пентагон?! Да ещё плотниками, столярами! Ладно бы какими-нибудь дворниками-говночиста-ми! А ту-ут! Мастерами-краснодеревщиками! Чтоб, значит, свободно могли жучки устанавливать за облицовочными панелями… Бочку самогона, понимаешь ли, изготовили! Для чего?! А чтобы спаиванием, подкупом слабости души русской овладеть секретными материалами!..

Я не замечал, как перелетел границу доброго юмора, углубляясь в воронку краснобайской фантасмагории, злой иронии, переходящей в «заправдишну» мыслей…

– …Колитесь! Кто ваш резидент?! Леденцов?! А-а?!

– А почему Жора?.. – выдав тихую пуку, ослабленно промямлил Витя… (Молдаванин был не из трусливых парней. Он мог постоять за себя и товарища. Но зов эпохальных преданий и суетности души в действительности створял иногда каверзу. Это как вопль на базаре «Держи во-ра-а!!!» приводил в прострацию цыгана с только что честно купленным рысаком. И он готов был провалиться от этого крика сквозь землю или спрятаться, залезть под хвост коню…)

Однако вернёмся в курительную беседку…

– Так, значит, Жора?! Жорчик!.. Но он не может быть резидентом?! Связующим звеном?! Да-а!.. А резидентом?! Впрочем… Разберутся!..

Лицо Поденыча натягивалось на передёргивающихся желваках скуластой злостью. В серо-голубых глазах появился свинцовый оттенок – под стать вечернему закату. Всё жёстче и твёрже сжимались кулаки. Шуба из добродушного «Винни-Пуха» оборотнем преображался в свирепого «Дольчепуло-Кабано»… Ещё пару «шерлокхолмсовских» фраз – и меня бы затоптали солдатскими сапогами, как коврик в прихожей пивной… Но тут раздался срывной, подвизгивающий хохот Ермухана, приседающего всё ниже и ниже, на корточки. Готового свалиться на бетонный пол курилки, кататься телом по нему и аплодировать ладошками ног… Поденыч и Шуба переглянулись и глядели недоумённо на его сумасбродную радость…

Вдруг Вова, который, наверное, что-то знал и сопоставил, посмотрел на раскуренную и затоптанную в пол папироску, на ржа-икающего в коликах смеха Ермухана и, поняв, в чём дело, матерно заорал на него:

– Ты-ы! Бл…! Рожа басурманская!.. Какую папироску ему подсунул?!

– Сам-м-м-мую м-м-мал-лость… спич-ч-чечную гол-л-л-овку… к-к-крас-сной ш-ш-ша-по-чки!.. – разъяснял Ермухан, гогоча восторженными соплями, лёжа и дрыгаясь на скамейке веранды…

– Вставай, кАматозник!.. – зарычал Шуба…

– По рукам, ребята! По рукам! Зато какой сценарий! Лучшая комедия – это драма!

– По рукам, ребята! Простите!..

– Нет, по морде, Ерёма! Мы сейчас тебе бесплатно! Стилистически красиво! Внешность изменять будем!..

– Прошу вас! Не применяйте лом в качестве лазырного инструмента! Не делайте красивым бульдогом! Я про-с-ставлюсь! У меня есть!.. – вопя, кочевряжился казах… – Ведь я ещё хочу после службы! Вместе со своим верблюдом! Мерять вёрсты своей обездоленной степи!..

Шуба с Поденычем оттаяли и заулыбались…

Ермухан тем временем из махонького флакончика дал мне нюхнуть нашатыря, заговорно приговаривая:

– Ща-а… через де-сять минут… прой-дё-о-от… Все-го-то… пол-бу-лав-ки… за-рядил… Ща-ас пройдёт, комиссар… Посвежеют мозги…

* * *

После отбоя я зашёл к Леденцову…

– Давай-давай, присаживайся к столу, Борисыч… Кратенько обсудим «прешпект» твоей работы… В общем, так… Завтра едешь на фабрику и выбиваешь материал… Хоть в ногах валяйся… Но чтобы бархат, бумажные, деревянные буквы, краски… Ну чё нам ещё нужно? Прикинешь на месте… Рассусоливать нам некогда… У тебя, комсорг, ещё большой объём работы на стройобъектах в виде наглядной военно-политической агитации… Стенды, стенгазеты, боевые листки… Отражающие военное строительство в решениях партии по претворению планов двенадцатой пятилетки в жизнь! Развивать социалистическое соревнование между взводами роты и отделениями взводов… Схематично показывать ударные темпы роста производительности труда… Отмечать достойных воинов-строителей награждением почётными грамотами, правительственными знаками и значками… С перечнем ознакомишься в штабе части… Перечислять не буду… Их множество, от «Ударника коммунистического труда» до «Молодого гвардейца пятилетки»… Со степенями – более двадцати видов… Плюс наш войсковой – «Отличник военного строительства»… В общем, въехал, комиссар?..

Я согласно мотнул головой, а сам с оскоминой в образе подумал: «Как до остервенения надоела народу эта социалистическая бутафория… Грамоты, значки, аплодисменты пустым речам… Лучше бы дали солдату отпуск на родину… Возможность нормировщикам закрывать наряды по работе, хотя бы по три рубля в день… Чтобы к дембелю у солдатика скопилось рублей шестьсот-восемьсот…»

На деле же на объектах Генштаба солдату начисляли двадцать-пятьдесят копеек в сутки… Квалифицированным – чуть побольше, чтобы не висел денежно-вещевой долг «за службу Отечеству», который поэтапно нивелировался в бумажную абстракцию после очередной демобилизации… То есть прикрытое масштабное воровство советских генералов списывалось на «прощай» на солдатиков стройбата…

– Алё-у-у! Комиссар… Ты меня слышишь?..

– Да-да… Георгий Львович…

– Ленкомната и политработа на объектах должна быть на высоте!.. А с неё, Борисыч… ой как легко упасть… Куда?! Невдомёк?!

– Вниз… – туманно размышляя, ответил я.

– Правильно, Александэр! В сортир!.. Ну всё, комиссар… Отбой… Устал я в нервотрёпке ноне с этими дебилами-шинкарями… Ещё предстоит тщательно разбираться… Но уже ясно! Нити к Шубе с Поденычем ведут!.. И как же мне их тебе оставлять?! Не-ет! На другой объект их надо! Траншею рыть!..

– А как же Ленкомната?.. – чуть не вскрикнул я, досадуя. Но, выдержав прилив эмоций, высказался по этому поводу с ментальным спокойствием…

– Ладно, комиссар, отбой!.. Оставлю их тебе… Но отвечаешь за них головой!.. Если что – всех троих сгною в болотных окопах!..

* * *

В пять часов утра меня разбудил дневальный, и я направился в умывальную комнату. Тщательнейшим образом помылся по пояс в холодной воде (горячая раз в неделю, в солдатской бане). До синеты побрился универсальным лезвием «Спутник», которым затачивали карандаши, подтирали чернила на бумаге, подрезали швы и нитки в портняжных и обувных ремонтах… «Подколенкорил» усы и причесался с использованием детского крема, чтобы уложить ёжиковую причёску и придать ей блеск пыжика… «Зашипровался» одеколоном с головы до ног…

«Поручик Бобриков готов!..» – весело, но вполголоса проговорил я зеркальцу, разглядывая себя, милейшего… Зашёл в старшинскую каптёрку. Бубенцов крепко спал. Тихо, «на мягких лапах», достал из шкафа «парадку» и направился с ней переодеваться в сушилку, где висело большое облезлое загадочно-старинное зеркало, которое своим отражением искажённого света и деформаций шептало: «Ты – неряха-разгрязняха… рас-чу-чело-чума-воз…» За кривду серебрённому правдолюбу обидчивой каверзой исподтишка доставалось. Неоднократно оно было оплёвано и покорябано, отбито по сторонам и углам. Другим оно инфраволнами напевало мотивчик солдатской песни: «…Не плачь, девчонка… пройдут дожди… Твой Трус вернётся… Ты только жди…» И вновь получало «оглядочную» царапину…

Когда я полностью переоделся и крутанулся перед ним, слегка скрипнув новенькими блестящими ботинками, зеркало одобрительно пустило зайчик солнечного света, проникшего чудеснейшим образом через оконную покраску стекла: «Вперёд, Сашок! Но пасаран!..» Как кремлёвский караульный, торжественно выпятив подбородок, я отдал зеркалу козырьковое чествование и вышел из комнаты. Дежурный с дневальными суетился, будя ото сна «комсостав» роты… В шесть ноль-ноль гвалт-команда: «Ро-та-а! Подъё-ом!!!»

«Значит, уже без десяти шесть утра по времени…» – прикинул я, выходя из казармы. Наручных часов у меня не было. Тайно испарились ещё на пересыльном…

Без опроса: «Кто такая?.. Куда шагом идёшь?..» – прошёл через КПП части.

Туркменский наряд «слядко-урючно спалё…».

Вспомнил, что сегодня двадцать второе июня, годовщина… Делу эта дата может помочь… В случае чего пустим нюни и сопли…

Вставало яркое солнце, прогревая к травяным запахам росистую прохладу… «Хорошо-то как!..» Потянулся, прищурясь на лазоревое небо… И потопал не спеша через лесок к Калужскому шоссе на автобусную остановку, чтобы доехать до первой концевой станции метро «Беляево» и маршрутом с переходом на кольцевую линию до станции «Добрынинская». На пересечении одноимённого переулка и улицы Коровий Вал предстояло отыскать фабрику игрушек…

* * *

На служебной проходной предприятия пожилой вахтёр, придирчиво оглядев меня, поведал, что начальство приходит к восьми ноль-ноль и что, вообще-то, фабрика переезжает на новое место, на улицу Дмитрия Ульянова, в районе станций метро «Профсоюзная» и «Академическая»… Что вывозятся станки, оборудование, материалы и прочее… Что-либо ненужное, испорченное, отслужившее свой срок списывается в утиль…

– Как в утиль, дедушка?! – воскликнул я, не поверив своим ушам, удачливому стечению обстоятельств. – И бархат?! И бумагу?! Тоже, значит, в утиль?! – как голубь у брошенной хлебной горбушки, расспрашивая, ворковал я.

– В утиль, служивый… В утиль… Если, значит, каток рулонный подпорчен или подмочен – на списание… На переработку пойдёт…

– Ба-а! Каток!.. И сколько же, дедуля, весит этот каток?!

– Пятьдесят кило, солдатик… А для чего ты всё это выпрашивашь? Уж не шпиёон ли ты?! Вредитель какой, случаем?! Уж больно любознательный!.. Ась, позвонить в милицию надобны…

– Не надо… Не надо, дедушка, никуда звонить… И не шпион я вовсе… Вот мои документы… – торопливо извлекая из кармана, я предъявил военный билет и командировочное удостоверение…

Вахтёр, крякнув для солидности, надел очки-кругляшки и, взяв документы в руки, стал их пристально рассматривать, переводя недоверчивый взгляд на мою физию…

– Так, значит, Борисов?!

– Александр Николаевич… – угодливо подтверждая, добавил: – Прибыл сюда с целью… чтобы ваша фабрика оказала нам шефскую помощь материалами… для изготовления наглядной агитации, стендов, политуголков и стен казармы…

Дальше стал слёзно привирать:

– Так как часть наша передислоцирована из Сибири, то мы, в отличие от вас, поселились на голом месте… У гнилого болота с одной стороны… И Хованского кладбища с другой…

Про две другие стороны света, где находились Таманская бригада, Суворовское музыкальное училище, ВЧ «летунов», я предпочёл умолчать…

– Нищие мы, дедушка… и луидоров… ну то есть денег… в части нету… Шаром покати… На покупку этих бархатов и монументов…

– Каких ещё, сынок, мАнументов?!

– Да это я так, к слову… Вот и хочу, значит… переговорить об этом с вашим начальством…

– Как же армии-то родной не подсобить?! Пособят, милок… Пособят… Ведь я это начальство с ейного измальства знаю… Половина из них… здесь, на Добрынке, Люсиновке и Коровьем, выросли… Прямо на моих глазах… Я ведь к фабричке этой прирос корнями… И оброс мхом, как старый пень… Более полувека тута работаю… С перерывом на войну… Теперича вот переезжаем! А мне куда?! Дома на табурете, у подоконника, как старому коту?! Или на лавочке у подъезда с бабками семечки лузгать?!

– А если вас…

– Уж много «если», служивый! Если бы у бабушек были яйца в домино – они были бы дедушками! А так!.. – Вахтёр досадливо махнул рукой… – Иди, сынок, отселя… Не береди душу стариковскую… Через час приходи… Когда дилектор приедет…

На настенных часах в проходной время показывало семь часов пятнадцать минут… Надо было скоротать ожидание и, обмозговывая, перекусить. В это время открывались только булочные, и я зашёл в благоухающий ароматной сдобой магазин…

(Как вкусно пахли тогда московские булочные! Неописуемо! И этот аромат хлебного чуда распространялся на примыкающие улочки и переулки. В то время ещё не знали и не слыхивали ни о каких биодобавках, эмульгаторах, «аромомусенциях» и прочих ухищрениях «прохиндиады» современного производства, выпечки хлеба…)

На тридцать пять копеек купил полкило пончиков и вышел с большим бумажным кульком на улицу, выискивая укромную скамейку-лавочку, чтобы не привлекать внимания окружающих. (Стеснялись мы тогда по поводу и без повода… «Не то, что нынешнее племя…» А может, время?..) Что ляпнет кто-то из прохожих вопросом язвительно:

– …В армии плохо кормят?..

Или какая-нибудь сердобольная дама бальзаковского возраста вынет из сумочки и отдаст свой «рабочий бутерброд», увидев, как жадно я поглощаю пончики…

Покончив с кульком, тут же испил водицы прямо из лейки остановившейся поливальной машины, водитель которой заскочил в булочную. Утёр платком подбородок… «По-ря-док… – вздохом удовлетворения процедил я и оправил форму… – Ну теперь можно и к директору…»

– Гражданочка! Не подскажете, который час?

– Без пяти восемь… А ты, солдатик, не дембель?

– Нет, дамочка… Наоборот, два года впереди…

– Как жаль… А по внешнему виду и не скажешь… Как быстро мужают и матереют в армии…

Кивнув женщине фуражечным реверансом, чуть приподняв картуз за козырёк, я направился к фабричной проходной…

Вахтёр-дедуля сдавал смену вахтёру-бабуле и демонстративно не обращал на меня никакого внимания…

Обращение «дедушка» звучало бы как-то некорректно, а имя и отчество я в радостной, вестной оказии про утильсписание забыл спросить. Пару раз хмыкнул, крякнул, потоптавшись и пошаркав ногами, – ноль внимания, нету меня!.. Нетерпение смутного ожидания подвигло на попытку вмешаться в «пересмену»…

– Уважаемые!.. Разрешите поинтересоваться?!

– Не мешай, солдат, дежурство сдавать!.. – строго оборвал вахтёр… – А то сейчас караул вызову!..

– Уж не шпиён ли, Григорьич?.. – прошамкала бабка-вахтёр, с интересом меня оглядывая…

– Да будя, Клавдия… Служивому наш дилектор нужен… Чтобы, значит, ихнему конному полку… шефскую помощь… материалами… оказали…

Клавдия всплеснула руками:

– Так ему же на Серпуховку надобно… Там пищевой комбинат… Овсяную крупу производит… А у нас что? Картон, древесина… Разве ж этим лошадей накормишь?..

Григорьич ухмыльнулся, проведя рукой по седым усам:

– Ну ты прям, Клавдия, стала сляпая, когда не нужно… За ширинкой у несуна болт украденный сыщешь – и дуешь во все свистки… А тут у солдата в петлицах трактор не видишь… Постарели кони, как мы с тобой… Вымерли… Их молодыми тракторами заменили… А полк так и остался называться конным… Картон с фанерой им нужен для маскировки этих самых тракторов… от любопытных глаз… Уяснила, Клавдия Никитична?!

Вахтёрша непонимающе моргала глазами и утвердительно кивала головой:

– Надо же!.. Для маскировки…

Старик задорно, по-юношески подмигнул мне. Взял телефонную трубку:

– Витя!.. Тута вот солдатик подошёл… Ну про которого я тебе утром у ворот рассказывал… Ты уж прими его… не отфутболивай… И помоги чем можешь!.. – Клавдия!.. Выпиши пропуск и пропусти солдата… Его дилектор ждёт…

Директор фабрики Виктор Сергеевич был одет в сатиновую с жёлто-чёрной клеткой рубаху с коротким рукавом (в таких ездили многие московские шоферюги) и серые фланелевые брючки-«пупконосы»…

Я представлял себе «дилектора», как «выражовывался» Григорьич, иначе…

Лицо было «каравайно-славянским», без нахмуренности, и притягивало добродушием…

– Здрав… Здравствуйте, Виктор Сергеевич… Мы к вам от имени Советской Армии…

– Присаживайся… – оборвал он моё волнительное приветствие, любезно указывая рукой на стулья… – Как нам вас величать?..

– Александром… – опускаясь на стул, ответил я…

– Так вот, Саша… Давай без пафоса и предисловий… Расскажи всё как есть… Но дельно и лаконично… Время, понимаешь ли, у меня по минутам расписано… Переезжает фабрика на новое место… А переезд сродни пожару…

Я без ангажированности и каймы фантазёрщины рассказал директору, для чего и почему нам нужен материал. Не забыл упомянуть и замполита части, Галкина Ефима Кузьмича. О его трагедии в служебной карьере и дрожащей мечте уйти на пенсию в полковничьем звании. Но для этого необходимо, чтобы будущая Ленкомната заняла первое место по Московскому военному округу. А залогом этого триумфа явилась бы шефская помощь предприятия в предоставлении материалов: бархата, бумаги, накладных букв и цифр, художественных красок и прочего неликвида и утильсырья, подходящего для вдохновенной творческой работы…

– Кто это тебе про неликвид с утилём растрепался?.. – жёстко спросил директор, посмотрев строго поверх припущенных на нос очков…

– Да-а… не сердитесь, Виктор Сергеевич… Это я ещё утром выведал у Григорьича… Кстати, как его по имени?..

– Кирилл Григорьевич… А что?..

– Ну я и говорю… Утром, до вас, как-то само собою узнал от Кирилла Григорьевича про неликвид и утиль… А он спохватился… Шпионом меня обозвал! Караул хотел вызвать… Но, посмотрев мои документы, решил мне помочь…

– Ах, Григорьич-Григорьич!.. Не стареют душой ветераны… Наставником был моим, когда по окончании ФЗУ[10]10
  Фабрично-заводское училище.


[Закрыть] поступил работать в цех, где он являлся мастером… Ты вот что, Александр… Составь список требуемого… Пойдёшь на склад к заведующей, Раисе Петровне Калгановой… Я позвоню ей и объясню ситуацию… Погрузишь продукцию на кузовной уазик, который выделяю для доставки прямо в часть…

Накладные оформишь в бухгалтерии… Секретарь, Инна Павловна, поможет в этом и сопроводит до склада…

Я не верил своим «веерным антеннам»… Достал платок… Коснулся кончика носа, лба, мочек ушей… Я на месте… Я не в измерении…

– Ну что, солдат, замер? Не слышу и не вижу спасибульных поклонов… Может, ещё чего недосказал?..

Вошла высокая красивая шатенка в бирюзовом деловом костюме…

– А вот и наша Инна Павловна… Но её мы вам в часть не отдадим… – Кратенько и уважительно все засмеялись… – Как говорится, чем богаты, тем и рады…

– Да-а, ну что вы… как можно… Премного благодарны… Если бы не вы… – очнувшись от восхищённого созерцания секретаря и засмущавшись, елейно затараторил я… – Мы, Виктор Сергеевич, думали… Уж если что, подфартит… то есть выделят нам материал… своим караваном… на горбах взводных… продукцию собирались везти… А тут – надо же! Машину грузовую подарков дают!..

Все вновь засмеялись…

– А хотите, Виктор Сергеевич, мы у вас на фабрике… субботник отработаем?..

– На старой уже ничего не надо… А на новой… Коль будет желание, приезжайте, встретим… Ну всё, солдат… Прощаться не будем… Инна Павловна тебе поможет в оформлении накладных… Будь здоров, Александр…

И мы обменялись рукопожатием…

До двух часов дня, с выбором материала по огромному складу, я медленно загружал машину. Вернее, иносказаньем, загрузил-то я её по первости быстро вместе с Василием, водителем выделенной машины… (Вася осенью прошлого года демобилизовался из армии, поэтому ещё находился под задорными и горячими впечатлениями от неё, «кирзованной», и во многом был солидарен со мной.) Но когда вновь подошла заведующая складом Раиса Петровна, выяснилось, что я загружаю подмоченные водой пятидесятикилограммовые катки бумаги, а на другой стороне помещения складированы сухие… Мы, проклиная «кузькину тёщу», разгрузились и стали внимательно рассматривать и выбирать более плотный и «сочный» по цветовой гамме бумажный бархат. Я решил от меловой бумаги, декоративного картона и множества других предложений Раисы Петровны, в том числе и посмотреть вдвоём отдалённый склад мягких игрушек, отказаться… И полностью, до просадки рессор под кузовом, загрузил машину рулонами-катками разноцветного бархата…

«Барыжная» коммерческая мыслишка подлетела ухватно и своевременно после разгрузки подмоченного товара. Один рулон бархата свободно можно было обменять на что угодно… Дембельские фотоальбомы сродни приданому невесты… Ничего не жалко!.. Всё самое лучшее!.. А бархат для этих самых альбомов – «как валюта Деду в сапогах»…

Загрузившись и подписав накладные у завсклада (главбухом они уже были подписаны и скреплены печатью – посодействовала Инна Павловна), я позвонил со склада в часть. К моему везению, Леденцов находился в штабе. По телефону бойко сообщил ему, что нам выделили грузовую машину материала:

– Встречайте! А то гвардейцы раздербанят на клочки! Как вороньё, любящее всё красивое и блестящее! Приедем часам к четырём… Ждите!..

Выехав из фабричных ворот, мы вскоре остановились в переулке, у пивного павильона…

– Залиться надо!.. – с ухмылкой произнёс Василий и достал из спортивной сумки пятилитровую канистру. Вылез из кабины и пристроился в гудящую «бодунскую» очередь. Через десять минут шоферюга запрыгнул в кабину, и мы поехали…

– А где канистра?.. – озираясь в боковое стекло, спросил я как бы между прочим…

– В кузове, за бортом пристроил… Там прохладней…

Через несколько сот метров вновь остановились у небольшого продуктового магазина, в котором Василий исчез на целых двадцать минут. Вышел из него с двумя полными авоськами продуктов и торчащими длинными горлышками четырёх бутылок водки «Экстра». В душе защемило… «Господи! Доедем ли?! И так рессоры на каждой рытвине молотками бьют… А тут Вася что-то замышляет…» И запахло не только пивом, но и «керосином»…

– Вась… Ты это… к свадьбе, что ли, готовишься? Или к юбилею какому-то?..

Шофёр искоса зыркнул на меня и захохотал:

– Ну ты, Сашок, премудрый карась! Прямо как в кинофильме «Чапаев»… Тута, мол, мужики сумлеваются… Ты за большевиков… аль за коммунистов?..

– Я за Интернационал!.. – добавил я окончанием эпизода сцены этого фильма.

– Правильно, Саня! За солидарность! Ты мне, я тебе! Не переживай… Довезём всё в целости и сохранности… А это?! – кивнул он на сетки… – Я вот что, Сань, думал-надумал… Твой стройбат в окружении воинских частей находится… Сам рассказывал…

– И болот… и Хованских кладбищ… – с тревожным предчувствием добавил я и сплюнул за окошко…

– Так вот… Там же имеются гаражные мастерские с механиками-солдатами? Верно?!

– Так у нас свой гаражный блок из двух ангаров… Правда, в ведении он двух батальонов стройбата…

– Это уже отлично!.. – хлопнул ладонями о руль водила… – Понимаешь, братан… перебрать её, родимую, всю до косточек надо… – И он опять сильно хлопнул по рулю машины… – Заменить внутренности на новенькие…

Я надуто покосился на него:

– Ты, Вась, поосторожней с рулём-то… А то не только рессоры, но и штурвал отвалится… И будут бархатные катки прыгать и бодаться с транспортом по всему сафари-проспекту… Вот будет-то перебор по клавишам… И запчастей вдоволь!..

Василий ухмыльнулся и продолжил нудить:

– Замучился я с ней… В фабричном гараже… запчастей нет… А если появляются – мне в последнюю очередь… Молодой ещё!.. А у спекулянтов?! Так я ещё и не накалымил… почти ничего… В простое постоянно… Вернее, под ней и на ней с гаечными ключами лежу… Любовь стервозная у нас с ней такая… – Поднял от руля руки, чтобы хлопнуть, но, видимо, вспомнил моё предостережение… – «О новой машине пока и не мечтай», – одно и то же твердит мне наш главмех… Зарабатывай, говорит, доверие, авторитет и уважение коллектива… А как? Сам же знаешь… Я только из армии вернулся… Протежных Иван Иванычей в друзьях и родственниках не имею… Проживаю в двухкомнатной коммуналке на Добрынке с матерью… Про свадьбу ты вот брякнул… Почти в точку…

– Почему – почти?

– В ноябре расписаться собираемся… Татьяной её звать… Хорошая, серьёзная девушка… Два года меня из армии ждала… Письма сердечные писала…

Я вздохнул…

– Чего вздыхаешь, Сашок?..

– Да-а… так…

– Она тоже из простой рабочей семьи… Отец токарем, мать инструментальщицей… Танюша учётчицей… на одном заводе батрачут… Так что сам понимаешь… Особых благовых надежд не предвидится… Ну в смысле отдельной кооперативной квартиры… Так что летать она у меня должна, как ласточка!.. А не ходить, как ишак, останавливаясь по собственным причудам!.. – И в разгорячённости ударил рукой по дверце бардачка, открывшейся при ударных подпрыгиваниях перегруженной машины… – Летать мне надо, Саня! Летать!.. Калым-заказов много… А с этой стервой!.. – И он вновь, но чуть полегче хлопнул ладонями по рулю… – Одна лишь профукация!..

– Я думаю, Жора тебе поможет договориться с гаражом… И как не помочь?! Когда ты ему такой кушачный подарок везёшь… Цельную машину бархата!..

– А кто он такой – Жора?

– Да командир наш… ротный…

Пару минут ехали молча по быстроногому, искристому Ленинскому проспекту…

– Я вот чё, Санёк, думаю… – прервал паузу Василий… – Четырёх бутылок маловато будет… Где её потом ночью искать-то?.. За кольцевой таксистов не сыщешь, а шинкарей я местных не знаю… Давай остановимся у винного, я ещё шесть бутылок куплю…

– Да хватит, Василий! – возопил я, одновременно проведя рукой по горлу… – Сперва договориться надо!..

– Вот мы, Сашок, эту водочку в договорах, обсуждениях скушаем, а её, греховодницы, как всегда, не хватит… И получится в итоге-разборе, что мы не поняли друг друга… Мы не машины чиним, а велосипеды… Нет, Сашок! Куплю ящик! Может, движок на новый обменяю! С военмехами в армии хорошо знаком был… Те же чёрные лешие, только с военным билетом…

В конце Ленинского проспекта, перед выездом на МКАД, остановились у винного магазина. Вскоре Василий вышел из него, неся в руках пластмассовый ящик с водкой, который долго затем не могли приспособить в перегруженном кузове. Пришлось вынимать рулон-каток и на его место ставить ящик. Бархатную бобину пришлось продать по дешёвке, за три бутылки «Русской». И то минут двадцать уговаривая и увещевая, что зелёная бархатистая подсобка как не иначе привлекательно подходит к данному интерьерчику магазина…

«Время семнадцать ноль-ноль… Нас ждут… Нас уже нетерпеливо-ёрзно ждут… Леденцов, наверное, в очередной раз выходит покурить на крыльцо и бросает тягучий взор на ворота КПП, затягивается сигаретой и неразборчиво, сквозь зубы, цедит матерный едрёна-корень… А мы всё ещё на Ленинском!..» – начинала тревожно зудеть щемящая, извечная мысль купца на трактовой дороге при сгущении сумерек…

Уложив вырученную водку за сиденье, тронулись…

– Василий! Только не гони! Тише едешь – дальше будешь…

– Как поедем-то, Сашок?.. По кольцевой, на Тёплый Стан… через Мосрентген… Или с выездом на Киевское шоссе, с поворотом на деревню Саларьево?.. – рассмотрев дорожную карту, спросил Василий.