Текст книги "Комиссар, или Как заржавела сталь…"

На душе было так пакостно, что я не заметил, как перешёл к размышлению вслух… Ефрейтор, удивлённо открыв рот, смотрел на меня…

– Борисов! Сашка! Очнись! Послушай меня!.. Ведь я служу уже второй год и знаю стройбат с изнанки… Если часть ещё бумажная?! Значит, там свободны колбасно-кадровые вакансии… Ну это бухгалтеры, нормировщики, водители, обслуживающие часть, кладовщики, электрики, повара, хлеборезы… Ты же с образованием! Художественное училище окончил!..

– Какое, бл…, училище?! Технарь железнодорожный!..

– Ну вот! Ты и нарасхват! – хлопнул он по плечу. – И механик, и сторож гаража!.. Леденцов между делом оговорился… что комбат хочет к его роте и свинарник прикрепить… В жратве с избытком будешь!.. В полном довольствии!.. При свиньях-та! А-а!..

– Какие свиньи, Серёжа?!

– Ну эти самые, Саша! Кабаны, свиноматки! Ну, в общем, не отчаивайся… Я чё зашёл-то?! Чтоб посмотреть на тебя и доложить Зверюгину, что ты в полном порядке и сегодня вечером можешь ехать с Леденцовым в его часть… Да! И не коси под больного! Хуже себе сделаешь! Разозлишь Зверюгина… А он намедни благодушный… И путя кривая вывела Ивана-дурака к тридевятому царству!..

– И к Царевне-лягушке! – страдальческим сарказмом дополнил я свою перспективу.

– К болоту! К лешему! Едрёна плесень, едем!.. – И задумчиво перекрестился…

Ефрейтор в паузе неожиданного открытия, с открытым ртом забившегося «сифона-брехослова», вытаращенными глазами смотрел на меня… Очнувшись от мимолётного забытья, невдомёк себе засуетился.

– Ну, в общем, давай собирайся!..

– Да мне и собирать-то нечего…

– Ну тогда приведи себя в порядок! Побрейся полностью! Голова вся в красной краске!

– Форма тоже!.. – крикнул я с койки. – Наволочку стирать?!

– Насчёт обмундирования доложу Зверюгину… Занесут… Ну, дерзай, Борисов! Можа, ещё встретимся! Не унывай!..

(Серёжа оказался провидцем… Мы ещё не раз встречались с ним на объекте Генштаба. Перетирали военную жизнь, «(у)волнительные» свидания с девушками… Лихо отпраздновали его дембель в ресторане «Парус» на Лермонтовской, с курьёзным попаданием на комендантскую гауптвахту…)

После тёрного мытья с содой и карболкой, бритья лица и головы фельдшер принёс мне новенькое обмундирование и, положив на табурет, лукаво промурлыкал:

– Сватьёфф приказали ждать…

И, порхнув белым халатом в проёме двери, волоча, загромыхал солдатскими сапогами по коридору санчасти…

«Ножки тоненькие… А жить-то?! Ой как хочется!.. Хорошо устроился пацанчик! Тут тебе и тепло, и покой с бинтами… И спирт!..» – завистливо рассуждал я, одновременно надевая принесённую солдатскую форму…

Выйдя на коридорную пролётку, оглядел себя нового в настенном зеркале: «Огурец, блин!..» Провёл ладонью по выбритой голове: «Надо маслом натереть бильярду и зайчиков пускать на солнце…» Обернувшись, посмотрел на тёмное окно… Зашёл в фельдшерскую каптёрку и спросил, сколько времени…

– Двадцать два десять! Отбой по части!.. И лазарету тоже!.. – недовольно затараторил санинструктор. – Иди ложись спать, Борисов!.. Дежурный прибежит – по телефону сообщат… Мы тебя разбудим… И не шатайся по медпункту!..

Не раздеваясь, «батутным прилягом» плюхнулся на койку. Скрип кроватных пружин несколько секунд перемешивался со звуками кряхтений, урчаний, тихого похрапывания… Кто-то провокационным трубачом в тёмном углу палаты мажорным пуком прогорнил ложную «Зарницу»… «Однако ж!.. Носики-курносики сопят…» – с ухмылкой напел про себя мотивчик хитовой песни Валентины Толкуновой…

– Подъё-ом!.. Борисов! Подъём! – фельдшер с торопливой нервозностью тряс меня за плечо. – Быстренько протирай глаза и дуй к штабу!.. Там! У крыльца! Тебя ждут Зверюгин и Леденцов!..

– Слышь, сестричка?! А он что?! Намеренно фамилию изменил?! Ну Зверев… Ну Зверобоев… Ну, бл…! Не слышал я такой фамилии!.. Ему с таким погонялом! Лет семьдесят назад! Сподручней было б в Семёновских войсках служить! Иголки под ногти комиссарам запихивать!..

– Не морочь мне голову, Борисов! Нам всё равно, Зверюгин или Барсюгин… Лишь бы человек был хороший… – томно, распевно выговаривая, урезонил меня еврейчик… – Поторопись давай к штабу! А то неприятности схлопочешь!..

– Всё равно лизать не брошу… Потому что он хороший…

– Ты! На что это намекаешь, солдат?! – дёрнувшись всем телом, взвизгнул он.

– На плюшевого мишку… Которого у тебя в каптёрке видел… Почаще тренируйся на нём уколы делать… А то вчерась в процедурной… солдатик так орал! Что я, со сна очнувшись… подумал… что нахожусь в камбоджийских джунглях… Ну! Покедова, фельдшерюга! Не поминай лихом!..

– Катись отцеля, хам!..

Выйдя на крыльцо санчасти, глубоко вдохнул ещё прохладный утренний воздух, постоял, опершись на перила, подавляя засос тревожной прострации… Видимо, не случайно америкосы во многих кинофильмах вопят: «Хьюстон! Хьюстон! У нас проблемы! Спасайте наши задницы!..» Чирикая, пролетела воробьём под пилоткой паникёрская афоризма чужеземных обстоятельств…

«Левой… Левой, солдат… Не выказывай беспокойства…»

Подходя к штабу части, увидел стоящих у автомобиля двух офицеров: капитана Зверюгина и того самого – старшего лейтенанта Леденцова. Высокого и атлетически сложённого. Старлей весь был с головы до ног в военном индпошиве. Офицерская фуражка с «пиночетовской» высокой тульёй и с лакированным костяным козырьком. Шерстяное английское сукно формы. Чулочным обтягом в голенищах, блестящие сапоги… «Наверное, из солдатской кожи…» – чёрным сарказмом невзначай вылетело шёпотом из уст оценочное заключение…

Остановившись, быстро оправил форму и строевым шагом подошёл к офицерам, чётко, с пристуком каблука сапога, отдав им честь…

– Товарищ капитан! Рядовой Борисов! По вашему приказанию прибыл!..

Офицеры медленно, с ухмылками, осмотрели меня. Прервав «обглядную» паузу, капитан, слегка кашлянув в кулак, произнёс:

– Рядовой Борисов! Поступаешь в распоряжение старшего лейтенанта Леденцова!..

– Разрешите, товарищ капитан, задать…

– Отставить, рядовой! Будешь много задавать вопросов – поедешь в трубопроводную ассенизаторскую часть! Слоником служить! Не расставаясь с противогазом! Так что! Шагом марш в машину! Старший лейтенант Леденцов, Георгий Львович, будет задавать тебе вопросы!..

В машине я перекинулся парой фраз с шофёром. Кто из какого «зоопарка» родом, о том о сём, солдатском… Офицеры ещё минут пять курили и смеялись, обсуждая что-то неординарное. Затем Леденцов сел в кабину на переднее сиденье и нарочито хлопнул дверью…

– Поехали отсюда! Смерть колымагская! Заводи бибику!.. – рявкнул он водителю-киргизу, с которым я успел познакомиться…

Поначалу ехали молча. Выехав на МКАД, Леденцов, не оборачиваясь, повёл разговор:

– Взял я к себе тебя, Борисов, не за художественный авангард… Таких, бл…, Бендеров в любой части хватает… Поэтому… заруби себе на носу! Такая культяпная гамадрилья! У меня в роте не проскачет! На хитромудрую задницу! У нас найдётся ключ – хрен с винтом!..

– Так у меня же гайка на пупчике, товарищ старший лейтенант…

– Ты про чё это пискнул, солдат?! Какая гайка?!

– Отверну – и жопа отвалится… – улыбаясь, глядя в боковое окно, брякнул я…

– Шутишь?! С огрызмом шутишь! Это хорошо!.. Не прогадал я в тебе, Борисов, когда просматривал твоё «Личное дело»… Так вот! Ты слушай, солдат, и больше не перебивай!.. Скоро приедем в часть… Зайдём уведомлением в штаб… Опосля в роте перед строем представлять тебя будем…

Затаив дыхание, я слушал Леденцова, побаиваясь даже ёрзнуть на сиденье, чтобы смягчить толчки, броски, удары от ухабистой дороги…

– Так как у нас в части не хватает младших офицеров, временно будешь исполнять обязанности замполита роты… Одновременно!.. Комсорга и спортивного организатора… В документах указано!.. Что ты, Борисов, КМС по велоспорту… Но так как у нас в армии велосипедов и самокатов нет! На них, бл…, фрицы ездили! Будем много бегать!..

В деле также отражено, что ты награждался грамотой от райкома комсомола…

– Да-а, за дополнительные, разнородные членские взносы, которые учтиво собирал с товарищей… Ну там… ДОСААФ, Красный Крест с полумесяцем, в защиту социализма Анголы… – достав платочек и сморкнувшись, скромно добавил я новые подробности к своей биографии…

Леденцов, ухмыльнувшись, продолжил:

– …На протяжении четырёх лет обучения признавался одним из лучших комсоргов отделения и техникума… Вёл кружок и собирал студенческие семинары-собрания по эстетико-нравственному воспитанию молодёжи…

– И в школьной пионерии звеньевым был!.. – подпрыгнув на сиденье, во всё горло гаркнул я, выронив жевавшуюся спичку…

– Отлично!.. Будут у тебя, Борисов, и пионеры!.. У нас многие солдаты имеют лишь начальное образование… Дети гор и пустынных кишлаков… Придётся, комиссар, ещё и учительствовать!..

Съехав с кольцевой автодороги на Калужское шоссе и протарахтев по нему километра три, свернули на неприметную узкую асфальтированную дорогу. Проехав немного, остановились у шлагбаума лётной части, назначение которой объяснялось голубыми погонами и петличными знаками у караульных солдат. Постовые, проверив документы, разрешили проезжать. Скатившись с пригорка, через триста метров встали у КПП части с грязно-зелёным деревянным забором. Дежурный по посту младший сержант, отдав честь Леденцову, высунувшемуся из окошка кабины, без проверки документов рявкнул солдату, чтобы тот быстрее поднимал оглоблю бутафорского шлагбаума. Подъехав к двухэтажному блочно-фанерному штабу части, старлей, выйдя из машины, приказал ждать его у крыльца. Прощаясь с киргизом-водителем, я спросил у него сигаретку. Тот, достав из брючного кармана полпачки помятой «Примы», протянул мне:

– Бери всю… Тебя здесь никто не знает, и закурить никто не даст… Крупянин!.. – громко крикнул шофёр, обернувшись к штабу.

Из окна второго этажа высунулась очкастая мордочка солдата.

– Я-я… не Крупянин, киргиз! А Кру-пе-нин! Пора бы запомнить!..

– Секретарша комбатовская… – пояснил водитель.

– Он чё, баба?!

– Какая баба?.. А-а!.. – засмеялся. – Крупенин!.. Я поехал в гараж!.. Доложи дежурному по части!..

– Сам доложи!..

– Ну, будешь сам пешком до Москвы ходить! Штабная крыса!..

Я огляделся… Штаб стоял на пустой просторной поляне, которой предстояло стать плац-площадкой. В углу будущего «пешкодрома» находилась группа солдат, которая дробила ломами куски битого кирпича, бетонного строймусора и разбрасывала совковыми лопатами, утрамбовывая ручными чугунными болванками… «Готовятся к параду…» – навеялись осмотром смешковые мысли… В стороне располагалось длинными зелёными домиками две деревянные казармы, третья строилась поодаль. Санчасть находилась на первом этаже, в правом крыле штабного здания. В левом же находился магазин, что приятно удивило. Через щели забора просматривалось болото, про которое рассказывал ефрейтор Серёжа, «побегушник» капитана Зверюгина… «Да-а… не пыонэрский интерьерчик лагеря…» – щурясь на солнышке, продолжал я ёрничать мыслями, ожидая командира роты…

Вышел Леденцов.

– Ну что, Борисов… Пойдём в расположение роты… Мы временно расквартированы в складском помещении… Вынесенном за границу территории части…

Пройдя через открытые ворота ещё одного «забора-огорода» соседнего строительного батальона, вышли через его КПП на улицу и направились к видневшимся невдалеке двум металлическим ангарам. В одном располагалась третья рота…

– Слева наша… Вторая… – пояснил на подходе к ним Леденцов. – Рота сейчас работает на строительных объектах… В казарме присутствует старшина… Дежурный по роте с дневальными… И отдыхающие солдаты после ночной смены… Так что представлять тебя перед строем будем вечером… А сейчас ознакомишься с обстановкой… В командирской комнате введу в курс дел и обязанностей, распоряжений и прочая…

На подходе к казарме стала видима и слышна суетня военных строителей. Ветром сдуло с крыльца главного входа куривших и бездельничающих солдат. Беспорядочным гулом разноголосицы и камертоном отзвучивала железная постройка через порванные целлофановые окна…

– Ва-ай! Ротник идёт!.. Вай! Газет несёт!..

Никаких газет у нас не было. В левой руке старлей держал скрученный в трубочку агитационный плакатик…

– С кем идёт?!

– С сольдатмой шагает!..

– Шухер! Прячь карты! Кто шестёрку заныкал?! Дрочилы! Опять самую красивую бабу!..

– Бычки! Бычки скорее убирайте! Жевать и проглотить заставит!..

– Рогожкин, бл…! Ты зачем под койку лезешь?!

– Убьёт! Я сегодня не в ночь, а днём работаю!..

– Поправьте койки!..

Леденцов остановился. Нагнулся, поднял сломанный черенок от лопаты и запустил им, как городошной битой, на крышу ангара, на скате которой загорал «дедушка». Палка упала рядом с солдатом, произведя как в его сне, так и внутри металлической казармы эффект шумовой гранаты. Тот подскочил как ошпаренный и, потеряв равновесие, кубарем скатился вниз. Ещё мгновение – и чёрно-парусные трусы с дырами мелькнули в проёме входа в ангар, в котором воцарилась мёртвая тишина…

В мыслях иронией зазвучал куплет народной песни: «…Все пропил я златые горы, и жопа светится, как луна!..»

– Дежурная по роти на виход!!!

– Дежурная по ротэ ефрейтор Мурзябаев!.. Товарищ старщий ли-тинант!.. – Ефрейтор виновато-растеряно зашмыгал носом и потупил взгляд в пол. – Забыль… Вообщам… Всё по распорядка… По назначений смена и наряд… Происшествия нету…

Леденцов вместо козырькового приветствия сжал кулак – видимо, по-другому намеревался поприветствовать дежурного по роте, но передумал.

– Где старшина?!

– Старшина в каптёрка, белью считат…

В каптёрке присутствовали двое солдат, которые ремонтировали солдатские сапоги, просящие лишь одного – свалочного покоя. Старшина валялся на койке, просматривая картинки доярок в популярном журнале «Крестьянка». Увидев нас, встал с койки и с улыбкой пожал руку Леденцову. Солдаты продолжали тачать сапоги…

– Субординация на уровне… – с сарказмом отметил я.

– Ты чё, Львович? У тебя же выходной! С пассией поссорился?..

– Раздохнёшь тут с вами! Стоит на день отлучиться! И воинское подразделение в армию Мапуты, бл…, превращается!.. Старшина! Будь построже к сержантам! Пусть повысят воинскую дисциплину!.. Вот наш новый комсорг… – оборачиваясь ко мне, представил он старшине. – Рядовой Борисов!.. Также будет исполнять обязанности замполита роты…

Тот посмотрел на меня недружелюбно…

– Так! Свинтили отседова, солдатики!.. Сарайкин! Чаю офицерам!.. Ну что же, давайте обмозгуем назначение. – Старшина развёл руки. – Присаживайтесь к столу.

Усевшись барином за стол, ротный продолжил:

– Вчера меня! Срочно! Сорвали с выходного дня!.. На объект Генштаба! Должна была прибыть комиссионная проверка из Политуправления во главе с Епишевым! По состоянию наглядно-агитационной тематики… Международно-политического воспитания военнослужащих… В духе решений двадцать восьмого съезда КПСС!.. Наши ротные писарчуки, Токбулатов и Пурговский, работали всю ночь! Не покладая фломастеров и перьев с кистями!.. К утру на рабочих местах солдатиков висели агитки, лозунги и транспаранты. Уря! И тому подобное… А инспекция не приехала… Епишев навестил другой объект… Зато! Зайдя к другу-товарищу капитану Зверюгину, на зону Ж, чуть не лопнул от завистливой радости! По поводу изготовления главного стенда «Акула империализма»! Который намеревались вывесить утром на втором этаже внутреннего плац-двора к приезду комиссии!.. Зверюгин орал благим матом на ополоумевших от страха ключников… Я вместе с другими подошедшими офицерами мочил галстук в кипятке слёз! Ржали до умору! Успокаивали капитана… Задавали вопросы… И где он таких художников взял? Чья мастерская?.. Чуть позже, оставшись наедине с капитаном, выяснилось… Что творцом сей шедевры является рядовой Борисов! Да-да! Наш новый комиссар!..

Старшина вновь с недружелюбным недоумением посмотрел в мою сторону.

Леденцов обратил на это внимание:

– Не гляди на него волком, старшина… Борисов молодчина! В кавычках, конечно же!.. Зверюгин хоть мне и друг… Но! Конкурент в социалистическом соревновании по УНР и по зонным объектам стройплощадок Генштаба… Так что ветер-балабол разнесёт про художественный замысел-заговор капитана Зверюгина… по всем сторонам и углам округа! – Удовлетворённо потирая руки, Леденцов продолжал проникновенно вводить в курс событийных новостей незадачливого старшину. – Зверюгин неистовствовал! Когда выяснил всю правду-матку от патриотов, Василькова и Кульмандиева! Тебя, Борисов! Собирался сгноить в говнососущей трубопроводной части! Мол, твоё личное дело у него в портфеле! Мне сразу же пришла в голову идея познакомиться с твоими документами… Хочется как можно дольше оттянуть назначение кадрового замполита в нашу роту… Зачем нам, старшина, засланные казачки-варяги?!

Самодовольно посмотрев на того, всё ещё недоумённого, и с предвкушением хрустнув пальцами, продолжил излагать ситуационное повествование… О том, как обнаружили меня беспробудно пьяного, облитого краской и бормочущего про какую-то акулу… О том, как, ознакомившись с моим личным делом, было решено оформить перевод в другую часть, предварительно перетерев-согласовав с комбатом… О том, как под видом больного меня отвезли в медсанчасть майора Сватова, общего приятеля по бильярду, пока оформлялись бумаги… Слушая командира роты, я мысленно рассуждал, складывая плюсы и минусы своей новой должности, пытаясь предучесть всевозможные обстоятельства…

Ещё в подростковом возрасте в беседах и перекрёстных разговорах с ветеранами Гражданской и Великой Отечественной войн узнал о массовой неприязни, доходящей до ненависти, от солдата до строевого генерала, к комиссарству. Кровавое множество пораженческих бед принесло оно в годы военных лихолетий. Сколько сумасбродства и политического авантюризма было в решениях комиссаров! Партийным перстом миллионы «шапкозакидных» жизней погублены на полях сражений… «Хочу умереть в бою коммунистом!..» И никак иначе?!

И только благодаря маршалу Жукову в 1943 году, и то лишь частично, был восстановлен принцип единоначалия в воинских подразделениях. Что и по сей день комиссары пользуются преференцией в продвижении по карьерной лестнице…

«И тебя вот, Саша, назначают комиссаром?! Так что не рви задницу… А то утопят в канализации… Или кирпич сбросят на голову… А проще – задавят во сне подушкой… Что за рота? Что за коллектив? Смотри по обстоям…» Чувство гордыни размякло лимоном жалости к себе и к засохшим цветочкам в горшках-пепельницах, стоящих на подоконнике… «И не откажешься, блин… Вишь, уже всё по-кумовски порешили…»

Дневальные принесли чай и нарезанный белый хлеб с маслом. Тревога души сразу же куда-то испарилась…

– Давай, Борисов! Лакомься щедротами! Пей чай с сахаром вприкуску! И знакомься со старшиной! Он мужик что надо! Покажет тебе будущую Ленинскую комнату! Правда, в ней склад инвентаря и инструмента… Старшина! Прикажи, чтоб сегодня же! Всё выгребли оттуда и перенесли в сушилку!.. В Ленкомнате, Борисов, будет твой кабинет политрука и членов бюро комсомола роты… – ехидно улыбнувшись и зевнув, Леденцов закруглил представительскую тему. – Я в командирской! Не беспокоить меня! Часика два!.. – рявкнул он дежурному ефрейтору Мурзябаеву…

После этого в воздухе казармы повисла звенящая тишина колеблющейся от ветра металлической крыши…

– Николай Петрович Бубенцов! – с серьёзным видом нахмуренных бровей представился старшина.

– Александр Борисов…

И запнулся, не зная, что говорить дальше, уйдя мыслью в злорадное удивление: «Ё-моё! И этот фамилией звенит! Один – сосульками… Второй – колокольчиками… Ну а третий?.. Наверное, костями… Костенцовым будет! Попал, блин, в ансамбль!..»

– А по отчеству?! – громко переспросил старшина.

– А?.. Да… Николаевич…

– Ну что ж, Николаевич! Пойдём смотреть склад! Ну то есть твою Ленкомнату… С командирами взводов, сержантами – они строевики! – познакомишься вечером… Сейчас все на объектах…

В казарме царил фараоновский порядок…

– Тссс!.. Ротник отьдихает! Тиша муха чтобь быля!.. – громко шипел ефрейтор Мурзябаев своим дневальным…

Двое из них специальными дощечками с ручками гладили солдатские постели, наводили кантики, чёткие рёбра прямоугольника растянутого на матраце одеяла, независимо, спит в ней солдат после ночной смены али нет. Спящий в выпуклом к полу провале пружины карикатурно напоминал шоколадку «Кулёмка», так как был жёстко заправлен по соответствию военного убранства кровати днём…

– …Чакмырёв!.. – продолжал шипеть ягуарской мордой дежурный по роте. – Чтоба командирское очко в туалети! Сверкалё, как зуби у арабский скакун!..

– Я не видал, как? Товарищ ефрейтор… – с дрожью в голосе прошамкал дневальный.

– Увидищь, Чакмырёв!.. Когда я на тебэ верьхом скакать буду по казарма! Есля плёхо сделяешь! Поняль?! На тебе два тюбик самой лючьший «Лесной» зубной паста! Вперёд, сольдат, под танка!.. – И слегка пнул носком сапога под зад дневального, поторапливая его к действиям…

Старшина невозмутимо не обращал внимания на «бурое» несение службы дежурного по роте…

«Порядок – превыше всего… Так заведено… А может, это ещё цветочки?..» – размышлял я, идя рядом с ним к складской комнате…

Открыли кладовую, доверху набитую строительно-инвентарным хламом. Грузовые носилки, сломанные лопаты, раздербаненные веники, разбитые пластиковые каски в большом количестве, и я удивлённым «отчего?!» указал на них…

– А-а-а! Канальи! Верблюдозадые! Аксакалы-дембеля, бляха-муха!..

Я недоумённо смотрел и слушал Бубенцова…

– Понимаешь?! Парадную форму за полгода до приказа готовят… Ушивают, перешивают… Павлиньи аксельбанты… Погоны блестковой металликой или позолоченной нитью, прошивкой покрывают… Султанская гвардия позавидовала бы!.. Но чем ближе дембель, тем сильнее азиатское суеверие… Все хотят в этой пикадорской форме живыми и невредимыми в родном кишлаке появиться… Вот и испытывают каски на прочность, сбрасывая на них кирпичи и бетонные глыбы… Ослы, блин!.. Ну выдержит каска! А то, что шея в плечи, а позвоночник в жопу уедет – невдомёк! Чурбаны, одним словом! А мне вот инвентаризацию списания проводи!.. Так, стоп! А это что за бич хламовозный?!

Старшина потянул за рукав истлевшей телогрейки, видневшейся из-под мусорных носилок. Показались рука, туловище, а затем серая физия лица и волос, с ярко выраженными светящимися глазами…

– Турсунов!.. Чмыдарюга! Ты почему здесь?! – Бубенцов хватал ртом воздух. – Третий день!.. Опять, вошкин кот!.. Ищем его по канализационным колодцам! А он, натеньки! В складской комнате! Закрытой на ключ!..

– Командира… Пляхой слов зовёщь!.. Называй по-другому… Барана… Скотина… Они домащний зверь… Аул забот требуют!.. Вода пить… Трава кущать…

– Щас ты! Барана Турсунов! И будешь траву есть перед казармой! Нарядом на скашивание!..

На крики прибежал ефрейтор Мурзябаев и заморгал глазками, на секунды потеряв дар речи, улицезрев привиденческого солдата… Потом прорвало:

– А-а-а! Ма-а! Ай! Шайтан-майтан! Турсун-бурсун! Козёл ты этакий! Как ты здеся оказалься?!

– Чё ты малахольному вопросы задаёшь?! Это тебя надо спрашивать, дежурный! Почему он в запертой складской комнате квартирует?! – с нажимной строгостью набросился на ефрейтора Бубенцов.

– А-ай! Ва-ай!.. Старшина, не ругайся… Ведь сям знаещь… Турсун третий сутка на поверку не биль… Вчерась искать начили… Крышки люков поднимать… Кусты, норы смотреть…

С 1981 года в Советскую Армию забирали на службу практически всех! И косых, и слепых, мычащих и одержимых смехом… «Не годен к строевой?! Одна нога короче другой на пятнадцать сантиметров?! Так тебе не маршировать! Служи в стройбате!..»

Получить по нездоровью «белый» военный билет с деликатными статьями в нём, с которыми на гражданке в дворники и сторожа не принимали, а только в говночисты, тоже мало кто решался. Это означало быть изгоем общества, если ты, конечно, не сынок директора плодоовощной базы. Но им, блатным отрокам, эта «косая ксива свободы от армии» и не нужна была. Многие из них числились студентами престижных вузов страны…

Проходить службу в стройбате призывали и тех, кто отсидел по статьям до трёх лет (уличная драка, мелкое воровство, спекуляция, по рецидиву нарушений административного и общественного порядка и т. п.). Счастливую фишку паузы получали студенты вузов с военной кафедрой, конкурс на поступление в которые достиг коррумпированного апогея к концу восьмидесятых годов прошлого века. Но поступить тогда не значило «Всё!.. И служба с прощай вокзалом уехала навсегда!» Студенты мужского пола выдавливались из вузов «струнным заделом Верхних Случайностей», придирками по неуспеваемости, несдачей зачётов и экзаменов. Административным давлением заставляли брать академические отпуска или исключали. Их сразу же «розыскным конвоем» подбирала армия…

Профессорско-преподавательский состав вузов внёс огромную технократическую лепту в технологическое отставание, разрушение СССР и становление новой России дойной коровой природных ресурсов. Только вот эти многие «козлы от учёности» до сих пор не знают, с какой стороны корову доят, справа или слева?! А ответ по наитию и разумению прост: с той, к которой корова прижилась и ей удобно и комфортно. А то, капризничая, она не только меньше молока отдаст, но и способна опрокинуть копытом ведро… Причём афоризма этой практики актуальна и в переносном смысле!..

В итоге «консенсусных восьмидесятых» в технических, архитектурно-строительных, технологических, машиностроительных вузах СССР пятьдесят-восемьдесят процентов учащихся составляли женщины, получавшие в большинстве своём диплом о «высшем образовании», как «Галл обёртку» прохода в светлую и счастливую жизнь, и, будучи инженерами, не могли отличить шестерёнку от зубчатого колеса…

«…Наш паровоз вперёд летит! В коммуне остановка!..» Ещё по инерции аварийного схода с рельсов и подпрыгивания локомотива по шпалам мы продолжали драть глотки этой песней на демонстрациях, ослеплённо не видя, что летим под откос. Заскрежетала «пыхтелка», отвалились тяги, колёса пошли вразнос. Мешочная кооперация – «Чаво?! филизма и держимордства», «…Сало-то, оно, брат, под пулями достаётся…» (х/ф «Коммунист»)… – захватила предшествующую авансцену после крушения литерного поезда…

Однако вернёмся в действительность повествования, в июнь 1984 года, к обнаруженному в кладовой солдату-пастуху…

Из рассказа старшины Бубенцова:

– …Турсунов с детства пас овец и баранов в одном из предгорных каракалпакских кишлаков… Однажды шаровая молния перебила полстада овец… От страха Турсун-бай спрятался в каких-то кяризах… Где нашли его спустя трое суток… Напрочь свихнутым!.. Они и так в умственно-физическом развитии отстают…

Я не стал перебивать вопросом «Кто они?», продолжая слушать Бубенцова…

– …А тут такое! Копчёное несчастие!.. Шаровая молния!.. Понимаешь?! Полстада, блин, лежит и шашлыком дымится! Будто на высоковольтных проводах! Полстада разбежалось по горам и селениям!.. Он страхолюдно испугался, что его за эту кухню свои басмачи прибьют! Вот и прятался в горных норах! И умом-то тронулся за трое суток!.. А в армии, вона! Излечиваться начал… балакать по-русски научился!.. Смышлёный скунс!

Однако ж!.. Посидит-посидит двое, трое суток в вонючем колодце! Опосля вылазиет трубочистным ящером! Права начинает качать!.. «Камандира?! Плёхой слов зовёшь… Турсунов кормить нада!..» И не комиссуешь его, бл…, заразу! И на какую стройку, скажи мне, его посылать?! Лучше пусть здесь, при казарме, привидением служит!.. У нас нашли в прошлом годе одного такого в застывшем гудроновом баке! Лишь через семь месяцев! Сам угодил в него по неосторожности или столкнули?! Теперь никто не узнает…

Старшина было пошёл на второй виток завода на повышенных, эмоциональных тонах своего рассказа, но вдруг оборвался на крепком словце, обернувшись к дежурному по роте…

– Так, Мурзябаев!.. Отмоешь, отстираешь и накормишь Турсунова!.. А то будешь сам такой же, как он!.. Проплатим вам, ефрейтор, гауптвахту!..

Вытаращив глаза, дежурный хотел было что-то сказать, раскрыв перекошенный во злости рот…

– Выполнять! – последовала жёсткая команда Бубенцова…

– Есть!.. – выпалил Мурзябаев и засуетился по Турсунову…

– Проплатим гауптвахту – что это значит?.. – удивлённо спросил я старшину…

– А это значит, комиссар, что по внутреннему распорядку части нам не положено её иметь!.. Чтоб отправить военного строителя на губу, это, брат, целая проблема… Надо оплатить содержание военнослужащего на гауптвахте посуточно строевой части, где она имеется во внутреннем распорядке… Из-за этого взыскания и наказания бывают не должными по проступкам в нарушении устава… Нужно десять суток влепить! Проплачиваем пять! То есть надо снимать с денежного счёта военного строителя заработанные рубли… А их нету! Понимаешь?! Минус суммы прописан в графе! Должник!.. Как это получается?! Дебет-кредит простой, Борисов! Это чтоб ты понял!.. Военный строитель срочной службы должен в день зарабатывать полтора рубля, чтобы за ним не числился денежный долг перед Родиной!..

– Какой ещё долг?! – ошарашенным изумлением выпалил я. И, сдвинув пилотку на нос, почесал затылок… – Я думал, мы и так выполняем его, что находимся в армии…

– Как бы не так, Санёк!.. Думали?! Индюк тоже думал! На весь птичий двор выпендрючивался!.. Здесь, в стройбате, солдат расплачивается по учёту за весь срок службы за своё форменное и продуктовое довольствие!.. То есть сапоги, ботинки, парадная форма, наволочки и простыни! Завтраки, обеды и ужины! Кино в клубе тоже за счёт солдата!..

Я слушал Николая Петровича с открытым ртом, поражённый этой сокрытой действительностью…

Ни на каких занятиях по НВП (начальной военной подготовке), ни в каких газетах и журналах эта сторона жизни стройбата не высвечивалась. Все знали, что за два года службы скапливается приличная сумма денег. На гражданке, в россказнях, деловито обмусоливались суммы от одной до двух тысяч рублей, а то и более. Что для демобилизованного солдата являлось хорошим подспорьем и трамплином во взрослое начало мирской и семейной жизни… А тут такое?! Должник!..

– …На нашей части, Борисов, уже висит более семидесяти тысяч рублей долга… Солдаты без квалификации… То есть мусорщикам, уборщикам, кто вылизывает к сдаче объекта всю стройзону, – а это, замечу, тяжёлый и неблагодарный труд – закрывают по тридцать-пятьдесят копеек в сутки, а рубль в минус идёт… Почти на всех солдатах роты висят долги – от четырёхсот до восьмисот рублей… За исключением нормировщиков, командиров отделений, водителей, крановщиков и сварщиков… Плотники, каменщики в нулевом балансе… Это человек тридцать-сорок от ста пятидесяти шести из списка роты… Да и у этих спецов не более трёхсот рублей к дембелю набегает… Бухгалтерия урезает, покрывая долги части перед УНР…