Текст книги "Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси"

Многим известна легенда о Раме и Сите, и о великой войне с демоном Раваной, укравшим Ситу и отнесшим ее на остров Ланку.

В конце погони Рама достиг Рамешварама, и от него уже по волшебному мосту, построенному обезьянами, переправился на остров Раваны.

Мы также достигли моста, связывающего материк с Рамешварамом. И он тоже показался нам волшебным… Он тянулся от горизонта до горизонта по мелководью… Да и в самом Рамешвараме есть магические врата, ведущие в море, к морским богам. И, говорят, оттуда в ясную погоду видна Ланка…

А вот и местный храм Рамы, храм солнечного героя с солнечным именем. Невеликий, по сравнению с храмом Минакши, но никак не менее древний и почитаемый индуистами.

Мы также вошли в него, и нас провел по его приделам почтительно улыбающийся проводник.

Это и в самом деле солнечный храм, воздух, дух храма – завораживающий и очень светлый, несмотря на то что с моря пришел затяжной дождь.

Свет и улыбки были в глазах брахманов, и какая-то детская, искренняя вера в чудеса. Это же сразу видно, чувствуется. Вот она – сказка, греющая душу…

И вдруг в сем храме мы услышали жуткий шум, будто началась война. И мимо нас промчался отряд юных орущих во всю мочь брахманов, будто кого-то атакующих, так что мы от неожиданности вжались в стенку. Затем по сигналу молодые брахманы остановились на бегу в самых странных и неожиданных позах…

И тут я понял – это же динамическая медитация, древняя практика по смещению точки сборки и управлению сознанием, описанная Гюрджиевым. И вот я вижу ее воочию в древнем храме…

Рамешварам. В храме Рамы

Брахманы, наблюдавшие за сим, едва сдерживали смех, все это и впрямь выглядело забавно. Молодежь, обычные крестьянские мальчишки, – это и есть надежда на светлое будущее Индии.

Вот эту солнечную веру и сберег Мадурай… Отсюда и засиял в мире лучик теплоты и любви подлинной ведической традиции…

Подумалось… Мы ведь в Индии увидели пока только малую часть великого и современного нам ведического мира.

Не были пока еще в центре и на севере страны – то есть там, где более всего осталось следов северных ариев, в том числе и наших предков, русколан. Там, куда распространялась власть и самого Буса Белояра, и его «воплощения», раджи Викрамадитьи. Где остались зримые следы древних связей Индии и Руси. Надеюсь, это еще ждет нас в будущем…

Но уже сейчас можно сказать, что живая ведическая традиция – предлагает свой путь в будущее, и по нему идет уже четверть человечества.

И, очевидно, ведический подход вполне может решать многие проблемы, которые терзают нас, ставя людской род на грань выживания: демографические, расовые, религиозные. Веды могут успешно связывать очень разных людей, укреплять очень разнородное и к тому же вполне демократическое государство не чиновничьей «вертикалью», но верой и традицией. Веды могут давать новые смыслы нашему бытию, украшать его, обращать нашу непростую жизнь – волшебною сказкою…

И на примере Индии мы видим, что Веды могут помочь национальному возрождению, даже после веков порабощения, забвения традиции и упадка.

Но, разумеется, Веды – это не просто волшебная палочка, которая может избавить от всех бед. Мы знаем, что любая идея, даже сама благая и благородная, может быть вывернута наизнанку…

И потому Индия дает пример и того, что не следует слепо отказываться от наследия, оставленного пришельцами, завоевателями и колонизаторами.

Ведь и сама ведическая традиция была принесена ариями, коими в древние времена Индия и была захвачена. Культурное наследие оставили и мусульманские завоеватели, и европейцы-колонизаторы. Современные индусы все это стараются использовать себе во благо. И многое получается.

Не так ли следует поступать и нам? Не нужно вычеркивать ни одну из страниц нашей истории, ни одного исторического периода, но везде находить то, что может нашу жизнь сделать краше, а нас – богаче духовно.

За пером птицы Гамаюн

 
И так Боги вели нас,
как своих людей.
И добрались мы до горы Великой…
И с тех пор мы должны были
помнить об этом,
и тянулись один за другим,
и так же, как отцы наши,
очищались мольбой…
И тогда приходили мы
к Синей реке,
стремительной, как время,
а время не вечно для нас…
 

«Книга Велеса», Род 1: 11–15

В начале пути

Давным-давно, школьником, я прочитал в «Слове о полку Игореве» о загадочном «Времени Бусовом».

И с тех пор имя Буса всегда сопровождает меня. Да и по берендеевскому преданию князья Бусы – родственны и роду князей Асеней, от коих идут Асовы.

Среди наших родственников на Волге есть и люди, носящие фамилии того же корня и происхождения: Бусь, Бусовы, Бусаровы, Буслаевы и т. д. В одной из школьных краеведческих экспедиций один из «старых людей» этого рода сказал мне: «Асовы – родня Бусовым. И ты из наших будешь…»

От него я и узнал много о традиции, и эти двери на время открылись. Интересно, что и потом, в 2004 году, на Кавказе о том же мне сказали казаки (из старых людей), что нам родня – казачий род Басовых.

А фамилия Асовых восходит к имени князя берендеев Асеня, Хранителя Вед. Согласно «Велесовой книге» он был не только современником Буса Белояра, но и его сыном, одним из 70-ти. И был он, как и сам Бус, и все его братья, распят в Карпатских горах в 368 году н. э.

Да, мой путь – это Стезя Бусова. Первый свой опубликованный рассказ о праздновании Крещения Господня «Ярдань» я подписал тогда: Александр Бусов. И было это в 1990 году.

После этого мой жизненный путь изменился. В 1990 году после окончания Московского государственного университета я еще работал в Геленджике – морским экологом, физиком и геохронологом.

А в свободное время, коего здесь оказалось немало (ибо чуть не все, чему нас учили, оказалось невостребованным на работе), писал повести и рассказы на разные темы, пробовал многие жанры, и в них всегда присутствовала тема традиции…

На одном дыхании, за месяц, написал первую свою «мистическую фейерию»: «Магиструс», отчасти автобиографическую, точнее – автосатирическую, коей я и прощался с геофизикой, рисуя ужасы возможной будущей жизни в науке и тем перечеркивая ее для себя и так меняя колею.

Одновременно я запускал в литературу народный, студенческий и морской фольклоры в рассказах из сборников «Ярополчские сказы», «Московский раек» и «Дивноморье», показывая их родство по духу.

Однако долгое время почти все это не уходило в печать. Впрочем, ныне я решил это положение отчасти поправить, в приложении к данной книге.

В том же году я вернулся в Москву, поступил в аспирантуру и стал работать в журнале «Наука и религия».

Легко так сказать: поступил, стал работать… А только представьте: провинциал, без прописки, без журналистского образования, один опубликованный рассказ в газете… И вдруг, в обход всех правил, принимается на работу в центральный московский журнал, имевший тогда миллион подписчиков!

Это не просто невероятно, но и совершенно невозможно. Так как же это случилось?

Да, это казалось невозможным. Но я был уверен, что будет так, еще в Геленджике. Эта уверенность пришла ко мне на горе Нексис.

Туда я ходил, ночевал у древних дольменов (храмов и усыпальниц IV тысячелетия до н. э.), там мне и пригрезился сей путь – огненной нитью.

И вот приезжаю в Москву поступать в аспирантуру Российской Академии наук по своему геофизическому профилю, в Институт водных проблем, занимавшийся в том числе Переброскою северных рек (см. сатиру на сей институт в рассказе «Магиструс»).

И тут… заваливаю вступительный экзамен по английскому языку. Экзаменатор был не в духе, он подходил, быстро спрашивал, не слушая ответ, что-то черкал в листе, переходил к следующему. Как выяснилось потом, его уволили с работы, и по этой причине он решил отыграться на абитуриентах.

Ну что? Явно, черный вмешался, вставил палку в Колесо Судьбы. Пересдачи при поступлении в аспирантуру не бывает, нужно возвращаться. Стою в коридоре. Чувствую: Колесо Судьбы встало, дрожит, вот-вот сорвется и понесет меня по ухабам бог весть куда.

И при этом почему-то точно знаю, что я поступил, то есть поступлю… И впереди журнал, книги… Вся жизнь!

Что делаю? Как по наитию иду в канцелярию и в обход всех существующих правил снова записываюсь на экзамен. Уж и не знаю, как там у них сошлась отчетность. Но меня записали. Я спокойно сдал экзамен другому и поступил! Надо полагать, по бумагам один абитуриент не сдал и вернулся в Геленджик, а другой с той же фамилией сдал и остался в Москве. И никто этого не заметил…

Жизнь аспирантская в Москве – не мед. Вновь общага, гуляющие заполночь соседи, заштопанные носки, разбитые ботинки… Единственное богатство – исписанная стихами, записями снов и набросками рассказов и повестей толстая тетрадка…

Что дальше? Какие могут быть впереди журналы, какие книги, о которых мечтал в Геленджике? Нет и минуты тишины. Да тут еще и занятия, лекции… И время уходит… Колесо крутится… Впору пасть духом… Не забыт ли я… Но опять замечаю странное. Не могу не заметить.

За первый год после переезда в Москву я встретил чуть не всех своих геленджикских друзей и знакомых. Причем всегда это происходило самым загадочным, невероятным и просто нелепым образом.

К примеру, захожу в вагон метро. А там мой сосед по геленджикской общаге, стоит напротив. Он спокойно приветствует меня (он простоват, ему и в голову не приходит, что вероятность такой встречи одна к ста миллионам). Он спрашивает меня, где рынок радиодеталей, я говорю, он выходит.

Или вот другой случай. На Арбате (по выходу из кинотеатра) встречаю девчонку из соседней лаборатории. Мы были дружны в Геленджике, мне даже нравились ее всегда томные с поволокой глаза. Но у меня общага, а у нее два брата – жили с ней в одной комнате… Она здесь тоже случайно. Говорим об общих знакомых, она рассказывает о том, как познакомилась здесь в Москве с каким-то иностранцем… Такая встреча весьма вероятна в Геленджике, но в Москве….

На станции метро «Парк культуры», опять-таки случайно, на эскалаторе встречаюсь с Людмилой и Катей (женою и дочерью моего лучшего друга в Геленджике, яхтенного капитана Валерия Стрыгина). Они здесь случайно и проездом из Вологды в Геленджик, идут на выставку в Дом Художника.

Я, конечно, сразу меняю планы и присоединяюсь. Вспоминаем всех геленджикских друзей… Катя Стрыгина говорит, что ей очень интересны дощечки «Велесовой книги», почему-то я заговорил об этом, хотя еще не занимался ее переводами.

И в то же время я не могу не думать о том, что как раз накануне я вспоминал о ней. Ее имя даже попало в мой рассказ о волшебном троллейбусе (а у взрослой Кати там другой прообраз). И тут будто она вынырнула из рассказа, появилась в метро.

Невольно думаю, что жизнь вообще похожа на сон или театральную постановку. То ли старые геленджикские декорации еще не успели до конца разобрать, то ли не смогли нанять новых актеров для массовки и старые актеры то и дело попадаются на пути… Слишком резко я поменял место действия… А, может быть, если я резко сверну в переулок, то вдруг выпаду из этих декораций и окажусь, например, опять в Геленджике…

Я говорю об этом Стрыгиным. Они смеются. Мол, тогда и на билеты от Москвы до Геленджика тратиться не придется…

Только через год-полтора, когда я окончательно втянулся в московскую жизнь, такие встречи из прошлого прекратились. Но теперь (как и тогда) случается и другое, и еще более невероятное.

Расскажу о том, как поступил на работу в редакцию «Науки и религии».

Дело было так. Я два года ходил по Москве, по редакциям журналов и издательствам со своими стихами, рассказами и фейерией «Магиструс».

Много повидал, истер башмаки до дыр. Литературная жизнь Москвы предстала мне весьма странной, угасающей. Сонные редактора, заваленные рукописями, в горы коих они бросали и мои сочинения…

Нигде, ни разу, никто их даже не читал, только теряли отпечатанные – с помощью родителей в Гороховце – экземпляры. Вскоре ничего не осталось, только старые черновики.

Аспирантура подходила к концу, пора было возвращаться. Зачем же я приехал в Москву?

Тогда я уже начал работать над «Гамаюновыми песнями»… Опять поэма… Стихи… Сейчас? И прозу-то не читают и не печатают…

Она продолжала тему еще моей школьной поэмы о Сварожиче Огненном Всаднике, это стихотворное переложение одной старой легенды из источника сокровенного, которую тогда в Гороховце уже поставили на городском празднике, переложив слова на музыку. Но здесь, в Москве, в Союзе писателей, о ней отозвались с редким равнодушием…

Я взялся за эту работу, и на Коляду 1989 г. написал первые строки о Золотом Яйце Рода, из которого был сотворен мир, восстановил их согласно ключу былинному по «Голубиной книге» (источника, почитаемого в традиции и имевшего у нас особое толкование)…

И тогда произошло удивительное: прямо перед моим аспирантским общежитием в Коньково явилось то, что я назвал шаровой молнией, а в вечерних сводках новостей по городу этот светящийся шар, метров трех в диаметре, назвали НЛО…[1]1
  Сообщение об этом странном феномене появилось вскоре в газете «Труд» за 22 и 24 декабря 1989 г. Есть снимки, записи интервью и т. д.


[Закрыть] Он висел метрах в десяти над дорогой, напротив моих окон, был бело-голубым, светился и переливался… Потом улетел в сторону Палеонтологического музея…

К другим драконам? Ведь подобные шары-молнии в волжской традиции почитаются драконами…

За неделю до этого, во сне (спал я в электричке по дороге из Владимира в Москву), я услышал слова: «Оом-хае арие миа даса!» Это было сказано на санскрите, но тогда я этого не понял, ибо мысли мои были далеки от Индии… Сказано это было громко, так что я проснулся и записал эти слова.

В той же тетрадке, где были написаны слова «Песни о Рождении Мира», я написал затем и комментарий к наброску одной из Гамаюновых песен.

Это были полстранички размышлений о Царевне Лягушке как супруге Велеса-Шивы (я еще не думал, что в будущем посещу ее храм в Мадурае).

Мне эта мысль понравилась. Подумал: а почему бы не отнести это в журнал, как заметку. Например, в «Науку и религию». Я полюбил этот журнал, в котором тогда стали печатать материалы о славяно-горицкой борьбе Александра Белова, наткнулся на них в читальном зале геленджикской библиотеки.

Решено. Заглянул за обложку журнала, узнал адрес. Взял свой исписанный вкривь и вкось листок в клеточку и пошел в редакцию.

Но нашел ее не сразу, тогда редакция переехала на новый адрес с Ульяновской улицы на Таганскую, потому я припозднился. Все уже должны были разойтись, но на всякий случай я постучал в дверь. Никто не ответил, однако дверь со скрипом открылась… Захожу…

Вот это да!.. Это совсем не похоже на то, что мне довелось видеть в других издательствах и журналах. Повсюду было одно и то же: скучные офисы, женщины, занятые разговорами о домашних делах, или евреи, размышляющие о том, не пора ли паковать чемоданы (в начале 90-х им стало легко эмигрировать). Ну, не было этим людям никакого дела до авторов со стихами о Древней Руси.

А тут… Дым коромыслом: праздник, чей-то день рождения. В зале на первом этаже накрыт стол, тосты, песни под гитару…

Слышу: «А вот и автор!» Такое впечатление, что здесь только меня и ждали все эти годы.

Какие-то шуточки, я что-то в тему отвечаю. Тоже говорю тост, рассказываю смешной случай из жизни… Ну, из старой, геленджикской… Про то, как встречался в Сочи с Аллой Пугачевой.

Столичные артисты туда летом все приезжают, ну а мы их встречали на яхтах (я в Геленджике некоторое время работал в яхт-клубе). Много было разных смешных глупостей. Потом я взял гитару…

Один из сотрудников редакции, – это был ведущий колонки эзотерических анекдотов Виталий Ахрамович, – взял мой листок и пригласил меня на следующий день зайти (пришел-то я вообще после рабочего дня).

На следующий день он завел меня в кабинет главного редактора журнала Владимира Федоровича Правоторова (его я вижу впервые). Виталий дает ему мой еще более мятый, чем вчера, листок… Владимир Федорович пробегает глазами, задает мне вопросы…

Я отвечаю: да, заканчивал то-то, аспирантура там-то, со смешной гордостью заявляю: «а вот у меня есть напечатанный рассказ»… Волнуюсь: возьмут ли заметку, слишком она неприглядно выглядит. Меня же будто и не слушают… И зачем я здесь? Заметки обсуждают у главного?.. Странно…

И вдруг я слышу в ответ: «А вы не хотите у нас поработать… на полставки?» – «Да, конечно!» – отвечаю я немедленно, не задумавшись ни на секунду.

Только за дверями я вдруг понимаю всю абсурдность ситуации. С годами (а проработал я потом в редакции девять лет) понимание этого у меня только усугубилось. Такого на моей памяти никогда не было. Сотни людей приходили, обивали порог нашей редакции. Приносили отнюдь не мятые листочки (в таком виде материалы даже и не рассматриваются, нужно по крайней мере на машинке напечатать).

Никому и никогда на пороге не предлагали работу. Один раз я даже попытался посодействовать одному талантливому парню, Антону Платову, с нашей кафедры на физфаке. Он потом написал несколько замечательных научно-популярных книг по нашей теме. Но даже это не сложилось.

Почему это сделал главный редактор? Потом я заметил, что время от времени он делал казалось бы абсолютно нелогичные ходы, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. Никто этого не мог объяснить, но зачастую это и срабатывало…

Ведь тогда он за год-два сделал из атеистического журнала со стотысячным тиражом – журнал религоведческий, у которого тираж стал миллионным.

Не знаю, как это он себе объяснял, понимал ли вообще он, – бывший партаппаратчик, – что у него был особый, время от времени срабатывающий дар предвидения…

Однако не подумайте, что так, будто по волшебству, решились все проблемы. Отнюдь нет.

Да, я стал работать в журнале с миллионом подписчиков. Делал под разными псевдонимами порой до половины журнала. Да, тогда в издательстве «Знание» (журнал выходил в этом же издательстве) мне удалось напечатать первую книжку о Всемирном потопе и Черноморской Атлантиде тиражом три миллиона. Еще работала советская система распространения. И я стал получать за свое перо первые гонорары. Сначала работал на полставки, а потом и на ставку.

Но сама система тогда была во всем советская. Сейчас при таких тиражах я был бы миллионером, но тогда этого не хватало даже на то, чтобы купить приличную обувь. Меня по-прежнему подкармливали родители, да аспирантская стипендия.

И вот кончилась аспирантура, а вместе с нею право жить в общежитии, а заодно и временная прописка в Москве. Зам. главного, которая занималась этими вопросами, заметила: без прописки работать в Москве нельзя. Но главный настоял: пусть работает дальше, сейчас никому до этого нет дела.

Мне посоветовали снять жилье где-нибудь под Москвой… Под Москвой? Ну, я знал частные дома, где снимали, и дешево, койку абитуриенты по направлению Академии наук, пока не становились аспирантами… Поехал вновь туда… Это полтора часа от журнала…

В те же годы я познакомился с академиком, прославленным археологом, Б.А. Рыбаковым – в прошлом главою советской исторической науки. Бывал у него дома, брал интервью для журнала, советовался по разным вопросам нашей древней традиции. Он тогда мою раннюю статью об узелковом письме (вышедшую в апрельском выпуске журнала «Наука и религия» за 1992 г.) назвал «заявкой на докторскую диссертацию».

Эту же статью наш корреспондент Александр Романов отвез в Санкт-Петербург на рецензию известному слависту, также моему кумиру тогда, академику Д.С. Лихачеву. И тот, перелистав ее, также ответил – наговорил текст на диктофон.

Это фото моего брата Андрея, сделанное в нашем доме в Сокольском, иллюстрировало статью в журнале об «узелковом письме»

Эта пленка затем появилась у меня. Включаю диктофон и слышу… ругательства, вперемежку с научными терминами. Корреспондент А. Романов мне пояснил, что, когда не на публику, Дмитрий Сергеевич выражается именно так. У него есть и исследование по мату.

Специалист! Видимо, со времен Соловков (в которых он, как потом мне объяснил академик Ю.К. Бегунов, вообще-то не сидел, а работал)…

Вот и еще один кумир для меня пал… Все в мире не так, как кажется… Мир наполнен фантомами, все вывернуто наизнанку… Потом отзыв Лихачева мы напечатали, вырезав, конечно, грубые выражения.

Для меня же, как и для всех, работал созданный им телевизионный образ… Да, это важно. И теперь я понимаю: никто не оценивает то, что ты делаешь (или не делаешь) в науке. Это понимают, и то не всегда, единицы. Помнят и ценят лишь то, как ты выглядишь на публике. Хороший ли ты актер…

И стоило мне на несколько лет уйти в фундаментальную науку (а там проблемы, языковые, исторические, которые не разрешались столетиями!), как и меня стали забывать…

Меня не понимали и не понимают, а непонимание рождает вначале неприятие, а потом и равнодушие. Но я сознательно пошел на это: кто же еще? Без фундамента не построишь замок… А я не могу, не желаю строить на песке!

Потом я понял, что такую разную реакцию у академиков вызвало примечание в той статье об узелковой письменности славян – осторожное упоминание о «Велесовой книге». Сподвижники Дмитрия Сергеевича с ней тогда уже воевали, а сторонники академика Б.А. Рыбакова присматривались к ней, размышляли…

Ту статью об узелковой письменности я подписал псевдонимом – тоже родовой фамилией, но по женской линии. Не хотел я ее подписывать «Асов» не только потому, что этого требовал журнал: сотрудники не могли часто публиковать свои статьи, ибо зарплату мы получали за редакторскую работу. Но прежде всего потому, что полагал: главное для меня не академическая наука (тем паче ее в сей области и не было), а литература.

Но судьба распорядилась иначе. Статья получила широкий отклик. По ней был снят фильм «Внуки Дажьбога» в киностудии «Центрнаучфильм». И меня сняли в главной роли – волхва, которому я тогда дал имя: Бус Кресень. Дело было в июне (старославянском кресене), как раз на мой день рождения.

Но больше всего меня поразило, что на эту сугубо научную статью откликнулись наши читатели. Нам стали приходить сотни писем…

Поразила людей не только тема, но сам заход статьи, которая начиналась со слов: «Волхв достает берестяной короб… вынимает из короба клубок… навешивает на рамку странно переплетенные нити с узлами… и легко он разрешает самые сложные узлы, ибо знает тайну священного узелкового письма. И тихо напевает: Прилети, Гамаюн, птица вещая, через море раздольное, через реки широкие…»