Текст книги "Король и Шут. Между Купчино и Ржевкой…"

36. «Театр ДДТ», «Караван»

Совершать поступки – это думать или чувствовать и принимать ответственность за это.

Балу

В ДДТшной студии перед пультовой был очень кайфовый предбанничек, весь обшитый деревом, с деревянным же столом. Туда частенько заходили музыканты ДДТ по своим ДДТшным делам и, если и не советом, то дружеским участием точно помогали. А это еще до роже. Мы же, как могли, поучаствовали в обустройстве студии. Рядом с ней находился пивной ларек. Стандартный совковый пивной ларек с окном-дыркой и стеклянными пол-литровыми кружками. Вот мы и понатырили их оттуда, и пили пиво в студии из красивых аутентичных кружек. Даже Юра Шевчук нас похвалил.

Одно событие произвело на меня огромное впечатление. Мы уже почти закончили запись, и на студию приходили только сводить и наводить прочий марафет. И вот, приходим мы однажды, а Игорь Сорокин занят с ДДТшниками. Что-то там мудрит для группы. Погодите, говорит, через час-другой освобожусь, и будем работать. Мы уселись за стол и были очень довольны выпавшей возможностью потусоваться с музыкантами легендарной группы образца 1996 года. Тем более ребята там все прикольные и общаются с нами на равных.

И вот зашел у них разговор о деньгах, что кому-то надо зайти в офис и занять денег у администрации. И тут Доца, барабанщик ДДТ, как взорвется: «Да ты чего! Пойдешь к этим ******сам! К ****** функционерам!? Да ******* **** в ****** ****** ************** ******************** как *** себе ****** *** **********.

Ну что-то в этом духе, дословно не воспроизведу. Сказать, что мы были в шоке, значит, ничего не сказать. Мы по своей наивности полагали, что «Театр ДДТ» создан ради группы ДДТ, и все если уж не братья, то хотя бы друзья. А тут такой пи*дец и ******** ******** ******** в **** на ***».

Естественно, мы решили докопаться до причины такой лютой ненависти музыкантов к дирекции. Оказалось, все до банального просто. Дело было отнюдь не в творческих разногласиях. Если коротко, то технология была проста. Выпускает на деньги группы «Театр ДДТ» условно сто кассет и с них должен заплатить группе роялти. При этом без ведома группы «Театр ДДТ» печатает еще сто кассет на свои деньги. И продает именно их. А кассеты, изданные на деньги группы, лежат мертвым грузом. Группе нужно говорить, что продажи идут медленно. И в доказательство всегда можно сказать: «Смотри сам! Было сто кассет, продано только двадцать. Вот лежит еще 80».

То, что за это время их продалось 10 000, никто не узнает, потому что к документам у группы доступа нет… Меня лично поразило, что музыканты были возмущены не столько тем, что «Театр ДДТ» ворует, а тем, что не знает меры. Я про эту схему рассказываю только потому, что мы с Яхой потом поймали «Театр ДДТ» за руку на такой же афере с нашими кассетами.

Короче, у меня лично произошло полное крушение идеалов. А ведь через две недели нам нужно было отдать им альбом!

Но деваться было некуда. Шумный тогда сильно болел и делами группы заниматься не мог. Горшок с Князем тоже люди довольно далекие от бизнеса. Так что разруливать все пришлось мне. Хорошо, что Яха позже подключился и помог.

Поперлись на Пушкинскую в «Театр ДЦТ» – давайте, мол, посмотрим внимательно контракт. Причем интересовали нас не столько деньги, сколько рекламная поддержка альбома. Очень хотелось клип снять, например. Да мало ли чего еще! Для нас ведь это были не просто песенки, это была наша жизнь. Обидно, когда выпускающая фирма ни фига не делает для продвижения группы.

Концерт в клубе «Полигон» (ул. Блохина, д.8), май 1996 года. Фото А. Настальская

Оказалось, что тем временем «Театр ДЦТ» уже напечатал 15 тысяч кассет и собирался отдать их в магазины. Мы это дело остановили и потребовали заключения нормального контракта. Два дня спорили, слушали крики «Вы что, нам не верите?!» и «Как можно делать дела без доверия!». В итоге они говорят: «Забирайте свой альбом, студию только оплатите и изготовление кассет». Зашибись! Мы забрали кассеты, но ходить по магазинам и предлагать их на продажу стеснялись. Поэтому подключили к этому вопросу горшковского папу-КГБшника. Он на своей «Волге» развез тираж по магазинам и обо всем договорился. Прочел нам лекцию о том, как надо везти бизнес. Сказал про горячие пирожки, которые продаются, как наши кассеты (или наоборот?), короче, продал весь тираж. Тех денег нам хватило расплатиться и за студию, и за все остальное. Даже немного на пиво осталось. Папа Горшка, по-моему, постепенно стал менять свое мнение о том, чем занимается его сын.

Тут Шумный совершил подвиг. Он нашел двух парней из музыкального магазинчика «Караван» и предложил им купить альбом. Ребята видели, как папа Горшка ящиками возит кассеты и как они разлетаются. И поэтому заинтересовались. Мы пришли в их магазин всей толпой и говорим: «А чего мелочиться? Покупайте у нас все права на выпуск альбома на кассетах и СД на два года. Денег просим немного, 10 тыщ долларов».

Они все подсчитали, решили, что это выгодно. Только деньги, говорят, будем постепенно платить, по графику. Характерная черта того времени. Приползли мы за первым платежом в магазин (тысячи две или полторы вроде) на час раньше, чем договорились. Караванщики говорят, подождите, мол, лабаз свой закроем через час и рассчитаемся с вами, чтоб народ не видел, какие у нас тут миллионы. Мы вышли на улицу, и выяснилось, что у всей нашей компании не хватает денег даже на бутылку пива. Небогато мы жили.

Далее грянул очередной кризис, рубль обвалился, и выплата наших денежек растянулась на все два года. То есть мы их почти и не почувствовали. Хотя один раз пригодились. Горшок со своей любимой женой загремел в больницу, и нужна была большая сумма наличных. Мы, естественно, решили заплатить – и вправду были один за всех и все за одного. А судьба альбома была печальной. Два года наши кассеты продавались только в «Караване», а больше нигде. Про другие города я вообще молчу. Компакт-диски они стали делать через год. Причем у себя в подвале, – тупо нарезая их на пишущем СД-роме в компьютере. Это было что-то! Альбом существовал, но его почти никто не видел. И сделать мы с этим ничего не могли, потому, что нам честно заплатили. Но жить и веселиться мы продолжали! О, как мы в то время умели веселиться!

* * *

Надо сказать, что у всех доброжелателей, которым действительно нравилась наша группа и которые имели опыт в музыкальный делах, к альбому была только одна претензия: «Зачем вы на альбом поставили столько хитов? На альбом нужно два-три хита, остальные должны быть просто хорошими. Иначе популярными никогда не станете, станете только культовыми. А это денег не приносит. Где слушателю отдыхать?»

Они, конечно, были правы. Но нас переполняли новые песни, и мы не знали, где взять проходные, чтобы разбавить альбом. К тому же казалось, что еще полгодика, и мы напишем новый, ничуть не хуже!

* * *

Да и еще: на обложке первого издания мы использовали специальный шрифт. Фанаты из Москвы отсканировали какую-то древнюю книгу, чуть не семисотлетней давности, сделали шрифт и подарили нам. Так как наш директор Шумный хранил контакты этих прекрасных людей на бумажке, а дискету со шрифтами в заднем кармане брюк, все было утеряно, и в дальнейшем мы стали пользоваться шрифтом «Кирилик олд».

37. Рябчик, Яха, Гриша

Расскажу я вам, друзья, сказ о том, куда делся Рябчик, откуда появился Яха и кто такой Гриша.

Рябчик – культовый персонаж в истории группы. Напомню, что он присоединился к группе по идеологическим соображениям, потому что был единомышленником. В некоторых музыкальных вопросах он был по тем временам более продвинут, чем все остальные. Он вообще единственный среди нас практически не слушал отечественную музыку и старался ориентировать нас на западную музыку, коей был большой знаток и ценитель.

Сначала он был в группе клавишником. Не смотря на отсутствие клавиш, он имел полноправное членство в группе. Позже, когда Князь оставил бас, Рябчик стал играть на басу и преуспел. Несколько его бас-гитарных фишек я использовал в дальнейшем, когда бас пришлось взять мне (в песне «Валет и Дама», например). Хотя мы все были одногодками, Рябчик добавлял нашей компании серьезности и вообще подходил к каждому делу с большим тщанием. Даже иногда чересчур. Кстати, у него был искрометный и стремительный роман с моей очаровательной одноклассницей Ксюшей, и когда она его бросила, он сочинил очень грустную и трогательную песню. Правда, никому не показал. Я ж говорю, он был очень серьезный и положительный штрих, хотя и безбашенности ему было не занимать.

Рябчик активно участвовал и помогал в первых альбомах «Истинный убийца» и «Будь как дома, путник!» («неофициальных»). Он был с нами, когда мы полтора года панковали в Эрмитаже. Короче, боец. Расскажу вам занятную историю про него, а то прямо некролог какой-то получается: «был», «участвовал», «серьезный», «положительный».

Праздновали Новый год. Позвали девчонок – Аню и Ксюшу. Скопили денег и затарились бухлом, а на хавчик решили шикануть и купили куру. Целую курицу! А кура, как известно, это и закуска на первый день, и суп на второй. Да и не было ничего больше. Так вот. Новый год. Курицу поставили варить, пьем пиво, развлекаем девчонок, Горшок исполняет только что придуманную им песню-танец под названием «Цыганочка с выходом». Тут Рябчик озабоченно идет на кухню и возвращается с видом победителя. «Пока вы тут сидите, там курица сварилась, и я ее слил». «Что-что ты сделал?!» – закричали мы. «Да слил ее, ну, как макароны».

Ул. Восстания, Питер, август 1993 года. Фото А. Настальская

После того как нас выперли из Эрмитажа, мы помыкались, помыкались, да и перебрались на новую точку к Кабану, на Гражданку. Про точку расскажу позже, но в то время нас проперло повышать качество исполнения и звучания, и мы старались как можно больше репетировать. То есть все свободное время. А Рябчик начал темнить, отлынивать, не могу, говорит, чаще двух раз в неделю. Собрали общее собрание. Оказалось, что вектор развития группы его не устраивает, и будет честно, если он не станет фачить нам мозги, а просто уйдет. На том и порешили. Мирно и спокойно, оставшись друзьями. Я до сих пор благодарен ему за эту честность. Кстати, в это же время и Поручик порывался уйти из группы, но его я уговорил остаться, а Рябчика не стал. Такой он был серьезный человек, и так все уважали его решение.

Когда ушел Рябчик, встал вопрос о бас-гитаристе. Знакомых музыкантов у нас было немного, и мы решили взять Гришу из группы, которая репетировала с нами в Эрмитаже. Бас-гитара покинула группу вместе с Рябчиком, а у Гриши была своя. Парень Гриша был хороший, но, к сожалению, не идейный. У меня было четкое представление, как должна звучать бас-гитара, какая нужна подача и какое место она должна занимать в ансамбле. И начал заниматься с Гришей, как в свое время с Рябчиком. Да и все мы стали больше репетировать и учиться. Но недолго.

Сначала я придумал довольно непростую партию баса в «Песне друзей», и Гриша не мог ее сыграть. На концертах мне приходилось брать бас и играть эту песню за него. Потом он пропустил концерт. Вернее, он пришел, но без бас-гитары. Хорошо, что в тот день перед нами играла группа «Кирпичи», и парни одолжили мне бас. Хороший такой дорогой японский бас. На нашем первом стадионном выступлении на фестивале «Наполним небо добротой» Гриша умудрился за полтора часа до концерта нажраться так, что почти ничего не сыграл. Больше всего почему-то взбесился Яха, и на общем собрании у себя дома потребовал выгнать Гришу. Все задумались и согласились, слава богу, мы не успели особо сдружиться. Но официально мы его не исключали. Ему просто никто больше не звонил. И он не позвонил, не поинтересовался, когда репетиция. Короче мы перестали обращать на него внимание и, как следствие, он исчез из нашей жизни.

После того как Гриша слился, я понял, что утомился обучать басистов. И решил играть на басу сам. У нас с Горшком была давняя концепция: гитара в группе должна быть одна, если в группе две гитары, значит, или один гитарист слабый, или еще что-то не так. Две гитары в 99 % случаев мешают друг другу. Все, чего не хватает, должен давать бас. То есть, у бас-гитары должна быть энергичная и немного гитарная подача.

А поскольку до этого я играл на гитаре, некоторые партии перенес в бас. Да и на басу не стеснялся вставлять соло, там, где надо. Послушайте песни, где я придумал новый бас именно в те месяц-два: «Смельчак и ветер», «Садовник», «Мотоцикл», «Холодное тело», «Дурак и молния», «Помоги мне!».

Бас-гитару мне помог купить Яха. Кто-то из его знакомых продавал привезенный из-за границы корейский «Джаз басе» и сказал, что это «Ария про 2», но фиг знает, по виду так «Джаз басе». Хотел тот чувак триста долларов. Триста долларов! Неподъемная по тем временам сумма. Я работал мебельщиком и получал около сотни баксов в месяц. Яха занял денег у своей одногруппницы и договорился, что я отдам позже. Помню, там была хитрая схема из долларов, немецких и финских марок. Шикарный бас! Он есть на фотографиях, черно-белый такой. Много позже я подарил его старшему сыну, и он его использовал в своей группе Broken Vehicle.

Яху (по-настоящему его зовут Яков) нашел Горшок. Однажды пришел и говорит: «Я нам гитариста приглядел, давайте посмотрим?» До этого Яха играл в группе «Аусвайс», о которой я ничего, кроме названия, не знаю. Горшку Яха понравился тем, что у него была жутко громкая примочка. Просто не овердрайв, а хэви-метал какой-то. А вот гитарка была говенная, совковая, но он как-то подсуетился и почти сразу купил «Черри». Что-то типа корейского страта. Играл Яха не очень хорошо, но был согласен учиться и готов был репетировать столько, сколько надо, как, впрочем, и я. Как-то мы ехали в Москву, я позвал Яху в тамбур, и у нас произошел примерно такой разговор:

– Яха, а ты в курсе, что фигово играешь? – спросил я ласково.

– Да, а что? – он засмущался.

– Но ты ведь будешь стараться и учиться? – я не наезжал, я правда хотел помочь ему.

– Ну, да, конечно.

– Послушай, Яха, «Король и Шут» – это дело и смысл всей моей жизни. И если ты будешь фигово стараться и тянуть группу назад, то я лично тебя выкину. Без обид.

– Из группы? – Яха боязливо посмотрел на дверь тамбура.

Позже, в течение нескольких лет, Яха вспоминал этот разговор и говорил мне слова благодарности. Это, говорит, был серьезный стимул для того, чтобы стараться.

Вот, собственно, и все про Рябчика, Гришу и Яху.

38. Быт, точка Кабана

Раз такие пироги, то заодно расскажу про точку у Кабана. После того как нас попросили из Эрмитажа, репетировать нам стало негде. Из аппаратуры у был один комбик (тот самый комбик, с флэнжером). Леша Горшенев уже оставил нас, а Поручик, соответственно, пришел из армии, но барабаны покупать не спешил.

И тут на горизонте появляются ребята из группы Second Hand Condoms. Их барабанщик работал электриком в ЖЭКе, и ему под мастерскую выделили подвал, где они и репетировали. Барабанщика звали Кабан. У них тоже был комбик, какие-то колонки и (о, чудо!) барабаны. Про одну особенность подвала надо сказать особо. Чтобы зайти на точку, надо было через дверь с улицы спуститься вниз, потом метров 30 согнувшись идти под трубами центрального отопления и затем сквозь пролом в стене попасть в репетиционную. Высота потолка – метр шестьдесят пять, в полный рост не выпрямишься. Кому интересно, посмотрите – я выложил видео на своем ютьюбовском канале. В передаче Наташи Крусановой «Белая полоса» есть сцена, где мы «репетируем» песню «Внезапная Голова», – так это на точке. Видите, стою один я и то голову пригнул. Там же хорошо виден и «Джаз басе», и «Черри», о которых я писал выше.

Это было время фанатичной работы, и, оглядываясь назад, можно сказать, что именно тогда сформировалось то, что все называют золотой состав. Мы работали над собой, над звуком, репетировали чуть ли не каждый день. С одной стороны, именно в те годы мы написали первый «официальный» альбом «Камнем по голове» и более-менее сформировали общее видение группы, а с другой… Денег не было совсем. Я после долгого перерыва устроился на работу и как-то еще перебивался, хотя и тратил все на музыку. Князь тоже бабосами не богат был. Из нас всех, наверное, один Поручик был на бабках, но он был человек принципов и не тратил их на общее дело, видя свое будущее в частном предпринимательстве. История со студией все еще была актуальна. Пор не отказывался вносить свою долю за студию, но только обещал, чем доводил Горшка до белого каления. Все это, впрочем, совершенно не мешало нам быть друзьями.

Ладно бы деньги, Горшку жить было негде. Из-за конфликта с отцом он давно ушел из дома и оказался без крыши над головой. Поэтому он тусовался весь день на улице или еще где, а вечером приходил к кому-нибудь и просился переночевать. А там и пожрать. На практике это означало, что примерно раз в неделю он ночевал у Князя (чаще нельзя, у Князя были строгие родители). Редко у Яхи (Яха жил в многодетной семье, и Горшок жаловался мне, там невозможно оставаться, потому что из жратвы только чай и хлеб). И пять, а то и больше дней в неделю Горшок ночевал v меня.

Клуб «Гора», май 1996 года. Фото А. Настальская

Мой дом был тоже заполнен родственниками, и я жил в проходной комнате вместе с младшим братом. Я выгородил себе угол, и мы с Горшком тусовали там по вечерам. Это выглядело так: диван и около него метр свободного пространства, по бокам два шкафа, а вместо двери натянуто покрывало. То есть уже втроем в моем закутке можно было находиться только сидя, да и то сначала нужно было пробраться через какую-то аппаратуру и инструменты. Было тесновато, но зато очень уютно и по-панковски. У меня сохранились тетрадки тех времен с записями песен, стихов, сказок, раскладов, телефонов и адресов.

Обычно распорядок дня у нас был таким.

Подъем в 7.00. Еще один прекрасный день! Мне пора было фигачить на работу, и мы, слегка перекусив, выметались из дома. Горшок стеснялся оставаться в моем доме без меня, ибо фактически это бы означало, что он переехал сюда жить, а для него это было неприемлемо.

До 17.00 я работал. Таскал, сверлил, колотил – мастерил мебель. В то время мне нужно было срочно расплатиться за свой шикарный корейский бас, на котором позже я записал первые три альбома. Так что брал халтурку: еще пару часов разгружал и пилил на морозе доски. Иногда ко мне присоединялся и Горшок – подзаработать. Но случалось это нечасто: работа была тяжелая.

Далее нужно было почти час ехать на метро на другой конец города, на Гражданский проспект. Там, на Просвещения, была точка Кабана, где мы с друзьями встречались и весело проводили время. Репетировали примерно до 11, редко 12, потому что надо было еще пилить обратно на Ржевку.

Домой мы с Горшком, голодные и уставшие, приползали уже поздно ночью. Обычно мама оставляла мне на ужин тарелку под тряпочкой – макароны или картошечка. Мы с Горшком потихоньку прокрадывались ко мне в апартаменты, и делили этот нехитрый ужин. Ели с одной тарелки, как два Гавроша. Горшок даже куртку в коридоре не снимал, стеснялся, что кто-нибудь заметит, что у меня гости.

Потом мы полчаса-час болтали, обсуждали день, строили планы. Одно время понемногу писали вместе бесконечный рассказ, но потом Горшок нашел очень интересную сюжетную линию, и я уговорил его выделить ее в отдельный рассказ. В итоге у него появилось целых три рассказа, правда на совершенно разные темы.

Мы были уже здоровые лбы, но однажды Горшок заметил, что мы чувствуем себя в этом закутке, как дети, которые спрятались от родителей под одеялом и с фонариком читают там интересные книжки. Да так оно и было.

Раз уж я принялся описывать всякую мелочевку и бытовуху, то нарисую характерную картину тех дней, я лично без смеха о ней вспоминать не могу.

Как вы понимаете, Горшку приходилось много ходить, причем в старых высоких шнурованных ботинках из секонд-хэнда. А носить такие ботинки без носков означало мгновенно стереть ноги. Поэтому он занашивал носки до дыр и выкидывал. Взять новые, кроме как у меня, было негде, поэтому скоро и у меня не осталось носков. Но! Я работал мебельщиком и мог сколько угодно брать на работе бязь. Бязь – это такая грубая дешевая тряпка, применяемая при обивке мебели, она валялась у меня на работе рулонами. Из нее я наловчился вертеть портянки. И это было очень круто, потому что пока я выплачивал долг за бас, денег не было даже на носки. Кстати, из этой же бязи я сшил нам концертные рубашки и большой задник на сцену, которые Князь потом раскрасил.

Так вот, приходим мы с Горшком к кому-нибудь в гости, снимаем ботинки. Горшок остается в носках с дырками величиной с кулак, а я босиком, живописно разложив мокрые портянки поверх ботинок. Мокрыми они были всегда, потому что на подошве ботинок была трещина и в нее все время набивался снег. Горшок же был интеллигентного воспитания и вежливо просил у хозяина одеколон или какой-нибудь лосьон. И тщательно протирал ботинки изнутри. Весело было, одним словом. Ничто материальное нас не держало, и это тоже давало ощущение свободы. Кстати, именно это чувство помогло мне принять решение уйти из группы, но об этом позже. Но какое же счастье я испытал, когда через пару лет сумел купить себе первые нормальные, фирменные ботинки! Мои ноги были сухими! Это было потрясающее ощущение. Я смотрел на людей вокруг и думал о странных вещах. Ведь я теперь хожу с сухими ногами, а они никогда о таком даже не задумывались.