Текст книги "Кибер-вождь"

Эти двое знали, кому с выгодой продать краденое. Они торговали и нелегальным системным товаром – адресами, чужими паролями доступа, взломными программами и поисковыми, что позволяют выявить, следят ли за тобой в Сети. В Банш бывали разные «отцы»; с иными – как, скажем, с этой парочкой – охотно общалась мафия; встречались даже клептоманы, неспособные ни расстаться с угнанными куклами, ни пристроить их к какому-либо делу.

– Не нравится мне, что сэйсиды вышли из казарм, – не разделил восторгов Круга Бархат. – Пенки мы быстренько снимем – и надо притихнуть. А то слишком много кто нас ловит – А'Райхал, Хармон, Дерек, а теперь еще и Кугель… Не хочу я, чтоб моя семья осиротела.

– А, да! Ты слышал, что Отто Луни на 17-м сказал про Хармона? Это укол! Что Хармона не существует.

– Так, а кто же глушит наших куколок?

– Конспиративная команда, возглавляющая «Антикибер». По Луни так – Хиллари Р. Хармон погиб двенадцать лет назад в авиационной катастрофе, а его данные используют как маску для группы крутейших спецов Айрэн-Фотрис. Его голос, портреты – все смонтировано.

– Ха! А с кем спит Эрла Шварц – с голограммой?!

– С Арвидом Лотусом из «Ри-Ко-Тан», разумеется. Но ребенка, Луни говорит, она хочет от Хармона и в виде Хармона. Раздобыла где-то его геном, и сейчас ей синтезируют матрицу для имплантации. Родители Хармона в шоке, подают на нее в суд!..

– Хармон или кто – но «война кукол» нам поперек горла. – Бархат подлил себе пива. – А все придурок Фердинанд! Гений!.. Его ЦФ-6 – штука полезная, но он куда-то не туда ее продвинул. Ненормальный это промысел; смотри – угон, драка, «харикэн», погром, и никакой отдачи, все в убыток. Он кладет кукол за так, за идею. Хорошо – карантин, а когда его снимут? Фердинанда ведь не остановишь – загарпунит десяток новеньких, впишет им в мозги все ту же ересь, и они этой порченой версией будут делиться с другими, те – с третьими… и подумай-ка, что будет с Банш и с нами. Пропадем ведь. Терроризм пришьют, судить будут в одной клетке с Темным и бойцами Партии, под луч поставят…

– Да-а… плохо. А что делать?

– Как там – где-то я читал у И-К-Б – вроде: «Лучше одному погибнуть, нежели всем», – сказал Бархат, рассеянно глядя в экран. – Надо его сдать. И не как «отца», а посолидней. Скажем – крупный вожак экстремистов Партии… Вооружен, опасен и так далее.

Круг замычал, сомневаясь. Он предпочитал писать сценарии для семьи – где украсть, как украсть, кому продать, – а распасовки со спецназом и сэйсидами ему были не по уму. Но Бархат ждал конкретного и внятного ответа. Вряд ли он страдал суровой баншерской идейностью в духе Святого Аскета – «Не предай, не выдай» и тому подобное, – но ему надо было решиться, получив согласие единомышленника. За компанию подлецом быть всегда легче.

– Пожалуй, только…

– Никто не узнает. – Бархат понукал Круга сказать «да». – А узнают – нам «спасибо» скажут.

– Да, это надо…

– Договорились. Я напишу текст, а ты – путь сообщения… Кому? Скажем, в контору А'Райхала. И завтра отправим.

* * *

У Туссена в монтажке дел было невпроворот. Кибер-шеф, взбесившись от вида грязи в здании проекта, велел поставить на ноги валявшуюся без дела трофейную Дымку и прикомандировать ее к андроидам-уборщикам – пускай работает! Вдобавок едва роботехники разобрались с увечным Кавалером, как на них свалились новые калеки – Принтер и Квадрат. Значит, ставь две пары подкалиберных ног, демонтируй полголовы Принтеру, меняй ему тяги глаза, отлаживай синхронные движения видеокамер – и не забудь про Кавалера! Любимцу всех женщин надо возвращать точность жестов и походки.

– Возьми стакан, – в пятидесятый раз велел Кавалеру роботехник. Кавалер неловко протянул руку к столу, схватил. – Подними к лицу. Поставь. – Стакан звякнул. – Возьми стакан…

– Убожище, – вздохнул кто-то. – Интересно, сколько недель ему потребуется, чтоб освоить вновь прицельную стрельбу?..

– Возьми стакан… Подними… Поставь…

– В целом конечности исправны, – доложил Квадрат, упрямо ходивший из угла в угол на свеженьких голенях. – Владение ногами в полном объеме. Готов к тестированию.

В шортах, с опухшими от усиленной работы биопроцессорами, он выглядел спортсменом, возвращающимся после травмы в большой спорт. Принтер явно, чуть ли не со скрежетом от чрезмерного усердия, водил глазами то туда, то сюда – самопроверка тяг; люфт в долю миллиметра означал необходимость снова открывать глазницу и поочередно контролировать нити тензиометром. Спокойней всех выглядела Дымка – в стандартном комбезе андроида, босиком, она сидела в углу на корточках, оглядываясь по сторонам с любознательностью новорожденной инфузории, и на лице ее было написано: «Где я? Как я тут оказалась?..» От нее не требовалось точности и быстроты движений – и ей велели сесть и не мешаться под ногами.

– Возьми стакан…

– Хватит! – войдя, рявкнул Туссен. – Тут работы на месяц, не меньше. Пусть походит, разомнет коленки. Вон… хоть с ней, – показал он на Дымку. – Кто-нибудь, дайте им задание! Подмести в коридорах! Пыль протереть! Что-нибудь, чтоб их тут не было! Они мне надоели.

– Идем, – неловко, медленно переставляя ноги, Кавалер подошел к Дымке. – Ты слышала приказ?

Дымка вгляделась в его лицо. Киборг. Внешне не знаком. Он поврежден? Ему надо помочь.

– Тебе трудно ходить.

– Да.

– Ты можешь опереться на меня. Не бойся.

Никто не слышал, что они друг другу говорили; никто не обратил внимания, как они вышли – две хромые, волочащие ноги куклы.

* * *

Праздник продолжался до позднего вечера – с наступлением полной темноты небо украсилось вспышками салюта. Сайлас носился как бешеный; Доран потерял тонус очень вовремя—в самый разгар торжеств, но тем не менее с сияющей улыбкой и на автоматизме провел две передачи. Сайлас зауважал его за стойкость и профессионализм. Доран еще раз подтвердил свою способность делать дело в жару, в бреду и в лихорадке. Еще днем Сайлас получил от адвокатов все бумаги, и после знакомства с ними ему самому стало худо. Крепко они влипли. Слишком много предстояло изменить в короткое время. Оставалось надеяться на ум и находчивость Дорана. Сейчас Сайлас разослал обе бригады на самостоятельный поиск и уже битый час проводил производственное совещание по изменению стратегии – так, по крайней мере, оно было обозначено в графике рабочего времени.

На самом деле картина была иная. Сначала Дорану подурнело, и он метался по комнате, хватаясь то за голову, то за живот; потом его затошнило, потом стало рвать. Доран почти ничего не ел за день, и мысль об отравлении Сайлас отбросил сразу. Скорее всего, таким образом сказывались на шефе пережитые волнения дня. Сайлас уже два раза поил его растворенным газом, поставил накожный аппликатор, теперь оставалось ждать, когда же снадобья подействуют, и наблюдать, как основной ведущий пытается выплюнуть в унитаз свои внутренности, стоя на коленях. Чтобы обеспечить себе зрителя, дверь в туалет Доран предусмотрительно закрывать не стал.

– Да перестань ты! – не выдержал Сайлас. – У тебя давно ничего нет в желудке!

– Меня слюнями рве-е-е-о-от! – с воем ответил Доран. – А они не конча-а-й-ю-тся-а-а…

Наконец, он решил сделать перерыв и, судорожно вздыхая и всхлипывая, приполз на четвереньках к Сайласу, вздрогнул всем телом и повалился на ковер, пристроив голову на край дивана. Скомканным бумажным полотенцем он вытер слезы, слюни и сопли и замер в неподвижности, словно умер в безобразной позе, в расстегнутой рубашке поверх спущенных брюк. Зритель был один, но Доран не умел халтурить и выкладывался так, словно на него пялится пол-Города.

Дорану было очень плохо, так плохо, что даже пустую рвоту он воспринял как облегчение. Да ладно бы его только рвало – к тому же и кишечник прохудился. Руки его дрожали, кожа посерела, глаза стали мутными – и в них поселилась безысходная мука, как у раненого, измученного болью зверя. Дверь в туалет он не закрывал еще и потому, что боялся умереть в одиночестве.

Одним словом, враги и здесь разнились с точностью до наоборот: если Хиллари вчера умирал от симпатического криза, то Доран сегодня – от парасимпатического.

– У меня все ребра и мышцы живота болят, я вздохнуть не могу, – жаловался Доран, промакивая язык и сплевывая жидкую набегающую слюну, – я скончаюсь от поноса на толчке.

– Как себя чувствуешь?

– Как блевотина, – коротко ответил Доран.

– А может быть, все-таки к Орменду, в «Паннериц»?

– Не-е-ет! – Доран энергично затряс головой. – Это мы тогда проскочили незамеченными, а сегодня не удастся. Эмбер собралась сходить с ума. Там сейчас под каждым кустом по пять дюжин папарацци. Сидят в засаде – как клопы, десять лет без воды и пищи. Не-е-ет!

– Тогда еще немного подождем и поставим капельницу.

– Я не вынесу этой пытки. Лучше разом со всем покончить. Удавлюсь или застрелюсь в прямом эфире. Пусть все видят, до чего меня довели!

– Без репетиции? А вдруг рука дрогнет или пуля не туда залетит – и останешься полоумным идиотом на всю жизнь, – серьезно рассуждал Сайлас, – то-то подарок будет для Отто Луни!

– А что ты предлагаешь?

– Яд. Стробилотоксин. Сначала тошнота и неукротимая рвота – это мы уже прошли, – затем судороги, потом спазм и тромбоз крупных сосудов конечностей – руки и ноги на глазах чернеют и мертвеют, а человек орет от нестерпимой боли. И, заметь, все в полном сознании, так что ты сможешь вести репортаж.

Доран передернул плечами, пытаясь стряхнуть наваждение.

– А чего-нибудь мгновенного и безболезненного в нашем веке не изобрели?

– До фига и больше. Но я, как менеджер, должен позаботиться о шоу минут на сорок, чтобы на пятнадцатой минуте у нас был рекордный максимум подключений.

Доран попытался рассмеяться, но не смог и со страдальческой миной схватился за грудь.

– Не смеши меня! А то завязка распустится и я наделаю в штаны.

– Ты сможешь завтра вести передачу?

– Памперс надену и выйду, – с угрюмой решимостью ответил Доран, – шоу должно продолжаться. Давай обсудим концепцию.

– Ладно, – Сайлас открыл папку. – Вот для начала…

– Что это?

– Ежедневный ответ на наш запрос из проекта «Антикибер».

– Подотри им задницу. Нет, дай мне. Я сам это сделаю.

– Это и есть разгадка. Посмотри на подпись, – Сайлас сделал все возможное, чтобы радость открытия принадлежала шефу.

– Анталь Т. К. Дарваш… Постой, постой… А он не имеет никакого отношения к строительной компании «Дарваш Инк»?

– Вот именно. Это младший сын владельца, звездного магната и корга. Вот копия страницы «Кто есть кто».

Доран вырвал из рук Сайласа копию и принялся жадно читать. Лицо его принимало все более осмысленное выражение. «Работа, – понял Сайлас, – для него важнее всего».

– IQ 65… Это не опечатка?

– Здесь не бывает опечаток. Он недоумок от рождения. В него вбиты огромные деньги, чтобы сделать его нормальным. Весь этот проект «Антикибер» – крыша для сынка Дарваша.

– Зачем? – простонал Доран, словно желая услышать ответ на все вопросы: «Зачем мы живем? Зачем существует зло? Зачем меня пытали?».

– Чтобы парень получил опыт руководящей работы на высоком уровне. Чтобы, когда папаша оставит ему наследство, уметь с ним управляться. Даже если тот даст ему двенадцатую часть, то на эти деньги Анталь сможет купить две планеты вместе с населением. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что Дарваш осуществляет строительство и переоборудование и силовиков, и сэйсидов, и военных. Объекты, полигоны, новые технологии и материалы.

– Все я понял, не продолжай, – Доран снова уронил голову на диван. Впереди была еще целая ночь бессонницы, тягостных мыслей и страданий.

ГЛАВА 2

Наконец-то сумасшедшие дни предвыборной гонки остались позади. Позади бесконечные переезды, выступления, тайные совещания с имиджмейкерами и открытые дебаты. Он выиграл. Выиграл приз зрительских симпатий. Услышав итоги голосования, он, как получивший золотую медаль, шагнул вперед и вскинул руки, благодаря господа бога, – сияющий, торжествующий, уверенный, в свете прожекторов, осыпанный блестящим конфетти. На шею ему упала и застыла его жена, поддерживавшая его на пути к вершине пьедестала, не отходившая от него ни на шаг, – хрупкая, белокурая и мудрая.

Победа!

Сегодня новоизбранный мэр Города дает банкет. В парадном зале фешенебельного ресторана убраны переборки, разобраны стены и опущены тяжелые портьеры. Установлен длинный ряд столов, и официанты бегло и точно проверяют правильность расстановки приборов. Сегодня сюда придут те, кто с детства обучен есть рыбу особой вилкой, пропуская кости сквозь зубчики; нельзя ударить в грязь лицом. На кухне повара жарят особую, пикантную яичницу на 1200 персон. Сюда придут близкие друзья, помощники и спонсоры мэра; некоторых из них он не знает даже в лицо. Шикарные автомобили, густо блестя лаком, непрерывно подвозят все новые порции гостей. Свежеиспеченный мэр и его блондинка-жена встречают их в фойе, и мэр оделяет каждого крепким, уверенным рукопожатием и ослепительной белоснежной улыбкой. Правая рука его уже затекла и одеревенела во время предвыборной кампании, а скулы сводит судорогой от необходимости улыбаться. Но это последний раунд, он должен доказать свою стойкость, а также открытость миру и способность улыбаться в любой обстановке. Улыбка, как маска, навечно приросла к его лицу; с ней его когда-нибудь и похоронят.

Каждому из подошедших его поздравить он говорит несколько дружеских теплых слов таким проникновенным тоном, что гость поневоле верит, что слова адресованы непосредственно ему и идут из самой глубины сердца, а не нашептываются стоящими сзади секретарями-суфлерами.

Незаметный, как тень, среди прочих, к мэру подходит высокий бледный человек в черном длиннополом сюртуке без лацканов, застегнутом наглухо. Мэр протягивает руку навстречу:

– Рад видеть вас среди своих гостей!..

– Хочу напомнить, кому вы обязаны своим взлетом. – Человек в черном вкладывает свою узкую холодную кисть в ладонь мэра, уже готовую сжаться. – Не забывайте обо мне на своем новом поприще. – И добавляет, как-то нехорошо усмехаясь: – Даже при всем желании вы не забудете меня!..

Руку мэра пронзила острая, невыносимая боль, вмиг распространившаяся до подмышки, въевшаяся в кости. Он чуть не закричал, но годы тренировки взяли свое; он смог удержаться и ответил одной из самых обаятельных улыбок.

– Кто это? – шепчет он своему секретарю, когда человек в черном удаляется.

– Его нет в списках приглашенных… – помедлив, отвечает секретарь.

Банкет разгорается. Падающий вниз свет хрустальных люстр преломляется в сиянии бриллиантов, дробится, искрясь и играя на гранях фужеров и в шипучих пузырьках шампанского. Вино и льстивые речи льются рекой. Мэр сыплет шутками и блестками остроумия; глаза его остекленели, улыбка стала гримасой. Ладонь болит невыносимо, словно ее прожигает кислота; минуты растягиваются в часы, любое движение превращается в пытку. Когда же конец банкета?.. Речи и вино продолжают литься. Улучив момент, мэр украдкой смотрит на ладонь. На ровной матово-розовой коже багровеет тлеющим углем четкий ромб с темной вершиной, словно клеймо, выжженное раскаленным железом.

Глаз Глота!

Боль ужасная.

«Кто это был? – мучительно пытается вспомнить мэр. – Кто?!» И кажется ему, что за каждой колонной стоит человек в черном, в каждой отброшенной тени он видит его силуэт.

Тот банкир – финансовый магнат-олигарх? Или тот промышленник-монополист, торговец водой, теплом и хлебом? Или вон тот, творец пиара? Или тот, мастер по грязным скандалам и утоплению противников в помоях? Или все они сразу? Единая, черная, колышущаяся, пьюще-жующая масса…

Боль разрастается, пронзает сердце, перехватывает дыхание.

Стены валятся на сторону, люстры запрокидываются вбок, а пол встает дыбом и стремительно несется навстречу. Гости слипаются в месиво черных фигур, над которым поднимается человек в черном.

– Я пью за ваше здоровье!

– Скорее, мэру плохо, – слышит он сквозь нарастающий гул в ушах и теряет сознание.

…Вечер он проводит в покое и уединении, но боль не отступает. Приходит ночь, но боль не дает заснуть. Снова и снова вспоминает мэр странного гостя и качает, баюкает горящую ладонь с багровым знаком на ней. Он держит ее под холодной струей воды, но все бесполезно. Жена давно спит, а мэр ходит один по пустым комнатам, боясь зажечь свет, чтобы никто не увидел его слабость. Объемные тени плывут в воздухе, а в складках штор стоит Черный Человек.

– Кто ты?!

– Я есть Тьма и Повелитель Тьмы, Принц Мрака. Это я выбрал тебя и отметил своим знаком. Отныне ты принадлежишь мне. Повинуйся!

– Да, Господин!

…Серым утром побледневший и обрюзгший мэр вошел в свой кабинет и сел за полированный стол, в темной глубине которого отражались эстампы на стенах и мир в окнах. Секретарь подал ему бумаги.

– Что это?

– Указ о снижении минимальной оплаты труда… об увеличении продолжительности рабочего дня… о прекращении финансирования образования и медицины… о прекращении выплаты пособий на детей…

Мэр, насвистывая, стал быстро подписывать бумаги одну за другой.

Боли он больше не чувствовал…

* * *

Генерал Горт после событий в Бэкъярде приказал, чтобы работа группы усиления проекта «Антикибер» была приостановлена. «Флайштурмы» должны находиться в ангаре, киборги—в казарме, автомобили – в гараже, а снаряжение – в цейхгаузе. И так слишком много шума; хватит дразнить общественное мнение боевыми акциями – пусть кукол пока ловят Дерек и А'Райхал при участии сэйсидов.

О базировании отряда договаривался Тито Гердзи, а исполнение приказа возлагалось, разумеется, на Чака Гедеона – он и окунулся в полицейское гостеприимство, честно и тщетно пытаясь все сделать согласно уставу, но «синие мундиры», видимо, решили показать лично ему, что армейцы – не авторитет для них, а приказ Горта для полиции – не более чем просьба, которую по пунктам выполнять не обязательно.

Сказалась извечная неприязнь «синих мундиров» к «серым мундирам»; пока первые изо дня в день тянули лямку борьбы с преступностью, вторые прохлаждались и, «воюя» только с призраками на учениях, нашивали все больше шевронов и звезд на мундиры, получали медали за выслугу лет и огромные зарплаты за умение печатать шаг. Это мнение было ошибочным, несправедливым, но люди ничто так охотно не лелеют, как свои заблуждения.

Поэтому «флайштурмы» закатили тягачом в полуразвалившийся ангар, назначенный на слом, киборгов загнали в подвал, а часть автомобилей пришлось разместить на стоянках в Басстауне. Чака утешало только то, что киборги и здесь показали себя образцовыми служаками, – он во вторник едва успевал принимать их четкие, краткие рапорты: «Оружие складировано, сэр. Три машины на площадке там-то, сэр; дверцы опломбированы. Архив сложен на пятом этаже, сэр; комната опечатана».

Напротив, живой персонал Бэкъярда приуныл и упал духом. Люди слонялись по зданию и по дивизиону с кислыми физиономиями и вели пораженческие разговоры о грядущей подкомиссии, которая добьет проект. В среду кой от кого уже попахивало «колором» и мэйджем; в четверг он нашел Фленагана с Бахтиэром дружно изучающими в рабочее время гороскоп – пришлось напомнить им, что служба с мистикой несовместимы. Подчиненные разлагались на глазах; Чак лишний раз убедился, что рассчитывать можно только на киборгов.

Утром 2 мая, в пятницу, Чак, никогда не изменявший армейским порядкам, спустился в подвал и провел перекличку киборгов. Списочный состав был налицо – кроме тех, что оставались в Баканаре. В подвале стало чисто, прибрано; повешены переносные лампы. Построенные в шеренгу, киборги своим непоколебимым видом вселяли в Чака уверенность. Взяв пилотом Мориона, старший лейтенант на ротоплане отбыл к Дереку, чтобы забрать у него под расписку то, что осталось от Гильзы.

Тотчас, как Чак улетел, Этикет связался с Баканаром, где Электрик незаметно переписывал себе находки оперов Адана.

– Адресный список региона INTELCOM готов?

– Не весь, мой капитан, выявлено около семи десятых.

– Этого хватит, остаток передашь позднее.

Экипировку и оружие складировали сами «железные парни», и Этикет уже в печальный вторник сумел так распорядиться, что часть военного инвентаря волшебным образом оказалась сложенной в подвале, а кое-какие важные вещички – в кузове фургона «Архилук». И что сам фургон очутился на стоянке вне территории дивизиона – об этом позаботился все тот же Этикет.

Переодевшись в комбинезоны ремонтников и упаковав для переноски все необходимое, Этикет с Ветераном, Ковшом и Бамбуком покинули базу воздушной полиции через заранее вырытый подкоп, а далее – ползком по кабельному тоннелю, аккуратно и умело сняв охранную сигнализацию.

Людям многое мешает выполнять свои обязанности – состояние здоровья, страх, общественное мнение, – и там, где люди пасуют, в дело вступают киборги.

* * *

Ковш, остаешься в машине. Остальные за мной. Район Дархес. Этаж 17, квартира 131. Феликс Эдолф Кромби, он же Твердыня Солнечного Камня; отмечен в списке Адана как предполагаемый участник Банш. Мы из сетевой службы, вот наши удостоверения. Да, это киборг; он – наша машина поддержки. Показать его техпаспорт?

Жизнерадостный огромный человечище открыл им дверь с пульта ДУ. В нем было – на глаз – около двухсот кило. Приветливо кивая, он засыпал в рот еще пригоршню крекеров и запил шоколадным коктейлем со сливками. Похоже, что он редко вылезал из кресла на колесиках, скрипящего под тяжестью его рыхлой туши.

Однако как обманчивы бывают впечатления и разговоры в регионах! Читая дерзкие нападки и безапелляционные, категоричные высказывания Твердыни Солнечного Камня, Этикет представлял себе поджарого и остроглазого субъекта, от избытка энергии подвижного и юркого, как ртуть, а реальный Феликс Эдолф Кромби сразу разочаровал бы две трети своих почитателей, погляди они на него вживую. Такова сила абстракции слов! Слова сродни препаратам, действующим на психику, и могут создавать стойкие иллюзии, а нередко и галлюцинации, даже массовые – на этом основаны внушение, гипноз, политика, религия и СМИ.

– Ааа, «политичка»! Давно жду! – обрадовался Феликс Эдолф, не вглядевшись в жетон Этикета, и, пошарив на полке, протянул ему бумагу. – Друзья, не напрягайтесь – я невменяемый дурак! Вот заключение врача о том, что у меня бывают церебральные сосудистые кризы, во время которых я ничего не соображаю.

– Ценю ваш юмор, – кивнул Этикет, принимая листок. – Но вменяемость устанавливает экспертиза по постановлению суда. И мы не из политической полиции. Мы – кибер-полиция. Хотим задать вам несколько вопросов…

Невменяемый Феликс Эдолф сразу включил диктофон – приятно сохранить на память неформальную беседу со столь необычными гостями! В случае ареста аудиодокумент не помешает. Случись ему потом отдать запись на анализ, он бы очень удивился, узнав, что с ним беседовал Стив Григориан по кличке Лис, семь лет как убитый сэйсидами. А вот многоопытный Доран не удивился бы.

Этикета интересовало немногое – наличие в доме сложных программируемых кукол, наличие литературы о кибер-монтаже и конструировании, наличие в компьютере множества закрытой «под ключ» информации, а еще – реакция хозяина на расспросы. Пульс, дыхание, температура кожи, разные непроизвольные телодвижения – все это он мог «читать» не хуже ньягонца.

Феликс Эдолф, на свое счастье, куклами не баловался. Пара говорящих пауков, управляемая многоножка с руку величиной – обычный хлам, который покупают для забавы, а потом забывают подзаряжать, и он пылится где-нибудь годами, никому не нужный. Сердце у Феликса Эдолфа не екало, язык работал бойко, глаза сияли – а Бамбук, незаметно вошедший с радара в его комп, сообщил, что ничего, касающегося киборгов, там не видно.

Это здесь. Район Гейнс. Этаж 8, квартира 37. Готфрид Слоупер, известный как Моногамус. Мы из сетевой службы. На пороге – невысокий, средних лет мужчина с рассеянным светлым взглядом и улыбкой, все время съезжающей влево; из квартиры – крик, визг, шум стада детей. Карапуз ухватил Готфрида за штанину и уставился на Ветерана, озадаченно засунув палец в рот; подбежал второй, постарше:

– Ух ты, киборг!.. Па, а что они пришли чинить? Па, погляди, у нас игра повисла!

– Паааа! Дядя Фрид! – звали одновременно из всех комнат.

– Извините, – Моногамус подхватил младшего на руки, – проходите, садитесь! Это направо, в конце коридора, увидите. Я сейчас приду. Ребята, тише! У нас гости.

Указанную комнатушку почти целиком заполняли разнообразные примочки и приставки к мощной высококлассной машине; шкаф с дискетами, шлем, кровать – вот и вся мебель. Бамбук приступил к процедуре, но Этикет уже понял – это промах. Моногамус – не «отец». Человек, настолько занятый детьми, просто не сможет отвлекаться и вести тайную, вторую жизнь на стороне, курируя «семью» из кукол.

В квартире стихло – не совсем, но ощутимо; несколько раз донеслись негромкие, но звучные и четкие распоряжения Готфрида, а потом он вошел, вытирая руки полотенцем: – Чем могу быть полезен? Я в вашем распоряжении. Куклы с программным управлением? Это мне не по карману. Дети должны играть друг с другом, развиваться, получая навыки общения. У нас есть интерактивные игры, да. Куклы, имитирующие младенцев. А еще – мелкие животные: морские свинки, йонгеры… они не ссорятся! Хотите взглянуть?

«Нет, – подумал Этикет, глядя на Готфрида, – этот уже полностью себя задействовал, ему муляж семьи не нужен».

– Это все – ваши дети?

– Моих здесь трое, – со скромной гордостью ответил Моногамус. – Племянники ночуют у меня; они были на майском празднике, и, чтобы дать сестре передохнуть, я их оставил здесь. И еще я взял в семью троих из бюро социальной опеки.

– Из приюта? – уточнил Этикет.

– У нас это слово не произносится. – Тон Моногамуса остался мягким, но в глазах и голосе неуловимо появилось что-то жесткое, непререкаемое. Этот бы и с дюжиной детей справился.

Район Аркенд. Этаж 37, квартира 281-А. Конрад Стюарт, он же Ферзь. Длинный, худой, впалое лицо – почти без скул, грива черных волос спутана, светло-карие глаза с пятнами на радужках глядят вызывающе, голос дребезжит от злости:

– Кибер-полиция? Неужели? А ведете себя как сэйсиды. Что, опять отменен ряд статей Конституции? Неприкосновенность частного жилища – больше не закон? Я буду жаловаться. Вы ответите за то, что вторглись. Дайте сюда ваш жетон! Я имею право удостовериться, что вы не самозванец!

Пока Конрад Стюарт, бормоча проклятия, справлялся через Сеть, служит ли в кибер-полиции детектив Рудольф Гарделла (оказалось – служит; Дерек уже давно по просьбе Хармона внес себе в кадровый список дюжину псевдосотрудников, чтоб группа усиления могла смело предъявлять жетоны), Бамбук потихоньку просмотрел содержимое жестких дисков. «Ни одного закрытого паролем сектора», – радировал он Этикету.

– У вас есть куклы с программированием?

– Это допрос?!

– Нет. Это собеседование.

– Тогда я отвечать не буду. Поищите сами. В кладовке, например, – вдруг с детства завалялось что-нибудь. Вы же уполномочены шарить по квартирам? Давайте-давайте! Это я тоже впишу в жалобу. Ни ордера! Ни санкции прокурора!..

Этикет изучал Ферзя тщательно и пристально. Ферзь взволнован, даже больше того – сильно разозлен. Движения стремительные, не вполне координированные. Что это – наркотики? Стимуляторы? Или то и другое вместе?..

– Вы занимаетесь кибер-системами?

– Мы поговорим с вами в суде, при адвокате.

Этикет прошел вдоль полок. Пачки дисков, печатные книги – в основном о финансах и бухгалтерии.

– Вы работаете по поддержке банковских программ? По аудиту?..

– Да, по банкам. Я их взламываю на крупные суммы, чтобы жить в роскоши.

Дерзкая шутка. Жилище Ферзя было обставлено скупо, если не сказать – бедно, почти аскетически бедно. Оп! Что это? Блок дисков – «Введение в роботехнику. Учебно-инструктивное пособие BIC для студентов и инженеров младшего звена». Издание очень старое – 245 год. Этикет изменил режим зрения – блок густо захватан пальцами, отпечатки сливаются в грязный фон.

– Зачем у вас это пособие?

Ферзь повернулся вместе с креслом. Его запал иссяк, теперь он глядел тускло и устало; резче стали тени бессонницы на лице.

– Хотел иметь вторую специальность, если это важно. Срезался на тестах в «Роботехе». Но я пробьюсь.

– КАПИТАН, У ПОДЪЕЗДА ОСТАНОВИЛАСЬ МАШИНА, БОЛЬШОЙ «ДАККАР», – доложил Ковш. – ВЫШЛИ ПЯТЕРО, ДВОЕ ОСТАЛИСЬ. ФОРМА ЧЕРНАЯ, ЭМБЛЕМЫ… ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ «ОМЕГА». С ОРУЖИЕМ, В ШЛЕМАХ И ЖИЛЕТАХ.

– НАБЛЮДАЙ, – ответил Этикет. «Омега» – из ведомства А'Райхала, парни серьезные. Что им здесь понадобилось?..

– Жилец квартиры 281-А, Конрад Стюарт, сейчас дома? – старший группы показал портье свою бляху. – Он один? Не звоните ему, мы представимся сами. ЭТО ПРИКАЗ.

– К нему только что поднялись трое из сетевой службы, – портье открыл турникет. – Двое людей и киборг.

– Они появлялись здесь раньше? У него часто бывают гости?

Портье пожал плечами. Он недавно нанялся в этот подъезд, а помнить всех жильцов секции из шестисот квартир могут служившие лет пять-шесть – если не учитывать любимую централами перемену места жительства.

Лифт понес вооруженную пятерку вверх.

Этикет размышлял. Стюарт хочет больше зарабатывать – это можно понять. Сменить тесное жилье в бигхаусе, похожем на вертикальный сросток жилых секций, на просторное, улучшенной планировки. Видимо, банки мало платят таким поденщикам, корректирующим громоздкие программы отчетных форм и прочее рутинное обеспечение. Возможно, Стюарт работал на два-три банка сразу. Немудрено, если он пользуется психотропными препаратами…

Звонок в дверь. Без предупреждения от портье?..

– Сидите, – велел Этикет Стюарту, решившему было встать. – Я спрошу – кто.

– Да как вы сме… – Стюарт все же поднялся с кресла, но тут путь ему заслонил Ветеран.

– Кто там?! – голос из прихожей прозвучал очень, очень странно – Конрад, готовый вновь взорваться возмущением, понял, что детектив Рудольф Гарделла говорит ЕГО, Конрада, голосом – та же интонация, те же срывающиеся нотки.

– Мистер Стюарт, я от домовладельца. Надо проверить водопровод – протечка на этаже над вами…

«Глазка» в двери не имелось – видимо, Стюарт полагался на охрану подъезда, – но дверь была прозрачна для радара, и Этикет четко видел три силуэта, изготовившиеся к броску, двое у стен, один по центру.

– Я занят, у меня в гостях подружка! Зайдите попозже! BEТЕРАН, ПРОВЕРЬ АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД. БАМБУК, ПРИКРОЕШЬ ЧЕЛОВЕКА.

– Фердинанд, сопротивление бессмысленно, – те, за дверью, целились в контур Этикета; похоже, они тоже видели сквозь дверь. – Ты не уйдешь. Сдавайся. Подними правую руку, левой открой.

Ветеран просканировал дверь с трафаретом «ВЫХОД ПРИ ПОЖАРЕ. НЕ ЗАСЛОНЯТЬ ТЯЖЕЛЫМИ ПРЕДМЕТАМИ!» – и там кто-то стоял, подняв оружие.