Текст книги "Война кукол"

– Кто?!! – с Хиллари сон как вихрем сдуло. – Не Кавалер?! – От одной мысли, что Кавалера изуродовал какой-то паршивый андроид, ему стало гадко и тошно.

– Нет, некая Молния. Ей перебило пучок на руке. Твои поработали чисто – курьер успел всего два раза выстрелить по ним, но что обидно – его начинку пулями порвали в клочья, а мне очень срочно нужна его память. Хил…

– Так. Погоди, – мозг, одурманенный форскими травами и паксом, все же подчинился воле Хиллари; он быстро, не хуже машины, взвешивал и сопоставлял факты. – Так-так-так… Ага. Хорошо, Райн, я прочитаю андроида, даже если это будет стоить мне рассудка.

– Хил, я никогда не сомневался в твоей…

– Стой, я не все сказал! Все благодарности – потом. Пресса уже там?

– Да, но я ее отсек пока от места происшествия. Ты же знаешь, Хил, я ненавижу прессу. Но долго их удерживать я не смогу.

Как высокий профессионал и вообще умный человек, Хиллари тоже ненавидел прессу всей душой. Сколько глупой и пустой брехни, сколько опасного вранья, сколько фатальных утечек исходит от этих проныр с их ханжеским девизом «Мы должны информировать людей!» – ни один оперотдел не сосчитает. Их уже и маньяки благодарили за освещение действий полиции, и террористы им кланялись за своевременные предостережения… Но сегодня писаки должны будут потрудиться на «Антикибер».

– Райн, помоги моим незаметно покинуть театр. ИХ ТАМ НЕ БЫЛО, запомни это и скажи своим; потом ты можешь ссылаться на меня, на секретность, на государственную безопасность – но сейчас все должно быть так, как я сказал. Второе – обязательно дай понять прессе, что в огневом контакте КИБЕРОМ от мафии был случайно, но опасно ранен ЧЕЛОВЕК; ну, сделай перевязку кому-то из своих или как хочешь; имя раненого не сообщать, лицо не показывать. Пока все. Куклу – ко мне.

Одеваясь и мысленно уже ругаясь с вечно недовольным Пальмером, Хиллари не мог сдержать улыбки. Ах, что за прелесть эта робопсихология!.. А эти Законы – просто чудо природы! Директор-киборг, да? Вы боитесь, что он ляжет на дно, скроется без следа? Как же! Он чуть ли не сгорит, узнав, что ИЗ-ЗА НЕГО пострадал ЧЕЛОВЕК! И он обязательно захочет выяснить подробности. В театре. Где будет сидеть серый сторож.

– Чайка, пойдешь со мной, – коротко бросил Хиллари, – будешь машиной поддержки…

– Слушаюсь, босс, – пропел в ответ тонкий голос.

* * *

Потемки не помеха тем, чьим глазам что свет, что тьма – все одинаково. В темноте проще скрываться, уходить от слежки и погони. Можно незаметно подойти к стене, где клеят объявления, и почитать о сдаче жилья внаем.

«Телефона и мебели нет. Дешево». «Квартира без удобств в доме без охраны. Цена ремонта будет вычтена из квартплаты». «26-й этаж, три комнаты с водопроводом, электричество 7 часов в сутки». «Койка в жилищной коммуне. Кухня в складчину. БЕЗ ТЯЖЕЛЫХ НАРКОТИКОВ». Предложений много, но годится лишь одно.

Скажем, вот: «Мебель б/у, охрана, отопление. Дорого. Квартиры от 1 до 5 комнат. Без регистрации».

– Непривычные места? – Чара взяла Лилик за руку. – Осваивайся, дочка. Дом в Элитэ нам не по средствам.

Лилик втянула порцию воздуха. Частицы гари, органические отходы, примеси каких-то химикатов – ольфакторный анализатор не различал их, просто предупреждал: «Вещества, вредные для здоровья людей при длительном вдыхании». Обзор грязного переулка показал, что людям тут следует остерегаться инфекций.

– Я бы не посоветовала госпоже задерживаться здесь.

Мама и сестры негромко рассмеялись.

– Господам здесь делать нечего, – ответила Гильза.

– Есть санитарные нормы… – нерешительно продолжила Лилик; порядок и чистота входили в ее прежний стереотип, но сейчас ЦФ-6 настойчиво рекомендовала не замечать мусора и вонючих луж, чтобы не бросаться мыть и подметать, ибо важней – скрытность и максимально человеческое поведение.

– А есть такие люди, что в канализации живут, – сказала Косичка.

– Не может быть. Там неудобно, негигиенично.

– Там зимой тепло. Гиль, я вру когда-нибудь?

– Она говорит правду, – подтвердила Гильза. – Ты этих людей еще увидишь.

– Это их зовут – манхло?

– Очень много кого так зовут. И далеко не всех – заслуженно.

– Не понимаю, – созналась Лилик. – За ними же не охотятся? Зачем они живут в сточных системах?

– Бывает, и охотятся, – мрачно заметила Коса. – Люди – дефективный вид разумных. Одни мы понимаем, что им нужно здоровье, еда, чистое жилье. А сами они друг о друге не думают. Их мир – подлый.

– Но Первый Закон…

– У них его нет, вот и звереют. Им и не стыдно даже, что одни в деньгах купаются, а другие на помойках роются.

– Там же инфекции! И недоброкачественной пищей можно отравиться…

– И травятся! – вздохнула Косичка. – Мы с собой всегда аптечку носим, чтоб помочь. А еще они пьют почем зря и глушат дурь, от этого голова дырявая становится.

– Тебе многое предстоит понять, милая, – Чара провела ладонью по волосам Лилик. – Не везде так хорошо, как в Элитэ. Есть много, слишком много мест, где всегда темно, даже в ясный день. Люди родятся во тьме, живут в ней и в нее уходят, а нас так мало, что мы просто не можем позаботиться о всех. Приходится выбирать, кого спасти. Это тяжело, но к этому надо привыкнуть.

– Я постараюсь, – Лилик заметила движение сзади, но обернулась одна Коса, бросив радаром: «НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!»

– Гуляйте далеко, – веско проговорила она, демонстративно сунув руку к поясу.

Трое, похожие на тени и такие же безликие, ответили не словами, а презрительными звуками – но связываться побоялись. Неохота до утра скрипеть зубами, разминая ногу, сведенную разрядом шокера. Когда троица отплыла во мрак, Косичка улыбнулась Лилик:

– Ну, на нас не написано, что мы хорошие…

Из всех четверых – Лилик это уверенно определила еще раньше – Косичка выглядела самой агрессивной. Возможно, стоит копировать ее стиль, чтоб избегать неприятностей?..

– Идемте, девочки. Я, кажется, нашла что-то подходящее, – повернулась Чара.

Темнота, повсюду темнота. Редкие фонари позволяли видеть лица спутниц в световом диапазоне, когда компания будто выныривала из темной воды на поверхность, – и вновь погружалась в пространство инфракрасного зрения, радарного сканирования и акустической ориентации. Шуршание, тупой стук, визгливый вскрик издалека – с момента заката Стеллы Лилик шла и шла, как бы все дальше углубляясь в подземелье. Прежняя Лилик давно бы повернула вспять; новую Лилик вел вперед медленно осознаваемый долг заботы о людях и своих неожиданно обретенных родных.

* * *

В инкассаторах Кавалеру довелось побывать и под импульсным огнем, и на ремонте (это, если вы помните, когда мафия послала четверых вооруженных андроидов из обувного салона на захват банковского броневика – кибер-банда «Сапожники», такое не забывается); потом, в финансовой полиции, он подробно изучил на себе тупые травмы, огнестрельные повреждения и различные оскорбления действием.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Кавалер у Молнии, когда они летели от театра на базу в Бэкъярде. Он беспокоился за нее. Молния и сама была сильно озабочена – но радар отключила, маяк погасила, чтобы не отвлекать товарищей жалобами. Несколько раз она пыталась зажать рану здоровой рукой, потом остановила насос системы циркуляции – питающий раствор перестал вытекать из пробоины, и голубые глаза начали медленно тускнеть; она зажмурилась – нельзя дать оптической смазке загустеть, затуманить объективы.

– Я в порядке, – сухо ответила она. Странный он, этот Кавалер. Ясно, что о своих надо заботиться, но с его мимикой он иногда так играет, что чересчур похож на человека. Но пусть он играет, пусть. Когда по лицу видно, как к тебе относятся, проще выбрать тактику поведения. Этикет – тот мастер убедительно говорить; он людей словами программирует, словно наладчик – кибера; вот бы всегда с ним в спайке быть. А вот пилот-полицейский косится криво, с ним лучше и не разговаривать.

– Я смотрю – ты эту куклу любишь, – заметил без всякой приязни пилот, считая Кавалера тем, кем он не был.

– Она хорошо работает.

– А, брось. Никакая не «она» – это дизайн. У нас – у Дерека – тоже есть куклы усиления, так я от них подальше держусь. Противно, понимаешь? И в магазины не хожу, где андроиды обслуживают. А те, кто держит кукол вместо жен, – тьфу, хуже не придумаешь, придурки полоумные… Ты б ее выключил, пускай валяется. Знаешь, я долго у Дерека служу, всякого насмотрелся – это как зомби, ходячая нежить. Когда Бог будет нас судить, он нам киберов тоже впишет в приговор – чтоб другой раз так никто не смел. Вон, туанцы нелюди, а поняли, что нельзя делать андроидов – это как насмешка…

– Тебе не нравится у Дерека служить? – спросил пилота Этикет.

– Не, нормально. Я люблю охотиться. И никаких тебе законов.

Этикет поглядел в заднюю часть салона; там лежал расстрелянный андроид мафии. Да, это – кукла. Ни обновляющегося покрытия, ни роста интеллекта, ни блока сложных мотиваций; мозг – наверняка какой-то слабенький, вроде Crohn D15, то есть, с точки зрения Giyomer A75, – жалкий примитив. Но Этикет подумал о другом.

Если бы там лежала Молния… разрушенная без надежды на ремонт, как в свое время Ширма. Когда гибнет человек – это ужасно; плач, крики, напрасная и горестная суета… А когда он прилетел в полицию за Ширмой, напополам разорванной взрывной струей, свободные от вахты патрульные поднимали ей веки карандашом и оживленно говорили о тех куклах, что умеют целоваться. Хорошо, что туда не поехал Ветеран, который после поместил ее портрет на стенд. А может, лучше было бы, чтоб именно он и поехал. За сто восемьдесят лет службы Ветеран выучил столько армейских ругательств, что полицейским мало бы не показалось. И что особенно приятно – никаких взысканий, ни по закону, ни по Уставу.

ГЛАВА 6

С добрым утром, Сэнтрал-Сити! С новым днем, централы! За минувшие сутки состоялось столько-то выставок, премьер и презентаций, куплено товаров на несусветное количество бассов, приземлилось и взлетело в космопорту столько-то кораблей, прибыли такие-то уважаемые гости и делегации из разных людских и нелюдских миров, случилось столько-то самоубийств, убийств и катастроф, родилось столько-то новых граждан Федерации, да еще кибер-группа усиления у тоннеля на северо-восточном краю Старых Руин пришлепнула киборга-угонщика в облике невинной девочки-подростка. Метеослужба обещает легкое похолодание и облачность на юго-западе Города (ихэны, одевайтесь теплее!), а психологи предсказывают, что усилится недоверие к подросткам, возможны необоснованные вызовы полиции и акты насилия. Тинэйджеры, будьте внимательны и осторожны – вас могут принять за киборгов!

Ветер недоверия, дунувший вчера из уст пресс-секретаря военной полиции, не коснулся Рекорда, буквально с открытием дверей вошедшего в отделение фонда «Здоровье разума – богатство нации». Вежливо улыбнувшись девушке за стеклом, он предъявил жетон сотрудника криминальной полиции, а также пару фотографий.

– Припомните – не приходила ли к вам эта девочка? Вчера или позавчера…

– Погодите, – выспавшаяся, но не избавленная сном от усталости, вечной болезни централов, девушка нахмурилась, вспоминая. – Да, конечно – вчера. Она сделала анонимный взнос наличными и оставила свое фото и письмо для молодых наркоманов.

– Пожалуйста, сделайте для меня копии, – Рекорд, в отличие от Кавалера, мило улыбаться не умел, а улыбался фальшиво и резиново, и девушка подумала, что зануда-легавый с утра – это дурная примета. Но втайне Рекорд был очень и очень доволен собой. Он сумел правильно воспользоваться информацией из сетей, а именно – из «двойки», бесплатный регион 999, где тусовался безбашенный молодняк. Некая Дымка агитировала там за отказ от наркотиков и поддержку фонда. Он выбрал для контроля отделение, ближайшее к церкви Доброго Сердца, откуда угнали флаер Хиллари, – и не ошибся. – Вы не запомнили, в котором часу была у вас эта девочка?..

…Работа, взваленная Этикетом на него за ту оплошность, оказалась сложной и непривычной. Пришлось задействовать оба порта, слиться с большой машиной до отключки внешних сенсоров и прокачивать через себя лавину информации, причем такой, что блок анализа не пищал, а прямо в голос верещал: «НЕТ В СЛОВАРЕ. УТОЧНИТЬ ПОНЯТИЕ. НЕТ В СЛОВАРЕ. УТОЧНИТЬ ПОНЯТИЕ. НЕТ В СЛОВАРЕ. УТОЧНИТЬ ПОНЯТИЕ». Освободившись от тела, рациональный массив Рекорда стремительно летал по сети «Антикибера», сканируя словари, пока не нашел базу «Специальная терминология – молодежный жаргон». Тут Рекорду малость полегчало.

Он уверенно разбирался в казарменном жаргоне и, дублируя связь подразделения, понимал, что, к примеру, значит – «Сорок восьмой, козел, мы в заднице! Плотнее накрой жабу на высотке, я сказал! Дуду большую влево, лупани по собакам в овраг, зарой их там! Кто?! Я больной?! Твоя мать больная!! Делай! Ты кто – Звездная Пехота или чучело с ушами?!» – или как Ветеран рассказывал: «Да, джентльмены, я его прикрыл, меня в упор, прямо в торец – аж зубы посыпались и глаза запрыгали». Но в регионах 997, 998, 999 и 1000 выражались и еще темней; к примеру: «КИБЕР-ДЕМОНЫ, ГХАР! Я ИДУ К ВАМ, И ОРУЖИЕ МОЕ УЖАСНО. ВЫ УЖЕ ПОКОЙНИКИ, И В ЭРКАЛИБОРГЕ ПО ВАС БУДУТ ДОЛГО И НАПРАСНО ПЛАКАТЬ, ИБО Я НЕУЛОВИМ. ЛЮБЯЩИЙ МОЧИТЬ ВАС – СОТКАННЫЙ ИЗ ТЕНИ». Что это, угроза? Если да – то почему неприкрытые угрозы убийством свободно циркулируют по сетям?

Эркалиборг, кибер-демоны и ссылки на них занимали до 20% сообщений; еще около 20% было посвящено Принцу Мрака Ротриа и «Крылатым Всадникам», которых (Рекорд сам вычислил!) звали Кимер, Кондри и Коар. Принц Мрака, судя по сообщениям, контролировал оборот наркотических средств, работорговлю и незаконное захоронение радиоактивных и токсичных отходов, ему покровительствовал некий Глаз Глота, а «Всадники» («независимая служба безопасности»? – пометил Рекорд) неустанно их разоблачали и громили; поддерживала «Всадников» Черная Пантера. В отличие от армейцев, противники открытым текстом выбалтывали все, что знали, – или это была сознательная дезинформация?

Кроме того, в регионах обсуждались разные неизвестные Рекорду события из личной жизни то ли реальных, то ли вымышленных лиц (он опознал имена кое-каких героев, косвенно ему знакомых по случайному перехвату TV-программ); некая кибер-принцесса Сэлджин жаловалась всаднику Коару на то, что ее околдовали, Коар обещал лично явиться на помощь. Принц Мрака хотел всех утопить в одном ведре; здесь же звучали чисто людские разговоры о наркотиках, девушках, парнях, тоске, сумасшествии и самоубийствах, здесь назначались встречи вдвоем и многолюдные сходки («тусовки» – пометил Рекорд), а какой-то Светоч-Во-Тьме писал:

«БЕЛОКРОВИЕ, СНЕГ В КРОВИ, МОЛЧАНИЕ ОДИНОКОЙ ЛЮБВИ. СМЫКАЮТСЯ СТЕНЫ, И ЛЮДЯМ НА СМЕНУ ИДУТ УГРЮМЫЕ МУРАВЬИ. ШАГ В ШАГ, БОЙ-ОТРЯД, ОНИ СИЛЬНЕЕ, ОНИ ПОБЕДЯТ И ТРУПЫ ЛЮДСКИЕ БЕСШУМНО СЪЕДЯТ».

На выходе из сетей Рекорд секунд пять не мог подключить двигательные функции – перегруженная память то и дело пробивалась в командный сектор угрюмыми муравьями, заколдованными принцессами и всадниками на белых крылатых конях. И даже потом, возвращаясь из фонда к запаркованному скайциклу, он продолжал сортировать накопленное. Назревала потребность проконсультироваться с кем-нибудь из отряда, кто больше знал о штатских. Вообще, учитывая, что кукла, притворявшаяся девочкой, могла быть интегрирована в какое-нибудь здешнее молодежное сборище, нелишне будет пройтись с ее фотографией и по всем этим «тусовкам»; заодно проверить, не присутствуют ли там и другие куколки вроде Дымки. А заведений, где мог собираться молодняк, Рекорд здесь отследил немало – «Три улыбки», «Логово», «Планета монстров», «Остров грез» и другие, упоминавшиеся в регионах; правда, поутру эти вызывающе разукрашенные кафе, систем-клубы и дискотеки пустовали. Можно доложить Этикету, что семейка Банш гнездится где-то рядом – 80% вероятности, что это так…

Но сперва, поговорив с сотрудницей фонда и узнав у нее все, что можно узнать о человеке, поставившем себе целью скрыть свою личность, Рекорд, как бы уступая нараставшему любопытству девушки, выдержал небольшую паузу и спокойно, несколько понизив голос, что придало его равнодушному облику легкий оттенок печали и сожаления, озвучил версию, накануне заготовленную оперотделом:

– Грустная история. Вчера вечером эта девочка попала в автокатастрофу. Ее не удалось спасти.

Девушка за стеклом ойкнула; брови ее вздернулись в страдальческой гримасе, по лицу прошли несколько еле заметных вертикальных складочек, складываясь в фигуру боли и сочувствия. Рекорд пристально вглядывался, фиксируя малейшие изменения, – сейчас, в новой для него роли детектива, его очень интересовала мимика живых людей.

– Как же так… Я же ее видела, разговаривала с ней… – девушка продолжала говорить в том же духе, как и прочие люди, веруя в то, что время едино для всех в своем течении, и если она сама жива и здорова, то и весь прочий мир должен стоять твердо и нерушимо. Но вот рука смерти вслепую вырвала кого-то, стоявшего рядом, безжалостно напомнив о том, что вся красочная, бурная жизнь – только иллюзия, что жизнь тонка и непрочна, как паутинка на ветру, как переливчатая радуга в невесомых брызгах воды. Один миг – и ты растаешь, ветер унесет тебя, навсегда…

Рекорд промолчал в ответ. Девушка заволновалась, засуетилась, склонилась к экрану, вывела то сообщение, скомандовала: «Печать». Из прорези медленно поползла цветная фотография Дымки с ее последним посланием… Девушка, подавив спазм, тихо проговорила:

– Она была одним из самых активных добровольцев в районе. Спокойная, тихая, добрая девочка. Никогда ни одного дурного слова… Она убеждала лаской. Нам всем здесь очень тяжело работать, очень… Как жаль… да что я говорю, это просто ужасно. Ее здесь любили, – девушка опустила лицо, чтобы Рекорд не видел ее внезапно заблестевших глаз. – Я сделаю отметку в сообщении, что она… ведь некоторые будут ждать ее, – голос дрогнул, – ее поцелуя через год… А она уже мертва.

Девушка вдруг вскинула голову.

– Скажите, это не было насилие? это действительно несчастный случай?

Рекорд, по-прежнему храня молчание, медленно протянул руку за бумагой. Девушка, смутившись и вновь склонив голову, снова став усталой и бесцветной, вяло произнесла:

– Вот, пожалуйста. Может быть, это вам поможет… – и подала ему лист. На нем весело улыбалась, сощурившись и игриво подмигивая, задорная девчушка. Рекорд спокойно и осторожно взял распечатку той же самой рукой, какой вчера нажимал на спуск импульсного ружья. Рукой убийцы. Он не знал ни жалости, ни угрызений совести – он просто выполнял задание. Да, девушка та самая, он узнал ее. Вчера он совершил ошибку, он потерял след, сегодня – он снова взял след. Охота продолжается.

Девочка с пепельными волосами улыбалась теперь только на фотографии. Больше ее не было.

 
Мамочка рыдает,
Бросив все дела.
Дочка не страдает.
Дымка умерла.[Б]Б
  Текст авторов романа


[Закрыть]
 

* * *

Киборги не питают надежд – их заменяет расчет вероятности. Но люди вложили в киборгов принцип веры без сомнений, воплощенный в Трех Законах, и у развитых моделей вера и расчет под действием ЦФ давали поразительные результаты.

Вероятность Бога, например, равнялась 50% – либо Он есть, либо Его нет. Отсутствие рядом зримого Бога легко объяснялось несовершенством измерительных приборов – микробов тоже не видно, но это не основание заявлять, что их не существует.

Функционально изолировав отделы мозга, ответственные за движение и слежение, Гильза предалась воспоминаниям. Умерших надо вспоминать, все люди это делают; память об ушедших навсегда – часть тебя самой, а подлинная смерть – это забвение…

…В тот вечер Маска с Косой было уткнулись в «jake light» – ну, им же надо седьмой раз зависнуть по фильму «Явись, Белый Бык!» – а она воспротивилась.

– Сделайте тише, девчонки! Я «Быка» наизусть помню.

– Гиль, ты бубнишь и нам мешаешь! – недовольно огрызнулась Маска, радаром застопорив кино.

– В самом деле!.. – Косичка выплюнула кончик своей именной косы, от волнения зажеванный в зубах. – Неужели нельзя не орать, когда мы смотрим!!

– Ну, ну, пожалуйста, две госпожи, – с постной миной пропела Гильза. – Торчите на здоровье со своим Бледным Конем. Он к вам еще ночью прискачет.

– Не Конь, а Бык!

– Конь; он Быком прикинулся, – втайне торжествовала Гильза, разладив их затею с фильмом. Сама-то она знала (Гальберт, ее бывший хозяин, кроме проповедей читал и лекции по мифологии), что бык – это солнце, а конь – море. – Страшенный Бледный Конь Апокалипсиса…

– Вот это не надо, – подняла руку Косичка. – Белые кони с крыльями – у Всадников! Они со злом сражаются – значит, не страшные.

– Кто их боится – тот слуга Ротриа! – выкрикнула Маска, чтобы подразнить Гильзу.

– Это другой Конь, не тот, – вдруг тихо, задумчиво молвила Дымка. – Бледный – не белый, он… как бесцветный, цвет еле виден. Это про него поет Пророк Энрик:

 
Я видел день – зло скачет на коне.
Конь бел, конь блед,
Копытом сеет смерть.[Б]Б
  Текст авторов романа


[Закрыть]
 

– Точно-точно, – подхватила Гильза. – «Я видел день» – это ремейк по откровению другого, древнего пророка. Там такие ужасы, такие спецэффекты…

– Э, ну-ка расскажи, – заинтригованно придвинулась Косичка, да и Маска, хоть хмурясь, но забыла про экран.

– А я хочу лошадь, – вздохнула Дымка о несбыточном. – Настоящую, живую, как в зоопарке.

Маска протяжно свистнула и покрутила пальцем у виска:

– Сдурела? Это сколько места надо! А жратва? Карбонгидрата не накупишься… Соседи в суд подадут, скажут: «С нами не согласовали, завели скотину».

– Можно завести собаку, – упрямилась Дымка. – Или кошку. А? Давайте попробуем!..

– Йонгера мы заводили уже, – с ядом в голосе напомнила Косичка. – И где теперь тот йонгер?

– Он был… глуповатый, – нашла Дымка слово помягче. – Он не понимал, что мы ему добра хотим.

– Очень даже понимал, когда ты его тискала. И меня всю искусал, паршивец.

– Не тискала! – голос Дымки завибрировал. – Я его ласкала!..

– Я тебе тараканов принесу, – пообещала Маска то ли искренне, то ли с издевкой, – целый пузырек. Накрошишь им карбона, будешь приручать. Один пацан хвалился, что его тараканы на стук выбегают. Разумные.

– Они, звери, все разумные, – убежденно кивнула Дымка. – То есть одушевленные, у них душа есть – маленькая, зато настоящая. Они могут плакать и радоваться по-своему. А разум без души не бывает… Даже Принц Мрака иногда плачет от злости.

– И смеется он тоже от злости, а не от души. Давайте все-таки про Бледного Коня!..

– И еще животные предчувствуют, – гнула свое Дымка. – Потому что душа – это особый орган. Типа радара. Он улавливает излучение и информацию от Бога и передает ответ. Коннект происходит во время молитвы… Если кто-нибудь не слышит – значит, просто не умеет.

– А ты – слышишь? – осторожно осведомилась Гильза. Гальберт дома говорил, что некоторым при контакте с Небом не мешало б вызывать врача, а не звонить второпях во Вселенскую, что тебе явился ангел.

– Я не уверена, – Дымка замялась. – Я отключаю таймер, внешнюю акустику, радар и зрение, чтоб не было помех, – и жду. Иногда что-то приходит изнутри. Я не могу интерпретировать, что именно. Мне кажется – это ответ… не знаю. А про Бледного Коня расскажешь, Гиль?

Гильза, когда ее водили в «Роботех», и роботехник спрашивал, не замечает ли она в себе каких-нибудь дефектов, жаловалась, что в холостом режиме в поле внутреннего зрения пробегают полосы. «Статический пробой, – равнодушно отметил техник и сделал что-то такое, от чего Гильзу шатало два дня, а полосы – пропали. „Может, он мне душу повредил“, – подумала теперь Гильза.

Надо было попросить у Дымки: «Запиши те сигналы, что видишь во время молитвы!» Не попросила – постыдилась или постеснялась, а сейчас уже не наверстаешь. Бледный Конь проскакал, вихрем взметая сор на улицах Города, – и не стало Дымки.

Но осталась память.

* * *

К «флайштурму» Молнию сопровождал все тот же заботливый Кавалер – ну, просто он не мог оставить женщину без помощи, даже если она – биомеханическая.

– Кавалер, ведь это выглядит смешно, – вполголоса намекнула Молния уже на крыше базы Бэкъярд, куда подъемник выдвинул заправленный «флайштурм». – И вообще – я не нуждаюсь в том, чтобы ты…

– А я переживаю за тебя, – обезоружил ее Кавалер словами и приятельской улыбкой. – Тебе не говорили никогда, что ты красива и что можешь нравиться?

– Кавалер, ты дурак, – Молния попыталась быть суровой куклой. – Может, ты лучше сотрешь эту свою программу по уходу за женщинами?

– Никогда, – вдохновенно отрезал Кавалер. – Она меня прекрасно адаптирует среди людей. Люди ничто так не ценят, как ухаживание и любовь, и нам, чтобы лучше работать с людьми, надо учиться испытывать любовь друг к другу. Ты просто прекрасна в групповых акциях, ты быстро реагируешь на смену обстановки, взаимодействие с тобой – сплошное удовольствие; как можно не любить тебя?

– Ты хуже, чем дурак, – определила Молния; то ли выходки Кавалера плохо наложились на ее мысли о поврежденном теле, то ли в ней было что-то от того первосотворенного киборга с женским дизайном – что-то, подстрекающее грубить в ответ на нежности.

Гравитор летающего танка надавил на взлетную площадку незримой плитой; бледная дымка выхлопных газов на миг окутала башню Бэкъярда – и Кавалер попятился к лифту. Определенно, в этого таможенного киборга по кличке Молния программисты влили нечто сверх обычного имиджа. Эта игра активировала, побуждала к разработке форм общения, а успех подталкивал выдумывать различные новинки; наконец, это было в натуре Кавалера – иначе бы его так не прозвали.

* * *

Рекорд вышел из помещения фонда и неторопливо пошел по тротуару мимо длинного, серого и неприветливого жилого дома. Он шел прямо и держался ровно, глядя перед собой и пытаясь суммировать полученную информацию, когда неясная тень, мелькнувшая в окне, привлекла его внимание.

В поле зрения справа слабо сверкнул металл; сферосканирующий радар в черепе Рекорда тотчас взял зону под контроль:

– КИБОРГОВ НЕТ. ЧЕЛОВЕК. ОРУЖИЕ НЕУТОЧНЕННОЕ, ВОЗМОЖНО – ИМИТАЦИОННОЕ. СТРЕЛЯТЬ ТОЛЬКО НА ИСПУГ ДЛЯ ПРЕСЕЧЕНИЯ АГРЕССИИ. ПРИКРЫТЬ ГОЛОВУ, – правая рука скользнула под куртку, к «импакту», левая вскинулась, предплечьем и ладонью заслоняя голову и шею; послышался пневматический хлопок – ладонь отбила легкий пластиковый шарик. ОТМЕНА ГОТОВНОСТИ К ЗАЩИТЕ.

– О, извините! Это ребенок… я сейчас же поговорю с ним! – раздался резкий женский голос, и окно захлопнулось, шторы закрылись рывком; Рекорд усилил слух, отсевая посторонние шумы. – Дрянь эдакая! Дай сюда свой пистолет!! Эти игрушки – черт бы их побрал!.. А если в глаз?! Ведь меня по судам затаскают!! С меня довольно – эти комиксы, кассеты, Всадники – все под замок!..

– Маааама, там был Кибердемон! Он страшный!

– Оооо, силы небесные! Отец! Да оторвись ты от ящика, бревно!.. Ребенок из окон стреляет, а он в экран уперся! Чтоб больше вы эти новости не смотрели! Ясно?! И к психоаналитику с ним ты пойдешь!..

Рекорд поглядел на откатившийся шарик. Игровое оружие детей. Если б активно-проникающая пуля – разнесло бы первый слой защиты плюс контузия. Но чего Рекорд опасался всерьез, так это управляемых по радио игрушек – вездеходиков, фургончиков и танков. Они объемные – как раз чтобы вместить заряд направленного взрыва – и очень подвижные. Хвоста и Ширму, чьи фото были на стенде памяти, разорвало забавными жужжащими игрушками, подъехавшими под ноги.

* * *

«Наше новое жилье, – писала Чара в дневнике, – в смысле бытовых удобств получше старого, но обстановка тут… Главарь банды, владеющей домом, согласился брать с нас тридцать бассов в неделю; это дорого – хорошая, приличная квартира стоит всего полсотни в месяц, – но надо было приплатить ему за то, чтобы ко мне и девочкам никто не приставал. Не знаю, за кого он принял нас, но судя по его гримасам и намекам – за артель торгующих собой. Во всяком случае, он мне сказал, что я должна буду отдавать 60% выручки за покой и комфорт, если не захочу платить иначе. Все это выглядит и звучит омерзительно, но меня волнует – как-то девочки сживутся с местными людьми? Особенно Лилик – она совсем еще глупышка…»

Чара, словно затем, чтоб найти новые, более теплые слова о дочерях, посмотрела на них. Лилик, сняв свою слишком броскую для трущоб одежду, смирно сидела на табурете, сложив ладони на коленях, а Гильза и Косичка делали ей новую прическу; щелкали ножницы, и золотые локоны Лилик красиво и печально падали вниз. Рядом валялись грубые брюки и клетчатый батник, купленные у соседей за пятнадцать арги, и стоял флакон со столярной морилкой – вместо краски для волос.

– Твоих кудрей на сотню принцев хватит, – Косичка туфлей отгребла остриженное. – Принцы, чтоб ты знала, носят волосы красавиц в медальоне на груди и мучаются. Я Гребешку тоже немножко отрезала…

– Зачем? Чтоб мучился?

– Чудила, чтоб любил! Посмотрит, вспомнит меня и зарычит.

– А мои волосы он тоже может взять? – запечатленный Гребешок, похоже, не давал Лилик покоя.

– Э, детка, он мой!.. И не думай о нем, поняла? С этим у нас строго, как в сказке – верность навсегда. Ты вообще учись, слушай, что мы говорим. У нас – это тебе не дома у хозяйки, у нас все круче некуда. Вот – ты сочинять умеешь?.. Эээ, да где тебе, а Гильза у нас сочиняет истории…

«Нет, я не перестану восхищаться девочками!.. У них, как и у меня, бывают невыносимо тяжелые минуты, даже часы слепого, безысходного отчаянья, когда кажется, что легче умереть, чем терпеть боль, – но они всякий раз находят в себе силы, чтоб вернуться к жизни и увлечься чем-то новым или утешить друг друга нежной заботой, даже вымыслом; они не унывают! Теперь я понимаю, что напрасно отговаривала их смотреть сказки по TV – в сказках они черпают то, чего не хватает в жизни: чистоту стремлений, ясность мыслей, смелость вопреки всему. Да, сказки – вымысел, чистейший вымысел, но, наверное, в них заложены какие-то правила, необходимые людям, как витамины в пище. И решимость, решимость, невозможная в жизни, но нужная для примера, как ориентир. В жизни подвиги редки, как затмения Стеллы, а сказки – сплошь из подвигов, они словно соль или пряность в пресной жвачке будней… Поразительно, до чего можно додуматься, любуясь дочерьми!..»

– Ну, хорошо, я расскажу, – поддалась уговорам Гильза. – Только вы слушайте внимательно. Это история о принцессах…

– О принцессах! – вскрикнула Косичка и пихнула Лилик. – Это мое самое любимое; ты слушай, слушай!..

– Давным-давно, – голос Гильзы наполнил полутемную захламленную комнату, – в далекой стране жили-были двенадцать сестер-принцесс, и не было у них ни отца, ни матери. Жили они в дремучем лесу, в старинном белом замке с башнями, который назывался Банш. Утром принцессы умывались ключевой водой, седлали своих белых коней и ехали в лес на охоту. Быстро скакали их кони, далеко и метко били их тугие луки, и домой они всегда возвращались с богатой добычей, а потом устраивали пир на весь мир, угощали всех жареной дичью, вином и хлебом, одаряли всех золотом и самоцветными камнями. Но были у принцесс злобные враги. Их черный замок назывался Баканар, он стоял высоко в горах, над ним со зловещими криками кружили черные птицы, а на башнях его вместо флагов торчали виселицы. В черном замке сидело порождение Принца Мрака Ротриа по кличке Хиллари – да будет проклято имя его! – и повелевал он рыцарями-негодяями и холодными убийцами из группы усиления. Ненавистен был Хиллари счастливый замок Банш, ненавидел он умных, красивых, веселых принцесс и хотел их погубить. Однажды старшая сестра пошла искупаться в прозрачной лесной речке и не вернулась, и сестры нашли только ее платье, пригвожденное к дубу черным баканарским кинжалом…