Текст книги "Последняя тайна Варяжской Руси. Мифы и правда о русской цивилизации"

Глава 7. Рюрик Рюрику рознь

К кому отправились новгородские послы. Дайте мне 10 секунд, и я докажу, кто такой Рюрик. Король фризов и первая русская династия.

В 2014 году первый заместитель председателя местного совета Рюгена Райнер Флит поднял в Брюсселе вопрос об «особом статусе» острова и о независимом его членстве в составе Евросоюза. Чем, разумеется, вызвал негодование официального Берлина. Конституция Германии не предусматривает возможности подобной автономии ее федеральных земель. Зазвучали, естественно, обвинения в сепаратизме.

Самосознание островитян всегда отличимо от умостроя жителей континента. Ведь мир живущих на острове имеет естественные границы и естественное отделение от материковой человеческой общности. Бессознательное не может этого не отмечать.

А вот чей мир никогда не имел границ, так это мир варягов и викингов. Как знать, может, именно желание выйти за пределы обозримого пространства и двигало людей в никуда?

«Человек рождается, чтобы смотреть за горизонт», – скажет усталый старик белобрысому мальчугану, вглядываясь в морскую даль. И мальчуган поверит в это. Повернет глазенки к морю и взглянет на него иначе.

Возможно это – романтизация темы и не более того, а людей звал на корабль только промысел. Одни промышляли рыбу, а те, кто был посмелее и поудалее, – чужое добро. Возможно, мы говорим по существу всего лишь о морских разбойниках, бандитах и убийцах? Но ведь именно к ним, а не к «благочестивым» франкам отправится новгородское посольство! Значит, эти люди были не только разбойниками и грабителями?

И все же почему не к франкам? В 862 году король восточных франков Людовик II подчиняет ободритов, успешно воюет против Великой Моравии. Ему бы очень не помешали земли восточнее Немана. Тем более что они сами плыли ему в руки.

У народов, снарядивших посольство, был свой мотив и совершенно неслучайный выбор. Вполне очевидно, что в поиске автократичного властителя они вовсе не собирались жертвовать верой. Подобное идеологическое потрясение никак не входило в их планы. Язычество было веротерпимо потому, что не обладало идеологией, а значит, не противопоставляло «истинной» веры ересям, никого не преследовало за веру, предполагая в этом вопросе наличие множественности и свободы выбора. Многообразие подчеркивало индивидуализацию народов, их историческую самобытность и различимость. Разноплеменному сообществу требовался лидер, готовый скорее защищать традиции, обычаи и устои этого сообщества, чем преследовать за них.

Но означает ли это, что послы были отряжены именно к ободритам? Ведь в IX веке шведы, норманны и даны тоже считались варварами и лбов еще не крестили. К тому же все они засветились на землях восточнее Балтики, а Южная Ладога веком ранее отмечена в сагах чуть ли не как легендарная для скандинавов земля. Так о каких варягах идет речь?

Отвлечемся от ранее сделанных выводов. Забудем про русов с острова Рюген. Попробуем сомневаться хотя бы потому, что у нас есть право на сомнение. У нас пока еще есть такое право, хотя его остается все меньше. И отжимает его обязанность верить и не обсуждать, которую провозгласила монополярная идеология. Сомнение – беспокойный спутник свободы воли. Итак, говоря о призвании варягов, важно помнить, что варяги эти были всего лишь дружиной князя, личность которого и способна варяжский вопрос превратить в убедительный варяжский ответ.

Среди претендентов на роль исторического Рюрика принято рассматривать шведского конунга Эйрика из Уппсалы, Рёрика – датского конунга из Хедебю и ободритского княжича Рорика-Рарока (ободритское прозвище, означающее «сокол»).

Дайте мне 10 секунд, и я докажу, кто из них истинный Рюрик. С помощью только одного убойного аргумента. Этот аргумент перекрывает все доводы норманистов, превращая их просто в подтасовку фактов. Готовы? Засекайте по часам.

Итак. Княжеская династия Рюриковичей использует династический герб в виде символики ободритского опрокинутого сокола. Тогда как конунги имеют иную родовую символику.

Вот и все. И что здесь обсуждать, если сами варяги помечают себя ободритской тамгой? Остановимся на этом подробнее.

Конунг Эйрик Анундсон принадлежит к древнему роду Скьёльдунгов. И хотя представители этой династии правили и данами, и свенами, и норманнами, Скьёльдунги считаются мифологическими предками датчан. Этот род происходит от легендарного Скьёльда, отмеченного каким-то необычным щитом, отчего и имя его переводится как «щит». И был он – ни много ни мало – сыном самого Одина!

Чтобы там ни пели норманисты над литейными формами из Старой Ладоги, Скьёльдунги никогда не использовали изображение птицы в качестве династического герба. Даже в качестве индивидуального символа не использовали. Действительно, был такой викинг – Рагнар Лодброк, который носил на знамени изображение ворона Одина (хотя у Одина, как известно, было два ворона – Хугин и Мунин, и кого из них тут выделяют и почему, не совсем понятно). Но Рагнар представлял другой легендарный род – Инглингов, и специализировался он на захватнических экспедициях на территории современной Англии. Также ему приписывают и захват Парижа в 845 году. В любом случае, его «птичка» летала в других местах.

Самосознание островитян всегда отличимо от умостроя жителей континента. Ведь мир живущих на острове имеет естественные границы и естественное отделение от материковой человеческой общности Л вот чей мир никогда не имел границ, так это мир варягов и викингов. Как знать, может, именно желание выйти за пределы обозримого пространства и двигало людей в никуда?

Династический герб у скандинавов появляется достаточно поздно. Например, Кнуд Великий, или Кнуд Могучий, как его еще называли (в общем, «великий и могучий», как русский язык), живший в начале XI века, чеканил монеты с изображением трилистника, а его брат Олаф Шётконунг, считающийся первым шведским королем, за неимением собственного герба использовал символ веры – крест. Оба короля принадлежали к династии Мунсе.

Кнуд был знаменит тем, что создал свою империю, в состав которой входили Англия, Шотландия, Уэльс, Норвегия, частично Польша (земли поморян) и частично Швеция. Кстати, остров Рюген тоже входил в эту империю.

На раннем династическом гербе Скьёльдунгов изображен лев с секирой в лапах. И хотя по законам средневековой геральдики такое изображение принято называть леопардом (зверь стоит на четырех лапах, а не на двух), Скьёльдунги с гордостью отождествляли себя с «морским львом».

Перейдем ко второму претенденту из нашего списка на роль истинного Рюрика. Это – Рёрик Ютландский. Его особо настойчиво усаживают на парчовое княжеское кресло в Рюриковом городище (или в Старой Ладоге, как кому нравится), даже вписывая в подвиги этого викинга подчинение ободритов в 857–862 годах. Непонятно только, из каких источников это видно.

Но вот незадача: Рёрик, оказывается, тоже Скьёльдунг! А значит, он никак не мог принести в Новгород символическое изображение опрокинутого сокола в качестве своего родового гербового знака. Не так ли? Да и правит он фризами, а не восточными славянами. С переменным успехом ведя при этом войны и с единокровниками – данами.

Он так активен на Рейне, что не может исчезнуть из реальной хронографии эпохи викингов. Например, его налетчики в 863 году грабят рейнские города Нойс и Ксантен. А в 867 году восставшие фризы изгоняют датчан во главе с Рёриком. Правда, он очень скоро вернется и войдет в историю уже как «король фризских варваров». А ведь нашему, варяжскому Рюрику, положено в это время быть в другом месте. Я бы даже сказал – совсем в другом месте.

В 873 году Рёрик присягнет Людовику II Немецкому, сыну Благочестивого, присягнет как вассал, как король Фризии. Но присягают-то на Библии! И Рёрик – христианин. Впрочем, таковая данность не очевидна только профессору А. Н. Кирпичникову, хотя Реймский архиепископ Хинклар считал Рёрика Ютландского христианином еще в 863 году.

Поясню. Дело в том, что подлинный Рюрик в это самое время… возводит святилище Перуна на маленьком острове под Новгородом! На маленьком острове с реликтовой дубравой и вековым покоем среди студеной ильменской воды.

Конечно, самой истории нельзя задать вопрос: «Зачем?» А вот у некоторых историков хочется спросить: «Зачем вы врете?» Ладно бы еще скандинавами были! У каждой из скандинавских стран есть своя версия происхождения Рюрика – «короля русов». И все эти рюрики, естественно, местного разлива.

Сидит какой-нибудь румяный Ханссон с кружкой пива и, вывалив животище, говорит: «Когда мы были викингами…»

Вы, господин Ханссон?! Викингом?! Нет, вы никогда не были викингом и никогда им не будете. Вы другой.

Приятно все-таки Ханссону отождествлять себя с грозным норманном. Ведь ему больше особо и вспомнить некого. Ну разве что Карла XII, который вину и женщинам предпочитал войну. Не «толстяка Гу» вспоминать же? Просветителям толпа лавров не раздает.

Впрочем, я не собираюсь притягивать происхождение Рюрика ни к одной из теорий. Будем непредвзяты. Дадим шанс ютландскому воителю утвердиться в этом образе. Ведь мы сомневаемся.

В его реальной биографии есть пятно: 868 год. Где он был в это время? Норманисты ведь считают, что именно Рёрик Ютландский несколькими годами ранее подчинил ободритов. Логика здесь ясна, не так ли? Подчинив ободритов, их владыка может принять новгородское посольство и даже откликнуться на его призыв. К тому же этот датчанин не оставил ни в ком из последователей своего прямого генетического следа, что тоже настраивает выводы определенных спецов под мажорную частицу «ага!».

Но Рёрик никогда не подчинял ободритов. С ними воюет Людовик II. Воюет с переменным успехом и в 862 году действительно их «подчиняет». Правда, ненадолго. Об этом знают профессиональные историки, изучающие Каролингов.

Наследники Карла Великого, разделив империю на три части, пребывают в постоянных распрях. Это понятно. Влияние, власть, могущество, собственные интересы… нет только единения. Нет самой идеи единения. Идеология общая есть, а общей стратегии нет. И когда освобождается место правителя Лотарингии, Карл Лысый, король Западно-Франкского королевства (то есть «Франции»), и его брат Людовик II, король Восточно-Франкского королевства (то есть «Германии»), договариваются разделить власть. Все просто. Это произойдет в 869 году. Нам важно запоминать даты, ибо они имеют прямое логическое отношение к «истории Рюрика».

Что было дальше? А дальше Карл нарушает договоренность и присваивает Лотарингию. 9 сентября 869 года в Сен-Этьенском соборе Карл возлагает на себя корону Лотарингского монарха. Людовик отвечает брату войной.

На службе у Карла находятся норманны, которых он крестил после победы над ними на Марненском мосту (862). Возглавляет эту дружину… Рёрик Ютландский! Вот он где отсвечивает, а не на Волховском мосту в Новограде.

Едва Людовик начинает войну за Лотарингию, Карл сразу отправляется в Нимвеген, во Фризию, где уже снова правит Рёрик. Карлу нужна норманнская дружина. Но датчанин выбирает между братьями. Война заканчивается Мерсенским договором (870), согласно которому Фризия переходит к Людовику. И сразу же ее королем становится… все тот же Рёрик Ютландский. Ему даже переезжать никуда не пришлось. Видимо, он сделал правильный выбор между братьями. А еще через три года Рёрик присягнет на Библии на верность Людовику II Немецкому. Датчанин благополучно правил Фризией до своей кончины в 882 году, в почтенном возрасте примерно 72–73 лет.

А теперь скажите, где здесь хотя бы намек на восточнославянскую «командировку» Рёрика из Хедебю?

Я просил 10 секунд для аргумента. Хотите попробовать сами? Новый аргумент, один единственный, убийственный. Я только подскажу.

Давайте заглянем в официальные родословные. У шведского и датского конунгов нет потомков с именами Игорь, Святослав, Владимир и т. д.

Повторите. Вам для этого хватит десяти секунд? Думаю, хватит и пяти.

Да, сыном шведского конунга является Бьёрн Эйриксон (умер в 932 г.), внуками – Олаф II (умер в 975 г.) и Эрик Победоносный (умер в 995 г.).

Преемником Рёрика Ютландского является племянник Готфрид (умер в 885 г.) – конунг Великой датской армии. О собственных детях Рёрика родословная Скьёльдунгов сведений не имеет. Припишем это коварству истории.

Глава 8. Имени звучащая струна

Скажи мне, как тебя зовут, и я скажу кто ты. Не каждый Карл – великий. Мы от рода русского.

Продвинутый читатель, конечно, скажет, что язык этой книги далек от научного оформления мысли, а ее аргументы слишком легковесны. Я же считаю: не так важно, как ты говоришь, важно – что определяешь в качестве доводов. Это мои-то аргументы легковесные? Познакомлю вас для сравнения с некоторыми подводками других, например академика Б. А. Рыбакова (1908–2001), который сейчас находится в Валхалле, если судить по его предпочтениям в варяжском вопросе.

Когда-то его аргументы с переводом на шведский имен братьев Рюрика – Синеуса и Трувора – прямо-таки обрушили хрупкий мир оппонентов. Под непроизвольный выдох междометия «ах!».

Согласно Рыбакову, имена двух братьев образованы из шведского языка: «Синеус» – «sine hus» – «свой род»; «Трувор» – «thru waring» – «верная дружина».

«Образованы из шведского языка…» Какой замечательный лингвистический пассаж! Но какой именно «шведский язык» имеет в виду академик? Dönsk tunga, norrœnt mál, fornsvenska или nusvenska? На каком языке говорят его «викинги»? Этот вопрос возникает просто потому, что по-шведски «свой род» будет «egen släkt». И к старошведскому sine hus тоже никакого отношения не имеет. Более того, слово «узы», из которого образуется второй корень в имени Синеус, происходит от праславянского «vǫza», преобразованного в древнерусский «оуза» – «имеющий узы». Викинги Рыбакова говорят по-славянски?

С именем Трувор примерно то же самое. Первый корень в этом имени действительно можно притянуть к шведскому слову «truppen» – «отряд». Но академик предпочитает образовывать причастие с «инговым» окончанием от английского «war» – «война». Интересная лингвистика получилась у Бориса Александровича!

Странно, что в имени Синеус Рыбаков не разглядел очевидного: Сина (Сива) – древняя богиня у ободритов и руян. А имя брата Рюрика переводится как «Синец» (аналогично: Перунец или Ярилец). Но такая трактовка не встраивалась бы в теорию академика. Это нам, сомневающимся, должно быть все равно, что писали братья Рюрика в графе «национальность», а Борису Александровичу, видимо, было не все равно. По его разумению, они должны были стать «шведскими призраками» варяжской оперы.

Ободритская богиня Sina (саксонск. Siwa), у сорбов – Dziwa, упоминается в Славянской хронике Гельмольда. Изображение этой богини есть и в Саксонской хронике Бото, с указанием на остров Рюген. Неужели Рыбаков, учивший нас «язычеству древней Руси», этого не знает? С каким-то особым логическим подвывертом академик, считая историческим Рюриком датчанина Рёрика Ютландского, на псевдошведском языке объяснял имена его «братьев». Видимо, у каждого нормального датчанина должен быть шведский брателла. А лучше – пара. Или хотя бы шведская трактовка имен родственников в кармане.

Имя Трувор могло образоваться от прозвища «трувер». В империи франков так называли краснобаев, весельчаков и баламутов. В докуртуазный период «трувером» могли называть любого, умеющего играть на лютне. А могло произойти имя и от слова «тривер» – приверженец языческого культа трибожия.

Кстати, об именах. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты». Эта мысль принадлежит древнегреческому «труверу» Еврипиду. Перефразируя, отмечу: «Скажи мне, как тебя зовут…» Все остальное – по Еврипиду.

Историей возникновения имен собственных, заимствованием имен из других языков и их использованием (в том числе и трансформацией) занимается наука ономастика (от греч. ὄνομα – имя). Наука эта является разделом языкознания и входит в состав специальных (вспомогательных) исторических дисциплин.

Наречение в древние времена имело свои особенности и заметно отличалось от привычной для нас культуры использования имен. Дело в том, что рождение человека еще не гарантировало ему получения антропонима, то есть человеческого имени. Подавляющее большинство людей, например, в X веке были… безымянны! Чаще всего человек получал прозвище, с помощью которого была отмечена его какая-никакая индивидуальность.

У восточных славян, если отец имел собственное имя (антропоним), то сын использовал нарицательное имя, являющее признак родового соотношения с именем отца. Это нарицательное имя называло имя отца с добавлением к нему суффикса «-ич» с нулевым окончанием. Таким образом, сына Боряты звали «борятич», а сына Вилько – «вилькович». И это не были имена собственные. Позже от общего нарицательного имени всех детей первой, второй и третьей очереди (дети, внуки, правнуки) образовались фамилии. Точно так же, как у скандинавов суффикс «-сон» в имени нарицательном, означавший «сын», со временем послужил образованию фамилии. Например: Сигурдссон – сын Сигурда.

У западных славян большинство фамилий и сейчас представляет собой имя нарицательное второго склонения с суффиксом «-ич»: Марьянович (от Марьяна), Милошевич (от Милоша), Младич (от Млада) и т. д.

У восточных славян, если отец имея собственное имя (антропоним), то сын использовал нарицательное имя, являющее признак родового соотношения с именем отца. Это нарицательное имя называло имя отца с добавлением к нему суффикса «-ич» с нулевым окончанием. Таким образом, сына Боряты звали «борятич», а сына Вилько – «вилькович». И это не были имена собственные.

Большинство фамилий восточнославянской общности было создано с помощью присоединения словообразовательной единицы, которую мы называем суффиксом, к прозвищам или антропонимам. В этом процессе наиболее популярными суффиксами стали: «-ин» (Игнатьин), «-ов» (Игнатов), «-ев» (Игнатьев). А вот фамилии с суффиксами «-ский»; «-цкий» (Игнацкий), как принято считать, происходят от носителей антропонимов из Великого княжества Литовского или Речи Посполитой.

Если предок имел прозвище Белый (то есть «чистый»), его безымянные потомки стали Беловыми; если Черный (то есть «грязный»), то – Черновыми; если Красный (то есть «красивый»), то – Красновыми; если Серый (то есть «простой»), то – Серовыми; если Желтый (то есть «светлый»), то – Желтовыми и т. д.

А теперь обратите внимание на количество фамилий, в образовании которых отсутствует антропоним. Например, Мальцевы, Зайцевы, Сотниковы, Зюзины, Векшины, Лаптевы и прочие. Это все фамилии, образованные от прозвищ. Такое значение в ономастике старого времени имели прозвища!

Чем же отличается ономастическое прозвище от имени собственного? Прозвище, в первую очередь, – это беглая характеристика. Для того чтобы его получить, надо иметь какой-то устойчивый отличительный признак. Во вторую очередь, прозвище – изменяемая форма наречения, в то время как антропоним – не изменяемая форма. На это почему-то не обращают внимания даже специалисты.

Возьмем для примера короля Карла II Лысого, которого я упоминал в предыдущей главе. Вы думаете, он всегда был лысым? И неужели это единственный эпитет, который можно присвоить человеку, ставшему императором Запада и почти восстановившему единую империю Каролингов? Видимо, тиражирование имени Карл среди потомков Великого давало им не много шансов в сравнении с родоначальником. Другими словами, внук Великого, несмотря на то что тоже был Карлом, все-таки «Карлом» был никаким. И его прозвище «лысый» играло роль второго имени, поскольку первое имя являлось подражательным и только.

Прозвища некоторых его детей и преемников звучали так: Заика, Толстый, Хромой… Такое впечатление, что мы находимся не у королевского престола в Аахене, а на хазе где-нибудь в Малаховке. И хотя большая часть этих людей не расстается с мечом, величия он им не прибавляет.

Прозвище и антропоним имеют разные механизмы присвоения. Имя собственное будущий монарх получает при крещении, а прозвище, как показывает история, приживается само и, видимо, отражает общее, коллективное впечатление о человеке, которое возникает в качестве его символа. Вряд ли Карл II для мировой истории сам бы назвал себя «лысым».

Имя в период раннего Средневековья отличается от прозвища как раз тем, что никак не характеризует самого человека. Оно выполняет всего лишь декоративную функцию. Сигнальный смысл имени состоит в том, что одинаковых прозвищ может быть много, а имя в сочетании с прозвищем – только одно.

Однако же мы в своем дознании решили использовать логику и потому зададимся вполне резонным вопросом: «Что мешает свободному общиннику иметь собственное имя?»

Отвечу так: «Мешает принцип». Дело в том, что в раннем Средневековье у варварских народов Европы важнейшую роль играет количественный состав рода. Если род древний, многочисленный, известный, он имеет особый статус в племени. А для того чтобы быть таковым, надо по меньшей мере все время быть на слуху. И потому здесь действует принцип: «Один род – одно имя».

К примеру, наш ругско-русовский (а не русский!) прадед имел имя Trut. Так на острове называли больших чаек. Его имя происходит от праславянского trǫte или от древнескандинавского Þrútna, не берусь утверждать. Он собрал большую семью, оставил восемнадцать внуков и сорок правнуков. Все они называли себя трутичами.

Чтобы их распознавать, люди использовали определения: трутич длинноусый, трутич быстроглазый, трутич крикливый. Или использовали прозвища: трутич Весельчак, трутич Скородум. И на слуху у всех было постоянно имя их рода.

Если бы трутичи стали носить собственные имена (антропонимы), то имя рода перестало бы звучать. Фактически имя рода было звучащей фамилией.

Мы сейчас носим фамилии главным образом для того, чтобы использовать официальные отношения между собой и кем-то, а поскольку официальных отношений у нас значительно меньше, чем бытовых, то и многих знакомых мы просто не знаем по «имени рода». Жители древней Европы носили имя рода, чтобы не только знать друг друга, но и поминать роды ближайших соседей. Эта традиция проявляется и в наше время у некоторых европейских народов. Например, у англичан. Если помните, у Конан Дойля друзья всегда обращаются друг к другу по фамилии: «Дорогой, Ватсон!» Или: «Послушайте, Холмс…»

«Послушайте, Шлёцер! – продолжу я мысль, – с чего это вы, друг мой, взяли, что русские послы, по данным их имен в договоре 912 года с Византией, являются скандинавами? Ведь вы честный человек, хотя и один из отцов-основателей норманской теории. Хватило же вам совести признать аутентичность „Слова о полку Игореве“!

Вот эти строки договора: „Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Кари, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, – светлых и великих князей, и его великих бояр…“

Мы, конечно, не будем проводить исследования ономастической лексики по этим именам, не будем проводить лингвострановедческой экспертизы. Такая работа никак не соприкасается с популярными формами литературного издания. Думаю и вы, Шлёцер, вряд ли сподобились на столь серьезное исследование. И все же. Неужели вам не саднит ухо некоторая странность этих, скажем так, скандинавских имен?»

Давайте обратимся к бесспорно скандинавским именам.

«Сага об Эйрике Рыжем»: Ингьяльд, Олаф, Гудрёд, Хальфдан, Торстейн…

«Сага о Гунндауге Змеином языке»: Торстейн, Эгиль, Скаллагрим, Квельдульв, Гунар…

«Сага о Гисли»: Торкель, Бьёрн, Ари, Скегги…

«Сага о Халльдоре – сыне Снорри»: Торир, Бард, Халльдор, Свейн…

«Сага о Греттире»: Энунд, Ивар, Гудбьёрг, Олаф, Халльфдер, Бальки, Блэинг, Орм, Хиральд… и т. д.

В договоре Олега только одно имя бесспорно скандинавское – Инегельд (Ингьяльд). Имя Гуды может быть сокращением от Гудрёд, но может и не быть таковым. Некоторые другие имена звучат как скандинавские. Однако попробуйте найти их повторение в скандинавских источниках!

В материалах по истории славянского Мекленбурга уже неоднократно высказывалось мнение, что Южная Балтика VIII – XIV веков остается полиэтническим пространством. Здесь не только бок о бок сосуществуют разные людские общины, но и в ходу разные людские имена. Почти как в современном европейском государстве.

По мнению норманистов, обладатель имени Инегельд непременно должен быть скандинавом. Почему? Я, к примеру, знаю нескольких Александров и Константинов, но никто из них при этом не является греком.

В договоре 912 года перед нами имена славяно-германского генезиса – общины ругов-русов.