Текст книги "Штык-молодец. Суворов против Вашингтона"

– То есть вы попросту хотите купить наших людей? – прямо спросил Панин.

– Нет, ни в коем случае. Мы просто готовы взять их временно на службу в британскую армию, как я уже говорил. Ведь во время прошлой войны во всех армиях европейских служило превеликое множество наемников, и ничьей чести от того ущерба не получилось.

– Сэр Роберт, – вздохнул Панин, – вы, видимо, плохо осведомлены. В армии российской наемники не служили, равным образом солдаты русские не наемничали ни в прусской, ни в австрийской армиях. Вас ввели в заблуждение.

– Но и сейчас немецкие князья охотно предоставляют своих солдат для службы в британской армии.

– Милостивый государь, неужели вы смеете равнять владычицу великой империи с каким-нибудь Ангальт-Дессау?! – гневно вопросил Панин. – Равнять ее с мелкими германскими князьями, обыкшими кровь подданных своих ставить в цену и продавать за наличные деньги неможно!

– Ни в коем случае, ваше сиятельство. Но величие государства не всегда определяется размерами, и если немецкие князья не видят в том ничего зазорного, как это может оскорбить вашу государыню? Тем более, ваше сиятельство, – сэр Роберт льстиво улыбнулся, – если наше дело решится благополучно, ваши усилия также будут оценены по заслугам.

По лицу Панина пробежало еле заметное облачко, но не настолько быстрое, чтобы остаться незамеченным.

– Мы могли бы обсудить это более детально, но я должен заметить, что решения принимаю не я, а лица, гораздо более высокие. Пока же моя государыня, предварив вашу просьбу, повелела мне передать вам следующее: государыня императрица заверяет Его Британское Величество самым решительным образом в своей готовности оказать Его Величеству любую помощь, каковую он только пожелает, тем способом, каковой он сочтет приличным случаю. Она высоко ценит доверие, оказанное Его Британским Величеством, но полагает недостойным двух великих держав объединить усилия в борьбу противу народа, лишенного в силу далекого своего положения всяких союзников. Это было бы противно законам божеским.

– То есть вы отказываетесь?

– Государыня-императрица полагает, что в данный момент, когда наша держава сама едва успокоилась от подобных волнений, неразумно отвлекать значительную часть армии в заморские страны. Вы должны помнить, что мы едва успели подавить волнения казацкие и привести к покою возмутившиеся провинции польские. Поэтому наши генералы почитают необходимым дать армии некое отдохновение для приведения ее в состояние совершенной исправности. Государыня вполне в сем вопросе полагается на суждения фельдмаршала графа Румянцева. Но после того как состояние армии будет исправлено, государыня обещает снова вернуться к рассмотрению данного вопроса, как если бы между нашими странами существовал союзный договор.

Глава 5

Отряд кавалеристов мелкой рысью пылил по заброшенной дороге. Судя по зеленым мундирам, это были английские легкие драгуны, которые уже не раз успели отличиться в этой войне, причем отличиться во всех смыслах. Впереди трусила группа офицеров, как было видно по их белым муаровым шарфам, возглавлял ее совсем еще молодой подполковник с худым злым лицом. Следом за англичанами тащилась разномастная толпа не то солдат, не то разбойников, если судить по их пестрой одежде, лишь кое-где мелькали военные мундиры, да и то непонятно чьи. Там можно было различить и потрепанные красные мундиры королевской армии, и синие камзолы американской милиции и даже почему-то пару белых испанских, хотя откуда здесь, в окрестностях Нью-Йорка, было взяться испанцам? Да и вооружена эта компания была чем попало, чуть ли не фитильными мушкетами и ржавыми палашами. Повторим, в большинстве своем это были обычные обыватели, единственное, что их объединяло, – это белая повязка на левом рукаве с изображением британского льва, а, все вместе взятое, оно называлось Американским легионом.

Сэр Банастр Тэрлтон оглянулся через плечо и тяжко вздохнул. Надо же было получить под команду такой сброд. С другой стороны – что делать. Папенька оставил ему пять тысяч фунтов наследства, не бог весть какие деньги, однако прожить и на них можно было, не покидая доброй старой Англии. Без роскоши, без шика, но можно. Но ведь в жизни молодого джентльмена искусы попадаются буквально на каждом шагу. Истинный джентльмен просто не может не посещать какой-нибудь клуб, а в клубе что делают? Правильно, играют. Вот в результате прожорливые пасти четырех карточных королей всего за год сожрали все наследство, да сгоряча юноша еще и в долги залез. Одно спасение оставалось – идти в армию. Но ведь не рядовым же вербоваться? Пришлось наступить на горло собственной гордости и пасть в ноги к маменьке, уговаривать ее заплатить долги, ведь не захочет же она увидеть своего сына в тюрьме среди каких-то там воров и мошенников? Маменька повздыхала-повздыхала, но за карты сыночка заплатила. А там уже стоило ей аккуратно намекнуть, и она сама решила купить Банастру офицерский патент, хоть и стоило это весьма недешево. Но после этого маман проявила неженскую твердость и жестко потребовала, чтобы сынуля убирался из Англии как можно скорее, оплачивать веселую жизнь в каком-нибудь Ливерпуле она отказалась наотрез. Поезжай куда угодно, хоть в Африку, хоть в любую Индию, а можешь и в Америку убраться. Банастр поразмыслил, и решил, что американские колонии станут лучшим выбором: не жарко, да и про желтую лихорадку там не слыхали.

Оказалось – прогадал. Да, здесь началась война с местными мятежниками, но велась эта война совершенно неправильно. Если вспомнить рассказы офицеров, побывавших в Европе, там воевали очень культурно, даже красиво. Знамена, музыка, церемониальный марш. Конечно, на войне стреляют и даже иногда убивают, но таковы условия договора. Зато, войдя в город, армия первым делом договаривается с бургомистром о размерах контрибуции, и ни один офицер не остается обиженным.

А что здесь? Проклятые мятежники стреляют из-за каждого дерева, причем целят в первую очередь в офицеров, а правильные сражения принимать категорически не желают. Вот всего неделю назад имел место пренеприятный случай. Он ехал впереди эскадрона вместе с лейтенантом Макейг-Джонсом и вел весьма поучительную беседу. Если уж говорить совсем точно, беседу вел лейтенант, а сам сэр Банастр слушал его вполуха. Макейг-Джонс оказался фанатичным приверженцем френологии и пытался обратить подполковника в свою веру. Ведь строение черепа самым очевидным образом влияет на характер и способности человека, а потому… что произойдет потому, подполковник узнать не успел, потому что из-за живой изгороди, которые были весьма часты в этом районе Новой Англии, грохнули два мушкетных выстрела. Лошадь лейтенанта получила пулю в грудь и рухнула на землю да так быстро, что Макейг-Джонс кувырком вылетел из седла и, похоже, при этом получил копытом в грудь, потому что раздался мерзкий хруст и дикий вопль, мгновенно оборвавшийся.

Тэрлтон расслышал ужасный звук – это скрежетали шомпола, прочищавшие режуйные дула, следовало ждать второго залпа, который уже наверняка достанется ему. Он поспешно рванул повод, так что его конь обиженно захрапел, но все-таки повернулся буквально на месте и бросился назад, Тэрлтон даже сбил кого-то из своих драгун. Раненая лошадь продолжала биться и жалобно ржать, а вот лейтенант умолк.

– Да пристрелите вы ее! – окончательно потеряв голову, завопил Тэрлтон.

Но ответом ему стали еще два выстрела, прогремевшие из зарослей. Рухнула еще одна лошадь, которой перебило ногу, а драгунский сержант, неловко всплеснув руками, откинулся на круп своего коня, потому что пуля пробила ему горло.

– Взять! Схватить! – закричал Тэрлтон.

Драгуны бросились вперед, капитан Кроуфорд наугад рубанул саблей изгородь, даже не видя кто там и что там. Разумеется, не попал. Кто-то, проезжая мимо, разрядил пистолет в ухо раненой лошади, и она умолкла. Несколько драгун пришпорили лошадей и перескочили через изгородь.

– Вот они! – обрадованно завопил сержант. – Я вижу их! Они удирают, сэр!

– Вперед! – крикнул Кроуфорд, который также заметил две щуплые фигурки в синих американских мундирах. Они бежали через пшеничное поле, надеясь успеть укрыться в недалекой рощице. Но лучше им было упасть плашмя на землю и затаиться, тогда драгуны могли и не заметить их в пшенице.

Всадники пришпорили лошадей, и вскоре стало ясно, что эту смертельную гонку они выигрывают.

– Живыми! Только живыми! – закричал Тэрлтон вслед Кроуфорду.

Приказ был исполнен, и драгуны поймали обоих беглецов, хотя при этом изрядно помяли. Ясно было, что гораздо охотнее они изрубили бы американцев на куски. На лицах обоих парней запеклась кровь. Тэрлтон с некоторым удивлением понял, что перед ним сущие мальчишки, обоим явно не исполнилось еще двадцати лет, таких следовало бы просто выпороть в назидание и выгнать. Но это война, уверил себя Тэрлтон. Это солдаты противника, схваченные с оружием в руках. Он старался отогнать прочь воспоминание об испуге, внезапно охватившем его, и не мог. Одно дело идти в атаку на строй неприятеля, и совсем иное внезапно получить пулю в лоб, когда совершенно не ждешь.

– Как там лейтенант? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Мертв, сэр, – ответил сержант. – Пуля в грудь, да еще и лошадь ударила. Уже мертв. Еще убит сержант Аткинс.

Тэрлтон почувствовал, как перед глазами плывет красная пелена, однако сдержался и обратился к мальчишкам почти спокойно.

– Вы знаете, что полагается по законам военного времени делать с мятежниками?

Тот, что повыше, сплюнул на землю кровь из разорванной губы и немного шепеляво ответил:

– Мы не мятежники. Мы солдаты. Мы носим форму и потому требуем, чтобы с нами обращались, как с пленными.

– Требуешь?! Да как ты смеешь! Ты ни какой не солдат! – сорвался Тэрлтон. – Для нашего короля вы все гнусные мятежники и не имеете права рассчитывать на какое-то снисхождение. Вы напали из-за угла на солдат Его Величества, и это преступление карается смертной казнью, никак иначе! Кроуфорд!

– Да, сэр, – козырнул капитан.

– Повесить обоих.

– Простите, сэр…

– Я что, неясно выразился?! Повесить обоих здесь же на ближайших деревьях. В назидание остальным, пусть знают, что нападение на британских солдат будет караться незамедлительно и жестоко.

– Но сэр, в таком случае это лучше сделать в ближайшей деревне, – возразил Кроуфорд. – Здесь же мы просто оставим два трупа, непонятно зачем повешенные.

– Исполнять! – снова закричал Тэрлтон.

– Есть, сэр, – не стал спорить капитан. В конце концов, приказ должно исполнять, и если командиру хочется, пусть будет так. – Сержант, найдите веревки.

Какие там марши с развернутыми знаменами, живым бы остаться. В результате сэра Банастра бросало то в жар, то в холод. День и ночь его преследовала мысль о внезапной смерти, подстерегающей буквально на каждом шагу. Жизнь в постоянном ожидании смерти – это и не жизнь вовсе, а ведь только в его полку неведомые шарпшутеры – специальные меткие стрелки – подстрелили уже троих офицеров. Тут запросто можно сойти с ума. Нет, надо было соглашаться на Индию, ведь предлагали же! Там люди обогащались сказочно, вспомнить только сокровища, которые привез из Индии лорд Клайв, который, собственно, и лордом-то стал именно в результате индийских войн. Да, жаркий и влажный климат Востока не каждому подходит, но ведь совсем необязательно подцепить какую-нибудь гадость, ее можно найти и в местном веселом доме. А что проку оставаться здоровым и бедным?

Вдобавок выяснилось, что никто не рвется предоставить бедному капитану из захудалых джентри командование в гвардейской кавалерии, хорошо хоть определили в легкие драгуны. Правда, Тэрлтон сумел отличиться в первых стычках, из капитанов стал подполковником и был назначен командиром тех же легких драгун. Более того, его полку придали Американский легион, который на самом деле оказался шайкой самого гнусного сброда, навербованного в портовых кабаках и тюрьмах. Называли их лоялистами, то есть как бы «верными», вот только сэр Банастр не рисковал появляться среди собственных солдат иначе как в сопровождении двух сержантов с заряженными пистолетами. Вот потому он пребывал в состоянии непрерывного раздражения, которое требовалось на ком-нибудь сорвать.

Его мрачные размышления прервал топот копыт, возвращался передовой разъезд. Наученный горьким опытом нескольких командиров, Тэрлтон никогда не пренебрегал мерами предосторожности.

– Сэр, впереди неприятель, – козырнув, доложил запыхавшийся драгун.

– Какой? Сколько? – брюзгливо поинтересовался Тэрлтон. – Докладывайте по форме.

– Подполковник, сэр, обнаружена колонна пешей американской милиции численностью около пятисот человек. Артиллерия не замечена. Движутся, не соблюдая строя, охранения нет, нас, скорее всего, не заметили.

– Отлично, сержант, – Тэрлтон повернулся к офицерам. – Ну, что будем делать, господа? Нас вдвое меньше, но американцы даже не подозревают, что мы здесь. Может, имеет смысл атаковать внезапно?

– Согласен, сэр, – кивнул майор. – Эти лавочники ничего не сумеют сделать, нужно только аккуратно подобраться на расстояние последнего броска, чтобы они ничего не заметили.

– Решено, атакуем!

* * *

Британская кавалерия быстро нагнала беспечно маршировавших американцев. Собственно, Тэрлтону даже не понадобилось принимать какие-то особые меры предосторожности, потому что американский командир, похоже, не предполагал, что поблизости может оказаться противник. К тому же, на счастье англичан, то тут, то там виднелись небольшие рощицы, которые могли скрыть и гораздо более многочисленный отряд.

Тэрлтон злобно улыбнулся и скомандовал:

– Вперед!

Драгуны послушно бросили коней в галоп, за ними последовали лоялисты, вопя что-то нечленораздельное. Подполковник вместе с офицерами, разумеется, скакал в первой шеренге, уж в трусости Тэрлтона никто не смел упрекнуть, тем более что случай выдался самый благоприятный. Атака получилась великолепной, хотя и довольно беспорядочной.

Американцы, заметив противника, заметались, тоже завопили что-то и начали разбегаться. Поистине, ничего хуже они придумать не могли, потому что единственная надежда пехоты отбить атаку кавалерии – это сохранять строй. Одиночный пехотинец всегда станет легкой добычей кавалериста, если же он пустился бежать… Драгунские сабли заработали с неумолимостью палаческого топора. Над полем боя, нет, не боя, резни, полетели дикие вопли, перемежавшиеся криками кавалеристов: «Бей! Убивай их всех!» Тэрлтон не смог отказать себе в удовольствии с маху разрубить головы паре беглецов. Отменное лезвие дамасской стали с легкостью входило в череп, почти не встречая сопротивления, и голова разлеталась точно перезрелый арбуз.

Весь американский арьергард был изрублен в считаные минуты, лошади начали нервно фыркать, встревоженные тяжелым запахом разлитой крови. Подполковник ждал, что американский отряд, который потерял чуть не треть состава, но все-таки по-прежнему превосходил англичан по численности, либо сдастся, либо разбежится. Однако его командир был, видимо, не лишен храбрости, хотя умом его бог не наградил. Американцы собрались в кучу посреди поля и попытались выстроить нечто вроде длинной линии, позади которой мельтешили люди. Это был не то резерв, не то просто трусы.

Тэрлтон отправил к нему трубача с белым флагом, чтобы предложить американцам сдаться. Он решил, что захватить три сотни пленных проще и выгоднее, чем рисковать еще одной атакой. Но американец оказался хитрой бестией, он мурыжил парламентера до тех пор, пока его солдаты не закончили строиться. Лишь после этого он соизволил дать высокопарный ответ: «Сэр, я отвергаю ваше предложение и буду защищаться до последней возможности».

Трубач, передав этот ответ, буквально съежился. Он слишком хорошо знал своего командира и вполне мог ожидать удара по лицу. Как истинный джентльмен, сэр Банастр не брезговал битьем нижних чинов, полагая, что вовремя данная хорошая зуботычина способствует воспитанию воинского духа в солдатах. Вот и сейчас он взбесился до чрезвычайности, но не стал вымещать свою злобу на трубаче. Действительно, что с дурака возьмешь?

Однако следовало торопиться, если он хочет достойно завершить столь удачно начатое дело. Тэрлтон быстро построил своих кавалеристов на небольшой возвышенности напротив американской шеренги, разделив их на три отряда. Запели горны, и кавалерия сначала медленно, а потом все быстрее мчалась вперед. Когда до противника оставалось ярдов двести, драгуны перешли в галоп. Тэрлтон не считал нужным стрелять по строю, который выглядел не таким уж прочным, и приказал действовать только саблями.

И снова американский командир показал себя полным дилетантом. Позднее выяснилось, что распорядился не стрелять, пока атакующие не окажутся на расстоянии пятидесяти ярдов. Может, против пехоты подобная тактика и сработала бы, и то не наверняка, американцы были непривычны к решительным штыковым атакам. Против кавалерии это вообще было форменное самоубийство.

Американскую шеренгу заволокло пороховым дымом, вокруг засвистали пули, и сэр Банастр грязно выругался. По левой руке словно палкой ударили, и она беспомощно повисла, рукав мундира быстро пропитался кровью. Он успел еще понять, что рана хоть и кровавая, но не слишком опасная, так как пуля, рванув бицепс, прошла навылет, не зацепив кость. Но болела рука просто адски!

Но в этот момент первая шеренга драгун на полном скаку врезалась в строй американцев. Часть лошадей прорвала жидкую шеренгу, да так быстро, что всадники даже не успели пустить в ход сабли. Но сбитые конями, искалеченные ударами кованых копыт люди с воплями корчились на земле. Некоторые кони, увязнув в груде тел, поднимались на дыбы и опрокидывались, сбросив наездника. Получилась ужасная мешанина из мертвых и раненых людей и лошадей. Истошные вопли, жалобное ржание слились в безумную какофонию.

Тэрлтон от всего этого, а особенно от боли словно бы обезумел. Он поддался общему порыву и тоже завопил что-то невнятное, взмахнув саблей, напрочь снес голову кому-то, даже не попытавшись разобрать, американец то был или кто-то из своих кавалеристов, потерявших лошадь. Но тут и его конь пролетел сквозь американский строй следом за остальными драгунами.

Повинуясь сигналу трубы, вышколенные кавалеристы перестроились и ринулись в новую атаку, теперь уже с тыла. Американцы к этому времени сгрудились вокруг своего командира, и прорвать строй было нельзя по той причине, что строя не осталось. Драгуны заработали саблями, наседая на беспомощно отмахивающихся американцев. Те валились точно снопы, и вскоре раздались крики: «Сдаемся! Пощадите!» Тэрлтон, хоть и совсем того не хотел, помедлил немного, что стоило жизни еще десятку американцев, а потом приказал оказавшемуся рядом горнисту:

– Трубите отбой.

Резкие звуки трубы больно ударили по ушам, однако в горячке боя их услышали далеко не все. Или, может, просто не захотели услышать? Во всяком случае, если драгуны послушно подтянулись к своему командиру, лоялисты, которые по воле случая находились довольно далеко, продолжали резню, потому что боем это назвать уже было нельзя. Кто-то из американцев нацепил на штык белую рубашку и принялся ею отчаянно размахивать, показывая, что они сдаются. Напрасно! Остановить озверевших от крови лоялистов было невозможно. Тэрлтон ясно видел, что они беспощадно добивают даже раненых. Но рука так болела, так чертовски болела, что останавливать это совершенно не хотелось.

– Сэр, – осторожно произнес лейтенант, мундир которого тоже был изодран штыками и местами окровавлен, – может следует остановить их?

Тэрлтон прозрачными глазами посмотрел сквозь него и спросил:

– Разве вы не слышите сигнал «отбой»? – потом досадливо поморщился и бросил трубачу: – Прекратите эти звуки, вы же надорветесь.

– Но сэр…

– Я сделал все, что должен был, все, чего требовал от меня долг офицера. Но останавливать озверевшую толпу этой сволочи я не намерен. В конце концов, я дорожу своей жизнью, жажду мщения не так легко обуздать. А если вы, сэр, желаете рискнуть, я не запрещаю вам это сделать.

Лейтенант посмотрел туда и решил, что он не желает. Впрочем, рано или поздно все кончается, закончилось и избиение. Весь бой не продлился в общей сложности получаса, да какой, собственно, бой. Так, две стремительные кавалерийские атаки, и полк американской милиции растаял, точно кусок сахара в кипятке. Как ни странно, около сотни американцев во главе с раненым полковником Буфордом, все-таки уцелели.

Когда полковника привели к нему, Тэрлтон, болезненно морщась, полюбовался на американца, который зажимал рукой кровоточащую рану на голове, и приказал:

– Перевяжите его и отпустите.

– Э-э… Простите, сэр, – не понял подъехавший майор.

– Кажется, я все ясно сказал. Перевяжите ему рану, дайте коня и отпустите.

– Я не уйду без своих солдат, – возразил было Буфорд.

– Посмотрите вокруг и решите, намерены вы остаться или нет, – усмехнулся Тэрлтон.

Полковник посмотрел на поле, где спешившиеся лоялисты раздевали мертвецов и решил, что ему больше ничего здесь не нужно.

– Сэр, но зачем вы это сделали? – поинтересовался майор.

– Ах, Джеймс, это ведь так приятно – уничтожить врага чужими руками. Как вы думаете, что с ним сделают собственные командиры, когда узнают подробности сегодняшнего боя? Уверен, что суд ему обеспечен, и как бы по результатам суда его не повесили.

Майор покачал головой.

– Не думаю, сэр. Они весьма снисходительно относятся к битым командирам. В лучшем случае отправят обратно на ферму, индюшек разводить. Ладно, а что будем делать с теми, кого наш легион не успел добить?

– Да они мне ничуть не больше нужны, – пожал плечами Тэрлтон. – Конечно, их как мятежников следовало бы просто развесить на деревьях, но стоит ли? Они и так получили сегодня хороший урок, не думаю что кто-нибудь из них еще осмелится выступить против короны. Пес с ними, пусть тоже проваливают куда захотят. Я бы с большим удовольствием перевешал вот этих, – он кивнул в сторону мародеров, – но их нельзя. Ладно, трубите сбор, нам нужно следовать дальше.

* * *

Салон маркизы де Верней был, как всегда, великолепен, хотя маркиза, конечно, не могла похвастать таким блестящим обществом, как в Версале. Но все-таки ей удалось сегодня заполучить в свои коготки известного сплетника Рошешуара и набирающего славу не то писателя, не то адвоката Бомарше. Так что общество с немалым удовольствием клубилось вокруг них, жадно внимая каждое слову, особенно когда начинал говорить Рошешуар. Ну, вы же знаете, что подруга его любовницы вхожа в салон самой дю Тавернье, которая, как все достоверно знают, находится в самых теплых отношениях с братом принцессы де Ламбаль, лучшей подруги нашей королевы. И вы еще удивляетесь, откуда он все знает. Да если бы мне иметь такие связи…

– Ах, мсье Рошешуар, но такого просто не может быть.

– Уверяю вас, мадам, все происходило в точности так, как я вам рассказываю. Скандал получился совершенно фантастический. Когда граф вернулся и поймал свою жену вместе с этим… ну, сами понимаете, с кем, это было еще полбеды. Зато когда у графини родился черный ребенок. Вы только представьте себе: черный!

– Ах, Рошешуар, вы невыносимый сплетник! Все это только непристойные слухи. Ведь на крестинах ребенка графа присутствовала сама принцесса Аделаида.

– В том-то и дело! Если Ее Высочество узнает, что крестила неведомого бастарда, которого спешно доставили в дом графа, все, что происходило до сих пор, покажется вам невинными забавами. Ведь затронута честь королевского дома!

– А что негритенок?

– Понятия не имею. Говорят, граф приказал его утопить. Ну не отправлять же сына графини на сахарные плантации Гаити?!

– А что там на Гаити? И вообще в Америке? – выпорхнул неведомо откуда новый вопрос.

Рошешуар расплылся в довольной улыбке.

– Наши лучшие друзья из-за пролива крепко увязли! Генералы короля Георга в очередной раз знатно оскандалились. Представьте себе, подряд два поражения, да еще каких! В Принстоне целая гессенская дивизия в плен попала! И почему! Они просто проспали! Представляете: спят себе, спят, а тут американцы в город врываются. Ну, перекололи кого, а остальных в одном белье по улицам гнали. Но все это форменная ерунда. Так вот, обозлившийся граф в отместку приказал своему управляющему купить трех черных рабынь и сейчас предается утехам со всеми тремя сразу, причем графине приказал при том присутствовать!

– Что вы говорите!

– Фу, Рошешуар, будьте же благопристойны!

– Нет, точно что сразу с тремя?!

– Уверяю вас, самая истинная правда! Горничная графини рассказывала моему лакею, что все происходило именно так!

– А что, Рошешуар, у вас бывает еще неистинная правда?

– Мадам, вы же сами понимаете, что когда речь идет о самых высоких сферах, нельзя быть уверенным решительно ни в чем. Вроде бы и правда, но с другой стороны, кто поручится? Вот и получается неистинная правда.

– Ах, Рошешуар, вы невозможный сплетник!

– Вы обижаете меня, мадам. Я всего лишь стараюсь первым узнать о последних происшествиях. Когда-то это удается, когда-то нет.

И снова непонятно откуда вылетел вопросик:

– А вот говорят, что автор «Севильского цирюльника» Бомарше оказался замешан в преизрядный скандал.

– Нет, мадам, нет, уверяю вас. Просто говорят, я сам этого совершенно не слышал, но говорят, вы понимаете, о чем я? Генерал-лейтенант де Сартин приказал расследовать обстоятельства смерти его жены, хотя бедняжка умерла несколько лет назад. Подозревают отравление.

– Но чем же он так насолил начальнику королевской полиции?

– Мадам, здесь мы ступим на зыбкую почву догадок и сплетен. А я ведь говорю лишь о том, что знаю наверное. Так вот, де Сартин обозлился на него за пресловутые «Мемуары», где Бомарше походя зацепил и полицию. Но, главное! Оказывается, наш господин баснописец гораздо удачнее занимается торговыми операциями, чем писанием пьесок. Что с него возьмешь? Сын часовщика, никакой не дворянин. Связался с какими-то итальянцами или испанцами и начал продавать в Америку не то китайский шелк, не то немецкий фарфор. Хотя другие утверждают, что оружие и ром. А зачем Америке ром? Там своего хватает. Сплетни все это. Только точно известно, что нажил он на этом миллионы и перевел в голландский банк, а господин де Сартин такого не любит. Он покровительствует неким парижским банкам… Но все это ерунда. Вы слышали, что случилось у нашего прелестного барона?

– Рошешуар, вы опять сплетничаете!

– Никогда, мадам! Чистая правда. Говорят, что любимчик барона, которого он определил себе в лакеи, ну, вы, конечно, понимаете, о чем я, был замечен вместе с маркизом. Где они ухитрились познакомиться – непонятно, только барон теперь в отчаянии и послал вызов маркизу. Хочет драться с ним на дуэли за благосклонность юного Адониса. Представляете, какой получится скандал! Эта дуэль, если состоится, запомнится надолго, не то, что американская возня. Говорят, сам король высказал неодобрение, но и барон, и маркиз закусили удила и не желают отступать…

Фон Вальдау покачал головой, нет парижские салоны не исправить, они останутся такими навсегда. Он повернулся к Бомарше.

– И не обидно вам, что в центре внимания оказался этот болтун, а не вы?

– Нет, господин барон, – покачал головой Бомарше. – Пусть себе болтает о пустяках, нашим же делам излишняя огласка вредна. Хотя в его трескотне иногда проскакивают интересные сведения.

– Какие же?

– Например, он упомянул о том, что дела англичан в Америке идут неважно.

– Вашими стараниями, герр Бомарше! Я даже не представляю, сколько ружей вы ухитрились продать американцам. Только льежеских туда ушло более тридцати тысяч, а сколько вы выудили из королевского арсенала – один бог ведает.

Бомарше поморщился, такой поворот разговора был ему явно неприятен.

– Барон, не следует проявлять любопытство сверх необходимого, иначе это может кончиться дурно.

– Простите, не понял, – барон пристально глянул ему в глаза, но Бомарше улыбнулся совершенно невинно.

– Знаете, я ведь тоже иногда встречаюсь с господином де Сартином, так вот, могу заверить вас, что все, о чем тут болтал Рошешуар есть чистые враки. Высокие сферы не выказывают никакого неудовольствия деятельностью торгового дома «Горталес и компания». Наоборот даже, на последнем приеме Его Величество высказал особое удовлетворение тем, что именно благодаря Горталесу у англичан имеются проблемы в Америке. Людовик не простил англичанам поражения в последней войне и потери Новой Франции и индийских владений. Король достаточно умен и понимает, что вернуть их крайне сложно, но ведь вода камень точит, начав с малого, можно добиться многого.

– Вы совершенно правы, герр Бомарше. Но что известно о положении в Америке помимо сплетен вот этого? – фон Вальдау пренебрежительно указал назад, где Рошешуар продолжал распускать павлиний хвост в окружении дам.

– О-о, там события случаются более чем интересные, – весело подхватил Бомарше. – Коварный Альбион попался в раскинутые им же самим сети, вознамерился показать, какой он могучий, хотя на самом деле он совершенно не тот. Американцы мало того, что побили англичан у Принстона, так в скором времени повторили это у Трентона. Лорд Хау потерял чуть ли не всех своих гессенцев в этих боях. Придется теперь королю Георгу снова раскошеливаться, искать новых солдат.

– Ах, герр Бомарше, и откуда вы все знаете, если даже парижские салоны пока ни о чем не ведают, – восторженно произнес фон Вальдау, но глаза его при этом остались холодными и колючими.

– Мне очень много известно, потому как я причастен к самым сокровенным тайнам политики, – расхвастался Бомарше. – Я ведь даже ездил в Лондон с поручениями весьма деликатными, за что был королем обласкан. Да, и еще самые точные известия. Лорд Хау не желал того, но ему прислали строгий меморандум из Лондона, предписывающий подавить смуту силой. И теперь англичане начали действовать словно дикие гунны. Они жгут поселения и фермы, а часто даже вешают людей, не слишком разбираясь, мятежники те или нет.

– Но также нельзя! – испуганно воскликнул барон. – Есть же рыцарские правила ведения войны, законы, в конце концов.

– Барон, барон… Счастливый вы человек. Живете в маленьком княжестве при незлом правителе и понятия не имеете, какие жестокие ветры дуют в большой политике. Полагаю, вам лучше и не знать, потому что тогда вы надолго потеряете покой и сон.

– О, вы столько знаете. Полагаю, вы весьма значительная персона и многие ищут вашего внимания?

– Да-да, даже дворяне обращаются ко мне. Кстати, совсем недавно ко мне приходил маркиз де Лафайет. Знаете, такой премилый молодой повеса, который вообразил, представьте себе, вообразил поехать в Америку, чтобы принять командование армией конгресса! Ни много, ни мало! Воображаю, как обрадуется генерал Вашингтон такому визитеру. А ведь мальчик из очень знатной семьи, родня многим герцогам и богат безмерно. Что он в Америке забыл? Тамошние лавочники бунтуют, потому Георг не хочет сделать их маркизами, так, наверное, маркиз хочет сделаться лавочником.