Текст книги "Хроники разведки: Мир между двумя войнами. 1920-1941 годы"

В ноябре 1938 года по решению Центра Коэн выехал из Испании в США для работы в качестве связника нью-йоркской резидентуры советской внешней разведки.

Из сообщения в Центр руководителя нью-йоркской резидентуры:

«Связь с “Луисом” установлена. Работает с ним “Твен” (Семён Маркович Семёнов. – А. Б.). Перед “Луисом” поставлена задача: подобрать группу источников, которые могли бы помочь нам в получении информации по немецкой колонии. В целях выполнения поставленных перед “Луисом” задач прошу вашей санкции на предоставление ему возможности проведения самостоятельных вербовок».

«Конон Молодый»

«Трудно описать ту радость, которую я испытал, ступив на испанскую землю», – напишет через много лет Григулевич. Случилось это в первые дни октября 1936 года.

Для 23-летнего Иосифа приезд в Испанию был логическим продолжением его партийной работы. Ему не надо было тщательно обдумывать и взвешивать все «за» и «против» подобного шага, это был искренний порыв, единственно возможное действие. Быть на переднем крае борьбы! Расчётливость постыдна! Только крысы прячутся в тыловых норах! Он рвался на фронт, под свинцовый огонь врага. Однако в Мадриде, поразившем Иосифа суровым величием осаждённой крепости, его ожидал совершенно иной поворот событий…

Автомашина, на которой он добирался до испанской столицы из Валенсии, преодолела очередную баррикаду из мешков с песком и затормозила у многоэтажного здания. В нём временно размещалась редакция газеты компартии «Мундо обреро». «По счастливой случайности, – вспоминал Григулевич, – в редакции оказался Хосе Диас[15]15
  Хосе Диас Рамос (1895–1942) – испанский профсоюзный деятель, генеральный секретарь Коммунистической партии Испании в 1932–1942 годах.


[Закрыть] – генеральный секретарь КПИ, о знакомстве с которым я мечтал со дня отъезда из Буэнос-Айреса. Диаса любовно называли “Пепе”, уменьшительное от Хосе… Он принял меня в одном из кабинетов редакции. Я передал ему письмо от компартии Аргентины, а также мой мандат мопровского[16]16
  МОПР – Международная организация профсоюзов.


[Закрыть] работника. Он сразу же позвонил по телефону и попросил кого-то из товарищей зайти к нему. Я был несказанно удивлён, когда минут через двадцать в комнату вошёл Викторио Кодовилья[17]17
  Викторио Кодовилья (1894–1970) – аргентинский коммунист итальянского происхождения.


[Закрыть], который с первых дней войны находился в Испании».

Кодовилья с одобрением посмотрел на Иосифа: «Просишься на фронт? Рядовым? Похвально. Но в Мадриде тоже фронт!»

Как вспоминал потом Григулевич, знание языков предрешило его судьбу: «К этому времени я помимо литовского говорил свободно на испанском, французском, немецком, польском. А по-русски у нас общались в семье, русский всегда был для меня главным языком».

«Сюда прибывают советские военные специалисты, – продолжил Кодовилья. – Создаются Интернациональные бригады. Позарез нужны люди, знающие языки, в особенности русский. Мы тебя направим в распоряжение командования 5-го полка. И помни, компаньеро, партийную конспирацию никто не отменял, придётся сменить фамилию и забыть об Аргентине. Вражеских шпионов здесь разоблачают постоянно».

Иосиф быстро разобрался во внутриполитической ситуации в стране. Народный фронт был весьма неоднородным организмом. В него входили коммунистическая, социалистическая, различных оттенков республиканские (буржуазные) партии, а также группировки из Каталонии, Страны Басков и анархисты во всём их шумно-крикливом разнообразии. Директивные посты в правительстве занимали республиканцы, социалисты и анархисты. Они соперничали и прежде всего пытались поставить под свой контроль армию, продвинуть своих людей на командные должности, вытесняя коммунистов. Те же старались перехватить инициативу, направить революционные процессы в стране по единственно правильному руслу, то есть в рамках программы, намеченной Коминтерном…

Существуют различные версии участия Григулевича в испанской эпопее. Сам он не раз рассказывал о том, как для «обкатки» его направили в распоряжение политкомиссара 5-го полка майора Карлоса Контрераса. В то время полк напоминал небольшую армию – 20 тысяч бойцов! – и являлся основной ударной силой в окрестностях Мадрида. «Хосе Окампо» (Имя Григулевича по новым документам. – А. Б.) стал «адъютантом по международным поручениям» у Контрераса.

«Адъютантский» хлеб Иосифа оказался нелёгким. С Карлосом Контрерасом стремились встретиться члены всех делегаций и все журналисты, приезжавшие в Испанию. Он был своего рода символом героической обороны Мадрида. «Хосе Окампо» приходилось встречать гостей, отвечать за их размещение, а то и сопровождать на передовую, если кому-то для полноты впечатлений хотелось услышать свист пуль и разрывы артиллерийских снарядов…

Все, кто встречался с «Окампо» в то время, вспоминают его как улыбчивого молодого парня, невысокого, склонного к полноте, в непременном интербригадовском берете. Одно время Иосиф пытался носить «моно» – синий пролетарский комбинезон на молнии, которыми из-за нехватки военного обмундирования экипировали добровольцев. Но Контрерас воспротивился. «Если работаешь адъютантом, – сказал он, – не забывай о своём внешнем виде. Адъютант и под обстрелом не должен терять внешнего шика». Весь шик Иосифа выражался в поношенном, но чистом костюме, аккуратно завязанном галстуке и потерявших прежний лоск туфлях, приобретённых некогда в Буэнос-Айресе.

Вскоре Григулевич получил повышение, перейдя на такую же должность при начальнике штаба армии Мадридского фронта генерале Висенте Рохасе. Но и там не задержался. По ходатайству советского посла Розенберга его направили на работу в полпредство. Переводчиков, владеющих русским языком, действительно не хватало. Даже в полпредстве. Именно там «Окампо» попал в поле зрения советнического аппарата НКВД, который возглавлял Александр Орлов (Лев Лазаревич Фельдбин), подписывавший свои сообщения в Центр псевдонимом «Швед». Опытный разведчик, исколесивший полмира, человек с изысканным вкусом и при необходимости – рафинированными манерами, великолепный физиономист, умевший читать на лице собеседника самые сокровенные чувства, – Орлов каждый день твердил своим подчинённым в «советнической группе»: «Ищите надёжных людей, без них – в одиночку – мы в Испании ничего не сможем».

Кто же привлёк Иосифа Григулевича к сотрудничеству с советской разведкой? Сам «Швед»? Вряд ли. В различных источниках говорится только о том, что он был первым оперативным руководителем Григулевича в разведывательном деле. Тогда кто же стал «крёстным отцом» Иосифа в разведке?

Скорее всего, это заместитель «Шведа» – Наум Маркович Белкин. С сентября 1936-го по август 1938 года он работал в Испании под «крышей» заведующего бюро печати полпредства, оказывая республиканцам помощь в организации борьбы с франкистской агентурой. Он был правой рукой Орлова в подготовке разгрома троцкистских групп.

Белкин также «курировал» интербригадовские части, знакомился с анкетами добровольцев, подбирая из их числа людей, могущих быть полезными для советской разведки (не только в Испании). Белкин был инициатором использования загранпаспортов павших интербригадовцев для документирования советских нелегалов. Опыт работы Белкина в Южной Америке (Уругвай, 1934–1935) сказывался на его интересе к людям, которые прибывали с этого континента. Конечно, Григулевич с его общительностью, работоспособностью и врождённой интеллигентностью не мог не привлечь внимания оперработника. Вероятнее всего, что именно Белкин в ноябре 1936 года вытащил Иосифа из посольской рутины и на явочной квартире резидентуры НКВД в Мадриде преподал ему «краткий учебный курс молодого бойца невидимого фронта». «Молодой боец» получил свой первый оперативный псевдоним – «Юзик». После этого «Окампо» устроили на работу в Генеральное управление безопасности Республики, или Сегуридад, как говорили для краткости.

По ходатайству Орлова перед Антонио Ортегой, генеральным директором Сегуридад, «Окампо» вскоре ввели в состав Специальной бригады Генерального комиссариата расследований и охраны Мадрида, работу которого контролировал Сантьяго Каррильо, один из ведущих деятелей КПИ, тот самый, который много десятилетий спустя стал отцом «еврокоммунизма». Однако пару месяцев Григулевичу всё же пришлось побыть в шкуре рядового полицейского агента: должность следователя «по блату» не давали, даже если ходатаем был советский представитель. ‹…›

Ради объективности надо сказать, что «первые шаги разведчика» у Иосифа начались с операции, в которой риска для жизни не было. В 1936 году наша резидентура захватила несколько тысяч служебных документов Франции. Требовалось быстро определиться с разведывательной ценностью каждого из них и, соответственно, с пересъёмкой. «Окампо» с его знанием французского языка появился очень вовремя: переводчиков у «Шведа» под рукой было мало, а надёжных – тем более.

Операция, получившая в переписке с Центром название «Растяпы», носила деликатный характер из-за нарушения иммунитета дипломатического помещения Франции. В связи с этим руководство разведки в декабре 1936 года направило спецсообщение наркому Ежову:

«В Барселоне вскрыта резидентура 2-го отдела французского генштаба в помещении некоего Боннеля. После его бегства французское консульство вывесило на дверях помещения табличку с надписью “Филиал французского консульства”. В этом помещении найдены разведывательные материалы 2-го отдела, касающиеся главным образом Италии, Германии и контрразведывательных организаций. Их пересъёмка произведена».

В начале января 1937 года Шпигельглаз информировал Ежова об использовании материалов, добытых по делу «Растяпы»:

«Общий объём материалов французской разведки из Барселоны – 3 тысячи фотоснимков. Архив состоит из донесений французской агентуры в Испании, писем французского резидента во 2-й отдел в Париж и ответов ему за период до 1936 года. В документах освещается главным образом деятельность германской и итальянской разведок в Испании, раскрываются имена и адреса их агентуры.

Обработанные документы в качестве сводок-сообщений направляются для реализации т. Шведу в мадридскую резидентуру по его просьбе. На основании одного такого сообщения была раскрыта большая тайная фашистская организация в Валенсии».

«Григулевич»

Яков Серебрянский был одним из тех руководителей разведки НКВД, которые уже в конце 1930-х годов начали конкретную подготовку кадров на случай возможной войны.

Так, с учётом испанского опыта, при СГОН, которую возглавлял Серебрянский, в 1937 году была создана специальная школа по подготовке разведчиков-нелегалов диверсионного профиля. В ней готовили специалистов по диверсионным операциям для работы на территории возможного противника. Кроме чисто разведывательных дисциплин (как переходить границу, легализоваться, иностранные языки и т. д.) слушателям читался большой курс по специальной технике.

Руководитель СГОН старший майор госбезопасности Яков Серебрянский одновременно являлся и начальником школы. Многие её выпускники в дальнейшем стали крупными специалистами по проведению диверсий в тылу противника. Их знания, полученные в разведывательно-диверсионной школе, где отрабатывались приёмы саботажа производства военной продукции, диверсий на стратегических объектах противника, были активно востребованы в годы Великой Отечественной войны. Ученики Серебрянского – слушатели школы СГОН – блестяще проявили себя в тылу фашистских захватчиков на оккупированной ими советской территории.

Ветеран внешней разведки нашей страны полковник Константин Константинович Квашнин рассказывал:

«В 1937 году я с отличием окончил Московский электротехнический институт связи и был зачислен в аспирантуру в группу профессора Исаака Евсеевича Горона. Но… ни доктором, ни профессором или даже кандидатом стать мне так и не пришлось.

В середине 1937 года мне через партком института передали, что меня вызывают в НКВД в дом 2 на Дзержинку (Лубянская площадь в Москве. – А. Б.), что было неожиданностью. Я воспринял сообщение с некоторым беспокойством, но и с интересом.

В назначенное время я явился в указанный мне кабинет.

Меня встретил высокий, стройный, почти спортивной выправки человек в военной форме и с двумя ромбами в петлицах. Помнится его крупное, умное, волевое лицо, серьёзный взгляд, а особенно “ромбы”, означавшие высокий военный ранг.

Он поздоровался со мной и неожиданно спокойно, негромким, почти добрым голосом представился: “Серебрянский”. Коротко поговорив со мной о моих делах в институте, самочувствии, жизненных планах, он без особых переходов сказал, что есть решение Партии об укреплении органов безопасности и усилении борьбы с происками империалистов. А затем спросил, готов ли я выполнить такое решение. Для меня, коммуниста, ответ был однозначен: “Конечно, да”.

Так состоялось моё знакомство с Яковом Исааковичем Серебрянским, представителем той замечательной плеяды советских разведчиков, о которых говорят, что “это люди – широко известные в узком кругу”…

В школе СГОН и началось приобщение небольшой группы молодых людей и меня к новой профессии.

Для школы был предоставлен особняк бывшего прокурора СССР Ивана Акулова, находившийся тогда недалеко от Самотёчной площади, в Троицком переулке, а под общежитие – особняк бывшего секретаря ЦИК СССР Авеля Енукидзе.

Мы изучали языки (4 часа ежедневно в группах по 3–4 человека), автомобильное вождение, подрывное дело, занимались стрелковой подготовкой и серией специальных дисциплин.

Одновременно с обучением слушателей школы Серебрянский инициировал разработку технологически обоснованных методов разрушения производственных объектов. Для этого он привлёк крупных специалистов, руководителей технических служб некоторых наркоматов – химиков, транспортников, машиностроителей, горняков. На основании анализа и изучения аварий и катастроф, происходивших в нашем народном хозяйстве, специалисты выявляли слабые места в технологиях и определяли возможности искусственного создания таких слабых мест. Их выводы служили учебным материалом в нашем обучении. Многие из этих специалистов вели занятия в школе по так называемой “спецдисциплине”.

Ознакомительную практику с промышленными объектами мы проходили на машиностроительном и химическом заводах в Макеевке и на шахтах Горловки в Донбассе.

Распорядок дня: с утра для всех специальные и гуманитарные дисциплины – обед – отдых – язык – свободное время до утра. Нас приодели – сшили гражданскую одежду. Кормили завтраком, обедом и ужином по рецептам французской кухни. За нами надзирала и учила нас “хорошему тону” строгая дама-иностранка – жена одного из разведчиков-нелегалов. Не дай бог во время трапезы почесаться или вытереть рот рукой – сразу же получишь замечание или серьёзную нотацию. При выезде на загородный полигон нас всегда сопровождало питание в виде пирожков, пирогов и бутербродов.

Нельзя также не вспомнить почти дотошного, но доброго внимания к слушателям самого Якова Исааковича. Один или два раза в неделю, в послеобеденные часы, он приезжал в школу, приглашал в кабинет двух-трёх слушателей и беседовал с ними по разным вопросам – изучал, оценивал и воспитывал нас.

Вспоминая сейчас об этой школе, можно предположить: мы – школа – были небольшим звеном в большой государственной работе по укреплению обороноспособности страны, которую выполнял Серебрянский. Небольшим, но важным».

Здесь необходимо подчеркнуть, что Яков Серебрянский явился, по сути дела, основоположником концепции нанесения упреждающих ударов по боевым центрам нелегальных организаций и агентуре западных спецслужб, которые были нацелены на активную работу против Советского Союза в случае начала войны. Он являлся создателем мощных точек сопротивления фашизму и автором идеи саботажа военной промышленности противника. В дальнейшем его опыт очень пригодился при развёртывании массового партизанского движения на Советской территории, оккупированной противником.

«Яков Серебрянский»

В одной из служебных характеристик Григулевича есть такая строка: «Проявил себя как смелый и находчивый боевик в операциях по ликвидации агентуры “пятой колонны” в Испании». В «лирическую минуту» Иосиф любил вспоминать о подчинённой ему группе «отчаянных парней из социалистической молодёжной организации», с которыми выполнял особые поручения Сегуридад (и попутно – представительства НКВД). Парней в спецотряд помогал подбирать Армандо Кантони, который приехал в Испанию как корреспондент газеты «Критика».

Из наиболее боевитых парней Объединённой социалистической молодёжи Григулевич создал вооружённую группу, которая помимо выполнения заданий резидентуры использовалась с сентября 1936 года для охраны советского посольства в Мадриде. В отряде своего командира знали под именем Хосе Эской. Формально этот отряд подчинялся Генеральному управлению безопасности.

Нанесение превентивных ударов по террористическим ячейкам фалангистов было обычным делом, хотя каждая такая акция сопровождалась огромным риском.

Иногда приходилось вступать в боестолкновения с отколовшимися от анархистов и ПОУМ (Рабочей партии марксистского единства) бандами «отморозков», для которых убийство ради убийства стало образом жизни. Разгул насилия на республиканской территории принял значительный размах ещё и потому, что практически все партии, профсоюзы, политические группы обзавелись своими собственными «карманными спецслужбами», которые в народе получили название «че́ка». Только в Мадриде их насчитывалось более двухсот. Многие из них занимались экспроприацией имущества «буржуазных элементов», используя добытые таким образом средства на «самофинансирование».

Уголовные эксцессы сотрясали республику и использовались врагами для компрометации правительства Народного фронта и органов правопорядка. «Тыл должен быть очищен от преступных элементов», – не уставал повторять Сантьяго Каррильо. С бандами уголовников расправлялись безжалостно, как правило под покровом ночи. К выявленному месту их базирования спецотряд Сегуридад прибывал на двух-трёх легковых автомашинах. В окна «малин», «схронов», «бункеров» летели гранаты, потом открывался ураганный огонь из автоматического оружия. Через несколько минут отряд исчезал в «неизвестном направлении», а на место предполагаемого «боя» прибывало подразделение регулярной милиции «для выяснения обстоятельств»…

Беспощадность республиканских органов безопасности к врагам нельзя рассматривать в отрыве от того, что происходило за линией фронта, на территории, которую контролировали франкисты. Террор, развязанный путчистами, по масштабу и интенсивности заметно превосходил «красный террор». По оценке историков, Франко не мог отвлекать значительные вооружённые силы на обеспечение порядка в тылу, поэтому дал карт-бланш на физическое уничтожение всех, от кого можно было ожидать враждебных акций. Речь шла о коммунистах, анархистах, социалистах, троцкистах, масонах, левых интеллектуалах. Под корень вырубались все опасные «элементы», которые являлись или могли являться врагами путчистов.

«Эта система дала очевидные результаты, – написал историк Пастор Пети в своём исследовании о противоборстве франкистской и республиканской спецслужб. – Свои тылы путчисты сумели сделать достаточно безопасными».

«Григулевич»

В то же самое время – феврале – марте 1937 года – в Москве состоялось заседание пленума ЦК ВКП(б), обсудившего и осудившего деятельность Льва Троцкого и его последователей за границей. В его решении, в частности, подчеркивалось: «Обязать Наркомвнудел довести дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов до конца, с тем чтобы подавить малейшее проявление их антисоветской деятельности. Укрепить кадры Главного управления государственной безопасности, Секретно-политического отдела надёжными людьми. Добиться организации надёжной агентуры в стране и за рубежом. Укрепить кадры разведки».

В НКВД приняли к исполнению указание партии.

На международном уровне первый удар был нанесен по испанским троцкистам – активистам Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ).

Сегодня хорошо известно, что если в период гражданской войны в Испании в стане правых было полное единство, то лагерь республиканцев раздирали межпартийные противоречия. И закопёрщиками в этом выступали троцкисты – активисты ПОУМ и их лидер Андреу Нин[18]18
  Андреу Нин (1892–1937) – каталонский коммунист, революционер, публицист, писатель и переводчик.


[Закрыть]. В начале 1920-х годов он находился в России и являлся ближайшим соратником Троцкого. Будучи председателем Красного Профинтерна и членом Исполкома Коминтерна, Нин неоднократно выезжал на нелегальную работу в Германию и Италию, а после высылки Троцкого возвратился в Испанию. Там он занял пост министра юстиции в автономном правительстве Каталонии.

В 1930 году Нин возглавил местных троцкистов, а в 1935-м основал Рабочую партию марксистского единства, которая вошла в Народный фронт. Когда началась гражданская война с франкистами, Нин не раз приглашал Троцкого приехать в Испанию, чтобы «возглавить революцию».

С самого начала гражданской войны Нин и другие лидеры ПОУМ отвергли линию Коминтерна на укрепление Народного фронта и взяли курс на осуществление социалистической революции, формирование рабоче-крестьянского правительства, установление диктатуры пролетариата и создание Советов. Когда правительство Народного фронта отвергло эту авантюристическую позицию, ПОУМ развернула с ним открытую борьбу. Разумеется, такая политическая линия могла привести лишь к поражению республиканцев.

3 мая 1937 года в Каталонии произошло вооружённое выступление сторонников ПОУМ и анархистов. Троцкистские газеты в Барселоне от 5 мая призывали население к вооружённому восстанию против республиканского правительства Народного фронта. Ожесточённые бои в стане республиканцев продолжались три дня. Троцкисты призывали каталонских рабочих покончить с марксистами и мирно соединиться с войсками Франко.

Вооружённый мятеж троцкистов был подавлен лишь тогда, когда в Барселону были введены части республиканской штурмовой гвардии из Валенсии и других регионов страны. В результате провокационной вылазки троцкистов было сорвано тщательно подготовленное наступление республиканских войск на Северном фронте. Лидер Компартии Испании Долорес Ибаррури охарактеризовала события в Барселоне как «анархо-троцкистский путч».

Историк Н. А. Васецкий в своей работе «Троцкий. Опыт политической биографии» в связи с мятежом в Барселоне отмечает: «Более бессмысленной акции, чем это восстание, трудно представить. В разгар гражданской войны, многочисленных жертв на фронтах, лишений в тылу анархо-троцкисты подняли путч. Правительство вынуждено было снять дивизию с фронта на подавление восстания. Бои шли в течение трёх (!) суток с применением танков, артиллерии, миномётов. С двух сторон погибло больше тысячи человек. Стоит ли удивляться, что после барселонского мятежа к троцкистам и анархистам стали относиться так же, как к фашистам».

О том, что ПОУМ готовит мятеж против законного правительства Испании, советская разведка узнала ещё в декабре 1936 года от своих источников, внедрённых в эту партию. А в начале 1937 года подтверждение этой информации пришло от источника берлинской резидентуры НКВД «Старшины» (Харро Шульце-Бойзен), который сообщил, что агенты гестапо проникли в троцкистские круги в Барселоне с целью организовать в ближайшее время путч.

По другим достоверным данным советской разведки, полученным берлинской резидентурой от надёжного агента «Брайтенбаха», занимавшего высокий пост в гестапо, эта спецслужба фашистской Германии, имевшая свою агентуру в руководстве ПОУМ, была непосредственно причастна к проведению операции по организации мятежа в Барселоне.

В первой половине июня 1937 года республиканские органы безопасности нанесли сокрушительный удар по Рабочей партии марксистского единства. Около сорока руководителей ПОУМ были арестованы, вооружённые отряды партии распущены, а штаб-квартира в барселонском отеле «Фалькон» перешла в распоряжение республиканской армии.

После провала путча Андреу Нин был арестован и помещён в тюрьму. В аресте Нина и последующих событиях, связанных с ним, принимали участие сотрудники резидентуры НКВД. Эта операция, разработанная и осуществлённая под руководством резидента Александра Орлова, проходила в переписке НКВД под кодовым названием «Николай». Она преследовала цель дискредитировать связи ПОУМ с франкистами и нацистами и нейтрализовать Андреу Нина. ПОУМ была объявлена вне закона, а Нин был вывезен из тюрьмы 20 июня 1937 года и расстрелян на обочине шоссе.

Троцкий откликнулся на ликвидацию своего сторонника статьей «Убийство А. Нина агентами ГПУ», которая была опубликована в «Бюллетене оппозиции». В статье он подчёркивал, что «Нин являлся старым и неподкупным революционером. Он защищал интересы испанского и каталонского народов против агентов советской бюрократии».

Руководство НКВД, видимо, не ограничилось разгромом ПОУМ. Так, в тот период в Испании бесследно исчезли представитель Троцкого в этой стране в годы гражданской войны и его бывший личный секретарь в Норвегии в 1935–1936 годах, уроженец Чехословакии из судетских немцев Эрвин Вольф; австрийский революционер-социалист Курт Ландау; сын русского эмигранта-меньшевика, бывшего члена Бунда и делегата 5-го съезда РСДРП Рафаила Абрамовича – Марк Рейн и ряд других активных троцкистов.

«Эйтингон»

13 июля 1938 года исчез прибывший по делам во Францию резидент НКВД в Испании Александр Орлов. Неожиданно вызванный в Москву, он посчитал, что там его ждет арест, и вместе с семьёй бежал в США, прихватив солидную сумму средств резидентуры.

(Лейба Лазаревич Фельдбин, сотрудник ЧК с 1918 года, был переведён в Иностранный отдел ОГПУ в 1926 году. – А. Б.) Летом 1926 года, с паспортом на имя сотрудника советского торгового представительства во Франции, Орлов (оперативный псевдоним «Швед») выезжает в Париж в качестве руководителя одной из крупнейших резидентур ИНО ОГПУ в Европе. В 1928 году он становится руководителем берлинской резидентуры ИНО ОГПУ под прикрытием должности торгового советника полпредства СССР в Германии.

В связи с принятием первого пятилетнего плана экономического развития СССР руководство страны поставило перед разведкой задачу по добыванию на Западе технических секретов, жизненно необходимых для модернизации советской экономики. Параллельно с основной разведывательной работой в Германии Орлову было поручено координировать деятельность европейских резидентур ИНО ОГПУ по линии научно-технической разведки.

Усилия разведчиков очень скоро дали положительные результаты. Как отмечает в своей работе исследователь отечественных спецслужб Дмитрий Прохоров, «по каналам научно-технической разведки в Москву начала поступать информация об испытаниях новой авиационной техники, артиллерийских систем, о радиоаппаратуре военного применения, о переработке нефти и использовании её побочных продуктов, об установке для гидрирования бурого угля и по многим другим проблемам».

В 1931 году Орлов возвратился в Москву и возглавил 8-е отделение ИНО ОГПУ (научно-техническая разведка). Весной 1933 года он был направлен нелегальным резидентом в Париж. Нелегальная резидентура «Экспресс», которую возглавлял Орлов, вела разработку Второго бюро французского Генерального штаба (военная разведка). Однако уже летом 1934 года Центр принял решение направить его нелегальным резидентом в Лондон.

В английской столице Орлов принял на связь агента-вербовщика Арнольда Дейча. В течение 1934 года Дейч под руководством Орлова завербовал студентов Кембриджского университета Кима Филби, Дональда Маклина и Гая Бёрджесса, вошедших в так называемую «Кембриджскую пятёрку» советских разведчиков.

Пребывание Орлова в Англии было исключительно результативным, хотя и недолгим. После того как 18 июля 1936 года в Испании вспыхнул мятеж франкистов против правительства Народного фронта, именно Сталин предложил руководству НКВД рассмотреть вопрос о переводе Орлова из Лондона в Испанию.

В Мадрид Орлов прибыл 16 сентября 1936 года вместе с семьёй. Основной сферой деятельности резидентуры НКВД в Испании было оказание практической помощи законному правительству страны в создании собственной службы разведки и контрразведки, а также развёртывание партизанского движения и организация диверсий в тылу франкистов.

В Испании Орлов привлёк к сотрудничеству с советской разведкой добровольца интернациональной бригады имени Авраама Линкольна американца Морриса Коэна, ставшего впоследствии Героем Российской Федерации.

В Испании Орлову вновь пришлось руководить работой Кима Филби, который по заданию советской разведки был аккредитован в качестве фронтового корреспондента одной из английских газет при франкистском правительстве.

Под непосредственным руководством Орлова была проведена операция по подавлению вооруженного мятежа анархистов и троцкистской организации ПОУМ в Каталонии.

В 1937 году в связи с так называемым «заговором генералов», сфабрикованным Ежовым для подавления инакомыслия в Красной армии, над Орловым стали сгущаться тучи. Был отозван в Москву и репрессирован сотрудник его резидентуры, организатор диверсионной работы в тылу франкистов Григорий Сыроежкин. Кроме того, Орлов узнал, что в Москве репрессирован его двоюродный брат. Поэтому, когда в августе 1937 года в Мадрид пришла телеграмма начальника ИНО НКВД Слуцкого, в которой сообщалось, что секретные службы Франко готовятся его, Орлова, похитить, он высказал серьёзные сомнения на этот счёт. На предложение Слуцкого направить в Мадрид специальную охрану из двенадцати человек, которая отвечала бы за его безопасность и сопровождала во время поездок по стране, Орлов ответил категорическим отказом. В то же время он поручил своему заместителю Науму Эйтингону организовать свою личную охрану из бойцов интернациональных бригад. Она состояла из десяти человек, которые повсюду его сопровождали. Любого, кто приказал бы ликвидировать Орлова, эти люди приняли бы за предателя, потому что, по его словам, они «не верили никому, кроме Сталина».

Вторым сигналом для Орлова послужило прибытие в Мадрид в октябре 1937 года заместителя начальника ИНО НКВД Сергея Шпигельглаза. Не имея никаких конкретных поручений от начальника разведки, Шпигельглаз без ведома Орлова встретился с руководителем мобильной группы Отдела спецопераций в Испании Бородиным и беседовал с ним наедине.

Данные обстоятельства настолько встревожили Орлова, что он вывез жену и дочь во французский город Перпиньян, где снял для них виллу.

9 июля 1938 года Орлов получил приказ от Ежова выехать в бельгийский порт Антверпен для встречи с представителем Центра на борту советского парохода «Свирь». Разведчик понял, что охота на него началась. Опасаясь ареста и депортации в СССР, 12 июля он уехал из Барселоны в Перпиньян, сообщив своему заместителю, что на время выезжает во Францию по оперативным делам.