Текст книги "Копья и пулеметы"

Заклятые союзнички и Большая Игра

В 1809 г. состоялась первая англо-русская война, практически забытая, что неудивительно: применительно к ней слово «война» следует заключить в кавычки и непременно добавить эпитет «странная».

Причиной стал второй английский налет на Копенгаген в сентябре 1807 г. – разве что уже без Нельсона, погибшего в 1805 г. в Трафальгарском сражении с франко-испанской эскадрой. Ну, в Англии и без Нельсона хватало адмиралов, прекрасно изучивших и его опыт, и опыт елизаветинских «морских собак». Состояния войны между двумя странами и на этот раз не было, так что действия англичан вновь были откровенным пиратством. На сей раз бомбардировать датскую столицу они не стали, но примерно половину кораблей датского военного флота сожгли, а часть захватили и увели с собой.

Тут уж Александр не выдержал. Хитрейший лис, он не был ни «филом», ни «маном», ни «фобом» – никогда, кого бы то ни было и чего бы то ни было. За одним-единственным исключением: у царя была «одна, но пламенная страсть» – он буквально фанател от всей и всяческой мистики, ни в чем не уступая современным «контактерам», «уфологам» и прочим «мистикам мохнорылым», как выражался герой одного известного романа. И создал вокруг себя кружок горячих единомышленников во главе с небезызвестной баронессой Крюденер.

До этого, вплоть до рейда англичан на Копенгаген, Россия в течение всех шести первых лет царствования Александра активно участвовала вооруженной силой во всех антинаполеоновских коалициях, создаваемых Англией. Повторилась ситуация Семилетней войны – англичане выделяли России немаленькие субсидии, а русские солдаты все эти годы воевали за пределами России исключительно за английские интересы. Только убитыми Россия потеряла в этих кампаниях 90 000 человек…

Но теперь Александру волей-неволей пришлось объявить войну спонсорам – потому что этого от него требовали понятия той эпохи (можно писать это слово в кавычках, можно без них – суть не изменится ничуть). Русский императорский и датский королевский дома были связаны династическими браками – что по меркам той эпохи много значило. Получалось, что агрессия против Дании затрагивает и Россию. Вот и пришлось воевать.

Правда, война эта, как и было сказано, оказалась крайне странной. На море никаких боевых действий не велось. Англичане ограничились тем, что устраивали блокаду русских портов и захватывали русские торговые суда, что было задачей несложной, ни единого выстрела не звучало, ни одной капли крови не проливалось.

Единственный эпизод, который с большой натяжкой можно назвать морским боем, все же случился, когда английские фрегаты попытались захватить очередной караван из нескольких русских торговых судов. На сей раз караван шел в сопровождении военного конвоя – четырех канонерских лодок. Канонерская лодка – небольшое суденышко, вооруженное всего несколькими пушками. Однако русские моряки вступили в бой с превосходящим в силе и огневой мощи противником. Мне так и не удалось доискаться, чем этот бой кончился (забытая война, забытая!), но достоверно известно, что отчаянное сопротивление русских англичан не на шутку поразило (об этом потом писали английские историки Бретон и Джемс).

Сухопутных сражений тоже не было – в тогдашней Европе просто-напросто не нашлось места, где большие русская и английская армии могли бы сойтись в сражении – да обе стороны к таковым и не стремились. Десант где-нибудь под Петербургом англичане тоже высаживать не стали, справедливо опасаясь неизбежных в этом случае больших потерь. Единственный случай действий англичан на русской территории, в отличие от эпизода с канонерками, боем никак нельзя назвать даже в кавычках. Потому что не было никаких боев, даже ни единого выстрела не прозвучало. Произошедшее напоминало скорее скверный анекдот. Небольшая английская эскадра вдруг объявилась в Баренцевом море, в местах малонаселенных, и прошла вдоль берега, разоряя становища русских поморов и «инородцев»-лопарей, известных сейчас как саами. Грабили под метелку – но чем там по большому счету можно было поживиться? Потом эскадра добралась до Колы, крохотного городишки. Войск там не имелось никаких. Британцы высадили десант (понятно, не встретивший никакого сопротивления) и основательно разграбили городок, уведя несколько захваченных в порту кораблей поморов, нагрузив их водкой, солью и мукой – ничего более ценного в Коле не нашлось. Учитывая скуднейшую добычу, это было даже не пиратство, а мелкое воровство, наверняка заставившее бы покатываться от хохота «морских собак» Елизаветы или Генри Моргана – да вообще любого серьезного пирата.

В 1809 г. это вялотекущее не-пойми-что закончилось миром, и все вернулось на круги своя: в Россию вновь потекли английские субсидии, как выразились бы в старину, «на известное обоим употребление». Россия и Англия стали официальными союзниками в борьбе с Бонапартом.

Чуточку переиначив известную пословицу, можно сказать: «Упаси меня господи от таких союзников, а с врагами я и сам как-нибудь справлюсь». В том же русле лежит приписываемое «железному канцлеру Бисмарку» изречение: «Плохо иметь англичан врагами, но еще хуже иметь их союзниками». Неизвестно точно, говорил ли это Бисмарк, но фразочка вполне в его стиле – «железный канцлер» был остер на язык и остроумных изречений оставил немало.

Кто бы это ни сказал, угодил в десятку – да и пословица оправдалась полностью…

В 1811–1813 гг. Россия воевала с Персией, которая эту войну и начала. Поражений в ней русские не терпели, но в 1812 г. воевали, как бы это сказать, без огонька – в Россию вторгся Наполеон, и все силы были брошены на войну с ним, для «персидского фронта» ничего не оставалось. И тут выяснилось: персы потому и полезли драться с Российской империей, что золотом, оружием, боеприпасами и даже военными советниками их щедро снабдили… англичане. Официальные союзники России по антифранцузской коалиции. В то самое время, когда горела Москва. Действительно, с такими союзниками и врагов не надо.

Причины английского двуличия лежат на поверхности. Англия стремилась разгромить Наполеона – в значительной степени благодаря использованию русского «пушечного мяса». Но перед англичанами стояла и другая, не менее важная для них задача – не допустить и малейшего продвижения русских на юг, к Афганистану, который называли «ключом к Индии». Никак не будет преувеличением сказать, что после несостоявшегося русско-французского удара по Индии Великая Британия прямо-таки панически боялась за свою «жемчужину в короне» – и того, что русские смогут туда вторгнуться, и того, что Россия просто разожжет в Индии мятеж против англичан (о чем англичане писали совершенно открыто, ничего не скрывая).

Это был первый эпизод долгого, прямо-таки глобально-политического противостояния России и Англии в Персии, в Средней Азии и в малой степени – в Китае (конкретно – в Тибете). Англичане изо всех сил стремились не допустить русских в эти регионы, а русские, как легко догадаться, держались совершенно противоположного мнения – в первую очередь касательно Средней Азии. Борьба велась в основном силами дипломатов и разведчиков, но и военных советников обе стороны использовали активно. У историков это противоборство прямо-таки официально именуется Большая Игра. Затянулась она на сто с лишним лет, затухнув только в Первую мировую. Ее событиям XIX в. этой книге еще будет посвящено немало страниц…

Первый раунд из множества выиграли русские. В 1813 г. ситуация изменилась в их пользу – Наполеон был изгнан из России, и нашлись подкрепления русским войскам, дравшимся с персами. В этом году страшное поражение персам нанес отряд генерала Котляревского. Осматривая оставшееся за ними поле боя, русские обнаружили два интересных трупа: персы по одежде, но несомненные европейцы обличьем. Довольно быстро они были даже опознаны: английские лейтенанты Линдсей и Кристи (должно быть, неплохо сработала русская разведка – вряд ли у англичан были при себе британские документы, в таких случаях никто документов с собой не берет). А среди трофеев Котляревского оказались и персидские пушки с клеймами английских оружейных заводов.

Император Александр шума поднимать и устраивать дипломатического скандала не стал – неудобным как-то показалось, все-таки союзники, приличную денежку заносят…

Вернемся на год назад, в 1812-й, когда в России действовал крайне интересный персонаж, о котором сами англичане давно стараются не вспоминать по некоторым существенным причинам…

Знакомьтесь: генерал-майор сэр Роберт Вильсон. Весь его военный опыт исчерпывается участием в подавлении ирландского восстания 1798 г., зато шпионская карьера… Пожалуй, я бы без малейших преувеличений назвал его «Джеймсом Бондом XIX в.» – ну, разве что, в отличие от Бонда, Вильсон никогда ни в кого не стрелял и не устраивал лихих гонок на каких бы то ни было транспортных средствах. Однако шпионская биография тянет на длинный приключенческий сериал: во времена Наполеоновских войн работал в Португалии, Испании, Египте, Турции, Южной Африке и даже далекой Бразилии, где много диких обезьян. Тонул при кораблекрушении, но спасся. В него стреляли из-за угла в Египте, но промахнулись. Пытались зарезать в Турции, но не получилось.

К штабу фельдмаршала Кутузова он был приставлен самым официальным образом в качестве «британского королевского комиссара при русской армии». В этом качестве имел право участвовать в заседаниях военного совета при фельдмаршале и даже выступать там. Получил от царя право писать лично ему «обо всем, заслуживающем внимания», что откровенно свелось к доносам на Кутузова. К нам Вильсона отправили как «специалиста по России»: он состоял в 1806–1807 гг. офицером-добровольцем при штабе генерала Беннигсена, действовавшего в Европе против Наполеона («добровольцем» его, несомненно, заставили стать служебные обязанности). Даже участвовал в стычках с французами, переодевшись в казачью форму, – трусом он никогда не был, а вот авантюристом был изрядным.

И самомнения был великого. По воспоминаниям современников, он совершенно искренне считал себя даже более одаренным, чем Кутузов, и частенько приговаривал:

– Если б я был главнокомандующим русской армией…

Вся его деятельность в России сводилась к двум основным целям. Первая – добиться, чтобы русская армия наступала, наступала и наступала, о чем он открыто говорил на тех самых военных советах. Наступать, наступать и наступать! Иными словами – чтобы было как можно больше сражений, чтобы русские и французы теряли как можно больше солдат, усиливая тем самым Великую Британию.

Кутузов придерживался совершенно другой тактики – давал не особенно и крупные сражения, больше искусными маневрами уводил армию от соприкосновения с французами, всячески избегая «генерального сражения». Фельдмаршал прекрасно знал, что делал. Нельзя не признать, что Наполеон Бонапарт, залягай его кошка, был военным гением. В «генеральном сражении» его никогда и никому не удавалось разбить – вплоть до знаменитой Битвы народов под прусским Лейпцигом, длившейся 2–7 сентября 1813 г., когда Кутузова уже не было в живых. Да и то потребовалось объединить усилия армий четырех держав – России, Пруссии, Австрии и Швеции (Англия благоразумно не участвовала, предпочитая, как очень часто, быть «третьей» стороной – той, которая непосредственно в боях не участвует, подбрасывая разве что деньги и оружие, а на сцене появляется со свежими силами не раньше, чем противоборствующие стороны изрядно измотают друг друга и ослабеют).

Так что Кутузов и Вильсон придерживались прямо противоположных точек зрения. Однажды это вылилось в открытое столкновение, которое присутствовавшие там (а их было немало) описали потом в точности. После сражения под Малоярославцем Кутузов отвел войска на юг, избегая вполне возможного обхода слева. Вильсон устроил чуть ли не истерику по поводу очередного «отступления». Тогда Кутузов без всякой дипломатии сказал:

– Я не думаю, чтобы нам следовало жертвовать армией для того, чтобы наследство Бонапарта досталось той державе, которая господствует на морях и преобладание которой сделается тогда невыносимым.

Яснее и выразиться невозможно. Вильсон промолчал, уселся на место и больше никогда на военных советах слова не брал. Но «стучать» на Кутузова продолжал. Неизвестно, какие отчеты он писал своему непосредственному начальнику, британскому послу в России Каткарту и в Лондон, но его послания царю (фактически – доносы) прекрасно сохранились в русских архивах. Чтение занимательное…

«От Кутузова нельзя ожидать деятельного начальства».

«Французские комплименты ему очень нравятся, и он уважает сих хищников, пришедших затем, чтобы отторгнуть от России Польшу, произвести в самой России революцию и взбунтовать донцов, как народ, к которому они имеют особое уважение».

«Я никак не думал, что он так мало разбирается в деле, как он это вчера показал».

«Не скрою, что и я мог бы быть хорошим главнокомандующим» (ну, это вообще песня! – А.Б.).

И уже после бегства французов из Москвы:

«Если французы дойдут до границы, не будучи вовсе уничтожены, то Кутузов, как ни стар и дряхл, заслужит быть расстрелянным».

«Если бы можно было высадить хотя бы малый корпус английских войск, то это имело бы большое влияние. С таким корпусом мы могли бы собрать армию из немцев, столь многочисленную, как нам заблагорассудится».

Ну, и частенько обвинял Кутузова в «симпатиях к неприятелю».

Вторая стратегическая, можно сказать, цель Вильсона состояла в том, чтобы изо всех сил лоббировать, пользуясь современным языком, снятие Кутузова с поста главнокомандующего русской армией и назначение на его место генерала Беннигсена.

Присмотримся пристальнее к этой фигуре.

Леонтий Леонтьевич (в прошлой жизни – Леон) Беннигсен, русский граф и генерал от кавалерии (что соответствует нынешнему званию генерала армии), был урожденным немцем, родился в Брауншвейге. Что само по себе ничуть не является порочащим его обстоятельством. Не стану перечислять множество фамилий «иностранных» немцев, назову только одну: Миних. Тоже урожденный немец (разве что из Ольденбурга), но для России сделал в сто раз больше, чем иные чистокровнейшие русские генералы и министры.

Беда в другом. В русской армии Беннигсен (1745–1826) начал служить еще при Екатерине Великой, в 1773 г. В 1813–1814 гг. участвовал во многих кампаниях. Однако… Полной военной бездарностью его никак назвать нельзя, но в главнокомандующие всей русской армией категорически не годился – не потянул бы. Был из тех командиров, для которых потолок – дивизия или корпус. Позже, правда, он четыре года был командующим 2-й армией, но уже в мирное время, после возвращения из похода против Наполеона и до 1818 г. А когда его все же однажды назначили руководить действующей против Наполеона в 1806–1807 гг. армией, он был прежестоко Наполеоном бит в сражении под прусским городком Фридланд 14 июня 1807 г. Именно это поражение вынудило Александра заключить с Наполеоном Тильзитский мир, крайне невыгодный для России, по которому Россия сделала множество уступок и потеряла некоторые территории.

Никаких сомнений: окажись Беннигсен (кстати, большой симпатизант Англии) на месте Кутузова, он плясал бы именно что под дудку Вильсона: гнал бы и гнал армии в бессмысленные наступления, бесцельно губил бы в сражениях (наверняка им проигранных бы) множество русских солдат.

Но англичанам именно такой главнокомандующий и требовался! Они давно уже вели свою европейскую политику, которую гораздо позже, с началом Великой Отечественной войны 1941 г., без всякого стеснения озвучит сенатор от штата Миссури, будущий президент США Гарри Трумэн: «Если мы увидим, что побеждает Россия, нам следует помогать Германии, если мы увидим, что побеждает Германия, нам следует помогать России, и пусть они убивают друг друга как можно больше». Англосакс, что возьмешь, это у него в генах…

Александр Первый Кутузова недолюбливал и при других условиях с удовольствием заменил бы его Беннигсеном. Однако наткнулся на непреодолимую преграду – общественное мнение. Штука в том, что это было сановное общественное мнение. Слишком многие и в армейских кругах, и в обществе уважали Кутузова как прославленного победой над турками военачальника – эта победа принесла крайне выгодный для России Бухарестский мир и ликвидировала «турецкую опасность», так что во время вторжения Наполеона опасаться еще и удара турок с юга больше не приходилось. Военные к тому же прекрасно знали, каков «потолок» Беннигсена. Так что оппозиция оказалась столь мощной, что Александр вынужден был терпеть Кутузова и далее. Хотя потом жаловался Вильсону, что «вынужден» был наградить Кутузова Георгиевской лентой, то есть дать высшую степень ордена. Хотя, по словам Александра в той же беседе, «фельдмаршал ничего не сделал». Ничего – кроме того, что избавил Россию от наполеоновской орды.

Самое занятное во всей истории интриг Вильсона, как не раз случалось в других местах и в другие времена, – в резкое противоречие пришли интересы дипломатии и разведки. Вильсоном был крайне недоволен его непосредственный начальник посол Каткарт. Он ничуть не симпатизировал России (Боже упаси! С чего бы вдруг?), но как дипломат видел свою задачу в том, чтобы сохранять хорошие отношения с русским союзником. А Вильсон своим интриганством ему изрядно мешал. Самому Вильсону Каткарт писал: «Будьте столь любезны не забывать то, что я неоднократно повторял вам в беседах насчет неуместности ваших самостоятельных политических советов или поступков» А в Лондон с явным раздражением сообщал, что ему «очень трудно удержать сэра Роберта от политиканства».

Для сэра Роберта его увещевания были как с гуся вода. Вильсон прекрасно знал, что за спиной у него Лондон, а Лондону нужны не дипломатические расшаркивания Каткарта, а именно та политика, что проводит он, Вильсон. И продолжал гнуть свое, а на сетования Каткарта в Лондоне не обращали никакого внимания, отделываясь отписками в духе кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!» Так что Вильсон (хотя больше не пытался лезть к Кутузову со своими «гениальными» советами) политиканствовал до изгнания Наполеона из России. Должно быть, это занятие так его увлекло, что он продолжал политиканствовать и далее, вернувшись домой и оставив как военную службу, так и разведку. Но об этом – в одной из следующих глав.

После того как Наполеон с жалкими остатками «Великой армии» был из России вышвырнут, Кутузов буквально умолял царя остановить армию на границе и не идти дальше, не преследовать и не добивать Наполеона. Как мы видели из его отповеди Вильсону на военном совете, фельдмаршал прекрасно понимал, что это сыграет лишь на руку Англии, а России никакой пользы не принесет. Между тем «недобитый» Наполеон, во-первых, вряд ли сможет повторить поход в Россию, во-вторых, останется неплохим противовесом той же Англии в Европе.

Вот только царь этого то ли не понимал, то ли не хотел понимать – золото британских субсидий звенело так приятно… и двинул русскую армию в Европу. Она еще долго проливала кровь исключительно для того, чтобы англичане окончательно избавились от пугала Наполеона, самого опасного для них в тот «момент «конкурента в Европе». А Россия… Что получила Россия за всю пролитую кровь и занятие Парижа (именно занятие, а не взятие – Париж никакого сопротивления не оказал)?

Да ничего. Кроме славы триумфатора для Александра – чисто моральное удовлетворение, которое в карман не спрячешь и на хлеб не намажешь. Как и улыбки и воздушные поцелуи очаровательных парижских дам, бросавших букеты в коляску душки Александра…

Правда жизни, как ей и полагается, сказалась суровее и циничнее. Очень быстро возведенный союзниками на французский трон Людовик Восемнадцатый заключил с Англией и Австрией тайное соглашение о союзе против России. Когда Наполеон, сосланный на расположенный не так уж и далеко от французских берегов в Средиземноморье остров Эльба, тайно отплыл оттуда, высадился во Франции и начал марш на Париж, прямо-таки триумфальный (ни малейшего сопротивления не было, посланные против него войска тут же переходили на его сторону, а города встречали восторженно), Людовик бежал из Парижа в такой спешке, что оставил множество важных документов, в том числе и оригинал этого тайного соглашения. Обнаружив его, Наполеон отослал бумагу Александру – явно чтобы поиздеваться: посмотрите, мон шер, что из себя представляют ваши милые союзнички…

По воспоминаниям русского дипломата Бутякина, царь, прочитав сей документ, «покраснел от гнева, но сдержался». И предъявил его австрийскому канцлеру Меттерниху. Меттерних тоже был еще тот прожженный лис, но тут впервые в жизни не смог ничего ответить и ничего соврать – документ был стопроцентно подлинным…

Вообще-то, если Наполеон рассчитывал отсылкой этого договора ошеломить царя или хотя бы удивить, просчитался. Александр и без этого давно знал, что собой представляют «заклятые союзнички». По воспоминаниям секретаря и доверенного лица Меттерниха Герца, уже приехав в Вену на Венский конгресс (1814–1815), император Александр был более или менее в ссоре с Австрией, Англией и Францией. Герц был очевидцем событий…

Венский конгресс, по сути, был «пиром победителей». Победители восстанавливали на тронах старые династии, свергнутые Наполеоном. Прирезали себе обширные области от стран, имевших несчастье к разгрому Наполеона оставаться его союзниками (то, что они стали таковыми не добровольно, а под угрозой французских штыков, в расчет не бралось совершенно).

Россия на Венском конгрессе получила не пользу, а сплошной вред. Александр, с полным на то основанием чувствовавший себя одним из победителей и триумфаторов, видя, как лихо дербанят побежденных, запросил себе всю Польшу, к тому времени занятую русскими войсками. Остальные участники воспротивились так резко, что дело едва не дошло до новой войны – всех участников Конгресса против России. Потом это удалось как-то сгладить. Александру все-таки кинули кость – часть собственно польских территорий с Варшавой, и Александр был хитер-то хитер, но это у него безусловно не сочеталось, как показали последующие события, с умением заглядывать на два-три хода вперед. Кость оказалась не костью, а миной замедленного действия, причем многоразовой…

Екатерина в свое время вела себя гораздо умнее – при разделах Польши присоединила только территории, населенные украинцами и белорусами. Православные, они немало натерпелись от польских панов. Своих-то единокровников, польских крестьян, гордая шляхта считала «быдлом» и обращалась соответственно. Ну а православные были и вовсе «быдлом третьего сорта», их жестоко угнетали еще и по религиозным мотивам.

Мина, столь опрометчиво принятая царем в «хозяйство», первый раз взорвалась уже через пять лет после смерти Александра. Еще в конце XVIII в. Гуго Коллонтай, мыслитель и философ, литвин (проще говоря, окатоличенный белорус) любил говаривать: «Воевать поляки не умеют. Но бунтова-ать!»

Что и оказалось пророчеством. В 1831 г. в Польше полыхнул всеобщий мятеж, подавленный большими усилиями и немалой кровью. Следующий случился в 1863–1865 гг. Правда, с ним справились гораздо легче – в первую очередь из-за того, что русские власти применили простой, но эффективный метод: широко объявили, что каждый крестьянин, поймавший своего мятежного пана и сдавший его по начальству, получит немалый земельный надел из владений этого самого пана. Поскольку для крестьянина на этом свете самое главное – земля, «быдло» с превеликим удовольствием начало массовый отлов панов, от которых, хоть и братьев по крови и вере, никогда не видело ничего хорошего, кроме плохого. Власти свое обещание выполняли скрупулезно.

(По свидетельствам современников, дело не обходилось без курьезов. Крестьяне под любыми широтами – народ крайне смышленый. В некоторых местах они применили очень интересный метод охоты на панов. Прознав, где скрывается мятежник, они отправляли его ловить пару-тройку (ну, или чуть побольше) самых ловких и сильных хлопцев. А связанного пана приводили по начальству всей деревней, с честными глазами заявляя, что в облаве и поимке участвовали все до единого. Русские чиновники прекрасно эту хитрость понимали, но исправно выдавали документы на панскую землицу всем, кто ее хозяина привел, – чтобы материальный стимул работал и дальше.)

Ну а когда в России в последней трети века завелись террористы с «браунингами» и бомбами, горячие польские парни не остались в стороне. Польская социалистическая партия (тоже социал-демократы, их тогда была масса разновидностей) бросали бомбы, стреляли в русских чиновников, в первую очередь жандармов и полицейских, для пополнения партийной кассы, как их русские «братья по разуму», грабили банки и почтовые вагоны, где перевозились деньги…

А еще Александру, явно по принципу «На тебе, боже, что нам негоже», отдали Финляндию и Бессарабию, ни Англии, ни прочим участникам Венского конгресса, в общем, не нужные. Бессарабия вплоть до Февральской революции ни малейших проблем России не доставляла – там, правда, случались крестьянские бунты, но они в 1905–1907 гг. по всей России полыхали.

Зато Финляндия… Александр по доброте душевной сохранил у них и свое собственное законодательство, и абсолютно автономную от имперской полицию. Сотрудники охранных отделений действовать на территории Финляндии не могли. А потому вплоть до революции Финляндия оставалась жуткой головной болью для жандармерии и Особого отдела департамента полиции, ведавшего политическим сыском. Если в Финляндии по русской ориентировке финны задерживали русcкого революционера, пусть даже заядлого бомбиста и террориста, заработавшего в России парочку смертных приговоров, сами они его не выдавали – русские силовые структуры были обязаны посылать запрос о выдаче, чуть ли не прошение. Причем финны устанавливали определенный срок – если в течение его запрос не приходил или русские приезжали минуткой позже, финны преспокойно выпускали задержанного на все четыре стороны. Они так поступали не из-за революционности – просто-напросто когтями и зубами держались за свои «старинные вольности». И вовсе уж пикантная деталь: Ленин в Финляндии некоторое время скрывался на квартире… полицмейстера Гельсингфорса (ныне Хельсинки) Гюстава Ровио…

Союзники дружно провалили и другой проект Александра – соединенными силами выступить против Турции, жестоко угнетавшей тогда православных подданных султана: сербов, болгар и греков. Мотив на поверхности: опасались усиления русского влияния на Балканах (а такие планы у Александра были).

В общем, Венский конгресс никоим образом к пользе России не послужил – от «подарков» России в будущем случились одни серьезные неприятности.

А всего через два года в Англии вспыхнула самая натуральная русофобия, вызванная в первую очередь событиями 1813 г. Когда после сокрушительного поражения, нанесенного персам генералом Котляревским, те как-то перестали полагаться на английское золото, английские пушки и английских военных советников, с истинно восточным практицизмом видя, что толку от этого по большому счету мало. «И соседи присмирели, воевать уже не смели». Запросили мира. По Гулистанскому мирному договору того же года к России отошло почти все нынешнее Закавказье за исключением Эривани (куда входила тогда часть нынешней Армении и Нахичевани (впрочем, как мы увидим вскоре, им недолго предстояло оставаться персидскими владениями). Да, а что же Англия? А она поступила, как давно привыкла: помогая союзникам лишь деньгами и малым количеством штыков, получила, пожалуй, максимальные выгоды. Во времена многолетней войны с Наполеоном английские войска активным образом действовали разве что в Испании, где у них имелись свои интересы. Командовал, кстати, кроваво отметившийся в Индии Уэсли, теперь уже герцог Веллингтон. (Между прочим, большой гуманист: всем и каждому твердил, что дисциплина в британской армии рухнет и погибнет, если наказание плеткой-девятихвосткой будет ограничено «всего семьюдесятью пятью ударами».

В Битве народов под Лейпцигом, окончательно и сломавшей хребет Наполеону, англичане не участвовали. Правда, отметились под Ватерлоо, но тогда Наполеона практически добивали. Приобретения Англии на Венском конгрессе были ничтожно малыми по площади по сравнению с тем, что получили другие. Но это были Мальта и Ионические острова, где Британия тут же принялась обустраивать крупные морские базы. Тот, кто владел Мальтой, контролировал Западное Средиземноморье. Тот, кто владел Ионическими островами, контролировал морские пути в Турцию, на Ближний и Средний Восток (не зря именно на Ионических островах при Екатерине базировалась русская эскадра, немало навредившая туркам. Если прибавить к этому еще и Гибралтар (всего-то квадратная миля, но ключ к одноименному проливу), Средиземноморье превращалось в Британское озеро (ну а чуть погодя англичане захватили и порт, позволявший им контролировать Персидский залив).

Гулистанский мир стал для британцев, без преувеличений, ударом ниже пояса, поскольку теперь русская граница на двести пятьдесят миль приблизилась к Афганистану, без кавычек, ключу к Индии. Охвативший англичан панический ужас прорвался и на страницы газет, и в выступления парламентариев. Ну а уже в 1817 г. в Англии развернулась оголтелая антирусская кампания – теперь Россия в качестве союзника была не нужна, а вот стратегическим противником явно становилась. Повод отыскали быстро: в прошлом столетии вступались за «бедную обиженную» Турцию, у которой русские злодеи самым бесцеремонным образом «отобрали» крепость Очаков. Теперь со всем пылом и энтузиазмом защищали «бедную Польшу», якобы стенавшую под гнетом «русского медведя».

Угодно знать, как поляки «стенали» до 1831 г.? У них была своя конституция, какой в остальной Российской империи так и не имелось до ее краха. У поляков была собственная армия, автономная от русской, обмундированная на свой лад и подчинявшаяся исключительно польским генералам (и генералы, и офицеры, и солдаты этой армии в свое время воевали против России в составе Польского легиона Наполеона, но на это было высочайше повелено закрыть глаза). Наконец, русские деньги на территории царства Польского (как назывался этот оазис всех и всяческих вольностей) не ходили – полякам сохранили их прежнюю денежную систему со злотыми и грошами. Как вам такое угнетение?

Англичане не могли обо всем этом не знать. Но заняли твердую позицию: поляки стенают под русским гнетом, и точка! Нам с нашего острова виднее!