Текст книги "Из глубин"

– Четырнадцать минут, Тони! – обернулся к нам из пилотского кресла Чезаре. – Какие будут указания?

– Сбрасываем скорость до минимума, выпускаем Лу и крутимся в квадрате полчаса – час, – зевнул я. – Если ничего интересного не находим, возвращаемся в базу.

– Принял, – кивнул пилот. – А что ищем-то?

– Да без понятия-а-а-а!.. – снова чуть не порвал рот в зевке я. – Что-то разморило… короче, это тот квадрат, где что-то испугало позавчерашних дельфинов.

– А-а-а… понятно. Только там ничего нет, это почти середина пролива, суши вообще не видать.

– Не проверим, не узнаем, – резонно возразила Тинка. – И вообще, Чезаре, тебе не все ли равно?

– Ладно, ладно, убедила!.. – сдался тот. – Как скажете, господа. Вы здесь главные, я всего лишь вспомогательный персонал. Помыкайте мною.

– Я сейчас в тебя банкой газировки запущу, – лениво пригрозил я, прикрыв глаза.

Что-то и правда в сон потянуло. Слишком рано проснулся, по пути толком не доспал – меньше часа добирались до бона – а потом суета пошла. А сейчас разморило. Пятнадцать минут, да мои…

– … Тони, подъем!..

– А?.. Что?..

– Ты вырубиться умудрился, что ли?! – округлила глаза Тинка.

– Мы на месте?

– Прибыли, перешел в режим патрулирования, – пробился к сознанию голос Чезаре. – Лу выпускать?

– Ага-а-а-а!.. – Я сладко потянулся и выпростался из кресла. – Тинка, наверх пойдем?

– Пошли, – не стала возражать та.

Патрулирование на малой скорости это вам не полет на двухста двадцати кэмэ. Экраноплан от воды не отрывается, перемещается при помощи водометных движителей, так что на верхней палубе сейчас хорошо – приятный ветерок обдувает, корпус чуть покачивается – короче, полное ощущение морской прогулки на парусной яхте. И такое не сложно организовать, складная мачта с парусом-пленкой в наличии, но мы здесь не ради собственного удовольствия. Так что не время на волю ветра и волн отдаваться. К тому же с палубы неплохой обзор открывается, можно просто по сторонам смотреть. Приборы приборами, но человеческий глаз в чем-то надежнее. Не всегда рационально на аппаратуру полагаться, порой и собственным чувствам довериться не лишне. Этому меня тоже долго и упорно в детстве учили. И в действенности метода я уже неоднократно убеждался.

Минут сорок из обещанного Чезаре часа ничего необычного не происходило: экраноплан неспешно рассекал легкие волны, выписывая сложную кривую без видимой системы, а вокруг судна так же бестолково нарезал круги Люченте, оснащенный регистрирующим комплексом, закрепленным на голове и верхнем плавнике. Нам с Тинкой уже порядочно надоело до рези в глазах всматриваться в мельтешащую зеленоватую рябь, к тому же и Сол нещадно припекал – в гидрокостюмах, пусть и тропических, было жарковато. А еще мы не позаботились о головных уборах. Тинка то и дело прикладывалась к бутыли с газировкой, а я старался сдерживаться, больше косясь на не менее соблазнительные, чем прохладный напиток, девичьи округлости, туго обтянутые мембранной тканью. И, должен признать, пока что получалось. Не то, что вчера вечером, хотя до главного так и не дошло, пусть и не по моей вине. Уж не знаю, что у Тинки в голове переклинило, но она предпочла почти час целоваться под дверью в собственное бунгало. В романтической, черт побери, обстановке: под лунным… тьфу, под светом Суэна, изредка скрывавшегося за мелкими тучками, да ласковыми касаниями легкого ветерка. Как нас никто не пропалил, ума не приложу. Местным-то кумушкам только повод дай. В конце концов Альбертина оторвалась от меня и юркнула в прихожую, захлопнув дверь у меня перед носом. Пришлось тащиться к себе несолоно хлебавши. Вот только заснуть потом еще долго не мог, потому и не выспался. А этой заразе хоть бы хны!

– Тони, смотри!

– Что?

– Лу что-то забеспокоился…

– Слушай, он что-то нашел… черт!..

Едва сдержался, заменив крепкое словечко чертыханьем. И ведь было с чего: Люченте, до того момента озадаченно круживший около какой-то плоской хреновины, вдруг с диким верещанием выпрыгнул из воды, извернулся в воздухе и рванул к экраноплану, не разбирая дороги.

– Он нас сейчас протаранит!

– Он же разобьется!!!

Ну да, кто о чем, а Тинка о бедном животном. Впрочем, обошлось: набравший дикую скорость питомец повторил трюк с прыжком, удачно избежав встречи с лобовым стеклом пилотской кабины. А вот перелететь крыло у него не получилось – плюхнувшись всем телом на серый пластик, дельфин проскользил по плоскости до хвостовой части экраноплана, по пути пару раз перевернувшись (сказалось покрытие «софт-тач»), и ухнул в воду аккурат между спаренными вертикальными стабилизаторами, похожими на хвосты древнего самолета. Под реактивную струю на свое счастье не попал, но зато угодил под струю из водомета, что нашему толстокожему зверюге оказалось, как мамонту дробина. Даже не пискнув, Лу поднырнул под корпус и с разгону влетел в люльку, вписавшись носом в стенку. Это я понял по донесшемуся характерному стуку.

– Чезаре, контейнер запирай!

– Понял!

– И давай помалу в ту сторону! – показал я, не мудрствуя лукаво, рукой. – Там что-то есть.

– Судя по сканеру, кусок пластика, – внес ясность пилот.

– Уже кое-что.

Тинка в этом сверхсодержательном диалоге не участвовала – перегнувшись над поручнем, она всматривалась в мельтешащую рябь прямо по курсу.

– Что там? – легонько толкнул я ее в бок.

– Не видно пока, отстань! – отмахнулась та. – И вообще, сам смотри!

А посмотреть, как оказалось, было на что: уже через пару минут экраноплан приблизился к загадочному объекту настолько, что стало понятно – перед нами кусок плоскости от другого экраноплана, несколько иной компоновки, нежели наш, но легко узнаваемый. У нас на базе таких тоже было несколько – они поменьше и выполнены по катамаранной схеме. Очень уж горб характерный, в котором мачта-телескопичка прячется. А ведь как раз на таком пропавшая докторша ходить изволила… не, бред. Или просто совпадение… кстати, лючок, под которым спасательный надувной плотик обычно хранится, вскрыт. И ниша под ним пустая.

– Н-да… и эта фиговина заставила Лу паниковать?

– Сам в шоке.

Со швартовкой Чезаре мудрить не стал, просто закинул на найденный обломок пару стандартных шканцев с «цеплялками» – чем-то вроде растопыренных пластиковых пятерней с множеством мелких крючьев на подушечках «пальцев». Принцип действия почти такой же, как на липучке-«вэлкро», только заточенный под пластик «софт-тач». А чему вы удивляетесь, здесь же все из него, вот и подстроились колонисты. А потом осталось только вытравить слабину, закинуть еще одну «цеплялку» – на противоположный край обломка – и готово: находка плотно прижата к правой опоре экраноплана. Тридцать секунд времени. Правда, теперь ее еще на палубу затащить надо, а тут без кран-балки не обойтись. Чезаре от такой новости, естественно, в восторг не пришел, но и спорить особо не стал – надо, значит надо. Короче, провозились еще с четверть часа, и только потом легли на обратный курс.

Правда, далеко не уплыли – уже через пару минут после разгона до крейсерской скорости Тинка вдруг встрепенулась:

– Тони, смотри, Лу опять заволновался!

Ага, или ты за него. И нечего тут виновато на меня коситься – спалилась так спалилась. Иначе нафига было выводить на монитор картинку с камеры из люльки? Как же, там Люченте один, без тепла и ласки…

Дельфин и впрямь вел себя странно: дергался всем телом и пронзительно пищал. Но все это мало походило на панику, охватившую его после обнаружения куска экраноплана.

– Чего это с ним?

– Фиг знает… Чезаре?..

– А? – отозвался пилот из рубки на общей волне.

– Глянь на Лу. Ничего не напоминает?

Ответа не последовало, но экраноплан начал плавно замедляться, пока не перешел в режим яхты, опустившись опорами в воду.

– Чезаре?

– Тони, это стандартная реакция на утопающего.

Что ж, Чезаре в таких вопросах можно доверять.

– Будем искать?

– Естественно. Полезайте-ка на верхнюю палубу, да смотрите в оба. А я постараюсь сузить область поиска.

Я хотел было уточнить, как именно он намеревается это проделать, но снова наткнулся взглядом на монитор с дельфином, и все понял. По реакции Лу, как же еще? Собственно, в научном отсеке делать больше было нечего, и мы с Тинкой последовали совету техника.

На поиски ушел почти час, но в конце концов мы были вознаграждены – в пределах видимости появилось оранжевое пятно, которое при рассмотрении через лабораторные регистрирующие комплексы в виде очков с зумом оказалось… стандартным надувным плотиком из комплекта спасательных средств морского транспорта. На нашем экраноплане их тоже с десяток, причем в разных местах, чтобы в случае надобности далеко не бежать. Но куда больше плотика нас поразила женская фигура, распластанная на нем. Судя по отсутствию реакции на приближающееся судно, дамочка пребывала в отключке…

Об этом я подумал уже в полете – сиганул рыбкой прямо с палубы и рванул к спассредству, стараясь не суетиться и грести размеренно, в одном темпе. Ничего уже с ней не случится. По крайней мере, не за те считанные секунды, что потребуются мне, чтобы до нее добраться. Выбрался я на плотик без труда, хоть борта и прогибались, и едва не ляпнулся, скользнув по слою соли. Восстановив равновесие, шагнул поближе к находке и принялся шарить взглядом по бесчувственной жертве кораблекрушения – в последнем сомнений уже не осталось.

Что характерно, я оказался прав: ни на мое приближение, ни на движение экраноплана пассажирка утлого плавсредства не среагировала. Да и лежала лицом вниз, распластавшись по плоскому дну и прикрыв затылок ладонями. Хм… сомнительное средство защиты от теплового удара. Но никакого другого у нее не было – стройная (если не сказать костлявая) и, судя по виднеющимся из-под ладоней волнистым прядям, блондинистая дамочка была облачена в зеленое бикини-одно-название. Все вокруг, включая плотик и кожу женщины, было покрыто белым налетом, значит, долго уже их так по воле волн носило.

Беглый осмотр пассажирки никаких повреждений, по крайней мере, с тыла, не выявил. Скорее всего, тепловой удар с последующим обезвоживанием. Ну, это знакомо. Главное, чтобы обезвоживание не перешло в стадию тяжелого, а то намучаемся… а что оно есть, к гадалке не ходи: при легком щипке тыльной стороны ладони женщины складка кожи разглаживаться совсем не спешила. И температура повышена, плюс покраснение кожных покровов. Но это она и обгореть могла. Как минимум средняя стадия. Ч-черт!

Сняв руки пострадавшей с затылка и вытянув их вдоль тела, я аккуратно, стараясь избегать резких рывков и толчков, перевернул оказавшуюся не такой уж и легкой женщину на спину. С фронта она тоже была очень даже ничего: приятное лицо с правильными и соразмерными чертами, характерными для европеоида, которое не портили ни выцветшие брови вразлет, ни лезущие в глаза слипшиеся пряди, ни остатки рвотных масс на губах. Лет тридцать на вид, может, чуть больше. Именно так, за исключением отдельных нюансов типа рвоты, на фотографиях в Ноосфере выглядела пропавшая доктор Франсин Моро. Офигеть! И почему я не удивлен?.. Хотя удивлен, иначе не пялился бы столь откровенно на находку. Грудь-то ведь тоже оч-чень даже, как и ноги. А еще плоский животик, но это для абсолютного большинства местных девиц характерно. Дамочка однозначно в обморочном состоянии. По-любому солнечный удар, усугубленный обезвоживанием. Но это ничего, справимся. Главное, пульс прощупывается…

Наш утлый плотик с глухим шорохом столкнулся с чем-то массивным (корпусом экраноплана, с чем же еще?), а потом меня окликнул Чезаре:

– Антонио, помощь нужна?

– Сам-то как думаешь? – обернулся я на голос. – Постарайся нас как-нибудь закрепить, чтобы не отнесло. Она без сознания, но перетаскивать надо осторожно, без тряски. Короче, простыню тащи из каюты.

– Сейчас сделаю.

– Где Тинка?

– Лу успокаивает.

Это хорошо, что она при деле. Еще только охов и ахов не хватало. А так спокойно и без суеты транспортируем пострадавшую на борт и займемся оказанием первой помощи. Вот уж не думал, не гадал, что пригодятся такие знания… спасибо, Мак. Спасибо, папенька. Пошел к черту, тренер дед Коля.

Плот закрепили быстро, все теми же «липучками». А вот потом еще почти четверть часа убили, пока предельно осторожно не погрузили находку на расправленную простыню и столь же бережно не переместили ее на собственную палубу. Но и этим я не удовлетворился, заставив Чезаре помочь мне перетащить женщину в одну из кают. Знаю, что полный покой для пострадавшей в типовой инструкции идет первым номером, но… остальное важнее. Вот и корячились на пару с коллегой. Ладно хоть Тинка под ногами не путалась. Впрочем, она появилась, едва мы только уложили найденную дамочку на полу в крохотной каютке, пристроив ей под щиколотки скомканную подушку. Пострадавшую она, несомненно, опознала, равно как и Чезаре.

– Что с ней?

– Нормально с ней, – отбрехался я. – Как Люченте?

– Успокоился. Давай помогу.

– Помоги, – не стал я спорить. – Иди на камбуз и смешай со стаканом апельсинового сока чайную ложку сахара и чуть меньше соли. Поняла?

– Поняла. Только именно апельсинового нет.

– Пофиг, возьми любой цитрусовый, хоть мультифрукт.

– Ладно.

– И просто воды неси, можно минералку… и трубочку!

– Si, signore!

– Чезаре, компресс готов?

Коллега сунул мне в ладонь мокрое полотенце, и я пристроил его на лоб находке. Вроде все… хотя нет, надо кондиционер врубить. Вот так, нормально.

– Думаешь, довезем? – подал голос Чезаре.

– Уверен, – бодро кивнул я. – Тепловой удар плюс средняя стадия обезвоживания. Ничего особо опасного для жизни. Повезло ей, короче. Еще бы денек так поболталась в море, и конец. Если сейчас очнется, то вообще прекрасно. А нет, так все равно не страшно, в лазарете в норму приведут. Оп-па!..

Едва слышимый стон отвлек меня от разглагольствований, и я, покосившись на пострадавшую, наткнулся на ее мутный, ничего не выражающий взгляд. Есть! Теперь и я сам себе верю.

– Доктор Моро? Как себя чувствуете? Пить хотите?

Как я и ожидал, женщина оставила все эти вопросы без ответа, лишь судорожно сглотнула, облизав потрескавшиеся губы. Глаза открыла, а в себя не пришла. Полуобморочное состояние, короче. Что ж, бывает…

– Тинка! Вода где?!

– Вот, держи! – подоспела та.

Ага, трубочку не выплюнула, уже хорошо. И даже пить пытается, на чистых рефлексах… глоток, другой… хватит пока.

– Вы меня понимаете?

Черт. Снова вырубилась.

– Что с ней? Она?..

– Типун тебе на язык, язва!

– Чего?! Тони, что с ней?!

– Не вопи, нормально все. Просто снова сознание потеряла. Значит так, коллега Альбертина! Остаешься здесь. Следишь за состоянием больной. Периодически смачиваешь ей губы водой, меняешь компресс на лбу. И кондер вруби посильнее…

– Я же замерзну!

– В одеяло завернись! – остался я непреклонен. – Как будет приходить в себя, давай пить. Только понемногу, через трубочку. Думаю, у нее теперь часто просветления будут. Из глубокого обморока вышла, и это главное. Да, еще забыл…

Проигнорировав вытянувшееся от удивления Тинкино лицо, я в несколько движений распустил завязки на плавках и лифе, для чего пришлось просунуть руку под спину пострадавшей. Та на мои поползновения не среагировала, зато дышать стала вроде как свободней.

– Я вас внимательно слушаю, синьорина Монтанари.

– Нет, ничего…

Проглотила. А ведь наверняка хотела меня извращенцем обозвать, или еще кем похуже. Ладно, бог с ней.

– Если хочешь еще помочь, можешь тело мокрой тряпкой протереть. Быстрее температуру в норму приведем.

– Хм…

– Что еще?

– Не знала, что ты в таких делах разбираешься.

– Ты еще многого обо мне не знаешь, – хмыкнул я. – Я вообще полон сюрпризов. Чезаре, пошли, надо с базой связаться, чтобы лазарет готовили.

– А почему не больницу в Ла Пинца?

– Думаешь, безопасники шутку оценят? Не спорь, сказал лазарет, значит, лазарет. – Не признаваться же, что сам частенько в подобных ситуациях оказывался, и самая большая проблема обычных больниц – плохая защита от репортеров. – Тинка, в случае чего зови. И вообще на связи будь. А если получится, регидратирующий раствор ей дай.

– Si, signore.

* * *

Система: Нуэво Сол

Объект: Колония Терра-Нова

Пункт дислокации: бывшая территория Корпорации STG, остров Ла Пинца, научно-исследовательская база Университета Патриа-Нуэво

13 октября 2168 года

Кажется, я сошел с ума. Какая досада! С чего взял? Да уж было с чего, поверьте…

Началось все еще в море, когда мы с Чезаре затаскивали на экраноплан кусок палубы, незадолго до того послуживший причиной панической атаки Люченте. Весу в нем оказалось порядочно, так что пришлось разложить телескопическую кран-балку, которой коллега управлял отсюда же, с выносного пульта. А я работал стропальщиком, поскольку больше некому было. И первую странность заметил, когда не знаю уже в который раз едва не разрезал ладонь об острый край находки. Именно в этот момент смутные подозрения оформились в догадку, и я принялся уже куда внимательнее рассматривать линию излома. Ну, мне тогда казалось, что это как раз она и есть. А потом выяснилось, что пластик очень чисто срезан под острым углом, причем по всему периметру куска. К тому же в разных точках угол был разным, в строгом соответствии с формой несущей плоскости разрушенного экраноплана. Вторая странность выявилась по ходу дела – плоскость, скажем так, разъема вовсе не была… плоскостью. Если углубиться в технические подробности, то у любой обработанной поверхности всегда есть макро– и микрогеометрические отклонения. Микро – это шероховатость, которую в отдельных случаях можно определить органолептическим методом, то бишь элементарно на ощупь, а в некоторых требуется специальная измерительная аппаратура. К ним же относится так называемая волнистость поверхности, как правило, задаваемая шагом режущего инструмента. Если совсем уж заумно, то шероховатость составляют выступы и впадины, примерно одинаковые по размерам, а волнистость можно определить как неровности, шаг между которыми много больше, иногда на порядок-два, чем их высота. Это как амплитуда и шаг волны. Так вот, поверхность… э-э-э… разъема как раз такой ярко выраженной волнистостью и обладала. Причем заметной даже на глаз. И при этом никаких углов и трещин, характерных для разлома. Даже не знаю, как описать… ну, например, если кусок пластика положить на сковороду, дать ему расплавиться, а потом убрать нагрев и охладить до перехода в твердую фазу. Черт, совсем загнался… короче, если эту пластиковую кляксу со сковороды снять, то можно обнаружить, что нижний ее край в мельчайших подробностях повторяет рельеф дна посудины. Еще такой же эффект бывает при электроискровой обработке металлов, которая позволяет получать углубления сложнейшей формы. А, пофиг, короче. Главное, что такой картины при типичных случаях разрушения пластиковых конструкций не должно быть.

Чезаре, вызванный для верности, мое предположение подтвердил. Точнее, он сказал, что ни разу не специалист, но многократно видел разломанный на куски пластик, и это не наш случай, сто процентов. А поскольку коллега никогда не отличался излишним любопытством (потому и был обслуживающим персоналом, а не ученым), то развивать тему я не стал, разве что припряг напарника помогать с крепежом.

До родной лагуны добрались без приключений, да и на месте особо меня никто не обременял заботами: находку медикам в обстановке строжайшей тайны сдавала Тинка, она же разбиралась с Лу, а я все с тем же Чезаре сгрузил бывший «плотик» рядом с нашим экранопланом на пирс. Таскать его на себе не представлялось возможным, а искать погрузочную технику я не стал – поздно, рабочий день на исходе. Вместо этого сгонял в лабораторию и притащил малый регистрирующий комплекс в виде «умных» очков, позволяющих фиксировать фото– и видеопотоки, с нехилым зумом и беспроводной связью с лабораторным сервером. Почти такими же мы пользовались при поисках доктора Моро, но эти были более специализированными в ущерб мультифункциональности. Чуть ли не обнюхав со всех сторон находку, для чего пришлось еще и домкратами озаботиться, я тщательнейшим образом запротоколировал мельчайшие детали, а потом принялся отколупывать образцы. Пластик оказался стандартным, а потому легко поддался моему дайверскому ножу. А пару кусков я и вовсе выломал, воспользовавшись древними, как мир, пассатижами и молотком с зубилом. А еще осмотрел обломок на предмет всяческих меток, но, к глубочайшему своему сожалению, ничего не нашел. Слишком уж нехарактерное место для нанесения серийных номеров или собственных названий. Даже на телескопической мачте нашелся только логотип производителя, без номеров серии и партии. Что тоже неудивительно – их обычно на этикетках печатают. Так дешевле и проще, чем заморачиваться гравировкой или еще каким способом нанесения надписей на твердую поверхность, пусть и пластиковую.

Покончив с актом вандализма, я переместился в лабораторию, оставив судно на попечение Чезаре. Оказавшись в привычной обстановке в окружении разнообразной (и, что немаловажно, многофункциональной) аппаратуры, я принялся прогонять образцы по всем мне известным методикам, просвечивая, озвучивая и пронизывая электромагнитными волнами. Ультразвуковой сканер дал неожиданный результат – в определенном диапазоне частот пластик начал резонировать и выдавать отраженную волну. Я сразу зацепился за этот факт и полез в Сеть. Предположение мое оказалось верным – таки да, на естественный дельфиний писк он мог реагировать аналогичным образом. Ну а те, соответственно, улавливали совсем не то, что ожидали. А неизвестное всегда страшит. Срабатывали инстинкты, и животные впадали в панику, как тот же Лу у нас на глазах. Для верности попробовал провернуть тот же фокус с другим образцом, пожертвовав выдвижным ящиком стола, но обломался – видимо, структура не та. Хотя вроде бы одинаковый пластик… если только под каким-то загадочным воздействием свойства изменил. А что оное воздействие имело место, я уже не сомневался. Очень уж удивительные результаты показал сканирующий электронный микроскоп, а потом еще и спектрограф. Результат, с одной стороны, получил ожидаемый – судя по составу, вполне себе стандартный конструкционный биопластик, процентов восемьдесят местных посудин из такого изготовлено (хоть и резонирует почему-то); а с другой – ошеломляющий. Да-да, именно так. Согласно проведенным исследованиям, материал в плоскости разъема не подвергался никаким известным воздействиям – ни сжимающим, ни растягивающим напряжениям, ни нагрузке на излом, ни нагреву, ни охлаждению, и даже химическим реакциям тоже, поскольку не осталось характерных, например, для травления кислотой микроцарапин и каверн, да и следов образовывающихся при химических реакциях новых веществ не обнаружилось. Исключительно морская соль и самую чуточку органики – останки фитопланктона. Ни остаточных деформаций, ни следов приложения нагрузки… такое ощущение, что пластик вдруг – сам по себе! – распался даже не на молекулы отдельных полимеров, а на атомы базовых элементов, типа углерода и водорода. Или того хуже, эти атомы развалились на субатомные частицы, как при полной аннигиляции. Вот только быть такого не могло, потому что выделилось бы столь чудовищное количество энергии, что катамаран бы попросту испарился, равно как и сотня-другая кубометров забортной воды. Следовательно, пластик почему-то распался на элементарные частицы. Внимание, вопрос: почему? Вопрос «как?» еще пока даже не стоял на повестке дня. Но ведь фигня же полная!..

Движимый естественным для ученого любопытством, я принялся всячески издеваться над образцами – ломать, прессовать, греть, морозить, пропускать ток, травить в кислотах… и получил на выходе пшик. Самый близкий результат показали кислоты, причем специфические, способные реагировать с полимерами, но и здесь меня ждало разочарование: по чистоте и шероховатости полученная поверхность была вполне сравнима с эталонной, то есть на обнаруженном куске, да вот незадача – лабораторный сканер легко обнаружил и новые фазы, и новые вещества на прореагировавшей поверхности. И даже после того, как я тщательно промыл образец в морской воде. А потом еще и в растворителе – один фиг, следы новообразовавшихся веществ оставались. А на найденном куске – нет. Вот такая незадача.

А еще… как бы это попроще… короче, даже если я умудрялся погружать образец в кислоту по микрометрам, все равно не получалось заставить прореагировать весь материал в погруженном слое. Реагировал пластик по периферии и чуть по бокам, на сколько доставала кислота. А на исходных пробах таких переходных областей не было вовсе. Просто вообще. Как такое получилось, ума не приложу, ведь кусок плоскости экраноплана, когда мы его нашли, был по краям погружен в воду, вытеснив, как и положено по закону Архимеда, некий объем жидкости, достаточный для того, чтобы возникла архимедова сила. А до того, получается, он лишь касался воды (или какой-то иной среды, разъевшей его). Воды… точно! Вот что мне волнистость напоминает! Как легчайшая рябь в практически полный штиль. Но ведь это невозможно! Не вода же его растворила, в конце-то концов?!

– Да чтоб тебя!!!

Это что же получается, современная наука данный феномен объяснить не в состоянии? Н-да… а ведь если бы я жил в веке этак четырнадцатом от Рождества Христова, у меня бы уже и тени сомнения не осталось… но ведь не может быть! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Кто это сказал? Не помню… и вообще, хорош на сегодня, надо или с кем-нибудь поделиться бредовой идеей, или поискать ее подтверждение в других источниках. Пойду-ка я домой, местную Сеть пошерстить надо, и, боюсь, не получится обойтись исключительно легальными источниками информации. А, не в первый раз! «Имаджиновский» комп в помощь. Ни один местный файерволл против него не устоит.

– То-о-ни!.. Ты здесь?..

– Ага.

– А что это ты до сих пор в лаборатории торчишь? – поинтересовалась Тинка, просунувшись в дверь.

Так-то она культурная и даже в какой-то мере интеллигентная, без стука старается не входить, или на крайняк разрешение спрашивает. А сейчас просто удивлена, но все равно деликатность проявляет, пусть и в оригинальной форме.

– Заходи уже, – хмыкнул я, массируя виски. – Ты, кстати, вовремя.

– Хочешь меня своими проблемами загрузить? – усмехнулась девушка. – Вот только не выйдет. Я сегодня физически не способна думать.

– Только сегодня?

– Stupido!

– Да ладно, не ругайся. Лучше послушай…

– Нет, нет и нет! – Тинка таки вошла в кабинет, демонстративно остановилась в паре шагов от меня и не менее демонстративно топнула, не сдержав эмоций. – Хватит на сегодня. Я требую, чтобы ты уделил мне внимание. Ты же вроде бы мой парень?

– Хм…

– И только попробуй ляпнуть, что не уверен!

– Я заинтригован…

– Сам хотел, чтобы все было по правилам, так что терпи!

– Я хотел?!

– Ах, так?! – метнула Тинка глазами молнию. – Я сейчас же все расскажу papà, и он тебе insegnerà una lezione[9]9
  Преподаст тебе урок (ит.)


[Закрыть]!

– А папа у нас кто?

Не то, чтобы я опасался, но все-таки не помешает быть готовым ко… всякому, хм.

– Он у меня capo grande[10]10
  Большой начальник (ит.)


[Закрыть] в Морском патруле! А урок, если ты еще не понял, будет по боксу!

Ой, боюсь, боюсь!.. Ладно, главное лишнего не ляпнуть.

– Примите мои искренние извинения, синьорина Монтанари. Конечно же, я сегодня полностью ваш. Помыкайте мною, я в вашей власти.

– Дурак!

Еще какой… но ведь реально помогло! Голова раскалываться перестала, да и вообще… права Тинка. Надо отвлечься. И время подходящее, и место… и никого уже наверняка в лаборатории. Кроме, естественно, нас двоих. Вот только прилечь негде, даже завалящей кушетки нет… а на пол не вариант, халатик изгваздаем…

– Ты чего застыл?

– А?..

– Немедленно подними свою culo[11]11
  Задница (ит.)


[Закрыть] со стула и поцелуй меня! Ну, я долго еще ждать буду?!

А вот это мне уже нравится.

– Да, моя госпожа. Незамедлительно, моя гос…

Все-таки перегнул палку. Вернее, не учел итальянский темперамент своей дамы сердца – Тинке надоело ждать, и она сама перешла к решительным действиям, то бишь чуть ли не за шкирку вытянула меня из кресла, обвила шею руками и заткнула меня весьма приятным способом – поцелуем. Некоторое время мы самозабвенно предавались этому занятию, а потом она отстранилась и заглянула мне в глаза:

– А если серьезно, Тони, что тебя гложет?

– Импотенция…

– ?!

– … научная, – закончил я фразу. – Понимаешь, по всему выходит, что мы на что-то странное натолкнулись. Вот, смотри…

Разъяснить Альбертине подробности удалось быстро – все-таки она опытный ученый, пусть и не технарь. Но зато схватывала все буквально на лету, а в химии могла дать мне фору, так что мои выкладки насчет кислоты она подтвердила. А со всем остальным просто согласилась, искусно поддакивая и охая от удивления в нужных местах. Короче, совместила приятное с полезным – мало того, что меня выслушала, так еще заодно и потроллила. Ну и ладно, меня не убудет. Зато настроение у обоих заметно улучшилось. Особенно когда я все-таки озвучил безумную теорию.

– Ну ты сказанул! – отсмеявшись, заключила Тинка. – Алкагест… надо же… алхимик доморощенный.

– Ладно, ладно, сдаюсь, – пошел я на попятный, снова развалившись в кресле. – Загнался, чего уж там. Зато хайку в тему сочинил. Вот, послушай.

 
Руки в ожогах,
Безумством пронзает взгляд.
В раздумьях алхимик.
 

– И?..

– Все.

– В смысле все?

– В прямом. Это такая традиционная японская поэзия.

– А в чем соль? – все-таки заинтересовалась Тинка.

– В трехстишии описать какой-то конкретный момент из жизни, – пояснил я. – Типа, остановись, мгновенье, ты прекрасно.

– Понятно, – покивала девушка. – Слушай, так ты еще и поэт?

– Да так, скорее балуюсь…

– А почему японская поэзия? Ты же вроде из этих, как их… скандинавов?

– Скальдическую поэзию не осилил, – поник я, мучимый дежавю. Точно, профу примерно то же рассказывал. – Слишком сложно. Или я бездарь. Занялся тем, что полегче.

– Эй, так это ты на стене у Марко ту хрень про штангу нацарапал! – озарило Тинку.

Я в ответ скромно потупил взгляд, дескать, да чего уж там…

– А вот там, кстати, классно получилось.

– Польщен. Слушай, а чего ты стоишь? Пошли ко мне на коленочки…

– Еще чего! – возмутилась девушка. – Нечего глупости всякие выдумывать. И вообще, помни про papà и его уроки! До завтра, синьор Свенссон!

– Тин, погоди!

– Чего еще? – обернулась та от двери.

– Ты чего вообще приходила-то? Новости вываливай, а то отвлек я тебя.

– Да какие новости! – отмахнулась Альбертина. – Я только что из лазарета, с доком Росси разговаривала.

– Что, решили городских медиков не подтягивать?

У нас-то, конечно, в плане репортеров получше, чем в больнице, но зато с персоналом не так хорошо дело обстоит. Я почему-то думал, что проф кого-то из нормальных медиков привлечет, хоть и в обстановке строжайшей секретности.