Текст книги "Морской лорд. Том 3"

Командиры встали полукругом напротив короля Афонсу в два, а кое-где и в три ряда. Грязные, небритые, с голодными и злыми глазами. Они молчали, всем своим видом показывая, что их не проведешь. Они не зря сидели под стенами города столько месяцев. Полагающуюся им добычу получат любой ценой. Если король Португалии попробует помешать этому, пусть обижается на себя.

Король Афонсу понял их настроение. Наверное, королю было обидно, что ему не доверяют и в грош не ставят, но Афонсу сумел подавить эмоции и спокойно сказать:

– Я вам обещал, что добыча будет поделена справедливо, каждый получит свою долю.

– А как мы узнаем, справедливо или нет, если неизвестно, сколько будет добычи?! – ехидно произнес один из командиров, одетый в старую ржавую кольчугу. Скорее всего, командует отрядом паршивых наемников, которых перестали нанимать на родине.

– Как только мы соберем и пересчитаем ее, вам сообщат, – ответил король.

– Знаем мы, как вы считаете! – насмешливо бросил командир наемников.

Судя по ухмылкам остальных, он выразил общее мнение.

– Меня король еще ни разу не обманул, – сообщил я.

– Тебя и на этот раз не обманет! – крикнул кто-то с заднего ряда.

Шутку оценили – на заросших лицах появились улыбки.

Я тоже улыбнулся, но решил надавить на них и заявил не совсем по теме, но жестко, положив правую руку на рукоять сабли:

– Если кто-то сомневается в моей честности, он может сказать это мне в лицо.

Я надеялся, что найдется смельчак. Его смерть заставит остальных послушаться меня. Эти люди понимают и уважают только силу.

Насупила пауза. Видимо, они знали обо мне больше, чем я думал. Никто не захотел умирать.

Паузу прервал король Афонсу:

– Чтобы у вас не было никаких сомнений, предлагаю от каждого отряда выделить по несколько человек. Они войдут в город, займут цитадель. Остальные будут ждать здесь. Жители принесут в цитадель все драгоценности, после чего будут выпущены из города. Когда всё будет пересчитано в присутствии представителей всех отрядов, поделим согласно договору. Такие условия вас устраивают?

– А по сколько человек? – спросил командир наемников.

Они не доверяли даже друг другу!

– Думаю, по три, – ответил король Афонсу.

– Пожалуй, так будет лучше, – сказал кто-то из задних рядов.

Остальные промолчали. На их лицах читалось: дайте нам зайти в город, а там посмотрим…

Я хотел предупредить короля Афонсу о сущности крестоносцев, о том, что их ни в коем случае нельзя впускать в город, но подумал, что он не поверит мне. Пусть учится на собственной ошибке.

Осажденные приняли условия сдачи. А что им оставалось делать?! Пока шли переговоры, я проинструктировал своих людей, валлийцев и брабантцев. Была у меня уверенность, что крестоносцы плюнут на договор. Рыцари верны слову до наступления форс-мажорных (непреодолимой силы) обстоятельств, к которым относились во вторую очередь стихийные бедствия, а в первую – материальная выгода.

Возле восточных ворот, которые должны были открыть лиссабонцы, собрались три сотни рыцарей. Я решил, что каждый из моих четырех отрядов – двух валлийских, ставших местными кавалейру и прибывших со мной, и двух брабантских, рыцарей и кавалейру, – должен иметь по три представителя. В итоге со мной было одиннадцать человек: пятеро валлийцев и шестеро брабантцев, включая рыцаря Марка. В отличие от крестоносцев, которые скоро поплывут дальше, моим людям здесь жить. Им нет смысла напрягать отношения с королем. Я им рассказал, как надо действовать при различных вариантах развития событий, чтобы не остаться без добычи, но и сильно не беспредельничать. Они, вроде бы, согласились со мной.

В город Лиссабон первым въехал король Афонсу. Он был более величественен, чем при вступлении в Сантарен. Еще пара захваченных городов – и он станет похож на настоящего короля. Следом за ним ехали архиепископ Паю Мендиш, сенешаль Родригу де Коста. Затем я и Жан де Вимьер. За мной ехал Марк с брабантцами и валлийцы, а за коммодором – тамплиеры. За ними – представители отрядов крестоносцев. Тоннель-проезд в надворотной башне только недавно освободили от земли и камней, которыми он был завален. Убрали не всё, поэтому наш отряд продвигался медленно. От ворот поднималась вверх вымощенная камнем улица, на которой могли разъехаться две повозки. По обе стороны стояли дома, прилепившиеся друг к другу и как бы образовывавшие две стены. Вдоль домов по обе стороны улицы проходили сточные канавы, закрытые плитами. Встречал такие во многих бывших римских городах. Между городскими стенами и первыми домами было свободное пространство метров двадцать шириной, которое тоже служило улицей. Вокруг было пусто. Уверен, что за нами наблюдают через зарешеченные окна, но никто не встречал радостными криками, даже христиане.

Вот тут и случилось то, что я не мог предусмотреть. Непонятно откуда появилась и кинулась ко мне старуха в черном платке, повязанном по самые седые брови. У нее было узкое лицо с крючковатым носом, под которым росли седые усы. Мне показалось, что я где-то видел ее раньше.

Старуха вцепилась в стремя и зачастила эмоционально на ломаном местном диалекте латыни:

– Сеньор, сеньор, твоя жена Латифа и сын ждут тебя! Моя госпожа приказала привести тебя! Они ждут тебя, мой сеньор!

– Какая жена? – не понял я, придержав коня.

– Твоя жена Латифа! И твой сын Али! – ответила старуха.

– Отстань, женщина, ты меня с кем-то спутала! – попробовал отогнать ее.

– Нет, я тебя хорошо помню, ты наш замок захватил… – настойчиво продолжала она.

Я вспомнил, где видел старуху, и отвернул в влево, в ее сторону, чтобы не задерживать движение отряда, и там остановился. Мои люди последовали за мной и замерли рядом.

– Я пошлю с тобой своих людей, они вас будут охранять, пока я не освобожусь, – сказал старухе и жестом подозвал одного из валлийцев.

В это время следовавшие за нами крестоносцы, увидев, что впереди освободилось место, пришпорили коней, чтобы занять его. Следовавшие за ними тоже пришпорили, надавили на передних – и все вместе поскакали вперед, обгоняя короля.

– Город наш! – радостно завопил кто-то.

Часть рыцарей повернула направо и поскакало вдоль городских стен. Цитадель их уже мало интересовала.

Я услышал, как за городскими стенами раздались такие же полные алчности вопли и услышал топот копыт. Скоро в городе будет все войско крестоносцев.

– Оставайся здесь! – приказал я одному из брабантцев. – Покажешь нашим, куда скакать!

Он хотел возразить, но я упредил:

– Не бойся, не обделим! – и приказал одному из валлийцев: – Посади старуху перед собой, пусть показывает дорогу!

Мы поскакали вдоль городских стен налево. Обогнули почти четверть города, когда старуха показала, что теперь надо ехать по улице вверх.

– Занимай две следующие улицы. Двух человек оставь внизу, одного отправь наверх. Когда приедут наши, усиль наряды человек до двадцати, – приказал я Марку.

– Понял! – ответил он и пришпорил коня.

Я оставил двух валлийцев охранять въезд на улицу, а сам с остальными начал подниматься вверх. Самые нижние дома по обе стороны были пятиэтажные. Потом шли по два трехэтажных, а дальше начинались двухэтажные. Чем выше поднимались по улице, тем больше были дома и дворы. Старуха указала на дом, который был на верхнем конце улицы, неподалеку от стены цитадели. Отсюда открывался отличный вид на залив Мар-да-Палья. Я оставил двоих валлийцев охранять въезд на улицу со стороны цитадели, а того, что вез старуху, ссаженную возле дома, отправил вниз. Там будет горячее. Я слышал рев крестоносцев, которые растекались по Лиссабону подобно воде, прорвавшей плотину.

Вслед за старухой я, ведя коня на поводу, вошел во двор, вымощенный в шахматном порядке светло-коричневыми и темно-коричневыми плитами. На первом этаже находились хозяйственные помещения – конюшня и еще какие-то, в которые вели двери, закругленные сверху, и в которых имелись узкие окна, закрытые решетками с мелкими ромбовидными ячейками. Вдоль второго этажа шла деревянная галерея, которую поддерживали круглые каменные столбы. От плоской крыши отходили наклоненные немного вниз, деревянные козырьки, защищающие галереи от солнца. Окна на втором этаже были шире и выше. В каждое крыло вела дверь. Старуха повела меня в правую. Там стояли два низких дивана, кушетка и два низеньких столика на изогнутых ножках. Пол выстелен большим ковром. На стене висели два щита, а под ними – по сабле.

– Госпожа, я привела его! – крикнула старуха на арабском и ушла в дверь, которая вела в среднюю часть дома.

Я подошел к висевшей на стене сабле, вытащил из ножен. Обычная сталь, ничего стоящего. Когда засовывал ее в ножны, увидел входящую в комнату молодую женщину в белой шелковой приталенной рубашке навыпуск и розовых шелковых шароварах. На голое белая кисейная косыночка, повязанная так, чтобы были видны длинные густые волосы. Личико довольно таки красивое и знакомое и незнакомое одновременно. Если бы встретил ее на улице, долго бы вспоминал, где ее раньше видел? Наверное, и она меня не сразу узнала, потому что смотрела немного удивленно. Видимо, в ее памяти я сохранился моложе и красивее. Или намечтала молодого и красивого. Чем дольше женщина не видит тебя, тем ты становишься лучше во всех отношениях. И наоборот.

– Здравствуй, мой господин! – поклонившись, поприветствовала она на плохом нормандском.

– Здравствуй, Латифа! – поздоровался с ней на арабском. – Ты стала еще красивее!

– Спасибо, мой господин! – улыбнувшись радостно, сказала она на арабском. – Твой сын Али спит. Если прикажешь, я разбужу его.

– Не надо, – произнес я.

Мне надо было привыкнуть к неожиданному отцовству.

– Чей это дом? – спросил я.

– Моего дяди Карима, – ответила она. – Он хотел уйти в цитадель, чтобы сдаться твоему королю, но я уговорила Карима остаться. Ты ведь не убьешь его?

– Зачем мне убивать его?! – удивился я.

– Говорят, что крестоносцы убивают всех мусульман, – ответила она.

– Я – не крестоносец, и мне без разницы, верит человек в бога или нет, а если верит, то в какого, – признался я. – А как ты узнала, что я здесь?

– Карим увидел тебя и узнал, когда ты объезжал город. Говорили, что ты великий воин, который захватил много городов, вот Карим и пошел посмотреть на тебя, – рассказала Латифа.

– Откуда он меня знает?! – удивился я.

– Карим был у тебя в плену вместе с отцом. Ты захватил их галеру, когда они плыли в Лиссабон. Эмир обменял их на знатного христианина, – сообщила она.

– Ну-ка, позови его сюда, – попросил я.

Карим, видимо, подслушивал наш разговор, потому что появился сразу после того, как племянница позвала его. Это бы тот самый молодой мавр, которого я победил в каюту галеры, но не стал убивать. Он старался казаться равнодушным, не боящимся смерти, но во сем его теле чувствовалось внутреннее напряжение. Дядя был всего на несколько лет старше своей племянницы, что в эту эпоху не удивительно. Представляю, как их род раньше клял меня. Наверное, считали меня своим проклятием. А теперь я спасу им жизнь.

– Я сейчас уйду, важные дела ждут, – сказал Кариму. – Из дома не выходите. Ничего не бойтесь, мои люди будут охранять вас.

Карим, стараясь казаться гордым, слегка кивнул головой.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин! – поклонившись, молвила за дядю племянница.

– Не называй меня «мой господин», – попросил я ее и назвал свое имя.

– Хорошо, мой господин, – выполнила мою просьбу Латифа.

Со всех сторон доносились крики и плач убиваемых и насилуемых жителей Лиссабона и радостный рев упоенного беспределом, вооруженного быдла, которое потом будут называть благородными рыцарями. Я проехал на коне в нижний конец улицы. Как раз вовремя, потому что туда подошел отряд крестоносцев, человек двадцать. Они уже кого-то грабанули, но взяли маловато. Мои три валлийца вряд ли смогли бы остановить их.

– Это моя улица, – заявил я крестоносцам, – и следующие две тоже заняты. Так что поспешите, пока есть свободные.

И они ломанулись дальше. Следом за ними прискакали брабантцы и конные валлийцы. Первых я отправил на следующие две улицы, а вторых разбил на два отряда, чтобы охраняли нашу улицу с обеих сторон. За ними подошли пешие валлийцы и приехали три мои кибитки с имуществом и продуктами. Одну кибитку, из которой выпрягли лошадей, я приказал поставить поперек улицы внизу, загородив таким образом вход на нее, вторую – вверху, а третью, с моими вещами и самыми ценными продуктами, отправил во двор дома Латифы. Подошедшим лучникам приказал шмонать дома. Охранявшим улицу, новоиспеченным кавалейру наказал впускать всех лиссабонцев, которые захотят здесь укрыться, но только не крестоносцев, и никого не выпускать. Чем больше захватим лиссабонцев, тем больше у нас будет арендаторов. Те, кому выпало обыскивать дома, должны были все ценное выносить на улицу и складывать рядом с входом. Золото, серебро и драгоценные камни отдавать мне. Девушек и молодых женщин собрать в одном дворе, а мужчин согнать в другой.

Самый верхний дом, расположенный напротив Каримовского, был намного больше, а сад его тянулся до следующей улицы, то есть, занимал два участка. Хозяев в нем не оказалось. Старшим среди оставленных в доме слуг был евнух по имени Самир – тридцатисемилетний тип, которого мой язык не поворачивался назвать мужчиной. Он был пухлым и низкорослым. Волосы черные, густые и кучерявые. Кожа смугловатая. На круглом безволосым лице живые карие глаза.

– Откуда ты родом? – поинтересовался я.

– Не знаю, – ответил Самир. – Меня захватили и продали в рабство совсем маленьким. Хозяин говорил, что я из Генуи.

– Кем был твой хозяин? – спросил я.

– Главным сборщиком налогов в городе, очень важный и богатый человек. В самом начале осады ночью уплыл вместе с семьей и всем самым ценным в Алкасер, – рассказал Самир.

– А три арабских скакуна – это не ценности?! – подначил я.

– Тоже ценность, но в рыбацкой лодке их не вывезешь, – пояснил евнух.

– Почему вы их не съели? – задал я вопрос.

– Арабских скакунов?! – у Самира от возмущение даже дыхание перехватило.

В доме была большая баня с мраморными стенами, полами и полками и бассейном метра три на три и глубиной около полутора. Мрамор был голубовато-белого цвета. Не знаю, откуда его привезли, но я такой нигде раньше не встречал. Сад был большой, ухоженный, с беседкой, обвитой виноградом. Я решил, что этот дом станет моим. Поскольку из итальянцев, лишенных сексуальных потребностей, получаются хорошие управляющие, назначил евнуха Самира на эту должность.

Расположенные ниже шесть двухэтажных домов были уменьшенной копией Каримовского. Из них забрали только драгоценности, дорогие ткани и посуду и вывели из конюшен четырех арабских жеребцов, которых хозяева тоже не съели. Ковры и мебель я приказал не трогать. Надеюсь, эти дома достанутся нам. Если нет, тогда и выгребем из них все. Жеребцов отвели в конюшню моего нового дома, а в кладовые и во дворе сложили ценные вещи. Завтра пересчитаем и поделим.

Взрослых мужчин среди обитателей верхних домов не нашлось. Обнаружили только одного старика. Зато в многоэтажках их было много. Всех мужчин согнали в один дом, а женщин – в другой. Девушек и молодых женщин распределил между моими воинами. Первыми выбирали кавалейру, у которых не было жен. Остальным доставались по жребию, по одной на каждого, и можно было поменяться. Пусть ребята разговеются. Глядишь, кто-нибудь свое счастье найдет.

Когда сносили со всей улицы добычу и складывали во дворе и в кладовые верхнего дома, я услышал громкие голоса на улице. Отряд из четырнадцати крестоносцев, нагруженных барахлом, собрался пограбить на моей улице. Все забрызганы кровью, будто сражались несколько часов. Валлийцы не пускали их, пытались остановить словами.

– Да нам плевать, кто ваш командир! – орал их предводитель, ражий детина с светло-русыми лохмами, которые торчали из-под шлема. – Этот город – наш! Где хотим, там и грабим! Вон с дороги!

Крестоносцев, видать, перемкнуло от алчности и безнаказанности. Я не стал тратить время на уговоры, приказал лучникам:

– Убить их!

И лучники, и крестоносцы сперва опешили. Мы ведь вроде бы союзники. Если бы рыцари развернулись и пошли дальше, их бы не тронули. Но ражий детина начал вытаскивать меч.

– Убить их! – гаркнул я.

Через минуту на вымощенной камнями улице лежали четырнадцать трупов, утыканных стрелами. Валлийцы раздели их и по моему приказу сложили поперек улицы перед кибиткой, чтобы трупы приводили в чувство других искателей наживы. Двоих отнесли в нижний конец улицы и там повесили вниз головой под балконами угловых домов. Больше на нашу улицу никто из крестоносцев не пытался проникнуть. Только несколько лиссабонцев спрятались у нас от обезумевших от крови рыцарей.

Я вспомнил, как в двадцатом и двадцать первом веке романтичные дуры мечтали о настоящем рыцаре. Судьба часто откликалась на их просьбу. Вот тебе самый настоящий, раздевай и властвуй! Получив запрошенное, девицы вскоре обиженно заявляли, что рыцари перевелись. Радоваться бы дурам, что так случилось! Им доставались еще более-менее окультуренные экземпляры. Представляю, в какой ужас они пришли бы, если бы увидели рыцаря из двенадцатого века – грязную, вонючую, тупую, необразованную, грубую, безжалостную и алчную скотину. Он был результатом многовековой селекционной работы по выведению захватчика территорий. Основной его задачей было убивать, грабить и насиловать. Трудно требовать от танка, чтобы был чистым, не вонял, не разбивал дороги и не разрушал ненароком строения. В задачу танка входит не ублажение романтичных дур, а уничтожение всех, кто отказывается покориться ему, в том числе и этих самых дур, если недостаточно красивы, чтобы стать наложницами. Почему-то рыцарями стали считать тех, кто появился после эпохи рыцарства. Эти были уже образованными и галантными, но не рыцарями, а паркетными джипами, у которых с танками имелась только одна общая черта – не боялись грязи.

8

Карим был младшим братом матери Латифы. Они переселились в Лиссабон, когда эмир передал замок другому наместнику. Обедневшую девушку с «приданным» никто брать в жены не захотел. Вот она и жила у дяди, воспитывая сына, рожденного от франка.

– Я – не франк, – сообщил ей, когда ночью усталые и как бы расплавленные после занятий любовью мы лежали в постели в доме, который я решил взять себе. – Я – сакалиба.

Так арабы называли славян.

– Мой отец тоже был сакалиба. Его ребенком взяли плен, продали в рабство и вырастили воином. Он стал мамлюком, наместником эмира, – рассказала Латифа.

Знает она, что это я убил ее отца? Наверное, догадывается. Ведь он пропал за день до того, как мы захватили замок.

– Я верила, что ты меня найдешь, – искренне заявила она.

А что ей оставалось делать?! Разве что выйти замуж за бедняка. Это после той роскоши, к которой привыкла?! Теперь ей надо всего лишь привыкнуть ко мне. Впрочем, как любовник я ей очень понравился. Да и она мне тоже. После родов Латифа стала чувственнее, горячее. В ней появился огонек, которого мне не хватало в Фион.

Утром я приказал выкинуть в море трупы крестоносцев и валявшихся рядом с нашей улицей лиссабонцев. Погода стояла не жаркая, где-то градусов пятнадцать, но тела все равно скоро начнут разлагаться. Тоже самое посоветовал сделать и брабантцам, которых навестил. Марк теперь стал моим соседом. Он занял верхний дом на соседней улице.

– Как ты думаешь, король отдаст мне этот дом? – спросил Марк.

– Почему нет?! – произнес я. – Думаю, не только этот. Ты ему здорово помог.

– У королей и сеньоров короткая память, – поделился он жизненным опытом.

– Тебе виднее: ты теперь и сам сеньор! – пошутил я.

– Да, повезло мне, – согласился рыцарь Марк. – Если бы служил у Вильгельма Ипрского, может быть, уже гнил бы в земле.

– Поехали в португальскому королю, поговорим, – предложил я.

Нас сопровождали пять рыцарей. Мы проехали к цитадели по улице, на которой валялись трупы мужчин, женщин, детей. Ворота цитадели были открыты, никто их не охранял. Двор весь завален раздетыми трупами мужчин. Скорее всего, это те маврские воины, которые собирались сдаться королю. Судя по ранам – перерубленным рукам, которыми они пытались закрываться, и рассеченным телам – мавры были без оружия и доспехов. Двери во всех зданиях нараспашку. Наверняка там не осталось живых людей и ничего мало-мальски ценного. Возле конюшни стоял привязанный серый жеребец. Услышав стук копыт наших лошадей, из конюшни вышел крестоносец с небольшой охапкой грязной соломы, дал ее коню, а сам настороженно уставился на нас.

– Где король Афонсу, не знаешь? – спросил я.

– Говорят, в лагере под городом, – ответил рыцарь.

Мы поехали по улице вниз к восточным воротам. Эту улицу грабили первой. Ворота во все дворы вышиблены, внутри валяются трупы. Отовсюду воняло тухлой кровью. Скоро начнут разлагаться тела, и вонь станет непереносимой. Во дворе пятиэтажки какой-то шутник сложил горкой отрубленные головы. Венчала горку детская головка с закрытыми глазами, повернутая в сторону распахнутых ворот. Тел не было видно, наверное, остались в доме.

Место, где раньше стояли крестоносцы, было словно выжжено. Казалось, что из их тел капал на землю невидимый яд, который выедал всё. Только высохшие экскременты остались. Португальские войска, за исключением тамплиеров, участия в грабеже города не принимали. Король Афонсу вывел их из города – и правильно сделал. Подозреваю, что в противном случае многих бы не досчитался. Крестоносцы дерутся лучше, нападают первыми и без предупреждения.

Король Афонсу был в своем шатре. Он опять сидел за столом, но теперь компанию ему составляли только архиепископ Паю Мендиш и мажордом Эгеш Мониш. Они с грустными лицами пили вино. Король кивком головы поздоровался со мной и Марком и жестом пригласил за стол. Я по привычке сел рядом с архиепископом, а Марк – напротив меня. Слуга с лицом постаревшего ребенка сразу поставил перед нами бронзовые бокалы и начал наливать в них красное молодое вино.

– Что там в городе? – спросил король Афонсу.

– Как обычно: грабят и убивают всех подряд, в том числи и друг друга, – ответил я.

– Они убили мосарабского епископа Лиссабона, – с горечью в голосе сообщил архиепископ Паю Мендиш. – Я обещал ему, что церковь и клир никто не тронет.

– А чего вы от них ждали?! Я предупреждал вас, что на Святую Землю крестоносцев ведет не бог, а дьявол. За золотую монету они убьют родную мать, – произнес я.

– И даже за серебряную, – поддержал меня Марк.

– Этого не может быть! – яростно заявил архиепископ Паю.

– Расскажи это убитому епископу, – предложил я.

– Сейчас не время спорить, – вмешался король Афонсу. – Что нам делать дальше с крестоносцами?

– Отправить их на Святую Землю, – предложил я. – Пусть там замаливают лиссабонские грехи.

– Некоторые хотели остаться здесь, – сказал король, – а мне позарез нужны опытные воины. Хочу отбить у мавров Палмеллу, Синтру и Алмаду. Я послал сенешаля на переговоры с гарнизоном Синтры.

– Их отобьем и без помощи крестоносцев, – заверил я.

– Я тоже так думаю. В любом случае, больше ни в один город не впущу крестоносцев, – решил король и спросил меня: – Что ты предлагаешь?

– Тем, кто хочет остаться, выдели дом в Лиссабоне и земельные наделы неподалеку. Только пусть они принесут тебе тесный оммаж, – посоветовал я. – Остальным дай еще день на грабеж, а потом предложи убираться на корабли. Свою долю с них не требуй, все равно не получишь, только раздразнишь их. В случае невыполнения твоего приказа, пригрози отобрать все награбленное.

– Думаешь, они подчинятся? – спросил король Афонсу.

– Конечно, особенно если предложишь им захватить и ограбить еще один город, – ответил ему. – Я слышал, Алкасер очень богатый и хорошо защищенный город. Пусть плывут и осаждают их.

– Думаешь, они сумеют захватить Алкасер? – поинтересовался король.

– Сумеют – хорошо, у тебя станет на один город больше. Не сумеют – тоже неплохо. За то время, что их здесь не будет, наведешь в Лиссабоне порядок, – ответил я.

– Так и сделаем, – согласился король Афонсу, – если пообещаешь, что поможешь взять Синтру, Палмеллу и Алмаду.

– Можешь не сомневаться, – заверил его. – В моих интересах, чтобы рядом с Лиссабоном не осталось ни одного крупного сарацинского поселения. Хочу остаться в этом городе, если подаришь мне дом, который я захватил.

– Можешь не сомневаться, – улыбнувшись, повторил мои слова Афонсу. – Всем, кто захочет стать моими подданными, дам по дому и кое-что в придачу.

– Вот это правильно! – воскликнул Марк, залпом выпил вино из бокала и протянул его слуге, чтобы тот опять наполнил.

– Надо бы трупы убрать, пока какая-нибудь заразная болезнь не началась, – посоветовал я.

– Как только уйдут крестоносцы, сразу уберем, – пообещал король Афонсу.

– Убитыми завалены все улицы и дворы, – рассказал я. – Сколько жителей было в Лиссабоне?

– Алькальд, который сдался мне в плен, говорил, что перед осадой было около десяти тысяч, – ответил король, – но сарацины – жуткие вруны, так что могло быть намного больше или меньше.

– Интересно, сколько останется после осады?! – молвил я.

Король Афонсу только смущенно гмыкнул в ответ. С одной стороны он был недоволен беспределом крестоносцев, а с другой – без их помощи не получил бы Лиссабон. К высотам власти только один путь – по трупам.