Текст книги "Морской лорд. Том 3"

– Один человек тебя не спасет, – заверил я. – А если я договорюсь с графом, штурма точно не будет.

Кастелян подумал немного и послал всадника в Лестер. Этот гонец был вторым. Первый ускакал к графу полдня назад с сообщением, что я с большим отрядом иду к Эшби, и просьбой о помощи. Роберт до Бомон сразу начал собирать своих рыцарей. Второй гонец удивил и насторожил графа Лестерского. Он решил, что я придумал какую-то хитрую ловушку, только не мог понять, какую именно? В итоге задержался на полдня дольше, пока разведка не донесла ему, что я стою лагерем неподалеку от Эшби, деревни не граблю и замок не осаждаю.

Горбун привел с собой почти семь сотен воинов. Они расположились в долине по другую сторону замка. Встреча состоялась посередине между нашими отрядами. Я с четырьмя рыцарями подъехал с одной стороны, Роберт де Бомон, граф Лестерский, тоже с четырьмя рыцарями, – с другой. Потом рыцари остановились, а мы с графом съехались для разговора. Роберт де Бомон сидел на белом иноходце, довольно красивом. Одет в темно-красный плащ поверх покрытой черным лаком кольчуги двойного плетения. Левое плечо выше правого. На голове маленький шлем, похожий на половинку яйца. Благодаря шлему, его вытянутое, выбритое, костистое лицо казалось еще длиннее. Мне почему-то сразу вспомнился Кощей Бессмертный. Разве что умные темно-голубые глаза смягчали уродство. Говорят, у него очень красивая жена, дочь младшего сына одного из графов, не принесшая Роберту де Бомону почти никакого приданного. То есть, с его стороны брак был не по расчету. Согласно моей теории семейных пар, внутренне Горбун очень красив. Обычно люди с физическим недостатком вырастают или очень добрыми, или очень злыми. Окружающие не позволяют им остаться посередине. Я понял, что граф Лестерский очень добрый человек, с поправкой, конечно, на дикие нравы этой эпохи. И старательно скрывает это, потому что доброта воспринимается обществом воинов, как слабость. Только в отношении к лошадям граф Роберт мог быть самим собой. Он с восхищением и долго рассматривал моего арабского жеребца, того самого, вороного со «звездочкой» в виде креста.

– Какой чудесный конь! – вместо приветствия воскликнул Роберт де Бомон.

Наверное, лошади помогают ему чувствовать себя нормальным человеком. Когда граф Роберт сидит на коне, не так заметно, что он горбат.

– Подарю его тебе, когда закончим переговоры, – сказал я.

Граф Лестерский посмотрел на меня подозрительно. Про бесплатный сыр в мышеловке англичане еще не придумали поговорку, потому что пока нет мышеловок, но Роберт де Бомон явно знал, для чего существуют приманки.

– Не зависимо от исхода переговоров, – добавил я.

– Почему? В чем твоя выгода? – пытался он понять мотив, которым я руководствуюсь.

– Я – морской лорд. Мое сердце заставляют учащенно биться паруса, наполненные ветром. К лошадям я равнодушен. Этот жеребец покрыл несколько моих племенных кобыл, больше он мне не нужен. Разве что для хвастовства, но я не наделен этим ценным достоинством. Я редко езжу на этом жеребце, а он достоин лучшей судьбы. У тебя ему будет лучше, – объяснил я.

– Мне говорили, что ты странный человек… – начал он и остановился, не договорив.

– …но ты предполагал, что эти странности другого плана? – закончил я.

– Да, – подтвердил он. – Сказать честно, я ожидал худшего, – объяснил он и добавил с усмешкой: – Или всё впереди?!

– Если не договоримся, разобью твой отряд и пограблю твои деревни, – ответил я. – Но этого ты, как раз, ожидал.

– И о чем мы с тобой должны договориться? – спросил Роберт де Бомон.

– Не со мной. С графом Честерским. Пора вам помириться, – ответил я.

– На каких условиях он предлагает перемирие? – поинтересовался граф Лестерский.

– Он ничего не предлагает. Это я подталкиваю вас к переговорам. Пусть каждый изложит, чего он хочет от другого и чего не хочет. Уверен, что половина пунктов совпадет, особенно во второй части. Отталкиваясь от нее, согласуйте остальные. Вы оба неглупые люди, вам обоим нужен мир – вот и действуйте, – сказал я.

– Какая тебе от этого выгода? – задал он самый трудный для меня вопрос.

Как ему объяснить вред междоусобиц для Англии, если он считает себя норманном, а не англичанином?!

– Каждая война должна иметь конечную цель, – ответил я. – А какая цель у вас? Уничтожить другого? Но силы примерно равны, так что воевать будете, пока король Стефан не перебьет вас поодиночке. Тогда он доберется и до моих земель. К тому же, мне надоело грабить ваши нищие деревни. Предпочел бы платить здесь щитовые деньги и воевать с маврами в Португалии. Там добычи намного больше.

– Эта война надоела уже всем, – согласился граф Лестерский. – Теперь, когда императрица Мод убралась в Нормандию, есть смысл заключить мир. Передай Ранульфу, что я готов к переговорам. А сейчас приглашаю тебя и твоих рыцарей в замок на пир.

– Отдам распоряжения своему отряду и приеду в замок, – пообещал я.

Командовать отрядом оставил Умфру. Приказал ему удвоить ночью караулы и быть настороже, а если меня захватят в плен, действовать проверенными методами, не теряя зря людей.

В замок со мной поехали замерсийские рыцари и Джон. Кастелян приободрился, перестал бояться меня, а потому и вел себя адекватнее. Донжон мне напомнил тот, что в моем нормандском замке, ранее принадлежавшем Роберту де Бомону. И сквозняки были такие же. Нашлось только одно место в дальнем от входа углу, где почти не дуло. Там мы с графом Лестерским и ждали, когда приготовят трапезу. Он сидел в плаще, который скрывал горб.

– Мне говорили, что ты хорошо играешь в шахматы, – сказал граф Роберт и предложил: – Сразимся?

– Не возражаю, – согласился я, уточнив: – Это не я играю хорошо, а плохо играют мои противники.

Роберт де Бомон возил с собой довольно оригинальные шахматы: белые фигурки были из слоновой кости, а красные – из янтаря. Играл он осторожно, но думал не так долго, как Ранульф де Жернон. Первую партию выиграл я и довольно легко. Во второй предложил ничью, хотя можно было бы побиться за победу. Третью, с большим трудом, выиграл граф Лестерский. Я ему не поддавался, просто «зевнул» пару фигур, потому что погрузился в воспоминания о прошлом будущем. Янтарь напомнил мне Калининград, где я стоял месяца три на ремонте и ездил с одной интересной местной дамой на выходные на берег моря. Она любила бродить босиком по песчаному берегу и искать янтарь. Я до сих пор помню отпечатки ее маленьких узких ног на влажном песке.

Когда стало понятно, что проигрываю партию, сказал:

– Герцог Жоффруа дал мне часть земель, отобранных у тебя, десять маноров и замок – копию этого.

– Я знаю, – произнес граф Роберт, делая ход.

Следующим ходом он собирался объявить мне шах, а потом мат. И попал в ловушку. Я сделал ответный ход, который разрушал всю его комбинацию, затем забрал его коня. От поражения это меня не спасло, но дало возможность поиграть еще минут пять.

– Я готов обменять эти земли на английские где-нибудь неподалеку от моих здешних владений, – предложил я, получив мат.

Земли в Нормандии ценились выше. При одинаковой площади они приносили больше дохода. Да и климат там был получше, не такой дождливый.

– Ты мне предлагаешь уже второй подарок за день, – недоверчиво глядя на меня, произнес граф Лестерский. – Что тебе от меня надо?

– Точнее будет, чего мне от тебя не надо, – сказал я. – Мне не надо, чтобы ты стал моим врагом. Предпочитаю не воевать с умными людьми. Но в этом случае я не делаю тебе подарок. Мне, действительно, лучше иметь земли здесь, а не в Нормандии. Тут их легче будет защищать. Я и так разрываюсь межу Англией и Португалией.

Он ведь не поверит, что англичане будут долго еще высаживаться в Нормандии и разорять ее, а вот в Англию чужеземцы будут попадать только малыми отрядами.

– В это, наверное, трудно поверить, но я – не воинственный человек, – продолжил я. – Стараюсь воевать только по необходимости. У меня есть уже достаточное количество земель, чтобы достойно встретить старость и обеспечить всех своих детей. Теперь надо защитить приобретенное, в том числе наладив хорошие отношения с сильными соседями.

– Да, поверить в твое миролюбие трудно, – согласился Роберт де Бомон. – После твоего поединка в Винчестере с Эдом, я сказал сам себе, что лучше не связываться с таким кровожадным воякой. Ты его специально спровоцировал?

– Да, – ответил я. – Но заранее не планировал. Получилось само собой. Понял, что он не знатен, силен и глуп, и решил отбить у умных и знатных охоту нападать на меня.

– Ты добился своего. После этого поединка король Стефан передумал идти на подмогу Шерборну, – рассказал граф Лестерский.

– И правильно сделал. Мы готовили ему встречу, – сообщил я. – Мог бы получиться второй Линкольн.

– Но не получился… – многозначительно сказал Роберт де Бомон.

– Потому что тогда второй Линкольн был ни к чему. Менять Стефана на Мод нет смысла. Им обоим английский трон великоват, – высказал я крамольную мысль. – А что из себя представляет Евстахий, старший сын Стефана?

– Хороший рыцарь, но не более того, – ответил граф Роберт. – Он уже умудрился настроить против себя Церковь, заявив, что она должна помогать деньгами и рыцарями в войне с императрицей. На счет рыцарей они бы еще согласились, а вот с деньгами вряд ли расстанутся.

– Сын императрицы Генрих не лучший из рыцарей и полководцев, но более осмотрителен и, что главное, управляем. У него есть еще одно положительное качество – слишком непоседлив, чтобы заниматься повседневными делами, поэтому умеет выбирать способных и умных помощников, которые делают все за него, – рассказал в свою очередь я.

– Он предлагал тебе должность при дворе? – поинтересовался граф Лестерский.

– Да, но я к тому времени уже принял предложение короля Португалии, – ответил ему.

Роберт де Бомон, граф Лестерский, понял, к чему я завел этот разговор, и, надеюсь, сделал правильные выводы. Судя по тому, как он играл в шахматы, граф Роберт умеет проигрывать и контролировать свои эмоции, быстро учится, хорошо просчитывает противника, методично добивается своего. В двадцать первом веке он был бы генеральным директором крупной компании типа «Бритиш петролеум». В двенадцатом может стать заместителем номинального генерального директора королевства Англия Генриха Плантагенета.

12

Вернувшись в Честер, я рассказал Ранульфу де Жернону о согласии Роберта де Бомона на переговоры. В Лестер тут же были отправлены доверенные лица графа Честерского. Надеюсь, у графов хватит ума договориться. Поскольку с востока опасность теперь не угрожала, граф Ранульф предложил мне с отрядом отправиться на запад, на границу с Гвинедом, где по сообщениям разведки скапливались валлийские отряды, и дослужить там оставшееся полтора месяца.

Впереди моего отряда поскакал Умфра с небольшим эскортом. Он должен был предупредить Оуайна ап Грифида, что мы недолго погостим на границе с его королевством. Пусть отложит свои претензии к графу Честерскому и его вассалам на полтора месяца.

Все это время я провел в гостях у гостеприимных норманнских лордов. Пользуясь наступившим затишьем в военных действиях, мы ездили на охоту и пировали. Лорды с большим интересом слушали мои рассказы о взятии Лиссабона, особенно о количестве захваченной добычи. Они рады были бы и сами отправиться посражаться с неверными за святое дело и звонкое золото, но приходилось постоянно отбивать атаки валлийцев.

По окончанию срока службы я распустил отряд по домам, а сам с Умфрой, Джоном и двумя десятками сержантов отправился в Бристоль. По дороге нам попадалось много крестьян, которые со всем своим имуществом и скотом куда-то перебирались. Одни шли на север, а другие на юг.

В замке теперь поселился старший сын Роберта Глостерского Вильям Фиц-Роберт. Теперь он был графом Глостерским. Графу Вильяму было немного за тридцать. Лицом и статью он пошел в отца. Так же хорошо образован. Вот только абсолютно не воинственный. Ему бы поменяться местами со вторым сыном Роджером Фиц-Робертом, который был слишком воинственным для епископа. Наверное, поэтому почти всю гражданскую войну Вильям Фиц-Роберт провел на материке. Но не в армии графа Анжуйского и герцога Нормандии Жоффруа. Его использовали, как будут выражаться позже, на дипломатическом поприще. Вместе с королем Франции, у которого он находился в то время, Вильям отправился было в Крестовый поход, но в пути его догнало известие о смерти отца. Новый граф Глостерский с радостью, наверное, поручил сражаться за святое дело двум своим самым младшим братьям, а сам срочно вернулся в Англию. Само собой, не для того, чтобы воевать за императрицу Мод. Король Стефан понял это и прекратил набеги на его владения.

– Нужды в твоих рыцарях у меня нет, – сказал мне граф Вильям. – Не знаю, чем своих занять. Так что заплати щитовые деньги – и свободен до следующего года.

Я напомнил ему о двух манорах, которые разграбили королевские войска:

– Мы с твоим отцом договорились, что в течение пяти лет после окончания военных действий не буду за них служить или платить.

На самом деле такого уговора не было, но он как бы подразумевался.

Вильям Фиц-Роберт не стал перечить воле отца. Два фунта серебра не играли для него важной роли. Он теперь получил в свое распоряжение все доходы отца, довольно внушительные. В прошлом году их хватало на то, чтобы вести войну с самим королем Англии.

Рыцари его, действительно, болтались без дела. Тибо Кривой посоветовал мне несколько человек. В Бристоле были не все, но я нашел нужных мне трех рыцарей в возрасте около тридцати, оставшихся без маноров по велению короля Стефана. Они влачили в Бристоле жалкое существование, проедая награбленное прошлым летом. Новый граф Глостерский иногда кормил их, но в поход не звал и денег не платил. Они согласились перебраться в Португалию и стать кастелянами замка. Одного из них, самого рассудительного и умудренного, отца семерых детей, по имени Госпатрик, я решил назначить кастеляном Сантарена. Он был высокого роста и крепкого сложения, с добрым, открытым лицом. Глядя на него, не верилось, что Госпатрик отменный вояка. Так утверждал Тибо Кривой, которому не было смысла врать мне. Вместе с этими рыцарями я отправились в замок Беркет.

Всё, служба моя сеньорам в этом году закончилась. До конца сентября я пробыл в своем замке. Занимался хозяйственными делами и воспитанием и обучением подрастающего поколения, а именно, старшего сына. Его уже начали баловать. Пришлось напомнить Жаку, который занимался с Ричардом верховой езде, работе с мечом и копьем, смысл суворовского изречения «Тяжело в ученье – легко в бою». Джон обучал моего наследника стрельбе из длинного лука. Кто-то сказал Ричарду, что лук – оружие не рыцарское. Пришлось объяснять, что рыцарь должен хорошо владеть любым оружием.

– Если наш замок будут осаждать, твои стрелы могут сыграть решающую роль.

Мальчишка тяжело вздохнул и начал надевать на большой палец левой руки костяной перстень и на предплечье кожаную защиту, чтобы смягчали удар тетивы, а на указательный и средний палец правой – костяную накладку, чтобы тетива не резала при натяжении. Кстати, мои лучники, возвращаясь домой, показывали свои родственникам и друзьям поднятые вверх указательный и средний пальцы правой руки – жест, который в двадцать первом веке будут называть «Victory». Я сначала так и думал, что они хвастаются победой. Оказалось, они показывают, что пальцы целы. Когда лучника брали в плен, ему обязательно отрезали эти два пальца. Без них валлиец превращался в пахаря или плотника, как Гетен.

Проверил, как и чему учит детей Этьен. Он занимался с моими детьми по расширенной программе. Говорил с ними на норманнском и учил латыни. Еще они дети учили англосакский. Валлийский для них был родной. Носители каждого языка, не считая латыни, жили в замке, так что языковая практика была каждодневной. Впрочем, все обитатели замка говорили на странной смеси норманнского, валлийского и англосаксонского. При этом отлично понимали друг друга. Трудности возникали только у меня, потому что с каждым старался говорить на его родном языке.

В середине октября отчалили в Португалию. Там уже не жарко. Здесь же с каждым днем становится всё холоднее и сырее. Если дождя не было в течение дня, то обязательно польет ночью. Взял с собой Умфру и Джона. Они сами попросились. Говорят, предыдущая зима показалась им самой длинной в их жизни. От скуки на стену лезли. И детей штамповали. У обоих родилось по сыну. Теперь Джон мне совсем родня. Взял я с собой и шесть десятков лучников. В основном младших сыновей, чтобы часть их осталась в Португалии. Мне нужны лучники в оба мои замка и в гарнизон Сантарена.

В проливе Святого Георга нам не повстречалось ни одного судна. Война закончилась, армии распущены. Цены на скот сразу рухнули и пропал смысл возить скот из Ирландии в Англию.

Зато на подходе к Бресту нам повезло. Небольшое парусно-гребное одномачтовое судно пробиралось вдоль берега. Это был модифицированный драккар, более широкий и короткий. Парус все еще прямой, но палуба закрывает все пространство от носа до кормы и от борта до борта. Экипаж состоял из хозяина и восьми матросов. Они не стали сопротивляться. Покорно смотрели на нацеленные на них стрелы, ожидая смерти. В трюме был овес. Везли его из Портсмута в Нант, чтобы обменять на вино. Мы перегрузили овес в твиндек шхуны. То, что не влезло, ссыпали в кормовую часть трюма. Будем кормить им жеребцов, которых везли в Португалию. В Англии у меня стало слишком много лошадей. Цены на них упали, потому что война закончилась и много рыцарей ушли в Крестовый поход. Я решил часть тяжеловозов переправить в Португалию. Там таких лошадей не хватало. Разводили в основном арабских скакунов, которые не годились для тяжеловооруженного всадника. Разгруженное судно я отпустил. Много на нем не заработаешь, а нужды в деньгах у меня не было.

В Бресте взяли на борт Симона с уже беременной и довольно симпатичной женой. Везет же дуракам! Он привел и несколько семей арендаторов: пять для своих владений и десять для моих. Они служили платой за перевозку Симона и его людей.

Бискайский залив прошли без приключений. Ветер дул южный, теплый и умеренный. Волна была метра под два – наверное, отголосок недавно пробушевавшего шторма. Больше нам не попалось ни одного судна. Видели только рыбацкие лодки под берегом, которые, завидев шхуну, сразу устремлялись к нему.

В замке Мондегу я высадил Симона с женой и его арендаторами и двух рыцарей из трех, нанятых в Бристоле. Один стал кастеляном Мондегу, второй – Алкобаса. Освободившихся от кастелянских обязанностей Риса и Ллейшона с семьями и слугами забрал на шхуну. Выгрузили половину захваченного овса и часть лошадей. Погрузили дары полей и садов и бочки с молодым вином. Со всем этим пошли в Лиссабон.

Там меня ждала горячая встреча двух жен. Латифа родила второго сына. Назвал его португальским именем Саншу. Оно смахивало на Саша – уменьшительное от Александр. Получалось, что мои сыновья носят разные имена, но как бы одно. Умфру, Джона и лучников я разместил в своих домах, которые пока пустовали. Рис и Ллейшон с семьями и слугами заняли собственные, которые тоже до этого пустовали. Восьми семьям арендаторов дал участки неподалеку от Лиссабона, а две получили от Керима. У него на половине земель не было арендаторов. Их убили крестоносцы, когда грабили окрестные деревни.

– Пойдешь со мной в поход? – спросил Керима через неделю после прибытия в Лиссабон.

– Да, – не колеблясь, ответил он. – А куда?

– Не знаю. Куда-нибудь на левый берег Тежу, где добычи побольше, – ответил я.

– Лучше идти под Бадахос, – посоветовал он. – Там много богатых деревень.

– А городок небольшой есть на примете? – поинтересовался я.

– Есть, – ответил Керим. – Но в нем больше тысячи жителей.

– Как раз такой мне и нужен, – решил я.

Марка и брабантцев уговаривать не надо было. Они просидели в Лиссабоне все лето, изнывая от жары и безделья. Король Афонсу не позвал их в поход. Ожидалось нападение так называемого императора Испании. К счастью, обошлось. Блашку тоже сразу согласился сходить за добычей. Он привел с собой три десятка альмогаваров, которые теперь вроде бы считаются кавалейру, но как были дикими горцами, так и остались. Подтянулись к Лиссабону и все, как я их называл, валлийские кавалейру. В Сантарене к нам присоединился Нудд с частью лучников из городской стражи. Вместо него военным командиром города стал рыцарь Госпатрик. В итоге под моей хоругвью собралось более четырех сотен воинов. С ними и отправился в район Бадахоса.