Текст книги "Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография"

В судебной практике словосочетание «обида словом» трактовалось широко, в его содержание включалось не только собственно словесное (вербальное) оскорбление, но и оскорбление в письме. Так, поручик Романовский написал товарищу прокурора[392]392
  Товарищ прокурора – в дореволюционной России заместитель, помощник прокурора.


[Закрыть] Одесского окружного суда Кобылкину письмо, в котором указал, что данное последним в мировом суде заключение по его делу «пристрастно и подло». Правительствующий сенат пришел к выводу, что исходя из общепринятого его значения слово «подлое» является ругательным. Хотя ст. 313 Уложения о наказаниях упоминает только оскорбления на словах, не подлежит сомнению, что она должна применяться и к случаям «оскорбления на письме», так как «эти два вида оскорбления не представляют существенной разницы, чтобы их нельзя было подводить под действие одного закона»[393]393
  Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1872. 2-е полугод. № 1113.


[Закрыть].

Уложение о наказаниях 1845 г. дополнено специальными нормами, которые в целом отличаются друг от друга только кругом потерпевших. Так, в ст. 286¹ Уложения о наказаниях 1885 г. говорится об оскорблении часовых или военного караула; в ст. 286² – оскорблении членов Государственного совета или членов Государственной думы. Обе статьи содержат отсылочные нормы, деяние наказывается по ст. 285 или 286 Уложения о наказаниях.

Специальным случаем неуважения к присутственным местам признается деяние, предусмотренное ст. 314 Уложения о наказаниях: «Кто дозволит себе каким-либо действием или ругательными или поносительными словами оскорбить даже и частного, не принадлежащего к присутственному месту человека, но в самой камере и во время присутствия, тот подвергается…». Ответственность за данное преступление дифференцируется в зависимости от способа совершения обиды – действием (ч. 1 статьи) или словом (ч. 2). Криминализация подобного деяния обусловлена стремлением законодателя «оградить достоинство камеры заседания присутственного места»[394]394
  Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. С. 270.


[Закрыть].

Примерно также обосновывает уголовную наказуемость В. В. Волков, утверждающий, что оскорбление «частного лица в самой камере во время присутствия» унижает и достоинство самого присутственного места[395]395
  Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, изд. 1885 г. и по прод. 1912 г. / сост. В. В. Волков. С. 220.


[Закрыть].

Обязательным признаком рассматриваемого состава преступления являются обстоятельства времени и места совершения деяния; другими словами, преступление может быть совершено а) только в камере присутствия и б) только во время заседания присутствия. Так, Правительствующий сенат признал обоснованной квалификацию по ст. 287 Уложения о наказаниях 1885 г. слова Прускова, который во время рассмотрения дела заявил: «Ей, как торговке, ничего не значит поднять подол и рубашку на голову и ходить так по улице»[396]396
  Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. С. 270.


[Закрыть].

При оскорблении частного лица в присутствии чиновника, исполняющего должностные обязанности, исключалась квалификация по ст. 314 Уложения о наказаниях. Оскорбление, нанесенное в камере присутствия, но не во время заседания, не рассматривалось как преступление против власти. Так, действия Чернышевского, унизившего потерпевшего после окончания заседания (судья, сняв с себя должностной знак – специальную цепь, выходил из камеры), квалифицированы по ст. 31 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями[397]397
  Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1878. 1-е полугод. № 81.


[Закрыть].

Статьями 315 и 316 Уложения о наказаниях, также содержащими специальные нормы, поставлена под защиту от оскорблений военная или полицейская стража, нижние служители судебных и других присутственных мест во время исполнения ими обязанностей службы, а также лица, принадлежащие к волостному или сельскому управлению.

Таким образом, согласно Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. общественная опасность посягательств на власть в первую очередь заключалась в подрыве авторитета священной особы Государя Императора и государства. Многие государственные преступления относятся к числу насильственных, в том числе выражающиеся в угрозе причинения вреда. В законе особо выделяются различные виды оскорбления власти, при этом конкретный представитель власти, к кому были адресованы оскорбления, признается не потерпевшим, а свидетелем. Сопротивление власти – как публичное (восстание), так и частное (собственно сопротивление) – карается очень жестоко, как правило, такого рода деяния наказываются смертной казнью. Уложение о наказаниях и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, содержат целую систему специальных норм, предусматривающих ответственность за различные виды неуважения власти (непосредственное, заочное), проявляющихся в тех или иных формах общественно опасного поведения (устной, письменной, действием).

В конце XIX – начале XX в. в России произошли существенные изменения в экономике. Централизация банковского капитала ускорила процесс его сращивания с промышленными монополиями. Наличие, с одной стороны, передового промышленного и финансового капитала, с другой стороны, помещичьего землевладения и пережитков крепостничества предопределило глубочайшие противоречия. Первая русская революция вынудила царское правительство пойти на некоторые изменения государственного строя. Были приняты манифесты об учреждении Государственной думы, о преобразовании Совета министров.

В это время продолжало действовать Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ред. 1885 г.). Его консервативность уже осознавалась всеми. Поэтому еще в 1881 г. были начаты работы по подготовке нового уголовного кодекса. Давая напутствие, император Александр III указал, что комиссии прежде всего следует уделить внимание «области посягательств на государство и его строй», так как «изменились средства и приемы, отчасти и самое направление преступной деятельности, в силу чего постановления Уложения 1845 г. оказались несоответствующими новым формам скопищ и сообществ, недостаточными для борьбы с социально-революционной пропагандой»[398]398
  История государства и права России / под ред. Ю. П. Титова. С. 237–238.


[Закрыть].

Уголовное уложение утверждено Николаем II 22 марта 1903 г.[399]399
  Работа над Уголовным уложением продолжалась около 22 лет. Учрежденный в 1881 г. Александром III особый комитет для составления проекта уложения избрал из своих членов редакционную комиссию, в состав которой вошли такие известные ученые, как Н. А. Неклюдов, Н. С. Таганцев и И. Я. Фойницкий. В 1901 г. Николай II образовал в Государственном совете для обсуждения проекта Особое присутствие под председательством члена Государственного совета графа К. И. Палена с участием Н. С. Таганцева. Особому присутствию поручалось подготовить заключение, которое затем обсуждалось на Общем собрании Государственного совета. В ходе рассмотрения проекта в ряд статей уложения было предложено внести изменения, в связи с этим окончательный проект был утвержден лишь 22 марта 1903 г. (см.: Наумов А. В. История создания и общая характеристика Уголовного уложения 1903 г. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1993. № 5).
  На специальной научной конференции, посвященной 80-летию утверждения Уложения, отмечался его высокий научный уровень, совершенство законодательной техники (Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1983. № 5).


[Закрыть], однако в Указе сказано, что срок введения его в действие будет определен впоследствии особым Высочайшим (т. е. императорским) указом. Полностью Уголовное уложение не действовало никогда. Законом от 7 июня 1904 г. введены в действие главы, содержащие нормы об ответственности за посягательство на власть: «О бунте против Верховной власти и о преступных деяниях против Священной Особы Императора и членов Императорского дома» (гл. 3), «О государственной измене» (гл. 4), «О смуте» (гл. 5). В 1906 г. введена в действие гл. 2 «О нарушении ограждающих веру постановлений»[400]400
  Н. Ф. Кузнецова подчеркивала: «Вошли в законную силу самые реакционные главы… Беспрецедентная для неповоротливой законодательной власти оперативность объяснялась просто – страх перед народными революциями… Нетрудно заметить, что столь поспешно введенные в действие главы входили в очевидное противоречие с принципом законности, закрепленным в понятии преступления как деяния и ненаказуемости убеждений, ненаказуемости самого по себе умысла и его обнаружения вовне» (Полный курс уголовного права. В 5 т. / под ред. А. И. Коробеева. СПб., 2008. Т. 1. Преступление и наказание. С. 147).
  См. также: Балыбин В. А. Уголовное уложение Российской Империи: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Л., 1982; Фецыч Г. В. Реакционная сущность системы преступлений и наказаний по Уголовному уложению 1903 г. и практики его применения: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Киев, 1985; и др.


[Закрыть].

«Давая оценку Уголовному уложению с точки зрения остро соперничавших в тот период классической и социологической школ, можно сказать, что в этом нормативном акте преобладали идеи классического направления. В то же время влияние концепции социологической школы выразилось в статьях Уголовного уложения о возможности досрочного освобождения осужденных от отбытия наказания в случае “одобрительного их поведения”, об усилении ответственности при совокупности преступлений и при совершении нескольких тождественных или однородных преступных деяний “по привычке к преступной деятельности или вследствие обращения такой деятельности в промысел” и в ряде других норм Уложения»[401]401
  Уголовное право России. Общая часть / под ред. Н. М. Кропачева, Б. В. Волженкина, В. В. Орехова. СПб., 2006. С. 142.


[Закрыть].

По мнению ряда дореволюционных криминалистов, Уголовное уложение государственные преступления характеризует более точно, чем прежние законодательные акты[402]402
  См.: Древинг Ф. Ф. Краткие сведения из «полицейского права», «государственного права» и Уложения 1903 г. М. (дата издания не указана). С. 393.


[Закрыть].

П. Н. Малянтович и Н. К. Муравьев, критически оценивая возможности уголовного закона в сложившейся ситуации в целом, отмечают: «Надлежащая юридическая конструкция возможна лишь в государстве конституционном. Где нет конституции, нет и важнейшего отличительного объекта государственных преступлений. Охрана существующего строя поглощается здесь охраною интересов отдельных лиц»[403]403
  Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Законы о политических и общественных преступлениях. С. 121.


[Закрыть].

В литературе объектом государственных преступлений признавалось самое существование государства, его территориальная целостность и независимость. Государство же воплощается в образе правления и в носителе державной власти, поэтому к бунту – деянию, направленному на «внутреннее бытие» государства, – отнесены посягательства на священную особу царствующего императора как верховного самодержца России, самодержавный и неограниченный образ правления, порядок наследования престола, территориальную целостность России[404]404
  См.: Евангулов Г. Г. Основные черты нового уголовного уложения и существенные отличия его от действующего законодательства. СПб., 1903. С. 64.


[Закрыть]. Именно указанным обстоятельством можно объяснить, что гл. 3 «О бунте против Верховной власти и о преступных деяниях против Священной Особы Императора и членов Императорского дома» Уголовного уложения, судя по ее названию, хотя и ставит на первое место ответственность за бунт, фактически же приоритет отдает обеспечению неприкосновенности государя императора[405]405
  Проблема места норм о посягательствах на государя императора в системе Особенной части Уголовного уложения обсуждалась во время подготовки его проекта. «Особое Совещание при Государственном совете рассуждало, что выделение из главы о мятеже преступных деяний, заключающих в себе оскорбление Величества и связанных с ним преступных посягательств против членов Императорского дома, в особую главу вряд ли может быть признано вполне целесообразным. В сем отношении следует иметь в виду, что Особа Монарха, по Основным законам, является одновременно Верховным Главою государственного управления и физическим лицом, в коем воплощается Державная власть. Оба эти свойства, сливаясь во внешнем своем выражении, не могут различествовать и по существу. Поэтому всякое посягательство на какое-то ни было благо физической личности Главы государства должно, по природе своей, заключать в себе одновременно и элемент посягательства на такое лицо, как на средоточие власти Верховной, как одно из основных условий государственного устройства» (Журнал Особого Совещания при Государственном совете. СПб., 1901. С. 206).


[Закрыть]. Согласно ст. 99 Уголовного уложения преступление характеризуется:

1) посягательством на жизнь как самого царствующего императора, так и императрицы, а также наследника престола; деяние совершается умышленно[406]406
  Умысел при этом должен охватывать знание виновным, что лицо, на жизнь которого он покушается, является главой государства, так как «неведение обстоятельства, которое усиливает ответственность, устраняет вменение в вину усиливающего ответственность обстоятельства» (ст. 43 Уголовного уложения).


[Закрыть], неосторожное же причинение смерти не может признаваться государственным преступлением и подлежит наказанию в зависимости от обстоятельств дела по нормам о преступлениях против личности[407]407
  «…Статья 99 будет обнимать все виды убийства, – и предумышленное, и умышленное, и убийство в запальчивости и раздражении, и в состоянии превышения пределов необходимой обороны…» (Урысон И. С. О бунте против власти Верховной // Право. 1907. № 10. С. 725).


[Закрыть];

2) причинением вреда здоровью независимо от его тяжести;

3) ограничением или лишением свободы, т. е. полным или частичным исключением «возможности движения или возможности распоряжаться собою и своими действиями в том смысле, как это принято и в постановлениях о посягательстве на свободу частных лиц»[408]408
  Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Указ. соч. С. 125–126.


[Закрыть];

4) иным посягательством на телесную неприкосновенность указанных в законе потерпевших;

5) посягательством на низвержение с престола царствующего императора;

6) воспрепятствованием осуществлению отдельных прав верховной власти.

«Виновный в насильственном посягательстве на изменение в России или в какой-либо ее части установленных Законами основными образа правления или порядка наследия престола или на отторжение от России какой-либо ее части наказывается…» (ст. 100 Уголовного уложения). Обнаружение преступления «в самом начале» и отсутствие необходимости принятия особых мер к его подавлению признаются смягчающими обстоятельствами; в этом случае вместо смертной казни назначается срочная каторга[409]409
  Из трех судебных процессов, которые были в связи с декабрьским (1905 г.) восстанием


[Закрыть]. Как и в преступлении, предусмотренном ст. 99 Уголовного уложения, по своей наказуемости покушение приравнивается к оконченному преступлению.

Диспозиция нормы, содержащейся в ст. 100 Уголовного уложения, в дореволюционной литературе признается бланкетной[410]410
  В Москве Московская судебная палата ни по одному из них не применила ч. 1 ст. 100 Уголовного уложения; по двум делам действия лиц квалифицированы по ст. 123, а по делу о восстании на Пресне (правительством применялись особые меры к ее подавлению – восставшие подвергались обстрелу из артиллерийских орудий отряда генерала Мина) – по ч. 2 ст. 100 Уголовного уложения.
  См., напр.: Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Указ. соч. С. 130.


[Закрыть]. Вероятно, такое утверждение основано на законодательной формуле – «установленных Законами основными образа правления или порядка наследия престола»[411]411
  С точки зрения современного уголовного права признание диспозиции данной нормы бланкетной является спорным.


[Закрыть]. Другими словами, меняется содержание основных законов страны, регулирующих вопросы политического режима, формы правления и государственного устройства, меняется социальная направленность рассматриваемого деяния, а следовательно, и объект преступления.

И. С. Урысон в связи с этим проводил параллель между ст. 100 Уголовного уложения и ст. 87 французского Code penal, «которая начиная с 1810 года последовательно охраняла (без изменения ее текста), под страхом строжайших уголовных кар, и военный цезаризм Наполеона, и Бурбонскую реставрацию, и Июльскую монархию, и Вторую республику, и вторую Империю вплоть до настоящей республики включительно»[412]412
  Урысон И. С. Преступные сообщества по ст. 102 и 126 Уголовного уложения // Право. 1906. № 48. С. 3755–3756.


[Закрыть].

«Установленные Законами основными образа правления» – формулировка крайне неконкретная; охватывает ли она все конституционные установления в полном объеме или лишь те из них, которые характеризуют образ правления в узком смысле слова – как основных положений конституции, которые закрепляют строение органов верховной власти? В литературе большинство высказывалось за последнее предположение[413]413
  Урысон И. С. О бунте против власти Верховной. С. 728.


[Закрыть]. В связи с этим такого рода деяния, как, например, нарушение положений о монопольной инициативе монарха об изменении основных законов государства, ответственности министров перед одним Государем, а не перед законодательными учреждениями, о компетенции и способе формирования Государственного совета и т. д., признавались не подпадающими под действие ст. 100 Уголовного уложения (они могут быть уголовно наказуемыми лишь в том случае, если законодатель признает их преступлением sue generis).

Согласно законодательной формулировке преступление, предусмотренное ст. 100 Уголовного уложения, совершается только насильственными действиями. Таким образом, в выборе криминообразующего признака законодатель остался верен традиции; в более ранних нормативных актах бунт, как было показано, также приравнивался к попытке насильственного государственного переворота. По этому признаку мятеж отличается от реформы, осуществленной в установленном законом порядке и соответствующей воле монарха, хотя последняя и может вести к изменению основных начал государственного устройства. В связи со сказанным не признаются преступными всеподданнейшие ходатайства сословных или земских собраний, например, о расширении каких-либо их прав, внесение проектов об изменении существующих условий государственного управления и т. д. Если даже при этом будет допущено превышение предоставленных полномочий или злоупотребление по службе, то и в таком случае деяние не может быть квалифицировано по ст. 100 Уголовного уложения в связи с отсутствием в действиях виновных насилия; они признаются преступлениями по службе.

Все виды деяний могут быть совершены только умышленно, мотив и цель являются факультативными признаками. Поэтому ответственности по рассматриваемой норме подлежат как те, кто преследовал политические цели, в частности перемены государственного строя, так и те, кто принял участие в бунте за денежное вознаграждение или по иным мотивам, рассчитывал на реализацию иных целей.

«Так как существо бунта заключается не в нарушении присяги на верность подданства, а в дерзостной попытке ниспровергнуть существующий государственный строй России, то виновными в бунте могут быть, как это принимает и действующее наше уложение, не только российские подданные, но и иностранцы, пребывающие в России, а при условиях, в общей части указанных, и даже виновные в участии в учинении таких злодеяний за пределами России»[414]414
  Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Указ. соч. С. 128.


[Закрыть].

Подстрекательство рабочих и служащих к политической забастовке, самосуду над начальствующими лицами, неисполнению приказов, а также к организации митингов, в том числе вооруженных, не подпадает под действие ст. 100 Уголовного уложения. Все эти акты направлены не против верховной власти России, а против местной власти, к тому же подобного рода деяния не преследуют цели изменения существующего государственного строя. При определенных обстоятельствах они могут быть квалифицированы по другим статьям Уголовного уложения.

Преступления, предусмотренные ст. 99 и 100, имеют пересекающиеся характеристики (например, посягательство на изменение формы правления всегда будет заключать в себе и попытку низвержения с престола монарха, лишения или ограничения его полномочий), в связи с этим встает вопрос об их разграничении. Скорее всего, граница между ними лежит в сущности и социальной направленности деяний. Посягательство на священную особу царствующего Императора, во-первых, предполагает нарушение публичных прав монарха, в частности права на престол и так называемой прерогативы короны, во-вторых, всегда связано с насилием. Эти признаки отсутствуют в преступлении, предусмотренном ст. 100 Уголовного уложения.

Как и в прежнем законодательстве, в самостоятельных нормах Уголовного уложения определяется ответственность за:

1) приготовление к преступлениям, предусмотренным ст. 99 и 100 Уголовного уложения (ст. 101 Уголовного уложения)[415]415
  Согласно приговору Санкт-Петербургского военного суда по делу Никитенко и других, приготовление к указанному преступлению выразилось в том, что виновные устроили конспиративную квартиру, обеспечили сбор необходимых сведений как для совершения цареубийства, так и покушения на августейшего главнокомандующего войсками гвардии Петербургского военного округа князя Николая Николаевича, выработали текст условных телеграмм, которыми следовало извещать членов сообщества о маршрутах передвижения князя, склоняли других лиц к убийству государя императора, снабжали одного из соучастников, согласившегося осуществить указанное убийство, деньгами, разработали план совершения преступления, для чего приобрели план Баболовского парка, где обычно гулял император, и план царского дворца с указанием расположения кабинета монарха. Осуществить задуманное виновные не успели, так как были арестованы.


[Закрыть];

2) участие в сообществе, организованном для совершения преступлений, предусмотренных ст. 99 и 100 Уголовного уложения; наличие у виновного средств для взрыва или склада оружия[416]416
  На наш взгляд, небезынтересно отметить, что в проекте уложения говорится не о «складе оружия», а о «взрывчатых веществах, снарядах или в значительном количестве оружия». При обсуждении нормы редакционная комиссия пришла к выводу, что данная формулировка представляется недостаточно точной. «Особенная опасность такого приготовления, служащая основанием для усиления… наказания, может произойти не только от обладания виновным взрывчатыми веществами или снарядами в тесном смысле сих выражений, но и от подготовления всяких других приспособлений такого же рода, как, например: мин, подкопов и тому подобных сооружений, т. е. всяких вообще средств для взрыва. Равным образом и определение того, что нужно разуметь под выражением “значительное количество оружия”, может вызвать недоразумения на практике. В виду сего… как в обсуждаемой статье, так по тем же основаниям и во всех других статьях, содержащих в себе указанную квалификацию, следует заменить выражение “взрывчатое вещество, снаряд или в значительном количестве оружия” – словами: “средства для взрыва или склад оружия”, применительно к выражению, принятому проектом во второй части статьи, трактующей о квалификации противозаконного сообщества» (Журнал Особого Совещания при Государственном совете. С. 208).


[Закрыть] применительно к бунту признается отягчающим наказание обстоятельством;

3) подстрекательство к организации сообщества для совершения преступлений, предусмотренных ст. 99 и 100 Уголовного уложения, или неудачное подстрекательство к участию в таком сообществе (ст. 102 Уголовного уложения).

Под сообществом понимается объединение нескольких лиц для реализации общей цели. При этом не имеет значения содержание последней, она может заключаться в обмене мнениями или осуществлении определенной деятельности. Сообщество характеризуется сплоченностью, что предполагает подчинение каждого интересам и воле всех участников объединения. С точки зрения уголовного права безразлично, где было организовано такое сообщество – в стране или за ее рубежами; для привлечения к уголовной ответственности достаточно, чтобы в России действовало какое-то из его отделений, филиалов и т. п.

Действия, направленные на создание сообщества, в частности распространение идей, обмен мыслями, обсуждение планов его организации, могут рассматриваться как приготовление к совершению данного преступления. Аналогичным образом оцениваются действия лица, высказавшего желание вступить в сообщество, признать его цели и т. д.; для оконченного преступления необходимо, чтобы оно вступило в сообщество, принимало участие в собраниях или проводимых акциях, выполняло соответствующие поручения и т. д.

«Сопоставляя все признаки понятия сообщества… мы приходим к следующему выводу: сообществом называется состоявшееся, длящееся единение нескольких лиц, связанных между собой общей целью и подчиненных интересам целого. Это громоздкое определение значительно упрощено Указом 4 марта 1906 г. о введении в действие временных правил о союзах и сообществах[417]417
  Имеется в виду Именной указ Правительствующему Сенату от 4 марта 1906 г. «О временных правилах об обществах и союзах».


[Закрыть], давшим впервые следующее связное законодательное определение общества: “обществом почитается соединение нескольких лиц, которые, не имея задачей получение для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, избрали предметом своей совокупной деятельности определенную цель”. Данное определение распадается на две части: из коих первая даст три положительных признака – единение, совокупная деятельность и определенная цель… Вторая же состоит из одного крайне важного отрицательного момента, проводящего резкую черту между обществами и коммерческими предприятиями»[418]418
  Книрша В. Преступные сообщества по новому Уголовному уложению // Вопросы обществоведения. 1910. Вып. 2. С. 103.


[Закрыть].

В литературе дается различие между сообществом и политической партией. Последняя характеризуется как союз единомышленников, объединенных общими политическими идеалами. На ее членов не распространяются положения о полном единомыслии, подчинении воле большинства, нет распределения ролей между ними, что является обязательным для сообщества[419]419
  См.: Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Указ. соч. С. 147.


[Закрыть].

В теории и судебной практике вопрос об отграничении преступления, описанного в ст. 102, от преступления, указанного в ст. 126 Уголовного уложения (предусматривает ответственность за участие в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя, совершение тяжких преступлений с применением взрывчатых веществ или снарядов), вызвало много споров. Одни авторы полагают, что в ст. 126 речь идет о сообществе, организованном для совершения преступления «в более или менее неопределенном будущем», а в ст. 102 Уголовного уложения – для непосредственного переворота в государстве. Другие же утверждают, что ст. 126 имеет в виду сообщество для непосредственных революционных действий. Такое толкование согласуется с руководящим разъяснением уголовного кассационного департамента Правительствующего cената от 16 февраля 1905 г. № 4 по делу Лобковского и др.[420]420
  См.: Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Указ. соч. С. 162–163.
  Следует заметить, что в разъяснении от 29 января 1908 г. по уголовному делу Сопотницкого и др. Правительствующий cенат резко изменил свою позицию. Комментируя это разъяснение, И. С. Урысон пишет: «Вполне правильно указывая, что различие между ст. 102, с одной стороны, и ст. 126, с другой, сводятся к различию объектов замышляемого преступного посягательства, а не самого характера сообщества, Сенат далее впадает в решительное противоречие с буквальным текстом и общим разумом статей 102 и 126, когда говорит, что в состав преступления, наказуемого по ст. 102 (как и по ст. 126), вовсе не входит большая или меньшая близость осуществления преступного замысла, вследствие чего представляется безразличным, направлена ли была деятельность сообщества к посягательству в более или менее отдаленном будущем и т. д. Сенат здесь упускает из виду, что сообщество есть подготовительная стадия к конкретному преступному деянию, а потому замышляемое преступное деяние должно определено и участником сообщества индивидуально определенными чертами в смысле времени, места и средств выполнения; преступный же план, исполнение которого отодвигается в отдаленное будущее и мыслится участниками сообщества как результат постепенно совершающейся и продолжительной борьбы, лишен конкретных очертаний, и потому сообщество для выполнения такого преступного плана не может считаться преступным и участники его не подойдут под действие ни ст. 102, ни 126 уг. ул.» (Урысон И. С. Политические преступления в действующем русском уголовном праве // Русская группа Международного союза криминалистов. Общее собрание группы в Москве 4–7 января 1909 г. М., 1909. С. 354–355).
  Н. Н. Полянский, также критикуя позицию Правительствующего сената, замечает: «Сенат оставил без внимания существование двух родов подготовительных действий: одни составляют лишь начальную стадию в деятельности виновного, который совершает их только для того, чтобы непосредственно перейти к самому предпринятому посягательству; другими заранее, по плану самого виновного, исчерпывается вся его деятельность, причем вопрос о том, как и кем эти подготовительные действия впоследствии будут использованы, для того, кто совершает их, остается открытым. Несомненно, что в план деятельности сообщества, предусмотренного 102 ст., входит, между прочим, и подготовление государственного переворота; но подходит ли сообщество под 102 ст., если по плану сообщества деятельность его участников ограничивается только подготовлением, – над этим вопросом Сенат даже не задумался» (Полянский Н. Н. Сообщества бунтовщические и поселяющие смуту // Право. 1908. № 27. С. 1521–1522).


[Закрыть]

Уголовное уложение ответственность за «очное» и «заочное» оскорбления предусмотрело в одной норме. Согласно ст. 103 «виновный в оскорблении царствующего императора, императрицы или наследника престола, или угрозе их особе, или надругательстве над их изображением, учиненных непосредственно или заочно, но с целью возбудить неуважение к их особе, или в распространении или публичном выставлении с той же целью сочинения или изображения, для их достоинства оскорбительных, наказывается…».

Круг потерпевших законодательно ограничен, в него входят император, императрица и наследник престола. В связи с этим и сущность оскорбления понимается иначе, чем, скажем, тех же действий, совершенных в отношении частного лица. Например, отзывы, суждения, выражения в первом случае могут признаваться оскорбительными, так как они относятся к особе императора, а во втором случае – дозволенными.

Так называемое непосредственное оскорбление может быть выражено в различных деяниях: произнесении дерзостных слов, обращенных к особе государя императора, императрицы или наследника престола; дерзостных поступках (нарушении телесной неприкосновенности), за исключением непосредственного посягательства на особу его величества (в том числе они могут заключаться в надругательстве над изображениями указанных в законе лиц); в направлении оскорбительных писем, непосредственно адресованных императору, императрице или наследнику, или присланных с нарочным (по общему учению об обидах оскорбление в письме приравнивается к непосредственному оскорблению). Ироническое отношение к словам царствующего императора охватывается действием ст. 103 Уголовного уложения. К такому выводу пришла Санкт-Петербургская судебная палата по делу Корней-Чуковского. Последний опубликовал в сатирическом журнале один за другим:

1) приказ по военному ведомству о Высочайшей благодарности казакам;

2) заметки о том, что число убитых и раненых в городах Российской империи неизвестно;

3) стихотворение, из содержания которого явствовало, что русского солдата не удастся сделать палачом.

По мнению судебной палаты, путем сопоставления приказа, заметки и стихотворения автор желал вызвать у читателя мысль, «что, одобряя действия войск при подавлении беспорядков, русских солдат хотят заставить действовать как палачей, и что именно за такого рода действия казачьих войск государь император выражает им свою благодарность»[421]421
  Приводится по: Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Указ. соч. С. 170.


[Закрыть].

На первый взгляд из указанного в законе ряда действий выбивается угроза потерпевшим. Однако надо иметь в виду, что опасность такой угрозы в данном случае виделась не в нарушении психической неприкосновенности угрожаемого, а в неуважении к личности монарха.

Цель указанных в законе деяний – умаление авторитета государя императора.

Заочное оскорбление, хотя совершенное при свидетелях, либо в распространенных или публично выставленных произведениях печати, письме или изображении, но без цели возбудить неуважение к особе царствующего императора, императрицы или наследника престола, признавалось менее тяжким преступлением, чем непосредственное оскорбление. В качестве смягчающего наказание обстоятельства закон указывает на совершение деяния по недоразумению, невежеству или в состоянии опьянения.

Общественная опасность распространения сочинения или изображения заключалась в том, что последние могли стать достоянием неопределенного круга лиц. Деяние осуществлялось как самим составителем оскорбительных сочинения и изображения, так и с согласия автора иным лицом. В последнем случае ответственности подлежали все причастные к данному преступлению виновные.

По уголовному же делу Корней-Чуковского судебная палата в решении указала: «Для ответственности за оскорбление кого-либо в статье или изображении без названия имени и титула оскорбленного необходимо, чтобы по содержанию этой статьи или рисунка можно было бы легко распознать личность, имевшуюся в виду оскорбителем. Иными словами: надругательство над кем-либо в статье или изображении должно быть объективно явно, а не только субъективно допустимо». При этом, как было подчеркнуто в протесте прокурора, «существенным является не степень легкости, с которой можно распознать личность, которую имел в виду оскорбитель, но вообще возможность распознать таковую, хотя бы это было сопряжено даже с некоторым трудом и требовало известного размышления (напр., в шараде или загадочной картинке)».

Норма, содержащаяся в ст. 104 Уголовного уложения, по отношению к предыдущей норме, является специальной. Она предусматривает уголовную ответственность за:

а) составление «сочинения или изображения, заключающих в себе оскорбление или угрозу особе царствующего императора, императрицы или наследника престола, с целью распространения или публичного выставления таких сочинения или изображения, если распространение или публичное выставление оных не последовало»;

б) размножение, хранение или провоз из-за границы указанных сочинений или изображений с той же целью, если распространение или публичное выставление таких сочинений или изображений не последовало.

В этом случае в качестве преступления sue generis криминализирована предварительная преступная деятельность, которая прервана на стадии приготовления к распространению сочинений, оскорбительных для императора, императрицы или наследника.

Согласно ст. 105 Уголовного уложения виновный в посягательстве на жизнь члена императорского дома наказывается смертной казнью, а в ином насильственном преступлении – срочной каторгой или ссылкой на поселение.

Данное преступление отличается от деяния, наказуемого по ст. 99 Уголовного уложения, также предусматривающей в том числе в качестве одного из деяний посягательство на жизнь указанных в законе лиц, по двум моментам: во-первых, по кругу потерпевших; в ст. 105 говорится о члене императорского дома. Как уже указывалось, членами императорского дома, кроме супруги государя и его наследника, признаются все великие князья и княгини. Таким образом, круг потерпевших представлен шире.

При подготовке проекта Уголовного уложения предлагалось включить в число потерпевших только императрицу и наследника, посягательство на них по своей опасности приравняв к посягательству на государя императора. Применительно к наследнику престола редакционная комиссия исходила из того, что в его лице олицетворяется «основной закон государственного строя России, в силу коего… Императорский Всероссийский престол есть наследственный в ныне благополучно Царствующем Императорском доме. Равным образом, комиссия сочла необходимым наравне с особой Императора поставить и его супругу, не только в силу той естественной близости, которая делает посягательство на особу супруги Императора столь же важным и требующим не менее суровой репрессии, но также и в виду ст. 36 зак. основ., по силе коей совокупно с Императором коронуется и Августейшая супруга Императора»[422]422
  Журнал Особого Совещания при Государственном совете. С. 210.


[Закрыть].

Во-вторых, при совершении преступления, предусмотренного ст. 105, не ставится цель, которая является обязательной в преступлении, признаваемом бунтом (ст. 99 Уголовного уложения).

В Уголовном уложении впервые криминализировано оскорбление памяти умерших царствовавших деда, родителя или предшественника царствующего императора, совершенное в публично распространенных либо публично демонстрируемых произведении печати, письме или изображении (ст. 107). По общему правилу, существовавшему в русском дореволюционном праве, оскорбление памяти умерших признавалось наказуемым только в том случае, когда таким образом оскорбляются живые. Однако применительно к государственным преступлениям сделано изъятие.