Текст книги "Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945"

В новой общественной и национальной иерархии, которую собирались выстроить Гитлер и Розенберг, великороссам была отведена самая низшая ступень. Они были спасены от физического уничтожения, но стали обыкновенными чернорабочими и обслугой. Отношение нацистского руководства к России и русским исчерпывающе показано в предыдущих главах. Осталось рассмотреть только отдельные имевшие специфический характер директивы, которые должны были определить политическую судьбу «остатка России».

Розенберг вторил Гитлеру, что высшая сила дала Германии право распоряжаться завоеванной территорией, как она считает нужным. России не предназначено стать полноправным членом семьи народов. «Когда германский вермахт обладает такой мощью, эта страна уже не является больше субъектом европейской политики, но становится объектом политики Германии». Желания населения можно игнорировать безнаказанно; превыше всего должны быть интересы Германии. Розенберг, сразу после назначения на свой пост Гитлером, перечислил в своем первом меморандуме основные ближайшие задачи. Кроме уже поставленной задачи уничтожения коммунистов и евреев было намечено: 1) покончить с Россией как государством, что дало бы гарантию ее постоянной слабости; 2) приступить к экономической эксплуатации России Германией; 3) использовать Россию в качестве места ссылки нежелательных элементов.

Как уже было показано, последнее намерение осталось почти полностью на бумаге. Достижение первой цели, то есть ослабления России, могло быть осуществлено путем разгрома и уничтожения вооруженных сил, а также, о чем Розенберг не уставал повторять, через разделение СССР на ряд политически независимых государств. Новые, контролируемые Германией национальные регионы должны были складываться по периметру остатков территории России, вне их национальных границ, за пределами «обширных районов русского хартленда». Так, рейхскомиссариат «Украина» должен был получить русские области – Брянскую, Курскую, Воронежскую, Саратовскую и Сталинградскую. К «Кавказу» должен был отойти Краснодар, Ставрополь и Астрахань; границы «Остланда» предполагалось продвинуть к востоку за Новгород и Смоленск; Ленинград должен был быть стерт с лица земли или стать отдельным немецким районом. Из оставшихся территорий «хартленда» предполагалось образовать рейхскомиссариат «Московия». Название «Россия» было обречено на забвение.

Выбор Розенбергом названия «Московия» отвечал его концепции, и в своих антирусских аспектах она полностью отражала отношение самого Гитлера к этому вопросу. Основной целью было отбросить Россию на восток. Задолго до начала войны Розенберг говорил о необходимости заставить «русских перенести центр свой жизни в Азию».

«Важные события истории развивались не в направлении с востока на запад… но с запада на восток, от Рейна к Висле, от Москвы к Томску; это говорит о том, что должно снова произойти. «Русский человек», которого проклинали Петр I Великий и Екатерина II, был по природе истинно русским. И не следовало насильно превращать его в европейца».

Теперь эта политика «европеизации» должна быть прекращена. После отделения нерусских национальностей, как указывал Розенберг, «оставшаяся часть России будет отодвинута на значительное расстояние от современных немецких границ, и на западной ее границе, а также с севера и с юга, будут возведены ограждения. Принимая во внимание численность ее населения, ее центр должен располагаться на Урале, если не в Сибири».

Германия не имела плана оккупации всей Сибири. Гитлер не раз повторял, что он позволит русским жить за «подвижной границей», которую он намеревался установить. Несомненно, что «в случае необходимости мы возобновим наше продвижение, где бы ни сформировался новый центр сопротивления». Но основная мысль фюрера была следующей: «Мы должны быть внимательны, чтобы вовремя предотвратить возрождение военной мощи на этой стороне Урала… Когда я говорю на этой стороне Урала, я имею в виду разделительную линию, проходящую в 200–300 км восточнее Уральских гор[55]55
  Т. е. Германия должна была контролировать не только «эту», по выражению Гитлера, западную сторону Урала, но и восточную сторону на глубину 200–300 км.


[Закрыть]. Эта часть России всегда должна находиться под властью немцев». Что касается русских по «этой» стороне будущей новой границы, Гитлер заявил: «Мы не собираемся быть няньками; у нас нет ни малейших обязательств в отношении этих людей». Розенберг высказал почти ту же самую мысль о великороссах накануне вторжения: Германия «ни в коей мере не обязана» кормить их. Он заявил: «Мы знаем, что этот факт является результатом крайней необходимости, чуждый всяким чувствам». Вне всякого сомнения, потребуется провести масштабную эвакуацию, и русские должны быть готовы к тяжелейшим годам… Для того чтобы придать импульс движению русских на Восток, потребуются сильные личности, которые смогут реализовать эту задачу».

Розенберг, как всегда, закончил обсуждение вопроса экскурсом в область своих представлений о «русской душе». Примитивный русский, рассуждал он свысока, был хорошим ремесленником и танцором. Однако он сильно отличался от «европейца», и контакт с Западом привел его к душевному конфликту. «Тургенев и Достоевский боролись в русской душе, разрывая ее надвое, и не было из этого никакого выхода. Однако, если Запад снова закроет свои двери перед русскими, они будут вынуждены опереться на свои самобытные силы и бескрайние просторы, которым они принадлежат… Возможно, через сотню лет историк увидит решение вопроса совсем в иной плоскости, чем это представляется русскому в наше время».

Это периодическое возвращение к психоанализу русского характера у Розенберга, бывшее излюбленным времяпрепровождением немецких «интеллектуальных» кругов, вскоре сменилось более насущными заботами.

«Московия» формально должна была стать рейхскомиссариатом. Однако в сравнении с «Остландом», «Украиной» и «Кавказом» внутренняя политика в нем должна была отличаться своей «бескомпромиссной беспощадностью». Восемь генеральных комиссариатов «Московий» должны были занимать территорию от Северного Ледовитого океана до границ Туркестана, включая центральные русские области вокруг Москвы и Горького, а также Татарию, Чувашию и Башкирию и большую область Коми к северу; за Уралом в Свердловский комиссариат войдут индустриальные области Магнитогорская и Челябинская. Таким образом, в рейхс комиссариате «Московия» должно было проживать 60 млн русских и значительное число инородцев, проживающих в более богатом Зауралье.

«Эта оккупация, – писал Розенберг о «Московии», – будет иметь совершенно иной характер, чем это было в Прибалтике, Украине и на Кавказе». Проблемой здесь было не обеспечить дальнейший подъем территории и ее развитие, но, наоборот, подавлять его. Розенберг выбрал исполнителем политики «подавления» Эриха Коха, который, как он считал, излишне жесток в своих действиях на Украине. Однако, когда Гитлер назначил Коха главой рейхскомиссариата «Украина», на пост в Москве выдвинули высшего чиновника СА Зигфрида Каше. Работа Каше в СА стала причиной враждебности к нему Гиммлера. Последний сказал Розенбергу, что считает Каше канцелярским работником, который не может действовать энергично и решительно и к тому же известный противник СС. Возможно, разразился бы еще один конфликт, если бы был создан рейхскомиссариат «Московия», но немцы так и не смогли захватить Москву, и Каше так и не получил должности. Получивший пост «министра» в марионеточной Хорватии, Каше и в 1944 г. наивно продолжал надеяться на свое назначение в Москву.

Различные части советской территории между Финским заливом и Азовским морем, которые были захвачены немцами, находились исключительно под управлением военной администрации. Министерство Розенберга никогда не контролировало их. Большая часть Великороссии оставалась прифронтовой зоной, где так и не было создано полноценной администрации. В тыловых районах армий и групп армий оккупация продолжалась краткое время, в сравнении с «Остландом» и Украиной. Каждая немецкая военная администрация осуществляла управление по собственным правилам в пределах самых общих и расплывчатых директив, присылаемых сверху. Условия были различны от деревни к деревне, от года к году в связи с постоянным перемещением комендатур. Начиная с 1942 г. все больше территорий переходили под контроль советских партизан, и оккупационная власть действовала только в городах и на больших транспортных артериях. Поэтому невозможно говорить о какой-либо определенной «политике» в оккупированных областях собственно России. Деятельность военной администрации и местных органов власти не следовала каким-то общепринятым стандартам. Большинство военных комендатур и чиновников не делали особых различий между Великороссией, Белоруссией и Украиной. Они действовали везде одинаково, так же хорошо или так же плохо.

Повседневные заботы населения на оккупированном Востоке были повсюду одними и теми же. Судьба колхозов, материальные условия, культурная жизнь, обращение с военнопленными и трудовыми отрядами, актуальные вопросы политики – вот чем были заняты русские. Мы коснемся каждого вопроса; при этом обнаружим, что в каждом отдельном случае немцы шли на «тактические» уступки перед лицом военных поражений. Политика «игнорирования населения», принятая накануне нападения на СССР, оказалась невыполнимой. Чаще всего отходили от жестких требований Берлина полевые командиры. И Гитлер, и Розенберг с Гиммлером почти до самого конца войны проявляли крайнее неудовольствие подобными действиями.

Начиная с 1942 г. Берлин лишь изредка находил время для обсуждения будущего «Московии». Все же неуступчивость и настойчивость официальной точки зрения находила отражение в работе немецкой цензуры, объем нового материала для просмотра был крайне незначителен. Финский профессор Аксель фон Гадолин в своей широко известной книге «Север, Восточные территории и новая Европа» (Der Norden, der Ostraum und das neue Europa. Munich, 1943), опубликованной в Германии, писал: «Новая Европа» полна решимости сделать невозможным возрождение Русского государства, вне зависимости от того, каким оно будет – «красным» или «белым», – именно в его «национальной тоталитарной форме». Нацистская Россия через несколько поколений будет представлять «столь же большую опасность, что и Россия при Петре Великом». Поэтому, в манере Розенберга, в книге содержится призыв к «уничтожению русской государственной традиции», чего можно достичь путем двойной миграции: «Полное заселение Востока предполагает перемещение народов на Восток в два этапа: с запада европейский элемент постепенно переходит на русские равнины, а русские возвращаются [sic!] на земли к востоку от Волги, чтобы освободить место для первых».

Ничего не изменилось. Только однажды, после того как все уже было потеряно, Розенберг лично вернулся к вопросу о будущей судьбе России. В октябре 1944 г., в момент острейшего кризиса, когда Гитлер и Гиммлер, казалось, уже отошли от своей «антимосковитской» концепции, Розенберг подтвердил свое собственное мнение в отчаянном обращении к фюреру. Ведя проигрышное сражение, он соглашался предоставить великороссам, наряду с другими советскими национальностями, возможность иметь какое-то подобие государства в будущем. И в то же время он продолжал утверждать, что «прежде всего народу русского пространства, который вынужден сегодня быть выразителем идеи еврейской мировой революции, необходимо предоставить возможность мобилизовать свои культурные и экономические силы в его Lebensraum – Сибири…». Не то чтобы в преддверии неизбежного поражения Розенберг, который так часто шел на компромиссы, нашел для себя возможным уступить в этом фундаментальном вопросе. Просто в начале или в конце войны России (по планам нацистов) было предназначено стать сатрапией Нового порядка.

Немцы в своей национальной политике, характеризовавшейся презрительным отношением к славянскому населению Советского Союза, предусмотрели одно исключение. Объектом особого внимания для них стали казаки, которые имели ярко выраженные традиции, славу «контрреволюционеров» и отличались истинной военной доблестью. Казаки проживали в поселениях-станицах, расположенных по берегам рек Днепр, Дон, Кубань и Терек и их притоков. Они были потомками русских и украинцев, среди которых были многочисленные искатели приключений, солдаты, крестьяне и беглецы. Казаки формировали социальную и культурную общность, не будучи явно выраженной этнической группой. О них много говорили в Германии (благодаря контактам с влиятельными немецкими кругами некоторых их лидеров за границей, таких как генерал и атаман в 1918–1919 гг. войска Донского Петр Краснов). Благодаря этому казаки занимали особое положение в глазах немецких деятелей, которые и принимали основные решения.

Первоначально Розенберга увлекла идея создания казачьей области «Дон – Волга», с целью урезать территорию «Московии» и создать некий «мост» между Украиной и Кавказом. Все это присутствовало в планах создания буферных регионов. Поскольку у казаков не было «ярко выраженных национальных чувств» и они в основном напоминают русских, Розенберг заявил, что «местной администрации следует проводить более жесткую политику, так как область «Дон – Волга», вне сомнения, первоначально будет рассматриваться как враждебная». Этим постоянным преобразованиям от Ростова-на-Дону до Саратова, с учреждением различных неоднородных районов с различными этническими группами, которыми занималось также министерство оккупированных восточных территорий, был вскоре положен конец. Одной из причин принятия этого решения было желание создать «сильную Украину», в которую должны были войти некоторые из казачьих поселений. Но станицы на Кубани и Тереке отходили к будущему рейхскомиссариату «Кавказ». Рассматривая вопрос национальной принадлежности в качестве краеугольного камня своей политики, ведомство Розенберга отказало казакам в праве на национальность.

С другой стороны, они были исключены из разряда «унтерменшей». Так силен был стереотип казака как врага большевизма, что к концу 1941 г. командование вермахта отдало приказ о формировании казачьих воинских частей. И это в то время, когда славянам категорически не разрешалось доверять оружие. 15 апреля 1942 г. Гитлер лично разрешил использовать казаков как в борьбе против партизан, ставшей их главной обязанностью, так и непосредственно в боевых действиях. Летом 1942 г., когда немецкая армия продвигалась в направлении Ростова-на-Дону, было отдано распоряжение относиться к казакам как к «друзьям».

Как только группа армий «А» оккупировала район Кубани, чиновники военной администрации обратились в Берлин за разрешением образовать Казачий округ. Его рассматривали не в качестве ядра нового государства, но экспериментального района. Под немецким надзором местному населению намечалось предоставить право полного самоуправления и проведения самостоятельной политики в области образования, культуры и религии. На смену районным властям приходило «атаманское правление». Казачьему крестьянству был обещан роспуск колхозов. С одобрения генерал-квартирмейстера Э. Вагнера в Берлине округ начал функционировать 1 октября 1942 г. В него входило шесть районов к северу от нижнего течения реки Кубань с первоначальным населением около 160 тысяч человек, которое впоследствии должно было возрасти.

Приказ был издан без какой-либо координации с имперским министерством оккупированных восточных территорий. Когда А. Шикеданц узнал о провозглашении «первого автономного государства под нашим суверенитетом» на Востоке, он решительно потребовал разъяснений. Его ведомство не потерпит никаких проказацких образований и нарушения принципа автономии. В ОКХ (Главном командовании сухопутных сил) ему было заявлено, что все слухи о казачьей республике «полностью необоснованны». Когда они тем не менее были подтверждены, Шикеданц заявил протест как против самовольных действий армии, так и самого проекта. В СС также возражали против образования округа по «политическим причинам». Однако 5 ноября генерал-квартирмейстер официально одобрил его образование. Была набрана местная полиция; к январю 1943 г. должны были быть расширены границы округа и назначен командующий казачьей армии. Началась дискуссия об автономии округа, рассчитанной на длительное время, которая не должна будет помешать его вхождению в федерацию Украины, России и Кавказа. Были рассмотрены долгосрочные реформы в сельском хозяйстве, хотя в действительности мало что удалось сделать. Другие планы предусматривали набор 25 тысяч добровольцев, готовых сражаться на стороне немецкой армии, но опять же не хватило времени для их выполнения. В январе 1943 г. группа армий «А» начала отступление, и экспериментальный район закончил свое существование.

Недолговременный эксперимент с казачьим округом показал, как армия (или, по крайней мере, некоторые ее представители), находясь в сфере своей компетенции, может игнорировать министерство оккупированных восточных территорий и другие ведомства в Берлине. Он также показал некоторым немецким чиновникам, что там, где советскому населению предоставляется шанс решить самостоятельно свои проблемы, это не только не приводит к бедствию, но население бывает расположенным более открыто сотрудничать с немцами. Когда войска Клейста оставили Кубань[56]56
  1-я танковая армия из состава группы армий «А» отошла с Северного Кавказа через Ростов-на-Дону в Донбасс в начале 1943 г., а 17-я армия этой группы была окончательно выбита с плацдарма на Таманском полуострове и в дельте Кубани в начале октября 1943 г.


[Закрыть], значительное количество казаков присоединилось к этому исходу, и в конце 1943 г. более чем 20 тысяч казаков, или, скорее, людей, заявлявших о себе, что они казаки, воевали в различных поддерживаемых немцами формированиях.

Политика Германии в отношении казаков так и не была окончательно прояснена. В то время как большинство ведомств, в том числе и министерство Розенберга, считали, что «казаки не являются национальностью» и не заслуживают особого к себе отношения, армейские круги не столь ревностно относились к нацистской проверке на расовую чистоту, часто вследствие практических причин: начинала давать о себе знать нехватка солдат. Меньшая часть казаков и немцев, однако, пошла дальше. Они утверждали, что «в соответствии с результатами последних исследований казаки потомки смешения двух рас: нордической и динарской… и тем самым они сохранили сильные кровные связи со своей первоначальной немецкой родиной». Эта «теория», смехотворная и фантастическая, была воспринята теми казаками-националистами, которые выступали за создание «гото-черкесского» государства, «Великой Казакии», простирающейся от центральных областей Украины до реки Самары или даже до Эмбы».

На деле преобладал армейский утилитарный подход. Казачий представитель убедил Кейтеля и Розенберга принять единое воззвание к казакам. Этот манифест, принятый 10 ноября 1943 г., обещал казакам вернуть им родные земли и привилегии, включая минимальную автономию и частное владение землей. До тех пор пока они не вернутся домой, Германия становилась их протектором. Манифест, уникальный для восточной политики Германии, указывал на смену тактики. Исключение казаков из разряда «унтерменшей» было сделано по причине военной необходимости, и прежде всего потребности в солдатах. Готовность немецких властей давать радикальные (с точки зрения наблюдателя 1941 г.) и неортодоксальные обещания представителям любой социальной группы советских граждан свидетельствовала о решительном сдвиге в политике Германии. О переходе от оккупационной политики к политике привлечения на свою сторону тех советских граждан – в воинских частях, трудовых восточных лагерях и лагерях для военнопленных, – что еще оставались под немецким господством.

Часть третья
Проблемы и практика

Глава 15
Экономическая политика: цели и перспективы нацистов

Постоянное и трудно скрываемое стремление Германии овладеть ресурсами Восточной Европы свидетельствовало о ее намерении эксплуатировать их во благо рейха. Ради достижения этой цели были сформированы перспективные планы колонизации и сиюминутные планы их использования для поддержания германской военной машины. Интересы местного населения не принимались во внимание. Критерием политики на Востоке, который Берлин определил в своих основных экономических директивах и указаниях (Коричневая и Зеленая папки), было «благосостояние германского рейха и его народа».

Традиционный немецкий взгляд на комплементарные роли в экономике индустриальной Германии и аграрной России оставил свой след в первоначальных планах 1941 г. В противоположность предыдущим проектам, основанным на взаимной выгоде, новый подход – развитие только сельского хозяйства на Востоке и отказ от развития промышленности – превратился в чисто колониальный. Как выразился один высокопоставленный чиновник министерства оккупированных восточных территорий Тер-Недден, Восток снабдит Европу сырьем, а в обмен Германия будет посылать туда промышленные товары.

Эти цели зависели не только от отношения нацистов к одной России. Теория «большого пространства» (Grossraum) предполагала ограничение экономических функций «низших» территорий, к которым кроме СССР относились Польша, Югославия, Румыния, и сведения их к более примитивным процессам, в основном к добывающим отраслям экономики: сельскому хозяйству, горнодобывающей промышленности и эксплуатации сырьевых ресурсов. Политическая цель этого подхода была весьма прозрачна, она заключалась в сосредоточении более высокоразвитого производства в Германии, прежде всего тяжелой индустрии и контроля за финансами.

Постоянно отказывая русской нации в «интеграции» в европейское политическое сообщество, Гитлер настаивал на «интеграции» экономики Востока в европейскую, с целью сделать его ресурсы доступными для Запада. Фюрер утверждал: «Совсем еще недавно было трудно представить, как может существовать в Восточной Европе большое государство с почти неограниченными природными ресурсами… в то время как густонаселенная Центральная и Западная Европа испытывает нехватку сырья, которое они должны импортировать. Мы должны отныне полностью открыть территории Восточной Европы, столь богатые сырьем, для густонаселенных областей европейского Запада». В обмен на это, рассуждал Гитлер, Россия станет обширным рынком сбыта для немецких товаров. После войны европейская промышленность «уже не будет больше нуждаться в иностранных рынках», потому что советские жители «настолько бедны, что все промышленные товары, начиная с простейшей стеклянной посуды, найдут там сбыт». Официальные планы предусматривали, что «оккупированные восточные территории всегда будут служить для Запада рынком сбыта продукции, требующей больших трудовых затрат…».

Восточная экономика призвана была обеспечивать постоянный рост благосостояния Германии. «Мой план, – говорил Гитлер своим сторонникам, – заключается в том, что мы должны воспользоваться всеми представившимися нам возможностями». В планах на будущее для советской промышленности не было места. Политика деиндустриализации отвечала интересам рейха и давала преимущества в экономическом плане. Как указывалось в Коричневой папке, эта политика «препятствует нежелательной концентрации местного населения в промышленных центрах; сама же промышленная продукция, результат интенсивного труда рабочих, остается в рейхе и старых индустриальных странах Европы, обеспечивая им достойный уровень жизни».