Текст книги "Мои воспоминания"

Глава 6. Родители, часть 1. Папа.

Папа и мама. Такие простые, и до боли родные слова…

Теперь, когда их нет рядом, я все чаще вспоминаю их, и понимаю, какое это было прекрасное время, когда они были рядом со мной!

Вообще, как мне казалось, в детстве, у нас была самая обыкновенная московская семья: мама, папа и двое детишек, причем разного пола (идеально, не правда ли!). Только много позже я понял, какими необыкновенными были мои родители, и как много они сделали для нас, и сколько нам дали!

С самого раннего детства я помню вечер пятницы и выходные, поскольку именно в это время мы проводили время всей семьей, и это было самое счастливое время в моей жизни (ну, разумеется, сейчас, когда у меня есть своя семья, я тоже бесконечно счастлив и обожаю свою жену и дочку, но все-таки, тогда я был маленьким!).

Я не помню никаких телесных наказаний, ремень, или рукоприкладство, ни ни. Только однажды, сейчас уже и не помню по какой причине, я очень сильно вывел отца из себя, и он шлепнул меня по мягкому месту, и отправил в свою комнату, заперев там на час, чтобы я как следует поразмышлял бы о своём недостойном поведении, повторюсь, это было только однажды…

Чаще он беседовал со мной, очень доходчиво объясняя все, и терпеливо отвечая на все мои вопросы, а их у меня всегда была тьма!

И я не помню ни разу, чтоб он не ответил бы мне, или сказал что-то вроде: “Тебе еще не положено это знать, или не задавай глупые вопросы”. Ничего подобного я не могу припомнить!

Вообще, он всегда был в курсе всех моих дел, и почти до самого его конца я всегда делился с ним самым сокровенным и всегда спрашивал его совета, вот именно поэтому мне было очень тяжело, когда он слег и последний год лежал просто как “груша”…

Человек вроде бы жив, а по сути, нет.

Ну и, конечно же, после его смерти было очень тяжело, в первое время не хватало очень его советов, да и просто обычного разговора по душам.

С мамой у меня так никогда не получалось, с сестрой мы уже тогда начали стремительно отдаляться друг от друга, а с женой тогда еще не клеилось… дочка была еще совсем маленькая.

Это сейчас, по прошествии уже 9 лет, когда дочке скоро 13, с женой мы теперь живем душа в душу, маму похоронили в прошлом году, а с сестрой я просто прекратил всяческие отношения и сужусь с ней из-за общей собственности, оставшейся после родителей, я понимаю, что такая привязанность к отцу, ну если хотите даже можно сказать “зависимость” была тоже своего рода крайностью, и чтобы от неё избавиться, и найти свое единственно верное место в этом мире, у меня ушли годы.

Но я все равно бесконечно благодарен отцу за все то, что он мне дал, и именно, в моральном смысле этого слова. Почти все, что сейчас во мне есть мудрое и светлое это от него, и только 5% плод моего тяжкого труда все эти годы.

У папы тоже была непростая судьба, ему, как и дедушке, тоже пришлось немало хлебнуть.

Сначала, вполне благополучное и счастливое детство под жгучим Тифлисским Солнцем. Потом, не успев окончить школу, только 9 класс, война… Помните, как в повести Бориса Васильева: “А завтра была война!”

А папа был с декабря 1924 года, и в конце 42 года мог быть призван на фронт. Бабушка, разумеется, этого очень не хотела, она то прекрасно понимала, что папа, с его мягкой и врожденной интеллигентностью, будет первым кандидатом на “пушечное мясо”.

Вообще-то, если, по совести, то стыдно мне сейчас, когда я пишу все это, стыдно за те миллионы погибших ребят, и ведь не только те, кому уже исполнилось 18, многие приписывали себе годик другой и шли на фронт, и воевали, проливали свою кровь, а не отсиживались в тылу. Но папа всю свою жизнь практически ничего не решал без мамы, делаю оговорку почти, так все-таки какие-то решения он принимал самостоятельно. Плохо это, или хорошо? Ну что тут сказать, вопрос на самом деле не такой простой, как это может показаться на первый взгляд.

С одной стороны, плохо, потому что во многом он был зависимым от мамы, и это не придавало ему уверенности в обыденной жизни (в своей работе он был просто незаменимым специалистом, умелым организатором и умел находить индивидуальный подход к любому), а вот в обычной бытовой жизни иногда “буксовал”…

А с другой стороны, наверное, хорошо, потому что благодаря этому, его жизнь сложилась вполне успешно и счастливо, хотя никто не знает, как было бы по-другому (история не терпит сослагательного наклонения).

Я вот, лично, считаю (к 50 годам, правда, только осознал это), что лучше шишки набивать самому, конечно, избегая тяжких ситуаций (таких как наркотики, распутство, и т.д. и т.п.). От этого однозначно должны уберечь родители, и, разумеется, не запретительно-приказными методами, а скорее, разъяснительно-воспитательными, и, личным примером, конечно же!

Так вот, я отвлекся, от темы. И бабушка, заставила его поступить в авиационный техникум, и заодно, он устроился работать на завод, где выпускали боеприпасы, вот и бронь. Работенка надо сказать, была совсем не сахар. Работали сверхурочно, иногда по 14…16 часов, и, конечно же, без выходных, многие спали там же, а те, кто был помладше, стояли на деревянных ящиках (чтобы дотянуться до станка). Как еще при этом папа умудрялся учиться, для меня, честно говоря, загадка. Но техникум он окончил, аккурат в 1945 году, заодно и получил аттестат о полном (законченном) среднем образовании.

Тут как раз и война кончилась, слава богу.

И папа, как и сотни тысяч других, поехал завоевывать Москву.

Ему удалось сходу поступить в МАИ (Московский авиационный институт), все-таки авиационный техникум оказал свое влияние.

А на втором курсе папа всерьёз увлекся космосом, тогда только начинавшим своё развитие.

Жил папа в общежитии, потом, кажется, на старших курсах даже угол где-то снимал, весело было, рассказывал он, за несколько лет огромный жизненный опыт, и трудная школа выживания!

Как только его бабушка в Москву одного пустила, для меня до сих пор загадка?!

Жили студенты бедно, но весело. В студенческой столовой суп это был кипяток, в котором плавала одна луковица, пол морковки и одна картошка, вот такой вот супчик!

Странное время было, рассказывал отец. Война только кончилась, разруха ведь страшная была, на основные продукты были талоны и продовольственные карточки, но цены каждый год снижали, и настроение у всех было какое-то необыкновенно светлое и приподнятое: “Эх, заживем сейчас вскорости, как никогда раньше не жили”. Не надо забывать еще и тот факт, что страшные репрессии 30 -х годов, как тогда казались, канули в лету, и никто и не мог себе представить, что вскоре начнется её вторая волна.

Но наступил 1949 год, и моего дедушку, отца моего папы сослали в Сибирь. Папа как-раз перешел на 5-ый, последний курс, и тут его неожиданно вызвали в деканат. В деканате сидел декан курса и, очень тихий, в строгом костюме невзрачного вида человек. Не догадаться, кто этот человек, не мог даже самый тупой, а папа не слыл “тупицей” на курсе. Одним словом, папе все так вежливо сообщают, то есть информируют, и говорят: “Ну, все-таки Вы на очень хорошем счету, декан о Вас очень лестно отзывался, и по комсомольской линии тоже все на очень высоком уровне, активист, и все-такое прочее…

Мы, говорит, отчислять Вас не будем, но Вы сами должны понять, что учиться в этом вузе Вам больше нельзя, оборонка все-таки!

А вот мы Вас переведем в МАМИ (Московский автомеханический институт), тоже на 5-ый курс, и Вы там себе спокойненько доучитесь. Никто, кроме нас троих, истинных причин Вашего перевода знать не будет, и Вам мы настоятельно рекомендуем молчать, для Вашего, так сказать, блага! Вот такая вот ситуация. Можно сказать, что очень легко отделался!

Ну что тут еще добавить, и перевели его, и доучивался папа последний год именно там, и диплом делал вместо ракетного двигателя, трансмиссию грузовика какого-то, кажется…

А профессор в МАМИ, когда его увидел первый раз, так между-прочим, как будто не в его адрес процедил сквозь зубы: ”Ни черта Вы не сделаете диплом, ничего Вы в двигателях автомобильных не разбираетесь, тоже мне летчик-недолетчик…” Вот так вот тоже бывает!

Как все это смог выдержать, и пережить, для меня загадка…

Но и это не конец всех приключений. Было еще одно, притом не самое последнее в его жизни. Конечно, когда дедушку сослали, все родственники были сразу же извещены об этом.

И папа вдруг решил ехать, как жены декабристов, да простят меня читатели, за такое неуместное сравнение, к родителям в Сибирь.

Но он, почему-то вдруг решил сообщить об этом дяде, вот уже и не помню, дедушкиному иди бабушкиному брату.

И сел в поезд и поехал. А поезда в то время ходили немного не так, как сейчас. Поезд из Москвы шел южным кругом, и потом уже через Поволжье уходил в Сибирь (сейчас большинство поездов идут через Киров и Пермь). А поезд из Тбилиси шел через Баку и Астрахань, Волгоград (тогда ветка Адлер-Сухуми еще не существовала, её построили уже в 50-ые годы), и далее также через Поволжье шел уже прямиком в Москву.

И вот уж и не знаю, как дядя сумел все так точно рассчитать, или это судьба вмешалась, но он сумел-таки перехватить папу на какой-то из станций на коротком общем участке их дороги (хоть и на противоходе, блага поезда тогда водили паровозы и стоянки на станциях бывали по часу и более, и дяде повезло, что оба поезда встретились на какой-то остановке) и силком втащил папу в свой поезд, который шел обратно в Москву!

Папа только рассказывал, что дядя буквально за шкирды втолкнул его в обратный поезд в Москву, и со словами: “Ты что совсем рехнулся, свою жизнь хочешь загубить на корню…”, дал ему хорошую оплеуху!

Вот так вот благополучно закончилась эта история. А папа потом всю жизнь был благодарен дяде за это, хотя кажется, они так потом и не встретились больше, папа уже почти в Тбилиси не бывал, а дядя вскорости умер, от полученных на фронте тяжелых ранений…

А папа, окончив МАМИ (Московский автомеханический институт), получил распределение на Ярославский моторный завод, где неожиданно встретил друга детства (об этом подробнее в одной из последующих глав). Он потом, правда, всю жизнь неоднократно повторял себе: “Весь первый послевоенный выпуск 1950 года шел прямиком к Королёву…

Как сложилась бы тогда его судьба и жизнь!” Но история, как известна, не любит сослагательного наклонения, так что как она могла бы сложиться, на самом деле, мы никогда не узнаем, ну, по крайней мере, в этой жизни…

А папа, отработав несколько лет на заводе и пройдя за этот короткий отрезок времени путь от простого инженера до начальника экспериментального цеха, по настоятельному пожеланию своей мамы, уехал в Москву, где поступил в аспирантуру и в 1961 году стал кандидатом технических наук, к чему немалые усилия приложила моя бабушка, которая даже некоторое время жила с ним в одной комнате большой коммунальной квартиры, где-то на Чистых Прудах, где папа фактически снимал даже не комнату целиком, а угол.

К слову сказать, папа всегда рассказывал, что ему очень везло на “сожителей”, или, точнее сказать, квартирантов.

И даже самые последние люди, с которыми папа жил уже в браке с мамой и после рождения моей сестры, были настолько светлыми людьми, что я обязательно посвящу им отдельную главу.

В свои отпуска папа всегда ездил домой, в Тбилиси, к маме и папе, это было обязательным условием того, что мама ему разрешила уехать в свое время в Москву, так как, безусловно, понимала, что карьеру надо делать в Москве.

И вот летом 1961 года папа в очередной раз гостил у своих родителей. Надо сказать, что его мама понимала, что ему уже давно следует жениться, и очень не хотела, чтобы папа там нашел себе, не пойми кого, в Москве, поэтому рассматривались кандидатки строго из Тбилиси, и, разумеется, только армянки!

Периодически, бабушка сводила папу с кем-то (ну, разумеется, все было строго по знакомству, и только среди своих). Но ничем особенным это не заканчивалось.

А тут вот получилось еще интереснее. Папа познакомился с мамой, провел с ней вечер, проводил её домой. Мама папе понравилась, а вот папа ей, напротив, нет. Папа много позже мне признался, что в тот день у него жутко разболелась голова, а таблетку он то ли не принял вовремя, то ли вообще не выпил, сейчас уж и не вспомню. А у него в юности и до седой зрелости бывали иногда жуткие мигрени, от которых мало что помогало, только полная тишина и покой, и горячие примочки.

Кстати и у меня была такая проблема лет до 40, потом как-то приутихла, хотя головные боли и остались, но я их сразу купирую двумя таблетками цитрамона, или анальгином, или Эффералганом, если чувствую, что боль сильнее обычного.

Ну так вот, поэтому папа в тот вечер был явно не в ударе.

Но уже в следующую их встречу, папа наверстал упущенное, и проявил себя во всей своей красе, блеснул эрудицией и красноречием, чем не мог не заслужить маминого расположения, и уже очень скоро он сделал её предложение.

Сказать по правде, я теперь уже и вспомню, где они расписались, там или здесь, но что я помню совершенно точно, так это то, что папа поехал в Москву раньше мамы, так как его отпуск уже подходил к концу, а мама чуть погодя, все-таки не так просто было навсегда покинуть отчий дом после почти 30 лет жизни.

Маму в Москве встречали всем папиным кругом, чуть ли не с оркестром. Правда мама описывала это немного иначе, так как в середине августа в Тбилиси стояла 40 градусная жара и духота, а в Москве моросил мелкий дождик, было прохладно (не выше +14) и как-то уже совсем сыро, зябко и откровенно некомфортно…

Но что тут поделать, как говорится: «Рубикон перейден и мосты сожжены!». Они стали жить в той самой последней коммуналке с одной очень хорошей и замечательной семьей (этому будет посвящена одна из глав). Потом родилась Маришка, моя сестра, а вскорости мама забеременела вторично, а папа получил 3-х комнатную квартиру в Сокольниках, где они с мамой и прожили до самой смерти.

Папа, после защиты диссертации, очень быстро «дорос» до заместителя директора по науке в НИИД (Научно-Исследовательский институт двигателей), где он занимался проектированием танковых движков.

Кстати, за разработку двигателя к танку Т-80 (сверхсекретного танка конца 70-х годов) папа был награжден в составе коллектива орденом Трудового Красного Знамени.

А вот почему он не стал Директором, хотя мог бы, это отдельная история. Когда папа после аспирантуры и работы пару лет главным специалистом в Министерстве Автомобильной промышленности устроился в НИИД тогдашний директор (Толстых, кажется, его фамилия), очень симпатизировал отцу. Почему, трудно теперь сказать, да и спросить то вообщем уже и некого…

Так вот, очень быстро папа, начав с младшего инженера, стал начальником отдела, и после как раз, его кандидатуру предложили на пост директора вместо собравшегося на пенсию тогдашнего Директора.

Процедура утверждения тогда была серьёзная, надо было пройти несколько этапов согласований, и последнее из них в ЦК Партии.

На такой пост, да еще и в таком НИИ (в военное время этой должности соответствовал армейский чин генерал-майора).

Ну и вот в ЦК папину кандидатуру «зарубили». Почему? Да все очень просто. Папа с тогдашним Директором Толстых приехали в ЦК, и там их принял какой-то чинуша. Изучив папино досье, он вдруг резко откинулся на спинку стула и стал пристально изучать папино лицо. Папе показалось, что прошла целая вечность… Также неожиданно, он вдруг встал, подошел вплотную к папе и сидевшему рядом директору и глядя ему прямо в глаза, процедил сквозь зубы: «У нас что, русских в стране не хватает, что Вы нам надсменов тащите!» Вот так вот волей судеб папу сделали заместителем, правда, как потом оказалось, это было даже лучше для него, так как он получил возможность заниматься научной работой, а директор постоянно мотался по совещаниям, и все-время вынужден был принимать участие в попойках… Для папы это было выше его сил!

А пить все равно приходилось, тогда было почти обязательной частью в любом коллективе. Непьющих не уважали, да и откровенно побаивались,… не пьешь, значит или стукач, или просто «больной».

А организм папы, привыкший к хорошему вину на Кавказе, никак не мог адаптироваться к водке, да еще и в таких «лошадиных» дозах.

В 1984 году мы торжественно отмечали папин 60-летний юбилей.

Как сейчас помню, готовились мы к этому событию заранее, гостей было, наверное, человек 25, в большой комнате составили столы, а вместо стульев на две табуретки по краям клали длинную доску.

Из спальни вынесли все в маленькую комнату, чтобы полностью освободить её как танцевальное помещение, а в маленькой складывали всю одежду (у папы день рождения 26 декабря, зима, однако…)

Мы с сестрой придумали и сделали для папы одежду в стиле мантии и такого вот головного убора, которые вручали тогда бакалаврам за рубежом (это было очень модно тогда!).

Было очень весело, и тогда, наверное, практически последний раз, собрался весь наш круг, позже люди уже начали уходить потихонечку, друг за другом…

Этому, а точнее, папиному кругу, будет посвящена отдельная глава.

Тут аккурат началась перестройка, 1985 год, Горбачев. Сейчас даже об этом времени просто не хочется вспоминать, тошно и противно, а тогда… Такая эйфория и радость была, тем более для людей, которые немало повидали на своем веку.

А сколько тогда я литературы прочел всякой разной, и не перечесть…

И «Дети Арбата» Рыбакова, и «Зубр» Гранина, и «В круге первом» Солженицына, и еще много много всего прочего.

Журнал «Иностранная Литература». Кто сейчас что-нибудь знает про этот журнал? А кто его читает? А тогда на него-то и подписка была ограниченная, и купить его было крайне сложно, он поступал в свободную продажу такими ограниченными тиражами, что моментально разбирался, как горячие пирожки по 10 коп. в уличной палатке на выходе из метро Бауманская. Смешно, правда?!

Но ничего хорошего, перестройка нам, увы, не принесла, только развал СССР. А папу вскорости попросили на пенсию, и в 1988 году он, после 34 лет работы в НИИД, и почти 30 лет на своем руководящем посту ушел в отставку.

Он, правда, молодец, не стал унывать, так как остался работать, только уже на должности начальника отдела, и стал выпускать информационные сборники. И выпустил за 20 лет (последний увидел свет в 2008 году) около 60 с лишним, почти каждый квартал.

Притом, начинал он еще на печатной машинке, а в 1996 году, когда я купил первый в жизни компьютер 486/DX, кто-нибудь помнит, что это такое… он его освоил под моим чутким руководством и уже вскорости работал, прям как заправский мастер (набирал тексты в редакторе Word, печатал, сначала на струйном, а потом и на лазерном принтере), а поскольку интернета тогда еще у нас не было, то я купил ему отдельно сканер, и папа брал в своей библиотеке разные журналы, и переводил все, что ему нужно, в компьютер.

Где-то дома, в Сокольниках, остались эти сборники, такие красивые, папа сначала печатал их в формате А4, и переплетал в твердый коленкор темно-синего, или темно-зеленого цвета (я помню, что сам ездил отвозить их в типографию у нас в Бауманке), а позже перешел на уменьшенный формат А5 и простую книжечку (ну кризис никого не щадил). Папа их набирал, а мама, кстати, редактировала, так что и её работы хватало!

И почти сбылась его мечта, он хотел на пенсии жить на даче. Когда мы были маленькие, папа каждое лето снимал дачу в Подмосковье на три месяца, сначала вообще по Казанской дороге на Фабричной, потом много лет в Барвихе (да да, именно там, тогда это была вполне обычная деревня!) а позже в Алабушево, где и купил 12 соток земли с плохоньким домиком срубом 3х4 в 1981 году. Потом в 1988 он сделал пристройку к ней с кухней и маленькой и очень уютной комнатой, террасой, и комнатой на втором этаже. В 1990 году мы поставили котел АГВ и чугунные батареи на террасе и маленькой комнате и батареи гармошки в большой, там еще, к сожалению, пол был только по-черному сделан, и предыдущие хозяева топили и готовили на русской печи, которая занимала полкомнаты… В 1991 году я лично закопал в землю два кольца и мы сделали большой туалет, а в 1994 году провели воду по-зимнему с колодцем. Да и еще, совсем забыл, в 1985 году нам еще провели стационарный газ, это было просто супер, а то до этого была трех конфорочная плита с баллоном, который, конечно же, по закону подлости, заканчивался в самый неподходящий момент…

Так что после рождения в 1992 году Ани, и до 2008 года, когда папа уже сильно болел, и плохо передвигался (дорога до туалета, куда можно дойти за 1 мин, занимала у него минут 10), три месяца, а то и больше (с июня по конец сентября), каждый год они жили там, а мы с сестрой ездили к ним по выходным, плюс проводили там свой отпуск.

Хорошее было время, её богу. Я каждые выходные что-то делал, жег, пилил, копал, и прочее, физическая работа всегда доставляла мне удовольствие, особенно после недельного протирания штанов в офисе!

И еще, я обязательно ездил на велосипеде. После папиного «Туриста», где было всего три передачи (я уж и не вспоминаю дорожный, вообще без передач), горный, с широкими шинами с протектором и 21 передачами, казался просто верхом совершенства!

Я поставил дополнительно фонарь впереди и сзади красный габаритный, и плюс у меня было два зеркала заднего вида. Гонял я почти каждые выходные, проехать меньше тридцатки и со средней скоростью меньше 15…20 км/час было ниже собственного достоинства! Да, я забыл самое главное, у меня стоял прибор, который мерил скорость и расстояние, коробочка такая, а на колесе такой ответный датчик, который считал обороты колеса!

Какое хорошее время!!! Почему я не ценил его?! Почему мы всегда торопим время, почему не задумываемся, что каждый миг уникален, и что он никогда не повторится!!! Учитывая, что после 2004 года, когда я женился, я стал гораздо реже бывать в Сокольниках, да и на даче тоже, то каждое посещение родного дома становилось для меня событием!

А потом папа окончательно слег, в то самое сумасшедшее жаркое лето 2010 года, когда два месяца стояла жара +35С, и горели торфяники, такой смог стоял, что как мы выжили, я плохо помню, марля в доме постоянно смачивалась и закрывала все окна и даже балконную дверь…

Мне тогда казалось, что почва уходит из под моих ног… Я никак не мог поверить в то, что папа лежит, просто как груша, не говорит, не смотрит на нас, не узнает… Это бесчеловечно, причем, как по отношению к нему, так и к его близким, разве можно такое вынести?! Конечно, была сиделка, и папа был ухожен, и памперсы, и кормили его с ложечки, и так он пролежал почти год, только вот зачем?!

И я не мог приезжать туда, хотя надо было как-то поддерживать маму, и я приезжал. Мы сидели в большой комнате (а папа лежал в спальне), и я ел и пил водку самыми маленькими «польскими» рюмочками грамм на 20, наверное!

Пил… и не пьянел, хотя очень хотелось забыться, или просто перейти в какую-то другую параллельную вселенную, где все иначе, где папа здоров, бодр и весел, и что, он вот прямо сейчас вдруг встанет, войдет в к нам в комнату, подмигнет и скажет: «Ну, что Вы тут приуныли, давайте праздновать мое выздоровление!».

Но этого, увы, не случилось… Папа скончался 29 июня 2011 года. Похоронили его там же, в колумбарии Ваганьковского кладбища.