Текст книги "Элен и Мистер Потрясение"

«Восторг подобен намеку, посылающему, отсылающему, зовущему.»

М. Хайдеггер

Моей Элен

Глава 1. Странные дела

По середине Бродвея стоит красный вельветовый диван, а на нем сплю я, абсолютно ногая. Лишь любимая вязанная шапка, да полосатый шарф бестолково устроились на моей шее и макушке. Волосы неожиданно двухцветные, платиновые и кукольно рыжие. Длинные пряди немного прикрывают мою грудь. Холода я не чувствую, хотя прохожие вокруг кутаются в осенние куртки и плащи. В Нью-Йорке, видимо, конец ноября.

– Последний день перед нырком в зиму, – проноситься у меня в голове. Сквозь дрему слышу гул метро и звуки, открывающихся дверей. Еще различаю голоса туристов, судя по всему из Японии, они бесконечно щелкают своими фотоаппаратами и что-то громко обсуждают. Через закрытые веки пробиваются блики.

– Откуда взялись эти назойливые разноцветные пятна? – прикидываю я, стараясь посильнее зажмуриться, – похоже, это яркие рекламы Таймс Сквер мешают мне спать. Сон понемного отступаете, я боязливо открываю глаза, и вдали начинает мельтешить, размытая фигура, продавца хот-догов, который выставляет бутылки с кетчупом и горчицей на узкий прилавок. Мимо его киоска, проливая свой кофе из бумажного стаканчика, пробегает, с трудом различимый мужчина в бежевом пальто.

– Не к добру эта спешка, – предвижу я неизбежное, и уже через секунду, несчастный спотыкается о забытый портфель и бесшумно валиться с ног на мокром от дождя тротуаре. Он что-то странное лепечет высоким голосом. Поднимаюсь с желанием помочь бедолаге, но тот спешно вскакивает и убегает прочь, скрываясь в вестибюле пятизвездочного отеля по-соседству.

– Элен, признай, все вокруг очень странно и, заметь, здесь никто не глазеет на сумасшедшую, прогуливающуюся голышом посреди Манхеттена, – меня одолевает нездоровое любопытство. – Но самое интересное, что же скрывает этот загадочный кейсе?

Крадусь к черному дипломату с нарастающим волнением. Затем приседаю и ввожу комбинацию из трех цифр. Замок послушно поддается и я вынимаю, лежащий на дне портфеля небольшой сверток с гипсовой фигуркой девушки. Внезапно, все вокруг замирает и какая-то невидимая сила отбрасывает грациозную статуэтку, а я оборачиваюсь и замираю от страха, понимая, что прямиком на меня несется огромный бык.

* * *

Раздался приветственный гудок локомотива, в приоткрытое окно повеяло утренней прохладой, а странные грезы вмиг улетучились. Протерев глаза, я не сразу решила выбраться из своей теплой постели, но собравшись вскочила, сбросив одеяло на пол, натянула любимые джинсовые шорты и немного растянутую футболку, украшенную на груди цветочным орнаментом, в центре которого красовалось беззаботное лицо, белокурой хиппи с пухлыми губами и длинными ресницами вокруг, застывших капелек голубых глаз. Не без труда, забравшись на край стола, и опустив стекло, я высунула голову наружу, чтобы все еще сонной кожей ощутить мятную свежесть чистого средиземноморского воздуха. Это был тот чудный час, когда на величественном небосводе кое-где искрятся звезды, а дремлющее солнце лишь собирается штурмовать горизонт.

Наш состав мерно чеканил шаг, извиваясь, ныряя в устланные туманом ложбинки и вновь, забираясь на поросшие густой травой невысокие холмы. Убаюкивающий стук колес смешивался с негромкими голосами уже проснувшихся пассажиров, а когда туман рассеивался, в просветах виднелись живописные крыши крохотного городка на юге Франции. Черепичные, металлические, покатые и кое-где волнистые, впитавшие мудрость миллиона дождей причудливые полотна крыш переливались мириадами оттенков. Бирюзовые, лиловые, золотистые, сиреневые, медово желтые и темно коричневые, смазанные утренней дымкой, они простирались ажурными рядами от горы Монтино до залива «Влюбленных». Тонтескье был незабываем в этот предрассветный час.

Почему бухта называлась именно так, наверняка, никто не знал, но у местных жителей ходила красивая легенда о влюбленном капитане в золотом мундире, приходившем на своем корабле каждый вечер к берегам Тонтескье, в надежде встретить незнакомку, укравшую на веки его пылкое сердце. Случилось это много лет тому назад в одно воскресное утро, когда двадцатилетний юноша впервые увидел возле таверны старика Джузеппе загадочную девушку. Копны ее светлых волос растрепал проныра ветер, и бедняжка пыталась их уложить. Покоренный ее изяществом он замер на палубе, моля судьбу хотя бы на миг увидеть лицо очаровательной незнакомки, но увы, порывы ветра уносили бригантину прочь от берега, а точеная фигурка в белом платье постепенно скрылась из виду. Поборов стихию и вернувшись к причалу, молодой Жером отыскал хозяина таверны, однако, старик почти ничего не знал о девушке, появившейся в городе пару недель назад.

– Она частенько захаживала на ужин, но сегодня пташка упорхнула, сказав, что ей нужно срочно уезжать. Ни своего имени, ни места куда отправляется она не назвала, лишь записала рецепт моего фирменного «Крок месье с маринованными артишоками», – хмыкнул Джузеппе, в добрых глазах которого читалась стариковская печаль, – а я ведь держал его в тайне почти уж сорок лет, а ей не смог отказать. Да-а, – протянул он, – таких красавец я еще не видывал.

После этих слов взгляд капитана скользнул в угол зала, где на полу, под небольшим столиком одиноко поблескивала брошь в виде алого бутона розы.

– Наверняка это ее! – воскликнул он, не мешкая рванув за находкой. – Она обязательно вернется, а я буду ждать ее, вглядываясь в звезды, вслушиваясь в шум ветра без устали и сомнений, пусть даже целую вечность.

* * *

– О, боже, какая безрассудная вера в мечту, – сказала я, забравшись обратно в купе и поправляя занавески, – но такая трепетная, щемящая сердце.

– А, ты об этом странном капитане, потерявшем голову из-за таинственной девицы, лицо которой, он даже не рассмотрел? – ужалила скептицизмом Софи, моя соседка по купе, с которой мы успели подружиться, весело проводя время в дороге, обсуждая новые книги и старых любовников. Эта острая на язык, двадцати семи летняя брюнетка была девушкой видной, опрятной, подтянутой и интеллектуально одаренной. Пытливые карие глаза, крупные черты лица и излишне откровенное декольте гармонично дополняли ее провокационный образ и строптивый нрав.

– О нем, – подтвердив догадки приятельницы, я плюхнулась на свое место и выдохнула. – Жаль, только, что влюбленные так и не встретились.

Софи достала из вороха вещей, скопившихся на складном столике у кона, жевательную резинку, криво улыбнулась и точным броском отправила ее в свой приоткрытый рот. В купе запахло клубникой.

– Не бери в голову, Эл, это же басня чистой воды, – старательно разжевывая ягодную пластинку, буркнула она, – очередная замануха для наивных туристов, да и то не рабочая. Понимаешь, в городке отгрохали шикарный вокзал, надеясь на приток отдыхающих, а народу как не было, так и нет.

Все лавры у Сен-Тропе, Канн и Ниццы. Властям ведь невдомек, что продвинутой молодежи не светит добираться в эту замшелую глухомань, без хороших гостиниц, клубов, бутиков и баров. Этой новой беззаботной нации веселых транжир охота свинтить на Майорку, Сицилию или развратный Санторини, – деловито закинув ногу на ногу, рассуждала Софи. – А при въезде хорошо бы рекламку повесить, мол, внимание, целомудренное захолустье на пляжах которого, даже не думайте появляться без лифчика. И никакими романтическим байкам не под силу сделать популярным это место.

– Дядя Лукас всегда говорит: «Отправляйся в те места, где ты чувствуешь себя по настоящему живой», – после пылкой тирады Софи, мне захотелось ввязаться в спор и отстоять женское право на сентиментальность, а заодно подискутировать о праве маленького городка оставаться нравственным и уютным, не поддаваясь напору вездесущих нонконформистов, не смотря не то, что я и себя относила к последним. Однако, утренняя безмятежность за окном располагала к исключительному спокойствию.

– Пойми, Софи, – начала я, собирая журналы и книги, разбросанные на полу, – иногда, мне хочется просто поверить в красивую сказку, нарочно обмануться, пригладить реальность так сказать. Осмотрись, в наше время унылых скептиков, истинных романтиков становится невыносимо мало.

– Да, да-а, – протянула она безразлично, – это крайне невыносимо, – передавая мой старенький плеер тонкими руками, – задумчивая Софи отмахнулась от темы. – Возвращаю в целости и сохранности, моя хорошенькая пуританка, но вот батарейки, кажется, окончательно разрядились, прости, с меня мартини и еще кое-что.

Острая на язык Софи имела крайне критическое отношение к окружающей действительности. Эта целеустремленная и решительная представительница якобы слабого пола могла рассмешить, отрезвить, оскорбить и снова влюбить в себя любого собеседника в один момент. Софи относилась к редкому типу людей, моментально заполняющих все пространство вокруг.

– В качестве моральной компенсации, держи бесценную вещь, – торопливо проверив карманы джинсов, Софи принялась за дорожную сумку, но и там ничего не обнаружилось. – Сейчас только найду, куда же я ее засунула, – на крючке у двери висела светло голубая с белыми полосками по манжетам спортивная куртка, в капюшоне которой и был найден мой подарок. Это была совершенно обычная аудиокассета, на которой мелким шрифтом было что-то начеркано темно-синей шариковой ручкой.

– “Сайд би. Артист: «Мадонна». Тайтл: «Лайк э вирджин». Мастер тейп копи”, – прочла Софи по-английски с диким акцентом и, восторженно выгнула брови. – Ну, что, я тебя впечатлила?

Увидев мое растерянное выражение лица, Софи нахмурилась.

– Ты вообще не в теме? – добавила она, сделав существенную паузу в надежде услышать мои оправдания.

– Обманывать не стану, я понятие не имею кто эта Мадонна, – призналась я и застыла с дурацкой улыбкой на лице.

– Режешь без анестезии! – запричитала Софи. – Ты не знаешь Мадонну, может быть и Боб Дилан прошел мимо тебя?

– Обижаешь, – запротестовала я и важно добавила в конце, – конечно знаю, отличный актер!

– Что-о-о? – взвыла подруга, вытаращив глаза, а затем нервно закурила.

– Не волнуйся, это просто невинная шутка, чтобы успокоить твое поднявшееся давление. Смотри как вспыхнули твои щеки.

– Убедительно, – сделав презрительную гримасу Софи выпустила на свободу белое кольцо сигаретного дыма, – ну ты и за…, га…, шпилька, подколола меня занимательно.

Мы рассмеялись, а я пересела к подруге, и по-дружески обняла ее за плечи.

– Откровенно говоря, милая Софи, мне больше всего симпатичны люди цепкие, впитывающие, люди – стержни, собирающие вокруг своей яркой индивидуальности миллионы поклонников. Уверена Мадонна одарена талантом и окажется такой же значимой фигурой, как и Дилан. А в моем случае все не так катастрофически, как могло тебе показаться. Просто последние пол года выдались на редкость безумными. Бесконечные занятия и экзамены, затем внезапное предложение поработать в Нью-Йорке в абсолютно новой для меня сфере, и последовавший резкий и скомканный переезд в Штаты. Я не успевала следить за новостями, не смотрела кино и забывала о днях рождениях друзей. К моему стыду, я всего неделю назад узнала, что «Язык нежности» взял пять Оскаров и все нормальные люди уже пересмотрели его по несколько раз.

– Большое разочарование! – понизила голос Софи и ее беглый взгляд скользнул мне под майку. Обычно, так поступают мужчины, когда наивная особа забывшись, случайно наклоняется больше дозволенного и растянутый воротник предательски открывает вид на соблазнительный рельеф женской груди. Случайность, – пронеслось у меня в голове.

– Прости?

– Большое разочарование, – повторила брюнетка, поправляя челку, – фильм, который был в нескольких номинациях, но так и не получил ни одной позолочено лысой статуэтки. И большое огорчение ждет, спящих в соседнем купе мужчин, поскольку не найти большего греха, чем сдерживания чувств.

– Ладно, теперь слушай, – затушив сигарету, Софи откашлялась, расправила плечи и неожиданно запела сильным голосом.

– Я выбралась из бескрайней пустыни.

Не знаю, как, но мне это удалось.

Я не понимала, насколько заблудшей была,

Пока не встретила тебя.

Хлоп – хлоп – хлоп

Выдавали ровный ритм ладони Софи.

Хлоп – хлоп – хлоп

Аккомпанировала я в такт, солирующей в пять утра, абсолютно безрассудной компаньонке, которая была по-настоящему очаровательна в этот момент.

– Как девственница,

Которая впервые оказывается в объятиях мужчины…,

Я чувствую себя девственницей,

Когда наши сердца бьются вместе.

– Ну, же все вместе! Как девственница, которая впервые оказывается в объятиях мужчины…

Спереди за фанерной стеной раздались восторженные возгласы. Мы засмеялись и поблагодарили слушателей, после чего румяное лицо отчаянной вокалистки выказало удивительную серьезность и Софи перешла на шепот.

– Узкий круг преуспевших в музыкальной индустрии людей полагает, что после выхода этой песни, Мадонна станет потрясением для мировой сцены. Секс иконой, поп иконой, иконой феминизма, она понесет наш гордых флаг. Она станет яркой сенсацией, настоящей бомбой, взрывающей мозги сумасбродным тинейджерам аккурат после провокационного выступления по ящику этой осенью. Так что, шутница, у тебя в руках не просто будущий мировой хит, а снаряд замедленного действия, и ты услышишь его непрерывное тиканье намного раньше остальных, – не дав, раскрыть и рта, Софи придвинулась ко мне вызывающе близко, прижавшись упругой грудью к моему плечу, а затем, соприкасаясь влажными и немного прохладными губами с мочкой моего правого уха, продолжила еле слышно.

– Но, если в звукозаписывающей компании узнают, что Ник тайно переслал мне эту копию, нас ждет полный крах. Понимаешь? Поэтому, все должно остаться между нами, – закончив щекотать мою разволновавшуюся шею своими волосами, Софи резко поднялась и с довольной улыбкой      выпустила изо рта огромный розовый шар жевательной резинки.

– Любая тайна – есть субстанция притягательная, волнующая, немного возбуждающая, да?

– Да, материя непривычная, но, ты права, ощущения приятная, – согласилась я, и тут же ужаснулась сказанному, поскольку Софи могла принять эти слова за мое одобрение ее странному поведению. – У меня нет порочной привычки выдавать секреты, уверяю, все останется между нами. Затем моя рука нырнула на дно своего рюкзака, в надежде выловить что-то стоящее, и пальцы моментально наткнулась на холодное стекло небольшого флакона.

– А, эта скромная вещица для тебя. Владелец компании выпустил эти духи ограниченным тиражом и дарит его лишь своим друзья. С господином Дире, я лично не знакома, но по словам моей ослепительной и всезнающей кузины Мии, он представитель уважаемой династия французских парфюмеров. Кстати, как мне показалось, этот достойный аромат соткан из противоположностей, в начале терпкий, дерзкий, а чуть позже чувственный, дурманящий. Должна отметить, очень похож на тебя.

– Что? – глаза Софи округлились, едва она прочла этикету, – «Bouleversement» (пер.«Потрясение») ты верно сошла с ума в этом поезде? Или это морской воздух так на тебя подействовал. Это же стоит целое состояние. Мне год нужно вкалывать, чтобы купить только колпачок от этой склянки, и то, никто его мне не продаст. Так что уволь и убери эту роскошь обратно туда, где ей место.

– Никаких возражений. Не забывай, у меня есть связи, так что я себе еще раздобуду новое «Потрясение».

От переизбытка чувств на глазах Софи выступили слезы, она сжала в руках флакон и обхватив мою талию, прижалась бедрами и поцеловала меня в губы. Мои щеки вспыхнули, тело обмякло, от растерянности я не могла пошевелиться. Поцелуй длился несколько секунд после чего она, как ни в чем не бывало, продолжила беседу.

– О, господи, – спохватилась Софи, – старший сын Дире ходит в самых завидных женихах Франции, только забыла его имя, то ли Оливер то ли Оливье, вообщем настоящий красавец, чертовски умен, учтив, галантен, чистокровный аристократ, правда беспощаден к женскому полу, но когда нас это останавливало. Хотя, постой, постой, – наморщив лоб Софи задумалась, – припоминаю, как пару месяцев назад, наткнулась на статью, где обсуждали Дире младшего и вычурную американку. Я так поняла что холостяк предложил руку и сердце этой калифорнийской Барби Мэри Попинс, черт ее подери с розовым зонтиком, а может быть это всего лишь слухи.

– Рада за него, – ответила я, торопливо забрасывая вещи в чемодан. Честно говоря меня мало заботил роман богатой наследницы из Канзаса или Калифорнии, откуда она там была, и по всей вероятности неинтересного, пусть и смазливого фанфарона. Моя голова кипела, пытаясь переварить все, что произошло этим утром у нас с Софи, точнее у нее со мной.

– Ничего удивительного, ты ведь у нас не студентка, а образцовая монашка. Не читаешь желтую прессу, не мечтаешь о принцах, и видимо не пользуешься своей пробудившейся сексуальностью, – смерив меня взглядом, и остановившись на обнаженных ногах, продолжила Софи.

Взглянув на мои далеко не идеальные, неизменно усыпанные мелкими ссадинами и синяками колени, я пожала плечами.

– Я в этом не разбираюсь.

– Вздор, дорогуша, бьюсь об заклад, что едва стоит этому Оноре Дире Оливеру де Бальзаку увидеть тебя, и твоих подружек, так он в миг разорвет помолвку и жениться на тебе. Да, детка, да– издав непристойный возглас, Софи манерно сжала свои груди и мы расхохотались, а монотонный голос из динамика объявил о скором прибытии в место назначения.

– Перестань пошлить, – умоляла я, согнувшись от смеха. – Ты же знаешь, я не такая. С тобой невозможно сосредоточиться, хорошо, что через пятнадцать минут будем в Тонтескье, и я, наконец, избавлюсь от тебя.

– Я не такая сказал краля, вкусив земного рая, на мужика влезая, – радостно вскинула руки Софи, – Да, черт с этими парнями, главное мы добралась. Не забыла, что завтра намечена потрясная пирушка? Жду не дождусь увидеть удивленные физиономии своей родни, когда они узнают о моей свадьбе. Не забудешь начало в семь, ты адрес и телефон точно записала?

– Все здесь, – указала я на мой старенький ежедневник возле кроссовок, – удивительно, что ты выходишь замуж только сейчас, я была уверена, что ты лет с пятнадцати получаешь предложения от бойких, скромных, небритых, гладковыбритых, седовласых, темноволосых, рыжеволосых, элегантных, сексуальных, молодых, и даже старых, порой немного женатых мужчин, сраженных на повал твоим манким телом, и развитым интеллектом.

Атака на Софи ослабила ее защитное поле, вечно сжатая в пружину, она вдруг обмякла, опустила глаза и присела на свое место.

– На самом деле, я очень долгое время была гадким утенком, в моей семье не приветствуются ранние отношения и первый раз я поцеловалась только в двадцать три года, да и сейчас мужчины не особо падки на меня.

Глаза Софи стали влажными.

– Прости, я не хотела тебя расстроить.

– Ничего, ничего, все нормально, – всхлипнула Софи и заревела.

– Мне очень жаль, Софи, глупая зачем я тебе все эту наговорила.

– Ничего, ничего, привыкай к моей восхитительной актерской игре, – выпали с хохотом Софи, тело ее резко оживилось, – а ты, я смотрю доверчивее мужчин, быстро купилась на женские слезы. Повеселила ты меня. По правде говоря, уже в неполные пятнадцать лет я решилась на секс с каким-то парнем на вечернике у друзей, хотя, все таки ухажеров у меня, не так уж и много.

Софи, несомненно, лукавила, ведь стоило ей прикурить сигарету и бросить томный взгляд на мужчину через круглое зеркальце, как наивная жертва оказывалась в ее виртуозно расставленных сетях. О том, что жгучая брюнетка с каре пользуется колоссальным интересом у сильного пола стало ясно еще накануне за ужином. Едва мы появились в вагоне ресторане, как пожилой мужчина, одиноко читающий газету у бара отправил нашему столику бутылочку «Moët & Chandon» с запиской «Самым красивым дамам этого поезда». А спустя минут двадцать случилось происшествие, в котором был замешан изрядно выпивший юноша в клетчатом пиджаке и поддатый бородач. Рыцари круглого стола решили в дуэли на зонтах выиграть право первого танца с Софи.

Допивали вино мы у себя в купе, прибывая, в прекрасном расположении духа. Мы много говорили, пока хмель и сон окончательно нас не подкосили. Из полуночной беседы выяснилось, что Софи уже третий год трудиться на крупную звукозаписывающую компанию, сделав неплохую карьеру, в ее пропитанном тестостерон коллективе. А полтора месяца назад, на одной из очередных презентаций, она с легкостью охмурила приличного, по ее словам, не смотря на его солидное состояние, парня, который сделал ей предложение на Эйфелевой башни спустя каких-то пару свиданий.

– Да, странно и неожиданно, но надо брать от жизни, все, что она предлагает, не так ли? – сказала Софи перед тем как уткнуться лицом в подушку. А теперь она едет в родной Тонтескье, чтобы обрадовать свою многочисленную, семью этой фантастический новостью. По признанию новоиспеченной невесты, стоило ей как-то раз обмолвиться о шкале Кинси*, и в шутку назвать себя троечницей, как ее провинциальные родственники вмиг окрестили ее «несчастьем семьи» и с тех пор с сочувствием смотрели на бедную девочку, испорченную большим городом.

– Эта свадьба должна поставить жирую точку в этой истории, а главное, успокоить родителей, – сказала Софи, приглашая меня на торжественный ужин в честь помолвки с Джозефом в Сен-Тропе. – В субботу вечером на его вилле мы закатим сумасшедшую вечеринку. Главное оденься как можно эффектнее, стразы, мини, мы должны запомниться гостям, – описывала дресс код, изрядно охмелевшая Софи, под стук колес и упреки сонных тетушек из соседнего купе.

–

– Альфред Кинси создал шкалу для измерения континуума сексуальной ориентации от гетеросексуальности до гомосексуальности, где 0 – исключительная гетеросексуальность, а 6 – исключительная гомосексуальность. Люди, которые занимают место от 2 до 4, считаются бисексуалами; они не являются полностью одной крайностью или другой.

Тем временем, нам принесли ароматный чай, непременно рекомендуемым к употреблению во время летнего зноя. Сделав глоток, я недовольно сморщилась и отставила стакан, вспомнив о привычке добродушного проводника добавлять чабреца и «крохотульку коньячку» в чай пассажиров первого класса. Софи же наоборот обожала этот «кошмар» и называла его коктейль «Эффект Модильяни», намекая на художников, творивших в декадентскую эпоху с ее повальным увлечением опиумом и гашишем в богемных кругах.

– Элен, – тараторила Софи, отпивая из стакана, и закуривая сигарету, – нет ничего лучше, чем за один вечер познакомиться со всеми холостяками города. Умение убеждать людей было развито у Софи в вышей степени, ее напору невозможно было противостоять, а факты всегда подкреплялись примерами из жизни. – Меня не покидает ощущение, – с блеском в зрачках продолжила она, – что именно здесь ты встретишь свою настоящую любовь, понимаешь, ту самую. А мои прогнозы всегда верны, детка.

– Надеюсь, этот таинственный незнакомец услышал тебя, – солгала я, поскольку, веры во всякого рода пророчества и предсказания и у меня никогда не водилось. – Случайный курортный романом прекрасно подойдет к моему новому платью, к тому же мне давно пора развеять столичную тоску.

Я беззаботно рассмеялась, не помышляя о грандиозном сценарии уготовленном мне судьбою, и разыгранным, по-началу ничем непримечательным летом 1984 года. Сердечные муки, роковые встречи, внезапные озарения и невероятные приключения ливнем обрушатся на меня, едва я коснусь перрона. Но это все будет чуть позже, а пока, полные надежд и поэтичных мечтаний, с легким волнением в душе, мы прибывали в Тонтескье.

Глава 2. В которой все идет не так, как задумывалось

После полной остановки состава, я выпорхнула под своды центрального вокзала, желая, первым делом, осведомиться у местных всезнаек о наличии прокатных компаний поблизости. Поскольку добираться до имения Бри я вызвалась самостоятельно, на автомобиль возлагались большие надежды.

– Эй, прелестница, не передумала? Мы с Жеромом можем тебя подбросить! – крикнула, убегающая в сторону парковки Софи.

– Спасибо, дорогая, но дальше я своим ходом.

– Va bene, bella! Хорошо, красавица, и не забудь, завтра в семь, ждем тебя!

– Да, да, обязательно буду! – ответила я, но мой голос утонул в галдеже вокзальной публики, стуке колес багажных тележек и мелодичных свистках провожатых. Уже через секунду толпа встречающих, схлестнувшись с армией прибывших, поглотила Софи, как я поглощаю эклеры с утра в своей любимой кофейне “Маленькая парижанка” на Монмартр. В руках я теребила давно опустевшую бутылку «Perrier» и чувствовала, как все сильнее и сильнее жажда одолевает меня на пару с беспокойным желудком, настойчиво требовавшим свой привычный двойной капучино и сэндвич с авокадо, или тофу на худой конец. К моему огорчению, курорт в этот ранний час был все еще скован крепким южным сном. Вынув из кармана припасенное с вечера яблоко, я принялась грызть свой скромный завтрак, с любопытством осматриваясь по сторонам.

Заглянув в маленькое зеркальце, я остатками красной помады украсила губы, и уже было, начав бороться, с застрявшей в несессере расческой, ощутила чей-то пристальный взгляд. Бросив тщетную попытку, привести свои волосы в порядок, и освежив щеки здоровым румянцем, мне захотелось выследить нахала, который устроил эту откровенную визуальную экспансию. Первым бросился в глаза высокий, по-летнему одетый молодой мужчина в узких теннисных шортах и расстегнутой до середины груди рубашки. Он стоял в круглых темных очках, в метрах десяти от выхода, держал в руке небольшую коричневую сумку и курил сигарету. Затем, бросив окурок в урну, он приспустил очки на переносицу, и стал внимательно высматривать кого-то за моей спиной. Изредка, наши глаза встречались, но после этих стычек, незнакомец торопливо переводил взгляд в сторону, как бы говоря: «Ничего личного, вы просто случайно попались мне на глаза.»

Я играла по тем же правилам, рассматривала, то изящные балюстрады, с немного облетевшей краской, то деревянные колонны ручной работы, а в какой-то момент уделила максимум внимания, проходящей мимо пожилой паре с тремя огромными чемоданами, пятью дорожными сумками, кейсом от печатной машинки и футляром с контрабасом. Мне пришлось показательно пересчитать весь их багаж, дирижируя своим указательным пальцем в воздухе, чтобы подчеркнуть свое безразличие к происходящему, а затем, я и вовсе, вернуться к своим делам.

Так ведь бывает, встретишь случайно человека, взглянешь ему в глаза, немного смутишься, потом разволнуешься. Он растворится в толпе, а ты долго еще будешь стоять одиноко, высматривая его светлые локоны вдалеке. И ты уже наивно представляешь его голос, его привычки, запах кожи. Приятное и мучительное чувство одновременно. Я отмахнулась от нахлынувших эмоций и воспоминаний, и машинально, без особого труда высвободила расческу. Я приглаживала непокорные кудри, в то время как, нарастающее любопытство заставило меня вновь покоситься в сторону эффектному незнакомца в надежде рассмотреть его получше. К сожалению или счастью, момент был упущен, и вместо загорелого Адониса на меня иронично смотрел старенький автомат с газировкой.

– Хм, … зато, не умру от жажды, – ободрительным тоном проронила я, но мои слова потревожили, паренька лет девяти, отдыхающего на, и без того неудобной, лавке. Сонный «Том Сойер» неохотно приоткрыл глаз, поправил стопку утренней прессы под своим затылком, а затем громко выдохнул и посильнее надвинул соломенную шляпу на свое измазанное мазутом, и газетной краской милое личико. В то же самое время, мой взор скользил по мраморной стене все выше и выше пока не добрался до восхитительного стеклянного купола в виде зонта. От увиденного у меня закружилась голова, да так, что я чуть было не шлепнулась на спящего воротилу печатного бизнеса.

Железнодорожные вокзалы всегда вызывали во мне неподдельный интерес и восхищение, ведь именно они создают первое, и надолго запоминающееся впечатление о новом месте. Посещая новые города, я могла часами бродить по просторным холлам, делая зарисовки в своем стареньком блокноте. Я усаживалась на лавку в центре зала и просто присматривалась к вокзальной публике, прислушивалась к работе тепловозов, фотографировала голубей и с неподдельным любопытством наблюдала за происходящем внутри этих муравейников. Вокзал – это место, где сходятся все пути. Круглые сутки по его плитке стучат торопливые каблуки тысяч пассажиров, спешат потертые колеса чемоданов и багажных тележек. Его стены слышат плач детей, расстающихся с родителями, и шепот счастливых влюбленных, отправляющихся на край света вместе. Вокзал место, которое красиво в любую погоду, место богатое на истину, место, где с легкостью открываются тайны, место, где зарождаются и рушатся судьбы.

А вот там, у фонарного столба, видите? Это уставший путник обреченно смотрит в след уходящему поезду. Его сейчас не беспокоят нелепые мелочи, будь то испачканные полы дорого кашемирового пальто. Он корит себя за забытый в такси зонт, тот самый, под которым случился их робкий и почти случайный прошлогодний поцелуй. В его остекленевших глазах читается горечь от собственной нерешительности. Ведь он так и не вошел в свой последний вагон, не решился сделать судьбоносный шаг, и все что ему сейчас остается, лишь молча провожать красные огни, понимая, что где-то там, за тысячи миль, по окончанию этих рельс, она, так и не встретит его на пироне. Подождав до последнего пассажира, любимая поймает машину и сломленная уедет прочь, чтобы забыться в баре и больше никогда доверять мужчинам.

Стройные колонны «grand centrale» в Тонтескье, его удобные багажные пандусы, арочные перекрытия и широкие платформы, изящные лесенки и стеклянная крыша с отверстиями для выхода паровозного дыма, словом весь вокзальный ансамбль из стекла и металла, немного присыпанный сажей времени в одночасье сразил меня своим великолепием. Улыбнувшись проходящему рядом индийскому носильщику, я не глядя заменила кассету в своем новеньком Polaroid, и сделала пару снимков. Затем еще и еще, пока картридж не опустел. Довольная проделанной работой, я собрала свои вещи и задумчиво побрела в сторону автомата, за баночкой сладкой шипучки. Но все же, мимолетная встреча с незнакомцем, его немного надменная улыбка и загадочные полные таинственной глубины голубые глаза все еще будоражили мою память. Мистер потрясение не выходил у меня из головы.

Вокзальные часы с римским циферблатом пробили шесть утра, когда в метре от меня разыгралась чрезвычайно комическая интермедия*, в которой участвовал круглолицый и гладко выбритый проводник девятичасового миланского экспресса в терракотовом сюртуке и высокой фуражке с золотой кокардой. Солидный мужчина, прибывая в хорошем расположении духа, стоял у вагона первого класса, где самозабвенно вкушал свой аппетитный завтрак внушительного размера. Он довольно улыбался, что-то насвистывал и причмокивал от удовольствия. Его многоэтажный бутерброд состоял из тонны сыра, дюжины пережаренных кусков бекона, а сверху был приправлен луковыми колечками в кляре, перчиком Пири-пири** и редкой эфиопской приправой Бербере***, скорее всего, привезенной гурманом из своих заграничных командировок.