Текст книги "Элен и Мистер Потрясение"

Затем треск цикад заставил Бри скрыться в доме для каких-то важных телефонных переговоров, а весь персонал стал готовить сад к роскошному застолью. Застучали тарелки, замельтешили приглаженные официанты, а вызванные мастера стали натягивать ленты освещения, перетаскивать мебель и даже сооружать небольшую сцену со светомузыкой и барабанной установкой. Секрет грядущего торжества не поддавалась дешифровки и мой первый вечер на жемчужной вилле под сводом перламутровых звезд официально перешил в разряд захватывающих.

* Федо́ра – шляпа из мягкого фетра, обвитая один раз лентой. Поля мягкие, их можно поднимать и опускать. На тулье имеются три вмятины.

Глава 4. Неожиданное рандеву

Первым делом я направилась в кабинет Бри дожидаться свободной линии. Мне нужно было позвонить Жан-Жаку и перенести восьмичасовую встречу на завтра. Тетя закончила дела и ушла вниз, а я утонув в кресле, вынула толстый телефонный справочник. На двадцатой странице в разделе «КАФЕ И РЕСТОРАНЫ» обнаружился нужный номер, который я старательно обвела красным карандашом. Найти же понимания с ответившим на звонок Тэкеши было куда сложнее.

– Алло, это «Беатрис»? – спешно протараторила я.

– Да, да, Беатрисе, – чуть помедлив, ответил знакомый азиатский акцент.

– Тэкеши, добрый вечер, это Элен. Вы помните меня? Сегодня утром, я была у вас в подозреваемых.

В голове промелькнул миролюбивый образ упитанного кулинара в роли несокрушимого кухонного Рэмбо.

– О-о, – протянул высокий голос, – мадмуазель Элен, хай, хай.

– Хай, Тэкеши. Вы не могли бы позвать к телефону Жан-Жака?

– О-о, – вновь раздалось в трубке, но уже с драматической интонацией, – Жан-Жака сан ехать-ехать.

– Уехал? – раздосадованно переспросила я.

– Да-а, уехать недавина.

– Тэкеши, – я постаралась громко и без спешки отчеканить каждое слово, – передайте ему, пожалуйста, что наша встреча отменяется. Не по моей воли, а в угоду неотложными делами, но завтра я обязательно постараюсь к нему вырваться? Хорошо?

– Да, осинь харасо, Элен сан. Осинь харасо!

– И передавайте привет Леону, – добавила я с улыбкой.

– Да, осинь харасо, Леону. Осинь харасо!

– Спасибо, Тэкеши. До завтра!

– До завэтэра, Элен сан, сайонара! – японец удовлетворенный своим виртуозным французским радостно причмокнул и положил трубку.

Я верила в языковой талант Тэкеши и не сомневалась, что он предупредит Жан-Жака. На улице по-прежнему суетливо бегали официанты, музыканты настраивали инструменты, а из небольшого грузовичка выгружали рояль. Решив, мучившую меня весь вечер проблему, я побежала в комнату Мии, с намерением покопаться в гардеробе сестры и приодеться к вечеринке у бассейна.

Угловая спальня Мии была самой большой в доме и в ней же находился прославленный «kaappi» с финского шкафчик. Так вот этот «крохотный kaappi» во всю стену вмещал в себя наряды на любой случай жизни. От увиденного можно было растеряться, но я знала, что ищу. На втором уровне этой «библиотеки моды» мне приглянулись: черное боди из полупрозрачной ткани с вышивкой плюмети, жаккардовая мини-юбка с ромбами, а туфли на каблуке. По моему внутреннему убеждению, этот комплект соответствовала высшему стандарту элегантности незамужней блондинки.

Должна заметить, что больше всего моему появлению на вилле был не рад пес по кличке «Неаполь». Упитанный друг человека вел размеренную собачью жизнь в фешенебельном доме на побережье, не обращая внимания ни на какие призывы поиграть с мячом и уж тем более принести тапочки. Вислоухий Бладхаунд ночевал у кровати Мии, ел по расписанию и эпизодически, в качестве спортивных нагрузок, нюхал распустившиеся цветочки в саду. Стоит добавить, что гордый и независимый Бельгиец обожал лишь свою молодую хозяйку и с призрением относился как к одушевленным, так и неодушевленным предметам, включая не особо выразительные кусты, странную обувь на шпильках, и непонятные железяки расставленные в саду. Что касалось существ биологических, больше всего доставалось бедным пернатым семейства голубиных и воробьинообразных.

Первые, вероятно, казались Неаполю напыщенными снобами, а вторых он и вовсе воспринимал, как неуравновешенных деревенщин, то и дело шныряющих по веранде и сующих свои порочные клювы в его священную миску. Но баловать ребенка – всё равно, что бросить его. Дабы расшевелиться и выйти из житейской тоски, собакам, не меньше людей, требуются легкомысленные, спонтанные поступки и неожиданные встряски. Не часто, но хотя бы изредка. Мое стремительное падение с высоты – сокрушило иллюзию пса о безопасности этого места, а бесцеремонный кульбит в прямом смысле лег тяжким грузом на плечи, спину и хвост неудачно расположившегося между шкафом и кофейным столиком гладкошерстного бедолаги.

Дело в том, что верхняя антресоль не выдержала моего суетливого желания за нее ухватиться и чуточку подтянуться. Коварная и беспощадная деревяшка окончательно разубедила меня в том, что я легче перышка. И сорвавшись, я летела к земле в компании штабелей одежды, не надеясь на безболезненный исход этой модной авантюры. Но чудеса случаются, и в моем случае имя этому чуду – красавец Неаполь.

– Ай! – взвизгнула я, плюхнувшись на испуганного пса, который как истинный мужчина молча принял удар на себя, после вскочил и с обиженной физиономией пулей вылетел из комнаты. Я же лежала неподвижно под грудой одежды и приходила в себя. Осознав, что все конечности целы и пострадало лишь наше с Неаполем самолюбие – я расхохоталась. Да, именно таких моментов не хватало в моей городской жизни, именно за ними я приехала в это дивное место.

Пока я выбиралась из завала, а ветер кружил в танце с непослушными шторами, с улицы донесся звук подъезжающего автомобиля. Чувство предвосхищения чего-то грандиозного подняло меня на ноги, и я в миг очутилась у окна, вглядываясь в полусумрак вечернего двора. Серебристый кабриолет парковался возле мотороллера. Фары автомобиля неспешно погасли, как затухают люстры перед началом спектакля, а через секунду мужчина, силуэт которого мне показался знакомым, вышел из машины и направился в дом. За собой он катил чемодан. Чем отчетливее фонарь подсвечивал фигуру странника, тем сильнее становилось мое предвкушение – цепкое, волнующее, переходящее в пленительный восторг.

Мужчина лишь на мгновение поднял лицо и этой малости мне хватило, чтобы рассмотреть в нем того самого «Мистера Потрясение», встретившегося мне утром на вокзале. Чарующая внешность, что это дар небес или заслуга генов? Может быть он проводит семь дней в неделю на теннисном корте, отсюда у него легкий загар, длинные ровные ноги и такая уверенная походка. Я замерла в ожидании дверного звонка.

«Динь – дон, динь – дон».

Снизу донеслись торопливые шаги и голос Антуана.

– Иду, иду!

Я прошмыгнула в коридор, и крадучись засеменила к лестнице. Спрятаться я решила за древнегреческую вазу на высоком постаменте. Дворецкий щелкнул задвижкой, дверь открылась и было слышно, как резиновые подошвы переступили порог. Вошедший принес с собой запахи полевых цветов, сладкого табака и недавно отпечатанной книги. «Небрежно элегантен», – пронеслось в моих растрепанных от волнения мыслях.

Даже уставший и помятый, как неубранная постель «Мистер Потрясение» обращал на себя внимание. Свободная рубашка с подвернутыми рукавами и наспех распахнутым воротником, теннисные шорты, полупрозрачные солнечные очки, классические кеды, и белые носки с парой цветных полосок. Рослый, недурно сложен, на лице ни следа от житейских передряг, лишь голубые глаза окружены парочкой милых морщинок. Подбородок с ямочкой, высокий лоб, чувственные губы, волнистые порядочно выгоревшие на солнце волосы. Незнакомец обладал какой-то спокойной и деликатной красотой.

– Добрый вечер, господин … – Антуан, сделал паузу, чтобы мужчина смог представиться.

– Оливер … Оливер Дире, – авторитетно повторил вечерний гость тихим баритоном.

– Уверена Пьер Дире ваш близкий родственник? – спросила подошедшая к ним Брижит.

– Совершенно, верно, мадам, он мой отец. Вы с ним знакомы?

– И очень близко, мой дорогой, я много раз ужинала в компании этого обаятельным мужчины. И прошу называйте меня Брижит, я лишь немногим вас старше, – моя моложавая тетя любила ввернуть эту фразу, практически при каждом знакомстве. – Должна заметить ваш папа каждый раз проявлял себя великолепным семьянином, часто рассказывал о своем талантливом сыне, – Бри сделал многозначительную паузу и перешла на заговорщицкий шёпот. – Боюсь, что я знаю о вас практически все.

– Узнаю отца, – смутившись ответил Оливер и потер лоб длинными пальцами.

– Не волнуйтесь, я умею хранить секреты, – сказала Бри и подмигнула, как заправский игрок в покер, – но, что же привело вас к нам в столь поздний час, мой друг?

– Случай, Брижит, и боюсь, что несчастный!

– Господи, надеюсь, Пьер не болен?

Оливер подозрительно топтался на месте.

– Нет, нет он в порядке, дело в другом. С вашего позволения,– он подвинул к себе небольшой табурет и присел.

Брижит и Антуан переглянулись. Приготовления к ужину в саду продолжались. В доме пахло жаренными на гриле овощами и маринованными оливковыми.

– Пожалуй расскажу вам историю с самого начала. Дело в том, что утром, приехав в Тонтескье на парижском экспрессом, я отправился в наш летний дом в Сен-Тропе, и по дороге наткнулся на забытый чемодан у обочины. Я решил было не останавливаться и проехал мимо, но затем вернулся. Захотел разобраться в чем дело, вдруг, кому-то нужна была помощь. Сами понимаете багаж не оставляют просто так в безлюдной неизвестности.

– Несомненно, – согласилась хозяйка виллы, выражение лица которой сменилось на более спокойное, кажется она догадалась историю о каком чемодане рассказывал вечерний гость и с присущем ей азартом подлила масло в огонь, – все, что угодно могло стать причиной этой ситуации.

– Именно, – Оливер перевел взгляд на Антуана, тот также понимающе кивнул головой. – Я осмотрелся. К счастью, признаков борьбы не обнаружилось, но в глаза бросились следы узких шин. Думаю, кто-то пытался заклеить колесо мотоцикла, поскольку неподалеку валялся тюбик с остатками герметика, – подитожил Оливер слегка обеспокоенным тоном. – И наконец, я вспомнил этот огромный чемодан, который приметил еще утро на пироне. Оливер подскочил выскочил за дверь и втащил мой огромный чемодан.

– Правда, я забыл, как выглядел владелец.

Отчаяние бесцеремонно ворвалось в мою голову и застучало в висках. Как он мог приметить чемодан, а не меня, каков нахал? Я ощущала как губы сжались от досады и злости, это откровение полностью уничтожило мою самоуверенность. Тем не менее, нахлынувшее чувство радости от скорого воссоединения с моими вещами понемного охладило мой пыл.

– Дорогой, а вы заглядывали в чемодан? – озадаченно спросила Бри.

– Я думал об этом, но все же посчитал неприличным копаться в чужих вещах. Решил оставить этот вариант на самый крайний случай.

– Уважаю ваше решение.

– Благодарю, Брижит.

– Прошу продолжайте, тоже было дальше?

– А дальше я вернулся на вокзал. Хотел узнать не обращался ли кто-нибудь за чемоданом, но за стойкой бюро находок все лишь разводили руками. Принимать багаж там, напроч отказались, поскольку он был найден за пределами города. Откровенно говоря, я уже и сам был не рад тому, что ввязался в эту авантюру. Даже собрался отнести находку в жандармерию, но перед этим решил перекусить в «Беатрис». Однако их официант встревожился, едва услышал мою историю. Он расспросил меня о точном месте, где был подобран чемодан, а потом просто сбежал без объяснений. Затем, всеобщий психоз поддержал повар, вышедший ко мне на веранду. На вид приятный парень, но не говорящий ни по английски, ни по французике и «слегка», – Оливер показ в воздухе кавычки, – эмоционален. Спустя двадцать минут объяснений на пальцах, жестикуляций и рисования на салфетках, я понял лишь одно. Некий ниндзя, на это повар потратил большую часть времени рисуя толи девушку, толи черта с мечом, устроил переполох в сонном городе, но повар всех спас. Не представляю, что это все может значить? – выдохнул устало Оливер.

– Надо признать, – понимающим тоном заметила Бри, – этот день чрезвычайно щедр на всякого рода инциденты.

– Абсолютно, первый раз в жизни мое лето началось так экспрессивно, —хмыкнул Оливер.

Троица внизу улыбнулась и как-то воспряла духом. На улице работники кухни шумно разгружали фургон с очередными деликатесами, включая, промелькнувший в окне двухэтажный торт.

– Простите, что вмешиваюсь, мсье Дире, но как вы догадались, что нужно ехать именно к нам? – вклинился в разговор Антуан.

– Ах да, повар в «Беатрис» несколько раз упомянул фамилию Арно, собственно, поэтому я и здесь. Морочу вам голову какой-то нелепицей.

– Напротив, – успокоила гостя Брижит, – ваша дедукция достойна похвалы, а упорство с которым вы пытались помочь незнакомому человек редко встречается в нынешнем поколении, – она взяла Оливера под локоть и повела его в гостиную. – Так что, мой дорогой, вы поступили очень благородно и доставили внушительный повод для радости моей племянницы. Элен уже и не наделись увидеть свои вещи.

Тетя что-то шепнула дворецкому и тот направился к лестнице. Я спешно покинула пост наблюдения и вернулась в свою комнату. Через секунду Антуан постучал в дверь и сообщил, что мой чемодан нашелся и ожидает внизу. Для достоверности я выждала две минуты и уже потом спуститься к беседующим, которые расположились на диване у дерева. Мой чемодан смиренно ждал у стеклянного столика.

– Детка, это он? – с надеждой в голосе спросила Бри, как только я появилась в залитой теплым светом гостиной.

– Да, – просияла я от радости, – неужели нашелся?

– Нашелся, – ответила Бри, – и благодарить за это нам нужно мсье Дире.

Мой робкий взгляд в сторону мужчины, о котором я тайно думала весь день, тотчас бы меня рассекретил, поэтому я, чуть помедлив, овладела собой и проронила ровным голосом

– Спасибо, мсье Дире, очень любезно с вашей стороны.

Оливер встал с дивана, невольно перегородив путь к чемодану. Его умные глаза горели синим.

– Прошу, просто Оливер, – ответил он.

Далее случилось то, что могло произойти лишь в кинокомедии с милым недотепой в главной роли. На этот раз образ «Пьера Ришара» достался мне. Я сделал шаг к собеседнику и была готова протянуть свою ладонь, но Оливер вместо рукопожатия, зачем-то потянулся к моим волосам. От неожиданности и внутреннего напряжения, я с испугом дикой лани встрепенулась и, сама того не желая, интуитивно отмахнулась. Оливер резко отпрянул, неуклюже попятился назад, запнулся о чемодан и рухнул навзничь.

– Извините, если напугал, – застонал гость, – просто у вас на голове перышко.

После этих слов Оливер отключился. Бри схватились за сердце. Я же, обескураженная содеянным, буквально не могла пошевелить, страх овладел моим телом. «Неужели я его убила?» – промелькнуло в голове. Оливер лежал не двигаясь. В комнате больше никого не было, Антуан, как назло вышел в сад.

– На помощь, – закричала я, – скорее на помощь!

На мольбу откликнулся Фредерик, который орлом бросился к пострадавшему, правая ладонь которого сочилась кровью.

– Надо остановить кровь, – сказала, пришедшая в себя Брижит, и прижала салфетку к к алому пятну. Падая, Оливер зацепил кофейную чашку, и рукою вдавил ее в пол.

Уже через секунду мистер потрясений открыл глаза.

– Он очнулся, мадам, – радостно объявил Фредерик.

В комнату вернулся Антуан и помог усадить несчастного на диван, а Рене приложила пакетик с замороженным горохом к его макушке. Я все еще приходила в себя, но отчаянно пыталась что-то предпринять.

– Ах, черт, – сокрушалась я, – надо вызвать скорую!

– Нет, нет, все в порядке, – обнадежил, теснящихся вокруг него людей, Оливер, – хирургического вмешательство не потребуется, это всего лишь царапина.

Оливер держался за голову здоровой рукой и неуверенно улыбался.

– Не стоит волноваться, – продолжил он с ничего не значащей улыбкой. – Слишком резко к вам приблизился, я сам напросился. Мисандерстендинг в купе с моей глупостью.

– Полный мисандерстендинг, – протянула Брижит, еле сдерживая нервный смех, – полный, господа!

– Спасибо за возвращение моего чемодана, Оливер, вы даже не представляете, как я вам благодарна!

– Пустяки, – ответил Дире младший и попытался привстать, но Бри удержала его от этой глупости. —Я рад, что был полезен такой замечательной семье.

– Дорогой, вы непременно должны остаться у нас на ночь, – предложила хозяйка особняка, – в таком состоянии слишком опасно садиться за руль. Фред заберет ваш багаж из машины.

Оливер попытался было возразить, но Брижит оборвала его.

– Протесты не принимаются, вы для нас исключительной важности обретение и мы о вас позаботимся. Антуаша проводи гостя в южную комнату. Оливер, Рене окажет вам помощь с ладонью.

Дворецкий подхватил раненого под локоть и повел его через библиотеку в дальний конец дома, где находилась еще одна спальня. Едва они скрылись за угол, как в дверь снова позвонили, на этот раз открыла Рене. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти с оживленным лицом горожанина. На нем был немного примятый пиджак поверх серой рубашки застегнутой на все пуговицы. Темные мешковатые брюки, дешевые ботинки и овальные очки для чтения. Шикарная шевелюра вздымалась к верху, а приветливая улыбка располагала к знакомству.

– А вот и он, – заликовала Брижит, подпрыгнув с дивана.

От гостя вкусно пахло одеколоном, выдержанным виски и чем-то свежим Нью-Йоркским. Они три раза поцеловались и осталась стоять в обнимку.

– Детка, а это Джефф Эвирсон, наш старинный друг, потрясающий писатель и закоренелый холостяк.

– Просто мое сердце отдано той, кто не свободна.

– Не слушай его, – ласково рассмеялась хозяйка дома, – он говорит это каждой замужней женщины.

– Рада знакомсту, мсье Эвирсон.

– Прошу, просто Джефф.

– Это дочка Рона и Анны, моя племянница Элен.

– Рад знакомству и прошу извинить за опоздания, дамы, я немного не в форме. Все ночь работал над рукописью. Замучал семь страницы, которыми благополучно растопил камин по утру. Чушь полная. Меня тревожит, что я все больше и больше оглядываюсь в толпу, ищу глазами одобрение. Понимаете о чем я?

Я неувернно кивнула.

– Думаю, во мне угас запал писательской дерзости. Плюс в Тонтескье слишком спокойно. Пора возвращаться в Нью-Йорк.

– Вы живете на Манхеттене? – спросила я Джеффа, непривычно высоким голосом.

– Да-а, – протянул он, – с недавних пор. Я перестал испытывать стеснение в капитале после выхода моей последней книги, гонорара и процентов с продаж хватило на переезд в верхний Ист-Сайд. Теперь я живу в «районе шёлковых чулок».

– «Район шёлковых чулок», – повторил я, – как интригующее!

– Всех интриги раскроем в гостиной, – сказала Бри и направила нас на диван.

– Ничего особенного, – продолжил Джефф, – просто в конце XIX века промышленные магнаты стали возводить там свои фешенебельные апартаменты. Но честно говоря я и в Ист-Вилладж чувства себя великолепно. Главное не то, что тебя окружает, а что греет изнутри, – Джефф положил ладонь на грудь и закрыл глаза.

– Почему то мне кажется, что вы работаете по утрам? – спросила я, пристально вглядываясь в лицо писателя, его лицо казалось мне знакомым. – Я права?

Джефф оживился, удивленно приподнял брови и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Вижу тема писательства вам близка?

Я смущенно кивнула.

– Понимаю, – протянул он. – Мне лучше работается по утрам. День слишком обманчив. Обычно, я работаю с четырех утра. В городе в это время минимальный уровень шума и царит редкое для мегаполиса умиротворение. Чистый звонкий воздух, струи пара поднимаются из полосатых труб. Идеальнее время и место для созидания, в отличии от Ниццы или Канн имеющих огромную проблему. Догадывается о чем я, юная леди?

– Буду рада прозреть, – опередила меня с ответом Брижит и буквально впилась глазами в гостя.

– Проблема «Cote d`Azur», и таких маленьких деревенек как эта, – воскликнул Джефф, затем замер и после короткой паузы, не изменив серьезности лица, отчеканил по слогам, – ПЕ-ТУ-ХИ.

– Что? – протрубив в два голоса мы буквально взорвались разухабистым смехом. – Петухи?

– Они самые! Окаянные курицы мужского пола, ни свет ни заря кукарекают во всю глотку, не зная устали. И не подумайте, что они мне мешают, наоборот. Я просыпаюсь, выхожу на балкон и наслаждаюсь их пением, любуюсь нерассеивающейся дымкой тумана, сквозь которою неспешно пробивается солнце. Вдобавок, каждое утро, ближе к шести владелица квартиры приносит мне свежую выпечку и потрясающий кофе из Лиссабона, заваренный из двух сортов рабусты и пяти сортов арабики. Милая женщина о чем-то щебечет на португальском, в котором я абсолютно не силен, а когда я прихожу в себя и пытаюсь хоть что-то написать, на часах уже время пробежки и тенниса. Так что как у Толстого, днями шалоптуничаю, ем сладкое и не могу одолеть лень на вашем курорте.

– На то он и курорт, дорогой, чтобы ты мог отдохнуть от кропотливого труда и зарядить свои батареи.

– Кстати о последних, Бри. Они заряжены и готовы опробовать твой новый корт. В апреле получил фотографии от крошки Мии, он грунтовый?

– Оui mon cher – да, мой дорогой, – подтвердила Бри.

– Эскапада Лукаса, он знает, хитрец, что я слаб на этом покрытии. Темп игры на грунте самый медленный, длинные розыгрыши, высокий отскок мяча. Вероятно профессор надеется взять хотя бы одну из моих подач, – в мягком голосе Джеффа, в его размеренной манере говорить, немного смакуя каждую фразу было что-то странное и чарующее одновременно. Ни грамма лицемерия или снобизма.

– Ощущение, что у вас намечается «US OPEN»? – азартно спросила я, и посмотрела на небольшое фото в рамке на столике. На нем юная Бри виртуозно отбивала зеленый мяч старомодной ракеткой.

– Не так масштабно, дорогая.

– Пенсионерский «Уимблдон», – отшутился Джефф и захрипел от смеха.

– Говори только о себе, – возразила хозяйка перламутровый виллы, – дамам в этой комнате до пенсии еще отчаянно далеко.

В приподнятом настроении и в отменной компания я поймала себя на мысли, что давно так не наслаждалась общением. Мне хотелось им насытиться, забрать с собой в новый город, в новую жизнь.

– Ангел мой, – Джефф закурил сигару и довольно откинулся на покатую спинку дивана, – каждое лето твои дядя и тетя, по доброте душевной, собирают у себя, по их заверению, лишь настоящих друзей. Они надеется привнести в замшелую жизнь этих богемных разгильдяев толику свежего воздуха. Святые люди.

– Не слушай этого чудака, он все еще не верит в то, что мы просто любим его ворчание.

– Где-нибудь в глуши, в тишине, – продолжил Джефф, – на приличном расстоянии от наших обычных мест прибывания, лишенные соблазнов мы просто смотрим на звезды, обсуждаем книги, слушаем музыку, играем в теннис – скажем так, отдыхаем сойдя на берег с безумного лайнера работы.

– Ты забыл упомянуть, что еще устраиваем полуночные танцы, – сказала обиженно Бри. – К тому же я думала ты сойдешь в нашем порту, как обычно.

– No my friend, хватит эксплуатировать вашу с мужем добродетель. Я снял милую квартирку неподалеку, минутах в пятнадцати на велосипеде.

– Ты и на велосипеде? – скептично протянула тетя. – Сомневаюсь!

– Зря, в этом нет ничего удивительного. Как-то прочел в таймс, что доктора сравнивают велосипед с интерном на первом году резидентуры, – не излечит, но поддержит дух.

Мы в голос расхохотались. В саду включились разноцветные софиты, технический персонал настраивал освещение сцены. А к нам в гостиную заглянул молодой официант с тремя бокалами и бутылкой шампанского.

– За друзей и за мастерство Лукаса, – произнес тост Джеф и подмигнул, – который профукал все сеты в минувшем году. Любопытно, где скрывается наш Рене?

– Рене? – изумилась я.

– Рене Лакост, – хмыкнул Джефф.

– Он все еще в Нью-Йорке, заканчивает дела в музее, – сообщила Бри и сделала глоток игристого. – Так, где ты говоришь остановился?

– Снял квартирку в рыбацкой деревне с пленительным видом на бухту. В Нью-Йорке мои окна выходят на прачечную и ресторан турецкой кухни, здесь же мой взор не упирается в соседний небоскреб. Даже как-то не привычно и чересчур упоительно.

Слова писателя пришлись очень кстати и напомнили о моей нерешенной проблеме.

– А я как раз подискиваю жилье на Манхеттене, пока что безуспешно, – я с досадой цокнула языком.

Мои слова заставили Джеффа измениться в лице, он вздернул бровь и задумчиво потер подбородок.

– Сделаю завтра пару звонков, кажется я знаю как вам помочь, – неожиданно предложил мистер Эвирсон.

Вот так в два счета волшебник с другого континента, в момент излечил мою, уже ставшую хронической, головную боль.

– Счастливейший из дней, – не сдерживая восторг, ответила я и обняла Джеффа.

Бри привстала и чмокнула друга в щеку, а затем стерла алый отпечаток с его трехдневной щетины. – Представляешь, а я так и не смогла уговорить свою племянницу пожить с дядей и сестрой в наших апартаментах на 53-ей.

– Я просто не хочу эксплуатировать вашу с дядей добродетель, – процитировала я Джеффа.

Гостиная вновь заполнилась смехом, а дверной звонок снова пропел знакомые ноты «соль-ми, соль-ми». Антуан побежал открывать.

– Наверное, Сэм и Ханна, – предположила Бри.

Наше трио поднялось и направилось встречать гостей, правда Джефф отстал у картин. В прихожую вошла красивая пара. Статный джентельмен неопределенного возраста – чертовски привлекательный. В костюме тройке без галстука. Немного отстраненный с большими прищуренными глазами и расслабленным лицом. Разум подсказывал, что ему хорошо за пятьдесят, но выглядел он не старше сорока пяти. Смоляные волосы аккуратно расчесаны и прибраны назад. Женщина напротив, не была одарена обольстительной внешностью и казалась старше своего спутника. Короткие рыжеватые волосы, лисьи глаза, вытянутое лицо, но, при все при том, она производила впечатление достаточно приятного в общении человека.

– Неужели этот мужчина – наш мальчонка Итан, которого я нянчила в колыбельке? – не скрывая удивления, спросила тетя.

– Не узнать, верно? – ответила Ханна. – Теперь он на голову выше отца.

– Красавец!

Из-за спины гостей показался растерянный молодой человек лет двадцати, двадцати трех, в круглых очках, с наушниками на шее. Парень чем-то походил на юного Шостаковича, но пухлые губы он позаимствовал у Рахманинова. Еще он сутулился.

– Нездоровая привычка рослого человека, – подумала я про себя.

– Рада тебя видеть, Итан! Кстати, познакомься, это мой приятель Джефф Эвирсон, и моя младшая сестра Элен.

Тетя не упускала шанса подшутить на тему своего возраста. Итан еще сильнее оробел, его зрачки заметались из стороны в сторону. Мне показался, что перед нами стоит измученный студент старшего курса, которому попался непосильный вопрос на экзамене. Итан пожал руку Джеффу, натужно улыбнулся и ограничился кивком в мою сторону. Затем он схватил ладонь Бри и крепко сжал ее.

– Какая мощная у вас хватка, – охнула Бри.

Осознав свою ошибку Итан конфузился, а лицо его зардело ярче звезд московского Кремля.

– Простите не рассчитал, – потупив взор, извинился молодой человек и, наконец, ослабил хватку, – издержки профессии.

– Чем же вы занимаетесь, мой мальчик, – подключился к разговору Джефф, который уже успел о чем-то поболтать с Сэмом.

– Он скульптор, – вклинилась Ханна, – заканчивает колледж искусств Института Мэриленд. Я захватила альбом с его выпускными работами.

– Мама, ну зачем? – схватился за голову двухметровый «Микеланджело». На его бледной шее высыпали характерные розовые пятна – симптомы сильного смущения.

– Привыкайте, господин художник, – успокоила растерянного юношу хозяйка дома, – известным человек становится в том числе благодаря своей свите.

– Закон Энди Уорхола, – подхватил Сэм.

И все рассмеялись. Шутка и вправду была первоклассной.

– А на альбомчик я непременно взгляну, давно собиралась пополнить коллекцию скульптур в саду.

Антуан бесшумно вошел в комнату и отрапортовал.

– Дамы и господа, ужин на столе. Прошу … , – рокочущий мотор заглушил окончание фразы.

Обернувшись все увидели, как во двор, ракетой влетает желтый седан.

– Кто бы это мог быть? – удивилась Бри.

Я мысленно задалась тем же вопросом: «Кто этот безумец, столь стремительный в желании себя искалечить?»

Антуан без промедления разведал ситуацию и вернувшись в дом, буквально просиял.

– Это мистер Лукас и мадмуазель Миа!

Толпа гостей высыпала на улицу. Чувствовалось всеобщее оживление, вечер наполнялся новыми участниками, полутонами, звуками. Во дворе стрекотали цикады и чувствовалось, как от травы поднималась вечерняя прохлада. Приехавшие шумно выходили из машины, хохотали и о чем-то спорили на итальянском. Казалось, что они только что вернулись с банкета или вечеринки, а не маялись в долгом трансатлантическом перелете. Первым показался дядя, которого близкие звали не по имени, а по призванию – профессор! Из задней двери вышли тонкие ноги в ультракоротких шортах и розовых кроссовках – это была Миа. Третьим покинул космический аппарат с трезубцем на радиаторной решетке, поджарый пилот, на шее которого красовался шелковый платок. Его замысловатые фразы пылали южной страстью, но были искажены сильным миланским акцентом.

– Это не поездка, это La poesia, профессор! – выкликнул итальянец, громко хлопнув дверью.

– Несомненно, Стеффи, – ответил Лукас и повернул голову в сторону супруги. – Дорогая, судя по выражению твоего лица, сюрприз, я полагаю, удался?

– Более чем, – ответила счастливая жена и сжала в объятиях воссоединившееся семейство.

– Рейсов в Ниццу не было и мы решили лететь в Милан, чему несказанно рады, – объяснил профессор.

– Потому что на высоте в десять тысяч метров мы и познакомились с восхитительным Стефано, – подхватила радостно Миа. – Он вызвался отвезти нас в Тонтескье, напроч отвергая наши возражения.

– И предложения оплатить его беспокойство, – добавил Лукас.

– Per favore, друзья! Стефано сразу влюбиться в такую fantastico famiglia. – вскинув руки к небу жизнерадостно ответил Стеф, от которого так и веяло приморской беззаботностью. Женщины смотрели на него влюбленными глазами, но ни как на мужчину, а скорее, как на плюшевое существо с другой планеты. Его хотелось прижать к груди, вдохнуть его интересный немного сладковатый аромат.

– Ах, дорогой мой, благодарю за столь быструю доставку моих разгильдяев и добро пожаловать в семью! – с признательностью в голосе объявила Бри, приобняв за плечо нового члена «могучей кучки».

Забегая вперед скажу, что Стефано и дядя Лукас были невозможно разговорчивыми персонажами, готовыми проводить ночи на пролет, жадно обсуждая политику, искусство или новую прическу Шер. Итальянцы на две четверти беззаветно любили фильмы Лукино Висконти и все без исключений пластинки Франко Маннино. Но на этом их сходство заканчивалось. Стефано был впечатлительным и склонным к драматическим паузам мужчиной средних лет, родившимся в Ломбардии двадцать пятого марта, день в день со своим кумиром – «Рокетменом».