Текст книги "Элен и Мистер Потрясение"

Глава 3. Вилла у моря

Мое шумное появления заметил Антуан – чрезвычайно наблюдательный и востроглазый к мелочам дворецкий, с которым я была знакома заочно. Мы обсуждали с ним по телефону детали моего приезда, и сейчас, не успев отдышаться, я услышала его приятный баритон с манчестерским акцентом.

– С приездом, мадмуазель Элен! – поприветствовал меня внешне сдержанный, безупречно выбритый с идеально уложенными седыми волосами мужчина лет шестидесяти, в наутюженном черном фраке с золотой бабочкой. – Мы вас заждались, – он учтиво подал мне руку, придерживая шаткое транспортное средство за руль.

– Спасибо, Антуан. Рада наконец-то вступись на твердую землю, – пошутила я, слезая с запыхавшегося Ламбре*, немного пошатываясь, и стягивая шлем, – ну, и душно же в нем. Кстати, у вас… – присмотревшись к металлическому, сверкающему на солнце, светло-желтому украшению на шее мажордома, меня охватил восторг, – … потрясающая бабочка, выражаясь словами Брижит: «лапидарная** роскошь».

– Благодарю вас, – кивнул довольный Антуан и сделал пару похрустывающих шагов по не крупной гальке пёстрого петрографического состава, окатанность*** которой была близка к совершенной. На равне с предметами искусства и американскими рысаками еще одной многолетней страстью дяди Лукаса были натуральные камни. Он на дух не переносил ни тривиальную дорожную плитку, ни вульгарный асфальт и, наверняка, это была его идея засыпать всю подъездную дорогу к вилле исключительно природным материалом.

– У нас какие-то особенные планы на вечер? – поинтересовалась я, жадно разглядывая ухоженную территорию, и привыкая к простору движений.

– Абсолютно верно, мадмуазель, сегодня мы устраиваем званный ужин в честь вашего прибытия, поэтому всему персоналу еще с утра выдана парадная форма. А также… – дворецкий прокашлялся, для вида поправил галстук, и не сильно сопротивляясь секрету, признался, – …имеется еще один повод для торжества, но о нем недозволенно распространяться.

* Lambrétta – итальянский мотороллер, главный соперник Vespa. В отличие от Vespa, большинство моделей Lambretta имели рамную конструкцию и неповоротное переднее крыло. Модель Li Special выпускалась с 1963 по 1969 годы.

** Лапидарный – предельно краткий, сжатый, ясный (о стиле, слоге и т. п.)

*** Окатанность – степень сглаженности первоначальных рёбер обломков осадочных горных пород или минералов вследствие их обламывания, истирания и т. п.

Антуан, наверняка заметил, как после его слов, зрачки мои заметно расширились, а блеснувший в глазах интерес отобразился на лице приподнятыми бровями и оттого немного наморщенным лбом. Теряясь в предположениях, и облизнув обветренные губы, я задумчиво потерла подбородок.

– Значит нас ждет грандиозное событие! – подитожила я, зная, что вечеринки Брижит носили титул лучших на всем побережье. Порой круг богемных гостей увеличивался до многолюдного овала, иногда Бри сужала его до концентрированной жирной точки из трех четырех близких друзей. Этой терминологией владели все близкие, поэтому мой вопрос не озадачил первоклассного камердинера. – Точка или овал?

– Скорее точка с запятой, – ответил осанистый Антуан, лишь намекнув на разгадку с присущей ему изворотливым остроумием. Он поклонился и переведя свой взгляд на раскаленного от полуденного зноя Ламбре, растерянно добавил, – это весь ваш багаж, мадмуазель?

Бледная рука дворецкого, скользнув в радужную корзинку закрепленную на крыле переднего колеса, и вынула оттуда мой дорожный несессер. Непроизвольно вздрогнув будто от щипка низковольтного тока, я с испугом посмотрела на пустое пятно багажника позади сиденья обтянутого некогда джинсовой тканью украшенной концентрическими окружностями* всех цветов радуги, странными узорами, фракталами** ядовитых оттенков и замотала головой, пока мои глаза наполнились влагой.

– Нет, Антуан, – ответила я, изменившись в лице, – еще здесь был чемодан…

Из открытых окон дома так по-летнему звучал Джо Дассен, теряя фразы на ветру. А я, убитая, схватившаяся за голову, была готова разрыдаться, ведь в забытой на случайной обочине коробке с застежкой, осталась важная часть меня, мои, по-большей части незаменимые вещи и подарки для родных: антикварные серьги и кулон для Брижит и Мии от мамы, редкие книги, включая первое издания «Над пропастью во ржи» для Лукаса от папы, новенькие комплекты одежды, за которые было отдано целое состояние в «Галереи Лафайет», купальники, туфли, плащи, альбом с фотографиями, коллекция очков, вся моя музыкальная библиотека, украшения влетевшие в копеечку.

* Концентрические окружности имеют одну и ту же центральную точку.

** Фракта́л (лат. fractus – дроблёный, сломанный, разбитый) – множество, обладающее свойством самоподобия (объект, в точности или приближённо совпадающий с частью себя самого, то есть целое имеет ту же форму, что и одна или более частей).

Но самое главное, бесценные наручные часы из розового золота с прозрачной задней крышкой из сапфирового стекла и автоматическим подзаводом, подаренные моему отцу его другом поэтом Робертом Лоуэллом* в середине века. Я знала, что эта потеря разобьет его сердце, но обессиленная гнала мучительные предположения прочь.

– Дай же скорее тебя потискать, и поцеловать твои хорошенькие нарядные губки, – послышался знакомый, с шелковой хрипотцой, голос за спиной, и тонкие, красивые руки крест на крест устроились на моей груди.

– Коралловый браслет на запястье, восточный аромат духов – роковой, страстный, загадочный, как и сама женщина, – размышляла вслух я с азартом выстраивая логический ряд, смакуя факты. – Неужели это сама Брижит Арно вышла встретить свою единственную племянницу? – обратилась я к захватчице, податливо прижимаясь к ней всем своим утомленным телом.

– Полагаю это она, лапуля, собственной персоной! – рассекретила себя хозяйка перламутровой виллы. Начались поцелуи, объятия и необстоятельные расспросы. Как всегда элегантная и полная аристократичного изящества, в платиново-сером брючном костюме Брижит была прекрасна в лучах послеобеденного солнца, однако мой слегка истрепанный и расстроенный вид не на шутку встревожил присутствующих. В сторонке, сосредоточенный Антуан с серьезным выражениям лица уже несколько минут о чем-то важном хлопотал по рации, а, в бегающем, по моей замасленной одежде, отчасти удивленном, отчасти сочувствующем ласковом взгляде Бри читалось инстинктивное беспокойство.

– А это еще что за Ринго Стар, его барабанные этюды были слышны за час до твоего появления, – тетя скорчила недовольную гримасу, – чудовищный самокат, ты же собиралась взять машину, детка?

– Собиралась, – ответила я смущенно, – но Ламбре не так уже и плох, если с ним познакомится поближе.

– Кто, кто? – переспросила Бри с нескрываемым удивлением.

– Ламбре, – ответила я, нежно погладив по круглой фаре своего малыша, на переднем крыле которого, крупными выпуклыми буквами значилось «Li Special».

– Ламбре?

* Ро́берт Ло́уэлл (англ. Robert Lowell; 1 марта 1917, Бостон, Массачусетс, США – 12 сентября 1977, Нью-Йорк) – американский поэт, драматург и литературный критик.

– Угу, «Ламбре Ли Спешиал» рожденный в 1967 и пропитанный духом калифорнийской свободы, младший брат легендарного жука, между прочим, – процитировала я Жан-Жака и перешла к обстоятельному ответу на поставленный вопрос. – Похоже, во всем городе нет ни одного автопроката, представляешь? К счастью, один итальянский хиппи, с добрым сердцем и фенечкой на запястье, любезно одолжил мне этот изрядно увядший, постоянно глохнущий, но все же влюбляющий в себя с первых километров мини-мотоцикл. Ну, а затем эпохальная катавасия средь сельских пейзажей: бесконечные виражи, дикие чайки, мерзлая рыба, пробитое колесу, и в итоге, – задыхаясь от обиды, пропищала я, – все мое имущество на этой треклятой обочине.

– Бедная девочка, – шок Бри сменился на сострадание, она раздосадовано выдохнула и прижала меня к груди. Ее лицо вспыхнуло, а глаза заискрились желанием поучаствовать в решении проблемы, – где ты именно останавливалась, помнишь, нужно отправить машину на поиски.

Для лучшей фокусировки я зажмурилась и лихорадочно забарабанила грязными пальцами по впалым щекам.

– Спустя минут двадцать после выезда из города, – вспоминала я, – чуть было не убившись далеко не на плавном меандре* шоссе, я остановилась заклеить колесо на пыльной обочине. Помню, любопытную ворону на покосившемся дорожном знаке, большую грозную угольного цвета с очень проницательными глазами. Она сидела на белом треугольнике с красной окантовкой. Эх, – остановившись по середине двора, и нырнув пылающим лицом в немытые ладони, я с досадой подитожила, – не простительная глупая ошибка.

– Ну, же не вини себя, мой ангел. Порой потеря может обернуться новым обретением, и принести совершенно неожиданные плоды, сладость которых ты оценишь со временем. Так что не опускаем руки, наш Фредерик смекалистый джентельмен, отыщет пропажу в два счета, – сверкнув белоснежными зубами, Брижит обратилась к дворецкому. – Антуаша, ты слышал?

– Да, мадам, водитель уже в курсе и выезжает, – отрапортовал вытянутый в струну батлер.

– Оперативно, – восхитилась я, провожая взглядом, отъезжающую «сигару» с серебряной кошкой на капоте, затем спохватилась выпалила, – я же забыла указать особые приметы: огромный чемодан, светло оливковый, вернее с желтизной такой коричнево-глиняный, хотя скорее глубоко желто коричневый или умеренно коричневый…

* Меа́ндр – плавный изгиб русла (равнинной) реки.

Прервал мои метания, бдительный камердинер, старательно артикулирующий в пластиковую трубку с длинной антенной.

– Боль-шой … че-мо-дан … ко-рич-не-вый, прием?

– Принято! – ответила трубка сквозь треск помех.

– Вот и чудно, пусть проблемой занимаются мужчины, а тебя, лапуля, ждет его величество тропический душ – первоклассное средство от любого стресса. Брижит повернулась ко мне и подмигнула, посколько усердный Ламбре, так точно переименованный ею в Ринго, нестерпимо громко тарабанил всю поездку возле моей голову, я ослабла на левое ухо и неточно расслышала последнею фразу.

– Тропический или тантрический*? – деликатно переспросила я.

– Ха-ха, – Бри разразилась заливистым смехом, – дивный тантрический душ похожий на летний дождь в тропиках, а это прекрасная идея!

Волнение постепенно отступало, мы вышагивали к массивной деревянной двери главного входа под безоблачным небом французской Ривьеры. Солнце набралось наглости и обжигало открытые плечи, хотелось спать. Бри не выпускала меня из своих защищающих объятий. В нашей небольшой семье любовь к родному человеку и забота о нем являлись поистине значимыми ценностями. Мы не гордились этим и не выпячивали на показ, просто, это был сложивший факт. Поэтому каждый разговор с близким доставляли мне истинное удовольствие, и сейчас я была счастлива от встречи с моей Брижит, а она была счастлива от встречи со мной.

Бри рассказала, что шесть лет назад они задумались обзавестись недвижимостью у воды, спокойным и уютным место, в которое можно было бы приезжать на все лето. Сначала думали о регионе Апулия на юге Италии, но проезжая Тонтескье обнаружили уединенный участок прямо посреди самшитовой рощицы, подошедший идеально. Окончательному плану виллы предшествовали десятки скетчей но наконец он был спроектирован с учетом всех пожеланий. Вилла вмещала в себя два рабочих кабинета и три спальни на втором этаже, библиотеки, гостиной, столовой зоны, кухни и еще двух гостевых спален на первом этаже. Признаться в моей Парижской квартире, арендованной три с поливной года назад, двери платяного шкафа, забитого до верху ненужной одеждой, были сломаны с первого дня моей заезда и безвольно болтались все время, занимая место и в без того крохотной спальне.

В летнем жилище семьи Арно, не нарушившим своим появлениям природной гармонии царившей на склоне, не было ни единого случайного и уж тем более поврежденного элемента. Они построили дом с видом на залив, состоящий исключительно из ровных линий и прямых углов, напоминавший сапог или английскую букву «L». Фасад был выкрашен перламутровой краской и поблескивал нежнейшими переливами на солнце. Две стены виллы были полностью сделаны из стекла, в стиле Фрэнка Ллойда Райта*, а с двух других сторон архитектор установил панорамные окна, чтобы хозяева могли наблюдать за ходом солнца, погодой и сменой времен года.

Мы вошли в прохладу огромного вестибюля, на блестящем кафеле которого, стояла желто-синяя фигура усыпанная красными точками. По правую руку громоздилась книжная полка плотно заставленная книгами. Слева на высокой стене, уходящей к естественному свету сквозь узкую полоску в потолке, висела прямоугольная шелкография** то с четкими, то с расплывчатыми черно-белыми отпечатками однодолларовых купюр***.

* Фрэнк Ллойд Райт – американский архитектор, который создал «органическую архитектуру» и пропагандировал открытый план.

* Тантрический от Tантра – искусство взаимодействия на разных планах: тела, энергии и сознания.

** Трафаретная печать (шелкография) – метод воспроизведения как текстов и надписей, так и изображений (монохромных или цветных) при помощи трафаретной печатной формы, сквозь которую краска проникает на запечатываемый материал.

*** Картина Энди Уорхолла «200 однодолларовых купюр» 1962 года. Картина, как объект, представляющий эстетическую ценность, принадлежащий к миру духовного, изображает деньги – то есть то, что можно отнести лишь к миру материального. Таким образом, Уорхол остроумно сопоставляет духовное и материальное.

– Не верю глазам, это же Уорхол* и Лихтенштейн**, – просияла я от восторга, закружившись юлой.

– Да, сторговала у Энди картину специально к новоселью, а скульптура Роя была в нашей Нью-Йоркской квартире, мы переправили ее весной во Францию и поселили в новый дом. Что скажешь? Нравится?

– Абсолютно! – не медля ответил я. – В ней чувствуется сила, – мои глаза тщательно осматривали совершенный интерьер, а новые ощущения формировали подходящие слова, – здесь царит гармония, которой под силу обнулить любое напряжение, я чувствую себя счастливейшей на Земле.

– Ха, ха, превосходно сказано, но это все исключительно заслуга Лукаса и Мии, – подчеркнула Брижит.

Стоит отметить, что дядя Лукас – профессор, доктор искусствоведения и главный куратор музея современного искусства в Нью-Йорке являл собой образец весьма многогранной личности, с ворохом увлечений, настроений и пристрастий. Как рассказывала мне в письмах Миа, когда речь зашла о наполнении гостиной пятидесяти двух летний отец, вспоминая свои молодые годы, вдруг ощутил себя эдаким франтом с холмов, неким голивудским режиссером, желающим сделать интерьер более кинематографичным. Преследуя эту цель, он скупил в магазине своего друга в Лондоне всю истинно дружелюбную, отчасти забавную и чрезвычайно пеструю мебель, не обращая внимание на ее функциональность и удобство. Так в дальнем углу гостиной справа от темно-красного камина, парящего над землей, появились две апельсиновые дольки Пьера Полена дающие возможность для неформального общения и расслабления.

Затем бесстрашная и высокохудожественная рука Лукаса вписала в интерьер комнаты тонкие неоновые светильники запаянные в длинные цилиндрические трубки и свисающие на цепочках с потолка. Дюжина не пересекающихся друг с другом ламп заливала теплым светом оранжевые кресла, торшер, ковер, журнальный столик из проволоки и оттоманку для чтения, соседствующую с книжным шкафом, уходящим своим многоцветным хвостом из корешков книг куда-то за угол. Скорее всего там пряталась большая библиотека, о которой в своих письмах отцу хвалился дядя Лукас. Он даже шутил, цитируя Андре Моруа, что время, проведенное с женщиной именно в его библиотеке, абсолютно точно нельзя назвать потерянным. Миа в своем стремление иметь дома всё, что входило в моду, не всегда контролировала ситуацию, и могла солидно потратиться на какой-нибудь ультрасовременный шифоньер, секретер или упаси господи трюмо. Ее очередное приобретение – разборный диван, жизнеутверждающей флористической окраски был выписан из Милана, доставлен накануне и установлен лицом к шестиметровой панорамной стены. Сквош прозрачные стекла который открывался изумительный вид на бескрайний океан небесной и морской лазури.

Второй этаж держался на десяти почти незаметных колоннах и двух кирпичных стенах, которые были отделаны травертинским мрамором из Италии и красноватым ониксом из Атласских гор. Мама семейства самоустранилась от планирования интерьеров в связи с огромной занятостью в редакции. Она лишь изредка давала свои комментарии по части предметов искусства и озеленению, кстати говоря, именно она и предложила посадить в центре роскошной гостиной настоящее живое дерево на которое падал дневной свет сквозь квадратное отверстие, которое при желании хозяева могли закрыть стеклянной крышей. Цокая каблуками лакированных лоферов с вырезами по бокам Бри подошла к нему и, погладив зеленый лист сказал.

– А, это Tilia americana – североамериканская липа сорта «Nova» с прямой кроной.

– Я окончательно сражена и хочу поскорее все осмотреть, Бри, I’m just weak!

– Непременно посмотришь, my dear. Чуть позже я проведу тебе персональную экскурсию, обещаю!

– Договорились, я и в правду валюсь с ног, – ответил я уставшим голосом и зевнула, прикрыв рот сжатой в кулак ладонью.

– Чудно! Теперь ступай на верх, переведи дух и спускайся к столу, – поцеловав влажными губами мой лоб, радушная хозяйка указала на стеклянную лестницу. – Антуаша, будь душкой, проводи Элен в ее комнату.

Запорхав по прозрачным ступеням, мои изнывающие ноги обрели второе дыхание.

– Я мигом, смою с себя дорожную пыль и немного вздремну.

– Затем хочу знать все подробности твоих злосчастных приключений, – прокричал голос тети мне в след.

* Э́нди Уо́рхол (англ. Andy Warhol; настоящее имя – Э́ндрю Уорхола, англ. Andrew Warhola, 6 августа 1928 года, Питтсбург, США – 22 февраля 1987 года, Нью-Йорк, США) – американский художник, продюсер, дизайнер, писатель, коллекционер, издатель журналов и кинорежиссёр, заметная персона в истории поп-арт-движения и современного искусства в целом.

** Рой Фокс Ли́хтенштейн (англ. Roy Fox Lichtenstein 27 октября 1923, Манхэттен, Нью-Йорк – 29 сентября 1997, там же) – американский художник, представитель поп-арта.

Зайдя в спальню, я в два счета стащила с себя майку и шорты, запустила их на бледно-розовую банкетку и вприпрыжку, распуская волосы на ходу, направилась в ванную. На вид тяжелая раздвижная дверь из светлого дерева не издав и звука послушно откатилась в сторону. Со вкусом обставленная комната не стесняла в движениях, а ее сочные цвета вторили “духу места” – морю, природе, летним рассветам. Слева у стены примостился коралловый комод с почти плоской раковиной и современным краном, пистолетом торчавшем из стены.

Широкий ящик был заполнен всем необходимым: баночками с морской солью и розовой пеной для ванны, клюквенным жидким мылом и разнообразными гелями, шампунями, мочалками, но улыбнулась я присутствию в этом ассортименте складной шахматной доски. – Шахматы в ванной – признак интеллектуальной семьи, – подумалось мне и я вынула коробку. Чередующиеся черно-белые клетки являли собой идеальную уравновешенную связь. Будто две противоположности: эмоции и логика – гармонично сосуществовали на одной поверхности, в едином пространстве. – Этой гармонии можно было позавидовать. Над комодом висело зеркало, с прикрепленными по кругу небольшими театральными лампочками. За ним из глиняного кашпо высились темно-зеленые листья монстеры.

Бирюзовый пол, уложенный геометрически расчерченной плиткой остужал мои босые ступни. В глубине комнаты, у огромного почти во всю стену окна, стояло плетеное походившее на огромную запятую. Оно казалось вполне удобным и соседствовало ванной напоминавшей глубокий соусник, заполнить которой «шампанским» и пеной я планировала сегодня вечером. Отдельно стоящая, мятно-кремовая в мелкую темную крапинку, немного шершавая и оттого приятная на ощупь чаща из искусственного камня пленила своим великолепием. Расположившись в ней можно было не покидая дома, наблюдать за теннисными баталиями на новеньком открытом корте. Кирпично-красное грунтовое покрытие, фонари ночного освещения, парочка длинных невысоких скамеек за боковой линией, и постриженный газон со всех сторон.

Жаль, что на площадке отсутствовали состязающиеся, но это было лишь делом времени. Наконец, справа, за матовой перегородкой, находился обещанный душ. Его круглая лейка, утыканная мелкими резиновыми форсунками, напоминала огромный серебристый стакан для мартини перевернутый с ног наголову и прикрепленный к металлической трубе. Нажав на кнопку, где-то что-то зажужжало, завертелось и через мгновение мои плечи заботливо ласкал теплый тропический ливень. Клубы пара заволокли туманом шершавое стекло, запахло кокосом и эфирными маслами экзотического происхождения.

Посвежевшая я очутилась в просторной спальни с видом на море и великолепный сад, уступавший размером, разве что Jardin des plantes de Paris*. На прикроватной тумбочке стоял небольшой букетик садовых роз, на высокой консоли у стены что-то яркое, а кофейный столик был завален горою книг, однако в центре моего внимания была двухместная кровать, едва коснувшись которой, я уснула глубоким, возможным лишь на побережье, безмятежным сном. Спустя какое-то время меня разбудил бесцеремонный клаксон грузовичка, привезшего продукты на виллу.

Пошатываясь от дремы, я распахнула шторы и вышла на освещенный солнцем прямоугольный балкон в углу которого стоял шезлонг, похожий на творение великого Ле Корбюзье**, плетеный с нависающим козырьком от солнца. Вдалеке по лазурной глади мерцающего залива, неспешно скользили прогулочные яхты, а слева чернел скалистый мыс, острым углом выдающийся в море. Складывалось ощущение, что вся вилла буквально парит над землей, подхватив с собой лимонник, намертво прилипший стеблями к бетонным стенам. Накинув халат, я спустилась вниз, миновав антре, гостиную и роскошную столовую с бронзовым львом на столе, окруженном шестью стульями времен Баухауса.

Во двор с аккуратно постриженным газоном вела раздвижная стеклянная дверь и парочка пологих ступеней из благородного тикового дерева. У открытого бассейна Брижит неспешно курила розовую сигарету, сидя на милом ротанговом диванчике с приплюснутыми подушками.

– Детка, хорошо поспала? – спросила тетя и пододвинула ко мне тарелку с фруктами и закусками, в то время, как Рене, помощница по дому, разливала свежевыжатый мандариновый сок в высокие хрустальные стаканы.

– Спасибо, Бри. В высшей степени великолепно, – ответила я, благоговейно вгрызаясь в спелое манго. – Кстати, если бы у передо мной стоял выбор что взять с собой в Штаты идеального мужчину или идеальную кровать, я определенно выбрала бы последнее.

– Верно, ma chère, однако, своевременный сон в правильной постели с правильным джентельменом гарантирует прекрасный тон лица. Ну, а здоровая пища поддерживает стойкость духа, милая. Помни об этом, когда окунешься в сумасшедшую жизнь «Большого Яблока». Вечно бегущая толпа, перекусы на ходу и ужасный фастфуд со всех сторон. Сплошной моветон! Но, моя девочка, ни в коем случае не поддавайся на соблазны американского уклада жизни.

* Сад растений Парижа (фр. Jardin des plantes de Paris) – открытый для публики ботанический сад в 5-м округе Парижа, является частью Национального музея естественной истории. Площадь 23,5 га.

** Автор сравнивает с LC4, или B 306, или Chaise Longue – модель кушетки, спроектированная Ле Корбюзье совместно с Шарлоттой Перьен и Пьером Жаннере в 1928 году. Культовый предмет мебельного дизайна XX века. Ле Корбюзье́ (6 октября 1887 – 27 августа 1965) – французский архитектор швейцарского происхождения, пионер архитектурного модернизма и функционализма, художник и дизайнер.

– Кстати, как поживают мои дорогие Анна и Рон? – улыбнувшись белыми зубами, Брижит сделал затяжку через короткий мужской мундштук, ведь пошловатые «соломинки» для дам, равно как и штаны Кюлоты* в купе со шляпами Клош** ее абсолютно не привлекали.

– Жутко соскучились, но обещали присоединиться к нам в середине июня, – ответила я, зажав спелую ягоду за щекой. – Папа сейчас занят в жюри Притцкеровской*** премии и улетел в Вашингтон, а маме нужно закончить дела в академии.

– Чудно, чудно, – одобрительно кивнув, повторила Брижит и отложила в сторону журнал, – мой младший брат по-прежнему считает величайшим изобретением человечества не колесо, а решетчатые оболочки, кажется так?

– Угу, – буркнула я, издав звук похожий на крик полуночного филина, усевшегося на ветки с набитым ртом, наконец проглотив вишню, я набрала побольше воздуха в легкие, – точнее Шуховские сетчатые оболочки, а гиперболоидный Аджигольский маяк 1911 года кажется ему изящнейшим строением на планете.

Не сговариваясь мы обе взорвались хохотом, даже невозмутимое лицо Антуана, стаявшего неподалеку, на мгновение напряглось и изобразило подобие улыбки.

– Отлично сказано, – зааплодировала Брижит и потушила сигарету в керамической пепельнице, – Рон говорил мне тысячу раз об этой «гиперболе», но я не в силах запомнить такую абракадабру.

Рене вернулась с двумя фарфоровыми чашками на серебряном подносе. В одной был эспрессо для Бри, в другой кофе со сливками для меня. Устало-нежный аромат настраивал на воспоминаниям.

– По всей вероятности, – заключила Бри, – страсть к творениям российского архитектора и потрясающему русскому балету заставила моего увлеченного брата задуматься о русской жене. Столица Франции была без ума от Анны в те годы, сотни поклонников, роскошные букеты, получасовые овации. Родившись в Риге и переехав в Москву к девятнадцати годам хрустальная красавица блистала в Большом театре. Долгожданный "прыжок в свободу» она сделала раньше Нуриева на год в 1960 во время трехдневных гастролей в Париже. Хореографическое мастерство двадцати трех летней танцовщицы пользовалось восторженным признанием в Европе. Твой бедный

* Кюло́ты – короткие, застёгивающиеся под коленом штаны, которые носили в основном только аристократы. Кюлоты носили с чулками и башмаками с пряжками.

** Клош (фр. cloche – колокол) – дамская шляпка в форме колокольчика, модная в 1920-х годах.

*** При(т)цкеровская премия – ежегодная награда, присуждаемая за достижения в области архитектуры.

папа влюбился в хрупкую девушку с фарфоровой сексуальностью с первого взгляда не смотря на то, что юридически Анна все еще была замужем за постылым, нелюбимый супругом, который оставался в Союзе.

Где-то внизу на тихой безлюдной дороге у моря проехал хрипящая машина с выкрашенным в зеленый цвет капотом. Стол почти опустел к тому моменту, когда я, наслаждаясь рассказом единственной сестры отца, перешла к блинчикам с клубничным джемом. Сделав уверенный глоток немного остывшего напитка, Бри продолжила свое повествование.

– Рону, тогда еще абсолютно безнадежному романтику с дыркой в кармане, лишь начинавшему свою карьеру архитектора, пришлось нелегко. Однажды ему пришло в голову тайком проникнуть в театр в два часа ночи, чтобы перед утренней репетицией признаться своей «La princesse Russe – русская принцесса» в истинных чувствах непосредственно на сцене. Анна называла его после этого «crazy American – сумасшедший американец». Был жуткий скандал, руководство Мельпомены даже вызвали полицию, но к счастью, для Рона, Анна, популярная и успешная солистка Гранд-опера́ ответила ему взаимностью. К чести твоей мамы, ей всегда был важен только человек, нежели его капитал.

Бри вынула из мягкой немного примятой пачки длинную розовую сигарету с золотым фильтром и поднесла к губам, чиркнув спичкой. Живой огонь занялся и перебросился на тонкую бумагу. Сад заполнился слегка сладковатым дымом и долетавшим из дома голосом Джона Ленона «Cry baby cry, make your mother sigh»…

– Поженились они спустя пол года в Америке, потом у них родилась проказница Элен и уже вместе, это очаровательное трио покорило весь мир, – Брижит задумчиво улыбнулась, ее темно серые глаза усланные томной негой устремились вдаль моря. – Ну а дальнейшее развитие событий вам мадмуазель и самой известно, – закончив свой рассказ, с довольным выражением лица, упоенная беседой, Бри взяла свою записную книжку и принялась в ней что-то старательно выводить заостренным карандашом.

Это была известная история, но в изложении тети она каждый раз звучала немного ярче и сочнее. Я всегда восхищалась своими родителями, их успехами и талантами, а главное абсолютным чувством свободы, которое они подарили мне, избавив от глупости учавствовать в каких-либо состязаниях. Они всегда поддерживали мои начинания и не загоняли в рамки мещанских правил. Бри и Лукас с детства баловали меня хорошей музыкой, изысканными блюдами, и превосходной литературой, они показали мне чарующий мир искусства и блистательные подиумы высокой моды.

Семья научила меня ценить общение. Уважать интеллект. Я с благодарностью впитывала их жизненные установки, и в начале пубертатного периода меня увлекала литература. Я зачитывалась Экзюпери, Набоковым и Мопассаном. Владение тремя языками позволило прочесть в оригинале Чехова и Ахматову, Рота и Керуака, Флобера и Эмиля Золя .

Говоря об известности и покорения мира, самой известной из нашей семьи была эта худощавая брюнетка среднего роста с зеленовато-серыми глазами и немного вытянутым лицом сидевшая напротив меня. Весь мир считал Брижит иконой стиля, она обладала индивидуальной пластикой, запоминающейся манерой выражаться и безупречным чувством вкуса. Колоссальная осведомленность в своей сфере, перфекционизм и воля, ученая степень по философии и журналистики сделали ее абсолютно не досягаемой для конкурентов. Бри было сорок деваться лет, из которых последние десять лет, она успешно возглавляла известнейший журнал о моде. В тот летний день в нашем маленьком литературном саду «La petit jardin littéraire» с солнечными зонтами, удобными креслами и спасительным бассейном Брижит была в приспущенной свободно скроенной белой рубашке, заправленной в синие джинсы, коричневой шляпе Федо́ра* с атласной лентой. Неспешно переворачивая лощеные страницы журнала, лежащего на ее коленях, Бри периодически отрывалась от чтения и делала какие-то заметки в своем блокноте.

А когда в беседе, более походившей на мой монолог, звучало что-то действительно стоящее, тетя поднимала голову, придерживая шапку за широкие поля смотрела на меня сквозь большие солнцезащитные очки и задавала пару уточняющих вопрос. Так повествование о своем утреннем кавардаке, и потягивая кисло-сладкий коктейль из сельдерея пролетело два с половиной часа. Солнце приближалось к горизонту, и его лучи уже не ранили наших глаз. В свой рассказ я включила историю знакомства с Софи, вокзальную проделку с бутербродом, упомянула и о грядущем вечернем свидании с Жан-Жаком. Однако, встречу с незнакомцем в темных очках и вздымающейся на ветру рубашке я обошла стороной. К половине шестого на виллу вернулся расстроенный Фредерик, который так и не смог отыскать мою пропажу. Он тут же уверил меня, что чемодан скорее всего нашли совестливые соседи и завтра они обязательно дадут о себе знать.