Текст книги "ERIKA"

Тому охраннику-пенсионеру повезло – хозяева денег (подозреваю, что это далеко не самые добродушные ребята) его не нашли. Повезло! Возможно, каждому хоть раз в жизни выпадает подобный шанс, но большинство из нас тупо проходит мимо своего свёртка с богатством? Возможно, и я однажды уже «прошёл»? Но кто сказал, что установлен лимит только на один раз? Конечно, в лесу на секретном «объекте» свёртку с деньгами взяться неоткуда, этот вариант отпадает. Но если так повезло охраннику супермаркета, то спрашивается, чем хуже таксист?

Эх-эх! Таксист и охранник – две «супер-пупер» профессии нашего времени. Извозчик и сторож. Куда уж! На более низкой ступени, пожалуй, только ассенизаторы да полотёры. Но ассенизаторам, наверное, платят побольше. Таксист и охранник – это тогдашний я (two in one).

А чудо, меж тем, не спешило произойти. С чудесами обычно всегда так бывает. Семья наша приспосабливалась к жизни в новых условиях, но удавка (воображаемая кредитно-финансовая удавка) постепенно затягивалась. Мы учились на всём экономить. Я перевёл машину с бензина на газ, отключил кабельное телевидение, дорогу в парикмахерскую позабыл. От тестя осталась машинка, и жена, посмотрев пару уроков в ютубе, стригла теперь и меня, и детей. Нам присвоили статус ММС (многодетная малообеспеченная семья) и стали платить пособие.

Несмотря на все усилия, сводить концы удавалось нам лишь благодаря небольшому «резервному фонду», в лучшие времена скопленному мною на чёрный день. Резерв расходовался только на самое важное – налоги и платежи по кредитам. Ведь я имел планы на будущее, для осуществления которых требовалась безупречная кредитная история. Мне нельзя было попадать в число ненадёжных заёмщиков, поэтому просрочек не допускал. Однако резервы таяли, удавка затягивалась всё плотнее.

Моя детская мечта стать писателем казалась теперь чем-то совсем нереальным. Буйным цветом в душе моей прорастал сорняк под названием «комплекс писательской неполноценности». Сорняк этот пустил глубокие корни. И это несмотря на две изданные книги! Поскольку дохода, как такового, книги не приносили, я выложил их в интернете в свободный доступ. Люди, качайте сколько угодно, читайте, слушайте аудиоверсии, мне не жалко. Только не вздумайте платить за них деньги мошенникам. Запомните: две мои первые книжки для вас – бесплатно! Ну, то есть – в подарок.

Да. Резервы таяли, удавка затягивалась. А я тогда так закрутился, что времени на творчество не осталось. Совсем. И вдохновение. После 1 января 2017-го оно почему-то забыло ко мне дорогу. Но ведь когда-то я был без пяти минут настоящий прозаик! Иногда по старой памяти забредала в мою охранно-таксёрскую башку мысль о том, что следует изложить (потом, в неопределённом будущем) свои таксистские приключения в цикле рассказов. Честное слово, там есть о чём поведать! Истории сами просились на бумагу, точнее на экран моего старого доброго ноутбука (писать на нём, сидя за столом, всё же удобнее, чем на планшете в дороге).

Пару раз, намазав после отработанной смены стонущую поясницу «Диклофенаком», пытался карябать я хоть какие-то наброски. Садился перед мерцающим экраном, поднимал пальцы над замусоленными кнопками клавиатуры и… опускал мимо, на стол. Не шло.

Наступит время, и я расскажу вам свои таксистские байки. Пусть это будут не «Жёлтые короли» (всё же у нас не Нью-Йорк, а Вятка), но что-то подобное, даже не хуже. А ещё опишу свои дорожные приключения. Думаю, мои непридуманные сюжеты окажутся интереснее, чем истории сериала «Дальнобойщики». Это случится когда-нибудь, я надеюсь. Но тогда, в ту первую половину 2017-го я не мог писать ни роман, ни повесть, ни рассказ. Я даже строчки не в состоянии был выжать. Даже слова единого выдавить из себя не мог. Искорки не хватало. Что-то сломалось во мне, что-то перегорело. Я, словно недавно затушенный фитилёк, лишь тлел да дымил.

Наверное, ждал, что судьба вновь бросит вызов. Но ничего не происходило. Медленно наползло лето, пригрело. Остатки моего «фонда будущих поколений» растаяли без следа. Кредитную петлю на своей шее я ощущал теперь почти физически. Выход из ситуации виделся только один. Гараж продавать не хотелось, но замаячила просрочка ежемесячных платежей и «почётное» место в чёрном списке ненадёжных заёмщиков.

Значит, придётся продать. Опыт безгаражной жизни имелся изрядный, нам к этому делу не привыкать. Ну, подумаешь, сменный комплект колёс вновь станет мешаться на лоджии! Чтобы развеять сомнения звякнул Димычу. Посоветовался. Димыч меня поддержал. Хрен с ним, с гаражом, с этой несчастной «лесной полянкой»! Всё. Решено. Продаю!

На сайтах разместил объявление. Цену особо не гнул: двести восемьдесят, за сколько и брал (сорок штук, вложенные в ремонт, пропадут, это ясно). Но даже вернуть свои двести восемьдесят при нынешних ценах было бы огромной удачей. Одно радовало – ямы в своё время не замуровал, а для оценочной стоимости гаража это плюс. К тому же ям у меня целых три!

Вскоре стали звонить. Кому достанется гараж – сразу честному автолюбителю, или вначале перекупщику – по барабану. Лишь бы деньгу нормальную отвалили. Но всё же перекупов по понятным причинам я не шибко любил.

Потаксёрив с утра, я подрулил к гаражу и стал ждать первого откликнувшегося на объявление. Смутные сомнения терзали меня, и точно, так и есть, словно копчиком чувствовал! Увидев парня, вылезшего из белой «Гранты», я чуть не заржал в голос. Ох, судьба-злодейка! Приехал смотреть гараж тот самый Юра, гад кучерявый, кто же ещё?! Он лишь в одном изменился. От прежнего юркого перекупа трёхгодичной давности отличала его теперешнего свежевыращенная борода. В ответ на моё приветствие, он, как ни в чём не бывало, тряхнул кудрями. Я заметил с ехидцей:

– Ну, что, гаражик всё же понадобился? Вот, есть возможность дедов бокс обратно вернуть. И выгодно – ремонт сделан, а цена та же самая. Ещё и всё дедушкино имущество на полатях в целости до сих пор сохранилось.

– Двести восемьдесят – дорого! – сходу, не обратив внимания на подкол про дедушку, ответил «внучок».

– Это как так дорого? – во мне закипал праведный гнев. – Ты даже ещё внутри не смотрел, там…

– Там? Ну, а что там? – перебил меня Юра. – Паркетный пол, натяжной потолок, хрустальная люстра?

Я чётко представил, как мой плотно сжатый кулак врезается в наглую перекупскую морду, как сотрясается она вместе со всеми кудрями и бородой. Но сдержался. В реальности я лишь распахнул дверь гаража, и мы вошли.

– Смотри! – в моём голосе проскальзывала плохо скрываемая угроза. – Я забетонировал пол, сделал мощную вентиляцию. В гараже теперь целых три ямы, включая яму для хранения ГСМ.

Кучерявый, окинув профессионально-равнодушным взглядом пространство, повернулся ко мне и съехидничал:

– Штукатурка в углу отвалилась. И проводка какая-то старая, электрика, наверное, барахлит.

Я понимал, к чему этот гад клонит. От перекупщика много не жди. Пора определяться, да выпроваживать «гостя», и я рубанул:

– Хватит свистеть. Просто назови свою цену.

Я ожидал, конечно, что его цена меня не устроит. Но что она будет такой?! Я отказывался верить собственным ушам.

– Сто восемьдесят тысяч рублей, – чётким голосом произнёс Юра.

От злости у меня потемнело в глазах. Я чуть не плюнул прямо в его бородатую физиономию. Честное слово, еле сдержался.

– Ты охерел! Вали, гад, отсюда!

– Что ж, не сошлись, бывает. Ругаться-то зачем? – Юрок юркнул к выходу, но на пороге остановился, покашлял, потупил взор и тихо спросил:

– Кстати, насчёт пола. Вы нанимали кого-то или сами его бетонировали?

– Сам конечно! Кто же ещё? – соврал я, так как считал, что этот бородатый пёс недостоин услышать от меня хоть каплю правды.

– Понятно, понятно, – голос перекупа стал ещё тише, словно кто-то с пульта убавил ему громкость. Пришлось навострить уши, чтоб разобрать его лепет. – А эта яма, как вы сказали? Для хранения… джи… эс…

Я грубо поправил:

– Гэ сэ эм! Горюче! Смазочных! Материалов! Бензина, дизтоплива, авиационного керосина, моторного масла, трансмиссионного масла… Короче. Что ты хочешь спросить?

– Да… как бы… ничего. Просто я про эту яму… ну…

– Не знал, – закончил я за него фразу. – Ну, конечно, немудрено! Твой «дедушка» был весьма скрытным товарищем! Я тоже семь месяцев ходил по гнилым доскам, не догадываясь, что спрятано у меня под ногами!

– И… что же?

Вот тут я, сам от себя не ожидая, распрямился, скрестил на груди руки, ухмыльнулся загадочно и самодовольно, отвёл в сторону взгляд (затуманив его при этом как следует), покивал кому-то невидимому. И выдохнул весело, нагло:

– Ни-че-го!

Перекуп мне, естественно, не поверил. Меня это обрадовало! Он же, гад, меня за лоха держал всю дорогу. В прошлый раз облапошил и сейчас с наглой мордой явился. Так пусть теперь думает, что продешевил с гаражом. Пусть теперь мучается всю жизнь, как я. Пусть гадает: какой клад упустил! Золото? Баксы? Евро? Это была моя маленькая месть за финансовые потери, месть всем перекупщикам Российской Федерации, представителем которых был для меня юркий Юра.

Нетвёрдой походкой направился он к белой «Гранте». Встав, обернулся. Юрины кудри тряслись на ветру; губы дёргались, но кроме несвязного мычания не могли хоть что-то озвучить. Я же, довольный эффектом, наблюдал за ним, привалившись плечом к двери гаража. Наконец «Гранта» укатила, увозя прочь хмурого перекупа – только тучка пыли вздыбилась из-под колёс. Пыль медленно оседала. И медленно с моего лица сползала улыбка.

***

Я вернулся в гараж, заперся хорошенько. Усевшись прямо на грязный табурет под небесно-голубыми полатями, уронил в ладони лицо и горько-горько рассмеялся. Классно я «сохранил» бабки, такой пролёт! Долбаный кризис, долбаная ипотека, долбаная яма для хранения ГСМ! Вдруг меня затрясло, и ладони стали влажными от слёз. Не подумайте, я не слюнтяй. Не помню, когда до этого случая плакал. Наверное, в далёком-далёком детстве. Но тут я ревел, ревел тихо и зло. И, слава Богу, меня никто не видел. Чуть успокоился, и руки, всё ещё судорожно подёргиваясь, сами потянулись к смартфону.

Социальная сеть, поиск, профиль Валеры, фотоальбом. Теперь уже 862 фотографии! Долбаный фотолюбитель! Что ж, глянем… Валера, бывший бригадир ремонтников, ныне глава строительной фирмы. Вот он в Венеции плывёт по каналу в гондоле, а смуглый итальянец в ослепительно белой тунике с широкими рукавами поёт ему баркаролу, подыгрывая на мандолине. Вот Валера в Пизе, упёрся в знаменитую башню двумя руками – держит её родимую, чтоб не упала. Валера в Лос-Анжелесе, в Голливуде, на бульваре звёзд. Чья там звезда у него под ногами? О-го, Тарантино! Что ж, сюжет Валериной жизни, пожалуй, достоин руки современного киноклассика. А это что? Рио-де-Жанейро! Карнавал! Валера танцует с двумя жопастыми мулатками в перьях! Идём дальше. Стоп, не понял. Льды, снега, пингвины на заднем плане. А на переднем… обросший щетиной, как заправский полярник, Валера в красном пуховике! Он что, на мои бабки и до Антарктиды уже добрался?! Хренов турист! Блин, ещё немного и я увижу Валерино сэлфи с околоземной орбиты! Но далее вместо космоса я увидал кое-что круче. Иерусалим! Валера у Храма Гроба Господня. Серьёзный, сосредоточенный, с аккуратной бородкой. Вот те раз, и этот замодничал – бородку отращивает!

Рука сама дёрнулась, и палец случайно ткнул в кнопку «музыка». Из Валериного профиля через динамики смартфона полилась дивная фортепианная инструменталка. Ну, конечно, я узнал эту музыку. Как же зовут исполнительницу? Да вот же, подписано – Кейко Мацуи! Это её музыку слушает он теперь вместо песен Лепса и Круга. Я листал фотки дальше. Бородатый Валера в детском доме дарит подарки сиротам. Ну, конечно, с таких-то бабок и я бы дарил! Ещё более бородатый Валера обнимает одиноких ветеранов Девятого мая в доме престарелых. И совсем свежая, июньская фотка – совсем бородатый Валера несёт икону в Великорецкое, а за ним до горизонта – тысячи паломников крестного хода.

Отложив смартфон, я сидел. Слушал японскую пианистку, уставившись в одну точку. Щёки высохли. Мне казалось, слёзы очистили организм. Я успокоился. Время незаметно текло под инструментальными переливами. Наконец, очнувшись, я осознал вдруг, что уже долго пялюсь на маленькую иконку Николая Угодника – ту, что повесил ещё прежний владелец над местом выезда из гаража. Я словно не замечал замызганный образок все эти годы, а тут вдруг заметил. И мне подумалось: а может, правильно, что клад достался Валере?

Стрелки наручных ходиков показывали четверть пятого, и можно было ещё нехило потаксовать, но при одной мысли о продолжении смены меня чуть не вывернуло наизнанку. Крутить дальше баранку сил не осталось. Я не про физическую силу сейчас. Морально ощущал я себя выжатым после использования чайным пакетиком.

Я сидел так ещё битый час. День грозился пройти слишком уж бестолково. И я придумал занятие себе в оправдание. Сто лет собирался очистить полати от хлама. Вот, наконец, и очищу. Поднявшись на табурет, заглянул я в квадратную амбразуру. Там было битком: ведь к барахлу, оставшемуся от прежнего владельца, иногда добавлял и своё ненужное помаленьку. Ну, а теперь весь этот хлам перемещался вниз на бетонный пол гаража, где подлежал сортировке. Я твёрдо решил избавиться от всего лишнего.

И чего там только не было! Банки, склянки, проволока, инструмент (назначение многих приспособлений для меня оставалось загадкой). Обнаружилась целая коллекция обуви из серии «мечта бомжа 90-х»: пропахшие нафталином замшелые валенки с резиновыми галошами, драные кирзачи, боты «прощай, молодость!» и полукеды 46-го размера.

Потом пошла новогодняя тема: я вытащил метровую тёмно-зелёную ёлочку, остро пахнущую пластмассой; самодельную подставку для неё с пыльным моторчиком; большую коробку с игрушками и гирляндами. Вонючая ёлочка никуда не годилась, а вот новогодние украшения очень пришлись по душе. Это были старые советские игрушки, сейчас такие не делают. Клёвые игрушки; их я решил оставить.

Ещё одна обнаруженная экспозиция – собрание раритетной автохимии: «Тосол», тормозуха, моторное масло «М-8Г», выпущенное ещё при Ельцине, и куча разноцветных тюбиков-флакончиков с присадками-примочками, пробовать чудодейственную силу коих я на своём «Логане» не стал бы даже под страхом пожизненного лишения водительских прав.

Попадались и совсем странные вещи, о назначении которых я даже знать не желал: красный клубок шерстяных ниток с двумя воткнутыми в него накрест спицами; детский набор «Юный фокусник»; подшивки газет «Комсомольское племя» за 1972 – 1986 и «Кировский край» за 1987 – 1990 годы. В картонной коробке от японского кассетного музыкального центра обнаружились свечи. Толстые, восковые, штук двести. Я понюхал – пахнут приятно, не парафин. Выкинуть жалко. Только где мне их жечь? И вновь коробочки да ящички: болты, свёрла, гайки, шпильки, гвозди, саморезы, дюбеля.

Под занавес из самого дальнего угла полатей я извлёк чемодан. Тёмно-серый чумазый кожзам, блестящие стальные застёжки. Тяжёлый. Даже мысль мелькнула: не мог ли богатенький дедушка прятать часть состояния (пусть даже малую часть) на полатях? Ну, а что, чемоданчик-то подходящий! Неужто Валерины руки досюда не дотянулись? Я аккуратно опустил чемодан на пол. Чувствовалось: там что-то есть, что-то довольно массивное. Сердце забилось быстрее, но только чуть-чуть. Я больше не верил в шальную удачу, мне просто хотелось знать – что там.

Надавил обе кнопки. В тишине гаража звонко щёлкнули стальные застёжки. Медленно откинулась крышка. Я смотрел на то, что пряталось многие годы внутри чемодана, и мысленно горько смеялся. В голове было пусто. В чемодане была пишущая машинка.

Серо-синяя, с лакированными клавишами и блестящими хромом буковками названия. «ERIKA» – прочёл про себя. А вслух прошептал, ухмыльнувшись: «Эрика? Что ж, очень приятно!» Машинка была не совсем древняя, восьмидесятых годов, на электрической тяге (внутри чемодана примостился клубком свёрнутый провод). Я собирался отправить «Эрику» в мусорный бак вслед за всем барахлом, но в последний момент передумал. Мысль пришла, когда я держал чемодан над открытым контейнером: вдруг это знак? Я ж писатель или, по крайней мере, когда-то мечтал стать таковым!

В общем, приволок пишущую машинку домой. Ещё коробку с игрушками захватил. Ну и восковые свечи. Ведь электричество в доме у нас иногда вырубается, так хоть используем как-нибудь по назначению тёщин подарок – старый подсвечник, без дела пылящийся третий год в кладовке. А весь остальной хлам я выбросил.

Вечером, насвистывая «В лесу родилась ёлочка», перебирал с детьми новогодние игрушки. Среди стеклянных сосулек, белых медведей и раскрашенных вручную снеговиков обнаружились две вещицы – часы «Командирские» и фарфоровая статуэтка (не ёлочная игрушка). Часы были как новенькие; я не удивился, когда, подкрутив колёсико завода, услыхал ритмичное «тик-так». А вот со статуэткой дела обстояли иначе. Я долго разглядывал, вертя в руках, фарфоровую ракету с красными буквами «СССР». Выглядела она так, словно и вправду вернулась с орбиты. Из иллюминаторов торчали две улыбающиеся собачьи мордочки – Белка и Стрелка. Снизу краешек ракеты отколот – немудрено, ведь ей столько лет! Космическая статуэтка мне очень понравилась – раритет!

Но что-то меня настораживало. Какое-то смутное нехорошее воспоминание набухало, словно чирей под кожей, но не хотело прорываться наружу. Определённо, где-то мне попадалась подобная статуэтка (а может и эта самая), в каком-то плохом месте. Или она во сне мне привиделась, в далёком похмельном кошмаре? Какое-то дежавю! Так ничего и не вспомнив, я поставил ракету с собачками на письменный стол, рядом с ноутбуком. А часы «Командирские» на статуэтку повесил.

Следующим утром, заглянув перед таксованием в электронную почту, обнаружил письмо от крупного коммерческого издательства. Читал и не верил своим глазам. Дождался! Наконец-то мне предложили гонорар. Очень приличные для начала деньги! Сколько, как думаете? Двести восемьдесят тысяч, да-да! Часто ли такие совпадения случаются? Все мои произведения – первую повесть «Витькины небеса» и рассказы сборника «Тихий океан» собирались издать одним большим томом (там же сюжеты переплетаются), но редактору не хватало текста до намеченного объёма. Для будущей книги срочно (к следующему утру) требовалось отправить в издательство ещё одно произведение размером в один авторский лист – короткий рассказ, по смыслу связанный с предыдущими. Рассказ, которого у меня не было!

Некоторое время сидел я перед ноутбуком (он располагался тогда на столе в детской). Сидел тихо с закрытыми глазами и улыбкой растянувшейся до ушей. Рядом сопели на двухъярусной кровати старшие сыновья. Я прикидывал: один авторский лист, это сорок тысяч знаков, это где-то двенадцать страниц компьютерного текста. И у меня есть в запасе целые сутки… Ёлки-палки, всего одни сутки! Неужто облажаюсь? Да это же вызов; тот самый, которого ждал! Я чувствовал, как от нетерпения чешутся руки. Скрипнула дверь, в комнату заглянула жена, шепнула:

– Таксовать собираешься? Сможешь ближе к вечеру меня до маминой работы свозить?

Я повернулся к жене. После она рассказывала, что увидев меня в тот момент испугалась. Глаза мои в полумраке безумно горели, руки слегка тряслись. Дрожащим голосом я ответил:

– Нет, дорогая. Ни таксовать, ни до маминой работы, никуда!

Да, видок я имел ещё тот, потому что лицо жены исказила гримаса. Чуть заикаясь, она спросила:

– Саша, что случилось? Кто-то умер?

– Хорошая фраза, обязательно в какой-нибудь рассказ вставлю, – я рассмеялся и поманил жену пальцем. – Иди сюда, взгляни, что мне тут написали.

Жена ещё перечитывала послание от издательства, а я отдавал команды:

– Короче. Детей тихонько буди. Двоих в детский сад, с третьим – куда угодно. Главное, чтобы до вечера вас никого – не слышно, не видно. Меня не отвлекать, хоть землетрясение, хоть потоп!

Жена в ответ лишь кивала. Она всё понимала не хуже меня. Нам выпал шанс, которого ждали мы несколько лет. Широченное окно возможностей, которое может захлопнуться следующим утром.

Сонные сыновья под руководством жены проследовали в ванную комнату. Прихватив с кухни банан, плитку шоколада и литровую бутылку воды «Ключ здоровья», я заперся в детской. Уши законопатил берушами. И, засучив рукава, приступил. Для начала нужно сосредоточиться. Всего сорок тысяч знаков, включая пробелы и запятые – и двести восемьдесят тысяч рублей у меня в кармане. А ведь это лишь только начало!

Никогда прежде не писал я рассказ за один день. Нет, пару раз было, но потом я эти рассказы дописывал-переписывал неделями, месяцами. Так переделывал, что от первоначального текста оставалась лишь только основа. К тому же перед тем как «родить» рассказ за один день, я долго «вынашивал» в уме плод, то есть текст. Так вынашивал, что рассказ сам уже просился наружу.

А тут вовсе другая история. Нужно мастырить новеллу с нуля. Смогу или нет? Вот она – проверка на вшивость! Состряпать рассказ буквально из ничего. Это всё равно, как если бы женщине без признаков беременности потребовалось к завтрашнему утру взять и родить. Стоп! Почему же обязательно из ничего рассказ стряпать? Опишу-ка я что-нибудь из собственной жизни. Мало что ли со мной приключений случалось? Ну, хорошо, но текст должен быть как-то связан с остальными моими произведениями. Что дальше? Я бился лбом о столешницу (в переносном смысле), а оно – всё никак. Часа через два я готов был реально использовать собственную голову в качестве инструмента для ломки письменных столов. А оно – всё не шло.

В животе урчало. Я вымотался до предела, но к обеду готов был лишь план рассказа. План, надо сказать, неплохой. Даже название я придумал: «Тринадцатый». Черпая суп из парящей кастрюли, жена пыталась начать разговор. Но видя моё состояние, сообразила, что правильнее молчать. Наскоро подкрепившись щами и винегретом, я вновь уединился в своей «творческой мастерской».

Сидел перед девственно-чистым экраном и размышлял – как начать. Словно песок сквозь ладони, утекали минуты. Я нервничал: полдня позади, результат плачевный. Думал, думал. Взгляд блуждал по сторонам, пока не упёрся в статуэтку. Космическая ракета с буквами СССР, космические герои Белка и Стрелка. В голове почему-то крутилась шаблонная фраза «Русские не сдаются!» Что к чему? Какие русские? Почему не сдаются? Я помотал головой, похлопал ладонями по щёкам, чтобы взбодриться, прогнать наваждение. Эх, была не была! Зашуршали кнопки клавиатуры. На монитор выскочили буквы:

Тринадцатый

Хмурой осенью 94-го четыре бугая – обладатели каменных лиц, сунув под ребро ствол револьвера, запихнули меня в большой чёрный джип. Слишком много косяков висело на мне к тому времени, поэтому иллюзий я не питал. Трясясь в наглухо затонированном «Гранд Чероки», сидел зажатый меж шкафоподобных братков. Меня везли за город, в сторону глухих вятских лесов. На всякий случай прощался с жизнью. Я мало пожил и не был готов умереть. Но бывает ли вообще кто-то готов?

Я строчил и строчил. Вдохновение! После многомесячного перерыва оно, наконец-то, явилось. Неожиданностью стало то, что рассказ получался довольно гротескным, и с количеством чёрного юмора, кажется, выходил перебор. Но я не стал сбавлять темп. Пальцы истосковались по клавишам, теперь летали по ним. Но настенные часы, выполненные в виде мультяшного паровозика, что висели на стене за моей спиной, тикали всё же быстрее. Их стрелки крутились, как на ускоренной съёмке. Я же не замечал ни хода времени, ничего.

Казалось бы, только начал, а жена уже зовёт ужинать. Вытащив беруши, услышал детские голоса. Надо же, не заметил, как сыновья вернулись из садика. Я просмотрел предварительный результат моего труда. Двадцать страниц! Никогда ещё не писал столько за один присест. Но это же много больше, чем требуется! А в начатом рассказе я только лишь к кульминации подобрался. Да и не рассказ это вовсе, а вырисовывается целая повесть, которую мне ещё писать и писать. Куда меня понесло?! И что сейчас с этим делать? Как ни сокращай этот текст, мне в обозначенные рамки – двенадцать страниц – не уложиться! А времени уже восьмой час. Вот попадос! Я пробежал глазами абзац, на котором притормозил:

Пёс кромсал и кромсал моего обидчика. Рвал, грыз, пилил, всё глубже и глубже врезаясь Карлосу в промежность. Кровище хлестала, брызги (слюна пса вперемешку с кровью бандита) разлетались по сторонам. Я почувствовал что-то липкое на подбородке. Проведя по нему, обнаружил на руке багряные разводы. Тупо смотрел я на испачканную ладонь под ужасный аккомпанемент: клацающие челюсти, рычание, чавканье. А тут ещё завалившийся Карлос, дёргаясь на полу, словно его било током, начал вопить. Как он орал! Этот хрипяще-завывающий визг-вой шокировал меня едва ли не больше, чем само зрелище кастрации человека собакой.

Оборвав писанину, я вырубил ноутбук и вынырнул из описываемого 1994 года. Да, пожалуй, теперешняя моя жизнь и милее, и проще! За ужином мне кусок в горло не лез, и вовсе не из-за Карлоса, кромсаемого бультерьером. Носились, гогоча, друг за другом дети. Из кухни в гостиную, туда-сюда, радости полные штаны! И самый маленький за братанами неуклюже пытается топать. Старшему скоро семь, среднему стукнуло недавно четыре. В таком возрасте можно получать кайф, просто бегая друг за дружкой.

А куда несусь я?!

Самый маленький член нашей семьи залился горькими слезами. Ещё бы! Когда тебе год от роду, мамин запрет на копание в мусорном ведре превращается в трагедию вселенского масштаба. А какого масштаба трагедия ждёт меня завтра утром? Наверное, не такого большого. Поковыряв кое-как макароны, я поплёлся к рабочему месту.

Заперся. Законопатился. И только лишь оживил ноутбук, как получил идею. «Тринадцатый» – это хорошо, но я не о том пишу, нужно отложить. А сейчас требуется вернуться ещё на десяток лет раньше, в середину восьмидесятых. Точно! И я занырнул с головой в новый текст:

Интервью с диверсантом

«Сенсация! Настоящая стопроцентная сенсация, я жду тебя. Сенсация! Если не мирового масштаба, то минимум – всесоюзного! На меньшее не согласен. Сенсация, я тебя сотворю! – в сознании журналиста дребезжит вкрадчивый голос его учителя – гуру Шри-Вана. По кругу идут заученные фразы ежедневной полуденной медитации. Слова этих фраз его и не его. Слова, прилетев из глубин космоса, отражаются от корочки мозга и улетают обратно. – Сенсация, я давно живу мечтой – открыть тебя. Сенсация, о которой заговорит вся страна, приди!»

Я снова писал и писал, попутно прикидывая, что и гротеск, и чёрный юмор (в разумных пределах) тексту всё же не повредят. Чёрный юмор, гротеск – пусть станут они солью и перцем для моего рассказа, сделают вкус его насыщенней, ярче. Сладко пьянящее чувство творческого полёта вновь овладело моей душой. Боясь спугнуть его, я почти не шевелился. Бегали лишь зрачки, да мелькали кончики пальцев. Часы летели. Сюжет закручивался в спираль. Кировский журналист Егор Шельдман, позабыв наставления гуру, готов был вцепиться в горло ветерана Великой Отечественной, у которого брал интервью.

У Фёдора Алексеевича взгляд был холодный, как сталь. Шельдман же просто кипел. Собеседники (скорее соперники!), бычась, играли желваками. Словно заграничные боксёры на церемонии взвешивания, буравили глазами один другого. В дуэли взглядов напряжение возросло так, что между ветераном и журналистом разве что молнии не сверкали. Тут взрывоопасную тишину неожиданно нару…

Вдруг неожиданно всё померкло. В одно мгновение: свет в комнате и экран с буквами. Я невольно зажмурился, затем открыл глаза, заморгал. После яркого света глаза никак не могли привыкнуть. Вынув беруши, я услыхал барабанящий о подоконник дождь. Повернув жалюзи, чтоб пустить в комнату тусклый свет уличных фонарей, приоткрыл окно. А затем посмотрел на часы. Полночь. Четверть первого, если быть точным. Завтра утром (то есть уже сегодня) мне уезжать на «объект», на суточное дежурство. До выхода из дома оставалось ровно шесть с половиной часов.

Первая мысль была: это провал! Всё кончено. Эти гады вновь вырубили электричество. Ноутбук слишком древний, аккумулятор его уж лет пять, как подох, и работать ноут может лишь от сети. Но даже если свет сейчас прямо включат, если восстановится оборвавшийся на полуслове компьютерный текст. Что я там написал? Ведь это опять не рассказ, а чуть ли не начало романа! И ведь классно идёт. Но, чтоб осилить его, даже в таком гоночном темпе потребуется месяц. Да не один. А мне нужен просто короткий рассказ. Двенадцать страничек. К утру!

Вторая мысль: а где дети? Заглянув в полумраке в гостиную, обнаружил жену в окружении трёх сыновей сопящими на расправленном диване. Они сделали всё, чтобы мне не мешать: целый вечер они не шумели. Для детей это маленький подвиг, поверьте отцу трёх мальчишек. А я… Кулаки сжались в бессильной злобе. Как найти выход? До утра время есть. Нужно пробовать! Буду строчить рассказ на планшете. Включился экран, и я обнаружил: заряд батареи – 6 %. Врёшь, не возьмёшь! Быстренько, почти на ощупь, отыскав провод зарядки, сунул его в розетку и… Вот дурень, совсем заработался! Откуда возьмётся зарядка, если тока в розетке нет?

Я принялся рыскать по дому в поисках налобного фонаря. Русские не сдаются! Надену фонарик и стану писать, как писали писатели древности – от руки. Налобник вскоре нашёлся, но по известному всем закону он мерцал, освещая лишь сам себя. Батарейки сели! Не страшно, можно вытащить батарейки из детских игрушек. Только… для чего собственно мне фонарь, если в прихожей ждёт своего часа целая коробка свечей (тех, что из гаража), а в кладовке почём зря пропадает подаренный тёщей подсвечник?

Действовал быстро, но аккуратно. Старался не потревожить домашних. Вскоре кухонное пространство осветилось пламенем от пяти свечей. Дело за малым: теперь всё что мне требуется – это тетрадь. Но как ни старался, ни одной более менее чистой тетради найти я не мог. Страницы пестрели зарисовками юных живописцев: машинки, самолётики, корабли. Вспомнил: на подоконнике возле принтера томится в тесной обёртке целая пачка «Снегурочки». Разорвав бумажные узы, выудил белоснежный лист. Подумалось: жаль, пишущая машинка, принесённая из гаража – электрическая, а то бы я сейчас…

Яркая вспышка на миг ослепила. Держа в руках чистый лист А4, застыл я на месте, словно памятник первопечатнику Гутенбергу. Свет дали, ура! Но заводить ноутбук не хотелось. А, ну, как электричество снова «кончится»? Тогда весь труд пропадёт. Машинка. В коридоре всё ещё ждёт своего звёздного часа настоящая пишущая машинка! Машинописный текст от выключенного тока с бумаги уж точно не испарится. Так в чём же дело?