Текст книги "Три мушкетера (адаптированный пересказ)"

11. Встреча на Новом мосту

Д’Артаньян брел домой, и все его мысли были о прекрасной госпоже Бонасье. О ее муже, галантерейщике, по его милости переданном в руки сыщиков, д’Артаньян не вспоминал.

За этими приятными размышлениями д’Артаньян не заметил, как очутился поблизости от дома Арамиса. Несмотря на поздний час – часы пробили одиннадцать – юноша решил зайти к другу, чтобы поговорить с ним о своей возлюбленной. Неожиданно д’Артаньян заметил впереди фигуру, закутанную в плащ. По походке он догадался, что это женщина, причем женщина, которая не хочет, чтобы ее узнали. Каково же было удивление д’Артаньяна, когда он увидел, что незнакомка направляется именно к дому Арамиса. Решив, что если он проследит за женщиной, ему удастся пролить свет на тайную жизнь его друга, д’Артаньян отодвинулся в тень.

Женщина остановилась, кашлянула – наверное, это был условный сигнал – и решительными шагами направилась прямо к окну Арамиса. Она постучала в ставень, внутри мелькнул свет. К удивлению д’Артаньяна, ставень раскрылся. Женщина передала внутрь маленький белый сверток, сильно напоминающий платок, уже виденный гасконцем в руках Арамиса, а также в кармашке госпожи Бонасье. Д’Артаньян улучил момент и заглянул в окно. С ночной посетительницей разговаривал не Арамис, а женщина!

Обменявшись с женщиной несколькими словами, закутанная в плащ особа повернулась, намереваясь пуститься в обратный путь. Всего на долю секунды она замешкалась, не успев надвинуть на лицо капюшон плаща. Этого оказалось достаточно, чтобы д’Артаньян узнал ее и задрожал от ревности. Ночью в окно Арамиса стучалась госпожа Бонасье!

Он ни на секунду не сомневался, что если она сейчас не зашла в дом и не встретилась со своим любовником, то встретится чуть позже. Поэтому он, не раздумывая, решил следить за ней дальше. Однако госпожа Бонасье заметила, что за ней наблюдают. Вскрикнув, она бросилась бежать. Д’Артаньян погнался за ней и спустя несколько минут обхватил молодую женщину за талию. К счастью, госпожа Бонасье сразу узнала своего спасителя и не стала кричать.

Хотя д’Артаньян был знаком с госпожой Бонасье всего несколько часов и даже не знал ее имени, в своих мечтах он уже видел ее своей возлюбленной. Ему казалось, что поскольку чувство захватило его целиком, то между ним и молодой галантерейщицей уже все давно решено. Поэтому ночные похождения госпожи Бонасье представлялись ему чуть ли не личным оскорблением. Терзаемый ревностью, д’Артаньян принялся расспрашивать ее, с какой целью она стучалась ночью в окно Арамиса. К его удивлению, госпожа Бонасье не знала, кому принадлежит этот дом, не знала даже имени Арамиса, а женщину, с которой она разговаривала через окно, называть отказывалась, ссылаясь на то, что это тайна, которая принадлежит не ей.

Д’Артаньян настоял на том, чтобы проводить госпожу Бонасье к следующему пункту ее ночного маршрута и дал слово, что после этого уже не будет следить за ней. Молодая женщина так горячо убеждала его в том, что ночные прогулки не имеют никакого отношения к ее любовным приключениям, что гасконец поверил ей безоговорочно.

В полночь он оставил госпожу Бонасье у дома на улице Лагарп и удалился, сопровождаемый ее мольбами о том, чтобы он не пытался вмешиваться в ее дела, поскольку за знакомство с ней юноша мог заплатить жизнью.

Вернувшись домой, д’Артаньян получил от Планше дурные новости. Во-первых, арестовали Атоса. Атос зашел к д’Артаньяну, а стражники, вернувшиеся в дом Бонасье, приняли его за молодого гасконца. Атос не стал их разубеждать, полагая, что на свободе важнее быть д’Артаньяну, а не ему.

Д’Артаньян бросился к господину де Тревилю, чтобы поставить его в известность о случившемся. По дороге, на Новом мосту, д’Артаньян заметил странную пару. Женщина, закутанная в плащ, напоминала госпожу Бонасье, а мужчина в форме мушкетера – Арамиса.

Подозрения снова всколыхнули ревность в душе д’Артаньяна. Ему казалось, что друг и возлюбленная обманывают его. Он двинулся вслед за парочкой, почти уверенный, что перед ним – его друг и его возлюбленная, коварно изменившая ему. О том, что госпожа Бонасье не обязана ему никакой клятвой, д’Артаньян как-то не подумал. Он забежал вперед, развернулся и столкнулся с незнакомцами лицом к лицу.

– В чем дело, сударь? – спросил мужчина.

Его акцент мгновенно рассеял все подозрения д’Артаньяна. Перед ним стоял не Арамис. Однако под плащом действительно скрывалась госпожа Бонасье.

– Зачем вы это сделали? – укоризненно произнесла она. – Вы же дали мне слово дворянина, что не станете следить за мной. Я думала, что могу положиться на вас…

– А вы… вы… – забормотал растерянный юноша.

– Позвольте, – отстранил д’Артаньяна мужчина и взял госпожу Бонасье под руку. – Мы спешим.

– Ах так! – воскликнул д’Артаньян и выхватил шпагу.

Мужчина не заставил просить себя дважды.

Госпожа Бонасье повисла у него на руке.

– Умоляю вас, милорд! – вырвалось у нее.

Этот единственный возглас все объяснил незадачливому ревнивцу. Перед ним стоял сам герцог Бекингэм, которого госпожа Бонасье вела в Лувр, к королеве. Именно из-за этого опасного предприятия подручные кардинала вначале похитили ее, а потом арестовали ее мужа.

– Прошу прощения, милорд, – отступил д’Артаньян. – Я погорячился. Я ревновал. Вы же знаете, что такое любовь, и как мучительна ревность, милорд. Могу ли я искупить свою невольную вину?

– Что ж, – улыбнулся Бекингэм, вкладывая шпагу в ножны. – Я верю вам. Я принимаю ваши услуги. Наш путь небезопасен. Проводите нас до Лувра, и если кто-то попытается помешать нам, разделайтесь с негодяем.

К счастью, отважному гасконцу не пришлось в эту ночь доказать на деле свою храбрость герцогу. Человек в одежде мушкетера и его спутница под надежной охраной благополучно вошли в калитку Лувра со стороны улицы Эшель, а д’Артаньян двинулся в кабачок «Сосновая шишка», где его дожидались Портос и Арамис.

12. Герцог Бекингэм

Джордж Вилльерс, герцог Бекингэмский, самый красивый вельможа Англии, самый изысканный кавалер Франции, любимец двух монархов, сказочно богатый человек, могущественный властитель Британских островов, которые он по собственному капризу мог ввергнуть в войну или осчастливить миром, был уверен, что человеческие законы написаны не для него и нарушал их по своему усмотрению. Перешагнув рубеж тридцатипятилетия, он был всем сердцем влюблен в женщину прекрасную и недоступную, но от этого не менее желанную. Если смелый и предприимчивый герцог Бекингэм ставил себе цель, то какой бы неосуществимой она ни казалась, он всегда добивался ее. Так и сегодня, невзирая на все препятствия и ловушки, расставленные ему кардиналом, герцог добрался до святая святых – апартаментов королевы Франции, красавицы Анны Австрийской.

Теперь он стоял в комнате прислуги в Лувре, куда его провела госпожа Бонасье, и рассматривал себя в зеркале. Мушкетерское платье очень шло ему. Он улыбался своему отражению, счастливый и гордый от того, что заветная цель была столь близка.

Скрытая в обивке стены за спиной герцога дверь бесшумно отворилась. В комнате появилась женщина в белом платье. Бекингэм увидел ее в зеркале, и радость озарила его лицо. Королева Анна почтила его своим присутствием.

В то время Анне Австрийской было около двадцати пяти лет, и ее ослепительная красота находилась в самом расцвете. Горделивая посадка головы, тонкие черты лица, бархатистая кожа, изумрудные глаза, чуть припудренные волосы каштанового оттенка, изящно обрамлявшие ее лицо, красиво очерченные руки и плечи, походка небожительницы – все это поражало воображение поэтов эпохи, воспевавших королеву в стихах. Прежде, чем королева успела сказать хоть слово, герцог упал перед ней на колени и поднес край платья к губам.

– Милорд, – начала королева. – Вам уже известно, что не я написала письмо, вызвавшее вас в Париж.

– Я понимаю, ваше величество, – проговорил герцог, – безумие надеяться на то, что вы ответите на мое чувство. Но что же делать – любовь ослепляет! Я поверил, что вы хотели меня видеть, потому что хотел поверить в это. И я не раскаиваюсь, ибо награда за мое долгое путешествие превзошла мои ожидания. Я снов а вижу вас, я говорю с вами! Ради этого я пережил бы любые опасности!

– Я согласилась увидеться с вами, – продолжила Анна Австрийская, – чтобы сказать: нас разделяет слишком многое. Наши встречи не могут продолжаться. Вы рискуете жизнью, я – честью. Я никогда не говорила, что люблю вас…

– Но вы не говорили и обратного! Пусть я рискую жизнью, я готов к этому. Что до бесчестья… Разве разлучать сердца, созданные друг для друга – не бесчестье! Три года я люблю вас, с той самой минуты, как впервые увидел, и разве существует на свете любовь сильнее моей? Мою любовь не может ослабить ни расстояние, ни вражда между нашими государствами, ни безнадежность, потому что вы сочетались постылым браком с другим! Свою страсть я питаю воспоминаниями о наших встречах – их было всего четыре, включая сегодняшнюю. Я знаю, как вы одиноки, как страдаете, о моя королева! Все богатство, всю славу, всю оставшуюся жизнь я готов отдать за счастье коснуться вашей руки, вашего лица!

– Но обстоятельства против нас, милорд. Король, подстрекаемый кардиналом, страшно гневается на меня. Вы правы, я совершенно одинока, мне не на кого положиться во дворце. Все мои друзья впали в немилость и удалены. Король даже воспротивился тому, чтобы вы приехали во Францию в качестве посла.

– Что ж, Франция заплатит за это войной! Мне не дают видеться с вами – так я начну кампанию против вашей страны. Я знаю, что война принесет ненужные жертвы, знаю, что не овладею Парижем. Но заключать с французами перемирие пошлют именно меня, и сам кардинал ничего не сможет с этим поделать! Я вернусь в Париж. Кто тогда скажет, что хоть у одной женщины на свете был обожатель более верный, чем у вас? Ради того, чтобы видеть вас, я готов рисковать. В последнее время меня терзают предчувствия близкой смерти…

– Боже мой! – невольно воскликнула королева. Та искренняя обеспокоенность, которая прозвучала в ее тоне, лучше всяких слов сказала Бекингэму, что он любим, и любим глубоко. – Вы знаете, меня тоже преследуют сны, я вижу вас окровавленного на земле…

– Раненного ножом в левый бок? – перебил ее герцог.

– Именно так. Откуда вы знаете? Я не рассказывала этот сон никому…

– Сударыня! – Бекингэм прижал край ее платья к лицу. – Благодарю вас! Вы любите меня! Как же я счастлив!

– Что вы говорите, милорд! Вы забываетесь!

– О нет, моя королева! Господь не посылал бы нам с вами одинаковые сны, если бы наши сердца не были соединены любовью! Скажите, станете ли вы оплакивать меня?

– Перестаньте! – королева отвернулась, чтобы скрыть слезы. – Вы приводите меня в отчаяние! Уезжайте немедленно! Меня мучают мысли о том, что вы можете погибнуть во Франции, и что причина возможной вашей гибели – любовь ко мне. Я не перенесу этого! Уезжайте! Вы вернетесь потом, в качестве посла, под надежной охраной… Тогда мне будет спокойнее за вас, я перестану бояться за вашу жизнь ежеминутно…

– Неужели все это правда?

– Да…

– Как я люблю вас… Я исполню ваше требование. Но прежде… Дайте мне на память о ваших словах какую-нибудь вещицу, которую вы носили и которую я тоже мог бы носить – кольцо, цепочку… Я буду смотреть на нее, и она станет свидетельством того, что наша встреча мне не приснилась.

– Подождите, милорд.

Королева вышла из комнаты и вернулась, держа в руках изумительной красоты ларец розового дерева с инкрустацией и королевской монограммой.

– Возьмите эти подвески, милорд, – произнесла она, когда Бекингэм вновь упал к ее ногам, – и покиньте Францию этой же ночью.

– Всего один поцелуй, сударыня, и я исполню все, что вы просите.

Королева протянула ему руку, и герцог припал к ней губами.

– Самое позднее – через полгода, – пообещал он, поднимаясь, – я снова увижу вас. Пусть ради этого мне придется перевернуть мир и утопить Британию. Первый мой удар будет нанесен по Ла-Рошели.

Он вышел из комнаты и в сопровождении верной госпожи Бонасье с невероятными предосторожностями покинул Лувр.

13. В застенках Бастилии

А в это время господин Бонасье сидел перед комиссаром в подземелье Бастилии. Комиссар, осведомившись об имени, возрасте и роде занятий арестанта, произнес целую речь о том, как опасно маленькому человеку ввязываться в политику. Вслед за этим комиссар принялся распространяться о могуществе и влиятельности кардинала. Он называл Ришелье великим министром, который еще многие годы будет служить будущим государственным деятелям образцом для подражания. Бонасье слушал его и проклинал тот день и час, когда камердинеру Ла Порту вздумалось женить его на своей крестнице, а потом определить эту крестницу в услужение к королеве. Бонасье никак не мог взять в толк, почему арестовали именно его, о чем и сказал комиссару, прибавив, что не совершал ничего, что могло бы не понравиться его высокопреосвященству. В ответ комиссар заявил, что Бонасье обвиняют – ни много, ни мало – в государственной измене, и поинтересовался, знает ли галантерейщик, где находится его жена.

– Ее похитили, – прошептал ошарашенный обвинением в измене Бонасье.

– Кто же это был?

– Имени я не знаю, но узнал бы его среди тысяч других.

Реакция комиссара была настолько странной, что Бонасье сразу понял: он ответил совсем не то, что надо. Комиссар вызвал стражников и приказал увести Бонасье в камеру, объяснив, что дело его принимает другой оборот. Раз Бонасье известен похититель его жены, комиссару требуется уведомить кое-кого об этом.

Бонасье совсем пал духом. Ночь он провел без сна. Ему мерещилось, что за ним вот-вот придут, чтобы отвести на виселицу и покарать за какое-то страшное, неведомое ему преступление, причем преступление, которое совершил не он, а его жена.

Утром его снова вызвал на допрос комиссар.

– Ваша жена вчера сбежала. Вы должны рассказать, что вам известно о ее побеге, в особенности все, что касается участия в этом деле господина д’Артаньяна.

– Господин комиссар, для меня полная неожиданность, что моя жена на свободе. А господин д’Артаньян… Я действительно был у него и просил помочь мне разыскать жену. Я думал, что поскольку я муж, то имею на это право. Я ошибался и прошу простить меня. Этот господин согласился мне помочь, но потом отказался от своих слов…

– Он напал на стражников, которые охраняли вашу жену, и украл ее! К счастью, мы задержали его, и сейчас вам будет устроена очная ставка.

Комиссар распорядился ввести д’Артаньяна, и караульные ввели в помещение Атоса.

– Но это не он! – воскликнул Бонасье.

– Как не он?

– Я не знаком с этим господином. Но это точно не д’Артаньян: тот мой квартирант, и я знаю его в лицо. Этот человек иногда заходил к д’Артаньяну, но имя его мне неизвестно.

– Как вас зовут? – обратился комиссар к Атосу.

– Атос, – ответил мушкетер.

– Почему тогда вы выдавали себя за д’Артаньяна?

– Я этого не делал. Просто я находился в доме господина д’Артаньяна, ожидая его возвращения. Ваши люди ворвались туда и арестовали меня. Они спросили: «Вы д’Артаньян?», на что я сказал: «Вы так считаете?» После чего меня забрали в Бастилию.

– Господин комиссар, – снова подал голос Бонасье, – это точно не господин д’Артаньян. Тот гвардеец господина Дезэссара, и носит соответствующую форму, а на этом – смотрите – мушкетерский плащ.

В этот момент распахнулась дверь, и комиссару подали письмо. Пробежав его глазами, комиссар побагровел. В письме был донос, из которого следовало, что при посредничестве госпожи Бонасье ночью королева виделась в Лувре с герцогом Бекингэмом. Комиссар приказал увести обоих арестованных в камеры. Атос невозмутимо последовал за конвойным, а Бонасье жалобно зарыдал.

Вечером, около девяти, Бонасье усадили в карету и повезли из тюрьмы. На мольбы сказать, куда его везут, Бонасье ответа не получил. Тогда он попытался определить направление самостоятельно и выглянул из окна. Карета доехала до площади Трагуарского Креста, где в те времена казнили людей низкого звания. Несчастный Бонасье услышал гул толпы, и решил, что люди собрались, чтобы посмотреть на его казнь. Измученная пережитыми страданиями душа галантерейщика не смогла вынести такого испытания. Бонасье упал на пол кареты без чувств.

14. Ришелье

Однако карета тронулась дальше, повернула на улицу Добрых Детей и остановилась у скромного на вид подъезда. Бонасье под руки вытащили из кареты, подняли по лестнице и оставили в перед ней. Скоро незнакомый офицер провел арестованного в просторный кабинет, на стенах которого висело оружие. В камине пылал огонь. В центре комнаты помещался стол, на котором лежала карта Ла-Рошели. У камина стоял Арман-Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье. Это был человек среднего роста, худощавый. Ему еще не исполнилось сорока, однако в волосах и остроконечной бородке уже мелькала седина. Его выправка наводила на мысль о том, что кардинал – человек военный, а налет пыли на сапогах свидетельствовал, что за день он успел проскакать немалое расстояние. В те годы кардинал считался ловким и любезным кавалером. Однако Анна Австрийская, женщина, в которую он был влюблен, отклонила его притязания. Эта неудача наложила отпечаток не только на личность самого кардинала, но и на политику, которую он вел. Впрочем, современники и потомки отдавали ему должное. Ришелье, безусловно, был одним из наиболее выдающихся людей своего времени, слабый здоровьем, но силой духа способный буквально ворочать горы.

Завидев Бонасье, проницательный кардинал с первого взгляда понял, что галантерейщик никогда ни в каком заговоре не участвовал, однако на всякий случай решил побеседовать с ним.

– Вы обвиняетесь в государственной измене, – обратился кардинал к Бонасье. – Вы состояли в заговоре с вашей женой, а также госпожой де Шеврез и герцогом Бекингэмом.

– Нет-нет! – поспешил разуверить его галантерейщик. Бонасье не знал кардинала в лицо, поэтому не мог решить, как ему следует обращаться к высокопоставленному лицу, ведущему допрос. – Хотя, ваша светлость, она действительно упоминала при мне эти имена. Говорила, что кардинал заманил герцога Бекингэма в ловушку, а я убеждал ее не говорить таких вещей…

– Замолчите, глупец! Вам известно, где теперь ваша жена?

– Нет. Господин комиссар сказал, что она бежала, но я, право слово, понятия не имею, где она теперь. Наверное, она вернулась в Лувр и приступила к службе.

– Ее там нет.

– Куда же она могла подеваться?

– Не волнуйтесь, вскоре кардиналу и это будет известно. А пока соблаговолите сообщить, что вам известно об отношениях вашей жены с госпожой де Шеврез.

– Абсолютно ничего. Я никогда не видел эту даму.

– Когда вы встречали жену у Лувра, вы всегда сразу шли домой?

– Почти никогда. Мы заходили к торговцам полотном, на улицу Лагарп и на улицу Вожирар. Я внутрь не заходил, ждал жену у входа.

– Помните номера домов?

– Вожирар, двадцать пять и Лагарп, семьдесят пять.

– Хорошо.

Хозяин кабинета позвонил в колокольчик. Вошел офицер. Кардинал поручил ему привести графа Рошфора.

– Он здесь, ваше высокопреосвященство, – произнес офицер и выбежал, торопясь исполнить приказ кардинала.

Бонасье, услышав, как офицер обратился к хозяину кабинета, совсем растерялся. Он собрался было пасть перед кардиналом ниц, но тут в комнате появился граф Рошфор.

– Это он! – завопил Бонасье. – Ваше высокопреосвященство, именно этот человек похитил мою жену!

– Уведите его, – вполголоса скомандовал Ришелье солдатам.

– Нет, не он! – завопил Бонасье с прежней силой. – Я ошибся! Этот господин честный человек!

Офицер вывел Бонасье в переднюю, поскольку кардинал желал говорить с Рошфором без посторонних.

– Королева и Бекингэм встречались сегодня ночью в Лувре, ваше высокопреосвященство. Сведения достоверны. Королева отсутствовала около сорока минут, затем вернулась, взяла ларец розового дерева с алмазными подвесками и удалилась. Больше ларец никто не видел. На вопросы госпожи де Ланнуа, камер-фрейлины, которая и сообщила мне все эти сведения, ее величество ответила, что отдала подвески королевскому ювелиру в починку. Ювелир, естественно, ни о каких подвесках не слыхал.

– Прекрасно, Рошфор. Постараемся отыграться. Во-первых, мне известны адреса, где останавливались в Париже госпожа де Шеврез и герцог Бекингэм. Возьмите десяток солдат и обыщите оба дома – на улице Вожирар и на улице Лагарп.

Рошфор отправился исполнять приказ кардинала. Ришелье с минуту постоял в задумчивости, а затем вызвал Бонасье.

– Друг мой, – обратился кардинал к затрепетавшему от счастья галантерейщику, – вы ни в чем не виноваты. Вас обвинили по ошибке, но я исправлю ошибку моих людей. Возьмите этот кошель, в нем триста пистолей. Надеюсь, вы простите меня.

– Простить вас? – изумился Бонасье. – Ваше высокопреосвященство, я ваш покорный раб до конца моих дней!

– Итак, до свиданья, ибо я надеюсь, что мы с вами еще увидимся. Вы ведь не откажетесь рассказать мне, как поживает и что поделывает ваша жена.

– Как только пожелает ваше высокопреосвященство. Конечно, я расскажу все без утайки!

Бонасье поклонился до земли и вышел из комнаты. На лестнице он громко закричал: «Слава великому кардиналу!» Отныне он стал шпионом кардинала. Он готов был не только следить за собственной женой, но и пожертвовать жизнью ради Ришелье.

Вскоре Рошфор вернулся в кабинет Ришелье. По названным Бонасье адресам никого не оказалось. Кардинал отдал приказ настигнуть Бекингэма в Лондоне, а королеву ни в чем не упрекать и тем самым усыпить ее бдительность. Затем кардинал вызвал офицера, передал ему двести пистолей и письмо в Лондон для миледи.

Письмо гласило:

«Миледи! На первом же балу приблизьтесь к герцогу Бекингэму и незаметно срежьте с его плеча два алмазных подвеска. Немедленно уведомьте меня о выполнении приказа».

Гонец поклонился, взял письмо и через несколько минут уже скакал во весь опор по дороге из города.