Текст книги "Ученики Берендея"

В тени холмов, рассеянных по краям долины в беспорядке живописном, спокойнее дышалось. От ароматов голова шла кругом, на привале и выясняется нежданно: не считая хлеба, запасы провианта подошли к концу. Не растерялся спутник мой:

− Господь заботой не оставит. Не думал, честно говоря, что у тебя получится сегодня. − Принюхался учитель, на ноги поднялся. − Отлучусь-ка на минутку. Не обманул бы только запах этот.

В потёмках растворился он, поодаль где-то покатился камень. Благоухали травы, будили дикие восторги. В доступном секторе и спектре я местность оглядел. Луна сейчас была бы к месту, коль в этом мире не поражена в правах она и если выбила прописку.

Что б без учителя я делал? С трофеями он щедрыми вернулся. Подобно чуду, дикие груши, такие тяжёлые и твёрдые, начинкой удивили. Мякоть их набором вкусовых намёков обладала уникальным, не свойственных совершенно виду.

Посмеивался Евгений-свет Васильевич, подчас не успевал сок высосать из вскрытой секции, и медовая струилась влага по локтям.

Изрядно подкрепившись, я был не прочь вздремнуть.

− Ты в состоянии продолжить путь? − спросил он; подразумевалось, что при свете дня мы наверстаем где-нибудь своё. СЕБЯ ЛОМАТЬ НЕ КАЖДОМУ ОХОТА.

Незадолго до восхода солнца, оставив за спиной полдюжины холмов, устроили привал. Не успел о безопасном отдыхе помыслить я, как натуральная сова на куст неподалеку взгромоздилась.

− Приляг, она покараулит сон.

Я очи не успел сомкнуть, как растолкал учитель, вручил котомку с грушами. Куст, где на часах сова сидела, пустовал. Птах веселый луговой затих, как по команде. Учитель к небу поднимал лицо. Кружил над нами крупный хищник.

− Будем надеяться, зрение орла орлу и служит. Пора, Андрей.

И в тыл учителю пристроился я снова. Впервые наш поход вторые сутки разменял; по моей вине, былые похожденья завершались через несколько часов, и посему для ликования достойная нашлась причина.

К полудню оставили позади последний холм, обмелевшую форсировали реку и ручьев без счёта. Я не уставал богатством мира восхищаться. Забыться вечным сном от голоду здесь точно не дадут, − разве враги конечностей лишат иль обездвижут члены. Всё чаще стали попадаться хвойные породы, что сообщало о суровости краёв, куда мы путь держали. Я сожалел, что дынями не отъелся: из привалов аккурат один пришёлся посреди плантаций дынных. Чудная земля, где запечатлеть все фазы созревания воочию, от цветения до плодов готовых, на одном участке − только захотеть. В кронах дерев наблюдалось тоже самое: соцветия с востока полыхали, с севера и юга формировались и набирали силу фрукты, а с запада плоды субстрат затмевали густо и почивали среди трав. Ядра орехов размером таковы, что дюжина их, лодочкой сложи ладони, едва ли помещалась. Ими набивал учитель бездонные карманы личного универсального плаща; аптечкою походной ему служила шляпа, куда он складывал то стебелёк с вершиною обгрызенной, то одни листочки.

− Повстречать вот этот корешок уже и не надеялся. Однако поясню: истребление вида некого в родных краях тотчас и у соседей отдаётся.

− Чаще слышно − «исчезновение видов», − возразил я.

− Правильно заметил. Теперь о нашем случае. Готов предположить, что местным кто-то сообщил, откуда мы. Возможно, в том причина их вражды, но то рабочая гипотеза. И о превращениях, − надеюсь, представление на этот раз успех имело. Задачу единомышленники упростили, с четырьмя отрядами я, скорей всего, ещё б не совладал. Внушить единый образ пятерым, удерживать его весь первый акт, мы убедились, в общем-то способны. Практически одновременно, в мозг разбойника крылатого частицу малую себя ещё отправил, чтобы с высоты его полёта обстановку обозреть. Таким вот образом, очков противнику не отдали и процента.

− Меня не задержали тоже, глаза им точно кто замазал.

Учитель головой качнул:

− Это не мечом махать, дружище. Коль умудрился я до степени такой изменить себя, то помешать мне страже очи отвести − надо постараться очень.

− Предполагал вообще-то! − Так получилось у меня: спонтанно сократились боевые мышцы, эка невидаль. Ну, подпрыгнул, было от чего: уж так ко времени пришлись его секретные таланты! Евгений-свет держал экзамен перед учителем своим; личный пример достойней подражаний. Когда-нибудь и я отпрыгаю своё.

Пока же понесло:

− Тех дамочек припоминаете? − Хоть пошлый эпизод извлекать и стыдно, но выговориться захотелось страшно. Тогда изрядно попыхтели оба, я лез из шкуры (как она трещала!), чтобы джельтменом полыхнуть, а нет − хоть рыцаря отважного копией. Попались на приманку − проще не бывает: напуганные мать и дочь в глухом лесу… Оно ль не очевидно? ПРИСУТСТВИЕ ПРИНЦЕСС ИЗ КОЛЕИ ОБЫЧНОЙ МУЖЧИН ВЫБИВАЕТ НЕИЗМЕННО, И «ПРИНЦЫ» РАСЦВЕТАЮТ ОПЕРЕНЬЕМ, БЛИСТАЮТ ЗАЛЕЖАМИ АНЕКДОТОВ, – ИХ УЖ УЗНАЮТ С ТРУДОМ, И В ЭТОМ КОРЕНЬ МНОГИХ ЗОЛ.

Евгений-свет Васильевич знак подал. Из зарослей прибрежных мост дубовый явил внушительную стать. Вот снова мост, и так некстати. Богу одному известно, из соображений, собственно, каких натыкали их повсеместно; есть речка, нет ли, но инженерное сооружение, презрев разумные и испепеляющие сроки, тут как тут. Где и когда маршруты соискателей пролягут, облысеют тропки путников случайных по этой девственной земле, строители наверняка прознали. Диву даёшься, кто данными снабжает их; из фактов складывается впечатление, не только на довольствии у охраны местной оба фронта. Или наоборот. Оно понятно: кто на печи родимой не изобретает правил? Часть их, разумеется, суха, коль не прописана врачами. Так, из неписаных гласит одно: «Заметил мост − вперёд, через него». Печную мудрость я осмысливал не долго; чуть ниже и правее, следом за последней буквой подразумевалось исключение из оной, да кто-то стёр.

− Как понимать «заметил»? Вышел из лесу, наткнулся, − никуда не денешься. А если лишь мелькнул объект вдали, нельзя ли мимо прошмыгнуть? Какой крюк зачастую надо сделать, чтоб продефилировать по доскам, вдоль перил.

Сквозь заросли колючие продрались мы.

− Стражи нет как будто, − Евгений-свет Васильевич вместо ответа выдал. И точно: прогуливался по доскам ветер в одиночестве безумном. Даже как-то странно.

− Знать, виртуальная конструкция, мост липовый.

− Сейчас узнаем. − Евгений Васильевич спустился к опорам, на подлинность проверил кулаком. − На сей раз без обману, всё на месте.

− Кроме стражи, − уточнил я.

Миновали мост (меня так и подмывало оглянуться).

Как обычно, совершенно новый вид открылся взгляду, точно река между реальностями границею служила. Противоположный берег обозреть неуловимая мешает дымка, и если бы только здесь. Покинутый не разглядеть уже, не раз я убеждался, а вот стражу, мчавшуюся на всех парах, не заметить было трудно. «Проспали», − буркнул спутник мой, как показалось, со злорадством.

Поначалу эти трое выглядели нешуточными великанами, и понятным стало: сейчас не поздоровится кому-то. Однако, счастье-везенье от верзил сегодня отвернулось; включились некие законы, и их чем дольше длился бег, тем стаптывались стражники сильнее. Метаморфозам поразившись, смекнули сами, чем новый шаг для каждого чреват. Протест, потерянность на лицах, как у мальчишек, оседлавших скоростные сани, которые собрались дуб столетний протаранить. Уже и во кусточках затаиться были б рады, особенно те двое − с копьём и топором. Чуть сзади, покрикивая на лежебок, ступал величественно третий. При нём был меч, замашки командира да рыжая борода с каймой (салфетка вроде, пообедать не дали). Земля дрожала, − шли они, но поступь становилась тише, удельным весом убывая. И грозные, и смелые − слов нет, да вот не удались росточком, не прошло пяти минут. Вооружены ужасно: на троих − топорик меткий, быстрый меч да шустрое копьё. С оружием у воинов совсем беда, и мы готовы извинения принять, ссылки на последствия масштабного разоружения послушать.

− Старшина с Соломой да с Колючкой, из девятских первые ребята, − учитель предупредил авансом. − В какой-то степени, пародия на блюстителей закона. Миролюбивые, если их не злить.

КОЛЬ ПРЕИМУЩЕСТВА НИЧТОЖНЫ, ОБЫЧНО ПЕРЕХОДЯТ К ПРЕНИЯМ СТОРОН. Мы драгоценное не торопили время, пока с экс-великанами не сошлись, лицо к лицу.

− Извольте на правый воротиться берег. Как пост займём, там и поглядим, дозволить вам проход иль завернуть, − поправляя сползший на бок шлем, промолвил Старшина. Напоминали медные его доспехи мультипликацию, до того сработаны потешно, на руку скорую. Он был по пояс нам с учителем, про остальных и говорить не стоит.

− Вообще-то замечал, что любят покомандовать карандаши, хлебом не корми, − заметил я. − Да и не всё ль равно? Валюты местной не имеем, единственная драгоценность − наши животы.

− Речь об оплате не идёт пока. Что велено, исполни. Кабы ратники шли в ногу, сейчас бы поглядели, которые тут карандаши. Часом, не в розыске? Больно лицо одного из вас знакомо.

Переглянулись мы: чей облик может быть преступности исполнен, не разобрались; что ни поход, всё новые задачи выпадают. Пусть бы повторилось для закрепления пройденного материала нечто.

− А не подчинимся коль? − Евгений-свет Васильевич подмигнул. − Торопимся, уж не обессудьте.

− Я настаиваю, вернитесь! Нас больше… до-ре-ми-соль!

Из-под моста, с опаской оный развалить, четвёртый стражник выбирался, но этот оказался настоящим великаном. Шестиметровый исполин напрашивался на комплименты: вот это стать! Однако руководству всё-таки виднее.

Уж как на труса напустился Старшина, как по огромным сапожищам стал кулаками колотить. Тот глупо озирался, виновника ухмылку пряча. Вид говорил его: «Я мухи редкий экземпляр нашёл, хотел обидеть, чтобы зря не говорили, и совсем собрался, да этих принесло тут, подняли тревогу».

− Их почему не задержал, практикант Сикпенин?

Осмелюсь заметить, их же двое. Хоть копье оставить надо было.

− Тебе дай, после − ни копья, ни практиканта. Погодь! Хочешь поди сказать, с копьем не струсил бы?

− Не знаю. Оставить надо было.

Выдающуюся бороду Старшина поскрёб, переводя с Евгения на меня суровый взгляд.

− Не можете по-доброму? Пусть же кровь прольётся! − Он дёрнул рукоять меча. Что за напасть? Застрял меч быстрый в ножнах безнадёжно. Затрещины отведал копьеносец тотчас: «Я спрашиваю: не ты ль гусиный жир сожрал? Ступай же, сладкоежка, посражайся за дружину!»

Конечно, медные топор да наконечник копия теоретически наделать могут дырок в платьи. Схватились мы как будто в шутку, опередили стражу на секунды долю, − в обычной жизни за собой подобной прыти не знавал я.

− Вам решать: к консенсусу коль не придём, игрушки конфискуем, − грозил Евгений в половину шутки, удерживая топорик на вытянутой руке. Воин предпринимал отчаянные попытки имущественное право отстоять. Проделывал я с копьеносцем то же самое: и наступал, и поддавался, забавы ради.

− Иначе говоря, кто больше, у того и больше прав; из Нулевого вот какой закон собрались протащить? − Старшина не оставлял попыток меч извлечь: и так, и сяк, и по резьбе, и против; уж и заклёпки с ножен отлетели, а лезвие на вершок не показалось.

− Не всегда, − отвечал я. − Давайте дело миром порешим. На белом свете множество дорог, дорожек, пусть каждый продолжает двигаться своей, а в виде платы, так и быть, поможем освободить из ножен ножик.

− Сам ты ножик! Ладно, было бы кого послушать. Без сопливых как нибудь. − Находя экзерсисы приятелей беспомощными, Старшина сердито зыркнул на своих. − Сердцем чую, без бабьих ручек тут не обошлось. Что скажешь ты, Солома? Ты, Колючка?

Так оно и было, − припомнил копьеносец, − вот этими глазами наблюдал, тряпицей протирала пыль служанка.

− Ты-то куда смотрел?

− На ноги… то есть, за копьём присматривал. Редкостное сочетание − красавица и богатырский арсенал, не всякий день генеральная уборка. Да эта лестница межконтинентальная ещё. Копьё она протёрла тоже: как лестницу задрала, как до ступеньки верхней добралась, дух прямо заняло. Тут и припомнил я инструкцию о том, что Ржавчина сторонниками обзавелась, и жидкости вредны зело, когда не соблюсти параграф. Однако, не женившись прежде, красавице растолковать попробуй. Она ж опустит руки и станет пожидать сватов!

Взгляд Старшины искал поддержки; нет, у него команда хоть куда, просто сегодня всё идёт наперекосяк; на будущее вопрос поднять придётся: где плац построить строевой?

− Редкостное сочетание, говоришь? Ну-ну! − Тяжко Старшина вздохнул, ко мне повернулся левым боком. − Ладно, будь по-твоему.

Я меч обеими руками взялся тащить: куда там!

− Скажи, чтоб инвентарь пожарный не вздумали употребить. Не то ославим так, своим постыдно будет на глаза явиться, − сказал Евгений.

− Чего? − Чтоб не затевать дискуссию, рыжебородый грозно цыкнул, и бравые коротышки с облегчением отступили. Мы со всей ответственностью взялись за дело, и как будто стало получаться. Учитель придержал процесс, загадочно полыхнул очами, − синяя дуга ста восьмидесяти ампер пронзила ножны. Подумалось: хороший сварщик туго знает дело.

− Легче репку вытащить напару, − сказал я. − Диагноз ясен: либо в музей, либо пилить ножны нужно.

− Я дам «пилить»! − Старшина оружие своё выдернул из рук моих. − А ещё соискателями зовутся. С чем справиться варяги-коробейники не могут, заклинание тайное свершит. − Поднёс оружие к лицу, сущую нелепицу стал наговаривать об огне и ветре, о воде, о матушке-земле и соли-купоросе.

− Ну-с, мы пойдём, мешать не станем боле. Прощайте, ребятишки, − прервал его занятие Евгений.

Бросил шевелить губами Старшина, загадочно кивнул.

Сразу за мостом дорога на три рукава делилась. Из учительского плаща, могу поклясться, из глубочайшего кармана варежка – находка наша, выбралась сама и упала на ответвление влево.

− Так я и думал, − учитель согласился с нею; с народною приметой трудно спорить.

Косматый лес грустил поодаль. Чья-то добрая душа воздвигла указатель с конкретным правилом: «Непроходимый». Дорога выбора не оставляла, только напролом. Не удивился я нисколько, обнаружив на опушке камуфляжной маршрутное такси. Водитель приложил немало сил, чтоб путников завлечь в салон. Как все попытки потерпели крах, так и пригрозил, что поедет следом: «Учтите, коли жарко станет, достойнейшую я после плату запрошу».

И правда, некоторое время микроавтобус штурмовал колдобины, рычал в тылах… По мере углубления в чащу, дорога превратилась в тропку, местами пропадала вовсе, и нас не поставило в тупик только учителя чутьё. Чем глубже, тем мертвее и темнее становился лес, всё чаще кровожадные мерещились фигуры, всё норовили перебежать дорогу сзади. Как же я боролся с искушением оглянуться да которого схватить за воротник… Но тогда конец походу: коварный недруг ждёт того. Поэтому, чтоб гласом тварей распугать, я молвил спутнику: «Топор у стража на древке держится едва-едва… как-то несерьёзно».

− Заметил. Не подставлять же под расправу голову его. Солома, одним словом. Что скажешь о наконечнике копья?

− Сидит отлично.

− Эх, ты! Из глины наконечник, подкрашен краской. Под страхом оба проживают, что день придёт, и сам собою обнаружится обман. Кому Старшина, кому Апокалипсис.

Глаз у Евгения моего дражайшего намётан, я того не разглядел.

Вскоре стало так темно, что слуху больше доверять пришлось. Может, это обстоятельство и подвело. Ритмичные послышались удары впереди, правее чуть. По мере продвижения, ударных эхом оказался стук. В обманчивой глуши нашлось местечко для фанатов смертоносных ритмов. Свет голубоватым лезвием ударил по глазам − чужой, холодный. Евгения позвал я, ибо мудрейший вновь исчез, а предо мною тесовые воротища разверзлись, по обе стороны которых, сколько видел глаз, плясал из брёвен заострённых частокол. Внутри ограды здание в один этаж водилось − конюшня с доброй сотней окон. Свет с музыкой рвались наружу через них. Разве мы искали дискотеку?

Сказать по правде, я не мог привыкнуть к внезапным исчезновениям мудрейшего Евгения. Вечно пропадает, когда держать совет пристало. Но именно сейчас в достатке смелости нашёл я у себя, чтобы переступить порог.

Двор прибран, крошкой алого гранита посыпаны дорожки; невиданные на клумбах буйствуют цветы, хотя сам вид их навевал тоску. Вот фикусы причудливые в кадках, доска вчерашних объявлений и запах знаменитый, будто падаль некому убрать. Как видно, ландшафт-дизайнер яро взялся исполнять заказ, − хвать предоплату и, по обстоятельствам чрезвычайным, не вышел отдуваться.

Почётная доска с фасада засверкала: «Общежитие» − буквами аршинными, ниже − пятистрочье злобным, неразборчивым петитом. Однако, громкость потрясала не только слух, находилось в состоянии неустанного движения здание само, и потому петит к прочтению не годился совершенно. На крыльце парадном вахтёрша восседала с тетрисом обыкновенным… нет, показалось. Была она с вязанием штатным и с неприступностью на скулах.

− Как у йих мозги выдерживают? − проронила, глаз не поднимая. − К кому?

− Да я, собственно… Вы…

− Мы к Синей Шапочке, − вдруг вырос за спиной Евгений. Евгений, гуру и дружище, вовремя приходит.

Движения вальяжны и расчётливы, хоть по секундомеру проверяй. Вязанье бесконечное отложила, фундаментальное приподняла иго (имея передышку, стул маленько клея выдавил из трещин) и выудила книгу с данными о постояльцах, по ступенькам алфавита пальцем повела.

На букву «С» нужной «шапочки» не оказалось.

− На двоих − одна Синяя Шапочка? − переспросила. − С ориентацией порядок? Когда на севере произрастали пальмы, на юге свирепствовал собачий холод.

− Посмотрите на букву «Ша», − сказал я.

Очки напялила грациозно, по-великосветски, огрызнулась по-простецки:

− Что на неё смотреть? Букв много разных, похожих мало… Раз вы, молодые люди, незнаемых высот в образовании достигли, это не даёт вам права похваляться. У нас, представьте, на сто вёрст вокруг не сдали ни единой школы. Как под крышу подходило дело, так хозяин сыскивался новый. Богатеи, знамо дело, денежки под что спускают, − то институт девиц на выставку, то казино, корчму и прочий бизнес… «Ша» − это где-то ближе к эпилогу, верно?

Даваться диву впору, как безграмотная дамбообразная матрона угадывает из книги имена. На то она и память.

− Нашла! Вот они, все туточки, родненькие; Зелёная, Крапчатая, Бедная да Бледная и Синяя. Читаем будто: Синий Головной Убор на стройку молодёжную подался… Слыхали, нет ли, города пустеют, зарастают лесом, работы привалило − край непочатый. На трудокапитал иные принцы падки: и справить свадебку, и отложить на памперсы, тетрадки.

− Куда?.. − У меня театрально дрогнул голос. − Куда Красную подевали?

Фолиант захлопнула она, принялась за спицы.

− Кто ни приходит, всем Красную подавай. Журналисты, что ль? Сенсации вам тут не будет. Годков-то сколько ей, сам посчитай. Да померла Червонка той зимой, акурат как минское «Динамо» в чемпионы вышло. За общежитием ей обелиски установлены: от благодарных читателей, потом − от благородных писателей и ещё этих… благополучных издателей. Сходите, полюбуйтесь сами: по красной шапочке на обелиск стандартный вышло, со всем уважением к усопшей.

− Но я в окне сам лицезрел в головном уборе красном гражданина, если не гражданку, − настаиваю я.

Не может быть, те показалось, − она рукою повела, все возраженья отметая.

− Ничуть! ВО ЛЖИ НЕТ НИКАКОГО СМЫСЛА.

Призадумалась, рукам не позволяя передышки, затем обеими всплеснула:

− Твоя правда, так то ж Дед Морозоносец. Проездом возвращался с праздников и загостил. Я намекала − де, пора за дело браться, так оне на перегаре говорят − ты нам не указ.

В нас троих, практически в упор, ударила шрапнель: шампанского запасы свободу обретали способом известным. «С Новым Годом!» − кричали справа. «Горько! − надрывались слева, дружно принялись считать: − Тысяча… девятьсот девяносто девять… девятьсот девяносто восемь…»

Сообразил я первым, очевидно: «Жениха пора спасать».

Евгений указал себе за спину молча. Там, вдоль окон, с отрешённым взглядом брёл тощий музыкант со скрипочкой волшебно-малой, юноша совсем. Платье обветшало, ноги босы − столь неприветливы дороги, шалы и прохладны росы.

− Где тебя носит? Гости в сборе, а прохлаждается жених, − едва не выбросилась из окна вызывающе накрашенная дива − то ли мать невесты, то ль сама виновница застолья.

− Какие гости? Маринку я ищу. Это общежитие Минпротивопехотземводтранснедостоя?

− Хватит придуриваться! Сам на Маринку полюбуйся, до чего шикарна в свадебном наряде!

Если бы я мог видеть…

− Я сейчас, никуда не уходи.

Учителя за локоть тронул я, он головой мотнул: «Мы вмешиваться не должны, игра по здешним правилам идёт».

− Парень пропадёт! Он слеп, тем более! Сейчас мегера эта заключит в клеть птаху вольную.

− Слеп не только физически, неземного счастья эта птаха восхотела, ни разу к небесам не обратяся. Здесь и сейчас − иного не преемлет.

− Разве не жестоко? Когда-нибудь и он, как в сказке пригодится.

− Идущий напролом, не признающий компромисса − вряд ли. Наказан ослепленьем, но тот же путь штурмует.

− Разве это плохо?

− Президентом побывать желают миллионы, становится один. − И варежку в окно швыряет мой приятель ловко.

Отдыхающим граната меньше беспокойства причиняет; набор стандартных обвинений, что услыхали мы, рассчитан на поражение сердец: «Поматросил − бросил кризиса мирового накануне?» − «Обольстительная, не затевай: в сериале новом сниматься я не стану!» − Напялив рукавицу тут же, будто очнулся белобородый ловелас. По всему видать, нулевые показатели в квартале настроили его на ударный лад. На крылечке Дед Морозоносец мимоходом учителю пожимает руки: «Евгений, я должник твой. И ты, Андрюшенька, перенимай, худому не научит. Синдбадский помнит всё!»

Лишь удалился повелитель северных стихий, вахтёрша навострила уши:

− О чём шушукаетесь, господа?

− Подобное притягивает подобное, вот о чём. − Произнося слова сии, учитель знаком дал понять: тем, кто жаждет быть услышан, не препятствуй.

− Ой, верно, − молвила она, − вот у меня с мужем… − И посыпались, как из прохудившегося кармана, сплошные неприятности, что впрочем не повредило нам вести свою беседу.

− Они тут мастера великие замылить глаз, − продолжал Евгений. − Вот и ты под чары угодил, как музыкант, как ещё вон тот бродяга. Все видят заготовку первую: на сцене − общежитие, красотка в каждом из окон, вахтёр на месте. Так?

− Разве иначе?

− Внимательней смотри. Стоит произнести словечко, какому соответствуют они, и чары испарятся. «Баба Яга и присные ея, разоблачайсь!»

Точно по голове хватили. Вахтёрша обратилась в жирную лягушку, в лапах со штатным камышом, общежитие − в избушку с перекошенным окном.

− Курьи ножки где? − упорствовал я от обиды.

− На «макси» мода повернула, из травы не видно.

И двор-то усеян был свеженькими стрелами; скольких женихов приведут ещё сюда тропинки очумелыми.

− Переночевать пустите, люди добрые, − заголосил бродяга. Вахтёрша-жаба переключилась на него. Я немо руку протянул, но эхом прозвучало в голове: «Подобное притягивает подобное».

− Настоящий человек семью оставил, она ему в обузу стала. − Евгений-свет Васильевич увлекал меня сойти с крыльца. − Решил пожить он в удовольствие своё − не одевать-кормить ораву; сюда таких приводит желанье это неизбежно.

− Пойдём отсюда!

− Я думаю, достаточно. Хочу чтоб ты запомнил: ЗА ФЛАГАМИ И СВЕЖЕЙ КРАСКОЙ ЧАСТЕНЬКО СКРЫТО ИСТИННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ.

О клумбу спотыкаюсь. Крапива? За редкие цветы её я было принял. И не оглядываясь, я знал, что всё тускнеет, оплывает и трещит по швам… Перевёл дух лишь за вратами и избавиться не мог от ощущения никак, будто пострадавшим стал при ограблении.

Евгений Васильевич заглянул, казалось, во глубь самих зрачков.

− А ты как думал? Вахтёрша прихватила б жизненных ампер и больше, не вмешайся я.

− Я в «восторге». Заведения, этому сродни, я предпочёл бы стороною обходить.

− Я тоже. Если бы не рукавица. Кроме того, где ещё чар действие отведал бы на шкуре собственной? Словами то не передашь.

Музыка угасла, едва вернулись на свою тропу. Но в чаще треск стоял похлеще, источник шума приближался.

− Ещё один. Магнитом тащит, ему и лес ни лес.

− Чем соикатель знаменит грядущий?

− Пока не вижу, не могу сказать. ПОСТУПОК ВСЯКИЙ НА ОБЛИК СТЕЛИТ ОТПЕЧАТОК. ПОД СЛОЕМ КРАСОК ПРОЧНЫХ ПОГРЕБЁН БЫВАЕТ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОБРАЗ, И ВНУТРЕННЕМУ СВЕТУ НЕ ПРОБИТЬСЯ.

− Не означает это, что после смерти душа красавца понесёт часть масок в следующую жизнь?

− А как иначе? Физиогномика лишь первые шаги торит. По форме, цвету, расстоянью и размерам скоро смогут в точности сказать, где слабые места, где поднажать, а где на тормозах спустить; талантлив в чём, куда не суйся. Так уже считают по рожденья дате. Пётр Светлый, например. Мало − средь современников живут, скромнее скромных, рядовые люди, кому прочесть твои былые жизни − что книжицу открыть.

− Васильевич, сведите! − горячо воскликнул я.

− Ох, и огорчаешь ты меня, Андрюха. Для чего? Милый мой, Господь коль положил, чтоб человек не помнил прошлых жизней, то сделал всё, чтоб начинали мы с «нуля». К рожденью, скажем, один из бывших выдан палачей, он непременно повстречает тех, кого пытал и убивал. А помнил бы − не всякий выдержит в глаза им каждый день смотреть. Со стороны ж, несправедливость вопиющую иные люди отмечают: от шефа до начальника помельче − все норовят его унизить, он отпущения козлом им служит. ДЕЛ НЕ ЗНАЯ ПРОШЛЫХ, ЗАМЕТЬ, МЫ МНОГОЕ В ШТЫКИ ВОСПРИНИМАЕМ.

− Сурово, − согласился я.

− И посему не сомневайся в мудрости Того, кто отправляет в жизнь очередную: где родиться и когда, дружить с кем и работать, на ком жениться. Соседи − не случайные далёко люди; идя одним потоком, вкупе, мы друг другу возвращаем старые долги. − Евгений палец приложил к губам.

Пришлось нам прятаться за неохватным дубом, чтобы не встречаться с человеком грубым, крушащим лес, что танк. Целеустремленности подобной только позавидовать, не знай, куда его влечёт.

− Вы разглядели, что за птица?

− Попробуй сам сказать.

− Но я почти не разглядел. Забыл отбросить впечатленье первое. Пожалуй, к этому особый навык нужен.

Учитель прожигал меня очами. Я слух напряг. Насторожила тишина.

Бьют сзади, по плечу.

− Наташку не встречали? − поинтересовался незнакомец. Красавец писаный; глаза таковы, что грозят раздеть и разложить всё, что движется.

− Да там они все − Ирина, Ольга, Лена, − ответствовал Евгений, рукой махнул небрежно, путь к общежитию наметив.

− И Ленка? Вот повезло! − Треск возобновился с прежней силой. Я ведь только глянул ему вслед, а там… На будильнике домашнем уж полшестого настучало. Полдюжины бра в прихожей водопады света извергали, родные стены соискателя привечали вновь.