Текст книги "Охота, рыбалка и уникальные случаи. Книга 1"

Однажды мы с Виктором собрались сходить в Уналейскую падь с ночёвкой. Падь называлась так по названию небольшой реки, ширина её в среднем была пять-шесть метров, глубина местами доходила до полутора метров. Расстояние от нас до Уналейского зимовья было около двадцати километров. Собрали продуктов для себя и собачки Динки и на лыжах с утра пошли в вышеуказанную падь. Динка обрадовалась, что её взяли на охоту, и бежала вприпрыжку, показывая радость своим поведением.

Погода была солнечная, но морозная. Поначалу было прохладно, но потом так разогрелись ходьбой, что даже из-под шапки появилась изморозь от тёплого дыхания и тепла. Лыжи скользили хорошо, и под горку мы даже съезжали на них, тем самым ускоряя ход. До горы я всегда считал, что это наша территория, и мы в основном охотились на ней, и за гору я ни разу не заходил, а тут пришлось, так как за горой был уже другой водораздел, и казалось, что и природа совсем другая, и лесная дорога шла прямо к зимовью.

Пришли в зимовье, сняли лыжи и прислонили их к нему, всё осмотрели. В окошке стекло было целое, но самое главное – была печка. Наготовили дров, обновили прорубь на речке и принесли воды. Затопили печь, и сердце успокоилось. Печка, правда, немного дымила, но, когда разгорелась, в зимовье стало тепло, и дым перестал идти из печки. Достали свечи и, когда совсем потемнело, зажгли их, сварили чай и супчик из мяса с картошкой, наелись, напились чаю, Динку накормили и запустили в зимовье. Лёжа на нарах в зимовье, я рассказал о том, что случилось у наших знакомых, которые рассказали нам, в свою очередь. Мы узнали, что в Уналейской пади водится много косуль, есть изюбри, белки, соболи и боровая дичь. А самое главное, они рассказали, когда они в этой пади пасли колхозный молодняк (бычков, тёлочек) и жили в этом же зимовье, в которое мы пришли, к ним повадился ходить большой медведь, который гонял стадо молодняка, а впоследствии вообще задавил небольшую тёлочку и начал её употреблять в пищу. С этим никто не хотел мириться, и наши знакомые – отец с сыном – начали его караулить с ружьём, чтобы наказать. Вот из этих соображений сделали засадку недалеко от привады. Нашли вблизи стоящие деревья и внизу привязали к ним крепкую жердь при помощи проволоки, немного выше – вторую, третью и так сделали лестницу высотой до четырёх метров. А на самом верху привязали ещё одну жердь, только уже с другой стороны дерева, и получилась небольшая площадка. Всё это затянули вязальной проволокой при помощи монтажки, а проволоку нашли возле зимовья, из которой было сделано ограждение. Вот на эту площадку сделали настил из старых досок и на нём скрадывали медведя, который приходил в ночное время на приваду к задавленной тёлочке, расстояние от засадки до привады было в пределах двадцати метров. Одну ночь просидели – ничего, вторую ночь просидели – тоже ничего и никого. Тогда решили поставить на медведя петлю из десятимиллиметрового троса и пошли спать в зимовье. Посреди ночи собаки начали лаять.

– Наверное, медведь попался в петлю. Ночью не пойдём, дождёмся утра, а то сами попадём к нему на ужин, – сказал отец сыну.

– Как скажешь, – сказал его сын.

А утром пришли на приваду, никакого медведя не видно, всё на месте, и тёлочка лежит на том же месте. Старший говорит:

– Сын, осторожней, медведь – это такой зверь, что может притаиться, и когда мы подойдём, то он непременно нападёт, и пиши пропало.

– Давай залезем на скрадок и оттуда добудем медведя?

– Дак он днём не придёт, – сказал сын.

– Да он уже здесь. Видишь, мох лежит, здесь же его не было. Вот это и есть медведь: замаскировался и ждёт, когда мы к нему подойдём, чтобы с нами расправиться.

– Что, и правда это медведь? Вот действительно замаскировался, я бы ни за что не подумал и подошёл бы, – сказал сын.

– А ему деваться некуда, он же в петле, вот и ждёт нас, думает, что мы не догадаемся, – сказал отец.

Мы потихоньку залезли на скрадок и приготовили ружьё с пулей. Отец прицелился между ушей и произвёл выстрел, медведь подпрыгнул и свалился замертво, пуля попала прямо ему в голову, уши выпрямились – это первый признак, что зверь мёртвый. Для страховки пошурудили его палкой – медведь не подавал признаков жизни. Освободили его от петли, которая так впилась ему между головой и правой лапой, что освободиться он вряд ли бы смог. Осмотрели место, где он лежал. И действительно, он выкопал углубление, чтобы его не было видно, и только его мех был как мох. И разве догадается простой человек, что это медведь замаскировался? Только опытный охотник может догадаться. Тут же его освежевали, шкуру растянули на зимовье для просушки. А мясо посолили и положили в холодную воду, чтобы не испортилось, а желчь прибрали: это самое ценное лекарственное средство. Вот так расправились с косолапым, который хотел поживиться колхозным добром. А медведь и не знал, чьё это добро: раз в тайге пасутся, значит, это его добро. Не зря в пословице говорится: «Закон – тайга, медведь – хозяин». Вот он и начал хозяйничать.

– Саня, а я не знал, что он может так искусно маскироваться, – сказал Виктор.

– А я, думаешь, знал? Вот теперь будем знать: лучше в таком деле на чужих ошибках учиться, а то такая ошибка может стать последней.

После рассказа я встал и подбросил дров в печь. Динка лежала возле порога на соломе: видимо, охотники, которые были до нас, приготовили её для своих собачек. В зимовье было тепло и пахло дымом, хотя дыма уже не было. Я залез на нары, немного полежал и незаметно для себя уснул.

Проснулись мы от того, что Динка начала рычать на дверь. Я взял ружьё, в нём был пулевой патрон. Тихонечко приоткрыл дверь и осмотрелся, держа ружьё наготове. Потом обошёл вокруг зимовья – никого не обнаружил. Динка следовала за мной, нюхая воздух, а небо было звёздным и предвещало солнечную погоду.

– Ну и на кого ты рычала? Может, что-нибудь приснилось тебе? Или скучно стало и ты нас решила разбудить? – спросил я у Динки.

Она стояла и махала хвостом. Мы с ней зашли в зимовье. Смотрю, Витя стоит с ружьём наизготовку.

– Саня, что там? На кого рычала?

– Да всё нормально, может, вдалеке кто-нибудь пробежал. У собаки же слух отменный, вот она и начала рычать, что, мол, место занято, а так просто она рычать не будет, – сказал я, приставил ружьё к стенке, подбросил дров в печку и прилёг на нары.

– Завтра должна быть хорошая, солнечная погода, всё небо в звёздах, – сказал я.

– Это нам на руку, – сказал Виктор.

Немного ещё поговорили, и я уснул.

Проснулся я от того, что заскрипела дверь. Я приподнялся на нарах. Динки не было на своём месте, и солнце уже светило. Я посмотрел на часы: на них была половина девятого. Динка, видимо, побежала исполнять свои надобности, а услышав, что мы встали, начала скрестись в дверь. Я встал и запустил её в зимовье. Она быстренько заскочила и легла на свою подстилку.

– Ну ты, подруга, не даёшь нам скучать: то среди ночи рычишь, то двери открываешь сама.

А Динка лежит, слушает и хвостом стучит об пол, как будто что-то понимает.

– Ну что, Витя, надо подниматься, чаю попьём – и в обратный путь пораньше. Пойдём по лесу, может, что-нибудь попадётся.

Наварили чаю, достали из рюкзаков сало, колбасу, пирожки, из котелка налили по кружкам и приступили к трапезе. Кто не пил таёжного чая, тот много потерял – просто словами не передать запах, вкус. Напившись чаю, быстренько собрались, дрова в печи уже догорели, и только зола отдавала последнее тепло. Забрали рюкзаки, надели лыжи, ружья – на плечи, пошли в ближайший лес по направлению к дому. Динка убежала вперёд нас, и слышим: лает. Подходим к сосне, а на ней сидит белочка, чёрная с большими мочками, значит, уже выходная, то есть хороший трофей.

– Витя, стреляй. Только целься в глаз, а там – куда попадёшь. Желательно до передних лапок, чтобы шкурка ушла первым сортом.

Витя прицелился и выстрелил. Белка упала недалеко от дерева, Динка её схватила и немного потрепала.

– Ну хватит, – сказал я и забрал белочку на погон. Погон – это приспособление, на котором носят белок, колонков, соболей, одним словом, добычу.

Перевалив гору, мы оказались в своём водоразделе, и на погоне у нас было уже пять белок и три рябчика. На рябчика охота очень интересная: в манок свистишь, а он откликается. Потихоньку подходишь к нему, и если он тебя не видит, то сидит спокойно, а как увидел, то начинает издавать трель типа «ти-ти-ти». И это сигнал, что рябчик вот-вот улетит, и надо успевать его добывать. Оставалось идти шесть километров. На своей территории я лучше знал лес, и мы пошли по тем местам, где много было белок, прошли по своим родным местам. Динка загнала ещё трёх белок, добыли также двух рябчиков и пришли домой. Трёх рябчиков я отдал Виктору, а белок забрал себе, так как обдирал белок и сушил шкурки и сдавал в ПОХ я сам, ведь меня там все знали.

Пришли домой уже к вечеру. Попрощались и пошли по домам. Домой захожу, поприветствовал домашних, а мама говорит:

– Как поохотились?

– Да нормально.

– А здесь мать Виктора два раза приходила, спрашивала, как они там, ничего, мол, с ними не случится? А то Витя ни разу в тайге не ночевал.

А я ей говорю: Саша с малых лет знает, что такое тайга, и всё у них будет хорошо.

Вечером я снял шкурки и повесил их на просушку. Хотя и устал прилично, но это дело отлагательств не требует, и необходимо его делать вовремя. Дня через два шкурки снял и сдал: все они ушли по первому сорту за один рубль двадцать копеек за каждую шкурку, а деньги мы с Виктором поделили пополам.

Впоследствии мы с ним ещё не один раз ходили на охоту, но это уже другая история.

Володя, друг детства, или Хариус-морсак – эндемик озера Байкал

Хариус-морсак – это эндемик озера Байкал, и нигде на планете нет больше такой прекрасной рыбы, красивой, изящной и с таким отменным вкусом. Это одна сторона медали, а вторая заключается в том, что морсак на простого хариуса не походит совершенно. У него спина тёмная, бока серебристые, тело прогонистое и сильное, а самый главный недостаток у него – это когда омуль идёт на нерест, а вслед за ним идёт морсак и пожирает омулёвую икру, тем самым снижает численность омуля, который является визитной карточкой озера Байкал.

Был у меня друг детства, далёкая родня по матери, звали его Володя, жили они на ПВЗ (в расшифровке – паровозо-вагонный завод). Люди, жившие в этом районе, работали в основном на этом заводе: завод был огромным, и людей требовалось много. Семья у них была большая, четверо детей, первая была Раиса, вторая – Галина, третий – мой друг Володя, и четвёртый, самый младший, – Юра. Отца звали дядя Саша, а мать – тётя Маша. Дядя Саша всю жизнь проработал водителем автомобиля, а тётя Маша работала бухгалтером в столовой, она была очень хозяйственная, на ней держалась вся семья. Мы роднились, хотя были далёкой роднёй. Тётя Маша и дядя Саша притягивали всех своей харизмой, и они всегда были рады моему приезду, хотя жили в двухкомнатной квартире. Тётя Маша всегда говорила:

– Места всем хватит, как-никак он же наша родня, и мы к ним тоже ездим, они же нас не выгоняют.

А почему тётя Маша так говорила? Потому что некоторые из женской половины, видимо, были против моего приезда.

Начинался день, и мы, покушав, уходили с другом к своим друзьям почти такого же возраста из соседних домов. С ними ходили то в кино, то на речку купаться, и нам было всё нипочём, лишь бы всем понравилась та или иная идея. В нашей компании были и девчонки, с которыми мы играли в разные игры, а самое главное – по ночам ходили за ранетками, которые были полуспелые, но мы их доставали и ели, так как запретный плод сладок. Однажды я залез в сад, который охранялся сторожем, а пацаны стояли на стрёме. Дождался, когда сторож ушёл в одну сторону, и побежал к деревьям в другую сторону, где росли большие деревья и были полукультурки. Добежал до дерева, оно всё было усыпано плодами, стою, набираю под майку, чтобы всем хватило, и тут слышу:

– Саня, сторож!

Я бегом побежал к лазу, обо что-то запнулся, упал и рассыпал все полукультурки. Встаю, а сторож надо мной стоит и говорит:

– Ну и куда ты бежишь? Вставай, собирай все ранетки и спокойно иди к выходу, а то колючкой разорвёшь свою рубаху.

Как он сказал, так я и сделал: спокойно вышел из ворот с большим недоумением, так как, по рассказам пацанов, это были не сторожа, а цепные псы. Вышел из ворот, немного прошёл и свистнул условным знаком: пацаны собрались.

– Саня, ну что, он тебя не отлупил? – спросил Володя.

– Да нет, как видишь, всё в норме, – сказал я.

Потом разделили все полукультурки и начали употреблять кисло-сладкие фрукты, и до того они были вкусными, что мы их все съели и пошли в свой двор. Потом все расходились по своим квартирам, где был приют для ночлега.

Было много всяких приключений. Как-то мы пристрастились ходить на реку Уду. Дорога к ней проходила через большое кладбище, мы это кладбище пересекали и попадали на вышеуказанную речку, где купались, веселились и возвращались домой. Но однажды мы припозднились и забыли, что надо было проходить через кладбище, но всё равно пошли через него, навострив слух и все чувствительные органы. Где-то половину пути прошли тихо, стараясь не шуметь и не разговаривать. Как вдруг появилась световая вспышка с шипением, и мы, обгоняя друг друга, рванули вперёд по тропе. Слышим сзади неистовый крик и треск чего-то рвущегося. У нас скорость прибавилась, и мы не бежали, а летели. В себя пришли уже на чистом поле, остановились и смотрим: Витька с нами нет. Подождали его, подождали и пошли его искать. Прошли до кладбищенской калитки и видим: что-то тёмное шевелится. Окликнули его – он ответил. Оказывается, он подвернул ногу и быстро бежать не мог.

– Витя, что с тобой стряслось? Почему нас не догнал? – спросил Володя.

– Когда вы все побежали, я устремился за вами, и тут куртка цепляется за железный прут оградки. Я подумал, что меня кто-то удерживает, и начал кричать. Когда увидел, что куртка зацепилась, я её отцепил и пошёл за вами. Но правая нога почему-то сильно болела. Выйдя за кладбищенскую ограду, присел отдохнуть и увидел вас, – сказал Виктор.

– А мы подумали, что тебя мертвецы поймали, и так рванули, что остановились только возле котлована, – сказал Коля, наш друг.

– Ну вы и трусы! Вам только в соревнованиях участвовать: перед стартом хорошо пугануть – вы все рекорды побьёте, – сказал Виктор.

И все начали смеяться, разряжая психологическую обстановку и подкидывая новые шутки. Мол, надо было пятки смазать – вы были бы ещё дальше… Так смеялись целую неделю.

Володя хорошо играл на гитаре и классно исполнял песни. Девчонки часто просили его спеть ту или иную песню, на что он лихо соглашался. Немного позже я тоже научился у него играть на гитаре и исполнять свой репертуар. А как ходили на футбольные матчи, просто не передать: садились на свои ряды, и не дай бог, если с нами по соседству кто-то из болельщиков переживал за другую команду. Тут же в него летели мелкие камушки, окурки и так далее. Один раз даже милиция вмешалась: хотели нашего парня забрать в милицию, но обошлось тем, что его вывели со стадиона и отправили домой. А ещё ходили на степную протоку купаться и в илистом дне доставали мидий. Идёшь по илистому дну и ногой нащупываешь её: она, как правило, размещается в илистом дне ребром. Потом ныряешь и достаёшь невзрачного овального моллюска размером с ладонь, внутри которого находится его организм. При вскрытии створок мидия сопротивляется, и всё-таки, когда вскроешь, видна красивая, перламутровая внутренняя поверхность и живой слизистый организм, который употребляют в пищу в приготовленном виде. Некоторые гурманы часто не могут пройти мимо.

Вот в таком ритме проходила наша молодость. Про компьютеры не было и речи, так как компьютеров даже в помине не было.

Выучились, потом армия. Я служил два года, а Володя – аж три года в морфлоте, но отслужили вместе, так как он призвался на год раньше.

Как-то Володя приехал к нам погостить. Наши ребята его хорошо знали и любили за простой, отзывчивый, компанейский характер. И, когда он уезжал, ребята говорили мне:

– Жалко, Володя уехал. Саня, ты что, не мог его тормознуть?

– Ребята, он же работает на заводе, о чём вы говорите? – сказал я.

Потом я окончил лесотехнический техникум, женился и по свободному направлению улетел в Якутию на всесоюзную и грандиозную стройку Южно-Якутского угольного комплекса, в который входил город Нерюнгри. А Володя остался работать на ПВЗ, потом этот завод переименовали на ЛВРЗ (в расшифровке – локомотивовагоноремонтный завод). И здесь наши пути расходятся: около сорока лет мы не видимся, только иногда, когда приезжаем в отпуск, встречаемся, поговорим – и опять на Север. Но вот основная стройка ЮЯУК заканчивается, и мы возвращаемся домой в Улан-Удэ совсем в другой город. Когда я уезжал, люди были весёлые, разговорчивые, что ни спросишь – всегда отвечали. А когда приехали, нас встретили люди злобные, неразговорчивые, понурые, и даже тех, которых я хорошо знал, спросишь что-либо, а они лишь коротко ответят, вот и весь разговор. Дядя Саша и тётя Маша за период, что мы были на Севере, умерли, Раиса уехала в европейскую часть нашей страны, а остальные остались в Улан-Удэ. Володя женился, и у них родился сын, назвали его Александром в честь деда.

Как-то я к ним приехал, посидели, поговорили. Из разговора я узнал, что Володя стал заядлым рыбаком. Я своим ушам не поверил, так как не было никаких предположений. На Селенге, которая протекала в ста метрах от их дома, ставил перемёты в большом количестве и ловил неплохо. Попадались ленки, хариусы, сомы, налимы. Володя пригласил меня на рыбалку в субботу:

– Саша, приходи, посмотришь, как мы тут рыбачим. Кстати, идёт нерест байкальского омуля, а за ним идёт хариус-морсак. Мы омуля ловить не будем, а будем ловить морсака, так как он пожирает омулёвую икру и тем самым сокращает численность вида, – сказал Володя, и мы вышли на балкон, с которого открылся прекрасный вид на красавицу Селенгу. Володя показал мне большое улово в излучине реки.

– Да, я приду непременно, – сказал я, собрался и пошёл домой.

В субботу утром встал пораньше, предупредил жену, что пойду на речку, мол, мы с Володей договорились.

– Да я не против. Во сколько придёшь? – спросила она.

– После обеда, часам к пяти, – сказал я.

Накинул на плечи рюкзак и пошёл напрямки. Недалеко от нашего дома зашёл в калитку, которая была открыта, прошёл через железнодорожные пути, перелез через ограждения в противоположном месте и спустился к реке. На улице было прохладно, местами лежал снег, а на реке были забереги по два-три метра, где уже вовсю удили рыбаки и таскали морсака одного за другим. Мне это так понравилось! Я увидел, как крупную, сильную рыбину тащил рыбак, что даже удочка изгибалась колесом, а когда он вытаскивал её на берег, она подпрыгивала, сверкая на солнце своей чешуёй. Издали увидел Володю, который, заметив меня, махал рукой. Я подошёл к их биваку, который был хорошо обустроен очагом для костра и брёвнами в виде скамеек, на которые можно было присесть и отдохнуть, если это требовалось.

– Привет рыбакам! – сказал я.

– Привет, Саня! – сказал Володя.

– Как дела? – спросил я.

– Да нормально. Вон видишь, сколько хвостов уже наловили, клёв сегодня нормальный, – сказал Володя и открыл сумку, в которой лежали крупные красавцы – хариусы-морсаки.

– Володя, дай мне пару раз закинуть удочку, хочу испробовать рыбацкого счастья, – сказал я.

– Да мне не жалко, пойду немного передохну, – сказал Володя и, закурив, отошёл ближе к брёвнам, которые служили местом отдыха.

Я взял удочку, которая представляла собой длинный складной чёрный шест из углепластика с инерционной катушкой и леской сечением ноль-восемь, примерился и сделал заброс. Наживка упала в воду метрах в тридцати-сорока. Я начал делать проводку, потихоньку подтягивая снасть. Морсак попался только на третьем забросе, и так мне понравилось, что я решил во что бы то ни стало приобрести такую же удочку и порыбачить своей удочкой в этом же месте, а может, в другом: хариус идёт по всей реке.

– Саня, ты хочешь приобрести удочку, это хорошо. Но не в одной удочке проблема, ещё нужно приобретать бормаш и баночку для прикормки, чтобы полноценно рыбачить. Если с нами будешь рыбачить, то баночку не надо, она у нас есть, а вообще, лучше купи, может, без нас захочешь порыбачить, – сказал Володя и угостил меня ещё одним хариусом.

Я пошёл домой той же тропой. Дома из рюкзака вытащил две рыбины и показал жене.

– Саша, ты же без удочек ходил. Откуда у тебя рыба такая красивая? – спросила Галя.

– Галя, а помнишь, как волк хвостом ловил? Вот и я таким же способом поймал, – сказал я в шуточной форме.

– Саша, ну что ты надо мной издеваешься? – сказала Галя.

– Ну ладно, одного я поймал Володиной удочкой, а вторым он меня угостил, – сказал я.

– Ну вот, так бы и сказал, – сказала супруга и понесла рыбу на кухню.

Через некоторое время из кухни пошёл обалденный запах, и ещё через некоторое время супруга пригласила нас к столу. Приготовленная рыба была просто изумительной.

– Да, Саша, такую рыбу надо ловить обязательно, очень вкусная, – сказала Галя, и дети подтвердили, так как просили добавки, которую скушали за милую душу.

Утром я собрался в магазин «Охота и рыбалка», добрался туда на маршрутке. Выбрал себе удочку и банку под бормаша, а сам бормаш продавался недалеко от магазина. Всё это я выкупил, а остальное у меня было в наличии. Приехал домой и стал приводить снасть в соответствие. Так увлёкся, что закончил работу глубоким вечером, но самое главное, что всё у меня было на стрёме: бормаш поставил в холодильник, накрыв его марлей.

На следующий день созвонился с Володей. Мы договорились встретиться в ближайшие выходные. А потом он спросил:

– Саша, а где твоя дача находится?

– Она находится возле Селенги, – сказал я.

– Дак давай туда и поедем, нас будет три человека. Заедешь за нами к магазину «Океан» к девяти часам утра?

– Как скажешь, – сказал я.

– Саша, кому звонил?

– Да Володе, хотим съездить на рыбалку туда, где наша дача, – сказал я.

– Саша, будьте там осторожны с куревом, а то наделаете делов, – сказала Галя.

– Да уж постараемся, чтобы всё было в порядке, – сказал я.

– А вы с ночёвкой? – спросила Галя.

– А там видно будет, смотря, как рыбалка пойдёт, – сказал я.

Подошла долгожданная суббота. На «Ниве» я подъехал к магазину «Океан», забрал троих ребят, и мы поехали в сторону дачи.

– Привет, Саша!

– Привет, – ответил я.

Машина быстро бежала по грунтовой дороге. Мы поднялись на увал и с него под горку лихо спустились вниз. А вот и наша дача-красавица! Не заезжая на дачу, поехали прямо на речку, там уже вовсю удили рыбаки и таскали рыбину за рыбиной. Машину оставили недалеко от нашей стоянки. Володя выбрал место.

– Ничего не пойму. Почему это место не заняли? Такое хорошее место, здесь обязательно будет идти морсак, – сказал Володя.

Я – в недоумении. «Место как место, таких мест много на Селенге», – сказал я про себя.

Володя забормашил его, и начали рыбачить. Немного погодя Володя первый поймал крупного мор-сака, потом его поймал Саша, сын Володин, потом Виктор, а у меня ничего не ловилось.

– Володя, посмотри, в чём дело. Почему ничего не ловится? – спросил я.

– Сейчас, Саша, видишь, пруха пошла, а ты со своей удочкой не можешь разобраться. Подойди ко мне, – сказал Володя.

Я подошёл к нему и показал рыболовную снасть.

– Саша, поменяй бормаша и немного обрежь красную подмотку, и у тебя всё будет хорошо, – сказал Володя.

Как он сказал, так я и сделал, затем пошёл на своё место делать забросы. И дело пошло как по маслу: почти один за другим начали вылетать морсаки. Но потом – как обрезало, клёв перестал.

– Саша, доставай своих бормашей и заправь их в банку. Учись, пока я добрый. Но сначала набросай в неё камушков, чтобы банку течением не снесло, и забормаши вон тот участок, – сказал Володя и показал на место, где вода как бы возвращалась назад.

– Это место хорошее, бормаш не будет сносить течением, и всё будет хорошо.

Я бросил банку с бормашами в то место, куда указал Володя. Когда банка коснулась дна, я резко дёрнул. Нижняя крышка открылась, и бормаш вышел из банки. Немного погодя морсак опять начал клевать. Поймали хорошо, килограммов по пятнадцать-двадцать, затем сели в машину и поехали в добром настроении.

– Саша, покажи хоть свою дачу, – сказал Володя.

Машина выехала на то место, где была хорошо видна наша дача.

– А вон она, наша красавица, на пригорке стоит, – сказал я.

– Да, на красивом месте и домик красивый, теперь буду знать, – сказал Володя.

Я развёз всех ребят по домам, мы поздравили друг друга с отличной рыбалкой, и я поехал в свой гараж. Потом ещё много раз приезжали на Селенгу в район нашей дачи и ловили до самых холодов эту прекрасную сильную рыбу – хариуса-морсака, эндемика Байкала.