Текст книги "Чёрные дни открытых дверей"

Чёрные дни открытых дверей
Александр Гаврилов

© Александр Гаврилов, 2023

ISBN 978-5-0060-6968-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Кружилась голова, мысли путались. Егор лежал навзничь и не решался подняться. От нестерпимого зловония накатила дурнота, его вырвало. Когда глаза привыкли к сумраку, он увидел над собой низкие своды пещеры. По левую руку струился чёрный поток, справа, за буграми какого-то хлама, пробивалась полоса неяркого света. Он всё-таки поднялся и на нетвёрдых ногах двинулся к свету. После первого же шага стало понятно: хлам под ногами – это человеческие тела.

Проход, откуда падал свет, был до половины завален битым камнем. Перебравшись на другую сторону, Егор оказался в центре вырубленной в скале ниши. С двух сторон из кованных, загнутых вверх рожков – по два на каждой стене – с шипеньем вырывались струи пламени. И снова – мертвецы. Тела были исковерканы, точно люди оказались в эпицентре мощного взрыва: оторванные головы и конечности, развороченные грудные клетки. Кое-где валялось оружие – ржавые мечи, ножи, окованные дубины.

Егор направился к широким ведущим вниз ступеням, но бросив случайный взгляд в сторону, остановился. На полу лежала странная птица. Он подошёл ближе. Первая мысль была о какой-то умопомрачительной мутации. Личико немыслимого гибрида имело человеческие черты – рудиментарный нос-пипочка вкупе с капризно изогнутым ротиком делали его похожим на преждевременно состарившегося ребёнка. Между куцыми крылышками с чешуеобразным оперением скорчилась обезьянья тушка, снизу изгибался обрубок хвоста. Тут Егор понял: озеро токсично, он надышался ядовитых испарений и вот – галлюцинации. Что теперь? Идти куда-то не имело смысла – он, по сути, слеп. Попал в переплёт! Ведь чувствовал – ни к чему хорошему эта поездка не приведёт.

Уже на въезде в деревню ностальгический порыв Егора сменился разочарованием. Ничто не напоминало прежде ухоженную, пасторального вида деревеньку. На проезжей части высилась стена бурьяна, посады ощетинились торчащими вкривь и вкось стропилами, за оконными проёмами вились белёсые сорняки. Дикое царство чертополоха.

Егор ехал, поглядывая на заросшие по окна избы, пока не поравнялся с прогалиной – выкошенным в сорняке участком. Избушка на противоположном посаде была ограждена частоколом из заострённых кольев. В частоколе – обитая железом дверь. Егор остановился, вышел из машины. Не сразу, но вспомнил – это был дом деревенского дурачка Ивана Тырчева. Он подошёл к двери. Ручки нет, зато прорезана смотровая щель. С мыслью, что, по-видимому, Иван свихнулся окончательно, Егор развернулся, чтобы идти к машине. Тут его окликнули:

– Козырев, ты что ли?

Егор повернулся: из смотровой щели на него смотрели тёмные глаза. Лязгнул запор, дверь открылась. Заросший недельной щетиной мужик, зыркнув по сторонам, махнул рукой:

– Заходи скорей.

Егор зашёл. Хозяин захлопнул дверь, задвинул запор и – в руках у него возникло ружьё. Егору стало не по себе. «Не боись, ворон гоняю», – буркнул мужик. Он присел на завалинку, двустволку прислонил к стене.

Егор смотрел, узнавал и не узнавал – мало что осталось в этом угрюмом мужичине от жизнерадостного простофили Ваньки Тырчева. Не сказать, что сильно постарел, но изменился разительно. Следа не осталось от прежней ущербности – умственной отсталости. Лицо умудрённого жизнью человека.

– Здравствуй, Иван, – сказал Егор. – Как же ты меня узнал? Я ведь маленький совсем был.

– Вы, Козыревы, все на одно лицо – долгоносые. Что отец твой, что дед. Да я и Алексея, прадеда твоего, помню. Тоже здоровенный мужик был.

– Как поживаешь? Обгородился, смотрю. Прямо форт Нокс.

– Лес кругом. Мало ли что… – ответил Иван, оглядев верхушки тополей. Взгляд у него был настороженный.

Егор спросил:

– Слушай, а чего тихо так? Птиц не слышно.

– Прилетали с месяц где-то назад, расселись на тополе. Ну, я порадовался – объявились, думаю, милые. Только, значит, подумал, как одна на Шарика моего спикировала, жиганула хвостом – и всё, готов Шарик. Издох через минуту. Так-то вот.

– Хвостом? – Чуть пригнувшись, Егор всматривался в опущенное лицо Ивана, ожидая увидеть следы безумия.

– Хвостом. Ужалила. Хвост как у ящерки – голый гибкий. Не поверил бы, скажи кто… Вот ведь какое дело. – Иван достал из кармана кисет, газетную аккуратно сложенную бумагу и принялся сооружать самокрутку.

– А о Смирновых ничего не знаешь? О Саше? Где он сейчас?

– Утоп твой дружок. На Дымном. На пару с Эльзой Гороховой. Шуму много было; водолазы из области приезжали. Ныряли, ныряли да всё без толку – ничего не нашли. Дно, помню, говорили, в кавернах, ну, вроде как в дырах. А из дыр этих муть какая-то лезет – не видно ничего. Отец Сашкин горевал сильно, ходил как пришибленный. Повесился через месяц.

Закашлявшись, Иван бросил недокуренную самокрутку, растёр сапогом. Поднявшись с завалинки, сунул Егору заскорузлую пятерню:

– Ладно, извиняй. Смеркаться скоро начнёт. В другое время посидели бы, поговорили. А теперь нельзя. И это… не задерживайся здесь, уезжай: тут нас не только птички навещают…

Советом Ивана Егор пренебрёг. Подъехал к месту, где когда-то стоял дом Сашки Смирнова. Он помнил палисадник с георгинами, уютный дворик с качелями, берёзку возле бани. Остался лишь фундамент, да и тот едва просматривался в сорной траве. Подумав с минуту, он вышел из машины и, лавируя в зарослях репейника, пошагал во двор. В задней его части горбатилась проваленная крыша веранды, где в летние погожие дни Смирновы обедали и ужинали.

Пригнувшись, он пролез под склонённым краем крыши. Длинный дощатый стол обзавёлся растительностью, но стоял крепко. Егор продвинулся к дальнему торцу, где обычно сидел Саша. Он помнил, что столешница в этом месте была изрезана мелкими буквами и цифрами: Саша в задумчивости вечно что-то выцарапывал. Сейчас надписи скрывали слой лишайника. Егор нашёл в траве щепку, проскрёб столешницу. В этот момент на стол лёг закатный луч солнца. Наискосок к мелким, почти неразличимым значкам виднелась крупная глубоко прорезанная надпись: «День Z!» Ниже и чуть мельче была выцарапана дата «7 августа».

Когда Егор тронулся к озеру, солнце почти скрылось за дальней рощей. Ехал медленно, стараясь держаться дороги, едва угадывавшейся в низкой красноватой траве. Когда-то такая трава росла только на берегах озера Дымного, теперь подбиралась к деревне.

Вспоминая странные речи Ивана Тыркина, Егор непроизвольно морщился: не мог понять, чему верить. Может, и не тонул вовсе Сашка Смирнов? Мало ли что в больную голову взбредёт. С одной стороны, вроде и не похож на сумасшедшего Иван, с другой – о птичках ядовитых толкует.

Саша был инвалидом и передвигался в основном на кресле-каталке, хотя мог и с тросточкой немного пройтись. Он был умён не по годам и держался особняком; сверстники его сторонились.

Верным спутником Саши была восьмилетняя (на два года его младше) Эльза Горохова, рыжая большеротая сорвиголова. Училась девчонка из рук плохо, характер имела несносный. Единственным авторитетом для неё был Саша. Куда бы он на своей коляске не направлялся, она следовала за ним. Саша был заядлым натуралистом: собирал гербарий, вылавливал разную, на его взгляд, интересную живность для «исследований». Он катил на коляске, а позади со склянками, альбомами, блокнотами в руках как верный оруженосец семенила Эльза.

Уже в первый день знакомства Смирнов спросил у Егора:

– На озеро Проклятых Душ со мной пойдёшь?

– Какое озеро?

– Увидишь завтра, – усмехнулся Саша.

На следующий день заинтригованный Егор с девяти утра дежурил у ворот Сашиного дома. Через час к нему присоединилась Эльза. Саша выкатил на своей тележке в половине одиннадцатого, и они отправились.

От деревни до озера было около двух с половиной километров. Совсем небольшое – метров восьмидесяти в длину и пятидесяти в ширину – оно лежало в стороне от дороги и скрывалось за кустами шиповника, ивняка и чилиги. Заросли окружали озеро плотным кольцом, вернее, овалом, точно повторяя его очертание.

Егору было девять лет, ни о каких аномальных зонах он ещё не слышал. Поведал ему об этом Сашка. И пояснил, что под озером пролегает тектонический разлом, из которого просачивается радиация и «куча всяких полезных веществ». Он был уверен в целебных свойствах озёрной воды, однако, оговаривался, что простое купание в нём ничего не даст – это нужно делать, когда озеро «задымит». Очевидцы феномена, что и дал название озеру, рассказывали разное. По словам одних дым, извергаемый водоёмом, был подобен дыму заводских труб – сизыми клубами поднимался в небо, другие рассказывали о лёгкой розовой дымке, третьи утверждали, что видели языки пламени (дыма, мол, без огня не бывает). Сашка подобным байкам не верил. Сам пытался вычислить – как он говорил – день Z. У него скопилась целая кипа различных таблиц и графиков где учитывались все события планетарного масштаба – различные фазы Луны, солнцестояния, затмения, парад планет.

Озеро и вправду было необычным: рыба в нём не приживалась (пробовали запускать мальков), животные озера сторонились, как и растительность. Окружавший озеро кустарник не доходил до него шагов пятнадцати, будто упирался в невидимую стену. Приезжали в своё время учёные. Прорубили в кустах просеку, разбили лагерь, что-то исследовали, но через двое суток уехали и больше не возвращались.

Одним местным фольклористам было раздолье. Припоминали как сто с лишним лет назад породистый барский бык Яшка, наплевав на увещевания пастуха, проломился к озеру, напился из него и – прочитал Отче наш, правда, задом наперёд. Затем следовала история об исчезнувших в пятидесятых годах туристах, которые по незнанию поставили палатку на берегу озера. (О том, что три дня спустя туристы – вусмерть пьяные – нашлись в избе у гулящей бобылки Клавдии Суворовой, фантазёры упоминать забывали.)

Егору на озере нравилось. Там всегда было тихо, покойно, а плотная стена кустарника создавала иллюзию уединённости. Это был как бы заповедник, созданный для детей. Больше всего времени они проводили на плёсе с белым мелким песком. С одной стороны плёса лежал поросший мхом валун, с другой – бардовый с лиловыми вкраплениями куст (нигде больше Егор такого не видел). И почти в каждое посещение озеро преподносило им сюрпризы: Саша всегда находил какую-нибудь невидаль – то необычного жучка, то червячка. «Ты не понимаешь, Козырев, – с высоты своих десяти лет говорил Саша, – у озера своя, отдельная, экосистема. Ты видел где-нибудь бабочку с такими крыльями?» Теперь Егору было не упомнить, каких именно бабочек и жучков демонстрировал ему Сашка. Наверное, обычные насекомые. Запомнился случай, когда Саша препарировал какое-то мелкое, похожее на землеройку животное. Егор на подобные «вскрытия» смотреть не любил, но тут, удивлённый необычайным возбуждением, можно сказать, экстазом товарища, который кричал что-то о дублирующих системах и об открытии века, глянул. И тут же отвернулся: сине-розовые внутренности распластанной тушки ни о чём ему не говорили. «Не обижайся, Козырев, – сказал ему тогда Сашка, – но ты непроходимо туп». Егор обиделся и ушёл. Потом он узнал, что неосмотрительно оставленное на пеньке распотрошённое чудо утащила ворона. Так что открытия века не получилось.

Сашкины таланты зоологией не ограничивались: он, например, из обычного детского конструктора и моторчика старой отцовской бритвы сконструировал робота, который мог ходить, двигать руками и поворачивать голову.

В общем-то, друзьями их можно было считать с большой натяжкой. Незаурядность Сашкиной натуры привлекала Егора, но его заносчивость и особенно методы его «исследований» – отталкивали. В укромном уголке, за огородом, у Сашки был целый зверинец. В клетках разного калибра содержались мыши, кроты, суслики – всё, что он вылавливал с помощью самодельных ловушек. Он туда никого не подпускал и лишь однажды увлечённый очередным экспериментом пригласил Егора. Пока Сашка разглагольствовал, трудясь над тушкой странного корноухого суслика, Егор осмотрел заключённых в клетки животных и поёжился. Некоторые зверьки ползали по клеткам на передних лапках, волоча задние, некоторые не двигались и только часто дышали.

Лёжа на песке плёса, задумавшись, Егор смотрел на чёрную гладь воды. Думал, вспоминал. Всё его детство прошло под знаком притулившейся под боком Уральских гор деревеньки. Ромачёво располагалось в ста двадцати километрах от областного центра, где тогда жили Козыревы. До семи лет каждое лето Егор гостил у бабушки. Он и осознал себя впервые, как ему казалось, на благоухающей лужайке возле бабушкиного дома. Позже, в школьные годы, он проводил в Ромачёво все без исключения положенные школьникам каникулы. Так продолжалось до пятого класса, потом отец Егора получил новую должность, и они переехали в Москву. Из-за пертурбаций с переездом тем летом побывать в деревне не удалось. А весной умерла бабушки. Родни в Ромачёво у Козыревых не осталось, так что ехать теперь было не к кому.

Егор скучал, во снах видел хуторскую пастораль своего детства, однако мало-помалу Москва предъявляла свои права. Появились новые друзья, интересы, да и дел прибавилось. Ромачёво отдалилось, скрылось за лиловой кромкой далёких гор.

Окончив школу, Егор поступил в политехнический институт, учился ровно, много времени уделял спорту. Было у него несколько приятелей, с которыми он время от времени позволял себе расслабиться, были и подружки. Словом, на первый взгляд жил он обычной, можно сказать, насыщенной жизнью. Только сам Егор так не считал. Временами, оставаясь дома один, он лежал, подложив руки под голову, смотрел в потолок и досадливо кривился от осознания своей никчёмности. Учился он без особого интереса, на вечеринках появлялся лишь для того чтобы не прослыть белой вороной. Все что он делал, казалось ему мелкотравчатой вознёй – потугами придать жизни хоть какой-то смысл, которого он, увы, не видел. Так он и жил – с виду уверенный в себе, с налётом ироничной снисходительности ко всему на свете, а на самом деле в постоянном разладе с собой.

Хоть на время избавляться от угнетавших его мыслей Егору помогал спорт. Пару лет он занимался лёгкой атлетикой, делал успехи. Потом, в надежде вытравить из себя мнимую мягкотелость, занялся смешанными единоборствами. Поначалу тренер вился вокруг него вьюном: крупный, пластичный, выносливый Козырев подавал большие надежды, но – не хватало жёсткости. Не шёл на добивание – «отпускал» измочаленного соперника. «Нет, Егорка, так дело не пойдёт, – морщился тренер, – у нас тут не балет – отшибут когда-нибудь печёнку и спасибо не скажут».

После окончания института Егор стал системным аналитиком в одной малоизвестной, но преуспевающей фирме. Зарабатывал неплохо и, желая, наконец, разобраться с изводившими его противоречиями, съехал от родителей.

Незаметно для себя Егор отдалился от друзей, перестал появляться на людях и вечера проводил, не выходя из дома. Однако затворничество не помогло – он совсем запутался, перестал понимать, что его гложет. Вот тогда-то ему и вспомнилось Ромачёво. Островком безмятежности виделась ему слегка потускневшая в памяти деревушка. Казалось, стоит только там оказаться – и вся мешанина из смутных желаний, сомнений, вечного недовольства собой выветрится из его головы без остатка.

Егор поднялся с песка, взглянул на чёрную гладь озера с отражённой в ней луной и, подняв плоский камешек, пустил его по воде. Голыш исчез: в том месте, где он соприкоснулся с водой, не булькнуло, не разошлись круги – камень будто нырнул в чёрную муку. Вместо брызг верх поднялось облачко, которое тут же начало разрастаться. Озадаченный Егор смотрел, как чёрный туман расплывается над озером и когда, наконец, сообразил, что лучше будет отсюда уйти, туман накрыл его с головой.

Развернувшись, он тронулся в сторону машины, но тут же остановился: он ничего не видел. Не успев толком испугаться, Егор сделал неуверенный шаг и – вскрикнул: земли под ногами не было – он висел, парил в воздухе.

В первые секунды подвешенного состояния мелькали мысли об умирании – внезапных инсульте, инфаркте, коме. Однако он чувствовал – всё это не то. Но что «не то» понять было невозможно. Время потеряло счёт. Беспомощный Егор недвижимо висел в чёрной пустоте перед решёткой или сетью из пересекающихся светящихся линий. Через какое-то время сеть свернулась в цилиндр – уходящий в бесконечность сияющий тоннель. Егора перевернуло – и словно ветром, головой вперёд, понесло в круглый зев тоннеля. Затем был полёт, гул в ушах, восторг от догадки, что никакой он не Егор, а ракета «Циркон», и – беспамятство. И вот он здесь, в катакомбах с трупами, видит перед собой чудовище, которого не может быть в природе. Тихая звёздная ночь обернулась инфернальной маткой, готовой разродиться полчищем монстров.

2

Миновав два сумрачных зала, Егор оказался в освещённой газовыми светильниками галерее с множеством арочных проёмов по обе стороны. Он шагал быстро, опасливо поглядывая на сводчатые проходы, за которыми царила непроглядная темь. В конце галереи обнаружилась ведущая вверх лестница. Поднявшись на три пролёта, Егор свернул в один из двух противоположных дверных проёмов, прошёл несколько смежных комнат и оказался в тупике. Короткий коридорчик оканчивался окованной запертой дверью. Егор уже развернулся, чтоб продолжить искать выход, как вдруг услышал детские голоса. Он остановился, прислушался: точно – за дверью разговаривали дети, кто-то плакал. Егор постучал, голоса смолкли. Он постучал ещё раз и как можно мягче спросил: «Эй, кто там у нас спрятался?» Никто не ответил.

Тут из-за угла один за другим вывернули двое одетых в рваньё мужчин. У первого на поясе висел тесак в ножнах, у второго из-за плеча выглядывал ствол. Увидев Егора, остановились. Первый, с бледным отёчным лицом, подошёл и, осклабившись, потянулся к воротнику его куртки. «Остынь, сынок, дыши ровнее», – уклонившись, процитировал своего тренера Егор. Лицо оборванца смяла гримаса, рука юркнула к ножнам. Рефлексы Егора не подвели – апперкот в подбородок отправил психопата в глухой нокаут. Его товарищ вскинул к плечу что-то вроде ружейного обреза с коротким прямоугольным стволом. Егор замер: время для маневра не оставалось. Стрелок вдруг схватился за горло, пал на колени, потом завалился на спину. Из жилистой шеи чуть ниже подбородка выглядывало жало стрелы. В дверном проёме стоял паренёк с «обрезом» в руках. Он сказал что-то, указав на сражённого оборванца, развернулся и исчез за углом.

Егор поднял с пола оружие. «Обрез» оказался чем-то вроде пружинного арбалета. От массивного приклада отходил ствол – прямоугольная коробка длиной сантиметров сорок. Егор заглянул внутрь: ствол разделялся на четыре отдельных канала, из которых выглядывали наконечники стрел. Оружие могло пригодиться, он накинул ремень арбалета на шею, сдвинул его на спину. Затем снял с пояса убитого связку ключей и, повозившись с минуту у замка, нашёл нужный. Открыл дверь. У стены жались три девчушки – две светловолосые лет двенадцати и одна чёрненькая, постарше. На Егора смотрели настороженно. Он подошёл, присел перед детьми на корточки. «Не бойтесь, девочки, я вас не обижу. Нам бы только выход отыскать из этого дурдома», – говорил он ласково. Насторожённость в глазах детей сменилась любопытством. Вышли из камеры, кто-то из девочек испуганно пискнул: нокаутированный Егором оборванец вставал на ноги. Егор ухватил его за шкирку, втолкнул в камеру и, захлопнув дверь, навесил замок.

Найти выход оказалось непросто: дети дороги не знали. Проходили узким тёмным коридором; младшие девочки держали Егора за руки, та, что постарше шла сзади. Со стороны ниши со сводчатым верхом, послышались голоса. В глубине её виднелся светлый прямоугольник – узкое окошко или, скорее, бойница.

«Минуту, я только взгляну», – шепнул Егор девочкам, высвобождая руки из цепких ладошек. Из бойницы был виден скудно освещённый зал. Трое одетых в лохмотья людей, что-то выкрикивая, пятились к дверному проёму. Один из них был вооружён чем-то вроде мачете, другой – пружинным арбалетом, третий – простой дубиной. С противоположной стороны зала в ответ им рявкали свирепые голоса. Когда до спасительной двери оставалось с десяток шагов, оттуда с рёвом выскочили несколько человек. Один из нападавших нарвался на стрелу, крутанулся юлой, упал. Остальные успели вцепиться в оборонявшихся. Тускло поблёскивая, замелькало железо; несколько пронзительных воплей, резкое уханье – и стало тихо. Весело переговариваясь, убийцы двинулись к выходу.

«Надо нам поспешать, девчонки, больно уж тут народец неуравновешенный», – приговаривал Егор, увлекая детей по коридору. Его преследовало ощущение, что он стал участником какого-то безумного хоррор-квеста, где вместо бутафорской проливается настоящая кровь.

Они прошли длинный коридор, спустились по лестнице и оказались в зале с высокими витражными окнами. Затем следовал неф с рядами бочкообразных колонн, в конце которого в распахнутые двери вливался дневной свет. Егор ускорил шаги, девочки не отставали. Вышли на крыльцо с колоннадой. Перед ними лежала площадь, ограниченная полукругом невысоких строений. После дворцовых потёмок свет серенького утра казался слишком ярким.

Двинулись к поселению. Посреди площади Егор на секунду остановился, чтобы посмотреть, что собой представляет мрачная обитель снаружи. Сложенное из блоков тёсаного камня здание, походило на дворец и тюремный замок одновременно. Слишком низкий с асимметричными колонами портик смахивал на выпяченную челюсть. Позади здания виднелись скальные выступы.

Они дошли до конца площади, когда сзади раздались крики. Егор оглянулся: по дворцовой лестнице на площадь сбегали люди. «Это за нами. Давайте бегом», – сказал он детям. Младшие девочки замешкались, старшая на них прикрикнула, и они побежали.

Егор, поминутно оглядываясь, держался позади. Пробегали улицей; фронтоны зданий с чёрными провалами окон казались декорациями из фильма в жанре нуар. Преследователей не было видно, однако невдалеке слышались выкрики, свист. Свернули в переулок; дети резко остановились. «Вы чего…» – начал было Егор и тут заметил движение. Из промежутков между домами, им наперерез, выходили мощные корноухие псы. Они выстроились в линию – их было больше десятка – и двинулись к ним. Егор сорвал со спины арбалет, но наткнулся на предостерегающий жест старшей девочки и опустил оружие. Девочка сделала несколько шагов в сторону животных и выкрикнула две короткие фразы – властно, как отдают приказы. По глубокому с лёгкой хрипотцой контральто Егор понял, что перед ним не подросток, – взрослая девушка.

Животные остановились. Потом из центра их вытянутой линии вышел особенно крупный зверь и потрусил к ним. К девушке он подходил шагом, пригнув голову к земле. Телосложением животное напоминало мастиффа, но безволосая пятнистая шкура и плоская морда ящера, сводили на нет всякое сходство с собакой.

Опустив руку на голову зверя, девушка ласково что-то проговорила. Тот вернулся к сородичам. Порыкивая, он пробежался перед «строем», затем развернулся и бросился в начало переулка. Стая устремилась за ним. Егор с опаской смотрел на бугрящиеся мышцами спины животных, когда те, молча, пробегали мимо. Через минуту-другую раздались истошные вопли: звери рвали их преследователей. Из-за сгрудившихся тел животных людей почти не было видно. Очень скоро крики стихли; Егор с укротительницей и детьми быстрым шагом двинулись дальше.

Миновав ещё один переулок, они свернули на улицу, которая вывела их к высокой сложенной из каменных блоков стене. Девочки оживлённо защебетали и потянули Егора к видневшимся невдалеке воротам. Подошли. Егор постучал в калитку. Снаружи послышались голоса, заскрежетали запоры. Дверь распахнулась, дети с девушкой выпорхнули наружу. Егор шагнул следом и – оказался под прицелом десятка ружей. Поверх стволов – насторожённые и в тоже время удивлённые глаза. Люди, державшие Егора под прицелом, похоже, были солдатами. Одетые в единообразную чёрную форму, они к тому же походили друг на друга точно родные братья – все невысокие, сухощавые и смуглые. Из двери приземистого строения вышел мужчина с заспанным лицом и, судя по интонации, отдал команду. Солдаты сделали шаг назад. Офицер, как нетрудно было догадаться, подошёл, оглядел Егора с ног до головы и что-то ему сказал. «Извините, не понимаю», – вздохнул Егор. Офицер указал на арбалет. Егор опустил оружие на землю.

К офицеру подбежала светловолосая девочка, ухватила его за рукав и принялась что-то говорить. К ней присоединилась девушка. Говорила она недолго, пару раз качнув головой в сторону Егора. Хмурое выражение офицера сменилось озадаченным. Он дал команду – солдаты опустили оружие.

«Можно я присяду?» – спросил у офицера Егор, указав на врытую у стены здания скамейку. Тот кивнул. Егор присел, прислонился спиной к стене. Смотрел на город. Вверх поднималась узкая мощёная булыжником улица. Двух, трёхэтажные крытые черепицей дома, печные трубы. Старинный городок. Егор прикрыл глаза. В голове кружили тягучие путаные мысли. Сколько его ещё будет глючить? Где он сейчас в действительности? На берегу этого чёртового озера? А вдруг это не глюк? Вдруг на какую-нибудь альтернативную Землю вынесло? Егор стал было припоминать Эверетта, статейки о «Кротовых норах», червоточинах Лоренца, но тут его хлопнули по плечу. Стоящий перед ним солдат мотнул головой на крытую повозку с зарешёченным оконцем, в которую были впряжены пара серых лошадей. Что-то, какое-то несоответствие, в облике животных резануло глаз. Егор приостановился, но лёгкий толчок в плечо заставил его поторопиться.

Погромыхивая по булыжной мостовой, повозка двигалась вверх по улице. Егор посматривал в зарешёченное оконце. Стены домов сложены из дикого камня. Одни окна задёрнуты занавесками, другие – закрыты расписными ставнями. У стен домов, на мостовой – ни соринки.

Подъём закончился, повозка завернула и через пару минут остановилась. Двое солдат повели Егора к четырёхэтажному оштукатуренному зданию. К входу вела широкая лестница. Вошли. Миновали вестибюль, поднялись на второй этаж. Усадив Егора на скамью, солдаты встали по бокам.

Приблизительно через полчаса появились два упитанных блондина с заспанными лицами. Оба были в обтягивающих панталонах и светлых сюртуках. Поигрывая плечами, склонив голову к плечу, один из блондинов (за изящную повадку Егор именовал его Артистом) подошёл к солдату и что-то у него спросил. Служивый ответил двумя короткими фразами. Артист приподнял сивую бровь. Бесцеремонно оглядев Егора, он сделал знак следовать за ним. Зашли в один из кабинетов. За столом расположился немолодой чрезвычайно тучный мужчина – тоже блондин. Он задумчиво пожевал нижнюю губу и раздельно, по слогам произнёс короткую фразу. Егор развёл руками. Полный господин сказал что-то ещё, по всей видимости, на другом наречии. «Ничего не понимаю, увы, друзья», – сказал Егор. Чиновник открыл ящик стола, покопался там и вытянул на стол толстую книгу. Поводя по страницам пальцем, он по слогам прочитал фразу, потом другую. По звучанию фразы отличались от предыдущих. Егор помотал головой. Чиновник вздохнул, задумался, затем отдал, судя по всему, какое-то распоряжение Артисту. Тот кивнул и, тронув Егора за плечо, указал на дверь.

Вышли в огороженный двор позади здания. Четверть двора занимал навес, под навесом стояло несколько агрегатов, напоминающих шлюпки на колёсах. Остановившись у одной из «шлюпок», Артист прокричал что-то с начальственными интонациями. Из сарайчика у ворот выскочил парень в чёрной униформе. Чиновник быстро с ним переговорил; служащий вернулся в сарай и через минуту вышел с перекинутой через плечо сумкой. Опустив руку за борт автомобиля, он открыл дверцу.

Три жёстких кресла с прямыми спинками располагались в задней части авто, в открытой спереди кабинке. Как только пассажиры устроились, сзади послышались лязгающие звуки, затем мягкое урчание. После этого в автомобиль забрался шофёр. Водительское место располагалось в носовой части машины. Сиденьем шофёру служил пол пассажирской кабины, ноги размещались, где-то на нижнем уровне. Молодой человек нагнулся, а когда выпрямился, в руках его оказалось приспособление, напоминающее громоздкий велосипедный руль с загнутыми вверх рожками.

Выехав со двора, водитель свернул на улицу. Они покатили со скоростью не более тридцати километров в час. Прохожих было немного. Женщины, которых пришлось увидеть Егору, определённо принадлежали к чиновничьему сословью. Все как на подбор высокие, дебелые блондинки, одетые исключительно в платья светлых тонов с многочисленными оборками.

Свернули в переулок, потом в другой. Дорога пошла под уклон. Перед Егором возникла панорама уютного города с разноцветными черепичными крышами, скверами и прудиками. Первые лучи солнца осветили верхушки невысоких золочёных башенок и шпилей.

Автомобиль пересёк площадь, окружённую четырёхэтажными домами различных архитектурных стилей, и выехал на широкую пустынную улицу. Только раз им встретилась двухколёсная крытая коляска, которую умчало существо похожее на ощипанного страуса.

Улица привела их к парку. Чиновник крикнул что-то водителю, после чего тот проехал в распахнутые металлические ажурные ворота и покатил прямо по центральной аллее. Они сворачивали несколько раз, прежде чем шофёр остановился рядом с поляной, в середине которой стояло огромное наполовину засохшее дерево. Рядом с гигантом расположились несколько миниатюрных беседок, пестрели цветочные клумбы.

Они вышли из автомобиля. Артист пошагал к дереву по песчаной дорожке. Егор шёл следом и, глядя на стоящие меж клумб малюсенькие скамеечки, такие же столики с табуретами, недоумевал, – зачем его привезли на детскую площадку? Дерево тоже было приспособлено для детских игр. В неохватном стволе – дверь с крылечком, над которым без всякого порядка, поднимаясь в высоту, были разбросаны окна с расписными ставнями. К каждого окна – кормушка для птиц.

Пригнувшись, Артист поднялся на крылечко, подёргал свисающую из круглой выемки петлю. Послышалось отдалённое звучание колокольчика. После минутного ожидания Артист повторил попытку. В оконце над крыльцом распахнулись ставни, показалась взлохмаченная голова. Сипловатый фальцет прокричал что-то сварливо, Артист ответил с нотками подобострастья. Он спустился с крыльца, критически оглядел Егора, поправил свой галстук, взбил чубчик. Через пару минут на крыльцо вышел старичок, одетый в застиранные кальсоны, тапки и мятый халат в полоску. Ростом он был с семилетнего ребёнка. Старик приветственно поднял руку, пригладил нечёсаную шевелюру и улыбнулся, отчего его морщинистое личико заметно помолодело. Секретарь заговорил. Во время речи делал выразительные пассы руками. Старик слушал с интересом, затем спустился с крыльца. Задрав голову и подслеповато щурясь, он всматривался в лицо Егора, потом благоговейно – как тому показалось – провёл ладонью по рукаву его куртки. После этого он что-то сказал чиновнику и скрылся за дверью.