Текст книги "Система «Морской лев»"

– Примерно так.

– Мы предоставили вам… э-э… взамен личных дел результаты… э-э… психофизических тестов. Я думаю, это с лихвой компенсировало э-э отсутствие личных дел.

– Вот уж не знаю, Вячеслав Яковлевич. Как мне, например, судить о профпригодности человека, если я не знаю, чем он занимался, до того как попасть сюда?

– Поверьте мне… э-э… мы о профпригодности позаботились. В этом… э-э… вы можете не сомневаться.

– Допустим. Ну, а почему тогда в папке Березина отсутствуют многие показатели тестов?

– С Березиным… э-э… отдельная ситуация, как, впрочем, и с вами. Вы же… э-э… вообще не проходили никаких тестов, не так ли?

– Да, а почему?

– Нам показалось… э-э… вам это ни к чему. Ваше решение… э-э… поступить к нам на службу… э-э… вот самый надежный тест. Вы… э-э… командир-подводник, и, если б вы чувствовали, что не справитесь, вы бы… э-э… в первую неделю пребывания на базе отказались от этого. Если не отказались… э-э… значит, вам по силе быть командиром. И две минуты… э-э… назад вы подтвердили… э-э… что мы не ошиблись… э-э… в вас и в своем решении… э-э… не проводить с вами никаких тестирований. А все-таки… э-э… шикарная лодка, правда? – сказал Шкворин, впервые повернувшись к Захарову, и тот увидел светящиеся глаза генерала.

– Вы не хотите… э-э… на нее посмотреть? – спросил он.

– Зачем? Я ее недавно видел, – ответил Захаров.

– Ну… э-э… может, что-то новое увидите, – сказал Шкворин, приглашая Захарова к себе.

Тот не стал отказывать генералу и подошел к окну, увидев стоящий у пирса «Морской лев» с выстроенным на его палубе экипажем.

– Извините, Вячеслав Яковлевич, я сейчас, – сказал Захаров и, отвернувшись от него, связался с Березиным:

– Внимание! На связи командир: вызывает ноль второго.

– Ноль второй на связи.

– Отправляйте экипаж на обед, а после обеда продолжайте предпоходовую подготовку.

– Есть, – ответил Березин.

– Вы… э-э… даже не сделали выговора Березину, а знаете… э-э… почему? – сказал Шкворин, когда Захаров вновь повернулся к нему.

– Потому что за все отвечает командир. Если я отдал приказ на построение, значит, исключая экстренные ситуации, никто не вправе его отменить, кроме меня. Поэтому команду на роспуск экипажа должен был давать я, а не Березин.

– Значит… э-э… Березин правильно поступил, теряя время… э-э… стоя вместе со всеми в строю, ожидая вашего приказа.

– Да.

– А если бы… э-э… вы до ужина не вспомнили о них?

– Вспомнил бы, а если бы не вспомнил – значит, так было нужно.

– Кому?

– Командиру.

– Правильно. Потому что командир… э-э… как никто другой отвечает за корабль и весь экипаж… э-э… и поэтому только ему… э-э… принимать решения и их отменять. А если это будет делать… э-э… кто-то другой вместо него… э-э… тогда неизбежно возникнет хаос. В каждом доме… э-э… должен быть хозяин… э-э… и, если его нет, это всегда приводит к беспорядку. Согласны?

– Да, – ответил Захаров.

Шкворин читал его мысли, но он об этом не думал: ему казалось, что генерал говорит какие-то банальности, о которых не стоит и упоминать.

– Вы… э-э… Иван Алексеевич, далеко пойдете. Если все удачно сложится… э-э… и время подтвердит… э-э… что мы действительно в вас не ошиблись, и вы… э-э… как истинный член Коммунистической партии… э-э… будете со свойственной вам энергией… э-э… добиваться от себя и своего экипажа выполнения поставленных задач, то… э-э… в недалеком будущем вы можете получить генерала…

– Вы хотели сказать «вице-адмирала», – поправил его Захаров.

– Да… э-э… конечно, вице-адмирала, но не в этом суть. Впоследствии… э-э… вы можете стать моей правой рукой…

– Давайте лучше поговорим о предстоящем задании, – сразу осекся Захаров. – Мы практически не готовы к тому, чтобы идти в Персидский залив и отстаивать там интересы Советского Союза. Там, как я понимаю, намечается империалистами наземная операция. Я, конечно, не знаю, но почему наше правительство не предоставит помощь в виде военных специалистов, как это делалось раньше? А что мы?! Мы только и можем разве что сорвать переброску техники да нанести несколько ракетных ударов, которые хоть и внесут панику в стан американцев, но остановить их наступающие войска, по-моему, не в силах. Если, конечно, не применять крылатые ракеты с ядерными боеголовками, но это чрезвычайное обстоятельство и для их запуска вашего приказа, я думаю, будет маловато, несмотря на то, что это не баллистические ракеты и убойная мощность у них в сотни раз меньше.

– Сколько сразу вопросов… э-э… Иван Алексеевич. А я ведь… э-э… уже было начал верить… э-э… в наши доверительные отношения, – сказал генерал. – Ну, да ладно. Я рад… э-э… тому, что вы мне указали… э-э… на границу моей власти, сказав о своем желании… э-э… соблюдать четкую субординацию в отношении отдачи приказов. Это все же… э-э… хорошо. А что до применения ядерного оружия… э-э… то я думаю, дело до этого не дойдет. Мы… э-э… никогда и не позволим, чтобы наши враги… э-э… получили в свои руки такой козырь.

– Вячеслав Яковлевич, мне нет дела до козырей. Вы можете мне объяснить, почему мы не в состоянии оказать Ираку более действенную помощь, нежели просто посылать нас? И еще: сколько по времени люди из моего экипажа безвылазно находятся на этой базе? Не случится ли через несколько месяцев у них приступов клаустрофобии? На сколько затянется наш поход? Мне это необходимо знать. Или это тоже запрещено инструкциями?

– Вопросы, вопросы, вопросы… А кто… э-э… вам сказал об инструкциях? – спросил Шкворин.

– Канарейкин.

– А-а, Канарейкин, – фамилия Канарейкин расслабляющее подействовала на генерала. – Тогда… э-э… понятно. Он, наверное, насмерть… э-э… вас запугал всякими инструкциями, предписаниями? – уже улыбаясь, спросил генерал.

– Да нет. Только туману нагнал.

– Туману?! Ну… э-э… это он может. Не обращай внимания, делай свое дело, а все остальное само собой устроится.

– Как это? – спросил Захаров.

– Так. Тебя… э-э… не должны интересовать всякие… э-э… вопросы типа дисциплины или взаимодействия экипажа. Ты… э-э… должен будешь сосредоточить себя… э-э… на выполнении поставленных задач, а остальное… э-э… тебя не должно интересовать. Понимаешь?

– Не понял. Почему не должно интересовать?

– Нет… э-э… конечно, тебя это должно интересовать, но… э-э… не нужно придавать этому столько значения. Этим должны заниматься другие люди, например… э-э… ваш старпом или… э-э… командиры боевых частей… замполиты, что ли… я и сам точно не знаю.

– В моем экипаже должность замполита отсутствует.

– Да, я знаю: мы… э-э… пошли на это в целях сокращения численности экипажа. Зачем нам нужен лишний рот… э-э… когда его функции можно разбить… э-э… и поручить другим? Так ведь?

– Наверное. Но я должен быть в курсе всего происходящего на моей лодке, а не узнавать одним из последних. Это же может привести к утрате авторитета среди членов экипажа.

– Вы… э-э… безусловно, будете в курсе. Березин… э-э… на которого возложена эта функция, о которой мы сейчас с вами говорим… э-э… проинформирует вас в установленное время, а пока… э-э… зачем вам знать все инструкции, которые… э-э… может, никогда и не понадобятся? Зачем… э-э… я вас спрашиваю, вам… э-э… этим забивать себе голову, когда нужно сосредоточиться на главном… э-э… на выполнении поставленной задачи?

– Хорошо, тогда давайте поговорим о насущном – о поставленной задаче. Сколько времени находятся в этом подземелье члены моего экипажа? И на сколько вы предполагаете наше пребывание у берегов Персидского залива?

– Ну, что с тобой делать… э-э… опять ты задаешь вопросы.

– А как же иначе, Вячеслав Яковлевич?

– Никак. Ладно, что ж с тобой поделаешь, – неохотно согласился Шкворин. – На службе… э-э… в нашем управлении… э-э… некоторые члены вашего… э-э… Иван Алексеевич, экипажа находятся уже по нескольку лет. Именно в этом «подземелье»… э-э… как вы сказали-то, кто сколько… э-э… кто-то пять месяцев, а кто-то и около года.

– Безвыездно?

– Нет, почему… э-э… у них был отпуск, совсем недавно. За две недели… э-э… до вашего приезда на базу все вернулись из месячного отпуска. Что… э-э… так сильно опасаетесь появления во время плавания… э-э… случаев клаустрофобии?

– Да.

– Хочу вас… э-э… сразу заверить, что члены вашего экипажа специально отобраны и им эта болезнь… э-э… если так можно выразиться, не грозит.

– И все же сколько продлится поход?

– Кто его знает… э-э… может, полгода, а может, и год. Все будет зависеть… э-э… от того, как будет развиваться конфликт. Может так случиться… э-э… что через три месяца он… э-э… сам собой рассосется. Никто этого не знает. Сейчас… э-э… вы выходите в море. Когда… э-э… прибудете в район действий… э-э… свяжитесь непосредственно с нашим разведывательным штабом в Багдаде, от них… э-э… вы получите дальнейшие указания.

– Понятно. Во сколько намечен выход?

– Пятого августа, в восемнадцать ноль-ноль.

– Ясно. Разрешите быть свободным?

– Разрешаю. Не забудьте пакет с заданием, – и генерал снова вынул из кармана желтый конверт. – Да… э-э… откроете его, когда выйдете в море.

– Хорошо, – Захаров взял из его рук конверт и пошел к выходу, облегченно вздыхая. «Наконец-то закончился этот тянучий разговор, и теперь можно заняться непосредственно своим делом», – подумал про себя Захаров. А Шкворин снова отвернулся к окну, закурив сигарету.

Запись датирована 5 августа 1990 года

В назначенный день выхода «Морского льва» в море Захаров уже с самого утра был на его борту. Две стрелы погрузочного крана, вмонтированные в передвигающуюся платформу на пирсе, грузили недостающий боезапас ракет и торпед. Шкворин вопреки ожиданиям Канарейкина не стал покидать базу, решив самолично отправить «Морского льва» в поход, чем доставил ему огромное количество хлопот. Где бы ни появился Шкворин, везде его сопровождал Канарейкин, который, кажется, даже забыл про все свои обязанности, став в эти дни личным адъютантом генерала.

Пройдя по палубе «Морского льва» и узнав о ходе проведения подготовки к походу, попутно выслушав доклад Заленского о технических нуждах ракетного отсека, Захаров спустился на центральный пост, где увидел Карташова в окружении офицеров, прибывших с генералом.

– Видишь, кодировка не подходит, – сказал Карташов.

– Не страшно, сейчас Олег этим займется. А пока давай распакуем базу данных по Израилю.

– Сергей Александрович, можно вас на секундочку? – позвал Карташова Захаров.

– Да, я сейчас… как распакуете, отдайте «папику». Он сам найдет, куда их поместить. Если не получится установить свой перекодировщик, попросите «папу»: у него должен быть свой, может, он возьмет? А я сейчас вернусь…

Захаров знаком вывел его из отсека, пройдя с ним к себе в каюту. Сев напротив него, Захаров включил свой ноутбук, сказав:

– За их действиями можно следить и отсюда.

– Знаю. Я же сам писал программу скрытого слежения за всеми проводимыми действиями в системе.

– Как вам эти вновь прибывшие специалисты?

– Нормально, – удивленно ответил Карташов.

– Я тебя спрашиваю не о том, как с ними тебе работается. Как ты думаешь, могут они какую-нибудь заразу притащить в систему бортового компьютера?

– Какую заразу? – не поняв вопроса, переспросил Карташов.

– Ты прикидываешься или, правда, не понимаешь? – повысил свой голос Захаров. Карташов на миг растерялся, но потом, приняв серьезный вид, ответил:

– Капитан, я за всем слежу. Не волнуйся, все будет тип-топ, – он достал из кармана пластмассовую коробку и, открыв ее, пояснил. – Они у меня все под контролем, у всех уже сидят жучки и микрокамеры. Вот, смотри… – и он повернул маленький экран. – Вот этот – его зовут Олег. Видишь, я могу посмотреть, что он сделал и сказал пять минут назад, нажав пару клавиш:

Захаров увидел прыгающие показатели голоса, а в своих наушниках услышал разговор. На маленьком экране камера фиксировала все, что находилось перед наблюдаемым. Захаров, не ожидавший такого эффекта, буквально привстал.

– Ничего себе, ты что, им не доверяешь? – шепотом спросил он.

– А ты?

– Я? Ну, как тебе сказать…

– Вот и я тоже. Эти гаврики останутся здесь, а мне в море идти. Кто их знает, что они могут засунуть туда, – он показал на компьютер, – на случай непредвиденных ситуаций. Понимаешь меня?

– Да, – еле слышно сказал Захаров. Он почувствовал, что не один озабочен странной подозрительностью, которая навязывается сама собой и побуждает видеть, что происходит за твоей спиной, и, исходя из этого, сто раз подумать, прежде чем ответить на поставленный вопрос.

– Ну, я пошел, – бодрым голосом сказал Карташов.

– Да, идите.

Захаров остался в той же позе, в какой и был, продолжая думать о том, кто еще на лодке держит ухо востро, а кто, как Березин, наблюдает и работает непосредственно на Шкворина. Захарову было очень неприятно осознавать, какая нездоровая атмосфера складывается на «Морском льве» из-за всеобщей подозрительности. Он всегда стремился сплотить экипаж одной целью, одной задачей. Обстановка всеобщего недоверия не давала ему ни малейшего шанса достичь желаемого, а даже, наоборот, заставляла его быть очень осторожным, перепроверяя всех по нескольку раз, прежде чем решить что-то доверить. Он вспомнил времена, когда служил на Северном флоте, когда его команда была как одна семья. «Тогда все было значительно легче, но этого уже не вернуть», – подумал с горечью Захаров.

Под ногой хрустнула ветка и провалилась земля, он не устоял на одной ноге и покатился по траве сквозь росшие повсюду кустарники. Зеленая листва быстро поглотила его в своем чреве. Цепляясь руками за все, что попадалось на пути, он пытался остановить беспорядочное движение своего тела. Но все было тщетно: хрупкие травинки оказались тонкими нитями и не в состоянии были воспрепятствовать его судьбе. Прокатив, подобно бильярдному шару, еще несколько метров, неведомая сила швырнула его с обрыва. Реле, контролирующее питание его сознания, отпало вниз, и оно исчезло с той же скоростью, с какой исчезает изображение с экрана телевизора.

– А-а-а-а-а, – выдали инстинктивно его голосовые связки.

Пролетел метров тридцать; ветер бросил его на камни. И, как только его тело соприкоснулось с застывшим песком, раздался погребальный марш сломанных костей, известивший его о попадании в новое измерение, о котором он даже и не помышлял.

От повторной встречи с землей внутри него произошла встряска, отчего реле сознания вновь замкнулось, и его открытые глаза передали ему ускользающий куда-то солнечный свет.

– Вот он, девочки, бегите скорей сюда, – кричала одна из его спутниц.

– Что с ним? – подбежав, спросил высокий парень.

– Он живой? – еще издалека поинтересовалась подходившая женщина.

– Вроде уже нет, – ответил парень.

Их образы медленно таяли в его глазах, но с ним еще оставались голоса, доносившие до него их тревогу. А он не мог ни двинуться, ни повернуться, только чувствуя, как мало-помалу становится частью всей мировой картины, растворяясь в ее красоте и уплывая куда-то в даль.

Эти мысли бродили в его голове, пока в наушнике не раздалось:

– Ноль третий вызывает ноль первого.

Захаров еще сидел неподвижно, и только когда в третий раз повторился призыв, он очнулся, словно после оглушительного удара.

– Ноль первый на связи, – погасшим голосом отозвался Захаров.

– Иван Алексеевич, реактор и силовая установка готовы к походу, – доложил Фирсов.

– Хорошо, через двадцать минут буду у вас, так что подготовьте полный доклад о готовности всего вверенного вам хозяйства.

– Есть, – ответил Фирсов.

Затем Захаров вышел из своей каюты и отправился по всем отсекам «Морского льва», лично проверяя каждый на предмет его готовности к походу.

Благодаря тому что на подводной лодке несколько дней уже шла подготовка к походу к Алеутским островам, экипажу «Морского льва» удалось без особой спешки подготовить субмарину к предстоящему походу. Произведя полную комплектацию ракетами, провизией и кое-какими расходными материалами, «Морской лев» уже к обеду был практически готов к выходу в море. И вот, когда программа подготовки вступала уже в завершающую стадию, на пирсе появился весь взъерошенный Канарейкин.

– Где Захаров? Ты знаешь, где Захаров? – останавливая всех, кто мимо него проходил, спрашивал Канарейкин и, не дожидаясь ответа, бросался к следующему идущему ему навстречу человеку. Вспомнив о телефоне, он тут же махнул рукой на разговаривавшего с ним подчиненного, достал из кармана пиджака трубку и начал звонить.

– Иван Алексеевич, Иван Алексеевич, вы меня слышите? – раздался в наушнике у Захарова тревожный голос Канарейкина.

– Я на связи, Леонид Сергеевич, – ответил Захаров.

– Ой, беда, беда, Иван Алексеевич…

– Случилось что ли чего?

– Мины, мины-то не загрузили…

– Ну и что? Они же не предусмотрены программой подготовки к походу.

– В том-то и весь фокус, что не предусмотрены. Меня только что спросил про мины Шкворин, и я ему так же доложил, как и вы мне, а он сказал, что этого не могло быть, и показал мне свою программу подготовки. А там почему-то стоят в общем списке загрузки вооружения двенадцать мин. Я не знаю, откуда у него эта фактура… В общем, нужно грузить, Иван Алексеевич.

– Как грузить? Нам же тогда придется половину торпед выгрузить, прежде чем начать их загружать.

– Иван Алексеевич, грузи, грузи быстрей, времени до выхода немного осталось.

И вновь на пирсе все и вся засуетилось. Канарейкин даже отрядил на погрузочно-разгрузочные работы всех свободных людей, в том числе и из роты охраны базы, видимо, полагая, что это поможет произвести погрузку мин быстрее. Но получился обратный эффект: прибывающие на пирс люди не только не ускорили весь процесс, а даже, наоборот, мешали, толпясь около стрел подъемных кранов.

Когда часы показали восемнадцать ноль-ноль, появился Шкворин. К этому сроку все уже было исправлено и «Морской лев» был полностью готов выйти в море. Захаров выстроил экипаж подводной лодки на ее палубе позади боевой рубки. Ему было не совсем привычно видеть, как его подчиненные, стоящие в строю, одеты в форму номер три. Синие комбинезоны вместо парадной формы совсем не подчеркивали праздничной минуты – выхода в море. Пойти на этот шаг, противоречащий всей сущности Захарова, убедил его Канарейкин, объяснив это тем, что генерал не любит парадов. Еще одно обстоятельство, которое смущало Захарова, состояло в том, что ему в этот торжественный момент пришлось обращаться не к адмиралу, как он привык за время службы, а к армейскому генералу. Все эти новшества вызывали у него аллергию с тошнотой в желудке. И все же, мобилизовав все свои силы и дождавшись времени для прощания, Захаров скомандовал:

– Экипаж! Равняйсь! Смирно!!! Равнение на середину, – прессуя шаг, Захаров подошел к Шкворину, тот вытянулся по стойке «смирно».

– Товарищ генерал, экипаж подводной лодки «Морской лев» построен! Предпоходовая подготовка завершена!

– Добро, товарищ Захаров, – ответил Шкворин.

– Разрешите выход в море для выполнения поставленной боевой задачи?

– Разрешаю.

– Есть.

И тут вместо песни «Прощание славянки» почему-то заиграл гимн Советского Союза. Захаров встал словно загипнотизированный, он погрузился в состояние беспричинной радости. Эйфория овладела всем его существом, он готов был умереть за Родину в эту минуту. Готов был выполнить любой ее приказ.

Плотное, склизкое мышечное тело восьмиметрового королевского питона извивалось вокруг толстой ветки, служившей декорацией в террариуме, где он обитал. Наступало время кормления, и питон уже чувствовал его приближение по скрежету в своем желудке и острой боли в голове. Забравшись на дерево, он всегда дожидался там, когда смотрители террариума запустят к нему несколько живых мышек. Но в этот раз в его обиталище появилось лакомое блюдо, которого он уже давно не пробовал: на стекле, прижав уши, сидел довольно крупный кролик.

– Смотри, смотри, сейчас начнет, – шепнул рыжеволосый парень стоящей рядом с ним девушке.

– Кролика жалко, он сейчас заорет, наверное, – сказала она.

– Заорет, когда начнет идти к нему в пасть. Тогда и начнется самое интересное.

Между тем плоская треугольная голова питона повернулась в сторону своей жертвы. Кролик же, не замечая наверху питона, обнюхивал пространство вокруг себя. Огромных размеров змея, не сводя с него глаз, начала спуск на землю. Почувствовав мягкое движение наверху, кролик поднял голову и, увидев питона, рванулся в дальний угол террариума.

– Дима, Дима, он сейчас его съест, – залепетала девушка.

– Конечно, съест, он же голодный.

– Давай спасем кролика.

– Зачем? Ты же сама целую неделю говорила, что хочешь на это посмотреть.

– Я передумала.

– Теперь уже поздно, но если тебе его очень жаль, я могу показать одну вещь, которая тебя развеселит.

И тут послышался истошный визг – знак того, что питон уже завладел кроличьим мозгом, загипнотизировав его. Ушастый комок меха, пища в знак своего несогласия и упираясь передними лапами, все же двигался каким-то чудом навстречу своей смерти.

– Дима, Дима. Я больше не могу, он сейчас его сожрет, – взмолилась девушка.

– Сейчас, сейчас.

До раскрытой пасти питона уже оставалось не больше метра, как в комнате громко раздались раскаты воинственной оркестровой музыки, заглушающие молящий о помощи писк кролика.

Змея закрыла пасть от нежданного звукового вмешательства в драматическую сцену, продолжая впиваться глазами в свою жертву. Кролик же, напротив, почему-то больше не упирался, а встал на все свои четыре лапы и, вытянувшись вверх, продолжил каким-то неестественным образом, словно механически, переставлять их навстречу съежившемуся питону, гордо подняв мордочку вверх. Шерсть на нем вздыбилась, торча во все стороны, казалось, что не змея, притаившаяся у дерева, сейчас съест его, а он проглотит ее. Но случилось то, что определено природой. Воинствующий кролик подошел к уже вновь открытой пасти пресмыкающегося и замер, а питон, видимо, очнувшись, раскрыл снова свою пасть, медленно начал поглощать живого кролика, растягиваясь до невероятных размеров. И, когда бедное животное стало задыхаться, дремлющий первородный инстинкт самосохранения проснулся, и кролик возобновил борьбу за свою жизнь. Но было уже слишком поздно. Мощное тело питона в одно мгновение удушило его, как только он заявил о своей попытке спастись. Спустя несколько минут питон, уже растянувшись вдоль всего террариума, мирно переваривал свою жертву. По выпуклости в середине его тела можно было видеть местонахождение только что съеденного кролика.